Текст книги "Ловец тумана"

5

До работы Сева доехал не без трудностей.

Москва в который раз оказалась не готова к наступлению генерала Мороза со всей его армией снеговиков и эскадрильями сосулек. Оранжевая уборочная техника вела неравный бой с силами неприятеля. Выстраивались длинные пробки из автолюбителей, застигнутых врасплох внутри собственных машин.

Сева томился, предчувствуя недовольство артдиректора. Тот успел уже, небось, хлопнув пробкой в потолок и вызвав радостный визг девочек из бухгалтерии, начать подготовку к корпоративу. Каким будет его поведение: холодное ли отторжение потомственного аристократа при виде облепленного репьями мужика в одном лапте? Радушная ли встреча и братские объятия? Нудная лекция о необходимой в профессии пунктуальности и обещание смутной кары? Совершенно невозможно было предугадать.

Маршрутка еле тащилась к метро.

«Жнецы Осени» под лирический скрипичный аккомпанемент пели в наушниках про карлика с ржавым ножом, который, таясь за ивами, ждет прорицателя с козлиными рогами, чтоб украсть его печень и добиться благоволения Хозяйки-Луны.

В очередном романе загадочного беллетриста F, раскрытом на коленях, Андропоff, бесстрашный главный герой из суперпопулярной серии про Агроманта, методично расстреливал из дробовика подступающих колдырей-зомби, запасы картечи у него стремительно подходили к концу.

Было холодно и тоскливо.

Офис квартировал в ветхом двухэтажном строении, затерянном в окрестностях Садового кольца.

На крыльце курили артдиректор и завотделом. Первый, несмотря на мороз, был облачен в ярко-розовую рубашку и зауженные брюки, отчего поминутно ежился и поводил плечами. Второй, напротив, прочно утверждал себя на ступенях, широко расставив ноги, одет же был в кислотного цвета пуховик и песцовый малахай. Толстые щеки его были багровее обычного, в волосатом кулаке ютился пластиковый стаканчик с чем-то ядовито-желтым.

– Демихов, ты где шляешься?! – заорал артдиректор, заглушая даже макабр-металлические запилы в Севиных наушниках.

Артдиректор, нервно щелкая по сигарете ногтем, передернул плечами:

– У нас там нолито уже, остывает все!! А я тут стою, тебя жду, мерзну. По последней эн-гэ линейке, что там у тебя?! Или, типа, до тринадцатого года тянуть будем, когда уже никому не надо будет?!

Завотделом чуть поворотил тяжелую голову в малахае, при этом слегка покачнувшись и тотчас вновь прочно утвердившись на ступенях широко расставленными ногами. Видно было, что за подготовку к корпоративу он взялся основательно, как и за все, за что брался.

Артдиректор был старше Севы лет на пять, но фамильярностей не терпел и вообще был лицо ответственное. Сева с некоторым волнением еще на дальних подступах к крыльцу убрал из ушей пуговки наушников, стал расстегивать молнию на пачке с эскизами, потащил их наружу:

– Вся эн-гэ линейка здесь, Артем Палыч. Вот, смотрите… Во-первых, бурундучки в колпачках. Второе, это обезьяна в скафандре. Обнимающиеся медведики – три. А вот… как заказчик просил, помните – зеленый Йода с мешком подарков?

– Не Йода, а лепрекон, – погрозил пальцем артдиректор, принимая вид аристократа, столкнувшегося с мужиком, облепленным репьями. – Ох, и бестолковый же ты!

Завотделом величественным жестом поднес к лицу левую ладонь с зажатой между пальцев забытой сигаретой. Поглядев на нее как бы с недоумением, опустил руку и поднес к лицу правую, в которой покоился стаканчик. Отхлебнул, изрек:

– Мы, наше поколение – такие не были. Это безусловно.

Судя по запаху, разминался он «отверткой».

– Артем Палыч, – Сева недоуменно разглядывал собственный рисунок. – Но я точно помню, что там не лепрекон, а именно Йода…

– Демихов, ты сдурел?! – в возмущении вскинулся артдиректор. – Конец рабочего года, последний, блин, день! Сегодня в типографию засылать… Ты нас разорить хочешь или что?

– Безусловно, – завотделом подвигал красными щеками.

– Подождите, но там же… Я как бы…

– Ой, да расслабься ты, – Артем Палыч щелчком отбросил на снег сигарету и расплылся вдруг в братски-дружелюбной улыбке. – Это я так, проверить тебя решил… Какие еще, блин, открытки?! Фиг с ними, короче, у нас там нолито уже и стынет все, понял?! Вот стоим с Генадь Георгичем суши ждем. Верно, Генадь Георгич?

– Безусловно, – завотделом, прищурив один глаз, другим заглядывал в опустевший стакан.

Мысленно послав их всех подальше, Сева проскользнул к дверям, смазанно поздоровавшись с сидящими на ресепшене красотками, поспешил к рабочему месту.

Атмосфера в офисе царила уже самая праздничная – в кабинетах разливали и смеялись, за тонкой гипсокартонной стеной пели про плетеную мебель уличных кафе и красное вино из местных погребов.

Заглянув в кабинет и капризно надув губки, бухгалтерша спросила у Севы, где же долгожданные суши? Он неопределенно развел руками.

Отодвинув папку с эскизами подальше, Сева включил компьютер. Щелкнул мышью на закладке «рубилова-точка-ру». С нехорошим предчувствием прокрутил чатовский лог чуть вверх. Обнаружил именно то, чего опасался. Под конец вчерашней прекрасной ночи, то ли от выпитого пива, то ли на радостях от поднятого лэвела, он разродился в чате серией сообщений, в которых решил поделиться с соратниками тем, чем давно уже хотел поделиться хоть с кем-нибудь.

Теми-самыми-снами.

Решение тем более спорное, что об обстоятельствах его принятия или хотя бы согласования с Министерством Внутренней Цензуры, расположенным между правым и левым ухом, Сева категорически не помнил.

Откликов, впрочем, было не слишком много. В чатике накануне было немноголюдно. У многих Севиных соратников по гильдии ближе к Новому году обнаружилось наличие личной жизни. Это было немного обидно, но, в конце концов, было свойственно человеческой природе. «Не всем же, Сева, быть такими неудачниками, как ты! Кто-то же должен наращивать демографию и двигать прогресс, а?» – радостно телеграфировало Министерство Внутренней Цензуры.

Отклики были следующие.

«КАПИТАН ПЕРЧУЕЛ» терпеливо и довольно вежливо призывал не спамить в чат гильдии мессагами размером с простыню.

«Лапка-тапка» в своеобычной загадочной манере ограничилась подмигивающим смайликом.

«НескончаемыеСлезыСожаления111» писал: «Лол ти удулси????))))».

«Дракулоид» был краток: «0__о».

«Бидон_Битума» спрашивал, в аське ли сейчас находится Сева и можно ли ему в нее стукнуть?

Насколько Сева помнил, «Бидон_Битума» был из недавнего пополнения нубов и в его контакт-листе отсутствовал. Сева даже не был точно уверен, парень это или девушка. В онлайне он теперь отсутствовал.

Судя по времени отправки последнего сообщения и по отсутствию дальнейших реплик с его стороны, Сева на тот момент уже дрых, упав поперек кровати.

За стеной пели про то, что, чтобы удержать, надо отпустить, и про ножи в спину во время объятий.

Сева пробежал по клавишам, вводя пароль. Раскрыл почтовый ящик, пробежался по заголовкам писем.

В основном писали нигерийские принцы, желающие дать ему денег, и обладательницы простых русских имен и труднозапоминающихся имейлов, желающие одарить его плотской любовью.

Но нашлась весточка и от живого человека.

Щелкнув мышью, Сева раскрыл письмо от пользователя «Бидон_Битума».

6

«Дорогой ЭмберХерд! – писал Севе пользователь «Бидон_Битума». – Увы, мне неизвестно, как звать тебя в реале, поэтому начинаю это письмо с обращения по нику. В твоем профиле не нашел, к сожалению, номера аськи или скайпа. Поэтому пишу на почту. Меня очень заинтересовало то, о чем ты рассказывал сегодня ночью в чате. Случилось так, что подобные вещи входят в круг моих профессиональных интересов. Я, по правде говоря, не очень верю во всякие мистические случайности, но мне кажется, если бы нам удалось поговорить обо всем этом подробнее, это могло бы быть полезно нам обоим. Грядут новогодние праздники. Ты, наверное, помнишь – я тоже из Москвы. Как насчет встретиться на днях где-нибудь в центре, поболтать? Чмоки. Бидон_Битума…»

В Севины планы касательно новогодней декады вовсе не входили локальные развиртуализации с соратниками по игровой гильдии, как не входили они в его планы на протяжении полутора лет, прошедших со дня регистрации в «рубилове-точка-ру».

Но что-то смутное и до конца не сформировавшееся пошатнуло его убеждения. Может быть, общее тревожно-суматошное настроение этого утра? Может, весь этот карнавально-новогодний настрой, которым успел пропитаться офис, как бисквитные коржи сиропом, пока маршрутка с Севой внутри буксовала, сопротивляясь нашествию снеговых орд генерала Мороза? А может, доносящаяся из-за стены, исполненная дауншифтерского духа песня про бегство по серпантину в сторону Портофино?

Одним словом, что-то заставило его набросать быстрый и довольно сумбурный ответ «Бидону_Битума», в котором он приглашал его встретиться завтра же – в «Кофейнице» у ближайшего к Севиному местообитанию метро.

7

На момент начала официальных предновогодних торжеств половина офиса с трудом держалась на ногах. Высокое начальство, выступавшее с пространной речью на тему итогов года, сбывшихся надежд и оправданных ожиданий, слушали невнимательно.

Куда занятнее было происходящее в холле. Завотделом Геннадий Георгиевич в песцовом малахае, с надкушенным роллом в одной руке и с пластиковым стаканчиком в другой отплясывал подобие индейского танца под аккомпанемент «Волколаков Перуна».

На Севу, ввиду его относительной трезвости, замдиректора Шалевич возложила обязанности диджея. Девочки из бухгалтерии все время требовали Ваенги, программисты – «Мельницу». Сева окончательно запутался и смешался.

Но выбор оказался удачным. К Геннадию Георгиевичу незамедлительно присоединилась та половина офиса, которая могла еще стоять на ногах. Даже именитые гости генерального, которых он поил коньяком в собственном кабинете, вышли на свет, привлеченные мощным гроулингом солиста. К танцам, впрочем, присоединяться не спешили. Судя по всему, люди это были серьезные и влиятельные, под стать самому генеральному, ногодрыжества и рукотряски не одобрявшему. Среди искрящихся запонок и галстуков ручной работы особенно выделялось черное пальто в пол, в котором оставался один из гостей. Это был атлетический блондин, напоминающий отмытого, постриженного, чисто выбритого и запакованного в «Армани» разбойника-викинга.

Сева совершенно случайно встретился с ним взглядами.

Глаза у него были очень светлые, почти прозрачные, и зрачки – размером с игольное ушко. Что-то было в его глазах… Что-то знакомое, слегка размытое алкогольными парами, но, несомненно, важное. Что-то из недавнего Севиного опыта…

Господин в черном, пожав руку генеральному, ловко лавируя между танцующими, ускользнул куда-то в сторону выхода.

Раздираемый любопытством, Сева осмелился обратиться к замдиректора.

Та как раз стояла рядом, подпирая крутой бок дебелой рукой. Сквозь занавесь густо накрашенных ресниц посматривала на танцующих сотрудников. На ее полном лице читалась почти материнская нежность.

Севино любопытство она охотно удовлетворила:

– Ну, ты что, это ж сам Мурин-Альбинский!

В ответ на Севино недоуменное междометие замдиректора презрительно колыхнула грудью:

– Эх, молодежь! Таких людей, Севочка, надо знать в лицо. Януарий Мурин-Альбинский, на минуточку, наш важнейший партнер. Полиграфический король. Вхож в круги, имеет вес! Говорят, богат несметно…

Шалевич мечтательно пригубила пластиковый стаканчик, оставив на ободке след яркой помады. Поставила стаканчик на колонку, из которой грохотало, как пулемет, барабанное соло «Волколаков Перуна».

– Видный мужчина! Жаль, в Москве бывает наездами… Все по заграницам мотается, по куршавелям. Эх, Севочка, не хватает Москве настоящих мужиков…

Печально вздохнув и как бы оставляя Севу хорошенько пораскинуть мозгами насчет ее слов, замдиректора Шалевич направилась к шведскому столу.

Провожая взглядом ее крутобедрую фигуру, плотно обтянутую лиловым бархатом и вызывающую какие-то скифско-степные ассоциации, Сева, наконец, вспомнил.

Глаза у человека в черном пальто были точь-в-точь как у старика из метро. Хоть, строго говоря, у второго имелся в наличии всего один…

Степные. Дикие. Волчьи.

Глаза хищника.

8

Впоследствии, восстанавливая в памяти события того примечательного «корпоративного» вечера, Сева, как ни пытался, не мог толком вспомнить – за каким чертом вообще понесло его на крышу офиса?

К курению он никогда не испытывал особого интереса, в студенческие годы изредка дымил в шумных компаниях, скорее для соблюдения социального протокола, ну и чтобы произвести впечатление на девушек. Девушки на своем веку повидали и не такое и как-то особо не впечатлялись. Поэтому по окончании института Сева без сожалений расстался с пагубной привычкой.

И вот, в самый разгар корпоративных торжеств, он обнаружил себя на крыше, опасно перегнувшимся через хлипкие перила, с тлеющей сигаретой в зубах (длинной и тонкой, с ментоловым привкусом), наблюдающим, как на окрестные московские дворики наползают сумерки и крошечные снежинки, кружа винтом, летят к земле, отражая отблески фар, фонарей и рекламного неона.

Холодный воздух отрезвил его.

Он обнаружил себя без куртки, с начатой бутылкой белого вина в руке, в криво нахлобученном на голову песцовом малахае завотделом Геннадия Георгиевича.

Самое важное открытие заключалось даже не в этом. А в том, что на крыше офиса, вопреки первому впечатлению, он оказался не один.

По правую (как раз сжимавшую бутылку шардоне) руку от него на перилах сидела как ни в чем не бывало, болтая обтянутыми джинсой длинными ногами, обутыми в косматые угги, смутно знакомая девица.

Снежинки, кружась, цеплялись за ее причудливую прическу – ярко-рыжие, красные и черные пряди, старательно взъерошенные и закрепленные гелем. Тонкая шея девушки была обмотана шарфом в семь цветов. В по-кошачьему больших и зеленых глазах плясали чертенята.

– Ну, а дальше?! – в нетерпении спросила она. – А он ему что?!

Сева оглянулся по сторонам, убеждаясь, что вопрос обращен к нему.

Отрезвление морозом произошло столь внезапно, что прервало, очевидно, какой-то важный Севин монолог, адресованный удивительной девушке. Сева понял, что сейчас очень важно не ударить в грязь лицом.

– Дальше? – глупо переспросил он. – Слушай, а это не опасно? Ну, типа что ты вот так сидишь?

– Типа волнуешься, что у меня задница отмерзнет?

Сева смутился:

– Вообще-то я не про это… В смысле, эти перила, они, знаешь, хлипкие такие, на соплях прямо держатся, ужас что такое…

Девушка закатила глаза, вытянула губы трубочкой и с шумом выпустила через них воздух:

– Ну, во-о-от, отеческая забота, рыцарство и нотации. А как хорошо все начиналось! Знаешь, Сева, пойду-ка я, пожалуй, еще выпью. Чего и тебе желаю…

– Погоди!! – неожиданно для самого себя вскричал он.

В голове крутилось: «…где же я ее видел? Нас же представили – точно, нас познакомил Артем, в холле… Как же он сказал, ее зовут?! Что ж ты, паршивец? Раз напился – все из головы сразу вылетает? Ее лицо! Как будто я видел ее раньше, гораздо раньше… Но где?!»

– Погоди, Жанна! – вспомнил он наконец. – Погоди, я только спросить хотел…

Жанна задержалась у обитой мятой консервной жестью двери – выхода с крыши, вопросительно поглядела на него через плечо:

– Ну, чего, рыцарь?

– Ты и Артем, вы?..

– О Господи! – она с длинным скрипом потянула дверь на себя, проскользнула внутрь. – Не скучай.

Вот теперь Сева действительно остался на крыше один.

Впрочем… у него оставалась еще почти нетронутая бутылка шардоне. Этим стоило воспользоваться.

9

Разбудила Севу трель мобильного телефона. Он некоторое время рефлекторно жал на кнопочку с зеленой трубкой, пока не осознал, что трезвонит оставленное им самому себе накануне напоминание:

«бидон битума в кофейнице у метро».

Сева с силой потер глаза, перечитал сообщение себя вчерашнего себе сегодняшнему:

– Что за бред?

Переместившись на край кровати, с некоторым усилием стащил с себя джинсы. Уныло пошлепал в ванную.

Кое-как умывшись, сказал собственному отражению в зеркале:

– Не просто спорт или отдых, а состояние души…

Отражение в зеркале – взлохмаченное, с глубокими тенями под глазами, – смотрело с выражением мрачной обреченности на лице.

– Чтобы не потерять почву под ногами, ощущение мира. Тихая речка. Немудреная снасть…

Сева показал отражению обложенный язык и поплелся на кухню, ставить чайник.

Ощущение было такое, что в черепную коробку сгрузили три самосвала противотанковых ежей и колючей проволоки.

Красный елочный шар пребывал на своем месте. Ради интереса Сева погляделся в него. Все та же унылая похмельная физиономия. Все та же обшарпанная комната с тремя криво приклеенными плакатами поверх обоев в цветочек – Эми Ли, Джордж Ромеро, Хелена Бонэм Картер.

И никакой магии. Никакого таинственного мерцания, намеков на выходы в Зазеркалье и торопящихся по своим делам кроликов с цепочками часов, свисающими из клетчатых жилетов «барберри».

Тоска зеленая.

Кое-как приведя себя в порядок, утомленность лица укрыв солнечными очками (благо на улице сияло чудесное пушкинское солнце, приглашавшее к лыжным прогулкам и гусарскому аллюру по родному заснеженному простору), Сева поковылял к остановке.

Маршрутка, по обыкновению, никак не хотела появляться.

В кармане джинсов, заставив вздрогнуть всем телом, завибрировал и затарахтел голосом боевого вертолета телефон.

Входящее SMS. Номер незнакомый:

«Прив! Я на месте. Дальний угол, диван. Синяя водолазка. Б.Б.».

«Значит, – подумал Сева, – я ему и номер успел свой дать? Ну, не идиот ли? На кой мне вообще понадобилось все это? Зачем было вообще трепаться в чатике про свои сны? А уж тем более принимать приглашение этого типа? Что на меня нашло? Приключений захотелось? А может, он маньяк? Вон на Западе был случай, один тоже знакомился по инету, а потом взял и сожрал чувака. Вдруг и этот «Бидон» из таких же? К нам сегодня приходил некропедозоофил… Может, ну его к черту?! Потом скажу, что заболел. Слег с простудой. И про сны я, мол, все выдумал. Да и вообще к черту это «рубилово», достало уже. Вот у меня пятьдесят второй, вернее, уже пятьдесят третий уровень. Обвес эпик, фиолетовый! Эльфийка-дамагер, знойная. Половину лок прошел. Правда, еще половина не пройдена, но… Господи, на что я трачу свою жизнь?!»

Маршрутка подъехала, гостеприимно раззявила дверь-пасть, предлагая Севе нырнуть с морозца в ее теплое нутро.

Немного помешкав, он все же принял ее предложение.

До метро его домчали на удивление быстро. Вот так всегда – когда со страшной силой спешишь куда-нибудь, то непременно будут и пробки, и снежные заносы, и стихийные бедствия локального масштаба.

А когда душа противится, когда оттягиваешь каждое мгновение – раз! И вот ты уже на месте.

Сева вошел в двери кофейни, замер на пороге, присматриваясь.

Сердце отчего-то заколотилось с удвоенной силой. «Как на первом свидании!» – язвительно телеграфировали из Министерства Внутренней Цензуры.

Сева уже и позабыл, как это – на первом свидании. Ну, была одна, еще в институте. Хорошая девушка, отличница. Тоненькая, глаза сливового оттенка, а волосы – белоснежные, вылитая Грибная Фея с локации Запретная Тропа в «рубилово-точка-ру». Сева об этом вспоминал каждый раз, когда ее выносил своими эпик-спеллами. Однажды гуляли они по набережной после просмотра какого-то смешного фильма. Кажется, там кого-то тошнило на бампер полицейской машины? Или там парень в хоккейной маске бегал за подростками по лесу? Словом, это было что-то молодежное. Они гуляли по набережной и ели мороженое. Девушка сказала: «Ты, Сева, конечно, очень хороший! И настоящий друг. Но ты как бы еще не сформировался. А мне это важно очень. Чтобы рядом был человек, сформировавшийся как личность». Сева немного обиделся. Решил, что это она так шутит, специально подтрунивает. Испытывает. Пошутил в ответ: «Ну типа если я полуфабрикат, так кто же тебе мешает, иди найди себе – чтоб на все готовенькое». А она почему-то ужасно обрадовалась, прямо захохотала. А я, говорит, уже. Неделю уже почти встречаемся. Не знала, как тебе преподнести, ты уж извини… Сева толком не помнил, как тогда сессию сдал. Все в тумане. Только песня все время крутилась в голове: сегодня в белом танце кружимся, наверное, мы с тобой подружимся.

Что примечательно, теперь в «Кофейнице» играла та же самая песня.

У Севы возникло нехорошее предчувствие. На негнущихся ногах прошел в дальний зал. Почти все столики были заняты, дым коромыслом, туда-сюда сновали официантки в передниках.

Сева остановился возле диванчика в дальнем углу.

За столом сидел, меланхолично вращая пальцами бокал желтовато-прозрачного «Асахи», Януарий Мурин-Альбинский, полиграфический король и интересный мужчина. На нем была темно-синяя водолазка «Фред Перри» и очки с затемненными стеклами.

Отпустив бокал, он заглянул под стол. Взял вилку, помешал ей в тарелке с «Цезарем». Подцепив на зубчики вилки крутон, отправил его вниз, под стол. Из-под столешницы показалась вытянутая морда – черная и лоснящаяся. Мелькнул розовый язык, с аппетитом захрустели мощные челюсти.

– Я думал, сюда с собаками нельзя, – разлепил губы Сева.

Мурин-Альбинский медленно поднял голову. Неспешным жестом снял темные очки:

– Разве? Я и не знал…

Сева, автоматически повторяя его жест, стащил с носа собственные солнечные очки.

– ЭмберХерд? – с приятной полуулыбкой осведомился Мурин-Альбинский.

– Бидон_Битума?

Они пожали друг другу руки. Рукопожатие у Мурина было крепкое, мужское.

В целом он не очень походил на некропедозоофила. Скорее он походил на полиграфического короля…

– Садись-садись, чего стоишь-то? Щаз… официантку.

Мурин щелкнул пальцами. Официантка возникла возле столика, незамедлительно, как Трое-из-ларца.

– Ну чего… по пиву?

– Это же, – Сева с трудом подбирал слова. – Это же вроде как кофейня…

– Разве?! – Мурин перевел свои точки-иголки на официантку. – Это что же, кофейня?!

Официантка, находясь под воздействием его взгляда, медленно приоткрыла рот, кивнула.

– А, ну ладно, – Мурин отвернулся от нее, раскрыл книжку меню. Полистал. – Так, девушка… Давайте нам пару «Джеймсона», грамм по триста. И чего-нибудь на закусь.

Официантка испарилась.

– Ну, так вот, – сказал Мурин. – На чем мы там остановились? Ах, да… Наш разговор в чате…

– А вы что же, давно в «рубилово» гамаете? – невпопад спросил Сева.

– Да не очень. Я раньше по «линейке» зависал в основном. А что?

– Так, просто… Я как-то вас по-другому себе представлял… Помладше, как-то, что ли…

– Что же я, – с некоторой обидой в голосе начал Мурин. – Слишком старый, чтоб в эрпэгэ по сети шпилить, так, по-твоему, выходит? Или ты к тому, что я в чатике себя веду, как школота? Это для конспирации…

Он заговорщицки подмигнул Севе.

Под столом шумно завозились и тоненько заскулили.

– Не любит он людные места, – Мурин кивком указал вниз. – Шумно ему здесь слишком. Капризная тварюга – страсть!

Пальцев правой руки, которыми Сева до недавнего времени нервно барабанил по колену, коснулось что-то горячее, влажное и шершавое.

Официантка принесла стаканы с виски и тарелку с орешками.

– Да ты погладь его, не бойся, – посоветовал Мурин. – Не укусит… Слушай, ты как, не против, если перейдем на реалнеймы? Оно как-то привычней.

– Сева!

На стол перед Севой легла визитка. Прямоугольник черного картона с тиснеными золотыми буковками:

«Януарий Мурин-Альбинский. Всероссийское общество развития и популяризации парапсихологии и экстрасенсорики «Стражи Поднебесья».

И ниже маленький золотой логотип – что-то вроде скандинавского трискеля, символа связи между мирами. Только разомкнутый, будто расколотый на части.

– Ну, за твое здоровье! – кивнул Мурин.

Они чокнулись стаканами и выпили.

«Бидон_Битума», эльф-мечник двадцатого уровня, одетый в добытый Севой в ходе памятного ночного рейда «оранжевый» обвес, поглядел на циферблат строгого «Вашерон Константина», нахмурился и перешел к делу:

– Ты хороший парень, Сева, – сказал он. – И мне хотелось бы помочь тебе. Знаешь, когда-то и я был на твоем месте. Этот мир не предназначен для мечтателей и любителей странного. Это царство прагматиков, где торжествуют целесообразность и выгода. Люди разучились мечтать. На это просто не хватает времени. Люди разучились видеть сны – какой в них толк? Они спят, хотя и не подозревают об этом. А мы… Мы их будим.

Сева повертел в руках визитку Мурина. Отпив для храбрости еще виски, выдавил из себя:

– Общество развития парапсихологии… экстрасенсорики… Слушайте, Януарий, можно вопрос… ну а при чем тут сны?

– Об этом я и хотел бы тебе рассказать, – приятно улыбнулся Мурин. – Поверь, это будет любопытно. И не займет много времени…

И Мурин начал рассказывать.

Чем дольше длился его монолог, тем неуютнее чувствовал себя Сева.

«Мне в последнее время везет на безумцев, – подумал он. – Или… быть может, это я сам постепенно схожу с ума? Это бы многое объяснило…»

Мурин говорил:

– Нам не дано узнать, кто видит наши сны. Нам не дано заглянуть в чужие сновидения. Это фильмы, которые крутят внутри твоей головы. Фильмы, главным героем которых становишься ты сам. Это гипербола наших эмоций, это точка кипения наших чувств. То, что днем казалось сиюминутным эпизодом, случайностью, – ночью превращается в точку отсчета для построения твоей личной вселенной. В стартовую точку твоей личной мифологии. Этот процесс берет начало в твоем теле, в твоей плоти, но его осознание и восприятие происходят в твоем уме. Пробуждаясь, мы нелепо цепляемся за цветные осколки дремы. Мы находимся на пороге миров, толком не осознавая еще себя. Чувствуем себя, как растение, как животное. Первобытное наследие, отголосок тех невозможно далеких времен, где наши истоки, наши корни. Перед нами раскрывается мир – страшный в своей первозданной наготе. Мы видим его без прикрас, без вуали и лоска. Таким, каков наш мир на самом деле. Пробуждение свершилось. И вот наш собственный жалостливый разум пытается укрыть от нас самих это открытие. Он предпринимает невероятные усилия, строит целые лабиринты, сады расходящихся тропинок. Он выдает частное за целое. Сбивает нас с толку яркими деталями, подменяя ими вековечную пустоту, что на миг предстала перед нашим взором. Спеша сохранить наш рассудок. Спеша утвердить нас в реальности. Мы видим, мы дышим, мы чувствуем, мы осязаем – и вот, уже кажется, что это был просто сон. И ничего больше…

Мурин говорил хорошо поставленным, актерским голосом, артикулируя на последних слогах, на манер западных СМИ.

Его монолог успокаивал Севу, обволакивал – как ватное одеяло. Он давал ответы на вопросы. Он разъяснял.

«Со мной все в порядке, – думал Сева, – так и должно быть. Это не психоз, не следствие депрессии или личной неустроенности. Это истинное, настоящее. Всегда пребывало во мне и всегда будет. Неужели я нашел, наконец, собственное предназначение?»

Будто прочитав его мысли, Мурин кивнул:

– Я хочу помочь тебе, Сева. Я хочу, чтобы ты пробудился. Раскрыл глаза. Это очень просто.

Дальше он повел речь о фокус-группе, которую собирает под эгидой своей организации, и о неких работах по изучению скрытых потенциалов человеческого разума. Среди прочего, озвучена была сумма, единовременно выплачиваемая всем участникам проекта.

В первый момент Севе показалось, что он ослышался. Но выражение лица Мурина было предельно серьезным.

– Собственно, ты можешь посмотреть на все сам. Если не прочь прокатиться на машине до моего офиса. И, конечно, если у тебя на сегодня не запланировано что-нибудь другое.

Министерство Внутренней Цензуры, что между левым и правым ухом, отчаянно семафорило в том смысле, что шальные деньги – это, конечно, хорошо, и Мурин-Альбинский – личность не сказать, чтоб смутная и совсем уж незнакомая – вон у замдиректора Шалевич на каком счету, а уж она небось из придирчивых! Но все же… Но все же… Не лучше ли отказаться, сославшись на крайнюю занятость? И убраться отсюда подобру-поздорову – «рубилово-точка-ру» ждет не дождется своего героя, да и чем там закончилось с зомби-колдырями у героя культовой франшизы «Агрономикон» – совершенно необходимо узнать поскорее!

– Я не прочь прокатиться, – сказал Сева неожиданно для самого себя. – Никаких особых планов нет.

Мурин щелкнул пальцами, подзывая официантку.

– Тут и ехать совсем недалеко, – добавил он, подхватывая с диванчика свое пижонское пальто. – Водила ждет в переулке. Давай, Сев, допивай, и погнали!