Текст книги "Допетровская Русь"

Сергей Князьков
Допетровская Русь

© ООО «Издательство «Вече», 2024

Предки русского народа

Ни летописи наши, ни устные предания не помнят, когда и откуда появились в Европе предки русского народа – славяне. Древнему миру они были известны очень мало, а потому немногочисленные записи греческих и римских писателей очень туманны и сбивчивы; то, что они записали, дошло до них самих, как можно думать, через третьи руки; читая их записи, часто можно только догадываться, что речь идет о славянах. Первые письменные свидетельства русской летописи о жизни древних славян составлены частью по греческим записям, частью по своим народным преданиям и легендам лишь около конца Х века, т. е. много времени спустя после того, как славяне обосновались на восточно-европейской равнине.

Кроме письменных памятников, о прошлой жизни народа позволяют судить вещественные следы его быта – то, что он строил и выработал. Разбирая эти видимые остатки, можно судить о степени древности народа, об его распространении по лицу земли, об его быте, нравах, вкусах и наклонностях. Древние люди имели обычай хоронить со своими покойниками те вещи домашнего обихода, к которым человек привык, когда был жив. Древние верили, что человек и после смерти продолжает жить под землей так же, как жил на земле. Поэтому, заботясь об удобствах умершего, они клали с ним в могилу оружие, охотничью и рыболовную снасть, сосуды, украшения, закалывали над могилой и клали туда же домашних животных и даже людей – рабов и жен покойного. Когда разрывают такие могилы, то находят в них более или менее сохранившиеся остатки положенных туда предметов и по ним судят, как жил, чем занимался народ, к которому принадлежал покойник.

Ничто не сохраняет так долго в человеческом общежитии свою форму, внешний вид и качества, как предметы домашнего обихода. Если внимательно сравнивать предметы, отрытые в очень древних могилах, с отрытыми в могилах более новых, уже известно, какому народу принадлежавших, то можно установить более или менее достоверно, какому народу принадлежали древнейшие могилы: тому ли самому, что и новейшие, известные, или другому. Таким-то вот путем, исследуя могильники тех стран, которые и по сие время обитаемы славянами, сравнивая при исследовании древнейшие могильники с позднейшими и принимая в расчет древнейшие письменные известия, ученые установили, что первоначальным населением славянства в Европе были северо-восточные склоны Карпатских гор, та часть их, где берут свое начало Днестр, оба Буга, правые притоки верхней Вислы и правые притоки верхней Припяти; отсюда поселки продвигались на средний Днепр, к Березине и Десне. Здесь, в теперешней Галиции и Волынской губернии, славяне обитали еще в то время, когда им не было известно добывание и употребление железа, и все свои орудия: топоры, ножи, скребки и т. п., они делали из кремня, из костей и рогов животных. Сколько-нибудь устойчивых известий об этой поре жизни славян не сохранилось. Можно только сказать, что жизнь их в то время, наверное, ничем не отличалась от жизни народов, стоящих на такой ступени развития, которую принято называть «каменным веком».

Долго сохраняются в жизни народов обычаи и обряды, празднества, выражения общественной и семейной радости и горя, песни, сказания, сказки, приметы, пословицы, поговорки. Прислушиваясь к ним, сравнивая разные описания обрядов в разное время у одного и того же народа, ученые легко выделяют древнейшие черты от позднейших, которые прибавляет жизнь, и могут более или менее отчетливо представить себе, как жили, во что и как верили древние люди. Сохранившиеся в обиходе черты древности принято называть пережитками. Часто бывает, что такой пережиток потерял уже давным-давно всякий действительный смысл своего существования, а между тем держится среди людей, и все его исполняют. Случалось ли, например, вам обратить внимание на те две-три пуговицы, которые портные пришивают к нижней части рукава? Какой в них толк? Ни застегивать, ни пристегивать тут нечего, да и красоты никакой нет. Обычай пришивать эти пуговицы унаследован от тех времен, когда обшлага рукавов шились с большими отворотами, которые пристегивались к рукаву пуговицами. На картинках, изображающих людей начала XVIII и конца XVII века, можно видеть костюмы с такими отворотами у рукавов. Давно уже они вывелись из моды, а пуговицы все-таки пришиваются!

История начинает ближе знать славян около IV века после P. X., когда они уже умеют владеть сделанным из железа оружием. К этому времени славяне продвинулись с Карпат на юг до Дуная, на восток до нижнего Днепра, жили на Висле и к северу от Карпат. Страна, заселенная славянами, лежала на пути тех азиатских орд, которые в первые века после Рождества Христова стремительным потоком обрушились на европейские страны. То были: готы, авары, гунны и др. Они вовлекли в свои ряды и славянские племена Прикарпатья. Вслед за ними славяне прознали пути в богатые владения Византийской империи, лежавшие по нижнему Дунаю, в соседстве с которым славянские племена, спустившись с Карпат, утвердились очень давно и жили очень долго, настолько долго, что летопись наша, напр., не помнит настоящей прародины славян – Карпат, и считает Дунай тем местом, откуда вышли предки восточных славян в обитаемые ими страны.

Придунайские славяне постоянно сталкивались с греками. Первоначально это были хищнические набеги дикарей-славян на богатые, но слабо защищенные границы Византийской империи. Набеги эти славянские племена предпринимали под предводительством сильнейшего племени. Таким считалось у них около VI века племя дулебов, кстати, и обитавшее ближе других к византийским владениям. В VI веке, во второй его половине, союз славянских племен под верховенством дулебов был разрушен нашествием аваров, воспоминание о котором сохранила и наша летопись в следующей записи: «Си же обре (авары) воеваху на словенех и примучиша дулебы, сущая словени, и насилье творяху женам дулебским: аще поехати будяше обрину, не дадяше въпрячи коня, ни вола, но веляше въпрячи три ли, четыре ли, пять ли жен в телегу и повезти обрина. Тако мучаху дулебы. Быша бо обре телом велици и умом горди, и Бог потреби я: помроша вси, и не остася ни един обрин. Есть притча на Руси и до сего дне: погибоша аки обре».

Авары погибли, сметенные следовавшей за ними волной варваров, но и дулебы были так обессилены, что не могли более стоять во главе славянских племен. К этому времени относятся смутные известия о ссорах и раздорах славянских племен друг с другом. Каждое племя живет с этого времени как бы само по себе, и общая связь поддерживается только общими верованиями, обрядами, обычаями и языком.

Набеги славян на греческую империю, однако, не прекратились и продолжались до первой четверти VII века. Опасности, которым подвергалась империя от нападения славян, заставили образованных греческих людей ближе присматриваться к своим врагам, чтобы узнать, как они живут и управляются, каковы их обычаи и нравы. Свои наблюдения над жизнью славян они записывали. Благодаря их записям, а также вещественным памятникам славянского житья-бытья, сохранившимся в могилах, можно составить себе некоторое представление о том, как жили предки русского народа, славяне, около VI века по P. X. Но эти наблюдения были довольно случайны, а потому отрывочны и неполны.

По неясным и скудным известиям византийцев, славяне управлялись многочисленными царьками, или филархами, т. е. племенными князьками и родовыми старейшинами, и имели обычай собираться на совещания об общих делах; вместе с тем византийские писатели указывают на недостаток согласия и частые усобицы среди славян. Эти известия относятся к VI и VII векам по P. X. Неизвестно, что это были за князья и княжения, как и в чем выражалась власть князя в племени, как относились к его власти люди, составлявшие племя. Вероятнее всего, что это были мелкие родовые князьки, выбранные отдельными родами, или союзами больших семей, чтобы вести порядок в племени, предводительствовать на войне и на большой охоте, держать третейский суд и приносить торжественные жертвы богам.

Описывая жизнь славян, греческие писатели всегда отмечают, что славяне «часто переселяются». Причин тому было много: увеличивалось количество народа, так что жить и кормиться в Прикарпатской стороне становилось трудно; слишком участились набеги диких племен, делавших жизнь здесь опасной и тревожной. Особенно должно было подействовать на славян в этом смысле аварское нашествие. Современник-византиец рассказывает, что после нашествия аваров славяне разделились на отдельные племена. Наконец, собственная страсть славян к набегам приучала их все меньше дорожить родиной и все больше влекла на чужбину. А из Прикарпатского края, благодаря вытекающим отсюда во все четыре стороны света рекам и речкам, открывался широкий и свободный путь на север, юг, восток и запад.

Ушедшие к западу племена славян поселились в нынешней Чехии и отсюда вверх по pp. Саве, Драве и Мораве проникли далеко на запад. От этих славян произошли нынешние чехи, моравы, словаки, хорутане и другие племена западных славян. Ушедшие на Вислу и там поселившиеся славяне сделались родоначальниками нынешних поляков. Двинувшиеся на север от Карпат племена сели, главным образом, по реке Эльбе, которая тогда называлась Лабой; отсюда и сами они получили название полабских славян. Часть их ушла еще далее на север и заселила южное побережье Балтийского моря – северо-восточную часть нынешней Пруссии. Эти племена прозвались поморянами. Обе эти ветви славянства, полабские славяне и поморяне, столкнулись здесь с немцами и после долгой борьбы с ними не устояли, подчинились немцам и мало-помалу путем браков и насильственного подчинения слились с немцами, образовав с ними один народ – прусский.

Спустившиеся к югу от Карпат славянские племена проникли за Дунай и заселили почти весь Балканский полуостров. От этих племен произошли нынешние сербы, болгары, черногорцы, босняки и герцеговинцы. Немало славянской крови влилось путем браков и в жилы нынешних греков.

Отошедшая на северо-восток от Карпат ветвь славянства по Припяти достигла Днепра и, расселяясь по этой могучей реке и ее притокам, столкнулась и смешалась с другой ветвью славянства, проникшей на Днепр с юга, от Дуная. Здесь славяне осели сначала по нижнему и среднему течению Днепра, заняв западный его берег, затем они овладели и верховьями его. Часть их перебралась и на восточную сторону реки и достигла, постепенно распространяясь, до Оки и Средней Волги; другие же двинулись по Западной Двине и, идя далее к северу, за Западную Двину, добрались до Ильменя-озера, до Ладоги и Невы.

Восточные славяне разделялись на несколько племен. То были: поляне, обитавшие по среднему Днепру, около нынешнего Киева; древляне, жившие по Припяти; дреговичи – по Березине; полочане – по Западной Двине; северяне – по Десне; радимичи – по Сожу; вятичи – по Оке и Угре; кривичи – между Западной Двиной и верхним Днепром; часть их проникла на Ильмень-озеро и получила название ильменских славян; тиверцы и уличи жили по южному Днепру и Днестру; дулебы и волыняне – по Бугу.

Эти-то вот племена, расселяясь постепенно все дальше на восток и север, заняли всю северо-восточную половину Европы и создали русское государство.

Каждое племя восточных славян состояло из соединения многих родовых и семейных союзов. Выражался этот союз тем, что старейшины, или князьки отдельных родов, собирались вместе на сходки, на которых обдумывали и решали дела всего племени, затевали и обсуждали различные военные предприятия или охоты сообща.

Жили славяне отдельными поселками – небольшими одиночными и семейными, или большими – родовыми.

Об этом знает и наша летопись. Там читаем, что славяне «живяху кождо с родом своим и на своих местех, владеюще родом своим». Жить родом значило то, что все люди, происходившие по родству от одного родоначальника, жили вместе, вместе работали, все имели общее и работали – пахали землю или охотились – сообща.

Во главе рода стоял родоначальник, старейшина, которым всегда бывал самый старейший по летам из всех родичей. В тех случаях, когда трудно было решить, кто старейший по летам, старейшину выбирали из взрослых и почтенных по годам и жизни родичей. Родовой старейшина наблюдал за сохранением мира и порядка в роде, был судьей в мирное время и предводителем на войне.

Итак, следовательно, родом называлось собрание родственных по происхождению семей, живших под управой старейшего родича – родоначальника, родового старейшины.

В семейной жизни славян господствовало единобрачие. Многоженство, хотя и встречалось, было в общем редко. Браки у разных славянских племен заключались не одинаково. В то время как одни, по словам летописи, «умыкаху у воды девица», другие же «схожахуся межю селы на игрища и ту умыкаху жены собе, с нею же кто съвещашеся», у третьих «жених по невесте не хожаше, но привожаху (ему невесту) вечер, а заутра приношаху по ней, что вдадуче», т. е. у этого племени славян жених покупал себе невесту, давая за нее ее родичам, терявшим работницу, выкуп – вено.

Брачные обычаи, особенно умыкание, т. е. воровство девиц, вносили немало разлада во взаимные отношения родов. Каждый род берег своих девушек как работниц. Умычка работницы приносила убыток роду, и род искал возместить свой убыток с похитителя, требовал вознаграждения с укравшего и его родичей и в случае отказа брался за оружие. Обыкновенно похититель соглашался заплатить выкуп, и тогда все улаживалось мирно. Иногда жених заранее уговаривался с родителями невесты о плате за нее, и тогда умычка была только исполнением старого обычая, если только считали нужным его соблюсти. Невесту, по выплате вена, передавали жениху с рук на руки. До сих пор в народных свадебных обычаях сохранились отголоски тех отдаленных времен, когда брак являлся куплей-продажей невест. Так, в некоторых местностях России соблюдается следующий обычай: подле невесты перед приходом жениха садится брат ее или другой родственник. Дружка спрашивает его: «Зачем сидишь здесь?» – «Я берегу свою сестру», – отвечает тот. «Она уже не твоя, а наша!» – возражает дружка. «А если она теперь ваша, то заплатите мне за ее прокорм. Я одевал ее, поил, кормил». – «Сколько же она тебе стоила?» – спрашивает дружка. Сидящий возле невесты начинает перечислять, что он истратил на ее прокорм. Дружка, выслушав, дает ему монету, но тот говорит: «Мало!» Дружка дает еще, и так до трех раз. Потом сидящий встает, и на его место садится жених.

Если обиженному роду, у которого чужаки похищали женщину, они отказывались уплатить ее рабочую стоимость, то начиналась вражда родов. Проливалась кровь. А так как у славян было в обычае мстить за убийство, причем обязанность эта переходила от одного родича к другому и каждое новое убийство вызывало и новых мстителей, то понятно, что происходило: члены отдельных родов резались насмерть, подстерегали и убивали друг друга, и это длилось иногда до тех пор, пока один из родов-соперников не бывал вырезан дочиста, до последнего человека. Родовая месть возбуждалась и по всякому другому поводу – нечаянное убийство, ссора, кража, словом, всякое столкновение грозило разрешиться этим страшным обычаем. Умычка невест и обычай родовой мести поселяли и поддерживали большую рознь между отдельными родами. Византийцы, наблюдавшие этот чуждый им строй жизни, утверждают, что славяне не умели жить в мирном согласии и «между ними господствовали постоянно различные мнения; ни в чем они не были между собой согласны; если одни в чем-нибудь согласятся, то другие тотчас же нарушают их решение, потому что все питают друг к другу вражду и ни один не хочет повиноваться другому».

По мере того как разрасталось количество членов отдельных родов и увеличивалось родовое имущество, родовые связи слабели. Старому, дряхлому родоначальнику становилось не под силу управлять сильно разросшимся родом. Все труднее и труднее становилось и родичам решать, кто из них старше. Стали часты случаи, когда племянник по годам оказывался много старше своего дяди, или слишком дряхлый старейший родич явно не годился быть главой рода. Первое время в таких разросшихся родах стали допускать, чтобы старейшина избирал себе преемника при жизни и правил вместе с ним, как бы узаконил таким путем его власть после своей смерти. Но случалось, что родоначальник умирал неожиданно, внезапно, бывал, например, убит на войне и не успевал назначить себе преемника. Тогда родичам разросшегося рода приходилось самим избирать себе родовладыку.

Распадению родового быта больше всего способствовала необходимость переселения под напором врагов. Уже на Поднепровье племена славян должны были прийти с нарушенным строем родовой жизни. Передвигаясь под натиском аваров с Карпат и Дуная на Днепр, они, вероятно, в очень редких случаях доходили сюда целыми родовыми группами. А если доходили, то в новом краю, глухом и лесистом, находили крайне неблагоприятные условия для жизни целыми родами. Большому роду трудно было найти здесь место, на котором он мог бы сразу поселиться всей кучей достаточно тесно, чтобы не рисковать расставить отдельные семьи слишком далеко одна от другой и уже этим одним ослабить родственную связь. Отдельным семьям невольно приходилось здесь отбиваться от рода в поисках удобного местожительства; самое переселение не было свободной перекочевкой не спеша, заранее обдуманной и налаженной: люди бежали, спасая свою жизнь от свирепых аваров, – тут было не до сохранения родовой связи. Отдельные семьи иногда очень далеко отбивались от рода, и тогда власть старейшины рода, так сказать, не достигала их. У такой отделившейся семьи появлялось и свое отдельное имущество, так как работать, добывать себе пропитание ей приходилось одной и только на себя, на свой страх и риск и своими только средствами.

Но одной семье было трудно бороться за свое существование – в той суровой и новой обстановке, какую создавали для жизни естественные условия Поднепровья. Под давлением нужды отдельным семьям и лицам различных родов, случайно основавшимся на новых местах близко друг от друга, пришлось соединиться для совместной работы и для самозащиты. Такие союзы семей, связанные не столько родством и происхождением от одного родоначальника, сколько взаимной выгодой и сотрудничеством, скоро стали господствующей формой общежития у восточных славян. У черногорцев и герцеговинцев можно еще теперь наблюдать существование таких союзов-семей, которые называются у них «задруги», «велики кучи», «заедины».

Основные задруги были, вероятно, очень немногочисленны, заключая в себе человек 20 или 25 взрослых мужчин-работников, не считая стариков, женщин и детей; бывали, конечно, задруги и более обширные, заключавшие одних взрослых мужчин до 50 и более человек.

Но вот большая семья еще разрастается. Рождаются и вырастают младшие, принимаются или «присуседиваются» новые насельники. Так как почти всегда родится и выживает людей больше, чем умирает, то количество взрослых в большой семье и в группах отдельных семей, живущих вместе, все увеличивается.

Становится тесно и работать, т. е. охотиться и обрабатывать землю. В те времена землю под пашню подготовляли тем, что выжигали росший на ней лес. Удобренная золой земля давала богатый урожай лет пять-шесть подряд, а потом истощалась, и тогда приходилось выжигать новый лесной участок; земли для такого способа ведения хозяйства требовалось очень много, и потому не мудрено, что семьи рода стремились селиться как можно реже. Охота и бортничество, самые распространенные тогда промыслы, требовали тоже больших пространств земли на каждую семью.

По вычислениям и наблюдениям одного ученого, пока люди занимаются только охотой, которою живут и кормятся, каждому охотнику, чтобы просуществовать и прокормиться, нужен огромный простор; у охотников-эскимосов, например, на каждые сто кв. километров (1 кв. километр – 0,878 кв. версты) приходится всего только два человека населения; даже в неизмеримо более богатой всеми естественными благами, нежели родина эскимосов, Амазонской провинции Бразилии на том же пространстве живет 3 человека охотников. Когда люди занимаются скотоводством, то та же площадь земли может прокормить по-прежнему немного людей; так, в Киргизских степях на 1 кв. километр приходится по 1 жителю, а в некоторых местах Туркестана один житель приходится на 2 кв. километра. Когда люди занимаются земледелием, то могут жить значительно гуще: тогда на одном кв. километре могут жить до 40 человек. При занятии промышленным трудом, когда искусственно удобряется земля, когда можно удобно и скоро продать в городе хлеб и купить платье, обувь и прочее, на одном кв. километре могут прожить и прокормиться до 160 человек. Наконец, когда люди занимаются только торговлей, т. е. получают хлеб из других стран и платят за него своими промышленными и фабричными изделиями, тогда на одном кв. километре земли может просуществовать громадное количество населения.

Благодаря тесноте, возникавшей по мере разрастания отдельных задруг, среди них увеличиваются случаи взаимного недовольства. Охотники одной задруги, сталкиваясь в своих скитаньях с охотниками, членами чуждой им задруги, не всегда могли мирно разойтись. Начнут, например, гнать зверя одни, а его переймут нарочно или нечаянно соседи. Подымается ссора, спор, драка. То же происходит и у земледельцев. Запалят огонь на облюбованном участке земли в одной задруге, но не рассчитают силы и направление ветра, глядишь, огонь перекинуло дальше намеченной черты, сгорела огромная площадь леса, выгорели и те участки, где, может быть, через год или два решили жечь лес соседи. Опять недоразумение, ссора, драка, есть раненые, даже убитые. А по старому обычаю за убийство надо мстить. Начинается охота за людьми, и создаются новые поводы для мести. Род восстает на род, семья режется с семьей, члены одной задруги организуют поход на соседнюю задругу. Жить становится невмоготу – и тесно, и беспокойно, и опасно.

Тогда отдельные семьи уходят подальше, направляясь обыкновенно вверх или вниз по течению той реки, у которой жили, и на новом месте устраиваются жить по-старому.

Где-нибудь у опушки большого леса, неподалеку от реки или озера, на высоком сухом месте располагалось жилье. Жилье побольше, обнесенное земляным валом, служит домом старшин; здесь же, внутри вала или возле него, собираются задружники для совещания об общих делах. В студеную зимнюю пору здесь горит всегда огонь в прочном очаге, и каждый задружник может прийти сюда из своей на живую нитку смётанной хибарки погреться. Жилья остальных семей разбросаны вокруг в беспорядке: всякий ставит свое жилье там, где ему удобнее, окружая его земляным валом как для тепла, так и в целях безопасности от дикого зверя и злого человека.

Самые жилища славян этого времени, как можно судить по раскопкам, – полуземлянки, над которыми делались надстройки, огороженные вроде шалаша из жердей и тонких бревен, сколоченных деревянными гвоздями, связанных лыком и скрепленных смолой, хворостом, дерном; крыша поддерживалась крепким столбом, возвышавшимся посреди жилья; пол жилья был земляной, плотно убитый, посыпанный песком; внутри «жилитва» находился глиняный очаг, истопка; отсюда произошло наше слово «изба» – истба, т. е. жилье с истопкой. Из домашней обстановки в таком жилье, кроме печи-очага, над которым в крыше было прорезано отверстие для выхода дыма, имелись «лавы» – лавки и стол; «стол» в современном его значении, т. е. в смысле мебели, почти несдвигаемой с места, за которой сидят, выработался довольно поздно, и столом в древности называли низкую передвигаемую подставку, одинаково годную и для того, чтобы ставить на нее пищу, и для того, чтобы сидеть на ней; низкие «лавы», неподвижно устроенные у стен, были покрыты «коврами», т. е., вероятно, просто шкурами зверей, трофеями охоты. Жилье обносили обыкновенно высоким земляным валом.

По всему пространству нашей равнины находятся многочисленные остатки земляных валов. Иногда эти насыпи еле заметны, стертые всесокрушающей рукой времени, но часто и очень явственны и сохранились сравнительно хорошо. Валы рассеяны обыкновенно на расстоянии 3, 4, 5, даже 8 верст один от другого. Их принято называть городищами.

«Древнейшие городища, – говорит проф. Д.Я. Самоквасов, – за немногими исключениями, расположены на наиболее высоких пунктах высоких побережий, защищены с двух или трех сторон естественными оврагами или крутыми спусками к реке, а со стороны, примыкающей к ровному открытому полю, обведены искусственными укреплениями, валами и рвами. Немногие городища, представляющие исключение, поставлены в местах низменных, на лугах, и в этом случае всегда на местах, со всех сторон окруженных или окружавшихся водою. Городищ, удаленных от рек, я нигде не встречал». Особенно излюбленными местами для городищ были возвышенные мысообразные уступы, образующиеся при слиянии рек; тогда две стороны треугольника защищали реки, а третью, основание его, образовал высокий вал, с широким рвом перед ним.

«Внутренняя часть или площадь городищ, расположенных на высоких побережьях, всегда представляет собою отрезок горы, отделенный от прилегающего поля насыпным валом и выкопанным рвом, а со стороны естественных укреплений ровно обрезанный, так что подход к городищу с луговой стороны очень затруднителен, а подъезд невозможен. Величина площади большей части исследованных мной городищ изменяется от 300 до 450 шагов в окружности; но встречаются меньшие – до 200 шагов, и большие – до 1000 шагов в окружности»; в среднем чаще всего встречаются городища, вал которых охватывает пространство, еле достаточное для того, чтобы внутри его мог уместиться современный средний крестьянский двор. Меньшие городища в большинстве случаев оказываются при исследовании древнейшими.

Форма площади определяла внешний вид городищ; встречаются городища треугольной формы, более или менее отчетливо выраженной прямоугольной, но чаще всего встречаются круглые почти правильной формы и овальные или яйцеобразной формы. Вход во всех городищах помещен обыкновенно с той стороны, которая выходит на открытое поле, отделенное от площади городища рвом и валом, и обращен почти всегда на восток. Обыкновенно городища окружены только одним валом со рвом, но встречаются и такие, где земляные укрепления устроены сложнее: от главного вала выдвинуты полукружьем валы в сторону, ров идет вокруг двумя поясами, разделенными тоже валом, и т. п.; высота вала в отдельных случаях достигает 2 арш. 10 вершк.; по валу вбивали иногда частокол.

При раскопках внутренней площадки городищ исследователи наталкиваются на целые слои всякого мусора и щебня, неизбежно образующегося из разных твердых отбросов хозяйства на жилых местах. Тут попадаются черепки, щебень, уголь, зола, кости животных, птиц и рыб, которыми питались обитатели, случайно затерявшиеся предметы обихода – какие-нибудь маленькие сосуды, обломки ножей и рогатин, грузила от рыболовных сетей, медная и серебряная мелочь – кольца, запястья, серьги, служившие украшением у женщин и мужчин, костяные иглы, топоры каменные и железные и т. п. вещи, часто самого неожиданного вида, а порой и совершенно неизвестного нам назначения. Все такие находки попадаются часто среди золы, угля, что свидетельствует о пожаре, во время которого они погибли и потом остались погребенными в земле. Количество угля и золы иногда бывает так велико, что позволяет смело заключить, что внутри городища были деревянные избы или шалаши, служившие жильем и, быть может, сожженные беспощадным врагом, мстившим «за своих». Около таких городищ почти всегда находятся курганы – это древние кладбища, в которых обитатели городищ хоронили своих покойников.

Раскопки древних курганов и городищ прежде всего свидетельствуют, что они возникли в разное время, и эпохи возникновения их отстоят в отдельных случаях на целые столетия одна от другой. Рассеянные по всему огромному пространству России курганы и городища являются делом рук различных племен, и в науке далеко еще не выяснено с достаточной обстоятельностью и точностью ни время возникновения, ни принадлежность тем или иным племенам этих земляных свидетелей далекого прошлого. Далеко не всегда на бесспорных основаниях приписываются отдельные могилы и городища, или группы их, славянским племенам, финским или иным.

«Могилы славянской эпохи, – говорит проф. Л. Нидерле, – представляют собой группу, до сих пор во многих отношениях еще загадочную. Здесь встречаются тот и другой похоронные обряды – и погребение и трупосожжение; но как они относятся друг к другу хронологически и географически, до сих пор еще с точностью не выяснено. Данные археологии и свидетельства истории противоречат здесь друг другу. Начальная летопись, например, рассказывает, что славянские племена кривичей, вятичей, радимичей и северян сожигали своих мертвых. А на территории, где жили эти племена, мы находим большое количество могил с костями и очень часто находим оба обряда в могилах одной и той же группы. Одни ученые думают, что могилы с костяками принадлежат одному славянскому племени, а могилы с остатками трупосожжения – иному. Другие исследователи полагают, что могилы со следами трупосожжения следует относить к более древнему периоду, а могилы с костяками, судя по находимым в них византийским и арабским монетам, не древнее X века, стало быть, можно думать, что погребение сделалось всеобщим обычаем только под влиянием христианства».

Проф. В.Б. Антонович разделяет славянские курганы на три группы: 1) курганы древлянские, где костяк находится почти на уровне почвы и по контуру окружен воткнутыми в землю гвоздями; оружие и целые сосуды редки, больше мелких бытовых предметов – железные ножики, оселки, украшения – бусы и кольца, клочки одежды и обуви; 2) курганы полянские, где покойник погребен большею частью верхом на лошади, в яме, при нем много оружия и украшений; 3) курганы северянские, где встречаются почти исключительно только сожженные костяки и пострадавшее от огня вооружение и украшения. Но это подразделение особой точностью не отличается, так как в стране полян, например, встречаются погребения, характерные и для северян и для древлян, а в северянской области встречаются и полянские и древлянские.

Курганы ильменского или новгородского края достигают иногда до 15 и более аршин высоты; обыкновенно это крепкие крутобокие насыпи, окруженные по подошве крупными валунами. Распространение христианства не нарушило обычая насыпать курганы над могилами покойников, но несомненно прекратило обычай сжигания трупов. Тогда в силу старого обычая, от которого трудно было отстать, стали жечь только костры на могилах, сжигая при этом иногда остатки «тризны», т. е. поминального пира. Понемногу вывелось и это, но до сих пор во многих местах России, как бы в воспоминание старого обычая, посыпают вырытую могилу золой; существует также обычай посыпать пеплом тело почившего после и даже во время церковного обряда погребения.