Текст книги "Счастливая сколопендра"

– Тут-тут! – крикнул Иуда и показал на щель, с которой свешивался узловатый канат метров десять длиной.

Я сбросил с себя рюкзаки и посмотрел наверх. Подъём был очень крутым, а роль ступенек выполняли порванные корни. Фактически ступенек не было.

– Нам нужно туда забираться? – испуганно спросила Галя. – Там же не пролезть!

На вершине щели, загораживая проход, торчал плоский камень, как подъездный козырёк.

– Почему не пролезть? Пролезть можно, но придётся его огибать сбоку. – Я протёр лицо потной майкой.

Щель выглядела крайне опасно, а после дождя – ещё и грязно, будто там прошёл селевой поток.

– Конечно-конечно, – уверенно ответил Иуда. – Все забираются, и мы заберёмся.

Он схватился за канат и, перебирая по нему руками, стал подниматься. Мы с Галей напряжённо следили за его движениями, готовые немедленно прийти на помощь, если Фидель вдруг сорвётся вниз.

– Топ-топ! – крикнул Иуда, когда оказался на горе.

– Глаза боятся, а руки делают. Не поминайте лихом. – Я ухмыльнулся и, поплевав на ладони, тоже полез наверх.

Упражнение это оказалось не из лёгких. Из каната сочилась мутная вода, а кроссовки скользили по мокрой земле, издавая весёлые звуки. Но больше всего мешали рюкзаки: они якорем тянули меня вниз, нарушали хрупкий баланс, качая меня из стороны в сторону.

– Жесть! – Я оглядел себя, когда поднялся на гору. – Просто жёсткая жесть!

Руки, ноги, одежда – всё было в грязи. Я вымазался, как домо-вёнок Кузя.

– Галя, давай! – крикнул Иуда.

Не обременённая грузом, она вскарабкалась на гору быстро, но почему-то измазалась больше, чем мы с Фиделем вместе взятые.

– Пипец, просто пипец! – Киргизочка была в шоке. Она поверить не могла в то, что видела. – Я больше никогда сюда не полезу! Я вся в говне! Пипец!

Мы с Иудой начали ржать, вытирая грязные руки о грязные вещи: нам было уже всё равно. Чего париться?!

– Галя, брось злиться! Смотри! – крикнул я и провёл две полоски на щеке, как это показывают в американских боевиках.

Киргизочка ещё поворчала немного, но затем стала дурачиться вместе с нами. На самом деле свинство нравится людям: просто не нужно превращаться в свинью.

После каната мы пошли дальше наверх, чуть в гору, по заросшей кустарником тропинке. Дорожка сделала два резких поворота и вынырнула на пригорок, с которого нам открылась удивительно красивая местность. Вся в тени пицундских сосен, тощих и мускулистых, как Фидель Иуда.

– Топ-топ, – произнёс он. – Вот это красотища!

Местность была холмистой, а холмы – высокими, почти стенами. Люди жили между ними, как в отдельных квартирах. В некоторых из них даже имелись удобства: умывальник из пластиковой бутылки и мутное зеркальце. На это было очень приятно смотреть. Всё было похоже на общежитие без дверей: на утопию, на мираж, на место счастья. И место это пользовалось успехом. Палатки стояли везде: в низинах, на возвышенностях и даже почти у обрыва.

– Вау! – прошептала Галя. – Какие насыщенные цвета!

Всё вокруг – и холмы, и низины – было покрыто толстым слоем красных иголок. Колючее одеяло земли. На нём отдыхали мягкие шишки, упругие ветки и твёрдые камни. Зелёной растительности почти не было, разве что молодые дубки и редкая травка. С моря дул ветерок, а вокруг, как в клумбе, расцветали палатки: синие, жёлтые, зелёные, реже красные. Около них лежали туристические коврики, тоже разноцветные. Только цветов было, как в палитре художника, на любой вкус, даже серо-буро-малиновый.

– Да уж, это рай на земле! Поразительно! – Моя челюсть, извините за штамп, немного отвисла.

Картинка так меня поразила, что захотелось её вырезать и замуровать в сетчатку глаза. Я остро почувствовал, что люди, которые здесь живут, безгранично счастливы. У них так много счастья, что они раздают его в аренду. Нет, даже не так! Они безвозмездно дарят его, каждому предлагают стать равноправным пайщиком джанхотского счастья.

– Ба-ба-бу! Арура! Ауе! Его-го! – вдруг мимо нас промчались двое детей.

Они носились вихрем по каким-то своим делам, а их звонкие голоса, похожие на свист стрижей, то и дело пронзали дневной воздух.

– Надо Вову найти! – очнулся Иуда.

Он оставил нам свой рюкзак и пошёл куда-то прямо.

Глава 10

Иуда вернулся минут через десять. За ним с неподвижным лицом шёл сибиряк Вова. Он ещё не проснулся и двигался криво, будто у него ревматизм.

– Привет! – радостно крикнул я ему и помахал рукой.

– Привет, – ответил он угрюмо. От него несло водочным перегаром.

Я внимательно посмотрел на сибиряка. Лицо его припухло, но совсем чуть-чуть: по молодости жестокие похмелья ему ещё не были знакомы.

– Как дела? – поинтересовался я.

– Пойдёт. – Вова даже выдавил из себя улыбку и беспомощно добавил: – Приехали, значит.

– Приехали.

Пауза.

– Место ищете?

– Ищем.

Вова помедлил, что-то обмозговывая.

– Ага. Так это, вставайте около нас на синей поляне, – предложил он. – Место найдём.

– Что за поляна такая? – спросила Галя. – Алкогольная, что ли?

– Узнаете, – сибиряк ухмыльнулся. – Пойдёмте!

Синяя поляна находилась справа от тропинки. В диаметре метров пять, но не совсем круглая, а, скорее, овальная. По её центру располагались два каменных сооружения: очаг и длинный стол, заваленный теперь пустыми бутылками, пластиковой посудой и сигаретными пачками. Очаг был накрыт прогоревшей решёткой, на которой стояла гора немытой посуды: сковорода с остатками яичницы, грязные тарелки и почерневшая кастрюля. Зеркала и умывальника на поляне не было, зато между соснами висел верёвочный гамак. Объявление над ним гласило: «Полежать – 100 рублей».

– У вас тут что, хан Мамай прошёлся? – Я даже присвистнул от масштаба дегуманизации.

Синяя поляна полностью оправдывала своё название: алкоголь ведь только до добра не доводит, а до регресса – спокойно. Грязь и бесхозяйственность чувствовались внутри овала во всём. Даже вещи, которые должны были служить чистоте, были против неё на этой поляне. Переполненный мусорный пакет опрокинулся набок, и из него вывалились консервные банки: кабачковая икра, килька в томатном соусе и свиная тушёнка.

– Располагайтесь! По-пожалуйста! – произнёс Вова с трудом. Его начало потряхивать, и он закурил.

– Где располагаться? – я огляделся.

Поляну окружали четыре холма, и на каждом из них стояло по палатке. То есть все спальные места были заняты. Оставалась только низина: непосредственно сам овал – сама синяя поляна.

– По-пока… тут. – Вова начал заикаться. – Пока… отдохните. По-попозже… решим. Ладно?

– Пили вчера?

– Пи-пили… до сегодня. До восьми утра, – ответил сибиряк и засунул недокуренную сигарету в пустую бутылку. – Па-парни… спят ещё. Я тоже… по-пойду, а то плохо… мне.

– Может, таблетку? – спросила Галя, но Вова отказался и посоветовал нам пока не разбирать вещи.

– И-искупайтесь. В Джанхот… сходите за продуктами. – Сибиряк сделал паузу. В его голове был похмельный дефицит слов. – Как Шампуньзе проснётся… он вас определит ку-куда нужно… Ему лучше знать. Дождёмся его… Хо-хорошо?

– Конечно-конечно.

Вова тупо кивнул. Тяжело развернулся, как самосвал, и почапал к себе в палатку.

– Что решаем? – спросил я у попутчиков.

Фидель предложил отдохнуть минут двадцать и потом двигать в Джанхот: за продуктами и просто так – ради прогулки.

– Ок, – поддержала Галя.

– Ок, – повторил я за ней и лёг на красные иголки, как на массажные гвоздики.

Они приятно покалывали мне голую шею. Я сладко поёжился и вздрогнул всем телом: по моей коже расползлись юркие мураши, будто сотни укольчиков.

– Вот же кайфище! – Я потянулся, как только что проснувшийся кот.

Все мои косточки затрещали, а мышцы напряглись, как эластичные бинты. После рюкзаков это была услада. Я положил руки под голову и стал разглядывать сосновые кроны. Они были скудны: коричневые ветки и зелёные иголки.

«Скоро они обвалятся и станут красными трупиками, – подумал я. – Но меня тут уже не будет. А на этом иголочном прахе будут лежать уже совсем другие люди. А может, и не люди вовсе. Может, лежать здесь будут дикие звери, греясь на солнце. Хотя…»

Я приподнял голову и огляделся. Солнце тут почти не ощущалось. Оно застревало в кронах деревьев, проливаясь на синюю поляну очень умеренно – узкими полосами и жёлтыми пятнами – в тех местах, где в сосновой крыше имелись прогалины.

– Какой же кайфище! – повторил я и, вытянув руку в сторону, нащупал два камня. Их много лежало вокруг: от совсем крохотных до огромных валунов, но в основном они были размером с кулак, плюс-минус.

Дальше моя рука наткнулась на сухую палку. Дрова тут тоже валялись везде: всякие прутья, веточки, береста и даже целые упавшие сосны. Многие из них уже сгнили, и там, наверное, водились муравьишки, мелкие-мелкие.

– Милипуськи! – Я хохотнул про себя и перевернулся на живот. Мой взгляд упёрся в три молодых деревца. Это были дубки. Их братья – такие же малолетки – росли по всей территории «общежития без дверей»: то тут, то там.

«Интересно, – подумал я, – а смогут они тут вырасти? Ведь вокруг – пицундская мафия».

Я размышлял об этом секунд десять.

«Нет, не смогут, – решил я. – Если бы могли, то давно бы выросли. А так… у них даже нет такой возможности. Диктаторы-сосны забирают на себя всю энергию солнца, и дубы чахнут от солнечного недоедания. Погибают, можно сказать, в раннем детстве. Такова жизнь. Таков естественный отбор. Так было и так будет всегда. И в царстве растений, и у животных, и среди людей, кстати, тоже. Никаких иллюзий на сей счёт не стоит испытывать. Нужно быть реалистом».

С тропинки послышались голоса, и вскоре на пригорке появились два человека: совсем юная девушка и парень лет тридцати. Они держались за руки и были, кажется, навеселе: то ли пьяные, то ли обкуренные. Взглянув в нашу сторону, парень что-то шепнул девушке на ухо, и они начали громко смеяться. Имели на это полное право: синяя поляна выглядела как гнусный притон. Люди внутри неё морально разлагались у всех на виду, как в жестоком реалити-шоу.

– Пора-пора! Пойдёмте в магазин! – крикнул Иуда.

Он разбежался и, ухватившись обеими руками за палку, стал раскачиваться на верёвке, привязанной кем-то к толстому суку на сосне. Никто не отреагировал. Я продолжал лежать на красных иголках, а Галя, переодевшись в чистую одежду, стояла у обрыва и созерцала синюю гладь. Она вдыхала нежные ароматы Чёрного моря. Её напитывал крепкий сосновый дух.

– Топ-топ! Хватит прохлаждаться! – ещё громче крикнул Иуда и задрал ноги вверх. – Пора идти за продуктами! Пора-пора! А-а-а! У-у-у! Е-е-е!

Галя обернулась и отрешённо взглянула на Фиделя. Она улыбалась своим мыслям. Я спросил у неё:

– Как тебе тут?

Киргизочка ответила, что пока ей тут всё очень нравится. Атмосфера дружелюбная, криков нет, и каждый занимается своим делом: тем, что ему больше всего нравится. Кто-то спит, другой пьёт, третий еду готовит, четвёртый практикует йогу. Галя кивнула в сторону парочки на обрыве: оба человека сидели в позе лотоса. Сложив молитвенно руки, они смотрели на море с закрытыми глазами, но… по всей видимости, с открытыми чакрами. Я ничего не ответил: мне была неблизка эта тема. Я не понимал её и не верил во все эти медитации.

– Ребята, ну что, идём или нет? – спросил я и усилием воли поднялся с массажных иголок.

– Конечно-конечно. – Иуда спрыгнул с верёвки и приземлился чётко, как заправский гимнаст: пятки вместе, колени врозь, руки подняты, туловище слегка наклонено вперёд, голова прямо.

– Красава! – Я поаплодировал. – Ну просто Николай Андрианов! Алексей Немов и Артур Далалоян![13]13
  Андрианов – советский гимнаст, занимает третье место в истории Олимпийских игр по количеству завоёванных медалей во всех видах спорта (15), из которых 7 были золотыми. Немов и Далалоян – российские гимнасты, олимпийские чемпионы.


[Закрыть]

* * *

Мы сбежали вниз по тропинке и оказались у щели. Она уже высохла и выглядела теперь не так опасно, как после дождя. Но всё равно было непросто: спускаться по канату оказалось тяжелее, чем подниматься. Приходилось оглядываться и осторожно переставлять ноги, ведь на затылке нет третьего глаза. Вообще, как мне кажется, научиться двигаться «спиной вперёд» – это за гранью человеческих возможностей.

– Кошмар! – проныла Галя, отряхивая руки и одежду. – Это что, каждый раз так? Я опять вся грязная.

– Ну не грязная, – возразил я, – а пыльная чуток.

– Нужно время. Привыкнешь, – Иуда виновато пожал плечами.

– Там, наверху, так красиво, но этот уродский канат всё портит! – негодовала киргизочка. Она чуть не плакала от досады, и мне вспомнилась история из моего детства.

Однажды мама с работы принесла красивую пачку чего-то. Я обрадовался, решив, что внутри неё шоколадные конфеты. Весь следующий час я жил предвкушением dolce vita – сладкой жизни. И вот мы начали пить чай. Мама открыла ту самую красивую пачку – и… о ужас, кошмар! Оказалось, что внутри неё вовсе не шоколадные конфеты, а прозаические баранки. Самые обычные русские баранки! Я возненавидел их всей душой, но… всё равно их ел вприкуску с чаем, потому что ничего другого у нас больше не было. Жили мы бедно.

– Галюсик, не злись. Я буду поднимать и спускать тебя на спине. Не думай об этом. Не парься. Мы же в отпуске. – Я чмокнул её в щёку.

Фидель демонстративно отвернулся к морю, делая вид, что следит за белым пароходом.

– Долго ещё смотреть будешь? – спросил я у него. – Идти пора! Сам же подгонял!

– Конечно-конечно, – ответил он на автомате и, обернувшись, посмотрел на меня и Галю. – Вот бы попасть на тот пароход. Не хотели бы?

– Отличная идея! – воскликнула киргизочка и захлопала в ладоши. – Давайте покатаемся на лодке или банане? Я видела на центральном пляже. Там можно их в аренду взять.

– Без проблем. Всё сделаю, всё организую, – пообещал я, и мы двинулись в сторону Джанхота, весело прыгая по камням. Киргизочка звонко смеялась, потому что я подгонял её тонким прутиком, как пастух – корову. Галя была в шортиках, и на её ляжках оставались лёгкие красные полосы.

Иуда шёл спереди. Иногда он оглядывался и с грустной улыбкой «радовался» нашим проказам. В его глазах читалась откровенная зависть. С одной стороны, мне было приятно, что Галя – моя, что Фидель мне завидует. Но, с другой стороны, я чувствовал неловкость оттого, что Иуда один и ему, наверное, тоскливо наблюдать за нашими брачными играми: похотливого самца и возбуждённой самки.

– Сначала на рынок или в магазин? – спросила Галя, когда мы пришли в Джанхот.

– В магазин, – твёрдо ответил я ледяным тоном. – Охладиться охота, а там кондиционер работает.

– Конечно-конечно, – вытерев со лба пот, Иуда осмотрелся. – Тут всё ещё только один магазин на весь хутор?

– Кажется, с прошлого года ничего не изменилось, – усмехнулся я.

Мы зашли в уже знакомое «сельпо»: по-другому невозможно назвать эту торговую точку. Внутри был, конечно, биток. Народ активно входил и выходил, а продавщица, как попугай, повторяла, что нужно закрывать дверь.

– Выпускаете холод! Слышите меня? Закройте дверь! Кондиционер для чего работает? – раздражалась она раз в минуту.

Но её мало кто слушал. Все были на расслабленной волне: волне отдыха, а не контроля.

– Охренеть! – Я опять испытал шок от цен: они стали ещё выше, чем в прошлом году. Выросли процентов на пятнадцать, хотя официально в 2018-м инфляция составила всего четыре и три процента.

Но отдыхающих эта разница вообще не смущала. Брали всего и помногу: особенно что касается алкоголя. Мужик передо мной взял десять бутылок «Балтики 3» по сто тридцать рублей за штуку, тогда как в Москве такое же пиво стоило пятьдесят шесть – ну максимум шестьдесят пять рублей. Но больше всего меня поразило мороженое: дешевле двухсот рублей ничего не было. Капиталистический магазин-монополия, нисколько не стесняясь, выжимал последние соки из глубинных россиян.

– Кровопийцы, – прошипел я, когда мы вышли на улицу. – Девятьсот рублей взяли! А за что?

Я стал перечислять наши покупки: две банки фасоли, банка кукурузы, пачка гречки, бутылка подсолнечного масла, соль, баночка аджики, десяток яиц и две пятилитровки воды.

– Разве это стоит девятьсот рублей? Красная цена – пятьсот. Это просто возмутительно! Куда только ФАС[14]14
  Федеральная антимонопольная служба.


[Закрыть] смотрит?

– По триста на человека. Не так уж и дорого, – примирительно ответил Иуда, а Гале было всё равно: не её же деньги тратили.

Дальше мы пошли на рынок. Формально он был разделён на две части: слева продавали барахло для отдыхающих, справа стояли лотки с дарами Краснодарского края. Галя с удовольствием массажировала овощи и фрукты, выбирая якобы лучшие, но на самом деле ей просто нравилось их трогать. В итоге она купила три розовых помидора, четыре колючих огурца, шесть персиков и одну голубую чурчхелу. На рынке цены были относительно божескими, и за этот набор мы отдали четыреста двадцать рублей и пятьдесят копеек.

– Алкоголь будем брать? – спросил я. – Может, пару бутылок вина? Всё-таки начало отпуска. Отметим!

– Нет-нет. Вова сказал, что у них ящик водки. Будем её пить.

– Ох, не знаю. – Моё лицо сморщилось. – Я не большой поклонник крепких напитков. Особенно когда они тёплые. Галя тоже, кажется, не пьёт беленькую. Да и ты не замечен.

– Конечно-конечно, ты прав. Но всё же мы в гостях, – заметил Иуда. – Неудобно отбиваться от коллектива в первый же вечер.

– Вот именно. И я бы, кстати, выпила пару стопочек. – Галя позитивно пожала плечами. – Почему нет? Ведь начало отпуска!

– Раз так, то супер! Я тоже тогда выпью водочки!

Настрой ребят мне понравился. Настроение скакнуло. И как раз на площади заиграл саксофонист. Я сразу узнал песню «Про друзей» группы «Кирпичи»[15]15
  Российская рэп-рок-группа из Санкт-Петербурга, образованная в 1994 году.


[Закрыть].

– Может, тогда по пивку? – предложил я и потёр ладони. – Посидим на лавочке. На море и отдыхающих посмотрим. Саксофониста послушаем. Ведь реально отпуск сегодня начался. Дорогие друзья, давайте по пивку!

Фидель и киргизочка были не против посидеть на площади, но:

– Я не буду пиво. – Галя капризно мотнула головой. – Хочу мороженого!

– Я тоже не буду пиво. У меня же иван-чай. – Иуда вытащил термос из рюкзака.

– Тогда ждите меня здесь. Сядьте пока на лавку.

Я побежал обратно в магазин. Гале взял шоколадный стаканчик за двести рублей, себе – крепкого «Новоросса» за сто сорок.

Вернувшись, я подсел к ребятам на лавочку и открыл зажигалкой бутылку. Первый же глоток пробил меня до слёз. «Как в песне у Александра Серова»[16]16
  Имеется в виду хит Александра Серова «Я люблю тебя до слёз».


[Закрыть], – подумал я и, протерев глаза рукой, продолжил пить пиво. Я наслаждался им, ни от кого не скрываясь. Иуда блаженно потягивал иван-чай, а Галя беспечно лизала мороженое. Я посмотрел на нас со стороны, и вдруг в моей голове родилась формулировка: «несвятая троица, ёбаный в рот». Я ухмыльнулся с выражением «это хорошо сказано, это в точку».

Сидели мы на лавочке долго. То молчали, то лениво перебрасывались фразами об отдыхающих: кто во что одет, у кого какая походка, а кому бы стоило постыдиться своего тела. По Джанхоту разгуливали целые стаи пузатых мужиков. Двое из них прошли мимо нас. Совсем рядом. Один был голым по торс и с волосатой грудью. Второй гнусавил и вонял табачищем.

– Ну что же ты – лук, чеснок? – спросил тот, что по торс. У него была запёкшаяся, изнурённая физиономия.

– А я что? Чего мне? – у гнусавого лицо стало как у обиженного крысёнка. – Я сапог стоптанный!

Мы одновременно рассмеялись. Время уже приближалось к трём пополудни, и жар постепенно спадал. Саксофонист продолжал исполнять «Кирпичей»: теперь песню «Данила блюз».

– Пора идти. – Одним глотком я допил пиво и выбросил бутылку в мусорку.

Мы молча пошли в сторону лагеря. Я, чуть захмелев, полностью погрузился в дикие камни, передвигался по ним от одного к другому, не замечая встречных людей и даже нудистов.

– Эй-эй! Подожди! – крикнул Иуда. Я набрал хороший темп и ускакал далеко вперёд. – Подожди! Тут Галя устала, просит привал.

Я обернулся. Фидель и киргизочка сидели на троне.

«Мы же не купались ещё, – вдруг подумал я. – А у трона как раз удобный заход. По плоскому камню. Шампуньзе в том году его показал, когда мы плескались на восходе солнца».

– Айда купаться! – крикнул я. – Откроем сезон.

– Конечно-конечно, топ-топ!

Мы быстро разделись: Иуда остался в коричневых плавках, я – в плавательных шортах, Галя – в оранжевом купальнике. Она зашла в воду и начала ныть про ужасное дно: про острые камни, гадостный ил и мерзкие водоросли. Её лицо скуксилось, и я, чтобы не видеть его, уплыл далеко в море. Не подумайте, я не бросил киргизочку на произвол судьбы, ведь рядом с ней (я это видел) ошивался Фидель. Я рассуждал так: если ему по душе, то пускай выслушивает её вздорности. Пускай оказывает ей моральную поддержку. Ничего плохого тут нет – только альтруистическое, гуманное и хорошее.

– Эй-эй! Э-ге-ге-гей! – крикнул Иуда минут через десять и замахал руками. – Возвращайся быстрей!

Подплывая к берегу, я заметил, что недалеко от трона остановились две кореянки или, может, японки, бог его знает. Для меня все азиатки на одно лицо. Я стал наблюдать за ними. Они о чём-то переговаривались на своём языке. Он мне совсем не понравился: какой-то рваный, с нотками нервозности. Вдруг одна из девушек скинула с себя лифчик и забежала в море. Она начала плескаться в воде, как шаловливая тропическая рыбка. Азиатка была так красива, что могла бы точно выиграть конкурс «Мисс Галактика». Она была бы лучше всех остальных просто по факту своей наготы, которую я видел.

«Вот бы она ещё и трусики сняла», – подумал я, не в силах оторваться от её небольших грудей, длинных ног и чёрных волос, собранных на затылке резинкой.

– Ты что там увидел? – спросила Галя, тихо подплыв сзади.

– Голую кореянку, – честно признался я. – Понимаешь, Галю-сик, я никогда до этого не был на нудистских пляжах. Поэтому мне всё тут в диковинку. Я ещё не привык к обнажённым женским телам и пока не могу не смотреть на голых женщин. По очень простой причине. Ведь я – мужчина в самом расцвете сил. Тупо физиология. Мои глаза сами… сами непроизвольно наводятся на голые титьки, тем более на такие аккуратные титечки.

Я кивнул в сторону азиаток и хохотнул.

– Дурак! – Галя зло посмотрела на меня.

«Ревнует, что ли?» – подумал я и стал извиняться, обещая впредь управлять своими инстинктами. Выдрессировать их так же, как Юрий Куклачёв натренировал своих несчастных кошек.

– А насчёт титек ты можешь не сомневаться: мне твои титечки больше всего нравятся. Они самые наливные, самые любимые! Это факт, честное слово! – заверил я Галю и сделал попытку её поцеловать.

– Всё шутишь? – презрительно спросила она и резко отплыла на один гребок. Видели бы вы её глаза: два луча жестокой обиды.

– Брось, Галюсик! Думаешь, нужны мне эти корейские бабы с их мелкими титьками? Я же тебя люблю. Я буду смотреть только на тебя и на твои большие груди. Мир? Жвачка?

– Мир, – ответила она с выражением «так уж и быть», и мы поплыли к берегу.

Иуда был уже там. Он стоял на троне и грелся под солнышком, уперев руки в бока. Настоящий олимпийский бог: кожа – как атлас, а тело подтянутое, ни грамма лишнего жира. Красивый и свежий, как только что распустившийся цветок. Фидель возмужал за последний год, прямо-таки преобразился, а я, напротив, конкретно сдал. Набрал лишнего веса, не так уж и много – килограммов пять, но пугала тенденция.

– Ты чего там увидела? – спросил я, заметив, что Галя пожирает Иуду глазами.

Киргизочка улыбнулась, сделав вид, что поняла мою шутку, но ведь я не шутил… Ладно, проехали.

– Не обижайся, Серёж. Я смотрела на него только из вредности, – попыталась она оправдаться, уже выходя из воды. – Теперь мы с тобой квиты.

– Я и не обижаюсь. Я делаю выводы.

– Ну и делай сколько угодно.

Я выскочил на берег и лёг спиной на горячие камни, уставившись в небо. Шум моря был таким громким, что я не мог разобрать собственных мыслей. Я только моргал и бездумно втягивал воздух. Он был вкусным, как пирожное, и полезным, как свежие перья лука. Он был даже полезнее.

– Идёмте! – предложил я минут через двадцать. – Вечереть уже скоро будет.

– Конечно-конечно, – ответил Иуда, разглядывая свои безупречные ногти.

Мы собрались и пошли в сторону лагеря. Я опять ускакал вперёд и был первым у второго каната. Ждать никого не стал и сразу полез наверх. Уверяю вас, что подниматься по сухому канату не так уж и сложно. Если бы не продукты и вода, то запорхнул бы как бабочка, а так – под нагрузкой – чуть не выплюнул лёгкие. Склон, что ни говори, резок: градусов тридцать от вертикали.