Текст книги "Тоннель в подсознание. Уроки силы"

Примеры из жизни

Теперь – случай, или урок, который впервые продемонстрировал мне высочайшую эффективность состояния умственной тишины. Это было летом 1980-го. В ту пору, под впечатлением книг Успенского и Беннета о системе Гурджиева, я пытался ввести в свою повседневную жизнь важнейшую гурджиевскую заповедь: всегда и всюду «помнить себя». (Между тем, это самое «помнить себя», по сути, – модификация раздвоенного внимания, одновременная его фокусировка на внешнем мире и на себе самом.)

Итак, в 80-м году я с двумя спутниками сплавлялся на резиновом плоту по норовистой речке, петляющей по Ловозерским тундрам Кольского полуострова. Эта речка-змейка со светлыми студеными водами «подкидывала» нам перекаты и пороги различной категории сложности чуть ли не за каждым своим извивом – мы ежедневно преодолевали их не менее десятка. По идее, наша троица во время этого сплава была бы должна постоянно находиться в состоянии нервного напряжения, близкого к предельному. С моими спутниками так дело и обстояло. Но не со мною, поскольку я интуитивно умудрился приспособить гурджиевский метод «самовоспоминания» для компенсации психического накала. Входя в состоянии сталкинга, я отстранялся и от всех выкрутасов реки, и от собственных мыслей. В итоге мое умиротворенное сознание как бы отделялось от тела; последнее же самостоятельно реагировало на обстановку и действовало сообразно с нею.

Однажды, на очередном перекате, наш плот вынесло кормой на камень и прочно «посадило» на него. При этом стремительное течение продолжало нас тянуть, и плот опасно накренился. В тот момент я сидел на корме и неожиданно почувствовал сильный звон в ушах. Дальнейшее я субъективно воспринимал так, будто окружающий мир вдруг замедлился: вода перестала бешено нестись, но лишь плавно струилась; мои спутники застыли, а лодка кренилась медленно-медленно… За кормой я отчетливо видел выступающую из воды верхушку камня, на котором мы застряли: очень небольшую – не более пятнадцати сантиметров в диаметре. Умом я никакие решения не принимал и действия свои не контролировал. Более того, я их почти не помню – вплоть до того мгновенья, когда снова оказался на уже освобожденном плоту, и мир для меня вернулся к своему обычному ритму. Потом, уже на стоянке, друзья наперебой доложили мне, что я с нечеловеческим проворством и ловкостью сиганул с плота прямо в буруны – на самом-то деле, вероятно, на замеченный мною кусочек камня, который мои спутники не увидели. Благодаря этому я не только сам не утонул, но еще и выручил всех: то есть приподнял корму, спихнул плот, а затем успел на него запрыгнуть. Причем все это, по их словам, заняло у меня никак не более секунды.

Так я впервые узнал, что в экстремальных ситуациях мы способны спонтанно переходить из состояния умственной тишины в позицию полного внутреннего безмолвия (разумеется, если испытания на прочность мы встречаем именно в этом настрое; толтеки называют такой переход остановкой мира), когда включается «разум» тела, «разум» нервных клеток, а субъективное время замедляется и даже может приостанавливаться.

Спустя 5 лет опять-таки благодаря состоянию умственной тишины, я благополучно выпутался из другой запомнившейся мне переделки. К тому времени я уже кое-что соображал в некоторых психических настроях. К числу последних относилась и психическая позиция умственной тишины. В тот раз дело было на южном склоне Кавказского хребта, неподалеку от Кавказского заповедника. Около 3 часов пополудни 7 октября мы спускались по отрогам главного хребта с намерением к вечеру того же дня выйти к одной горной пасеке, на которой и собирались заночевать. Опять-таки, было нас трое: мой давешний приятель, вместе с которым мы вдоль и поперек излазали Северный Урал и не по одному разу бывали в горах Кавказа и Алтая (он замыкал группу); ваш покорный слуга, первым спускавшийся по тропе, и еще – наша спутница, которой раз и навсегда в этом путешествии было определено место посередке между мужчинами. Наш путь по склону пересекал глубокий сухой лог с крутыми бортами. Тропа на этих бортах делала по нескольку петель – иначе было не спуститься (из-за их крутизны). В тот момент, когда я ступил на каменистое дно лога, наша спутница находилась точно за моей спиной, но метра на полтора выше меня, а мой приятель отставал от нас шагов на сто и еще только подходил к логу. День выдался великолепный. Послеполуденное солнце стояло еще достаточно высоко – русло лога, загроможденное гигантскими валунами, как бы прорезало в склоне горы щель наподобие прицела, в котором сиял ослепительный оранжевый диск. Повернув голову направо, я посмотрел туда и увидел… медведя. Он был еще далеко от нас – метрах в ста или даже более, – но несся вниз по сухому руслу огромными прыжками прямо на меня. С позиции здравого смысла, эта ситуация была крайне опасной. С одной стороны, медведь явно не собирался куда-либо сворачивать: крутые борта лога направляли его именно к нам. С другой, мне, да и моей спутнице, было некуда отступать. Причем стоило лишь кому-то из нас с испугу побежать от зверя, как он мгновенно на нас напал бы. Таков уж инстинкт хищника: догонять все, что стремится от него уйти. Нужно еще добавить, что никакого оружия у нас не было – разве что палка, на которую опиралась женщина.

Слава Богу, в тот момент я не думал! В ушах у меня зазвенело, а мир замедлился и словно бы потускнел. Я механически обернулся к спутнице: прежде ее успокоил, а затем указал на медведя (она еще не заметила его) и мягко погасил ее первый импульс ринуться назад… Потом я снова повернулся к медведю, немало не сомневаясь, что все обойдется. Метров за двадцать до меня зверь сделал ложный бросок в нашу сторону: наверное, решил припугнуть на всякий случай… Я не шелохнулся, а спутница закричала во весь голос, но, к счастью, тоже не тронулась с места. (Потом она призналась, что ее просто ноги не послушались.) Тогда медведь вернулся на прежний курс и пронесся мимо буквально в паре шагов от меня.

Я механически смотрел зверю вслед, когда сзади послышался какой-то звук. Я обернулся: женщина за моей спиной тяжело рухнула на камни – ноги больше ее не держали. Что же до меня, то я не испытал в тот раз и тени страха – я вообще ничего не почувствовал.

Такова мудрость и сила подсознания, которое мгновенно, без каких-либо вычислений и выкладок, знает все, что требуется, и действует адекватно ситуации. Я и в дальнейшем неоднократно убеждался в его исключительном могуществе. Правда, чтобы это могущество могло проявиться, совершенно необходимо освободить подсознание от диктата интеллекта. А это, увы, не так-то просто сделать.

В описанных случаях полное внутреннее безмолвие возникало в экстремальных ситуациях из состояния внутренней тишины. Но его могут «включать» и другие «пусковые устройства». Например, сама «масса» состояния тишины, причем безо всяких стрессов, экзальтаций и вообще каких-либо отклонений от нормы. Я хочу сказать, что имеется некий критический порог длительности, после которого умственная тишина сама собою переходит в полное внутреннее безмолвие.

Кроме того, это эффективнейшее психическое состояние способно в некоторых случаях и без предварительной фазы умственной тишины внезапно обрушиваться на нас, поглощая все наше существо. Могу назвать некоторые факторы, которые, если и не пробуждают в нас внутреннее безмолвие непременно, то с большой долей вероятности способствуют его приходу. Это – йогические асаны и дыхательные упражнения, различные тао или ката восточных воинских искусств, динамические системы цигун; наконец, так называемые магические пассы толтеков. Интересно, что глубокое физическое и психическое расслабление в положении лежа (например, знаменитая сиршасана йогов) не способствует ни умственной тишине, ни полному внутреннему безмолвию. Оно «сдвигает» психику в сторону сна, стимулируя в нас иное состояние сознания, а именно, некую особую психическую позицию полусна-полуяви, или пограничное положение между сном и бодрствованием, которое имеет множество степеней и модификаций (к примеру, то же йогическое состояние тандра, во время которого перед умственным взором очень отчетливо возникают различные образы и картины).

Думается, уже назрела необходимость в одном существенном пояснении. Все многообразие чистых психотехнологий («чистых» – то есть не связанных с использованием психотропных препаратов, инфразвука и т. п.; именно этим методам и посвящена моя книга), можно условно поделить на два больших класса. К первому относятся те из них, которые основаны на внедрении в подсознание биологических объектов – либо через разум, либо непосредственно – каких-то новых установок или условий (к примеру, таким образом, что разум их не замечает, и они в итоге усваиваются подсознанием); либо на замещении старых установок новыми; либо на стирании каких-то прежних установок. На этом принципе базируется работа психооператора.

Второй класс психотехник опирается на сканирование, или на подстройку к психике биологического объекта (в том числе и дистанционную) – то есть на частичное (или полное) отождествление с ним. А затем производится изменение его психического состояния (одновременно со своим собственным). Так действует сканер.

Существуют также психотехники, совмещающие оба принципа. Например, суггестор (оператор) может воздействовать на объект через медиума (сканера). (Эта психотехнология описана, например, в «Психодинамике колдовства».)

Кстати, вы не усматриваете параллели между данной классификацией и тою, что принята толтеками? Ну, конечно: их сновидение аналогично сканированию, тогда как сталкинг в жизни – та же работа оператора. Возможно, вы также обратили внимание и на тот факт, что начало этой книги посвящено психическим позициям оператора, хотя состояния умственной тишины и внутреннего безмолвия, несомненно, пригодятся и любому сканеру.

Вообще-то, подавляющее большинство «человеков» разумных, обладающих достаточной психической энергией, чтобы воздействовать на прочих двуногих, имеет врожденное предрасположение к определенному классу методов, то есть – либо к сталкингу и суггестии, либо к сканированию. В особенности это касается женщин. Люди с невысоким средним уровнем психической активности и относительно слабым волевым потенциалом, которым часто непосильны многие суггестивные приемы, нередко обладают значительными медиумическими способностями. Напротив, лицам с сильной волей и постоянно разогнанной психикой, как правило, труднее даются приемы сканирования.

Возвращаясь к психическим позициям, которым посвящена эта глава, еще раз подчеркну: воля к перемене (в нашем дуалистическом существе парная сила – антагонист воли) рождается в нас при условии умственной тишины и реализуется при полном внутреннем безмолвии. Снова напомню вам, что покуда (в этой главе и предыдущей) мы рассматриваем операторские приемы синхронизации сознательных областей психики с подсознательными. Главная особенность методов этого класса заключается в том, что, используя их, мы исходим из нашего обычного состояния сознания: то есть обходимся без промежуточных фаз измененного сознания.

Далее, состояние умственной тишины имеет свойство накапливаться в нашем существе и трансформироваться в настрой полного внутреннего безмолвия, который сам по себе уже является измененным состоянием сознания, вооружающим нас некоторыми особыми возможностями. К примеру, многие люди в этом состоянии начинают «видеть» биоэнергетическое поле окружающих. Немного расскажу о том, что происходило лично со мною, когда внутреннее безмолвие нисходило на мое существо не в какой-то экстремальной ситуации, а в обычной домашней обстановке.

Мой опыт «видения»

В ту пору я очень активно занимался классической йогой, которую дополнил некоторыми приемами тантрического созерцания, почерпнутыми мною непосредственно из древних источников шиваистского толка. Разумеется, такая «ударная» доза мистических занятий не могла не сказаться на моем психофизическом состоянии. Однажды средь бела дня и без какой-либо видимой причины я свалился, точно подкошенный, прямо на порог, отделявший комнатушку, в которой я предавался своим упражнениям, от гостиной. По счастью, это приключилось со мною дома. Нет, то не был обморок, ибо сознание я не терял ни на мгновенье. Просто в какой-то момент это самое сознание как бы «вывалилось» из моего физического тела, будто из мешка. При этом само тело рухнуло прямо на порог, а я, ощущая себя какой-то бесформенной аморфной массой, – кстати, очень легкой, подвижной и текучей, – мог запросто созерцать и свое тело, и все, что его окружало, еще и лучше, нежели прежде. (Для того чтобы что-то увидеть, мне больше не требовалось вертеть головой – достаточно было направить внимание на объект.) И тут меня охватил инстинктивный ужас, и я моментально снова очутился в своем теле, лежавшем поперек порога. Мне сразу же стало очень больно: падая, я ушиб о порог поясницу. А ведь, находясь вне тела, никакой боли я не чувствовал!

Собственно, это – еще не история, а только предыстория. Так вот: с того самого случая я, с одной стороны, как черт ладана, боялся таких «выпадений» из тела: это могло случиться со мною где угодно – стоило мне лишь задержать дыхание и одновременно посмотреть, скажем, на потолок, (то есть задрать голову). С другой стороны, я приобрел удивительную способность по собственной воле почти мгновенно погружаться в состояние умственной тишины и удерживаться в нем достаточно долго. При этом через какое-то время я автоматически оказывался в полном внутреннем безмолвии, и тогда начинались чудеса: не то чтобы великие, скорее, комнатного масштаба. Впрочем, точно определить, что же именно происходило со мною, не так и просто. Пожалуй, лучше всего сказать, что у меня вдруг «проклевывались» необычные способности восприятия. Когда я в состоянии безмолвия фокусировал внимание на каком-либо объекте, то воспринимал немножко больше, нежели в своем обычном состоянии сознания. Например, я смотрел на человека и видел, как он думает. Нет-нет, я не знал содержания его мыслей, но передо мною, словно живая тень, непрерывно скользило с одного объекта на другой его внимание. Иногда эта «тень» на мгновенье словно бы «зависала» в пустоте и тут же вновь приходила в движение: то «прилипала» к чему-либо в комнате, то возвращалась к своему источнику. Одновременно я мог видеть и психическое состояние человека. Например, раздражение придавало ему красноватый оттенок, а покой окрашивал его в серовато-голубые тона. Для полноты информации могу еще добавить, что начальная стадия состояния безмолвия обычно сопровождалась у меня пульсацией в позвоночнике, начиная с копчика, которая переходила затем в ощущение интенсивного тепла, даже жара в спине.

Как вы думаете: что лежит в основе всего, чем мы занимались до сих пор? Безусловно, внимание – важнейшая функция нашего осознания. С помощью внимания мы поначалу навели «порядок» в эмоциональной сфере своей психики, по возможности «отключив» эмоции (настрой бесстрастия). Затем мы уравновесили само внимание, взяв его под контроль (настрой охотника). Наконец, мы привлекли к «работе» толику «второго» внимания – того, что принадлежит подсознательной области нашей психики (воля к перемене, намерение). (Между прочим, когда верующий с полной самоотдачей молит о чем-то Бога, он тоже формирует в своей психике волю к перемене.) В итоге мы достигли состояния полного бесстрастия, или сталкинга, вооружающего нас многими преимуществами, о которых уже говорилось.

Во второй главе мы пошли дальше. Сохраняя безэмоциональное состояние и настрой охотника, мы вплотную занялись своим умом (шаматха). Причем в этот процесс нами автоматически был включен еще один важнейший психический настрой, а именно: состояние «здесь и сейчас», подробно описанное в «Психодинамике колдовства» (буддийский метод шаматха сам по себе стимулирует это состояние). Таким образом, мы достигли состояния умственной тишины, которое имеет свойство самопроизвольно углубляться и перерастать в состояние полного внутреннего безмолвия. Последнее на разные лады воспето практически всеми мистическими традициями. Толтеки называют его состоянием повышенного осознания, индийские йоги – состоянием дхьяна, некоторые выдающиеся мистики и учителя (скажем, Ошо, или Шри Раджнеш) – медитацией (только не надо путать расширение сознания, которое Ошо называет медитацией, с каким-нибудь углубленным размышлением, которое точно так же называют буддисты).

Путь к состоянию полного внутреннего безмолвия, подробно рассмотренный нами в первых главах этой книги, имеет то неоспоримое преимущество, что требует от нас не каких-то запредельных способностей, а лишь времени и определенного упорства в занятиях.

Что касается преимуществ данной психической позиции, то их пришлось бы долго перечислять (даже не описывать, а именно перечислять). Если захотите, вы обнаружите эти преимущества сами. Скажу только, что в состоянии безмолвия у человека больше нет сознания и подсознания – есть лишь единое огромное осознание. К тому же, он сохраняет способность к взаимодействию с окружающим миром, и такое его взаимодействие (а может, его воздействие на какое-то существо или явление) оказывается исключительно эффективным. Иными словами, позиция полного внутреннего безмолвия – это идеальное состояние для работы психооператора.

Глава 3. Стратегия оператора, или кривое зеркало любви

Тотальная самопрезентация человека разумного

Кажется, это Ницше написал: «Мужчина говорит: я ее хочу; женщина говорит: он меня хочет». Что ж, на сей раз слукавил пророк сверхчеловека; слукавил или пококетничал, что, вроде бы, и не по-мужски. Увы, на самом-то деле и женщина, и мужчина постоянно талдычат одно и то же. На языке Ницше именно так это и должно бы звучать: «Он (она) меня хочет». (А продолжение фразы – самое настоящее лукавство и есть.) Что означает: «Полюбите меня, все!» Впрочем, не обязательно «полюбите», а, допустим, «устрашитесь», или «посочувствуйте», или «восхититесь», или «позавидуйте» – в общем, непременно как-то меня воспримите (обязательно так, как этого хочется мне), почувствуйте во мне что-то особенное. Причем зачастую что-то нелепое, если взглянуть на это со стороны.

К примеру, прыщавый юнец отчаянно жаждет привести приятелей в трепет могуществом своей персоны, а любительница «мыльных опер» в растоптанных шлепанцах зачем-то добивается от соседки по лестничной площадке сочувствия, поскольку муж у нее – алкоголик. Люди постоянно клянчат друг у друга толику привязанности, симпатии, восхищения, сочувствия или же – зависти, страха даже ненависти, поскольку все это – сертификаты их права на бытие. Разумеется, фальшивые сертификаты, но «человекам» разумным именно это дано уразуметь очень редко. Поскольку где уж разуму тягаться с эмоциями!

Одному хочется выглядеть великодушным, другому – бескомпромиссным; кто-то нравится себе раскованным, а кто-то другой – церемонным. И все постоянно озабочены: так ли они восприняты. На людском языке это называется «понимать» человека – вернее, «понимать» меня, единственного и неповторимого. В этом контексте быть «понятым» (разумеется, с субъективной точки зрения) означает быть воспринятым именно так, как хочется мне, или таким, каким я себе нравлюсь.

Это «ячество» заклеймено всеми вероучениями как гордыня, «самость», ложное «я», «эго», чувство собственной важности и т. д. и т. п. Заклеймено и только, поскольку ни одна из конфессий не предлагает нам сколько-нибудь радикальное средство, чтобы от него избавиться (или хотя бы его ослабить). Вся религиозная помощь страждущему человечеству в борьбе с саморефлексией сводится к декларациям ее негативных качеств и откровенному запугиванию прихожан всевозможными неприятностями вроде адских мучений.

Между тем, эта саморефлексия постоянно «висит» на нашем сознании как тяжеленная гиря, заставляя нас бесцельно растрачивать чудовищное количество нервной энергии. Подумать только: целую жизнь любой из нас всеми силами защищает фикцию, яростно отстаивает нечто формальное, существующее лишь в виде набора лексических формул (например, «сильный мужчина», «элегантная женщина», «интеллигентный человек», «серьезный бизнесмен», «добрый малый», «хороший работник», а также «отличная хозяйка», «хороший семьянин» или, может, «хороший любовник» – всех этих формул не счесть)! Говорят, что короля на сцене делает свита. Точно так же каждое индивидуальное «я» составлено из ярлыков, за которыми нет ничего. Но мы-то знаем, что король на сцене не настоящий, и это «я» тоже не настоящее (естественно, в тех случаях, когда речь идет не о нас самих). По сути, оно одновременно – и наша самозащита, и то, что мы яростно защищаем. Хотя само по себе «эго» вообще ни в какой защите не нуждается. Разве что защитить бы его от собственных презентаций, питаемых эмоциями, которые хронически вредят ему в этой жизни.

В знаменитом романе М. Пьюзо «Крестный отец» дон Корлеоне, превосходный психолог-практик, наставляя родных сыновей в житейской премудрости, говорил, что никогда не следует раскрывать перед врагами свои преимущества, но еще лучше, если о таковых не будут догадываться и друзья. Видимо, эту заповедь хорошо усвоил лишь его младший сын, Майкл, и потому сумел выжить в тотальной войне семейств, а затем достойно взвалил себе на плечи наследство самого Вито Корлеоне.

В связи с этим мне вспоминается один поучительный эпизод из собственной биографии. Было мне около 20 лет, и я собрался продолжить образование в университете. Перед вступительными экзаменами я рассчитывал набрать по ним 18 баллов (этой суммы должно было хватить для поступления). Причем первые 3 экзамена – сочинение, историю и устный экзамен по литературе и русскому языку – я рассчитывал сдать на «отлично», а английский, который у меня всегда хромал, – на «удовлетворительно». Получив первые две «пятерки», я успокоился и, полагая, что дело уже сделано, в бодром настроении отправился сдавать русский и литературу. Мне повезло с билетом: первый вопрос, по языку, труда для меня не представлял – на него я ответил сразу же, без подготовки, и получил заслуженное «отлично». Казалось бы, и по литературе мне тоже «светил» высший балл. (Вторым вопросом в билете значилась лирика Блока; а надо сказать, что я еще в школе одно время увлекался символистами. На память, слава Богу, в ту пору не жаловался и потому наизусть помнил двухтомник певца Прекрасной Дамы.)

Уже предвкушая свой триумф, я уверенно подсел к экзаменатору. Это был молодой еще мужчина в очках, недостаток волос на голове которого компенсировался буйной темной бородой. Если бы я встретился с ним сегодня, то моментально определил бы, что это – интроверт активного типа с выраженным истероидным радикалом, или демонстративная личность. Кроме того, по жестам, мимике и одежде нетрудно было бы заподозрить в нем стремление к авторитарности в интеллектуальной сфере. С такими людьми всегда следует держаться спокойно, корректно и очень осторожно – особенно, если они способны повлиять на вашу жизнь и сознают это. Увы, в пору расцвета своих психических сил я был довольно глуп, самоуверен, невнимателен к окружающим, а главное, еще даже и не помышлял о том, чтобы как-то ускользнуть из плена саморефлексии. В общем, рассказ о лирике Блока я нагло начал с его психологического портрета, опираясь при этом то на Фрейда, то на Юнга (и с тем, и с другим я был знаком преимущественно понаслышке), то на курс «Общей психологии», некогда пролистанный мною, можно сказать, тоже по случаю. Расплата не заставила себя ждать. Бородатый интеллектуал, видимо, решил, что я пытаюсь прикрыть плохое знание текстов Блока этими отвлеченными рассуждениями, и резко меня осадил. А потом, когда я начал вываливать на него эти тексты грудами, бородач уже составил обо мне нелестное представление и ни за что не захотел его менять. Понять мужика нетрудно: перед ним развалился на стуле самоуверенный юнец, в котором неизвестно чего больше – нахальства или глупости. Ну как такого не щелкнуть по носу! В общем, я выкатился с экзамена с общей оценкой «удовлетворительно», на которой все-таки настояла добрая толстушка, экзаменовавшая меня по русскому языку. В итоге мне пришлось подналечь на английский, чтобы сдать его на «отлично» и тем самым обеспечить себе поступление в университет. А поскольку это мне удалось, то я считаю, что Жизнь, или Сила, в тот раз ограничилась легким поучительным щелчком – таким останавливают не ко времени расшалившегося щенка.

Итак, общаясь с кем-то, мы стараемся произвести впечатление, а потом терзаемся сожалениями, если нам кажется, что это у нас не получилось. Или, напротив, раздуваемся от гордости и счастья, когда чувствуем, что восприняты желательным для нас образом. Попробуйте однажды проанализировать: по каким критериям оцениваете собеседника вы сами, и что в нем вызывает вашу приязнь или, напротив, отторжение? А затем честно определите для себя: сколь важно для вас находить в окружающих те качества, которые вы привыкли навязывать им в качестве собственного «я»? Думаю, что в подавляющем большинстве случаев вам на это наплевать. Тогда почему же вы считаете, что окружающие должны воспринимать вас как-то иначе?

Надеюсь, я убедил вас, что в этой быстротечной жизни расходовать время, силы и здоровье на саморефлексию, то есть на бесцельное отстаивание каких-то формальных деклараций о себе – пусть даже самых красивых – есть непозволительная роскошь. Однако не путайте ложное «я», то есть чувство собственной важности, со своей сущностью, или же с истинным «я». Последнее молчаливо и не нуждается ни в каких ярлыках.