Текст книги "«По полю танки грохотали…». «Попаданцы» против «Тигров»"

Дышать стало полегче. Наверное, он просто привык. Еще бы привыкнуть к поту – едучему, соленому, заливающему глаза. А самое главное, мешающему прицельно стрелять. Ну, ничего. Стрелять осталось недолго – патроны уже кончились, снаряды – на исходе.

Два залпа сливаются в один – его пушки и фашистской. Мелькает мысль – подлая, трусливая: «Хоть бы попал!». Но – мимо.

Виктор послал в приемник последний снаряд. Прицелился.

– Огонь!

Но снаряд заклинило. Что же, бывает и такое.

Индивидуальное оружие нашлось, он не знал, полагается ли оно рядовым танкистам, но имелось. Ждать, пока его вытащат и повесят, он не станет. Лучше помереть, как и полагается…

Только сперва – танк. Фрицам он его не оставит.

Перед смертью оставалось сделать одно, последнее дело. Узнать, как зовут его реципиента и его напарника. Книжка нашлась в кармане гимнастерки. Василий Оськин. Что же, прощай, Василий Оськин, и ты, Мишка Петров. Вы были настоящими героями, ребята.

Пора.

Спалить танк изнутри, мягко выражаясь, сложновато. Если б оставались снаряды, было бы значительно проще. Гранату на боеукладку, и – с коммунистическим приветом. Кушайте, не обляпайтесь. А просто уничтожить приборы – такой расклад его не устраивал.

Но ведь граната у него не одна. Вон, в боевом отделении – целая укладка. Новые ребристые корпуса осколочных «фенечек» задорно поблескивают. Почему он не подумал об этом раньше? Дурень. Вот Мишка или настоящий Василий – те бы, наверное, сразу сообразили…

Ну, стало быть, надо распихать… где получится. Не забыть только чеку выдернуть, а то…

Парочку – в район баков, куда еще? Под сиденья, в затвор. Взрывная волна от самоподрыва сделает свое дело. Зачем, спрашивается, он только пистолет искал?

Так, теперь одну – в правую руку, другую – в левую. Можно, конечно, поизвращаться, зажав и третью между колен или вовсе сев на нее, но это уже перебор. Восстановить танк немецким трофейщикам и без того будет, пожалуй, затруднительно. Жаль, боеукладка пуста, тогда б уж наверняка разворотило. Распрямить усики, надеть кольца на большие пальцы, потянуть. Предохранительные рычаги легонько ткнулись в загрубевшую за неделю войны кожу ладоней. Ну, вот и все…

Два негромких щелчка освободивших ударники рычагов. И навалившаяся, спустя три секунды горения замедлителей, тьма…

Россия, недалекое будущее. Виктор

Если бы он не читал эту историю раньше в инете, понятное дело, решил бы, что с ним произошла какая-то фигня. Два танкиста, ведущие неравный бой, обреченные на гибель, и при этом один ведет записи в блокноте, другой – строчит письмо жене. Понимая, что танк придется уничтожить и все их записи сгорят. Ну, просто история для сопливых барышень!

Но ведь – это было на самом деле! Эти два человека существовали, и, уж неизвестно, каким волшебным способом, но и письмо, и блокнот с записями сохранились. Если бы можно было рассказать их потомкам, как именно погибли их прадеды… Если бы вообще можно было взять всех вот этих самых потомков да сунуть туда, в пекло сорок первого, чтобы не из кино и книг, а на своей шкуре прочувствовали, через что пришлось пройти их предкам, чтобы они, нынешние, могли жить, разве расплодились бы здесь, в стране, победившей фашизм, националистические банды – по-другому язык не поворачивался их назвать.

Только вчера вечером он, Виктор, столкнулся с двумя такими, бритыми налысо, обутыми в высокие ботинки на шнуровке – такими ботинками так удобно пинать лежачего беспомощного человека. Может, он и не обратил бы внимание на встречу двоих почти подростков, если бы один не вскинул руку в нацистском приветствии, а второй не ответил так же.

Они не сделали ничего, что выходило бы за рамки закона, но как же сильно Виктору хотелось взять этих двух щенков за шкирки да встряхнуть хорошенько, чтобы мозги прочистились! Ну, если у них, конечно, еще какие-то мозги есть…

Не вмешаться он не мог. Несколько быстрых шагов вперед…

– Да что ж вы, гады, делаете?! – Появления невысокого худощавого мужика Виктор не заметил. – Вы хоть знаете, олухи, что это за приветствие? И кто его использовал?

– Знаешь что, дядя… – нехорошо улыбаясь, начал один из бритоголовых, но второй дернул его за руку, показывая глазами на подошедшего Виктора.

Связываться сразу с двумя скинхеды не стали. Ну, конечно, они герои, когда надо толпой забить одного, а двое на двое – это уже не по ним.

Первый – Виктор определил его про себя как «главного» – презрительно сплюнул себе под ноги, и оба удались гордо, но поспешно.

Мужик качнул головой.

– Как подумаешь, кого мы воспитали – страшно становится. Ведь своими руками перечеркиваем то, за что наши деды-прадеды воевали.

Виктор кивнул.

– Спасибо, браток. – Мужчина протянул ему руку. Рукопожатие вышло крепким.

– Догнать бы да объяснить, – с тоской сказал мужчина. – Да только что им объяснишь-то? Ладно, прощевай, друг.

Он вытащил из кармана мятую пачку, протянул Виктору, тот качнул головой. Мужик вытащил сигарету, прикурил и медленно побрел прочь. А Виктор еще некоторое время стоял и глядел ему вслед.

Игру они создали правильную, если что-то получится – просто замечательно, но вот только ли в прошлом дело? Может, надо что-то делать и сейчас? Он не знал, что именно, но мысли его снова и снова возвращались к одной точке: исправлять историю нужно не только в прошлом. Потому что пока они исправляют прошлое – кто-то портит настоящее.

Глава 2

Россия, недалекое будущее. Наталья

Димка казался рассерженным.

– Вот еще новости – в танки играть! Как будто нам с тобой больше нечем заняться!

Угу, а как будто есть! Порция здорового секса, а потом Димка влезает в телевизор или играется во что-то, но только сам. Как будто это нельзя делать у себя дома, а обязательно у меня.

– Не хочешь – вали домой. – Я пожала плечами. – А мне интересно.

– С каких это пор тебя стали танки интересовать? – Порой сарказма Димке не занимать. – Не с тех ли самых, как тебя заинтересовал этот бородатый кент?

Я засмеялась. Димка носит бороду и почему-то уверен, что все остальные сисадмины тоже обязательно должны быть заросшими чуть ли не до бровей. Эдакий непременный атрибут профессии, борода, ага. Гы. За время моей работы на фирме у нас сменилось три админа, Витек – четвертый, и ни у одного из них ни бороды, ни длинных волос не было. Первый, имя которого стерлось из моей памяти, вообще брил голову налысо, второй, Олег, носил стильную стрижку, Вовчик имел лысину, что называется, естественного происхождения, а вокруг нее – рыжий, развевающийся во все стороны пух. Ну а Витек подстрижен коротко и аккуратно, как-то по-военному, что ли…

– Может, и заинтересовал, – вызывающе бросила я и вдруг почувствовала, что краснею. Что – это правда, что ли? Может, Витек меня и в самом деле заинтересовал? Да нет, глупости, он намного старше, да и, вообще, какой-то непонятный – разве могут мужика, которому под сорок, звать детским именем Витек? Да и вообще…

– Ну, мне все ясно, – ледяным тоном бросил Димка и, чуть ли не печатая шаг, удалился в коридор. Обуваться. И скатертью дорога. Мне же только легче: не надо каких-то изысков придумывать, сделаю сейчас бутерброд и засяду за новую игрушку. Не знаю, почему, но мне вдруг показалось, что это очень важно – начать играть.

Так, что я вообще знаю о танках? Ну, понятное дело, увлекалась, читала, разницу между средним и легким танком понимаю. Технические характеристики, понятное дело, наизусть не помню, да и на кой? Инет еще никто не отменил. Энциклопедическими мои знания не назовешь, но и полным профаном я себя не считаю.

Правда, в танке – в настоящем танке – сидеть мне не доводилось. Зато я пробовала водить трактор и права у меня «ВС», так что и за рулем грузовой машины посидеть пришлось. Грузовая – она даже лучше: что называется, «высоко сижу, далеко гляжу».

С другой стороны, нужны ли они кому-то, знания мои и умения? Вон племянник двоюродный вовсю гоняет в двадцать восьмую версию какой-то чуть ли не допотопной игрушки – то ли «Армагеддон», то ли «Кармагеддон». И даже держит первенство уже несколько месяцев. Но это ж не означает, что его на реальную дорогу выпускать можно.

Так, Наталья Всеволодовна, что-то ты растрынделась. Регистрируемся. Ничего себе, еще и данные электронного паспорта требуют? Ладно, требуют – введем, это, надо полагать, чтобы отсеять всяких малолеток. Довольно разумно, на мой взгляд. Детям гулять надо, а не денно и нощно около компьютера просиживать.

О, информация о танках. Надо, пожалуй, все-таки почитать. Или сразу попробовать играть? Ладно, попробую сразу – а то знаю я себя: увлекусь новой информацией и поиграть не успею, а завтра перед Витьком будет стыдно.

Господи, неужели Димка прав, и я влюбилась в Витька?! Он, конечно, намного старше и, вообще, кажется, закоренелый холостяк. Но… что-то в нем есть такое… Какая-то, ну, одержимость, что ли, в хорошем смысле этого слова. Словно… словно у него есть дело всей жизни. Странно – неужели еще есть люди, у которых есть дело всей жизни? Да и вообще – с чего я взяла? Ну, он просто такой… необычный человек…

О-па, глубокоуважаемая Наталья Всеволодовна! Вот и ты докатилась до розовых соплей. Надо же! Дожить до двадцати пяти лет, посмеиваясь над своими излишне сентиментальными подружками, читающими дамские романы, смотрящими бесконечные сериалы и живущими придуманными любовями. Ах, он на меня посмотрел! Ах, он, наверное, в меня влюблен! Ах, он брюнет с голубыми глазами – мое сердце навеки разбито. А сейчас? Чем я сейчас лучше этих самых «мадамов», тоже напридумывала себе бог весть что, и, что самое интересное – совершенно безосновательно.

Все, хватит заниматься фигней! Итак, сегодня я буду командиром танка… скажем, тридцатьчетверки, и буду… буду участвовать в битве под Дубно – это одно из немногих сражений, о котором я знаю достаточно подробно. Ну, поехали…

С первого раза поиграть удалось недолго – подбили меня достаточно быстро. Просто перебило гусеницу, и танк беспомощно закрутился на месте прямо среди монитора, пока не поймал бортом немецкий снаряд… Все происходило лишь на экране, но мне почему-то казалось, что я чувствую этот запах – запах гари, запах пузырящейся от высокой температуры краски, вонь горящих человеческих тел – одним словом, запах безысходности и проигранного боя.

Фу-у-у. Футболку придется менять – мокрая насквозь. Нет, эта игрушка явно не для меня. Для нее нужны стальные нервы и куча свободного времени… И вообще…

Особенно весомым аргументом казалось это самое «и вообще». Ну, какой из меня, на фиг, танкист? Песня, помнится, еще была: «Да у тебя же мама – педагог, да у тебя же папа – пианист, да у тебя же все – наоборот, какой ты, на фиг, танкист?» Старая песня, и уж не знаю, по какой причине мой папа с высшим музыкальным образованием – не пианист, а виолончелист, – периодически ее врубает. Наверное, из-за избытка чувства юмора – это у нас семейное. Правда, мама у меня не педагог, а корректор в известном издательстве, но они мои «изыскания» типа стрельбы и военных реконструкций всегда принимали не то, чтобы в штыки, но весьма прохладно. И если бы папа узнал, что я еще и на компе в войнушку играю… А впрочем – какое ему дело?

Кажется, рука сама потянулась к кнопке «вступить в бой».

Глава 3

Россия, недалекое будущее. Наталья

– Ну, как? – Витек курил неподалеку от мужского туалета. Раньше я не замечала, чтобы он тут торчал. Может, он… ждет меня? Х-ха, возле мужского туалета?! Ты снова за свое, что ли?

– Играла?

Я кивнула, чувствуя себя полной дурой. Размечталась тут! А его интересует только, играла я или нет. Интересно – почему? Девичья дурь – девичьей дурью, но умения мыслить еще никто не отменял, верно? Вот и думай.

– Играла, но мне не очень-то и понравилось!

На самом деле игрушка была классная, я вчера – вернее, уже сегодня, – в три часа ночи еле-еле отползла от монитора, потому как с утра предстояло идти на работу и не только идти, но и чегой-то там на этой самой работе соображать. Но само с языка сорвалось.

– Угу, – с пониманием кивнул Витек. – Оно и не могло так уж сильно понравиться, ты ж без прибамбасов играла.

– Без каких прибамбасов? – не поняла я.

– Без таких. – Витек ухмыльнулся и вдруг слегка щелкнул меня по носу. Обычно я такого не терплю, а тут вдруг смолчала.

– Если ты хочешь в эту игру по-настоящему играть – существует еще шлем и сенсорные перчатки. Тогда и в самом деле как будто в танке находишься. Ты, кстати, вечером что делаешь? – И, не дожидаясь моего ответа, добавил: – А то пригласил бы тебя в гости. У меня как раз и перчатки, и шлем есть.

– И пиво? – зачем я спросила про пиво? Теперь он будет считать, что я иду к нему, чтобы напиться и…

– Нет. Пива нет, – серьезно ответил Витек. – Вообще не советую тебе пить пиво, когда ты чем-то собираешься заниматься всерьез. Вот когда поиграешь, тогда я могу тебя в какую-нибудь кафешку сводить. Если силы останутся. Ну, так что?

Я нашла в себе силы спокойно кивнуть.

– Идет. Если и шлем, и перчатки… Считай, что ты меня уговорил.

Еще бы я не пошла! Во-первых, интересно, неужели и в самом деле шлем и сенсорные перчатки дают такую полную иллюзию? Во-вторых, куда более интересно, чего ему от меня надо. Как говаривал незабвенный Буратино: «Ну, все! Здесь какая-то страшная тайна!»

Вечером неожиданно позвонил Димка. Обычно после наших ссор он дуется дня три, не меньше, а тут и суток не прошло.

– Слушай, давай вечером в кино сходим?

– Я не могу, меня пригласили в гости.

– А я, стало быть, не удостоен такой чести отправиться туда вместе с тобой?

Пожалуй, следовало бы послать его – ведь явно же на ссору нарывается, но почему-то мне было слегка страшновато идти в Витьку одной.

– Я не против. Вот только…

Я уже хотела было сказать «уточню у хозяина». Ведь, согласитесь, припереться в гости «со своим самоваром» и без предупреждения – все-таки не очень-то прилично. Но Димка вдруг передумал.

– Знаешь, я-то думал: ты расстроенная, грустишь, а ты, оказывается, о нашей ссоре и думать забыла. Вот и вали в свои гости сама.

В трубке раздались гудки. И как, спрашивается, с ним разговаривать? Но зато решение отправиться к Витьку окончательно обрело силу.

Вечером я подошла к нему сама.

– Ну, что, поехали?

Он едва заметно усмехнулся.

– А ты не боишься за свою репутацию? Завтра об этом будет весь офис судачить.

Я почувствовала, что краснею. Чего-чего, а судачить дамы наши могут. И будут, вне зависимости от того, поеду я куда-нибудь или нет.

Я махнула рукой.

– И так, и так будут.

Никаких «служебных романов» у меня до сих пор как-то не случалось, и это наверняка должно казаться теткам из бухгалтерии подозрительным. И не только из бухгалтерии: теток, слава богу, в нашей конторе хватает.

Витек пожал плечами.

– Ну, гляди.

В гостях неожиданно оказалось очень уютно. Нет, пожалуй, «уютно» – это не совсем подходящее определение. Обычно это слово ассоциируется – ну, у меня, по крайней мере, – с мягкими креслами, приглушенным освещением, тяжелыми занавесями. Жилище же нашего админа напоминало… каюту на корабле или… Ну, как там называются комнаты, в которых офицеры живут? Ах, да, офицеры живут в квартирах вместе со своими женами. Но здесь женской руки не чувствовалось. Блин, о чем я опять спрашивается?!

Рабочий стол с большим монитором, над столом – фотка: Витек в комбинезоне на фоне танка, снизу – надпись: «Металл, масло, соляр и порох… так пахнет танк, так пахнет победа…»

– А кто это сказал? Цитата – чья?

Виктор передернул плечами, усмехнулся.

– Человек один сказал, который понимал в этом толк.

Очень информативно, ничего не скажешь…

– А ты что, в армии служил?

Он снова как-то странно усмехнулся:

– Не служил. И одновременно – служил. Ты пока устраивайся поудобнее, а я пока прибамбасы притащу.

Я уселась за стол.

На другой стене висел плакат со смешным толстым воякой, который направлял на зрителя громадный палец с обкусанным ногтем и восклицал: «Танки справа… танки слева… окапывайся!»

– Держи. – То, что Витек протягивал мне, назвать шлемом нельзя было даже с самой большой натяжкой: обруч, широкий, сантиметров восьми высотой, прикрывающий лоб и глаза, с непрозрачным забралом-экраном и короткой антенной коннектора сбоку.

– Надевай. – И, видя мое краткое замешательство, добавил: – Это шлем-мнемопроектор. А вот это – перчатки. Внутри сенсорные датчики, реагируют на изменение давления твоих пальцев и ладони. Допустим, ты захочешь дернуть рычаг управления на себя, перчатка интерпретирует движение в соответствующий электронный импульс, и игра отреагирует. Короче, по ходу дела разберешься.

Я вдруг вспомнила, о чем хотела узнать:

– Слушай, Вить… Ты сказал, что игра бесплатная. А за счет чего фирма существует-то?

Витек улыбнулся – ласково, как улыбаются трехлетнему ребенку-несмышленышу.

– Ты представляешь, сколько на их сайт народу-то заходит? Каждый день? И какие там рекламные площади? К тому же игра-то бесплатная, а шлем и перчатки – уже за деньги. И не за малые, поверь. Девайс хоть и китайского производства, но стоит тоже не хило. Да и то, они регулярно акции всякие проводят: то победителю серии игр аксессуары бесплатно, то к какому-нибудь празднику – скидка. Почему тебя это волнует?

Честно говоря, я и сама не знала, почему. Да и не волновало меня это особо; так, поскольку-постольку.

– Готова? Только давай-ка для начала…

Он начал быстро нажимать какие-то кнопки, настраивая конфигурацию программы.

– Ты чего делаешь-то?

– Хочу, чтобы ты сперва эпизод прошла. Недлинный. Может, тебе в мнемике и вовсе играть нежелательно. Все, готово. Ну, давай.

Германия, 1945 сорок пятый год (точное место и время не определены). Наталья

Тесно. И душно. И… странно. Я – внутри танка? На самом деле?! Ни фига ж себе! Я чуть не взвизгнула от восторга – от такого бурного проявления эмоций меня удержал раздавшийся рядом надсадный кашель. Кашлял какой-то мужик, сидящий на водительском месте. А, блин, нельзя говорить – «на водительском», надо – «на месте механика-водителя». Я что тут, не одна?! А, ну да, вчера же можно было играть, выбрав себе роль командира, заряжающего, водителя, радиста. Интересно. Все так достоверно выглядит… Хотя, впрочем, откуда мне знать о достоверности? Из многочисленных прочитанных книг да просмотренных фильмов?

Танк несся вперед с немыслимой скоростью. «Три-четыре», насколько я помню, могли по пересеченной местности давать до двадцати пяти километров в час, но это и не пересеченная местность. Хорошая, качественная булыжная мостовая… Была. До того, как здесь проехали наши танки, выворачивая булыжники своими гусеницами. Ну, ничего, немцы – народ аккуратный, восстановят. Двадцать пять километров в час, а мне казалось, что мы мчимся, подобно урагану, сметая все на своем пути.

Откуда я знала, что городок, за который сейчас шел бой, немецкий, а не, к примеру, прибалтийский или чешский? Знала – и все. Германия, сорок пятый… Последние дни войны. Совсем скоро маршал Жуков примет у Вильгельма Кейтеля подписанный акт о капитуляции Германии… а вот в таких вот маленьких городах далеко не сразу прекратят стрелять в спину нашим.

Экипаж прекрасно справлялся и без моего командования. Впрочем, я бы сейчас накомандовала… Сижу на командирском месте да головой кручу по сторонам, слово сова какая-нибудь. Только и успеваю, что выхватить взглядом отдельные детали общей картины.

Вывернутое с корнем дерево – уж и не знаю, что с ним произошло…

Остатки вражеской батареи. Не остатки даже – останки: лежащие вповалку, кверху колесами, тяжелые орудия. Искореженный зенитный «эрликон»-спарка. Хорошая пушка, качественная. Как и все, то произведено в Швейцарии. Была качественная. Теперь уж вряд ли из нее можно произвести хотя бы один выстрел – оба ствола изрядно помяты. А вон еще одна та вообще выглядит так, как будто здесь гулял великанский ребенок, который взял да и завязал стволы в сложный, но красивый узел.

– Останови.

Звучит глупо – словно я прошу таксиста, а не отдаю команду механику-водителю. Но он молча кивает, и танк замирает посреди небольшой площади.

Покойников мне доводилось видеть и прежде, но эти ведь – они не настоящие? Это все понарошку! Просто очень хорошо прорисованы вот и все.

Двое лежат, вцепившись руками в ящик со снарядами. Хотели донести до пушки, не успели. На голове одного из них – кепи, второй без головного убора. Голова неестественно запрокинулась, светлые волосы шевелит ветер. Истинный ариец. Молодой совсем, наверное, моложе меня. Я должна испытывать какое-то чувство: или жалость, или ненависть, или хотя бы брезгливость, но испытываю почему-то тревогу. Все вокруг слишком, слишком похоже на настоящее! И вот этот офицер в излюбленной фрицами «мятой» фуражке…

– Товарищ капитан, пленные. Куда девать будем?

Я не успеваю ответить, и это хорошо. Потому что вопрос предназначен не мне. Сзади стоит, улыбаясь (когда только успел подойти) молодой голубоглазый танкист, одетый так же, как я. И по возрасту, наверное, такой же. Хотя я же не знаю, сколько мне лет… тут.

– Расстрелять, что ж еще, – не задумываясь, равнодушно отвечает он, продолжая столь же мило улыбаться.

Расстрелять?! Мне не показалось? Я не ослышалась? Да это же… Да это же просто… фашизм натуральный!

Видимо, я выпалила это вслух. Лицо голубоглазого, только что такое милое и приветливое, моментально отвердело, превращаясь в чеканную маску.

– Ты думай, что говоришь, Костя, – жестко произнес он.

Костя – это, стало быть, я.

– Я…

– Головой думай, – еще жестче говорит он, – прежде чем такими словами разбрасываться. Мы не пехота, забыл? Куда нам пленных девать? Вот сейчас придет приказ продолжать движение, так ты их что – в танк свой сунешь, что ли? Или привяжешь и заставишь бежать следом, словно кобылу за телегой? Или предлагаешь их отпустить? Может, еще и оружие вернем? Была б рядом пехтура, сплавили б им, а так… сам должен понимать. А вообще, Костя, ты сколько на фронте, полгода где-то? Ну, я поболе твоего, три машины сменил, многое повидал. Думаешь, панцерманы с нашими иначе б поступили? Танкисты в плен не берут, запомни это, хорошенько запомни…

Что ответить, я не нашлась. И все-таки это какая-то дикая жестокость! Даже если вспомнить о том, что фашисты творили на нашей территории. Но мы ведь – не они! С другой стороны, имею ли право я, двадцатипятилетняя девчонка, знающая о войне только из книг, фильмов да рассказов бабушки, которая, в свою очередь, знала только из рассказов своих родителей, имею ли я право осуждать их, отдающих такой приказ?! Видевших смерть. Узнавших, быть может, о гибели своей семьи. Освобождавших белорусские и украинские села, в которых уже не оставалось, кого освобождать…

– Ты прям как барышня, Костя, – укоризненно качает головой голубоглазый, по-своему истолковав мое молчание и склоненную голову. – Если б я тебя не знал, честное слово, решил бы, что ты труса празднуешь.

При чем тут трусость, абсолютно не понятно, но спорить я не стала. Да и потом, чего спорить-то? Ведь это – просто компьютерная программа. Пускай и очень качественная. Даже, пожалуй, слишком качественная какая-то…

– Ладно, возьми пятерых в сопровождение и прогуляйся. Погляди, – он кивнул в сторону населенного пункта, – что там делается.

Городок казался совсем небольшим. То ли городок, то ли деревня – в этой Европе и не поймешь. И разрушенный почти полностью. Авиация союзников постаралась? Или наши? Пойди пойми… Особенно неприятно – не неприглядно, а именно неприятно – выглядел большой богатый дом неподалеку от церквушки. Рухнувшая передняя стена открывала взору внутренности здания. Ощущение такое, как будто глядишь во вспоротый живот и видишь все внутренние органы. Или копаешься в чужом грязном белье… Цветастые обои с какими-то скособоченными, чудом не сорванными ударной волной картинами на стенах, выщербленный осколками кафель в ванных комнатах, перевернутая мебель, рассыпанные по полу книги, разбитая посуда и детские игрушки, нависающие балки перекрытий… Обломок чужой, безвозвратно разрушенной жизни…

Впрочем, это не мы, а они первыми начали войну; это их бомбы первыми вздыбили брусчатку советских улиц и обрушили первые здания со спящими внутри мирными людьми, женщинами, стариками, детьми, так что не о чем сожалеть. Так-то.

Я поспешно перевела взгляд. Пыльные узенькие улицы, усеянные обломками разбомбленных зданий, верхушки деревьев срезаны снарядами, ветер гонит прочь обрывки бумаги… И – пусто. Странно пусто. Хотя, почему странно? Жители попрятались по подвалам, пережидая, пока фронт отойдет на несколько километров, это нормально.

Только кто же смотрит мне в спину? Смотрит с такой ненавистью, что она ощущается, бежит противным липким холодком между лопатками, цепляет тонкой ручкой с острыми когтями. Я обернулась в сторону колокольни. Интуитивно чувствуя, что оттуда может прийти смерть.

Она и пришла.

Я не могла слышать этого, не могла видеть, но на секунду показалось – вот оно, лицо, совсем юное, еще безусое, с капельками пота над верхней губой, темный кружок дула смотрит прямо в душу. Грязный палец с обгрызенным ногтем (а ведь тоже, наверное, мама ругала за дурную привычку) нажимает на спусковой крючок плавно, как учили; и пуля – крошечная, свинцовая смерть находит того, кому она предназначена.

Попал пацанчик плохо. В живот попал. А это означало, что умирать мне долго и нудно. Блин, почему мне? Не мне, а моему персонажу. Только почему же тогда так больно? Невыносимо больно, и слов не хватает, чтобы описать все то, что мне сейчас довелось почувствовать.

Застрелиться, что ли? Так ведь ранения живота не всегда смертельны. Бывает, что задета только брюшная полость, а органы не повреждены. По крайней мере мне доводилось читать о таких случаях. Я застрелюсь, а так бы этот человек, возможно, еще жил и жил…

О чем это я? Какой человек?! Это я – человек! Я, Наталья Нефедова. И я просто играю в компьютерную игру. Или – не просто?

– Ах ты, сука! Едрит твою налево! – Старшина выхватывает оружие.

– Оськин! Вон он, выше бери!

Кто кричит, мне не видно, зато хорошо слышна короткая очередь из ППШ, заставившая засевшего на колокольне стрелка свалиться на каменные плиты площади. Но, прежде чем свалиться, тот все-таки успел сделать еще один выстрел. И отчего-то снова в меня…

Сейчас боли я не почувствовала. Просто слева стало мокро и тепло, и все.

Я с трудом повернула голову. Словно в замедленном кино, тело, кувыркнувшись в воздухе, с глухим стуком упало вниз. Почему я решила, что на колокольне гитлерюгендовец? Мое чрезмерно развитое воображение в этот раз подвело. Стрелком оказался толстый пожилой бюргер. А вообще, не разглядеть мне отсюда, плохо видно – то ли глаза слезятся, то ли стремительно садящееся солнце не дает увидеть. Почему солнце садится так быстро? Так не бывает. И ноги. Почему я не чувствую ног? Мне их оторвало? Их не могло оторвать, в меня попала пуля, а не снаряд или минометная мина.

«На горе – на горочке стоит колоколенка, и с нее по полюшку лупит пулемет»… Опять эта песня… Лупит пулемет, ага. Мне вполне хватило и карабина…

– Товарищ старший лейтенант!

Кто-то бухнулся около меня на колени и положил на лоб мокрую холодную тряпку.

Не надо эту тряпку, не надо, мне и так холодно! Но язык, ставший слишком большим, не хочет ворочаться в тесном для него рту. Фраза остается непроизнесенной, а тряпка так и лежит на лбу. Да еще и капает что-то сверху. Что это – дождь?

– Костя! Командир!

Краем сознания я успела удивиться тому, что меня зовет женщина. Я что тут, не одна девица, что ли? А потом все вокруг померкло…

Я уже не могла видеть, как старшина Оськин с перекошенным яростью лицом вскакивает на ноги и бежит к упавшему на землю фольксштурмовцу, вокруг разбитой падением головы которого уже расползлась зловещая темная лужа. Как пинает труп, пока его не оттаскивают товарищи по экипажу. Как старшего лейтенанта Константина Крепченко несут на плащ-палатке обратно, и улыбчивый комвзвода, вновь закаменев лицом, приказывает обыскать руины и расстрелять всех обнаруженных с оружием или даже заподозренных… Но почему-то мне казалось – все это я вижу, глядя откуда-то сверху и чуть сбоку…