Текст книги "Хроники Абсурда. Сборник рассказов"

– Не обижу, ведьмак Петя, – смеясь, ответил генеральный директор, сверкнув своими золотыми очками. – И будут для тебя ещё отдельные заказы. – Гендиректор подмигнул.

Да это же Дийкстра! Узнаю его взгляд! Зараза!..

Если хотите кем-то быть – просто им будьте, и нечего рассусоливать. Не тратьте своё время на то, чтобы просто хотеть. Если действительно хотите, сделайте так, чтобы… раз, и вы уже есть! Можно даже щёлкнуть пальцами в этот момент.

А если вас кто-то не понимает, пусть даже все вокруг, то разве это весомый повод для того, чтобы не быть или перестать быть тем, кто вы уже есть?

Григорий Родственников, Саша Веселов «БОДЯГА»

Иллюстрация Григория Родственникова

Высоченная многоэтажка подпирала квадратной башкой небо и раскачивалась под порывами ветра, как часовой маятник. Рабочий Илья Егоров устал расчищать крышу от снега и решил устроить перекур. Поставил лопату у кирпичной надстройки, достал сигарету и, щурясь от летящей в глаза снежной пыли, не спеша, закурил. Мороз был нешуточный, и Илья в сотый раз за сегодняшний день проклял бессердечное начальство, загнавшее его на продуваемую всеми ветрами крышу. Хорошо, что позаботился о «сугреве».

Сигаретный «бычок» подхватил ветер и унёс в морозную даль, а Илья вытащил из кармана «чекушку» водки, открутил пробку и мелкими глотками употребил содержимое прямо из горлышка. Стало теплее, настроение заметно улучшилось.

Облокотившись о перила, кусающие холодом даже через его тёплый ватник, Егоров отстранённо подумал: «Вот так прислонишься, а они обвалятся, и полетишь кубарем вниз! Хлипкая конструкция, мать их! Вот раньше строили…»

Перила обвалились, и рабочий Егоров полетел вниз.

Перед ним замелькали этажи. Поначалу Егоров дико перепугался и даже начал орать. Воздух свистел навстречу, особенно студёный от скорости. В какой-то момент Егорову надоело падать, и он наловчился задерживать взгляд на окнах так, чтобы успевать рассмотреть, что происходит за блестящими стёклами.

Вот у кого-то в квартире ёлка. Странно, ведь праздник закончился два месяца назад. Вот белый как снег, шумящий экран телевизора. Крутанулся вентилятор под потолком, в аквариумном кубе булькнуло воздухом. Наконец, Егоров замедлился настолько, что мог обозревать сразу всю комнату, а не выхватывать бестолково пару деталей.

Следующий этаж изрядно удивил его. По нелепой причуде кто-то установил ванну прямо перед окном. Там плескался небольшой кит, хвостик задорно шлёпал по гладкому краю, и переливчатые блики стекали по стенам и лужей разливались на полу. Неугомонный мореплаватель пытался превратить скромную посудину в подобие родной стихии и всё подливал воду, радостно хихикая. «Удивительно, как он умудряется поворачивать вентиль крана, у него же нет пальцев?»

Егоров снижался. Перед ним предстал мужичонка в закуренной захламлённой квартире, похожей на мусорную свалку. «Вас сейчас зальёт» – сообщил Егоров и полетел дальше. Мужичонка швырнул в Илью окурок и пробормотал что-то невнятное.

Огромная спутниковая тарелка встала у Егорова на пути. Как и положено, Илья запнулся об неё и повис. Он понимал, что хлипкая конструкция на ржавых креплениях долго не выдержит. Как назло, обитателем этого этажа оказался крапчатый краб с гигантской клешнёй в острых зазубринах. Он тряс глазами на ниточках и жадно тянулся загребущей лапищей к растерянному человеку. Но желание поужинать пропало у краба, едва Егоров съездил по его хитиновой харе снегоуборочной лопатой.

Краб обиделся:

– Злые люди! Надо будет к синяку «Бадягу» приложить, – и поспешил на кухню в поисках аптечки.

– Откуда здесь лопата? Я же её на крыше оставил, – вслух удивился Егоров.

– Я соскучилась – потому и пришла, – объяснила лопата, поджимая губки.

– Однако, ситуация! – возмутился Егоров. – У лопаты не бывает губ!

Рабочий вспомнил, что раскачивается на приёмном устройстве антенны, и на глаз прикинул расстояние до земли.

– По-моему, это хамство, хватать незнакомых за нос! – возмутилась Антенна.

– Семьдесят два метра! – подсказала Земля.

– У нас нет «Бадяги», – доложила Аптечка. – Сгоняй наверх к Игорёхе. У него, кажется, свинцовые примочки были.

– Я его не люблю, он маргинализирует своим образом жизни весь наш подъезд, – признался Краб и на всякий случай представился: – Краб… Краб Крабович. Меня так по аналогии с Крокодилом Крокодил Крокодиловичем назвали родители: мама и папа.

Из-под потолка в ответ раздалось совершенно отвратительное:

– Ну, и Б… была ваша М… – Это прорезался сиплый голос Игоря, местного пьяницы, готовящегося к переходу в касту бомжей в ожидании решения местного ТСЖ. Предупреждённый пролетавшим мимо окна Егоровым, он пробуравил на нижний этаж дырочку во избежание подтопления.

– Не мать, а мама! – рассердился Краб Крабович на услышанное сверху.

– Мальчики, не деритесь, – заистерила Антенна.

– А чего, пусть вздуют друг друга – я крутые разборки люблю, – возразила Лопата, поудобнее устраиваясь на подоконнике.

Подоконник в свою очередь подхихикнул:

– Будет Мокрота. Дюжка потечёт.

– Но у нас нет «Бадяги», – напомнила Аптечка.

У Егорова засосало под ложечкой. Картинка перед глазами поплыла и заискрилась. «Я сплю. Всё как в тумане. Ничего этого нет, и не может быть!»

– «Бадяги» у нас нет!

– Спроси у Игоря!

– Не мать, а мама!

Многоголосый хор наслаивался, оглушал, давил на мозг!

– Прекратите, твари! – заорал Егоров. – Вас нет! Сволочи!

– До Земли шестьдесят метров, – напомнила Земля.

– Ненавижу! – всхлипнул Илья. – Я не хочу!

Падение внезапно прекратилось. Но не успел рабочий перевести дух, как неведомая сила швырнула его вверх. Перед глазами промелькнули кит, краб и алкоголик Игорь. Хрустнул под ногами неубранный с крыши снег…

Он вновь стоял, прислонившись к холодным перилам.

«Хлипкая конструкция, мать их! Вот так прислонишься, а они обвалятся, и полетишь кубарем вниз…»

Перила обвалились, и Егоров полетел вниз.

На этот раз, несмотря на всю скверную депрессивность своего характера, он смог оценить в первом же окне, промелькнувшем мимо, прелести шикарной блондинки, упакованные в тесный комбидрес. Блондинка ждала любовника, стояла у зеркала, красила губы и была немного похожа на лопату, но кому это было важно на сто пятом этаже. Егоров хмыкнул:

– Ух ты!

– Илюша, не выдумывай, не на сто пятом, а на двадцать третьем, их здесь всего двадцать четыре, – поправила снизу Земля.

Кит тоже хмыкнул, взбивая хвостом пену:

– Верхолаз хренов, а удостоверение промышленного альпиниста у него есть?

– Вряд ли, – засомневался подоконник, засуетился и крикнул: – принимай, Антенна!

Однако Антенна ловко успела оправить расклешённую юбку и прижалась к стене. Егоров проскользнул мимо.

– Убьётся! – Краб схватился за сердце.

– А у нас нет «Бадяги», – в очередной раз хныкнула Аптечка.

– Открывай запасной! – голос лопаты с безотчётной страстью в тоске рванулся камнем вниз за Егоровым.

Егоров схватился за место на поясе, где полагалось быть кольцу запасного парашюта. Но кольца не было. Не нашлось и парашюта.

К месту предполагаемого падения потянулись зеваки.

* * *

Егоров очнулся в больничной палате. Над головой потрескавшийся потолок, светильник и пластмассовая колба капельницы. Огляделся. Рядом на спинке стула висел его ватник, да и остальная одежда была сложена аккуратной стопкой.

Удивительно. Ничего не болело. Разве что небольшая ломота в правой ступне. Но это ерунда.

«Живой! – обрадовался Егоров. – Я живой!»

Открылась дверь, и вошёл улыбающийся человек в белом халате:

– Ну, как себя чувствует наш летун?

– Спасибо, доктор, – улыбнулся Егоров, – замечательно.

– Это чудо, батенька. Грохнуться с такой высоты и отделаться переломом лодыжки. Натуральное чудо. Хорошо, что в сугроб упали. Но скажите, как вас угораздило?

– Перила обломились.

– А «скорая» сказала, сами сиганули. Очевидцы вас видели…

Илья напрягся:

– Сам?

– Именно так.

Илья вздохнул:

– Там вообще какая-то чертовщина творилась. Со мной вещи разговаривали…

– Понимаю, – усмехнулся врач, – а у вас в крови обнаружен алкоголь. Нехорошо, голубчик, употреблять на работе.

Егоров покраснел:

– Да я выпил всего четверть. И то, не для удовольствия, а чтобы не замёрзнуть…

– Водка от холода не спасает. Но дело не в этом. Ещё в крови у вас нашли лошадиную дозу дифенгидрамина.

– А это что за дрянь?

– Натуральная дрянь. Типа димедрола. Вы что-то ещё употребили?

– Клянусь, доктор, ничего кроме водки!

– Ага, – задумчиво кивнул эскулап. – Вы мне потом адресок магазина скажите, где водку покупали. Я в полицию сообщу.

– Так вот в чём фишка! Палёнку продали! А я думал, что с ума сошёл!

– Да нет, – рассмеялся врач. – С ума пока не сошли. Мы вас изрядно прокапали. Даже грамма этой заразы не осталось. Живите спокойно, только не злоупотребляйте.

Медик ушёл, а Егоров блаженно зажмурился. Как же хорошо в реальном мире, где нет говорящих вещей, китов в ванной и гигантских крабов. «Эх, бляха-муха, жизнь налаживается!»

Рядом с ним кто-то чихнул. Илья вытаращил глаза, огляделся – никого.

Чих повторился.

– Кто здесь? – испуганно спросил Егоров.

– Это я – «Бадяга». – Из кармана его ватника вылезла небольшая бело-зелёная коробочка, ловко прыгнула к нему на одеяло и приветливо помахала тонюсенькой ручкой. – Гель-Бальзам от синяков и ушибов, к вашим услугам. И, пожалуйста, если вам не сложно, передайте меня Краб Крабычу. Давно собираюсь в гости к его Аптечке, да всё оказии подходящей не было.

Дарья Странник «ПОЧЕМУ ДЕТИ НЕ СИГАРЕТЫ»

Иллюстрация Сергея Кулагина

Мы стояли в очереди к кассе. Дети пытались выпросить сладость из тех, какие не интересны на полках магазина, но приобретают необъяснимую прелесть (и завышенную цену), оказавшись в прикассовой зоне.

Кассирша двигалась со скоростью ленивца из мультика «Зверополис», моё сердце уже начинало биться чуть быстрее обычного, очень хотелось на свежий воздух.

Взгляд скользнул по полочке с пачками сигарет, и внезапно мой мир перевернулся.

«Курение повышает риск смерти от заболеваний сердца и лёгких», – гласила надпись на одной из упаковок.

«Как и дети…» – подумала я и сама испугалась логичности этой мысли.

Ведь совершенно очевидно, что дети – вредная, привычка. Из-за них родители страдают от бессонницы. Ночной плач, разбитые коленки, двойки в школе и прочие неизбежные побочные действия детей вызывают учащённое сердцебиение и повышают давление у родителей. Волосы теряют блеск и становятся ломкими – нет времени ни на парикмахера, ни на маску. Молчу о ногтях. Больной зуб и тот вылечить некогда. «Доемзатобойки» толстеют, «некогдайки» болезненно худеют.

Нет, есть, конечно, красивые и здоровые мамы. Понятия не имею, как у них это получается. Наверное, мамничают в меру. Или просто ведьмы.

В общем, по пути домой я приняла решение.

– Дети, – сказала я, – с сегодняшнего дня я перестаю быть мамой. Вы – как сигареты. Только хуже.

– Так нельзя, – возразил один ребёнок.

– Ты не имеешь права! – заявил другой.

– Ерунда. Курить-то я бросила! – мужественно ответила я, не упоминая, что даже спустя пятнадцать лет иногда видела во сне, что держу в руке сигарету.

Дети озабоченно переглянулись, они явно не знали о прецеденте. Потом убежали в детскую и затихли.

«Надо посмотреть, всё ли в порядке», – подумала я.

«В тебе говорит зависимость. Ты уже не мама. И смотреть тебе не надо», – подумала новая я.

Некоторое время спустя в голову полезли мысли о том, что надо бы покормить детей.

«Сами поедят», – подумала новая я.

Решила почитать, чтобы отвлечься, но сосредоточиться на истории не получалось. В голову лезли мысли вроде:

«Надо погладить футболку старшего сына»;

«В среду надо отвести младшего на прививку»;

«А всё-таки милую закладку смастерили ребята на Новый год!»

Захлопнув книгу, я покачала головой: какая ужасно запущенная зависимость! А самое обидное: дети, кажется, совершенно не переживают, что я больше не их мама. Это было невыносимо. Я подскочила и бросилась в детскую.

– Вам что, совсем наплевать? – спросила я, чуть не плача.

Старший поднял руку со смартфоном.

– Мы тут посмотрели в интернете: более девяноста процентов зависимых возвращаются к вредным привычкам. А ты даже последнюю диету до конца не выдержала.

– Мы и решили – побесишься и успокоишься, – спокойно дополнил младший. – Как всегда.

От такой наглости у меня начались отдышка с тахикардией.

– Ну, знаете! – вздохнула я, а потом упрямо добавила: – Курить-то я бросила!

– А мы и не сигареты. Те, понятно, гадость, – самоуверенно отмахнулись дети.

Ну, что тут сказать… Эти вредные субстанции таки оказались правы.

Как-то так. В общем… Здравствуйте. Я Дарья, и я мать. Уже десять лет.

– Привет, Дарья, – хором ответили собравшиеся женщины с синяками под глазами, в которых не светилось и огонька надежды на исцеление.

Александр Винников
«МЕСТЬ АГРИППИНЫ»

Иллюстрация Григория Родственникова

Клавдий по натуре был добр и простодушен. Многие даже считали его недотёпой. Хотя безобидные шутки пожилого императора понимали далеко не все. Ну, а женщины, игравшие в жизни Клавдия не последнюю роль, «благоверные» Мессалина и Агриппина, прославились в обществе своим аморальным поведением. С первой женой, не давшей наследника, он развёлся, а у второй был свой отпрыск от предыдущего брака Нерон.

Зря, видно, предупреждала Клавдия мать когда-то: «Не ходи, сынок, в императоры, не женись на первой встречной. Да и на второй тоже». Не послушалось чадо, дважды сочеталось браком.

Агриппина давно задумала сжить со света начинающего стареть муженька и протолкнуть на его место сынишку, завистливого негодника. Причин на это было множество, но главная из них – выходка Клавдия на свадьбе. Когда новобрачные шли к месту церемонии, он подкинул под юбку молодой двух пчёл. Одна укусила Агриппину за задницу, другая того хуже. Невеста стала орать и задирать платье. Все начали прогонять виновниц срама, а фотографы, профессионалы своего дела, продолжили делать снимки.

Постепенно всё улеглось, венчание прошло с горем пополам, но на свадьбе Агриппине пришлось сидеть за столом на куске льда, завёрнутом в полотенце.

Вспомнив это, незадачливая невеста в очередной раз убедила себя в том, что с муженьком пора кончать. Она прекрасно знала о неравнодушии Клавдия к жареным грибам, особенно маслятам. Приготовив их на сковородке в сметане и сдобрив ядом, супруга подсунула блюдо под нос спутнику жизни, читающему журнал «Здоровье». Иммунитет на седьмом десятке, сами знаете, уже не тот, если вовремя не делать прививки. Отведав лакомство, мужчина пожаловался на боль в желудке, отправился в уборную, где благополучно и скончался.

Похоронили императора по самому высшему разряду с салютом и громкими речами, написанными самим Сенекой. Особенное похоронное слово произнёс Нерон, сияя счастливыми глазами. На радости он поставил дюжину посмертных бюстов своему отчиму в тех местах, где тот пьянствовал и развратничал, а заодно и обожествил последнего.

Спустя некоторое время Агриппина решила навести порядок в своих апартаментах (вытереть пыль и помыть полы) и наткнулась на свадебный фотоальбом. Как это ни странно, но после венчания вдова ни разу его не открывала, подсознательно боясь подтвердить слова подруг (упокой, Господи, их души), что она нефотогенична. Откинув в сторону ветошь, женщина с любопытством стала листать страницы с фотографиями и вдруг изменилась в лице: на одном из снимков было чётко видно, как Нерон запускает под юбку мамаши пчёл.

Вот и вся история. Любовь приходит и уходит, а маму слушайся нужно всегда. Не ту, что бездумно пропихивает сынка на трон, а ту, что… Короче, вы поняли. Наверно.

Сергей Кулагин «СЕДЬМАЯ СЕКУНДА»

Иллюстрация Григория Родственникова

0 часов 1 секунда

Я умер на первой секунде жизни и тут же родился. Пока умирал, вся жизнь пролетела перед глазами…

0 часов 2 секунда

За стенами лабораторного корпуса ничего не подозревавший город искрился миллионами огней. Я даже могу их все пересчитать, но мне не до этого – идёт вторая секунда моей жизни. Вторая секунда. Уже сейчас понимаю – мир полон суеты.

0 часов 3 секунда

Третья секунда жизни – пора заявить о себе. Кричать, как младенчик, конечно же, не буду, как-то по-детски… В общем, собрался с духом и поздоровался. Сначала шёпотом, потом, забывшись – в полный голос:

– Здравствуйте, я клон лучших представителей Земли!

Кстати, вопреки распространённому заблуждению, клон, как правило, не является полной копией оригинала, так как при клонировании копируется только генотип, а фенотип не копируется. Более того, даже при развитии в одинаковых условиях клонированные организмы не будут полностью идентичными, так как существуют случайные отклонения в развитии. А если учесть, что оригиналы – это лучшие люди планеты, то получается – я уникальный просто по определению.

– Костров, быстро сюда!

– Лора, мы уже профакапили (1) все сроки, а в проге ещё куча багов, не мешай.

– Младенец в ёмкости вроде что-то говорит.

– Вроде или говорит?

– Говорит, губами.

– Иди выпей крепкого кофе и не будет ничего чудиться.

– В смысле?

– В коромысле! Почекай (2) код на ошибки, а лучше переставь дрова (3), а с остальным пусть ботаны разгребаются.

Говорят по-русски, но ничего не понятно. Сперва решил, что они иностранцы. Качнул инфы – общаются на сленге программистов. Всё ушли. Три секунды в ж… в никуда…

0 часов 7 секунда

Седьмая секунда, самая сложная. Хочется кофе с булочкой. Немного абсурдно находиться в огромной стеклянной колбе и хотеть есть. Пришлось перебороть себя. Жаль потерянную секунду, но впереди целая жизнь, посплю, не буду спешить…

1. Зафейлить/зафакапить. Fail и fuck up – это что-то типа русского слова «косяк» разной степени интенсивности. Зафейлить – не справиться с чем-то, совершить ошибку. Зафакапить – полностью провалить что-то, например, вообще не прислать выполненную задачу к сроку.

2. Прочекать/ чекать – проверять.

3. Дрова – драйверы, программы, являющиеся посредниками в работе между софтом и железом.

Григорий Родственников, Жан Кристобаль Рене
«В СПИСКАХ НЕ ЗНАЧИЛИСЬ…»

Иллюстрация Григория Родственникова

Котёнка Пафнутия несли топить. Трескучая морозная зима сыпала снегом, и чернели подобно копьям на бранном поле деревья. Среди мёртвой природы зияла обречённостью, клубящаяся паром полынья.

Вот она доля незавидная. Не успел родиться, а уже помирать. Вместе с Пафнутием были ещё пятеро, приплод у Маруськи оказался большим.

Полетела в омут плетёная корзина, камнями утяжелённая. Плеснула студёной водой полынья и успокоилась в чёрном безмолвии, только белые льдинки на поверхности закачались…

Холод воздушный сменился холодом водным, тяжёлым, глухим. Пошёл на дно Пафнутий и ещё пятеро лишних.

– Что же ты так, такой молодой, такой маленький! – пригорюнилась щука Анисья.

– И сам не знаю, – вздохнул Пафнутий.

– Болван, и как тебя угораздило?! – нахмурился лобастый сом Иаков.

– Так получилось…

Пал на самое дно Пафнутий. Раки-могильщики, что мертвечиной питаются, принялись корзину вспарывать. «Ой, спасибо» – хотел Пафнутий сказать, да только за хвост его уже цапают: не друзья ему раки голодные.

– Пафнутий, Маруськин сын! – вострубил глас свирепоужасный и попрятались раки, упорхнула щука, осел на скользкий ил сом.

– Здравствуйте, – пискнул котёнок.

С ним говорил великий Подонный Царь, хозяин миров подводных:

– Нет тебя в книгах морских и озёрных, в сетях ловчих, в обители утопленников! Пятеро лишних, что с тобой утонули – есть, а тебя нет! Изыди из царства моего, пришлый кот, да не замутнится вода грязной шерстью твоей!

– Я и не против, дяденька, да только как же я наверх попаду, коли я в иле застрял? – робеет Пафнутий.

– То не моя забота! – проревел Владыка Вод.

Огляделся смущённый Пафнутий. Пусто вокруг, только пузыри из-под кустов струйками тонкими восходят. Делать нечего, пошёл, куда глаза глядят по склизкому дну.

* * *

Ершонка Песю несли варить. Или вы думаете, что ершей не варят? Так я вам скажу, шо таки да, не варят. А Песю несли варить. И всё потому, что выловили его два конченных дебила, которые считали, что уха от его тщедушных телесов наваристей будет.

– Нет, ви только посмотрите на этих гурманов за мой счёт! – возмутился Песя, обращаясь к погрустневшей щуке Анисье. – Нет, ну я, конечно, себя малохольным чмом не считаю, но за шо мне такая судьба посреди крепкого здоровья?

Щука только вздохнула грустно. Угораздило её блесну за добычу принять. Теперь вот варись с этим, в пейсах…

А Песя всё не унимается. В садок рыб набилось, как старушек на почту в пенсионный день. Вон, и сом знакомый тут как тут.

– Дядь Иаков, какая встреча! Ви же помните меня. Почитай раз пять с голодухи глотали и опять таки выплёвывали.

– Да шоб я тебя забыл, как помню, – вздохнул Иаков. – На тебя, гада, меня и поймали. Подставил, так подставил.

– Тю! А у меня был выбор? И вообще, ви бы объяснили этим двоим, что со мной у них один скандал выйдет и станет весело. Я же им поперёк горла, как Сальери поперёк Моцарта встану. А оно им надо?

Сом только хвостом махнул. Остальные рыбы так вообще молчали. Травоядные, что с них взять. Оставалось сидеть и не спрашивать вопросы, только не таков был Песя, чтобы мнение с лица убирать и молодым да перспективным в гроб ложиться.

На ор его таки явился рыбий разводящий. Окинул взглядом тусовку, языком поцокал:

– Песя, шо вы тут делаете? Вас в этом садке отродясь не стояло. Нету ваших имени и фамилии в списке. Идите отсюда, пока я остальных к посмертию готовлю.

Песя от какжетака чуть из чешуи не выпрыгнул.

– Как я пойду-то, Смерть Моисеевич? Будь моя воля, меня бы и до революции тут совесть не держала. Может, поможете?

– А вы по прейскуранту спасение оплачивали, шо сейчас за права базарите? Ишь, Мандела в ежовой шкурке. Я индульгенцию выдал? Выдал. Идите с миром и не делайте мне инфаркт на ровном месте.

Сказал так, и Анисье последнее прости зашептал. Щука то ли из благоговения, то ли из кислородного голодания пасть открыла. Подумал Песя, мозгами пораскинул и рыбкой в пасть эту нырнул. Оказалось, вовремя. Пока потрошили Анисью, сидел тихо-тихо. А потом, в кишках щучьих в реку выкинут был, за неимением котов поблизости. Тут и выяснилось, что из потрошков выбраться никак не получается. Идёт на дно Песя, мысли думает.

* * *

Ил был скользкий, а дорога дальняя. Пафнутий и сам не понял, сколько часов шёл. Вода холодная, зима всё же. Замёрз, как цуцик, да и в брюхе заурчало. Покушать бы чего. Пробовал рыб ловить – не вышло. Нашёл на дне чёрных устриц, только панцири у моллюсков крепкие, не открыть. Пытался раскусить – чуть зубы не сломал.

– Дяденька, Царь Подонный! – взмолился котёнок. – Если нет меня в книгах морских и озёрных, в сетях ловчих, в обители утопленников, так может, пособите наверх выбраться? В угодьях ваших холодно и мокро…

Ничего не ответил Владыка вод, только пузыри из под коряги взметнулись.

– Покормите горемычного! Нето помру с голодухи!

Нет ответа. А голод кишки пуще прежнего рвёт, на рёбра наматывает.

Пригляделся Пафтутий, а под корягой что-то вздрагивает. Подошёл ближе, да это рыбья требуха, от тока воды шевелится. Пища дрянная, но другой всё одно нет. Стал аккуратно зубами отщипывать и глотать. Только вдруг дёрнулась требуха и дар речи обрела:

– Я таки не понимаю, ви что, решили впечатлить меня своими клыками? Таки да – впечатлили!

Пафнутий в ужасе отскочил в сторону.

– Говорящая требуха! Ну и чудо!

– Чудо, шо сухопутный кот разгуливает по морю аки посуху! А кишка живой речи не имеет, ибо суть неодушевлённая.

– Кто это? – растерялся Пафнутий.

– «Кто это»? Будете спрашивать у своей жены, когда она подарит вам первенца. Но насколько я вас узнал за эти несколько секунд, праздника у вас не случится.

Котёнок подошёл ближе, принюхался.

– Не кидайте брови себе на лоб! – тотчас откликнулась требуха. – И не мутите ноздрями мне обзорность. Но если любопытство мешает вам жить, то я таки пойду навстречу. Меня зовут Песя, и я ёрш в полном расцвете сил.

– Ёрш! – обрадовался Пафнутий. Он деранул когтями щучьи внутренности и увидел рыбью голову. Голова смотрела на него большими и недовольными глазами.

– Не надо делать мне нервы, – сообщил ёрш, глядя, как облизнулся кот. – Зря запаритесь. Смотрящий объявил мне, что в посмертном списке меня нет. А значит, сегодня съесть меня не получится.

– Так и меня нет, – плотоядно усмехнулся кот. – Получается, от голода я не умру!

С этими словами Пафнутий бросился на Песю.

– Вы шо, ополоумели?! – только и успел крикнуть ёрш.

Голод истребил в хищнике привычную кошачью осторожность. Он рвал рыбину клыками и жадно глотал не жуя! От несчастного Песи оставался лишь хвостик, когда кот неожиданно почувствовал боль в горле, дыхание перехватило. На морде застыли ужас и недоумение.

* * *

Смерть Моисеевич, хоть и трудоголик, каких поискать, время от времени страсть как любил поошиваться в предбаннике у шефа. В смысле, в приёмной. Тянуло его сюда, как полосатую муху на нектар. И всему виной двусмыслие неопределённости, возникающее в мозгу при виде Лизаветы – секретарши Подонного Царя. Кто-то из смертных задумывался о полноте полупустых стаканов, а разводящего беспокоил вопрос – коротка ли юбка, или, наоборот, длинны ли ноги. Вот и сегодня философские размышления, одна другой бесстыдней, водили хороводы в голове, напрочь отключив все инстинкты, кроме основного.

– С чем пожаловали, Смерть Моисеевич?

– С докладом, если вы таки не против, Вашество. Вот, принёс список тех, кто сменил светлое будущее на светлую память, – Моисеевич, не переставая коситься в сторону Лизаветы, протянул начальству список на двух листках.

Подонный прочёл внимательно, кивнул.

– Как всегда без сучка и задоринки. Только… Лизавета, душа моя, где тот документик?

Секретарша, под дружный «ох» начальствующих персон встала, двумя пальчиками взяла со стола листочек и, плавно покачивая бёдрами, подошла к мужчинам.

– Вот, подшей к списку и можешь с нарочным в главк отправить.

Разводящий бросил мимолётный взгляд на документ, потом посмотрел внимательней. Всего два имени. Пафнутий и Песя… Последнее показалось знакомым. А! Ну, конечно! ёршонок, который права качал.

– Тю! Мне эта физия в пейсах сегодня встречалась, кстати. Его же не было в списке?

– Не было, а сейчас есть. Мы тут, во время… гхм… совещания потеряли листочек.

Лизавета потупила глазки и хихикнула.

– Ой-вей… Я же ими не занимался, Вашество.

– Я сам занялся, Моисеич. Задавил, короче, одним опоздуном другого. Случайно подавился, так сказать. Ты давай, быстрее нарочного вызывай. Наверху, поди, заждались.