Текст книги "Седьмой флот"

– Вот! Видишь?! – Доход заговорил уже спокойнее, глядя куда-то сквозь решетку в окне. – Я теперь много думать начал! По правильному, по-людски. Детей нет, жены тоже нет. Друзей давно растерял. Зато обид и недовольства накопил – через край! Вот и тебя, Слон, простить не мог. Извините, что употребил запанибратское обращение, товарищ полковник!

– Перестань! Не время сейчас желчь выпускать! С нашими делами потом разберемся. Сейчас надо думать, как тебя вытаскивать.

– Прости, Серый! И тут недовольство прет. А ведь я сам во всем виноват! Я ведь умный, но слабохарактерный. Стойкость у меня появляется тогда, когда надо много выпить. Ладно, шутить, тоже не получается.

Он криво усмехнулся, а потом собрался с мыслями и продолжил:

– Вот, что не выходит у меня из головы. Прямо стоит перед глазами. Я Панфилову об этом говорил, а он головой крутит и на протокол осмотра ссылается. Мол, нет там такого. Но я же видел!! Видел и даже в руках держал! Правда, только потом об этом вспомнил…

– Ты сейчас о чем? – не выдержал я.

– Ну, там, на столе в кухне были спички. Понимаешь, коробок со спичками.

Я покосился на Анатолия. Он тоже смотрел на меня, а выражение его лица говорило: «Да-а-а! Допился Леонид Викторович!».

– Да поймите, вы! – заламывая руки, причитал Доход. – Не было у нас в квартире спичек! Плита-то электрическая! Да и сам коробок необычный. Помнишь, Серега, в советские годы были спичечные коробки из деревянного шпона? И цвет такой ядовитый, чернильный. А еще наклейка: «Олимпиада-80». Медведь олимпийский с дебильной улыбкой. А внутри спички с красными головками. Я коробок потом опять на стол бросил. Ну, перед тем, как сбежать.

В кабинете воцарилась тишина. Мне захотелось безотлагательно поговорить с Панфиловым, хоть я и не представлял себе, как этот спичечный коробок может повлиять на ход следствия. Да и где сейчас этот коробок?

Дальше разговор проходил чисто в протокольном формате: я задавал вопросы и кратко записывал в блокнот важные для себя данные. Узнал, где на базаре найти армянина и его сына. Кто из соседей давал показания и так далее.

– Ну, какие наши дальнейшие действия? – спросил я Анатолия после того, как конвоиры увели Недоходова.

– К сожалению, не смогу вас подвезти, – невпопад ответил опер. – А по делу? Ну, что тут скажешь? Жалко Викторовича. А дальнейшие инструкции для Вас такие: Панфилов сказал, чтобы Вы ехали на адрес и шли на пляж. Он с Вами свяжется. Да, еще! Просил Вам передать, что таки удалось продлить срок следствия.

Ну что ж, культурная программа – это хорошо! Заодно можно будет спокойно собраться с мыслями. После разговора с Доходом я не получил данных, которые нужно было срочно проверять, тем более что у нас со следователем теперь появилось время. Интересно, как ему удалось продлить срок следствия, не смотря на давление сверху? В одном я был точно уверен – не мог Лёнька человека убить.

Глава вторая. НЮРА

Знаменитый одесский пляж с таким же названием, как и кафе на Хаджибеевском лимане мне знаком с детства. На одиннадцатой станции Большого Фонтана когда-то жила сестра моей бабушки. Поэтому я часто гостил у них летом, а купаться мы всегда ходили на «Чайку».

В детстве я по какой-то причине недолюбливал фрукты, из-за чего бабушка с дедом очень расстраивались. Они даже купили мне ласты и маску для подводного плаванья, а взамен я должен был каждый день съедать по килограмму абрикосов или вишни. В то время на пути к пляжу был сплошной продуктовый базар, куда местные дачники выносили для продажи свой урожай. Теперь здесь все по-другому. Кафе, бары, игровые автоматы, оборудованные детские площадки. И вооруженная охрана у шлагбаума на въезде в зону пляжа. Только охрана не для защиты отдыхающих. А из-за того, что сразу за пляжем на самом берегу выстроен элитный жилой комплекс для небедных одесситов.

Я с удовольствием поплавал и теперь лежал на песке в тени большого пляжного зонта.

Обязательный атрибут всех пляжей – это пирожки и разные сладости домашнего приготовления. И, что характерно, в отношении этого бизнеса я никогда не слышал антирекламы. Не припомню и случаев, чтобы кто-то отравился беляшом или вафельной трубочкой со сгущенкой. Успокоив себя такими мыслями, я съел два пирожка с капустой, которые купил у загорелой, пышногрудой тетки в ослепительно белом кружевном фартуке.

– Ну, как водичка? – послышался за спиной знакомый голос. – Здравствуйте, Сергей Иванович.

– Привет, Сергей Давидович! Все замечательно, если не считать самого повода моего пребывания в Одессе. Я слышал, что Вам удалось «продлиться»?

– Да. Пошел на хитрость, – присаживаясь рядом на свободный топчан, ответил Панфилов. – Анатолий из СИЗО сумел грамотно оформить гипертонический криз у Недоходова. Я, вроде бы, как и не причем. Правда, в городской прокуратуре меня чуть на куски не порвали, но деваться не куда – постановление о продлении дела по болезни утвердили.

– Хорошо! Это дает нам некоторое время. Хотя, если за этим делом бдят заинтересованные люди, контроль только усилится. А что там за история со спичечным коробком? – опять я задаю Панфилову проверочные вопросы, словно прощупываю его. Пора бы уже довериться!

Он посмотрел на меня поверх темных очков и, как говорят в Одессе: «До меня дошло, что он понял, о чем я имел сказать».

– Да, история со спичками может показаться болезненной фантазией на фоне приступа белой горячки, – заговорил он, глядя на море. – А с другой стороны, я не думаю, что Недоходов мог такое выдумать. Зачем? Но если это не бред и Ваш Доход не убивал жену? Тогда налицо либо неаккуратность настоящего убийцы, либо специально оставленный знак. Вот эту последнюю догадку я отгоняю от себя, как назойливую муху, но она возвращается. В общем, решил пока не «засвечивать» в деле историю с коробком. Мало ли какая будет реакция?

– А может, наоборот, раздуть ее? – предложил я выход. – Преподнести, как психическое расстройство подозреваемого и настоять на проведении экспертизы на предмет вменяемости? Тогда у нас появится куча времени.

– Поезд ушел, – вздохнул Панфилов. – Если я сейчас, после продления назначу экспертизу, меня точно обвинят в заинтересованности и отберут дело.

– Да, Вы правы, – согласился я и вспомнил казус, который произошел со мной вскоре после окончания школы милиции. – А хотите, расскажу поучительную историю о судебно-психиатрической экспертизе?

Панфилов согласился, и я начал рассказывать.

***

Одним из первых моих раскрытых преступлений была кража из заводского общежития. Один пьяница украл телевизор у своего соседа. Я собрал материалы, передал их в следственный отдел, и, как это всегда бывает, следователь нашел массу недоработок. Срок задержания подозреваемого на период доследственной проверки истекал, а санкцию на арест прокурор не подписывал. Мы понимали, что если отпустить злодея на подписку о невыезде, то сразу можно объявлять его в розыск, а дело приостанавливать и прятать далеко в шкаф. Оставалось одно – назначить судебно-психиатрическую экспертизу, чтобы он не скрылся до суда.

– Он же алкаш, – растолковывал мне следователь. – Вот и побудет пока в больнице Павлова. Только есть одна трудность: наркологическое отделение сейчас переполнено. Ты парень молодой, видный, а заведующая отделением – приятная женщина. Так что бери конвой, коробку конфет и поезжай. Попробуй ее обаять, а то от меня она уже шарахается.

Он оформил все необходимые документы, и так получилось, что повезли мы задержанного в выходной день после обеда. В состав конвоя входили три бывалых милицейских прапорщика: конвоиры Вова и Витя и пенсионер-водитель, которого все называли Палычем. Вова и Витя по возрасту были старше меня. Простые сельские парни, проработавшие в милиции уже не один десяток лет. Эта парочка напоминала мне персонажей старого советского мультика, где были «двое из ларца, одинаковых с лица». Но у Вовы имелась одна отличительная особенность – он никогда не расставался со своей гармошкой. Это была настоящая трехрядка, бережно хранящаяся в потертом кожаном чемоданчике. А прятал свое сокровище Вова в уазике Палыча под задним сидением. В таком составе и с таким «снаряжением» мы и приехали в больницу на улицу Фрунзе.

Как не странно, но мне удалось быстро договориться с заведующей отделением, и пока оформлялись документы, мы дружно перекуривали сидя на скамейке возле приемного отделения.

Был жаркий летний день, поэтому конвойную машину Палыч отогнал в тень под деревьями. А для проветривания распахнул все дверцы.

По аллеям больничного сквера прогуливались одетые в серые пижамы пациенты. Наверное, чисто из праздного любопытства к нам подошла группа «выздоравливающих» – человек семь. По их лицам было понятно, что перед нами пациенты именно наркологического отделения. Завязался разговор, как говорится, ни о чем. В группе любопытствующих выделялся человек с лицом типа «помятый Бельмондо». Он явно был их вожаком, но мне почему-то очень не понравились его глаза. Они в точности соответствовали атмосфере того заведения, в котором мы находились.

К вожаку подошел тщедушный «синячок» в обвислой пижаме и что-то шепнул на ухо.

– Зачем вам гармошка? – тут же спросил «Бельмондо», а его расширенные зрачки быстро забегали по орбитам поблескивающих глаз.

Ответ не заставил себя ждать. Наш Палыч, расслабленный послеобеденной жарой и «светским» разговором, возьми и чистосердечно признайся, мол, гармошка Вовина и он большой виртуоз по части исполнения украинского фольклора.

– Ну, тогда пусть играет, – утвердительно предложил вожак.

Разговоры стихли, и наступила драматургическая пауза больше похожая на немую сцену. А ведь пока мы общались с больничным контингентом, к лавочке подтянулись и другие пациенты, поэтому возле милицейского уазика уже скопилось человек двадцать.

В наступившей тишине еще более убедительно и устрашающе прозвучала повторная команда вожака:

– Играй, дядя!

Вове очень захотелось отвесить Палычу подзатыльник, о чем свидетельствовала его бойцовская стойка и решительный взгляд, но к тому времени водитель успел заскочить в кабину уазика и захлопнуть за собой дверцу. Так и сидел наш Палыч за рулем, отвернув голову в сторону и надвинув фуражку на глаза.

Наверное, нужно отметить, что в те далекие советские времена на вооружении милиции не было никаких специальных средств. Ни резиновых дубинок, прозванных народом «прожекторами перестройки» или «таблетками от глупости», ни баллончиков со слезоточивым газом. В помине не было и спецподразделения «Беркут».

Как назло, никого из персонала больницы на территории тоже не было видно. Что же оставалось делать? Играть. Может хоть этим удастся привлечь к себе внимание?

Вова с гармошкой наперевес уселся на капот машины и заиграл польку. Народ оживился. Кто-то начал пританцовывать и лихо присвистывать.

– Пой! – коротко скомандовал «Бельмондо», после чего последовала подборка украинских народных песен. Народ подпевал. К импровизированной сцене продолжали подтягиваться люди в больничных пижамах. А парочка крепких санитаров, вместо того, чтобы оказать нам помощь, хохотали и катались по клумбе.

Начались танцы. В какой-то момент среди танцующих пар я заметил Витю, который неистово кружил какую-то бесформенную бабенку с синюшным лицом.

– Может позвонить «02»? – услышал я за спиной чей-то голос. На пороге приемного отделения стояла пожилая нянечка в белом халате. По выражению моего лица она поняла, что это нужно было сделать уже давно…

На следующий день наш «ансамбль» был приглашен на утреннее совещание в кабинет начальника Главка. Такого количества больших звезд на погонах мне тогда еще не приходилось видеть. С холодком в животе я ожидал крепкого «раздолбона», и к этому все шло, но генерал имел неосторожность спросить у старших офицеров:

– Ну, что будем делать с этими трубадурами?

В ответ кто-то из присутствующих сказал:

– На гастроли пусть едут… по психбольницам…

В просторном кабинете стоял такой хохот, что начальник Главка со слезами на глазах только махнул рукой и, давясь от смеха, скомандовал:

– Пошли вон отсюда!

***

– Да уж. Зачётно вы в дурке отметились, – оценил милицейскую байку Панфилов, но быстро сменил тему и утвердительно произнес. – А спичечного коробка-то нет. Недоходов соизволил вспомнить о нем только на третий день. Я сразу же переговорил с зональными операми. Ну, чтобы они по-тихому еще раз перешерстили квартиру. Пересмотрели все, но ничего не нашли. Во всяком случае, мне так доложили. Вы же понимаете: милиция раскрыла убийство, поставила себе «галочку» и передала материалы в прокуратуру. Зачем же теперь портить показатели? Выискивать какие-то доказательства, чтобы в итоге дело опять считалось нераскрытым? Что, они – дураки? – немного помолчав, следователь неожиданно предложил. – Сергей Иванович, обращайтесь ко мне на «ты», для удобства.

– Да мне и так удобно. И дело даже не в возрасте! Не воспринимайте это, как установленную границу между нами. На мой взгляд, все это условности, хотя в официальных отношениях нужно придерживаться «протокола». У нас с Вами ситуация другая. Можете воспринимать это, как знак уважения, – сказал я и протянул ему руку. – А в принципе, я согласен. Но буду варьировать согласно обстоятельствам.

Это было наше первое рукопожатие…

Бывали случаи в моей жизни, когда я не мог заставить себя обращаться к человеку на «ты», хотя мы были равны с ним и по возрасту, и по статусу. Да и человек этот не был против такого обращения. И вовсе это ни барьер в общении и никакие не комплексы, как может показаться на первый взгляд. Просто человек выстраивает внутри себя некую дистанцию, чтобы оставалось место для деловых контактов. Чтобы не допустить панибратства и не смешать воедино сугубо служебные отношения и товарищеский междусобойчик. А тем более в присутствии подчиненных. Но это как у кого сложилось по жизни. Как по мне, то лучше такая избирательность, чем нарочито фамильярничать и демонстрировать окружающим, насколько ты близок с уважаемым и авторитетным человеком.

– Я говорил уже, что верю в невиновность Недоходова, – продолжал Сергей Давидович (да, именно Давидович – в Одессе не говорят «Давыдович»). – Но я стараюсь, чтобы это не было слепым доверием. Ну, посудите сами. В протоколе осмотра спичечный коробок не зафиксирован. Писавший протокол милицейский следователь сказал мне, что в кухне повсюду было разбросано множество всяких мелочей, а вот спичечного коробка он не помнит. Все мелочи описаны в протоколе, как осколки посуды, остатки еды и прочий бытовой мусор. Окурков, кстати, не было. На плите пусто. Чайник электрический. Ну, как можно было спьяну придумать про какой-то коробок?! Да еще не простой, а раритетный? Я таких никогда и не видел.

– Если учесть, что Доход, – какой-никакой опер, то он мог бы придумать что-нибудь более правдоподобное, – теперь пришла очередь моим мыслям вслух. – Если, конечно, это не жалкая попытка запутать следствие. Ведь что нам дает этот коробок? На данный момент, ничего. Но Лёнька, похоже, не юлит – он просто знает, что убить не мог. И почему-то верит, что коробок с олимпийским медведем – это подтверждение его невиновности. Интуиция что ли? Ведь для нас, даже, если мы его найдем, в деле мало что изменится. Наверное…

– А мне сегодня звонил Бокальчук, – так, как будто это не столь важно, сообщил Панфилов. – Спрашивал о Вас и о наших делах. Сказал, что отправил Вам в помощь своего человека. Вот контакт.

Он протянул мне клочок бумаги с номером мобильного телефона. Под неровным рядком цифр было выведено: «Нюра».

– Да я и сам не знаю, что бы это значило, – перехватив мой удивленный взгляд, усмехнулся Панфилов. – Бокальчук убеждал меня, что это не человек, а кладезь. Так и сказал: «Залезет в любую щель, нароет все, что не попросите. В общем, научит вас, панов, работать».

Я сразу узнал бокальчуковский стиль конкретно выражаться. Вадим всегда был требователен к людям. Впрочем, как и к себе самому. В этом был весь Бокальчук. И, как ни странно, но именно это качество притягивало к нему людей.

– Вот интриган! – изобразил я недовольство. – Вечно Вадим что-то учудит. Теперь какая-то Нюра будет нас учить работать. Ну да ладно – учиться всегда полезно и никогда не поздно.

Перед уходом, Панфилов предложил «отужинать по-людски». Я, конечно же, не возражал, после чего он еще раз пожал мне руку и ушел, отряхивая на ходу песок со штанин.

Искупавшись и обсохнув, я направился в сторону дома. По дороге перекусил в кафе с привычным для Украины названием «У Вахтанга», после чего решил позвонить новому протеже Бокальчука.

От «Чайки» на улицу Красных зорь можно пройти по заросшей и замусоренной платановой аллее, которая когда-то служила парадным проходом от трамвайной линии на Фонтанской дороге до самого пляжа. Теперь она больше походила на неухоженную рощу с непроходимыми зарослями кустарника и кучами строительного мусора. В тени раскидистого каштана я присел на бетонные останки парковой скамейки и набрал телефонный номер. К моему удивлению мне ответил мужской голос и, не давая опомниться, быстро расставил все точки над «i»:

– Здравствуйте Сергей Иванович. Сразу объясняю: Нюра – это «погоняло», потому что фамилия моя Панюрин. А Вы – Слон. И все, что мне нужно о вас знать, я знаю. О трудностях Вашего человека мне рассказал папа. «Папой» для удобства мы с Вами будем называть, сами знаете кого. Теперь скажите, куда и во сколько я должен подъехать.

– Через час у фонтана «Похищение Европы», – быстро ответил я и посмотрел на часы.

В ответ прозвучало короткое «Окей!», после чего наш брифинг был окончен. Слова, которыми Бокальчук охарактеризовал рабочие качества Нюры, похоже, нашли свое подтверждение.

Ровно через час я прибыл в условленное место. Благо дойти до него от дома Марии можно за пять минут. Укрывшись в тени акаций от нещадно палящего солнца, расположился на каменном парапете, служившем оградой довольно необычного фонтана. В чем его необычность? В том, что это впечатляющее сооружение вовсе не похоже на традиционный фонтан, а представляет собой объемный бассейн авангардной формы с нависающей над ним громоздкой скульптурной композицией по мотивам греческой мифологии. Огромный железный бык, застывший в мощном прыжке, уносил куда-то на своей холке статую хрупкой девушки. Но и это еще не все. Было одно обстоятельство, которое отодвигало на задний план и мускулистую тушу быка, и точеную фигурку девушки…

Не знаю, из какого металла отлита вся эта композиция, но с годами его поверхность почернела и покрылась темно-зеленым налетом. Зато бычье «достоинство», изображенное скульптором довольно реалистично, было отполировано до золотого блеска. Кто и с какой целью это сделал, оставалось загадкой. Хотя у меня зародилась одна версия.

В центральном коридоре нашей школы милиции стоял бюст Дзержинского. Так вот он был отлит из такого же металла. А у курсантов существовал обычай: проходя мимо бюста, нужно было обязательно потереть «железному» Феликсу нос. Так сказать, на удачу. Вот поэтому железный шнобель главного чекиста страны Советов всегда блестел, из-за чего суровое лицо Феликса Эдмундовича было похоже на маску коверного клоуна.

Оставалось только предположить, на какую именно удачу загадывали одесситы и гости южной пальмиры, когда с усердием натирали железное бычье «достоинство»…

Неожиданно зазвонил мой телефон. Это был Нюра:

– Поздравляю! За Вами «хвост», – послышалось в трубке. – Садитесь на трамвай в сторону центра. Сойдете на шестой станции. Там есть базар. Гуляйте, покупайте что-нибудь.

Спрятав телефон в карман, я побрел на трамвайную остановку. Решил не вертеть головой по сторонам в поисках «хвоста», потому что это могло насторожить неизвестных наблюдателей. «А вот интересно, с какого времени меня «пасут»?» – думал я, дожидаясь трамвая. – «Теперь понятно, почему Панфилов прибег к таким методам предосторожности. А может это его рук дело? Стоп! В таких случаях, главное – не пороть горячку».

На базаре было многолюдно, не смотря на послеобеденное жаркое время. Приезжие отдыхающие и коренные одесситы различались не только по цвету кожи, но и по скорости передвижения в сутолоке базарных рядов. Я затолкался в гущу народа где-то на овощных рядах, расположенных недалеко от остановки трамвая. Пошел на запах малосольных огурцов. Холодный огурчик, кусочек сала с ароматным черным хлебом – вот был бы перекус! Но моим желаниям не суждено было сбыться. Кто-то неожиданно ухватился сзади за пояс моих брюк, а спокойный голос, похожий на тот, что я слышал в телефоне, сказал четко и внятно: – Когда я Вас отпущу, медленно повернетесь кругом и пойдете за белой шляпой.

Выполнив указание, я проталкивался между людьми, а впереди маячила белая шляпа типа сомбреро. Еще виднелась часть бритого затылка, переходящего в тонкую, как у девушки шею. «Шляпа» зашла в зал игровых автоматов. Я вошел следом. Внутри было прохладно и немноголюдно. Понадобилось несколько минут, чтобы привыкнуть к сумраку прокуренного помещения после солнечного света. Вот только никого в белой шляпе все равно не было видно. В дальнем углу зала за столом под вывеской «Администратор» сидели два пацана лет двадцати. Один из них кивком головы пригласил меня подойти и для убедительности показал из-под стола край белого сомбреро.

– Нюра – это я, – негромко сказал юноша. – Меняйте деньги и садитесь к любому автомату там, где рядом никого нет.

Я не имел ни малейшего понятия об этих играх, но сделал, как было велено. Через какое-то время улыбчивый юноша умостился на высоком стуле у соседнего автомата.

– Делайте, как я, и слушайте, – манипулируя светящимися кнопками и рычагами, пояснил Нюра. – Не думал я, что будет так серьезно. За Вами «ходят» на двух машинах. Только не старайтесь их высмотреть. Пусть спокойно работают. Главное сейчас, чтобы не вычислили меня.

Я старался слушать и одновременно нажимать какие-то кнопки.

– Завтра у Вашей хозяйки освобождается комната в пристройке, – продолжал он. – Я уже договорился. Поселюсь там со своей девушкой.

Потом он положил передо мной на стойку автомата брошюрку с названием «Дорожные кроссворды».

– Здесь Ваши «командировочные» от «папы». Купите новый телефон и пакет подключения. В кроссвордах найдете телефонный номер – это чистая линия связи со мной. Теперь говорите, что я должен сделать. По делу Недоходова я знаю все, что знает следователь Панфилов.

«Да, чувствуется бокальчуковская хватка!» – подумал я и начал свой инструктаж:

– На Люстдорфской дороге в районе Дерибасовки есть базарчик. Там какие-то армяне жарят шаурму. Мне нужна полная установка на них и почасовой расклад того дня, когда они выпивали с фигурантом. Что пили и сколько. Еще очень нужно по-тихому, но тщательно осмотреть квартиру Недоходова на улице Левитана. Меня интересуют все спичечные коробки, но сам ничего не трогай. Только фиксируй. И наконец, нужно поговорить с соседями. Кто, когда и что видел? Это все.

– Я понял, – отозвался Нюра. – Теперь Вы можете уходить.

Забрав брошюру, я вышел на улицу. По дороге домой старался не думать о слежке. Думал о только что закончившемся разговоре. Этот щуплый паренек, к моему удивлению, за время короткого общения сумел расположить к себе. Я вдруг понял, что говорил с ним на равных, как с опытным сыщиком. Обычно такое происходит, когда общаешься с хорошим профессионалом с устоявшимися личностными характеристиками, а не с двадцатилетним пареньком.

Интересная штука – жизнь! Как она любит неожиданно подбрасывать сюрпризы для размышления. Поди, разберись теперь с теорией отношений отцов и детей, где четко обозначено – кто старше, опытнее, тот и мудрее.

Я все больше убеждаюсь в том, что наши дети чаще воспитывают именно своих родителей, а не наоборот. Мы же просто не хотим этого замечать и признавать: «А как же честь родительского «мундира»?!». Но вот вам яркий пример.

***

У моего сына есть друг Вовка. Он после девятого класса решил уйти из школы и поступил в речное училище. Семья малообеспеченная и многодетная – нужно думать о профессии. К тому же Вовкин папа любит заглянуть в чарку.

Однажды я заметил, что на привычном месте в прихожей отсутствует спортивный рюкзак сына, и спросил его об этом. Оказалось, что мой Димка отдал рюкзак другу, потому что тому не с чем было ходить в училище.

– Вы же мне купили новый рюкзак, а старый нужен был только для тренировок, – объяснил свой поступок сын.

Как же меня тогда «порвало»! Стоя в нарочитой позе «праведного исповедника» я рассказывал своему чаду, как трудно зарабатывать деньги. И что если бы Вовкин папа не пил, то их семья меньше бедствовала. Сын молча выслушал увещевания предка, а потом, не сказав ни слова, ушел.

На следующий день, когда я только собирался приступить к обеду, сын зашел на кухню и демонстративно положил передо мной на стол, забранный у Вовки рюкзак. Молча положил, развернулся и ушел. А я тупо переводил взгляд с тарелки супа на рюкзак, испытывая ощущения человека, которого только что ударили кувалдой по голове. Потом я все же нашел в себе силы извиниться, а сын меня сразу простил. Тем же вечером мы оба отправились к Вовке и вместе с рюкзаком подарили ему маленький термос для чая. А если бы меня заклинило в «позе Макаренко»?..

***

Возвратившись в свою душную коморку, я первым делом разобрался с «командировочными». Деньги всегда кстати. И они не бывают лишними, поэтому глупо было бы изображать горделивого и не нуждающегося богача. Ближе к вечеру позвонил Панфилов, и мы условились встретиться в девять вечера на трамвайном кольце у входа в Аркадию.

Моя машина была припаркована в углу двора возле хозяйского дома, рядом со стареньким «Фольксвагеном» с белорусскими номерами. Но ехать на ней в Аркадию, а тем более возвращаться назад после «людского» ужина аж никак не хотелось. Поэтому я покинул свои «хоромы» около восьми часов вечера, а на Фонтанской дороге без труда поймал частника. Круглолицый паренек, чинно развалившийся за рулем старенького «Москвича-комби» согласился по дороге в Аркадию заехать в какой-нибудь супермаркет, в котором есть отдел электроники. И хоть в Одессе я неплохо ориентируюсь, но до сих пор не знаю, куда он меня привез.

Оставив небольшой задаток, я поднялся на второй этаж большого магазина «Сельпо», где находился отдел бытовой техники. О возможной слежке, конечно же, не забыл. Людей в магазине было немного, а просторное помещение способствовало возможности поупражняться в поисках «хвоста». Зеркально-стеклянные прилавки и высокие стеллажи оказывали мне в этом неоценимую поддержку. Озираясь по сторонам, прошел меж рядами с телевизорами, компьютерами и кухонными комбайнами. Потом остановился у витрины с мобильными телефонами, стараясь не выпускать из вида вход в торговый зал. Следом за мной в отдел так никто и не вошел. «Наверное, чтобы не «отсвечивать», стоят внизу возле лестницы и наблюдают за выходом» – предположил я. Подобрав подходящую недорогую модель телефона и стандартный пакет подключения, я попросил продавца уложить все в небольшой пакет и отнести на кассу. Если наблюдателей здесь нет, то может «опекуны» на выходе не поймут, что именно я купил? Но на выходе из магазина тоже не было ничего подозрительного.

– Пока меня не было, никто не подходил? – возвратившись к машине, спросил я у водителя.

– Да просился тут один до центра. Я сказал, что поедем через Аркадию, а он сразу же отвалил.

Подобный разведопрос вполне мог быть приемом подстраховки. На тот случай, если они нас потеряют по дороге. Если только это не плод моей фантазии, то работают не дилетанты. Меня уже начинало немного напрягать. Вообще, мало приятного, ощущать за собой слежку. Неприятно и непонятно. Почему ход расследования рядовой «бытовухи» подкреплен таким оперативным сопровождением? Появилось ощущение, как перед входом в неизвестное помещение, где предположительно засел вооруженный бандит.

Мне никогда не нравилось носить с собой оружие, но я подумал, что в данных обстоятельствах пистолет за поясом был бы отнюдь не лишним. Хоть ум и отказывался принимать это предчувствие схватки, ибо доводов по имеющимся у него данным он не находил. Но интуиция мне подсказывала, что это только несколько всплывших пузырьков на поверхности закипающей каши. А что там заваривается внутри казана, мы пока не знаем.

И вообще, как-то не вписывалась фигура отставного, «малопьющего» вертухая в общий ход событий. «А может, мы чего-то не знаем о Доходе? Надо еще раз с ним поговорить. Ведь он же мог куда-то вляпаться, а теперь его просто хотят «убрать со сцены»? Может долг, какой на нем висит? Минуточку! А если Лёнька здесь вообще не причем? Просто обстоятельства так сложились. Кто-то воспользовался рядовым бытовым убийством, чтобы «слить» самого Панфилова? Вот и «пасут». Нет! Слишком мудрено! Ведь тогда все эти шпионские страсти, придуманные следователем, просто теряют смысл. Что-то я совсем запутался».

С такими мыслями я был доставлен в Аркадию. Панфилов ждал, прохаживаясь возле арки у центрального входа. Дневная жара понемногу спадала. Вечерело. По аллеям парка двигались навстречу друг другу потоки людей. Со стороны моря неторопливо шествовали утомленные солнцем пляжники. В противоположном направлении двигались многочисленные желающие развлечься и отдохнуть в ресторанах и клубах Аркадии.

Заранее заказанный столик был накрыт на террасе ночного клуба «Ибица». Умостившись на мягком диванчике и ознакомившись с меню, я вдруг испытал голодный приступ. В результате был сделан до неприличия щедрый заказ. Проще говоря, попросил принести всего и побольше. От крепких спиртных напитков я отказался уже давно, поэтому ограничился фужером сухого вина. Зато Панфилов, помимо не менее весомого перечня блюд, заказал бутылку армянского коньяка, что вызвало у меня немой вопрос.

– Я один столько не выпью, – поспешил объясниться следователь. – Сейчас подойдет еще один человек. Для Вас это сюрприз! В хорошем смысле слова. Вы же спрашивали о моем источнике информации.

По причине голода, я не стал заморачиваться догадками о сюрпризе, а безотлагательно налег на салат.

– Здорово, Слоняра! – услышал я чей-то радостный возглас. Передо мной стоял тучный лысоватый мужичок в шикарном костюме и хитровато щурился. Его абсолютно круглое лицо озаряла лучезарная улыбка. Конечно же, я его узнал и, поднявшись с диванчика, расплылся, что называется, аналогично.

Юрка Молодязев еще с курсантских времен отличался чисто одесской внешностью и манерами. Еще в молодости он был похож на Жванецкого, а теперь это сходство просто поражало.

Я знал, что перед уходом в отставку Юрий Всеволодович занимал должность заместителя начальника экспертно-криминалистического управления одесской милиции. А еще знал, что он сумел защититься, и после выхода на «вольные хлеба» преподавал на юрфаке Одесского универа.