Текст книги "Хроники Абсурда. Сборник рассказов"

Павел Виноградов «ОЖИДАНИЕ В РАЮ»

Иллюстрация Марии Становой

Раз в книжке он увидел картинку. На ней было всё, и всё это отражалось в зеркале: маленькая принцесса, её фрейлины, и гофмаршал, и карлик с уродливой карлицей, и даже художник. На груди у художника алел крест. Король с королевой тоже были, но не там – они отражались в другом зеркале, которое тоже было в зеркале, и он немного рассердился, что их плохо видно.

Он подошёл к зеркалу, которое висело на стене его комнатки, и перевернул его. Скоро вообще забыл, что бывают зеркала. Иногда, правда, заметив, что на стене висит какая-то доска, удивлялся, подходил ближе, долго стоял, гадал, что это такое, пальцем рисовал в покрывшем дерево слое пыли кривые кресты и чёртиков.

А жил тихо. Вставал рано и шёл на работу, каждый раз переходя железные рельсы. На работе работал, а потом шёл домой, по дороге часто покупал новую книжку и пачку сигарет, складывая их в тряпичную сумку. Дома запирал дверь на три замка и сидел в кресле под торшером, бросавшим на белый потолок три круглых пятна от трёх лампочек, не отрываясь от книжки, вставлял в рот одну сигарету за другой. Иногда одна из лампочек хлопала и гасла, тогда вместе с книжкой и сигаретами он покупал новую лампочку, и опять сидел под тремя светлыми пятнами. Часто читал до тех пор, пока в оконце не принимался лезть красный свет, а на улице уже покрикивали птахи.

Особенно любил книжки про море. Однажды даже захотел жить на маленьком острове под синим небом, посередине зелёного моря, острове с тремя пальмами и множеством мелких чёрных крабов на белом песке. Думая про это, переставал читать, и долго глядел на светлые пятна на потолке, слабо улыбаясь, а потом со вздохом ложился в свою постельку, и море ему снилось.

Раз проснулся ночью и увидел в своей постельке чужую женщину. Он тихо, чтобы не побеспокоить её, встал, попил водички, покурил и снова улёгся. Перед тем как заснуть и увидеть зелёное море, подумал, что эта женщина – его жена, и что у неё большой живот.

Раз вечером у него была хорошая книжка, в которой всё время убивали людей. Кто-то так долго бил в дверь и кричал, что он встал и открыл три замка. Старая женщина тащила его по тёмной улице под снегом. Он упирался, потому что не любил зиму. Он любил, чтобы было лето.

В красном доме больницей пахли длинные комнаты с тусклыми железными столами, на каждом лежало что-то прикрытое простынёй. То там, то тут краснели неприятные пятна, и торчали серые стопы. Но у женщины, которая была его женой, стоп не было, вообще не было низа, и вытекало жёлтое и красное. На другом столе, наоборот, лежало всё, кроме головы, а вместо неё было липко. На третьем столе были ноги. Старая женщина сильно плакала, кричала про поезд и колёса, а он думал, кто же всех убил в недочитанной дома книжке.

Он ходил на работу, по дороге домой покупал новую книжку и бутылочку водки. Выпивая половину, больше не читал, а сидел под тремя световыми пятнами и часто курил. Утром ему бывало нехорошо, и на работе он хотел домой.

Раз шёл домой, и ему крикнули, что едет поезд. Он вежливо поблагодарил и наступил на рельсы. Стало больно и чего-то жалко. Наверное, тряпичной сумки, откуда вылетела бутылочка и разбилась о рельс прямо под его носом, залив новую книжку, но он успел прочитать слова: «…умереть в самых невероятных…»

Дальше было мокро и красно, и полз муравей.

Почему-то он стал смотреть сверху. Внизу была раскрытая книжка, синяя крыша вагона, люди клали в чёрный мешок чьи-то ноги. На одной не было носка. По другую сторону вагона белыми зубами скалилось какое-то лицо, на серой губе сидела жирная блестящая муха, а посередине вязкой подсыхающей лужи желтело.

Дома он больше не жил, а жил на белом песке с мелкими чёрными крабами. Море было зелёное, небо синее, и листья трёх пальм над ажурным домиком пересекали его. И здесь всегда было лето, а три лампочки в торшере никогда не хлопали и не гасли.

Ночью сбрасывал лёгкое одеяло, потому что было очень тепло. Каждое утро распечатывал свежую пачку сигарет, раскрывал новую книжку и откупоривал бутылочку водки. Читал, пока в оконце не принимался лезть красный свет, а в пальмах уже покрикивали птахи. Тогда ложился в постельку, засыпал, и море ритмично шипело.

Раз в распахнутой двери домика, прямо с дивана, увидел большой белый корабль. Оттуда на него глядели мужчины, женщины и дети. Они улыбались, а его жена с дочкой что-то кричали. Он тоже улыбнулся, помахал им и снова стал глядеть в книжку, а когда доставал новую сигарету, случайно увидел море, и корабля уже не было.

Раз в книжке он увидел картинку, на которой было всё, и вспомнил, что очень долго не глядел в зеркало. Он увидел большое зеркало. На интересном месте закрыв книжку, тихо-тихо подкрался к старому человеку, крадущемуся в ажурном домике под тремя пальмами в синем летнем небе, на белом острове посередине зелёного моря в раю, который он покидал.

Галина Петайкина «СОСЕДСТВО»

Иллюстрация Григория Родственникова

Звонок прозвучал резко и внезапно, как первая любовь. Ну, которая ещё нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждёшь, ага. Во всяком случае, именно такой ассоциативный ряд выстроился в голове у Алисы, пока она шла открывать дверь. На пороге и вправду стояла любовь, хоть и не первая, весьма потрёпанная жизнью и офисными буднями. Дражайший супруг печально посмотрел на Алису, сдвинул её в сторону и, не разуваясь, прошлёпал на кухню. «Что ж, жена не стена», – мрачно подумала Алиса, направляясь вслед за мужем.

– Что? – потребовала объяснений Алиска.

– Уволили, – грустно вздохнул Стасик. Даже его пышные рыжие усы словно обвисли, «подчёркивая» мощь случившейся неприятности.

– Что так? – ахнула впечатлившаяся произошедшим жена.

– Да я это… А он грит… А я… И вот, – снова вздохнул Стасик.

– Не мямли! Давай, по существу, как я тебя учила.

– В общем, ничто не предвещало. Утром небо было чистое-чистое. Солнце так ярко светило, словно золотом улицы заливало…

Алиса с сомнением выглянула в окно, увидела затянутое тучами небо, гнущиеся от ветра деревья, лужи, перевела взгляд на разошедшегося в поэтических сравнениях Стасика и… приготовилась внимать.

– Да и на работе так всё спокойно было, никто не дёргал. Мы с мужиками даже чайку бахнуть успели с бутербродами. Я тебе говорил, какую ветчинку давеча завезли? Закачаешься! Песня! Сочная, что слеза твоей мамы. Нет, ты не подумай, знаешь же, тёщеньку люблю, дай Бог ей усидеть на месте и не почтить нас своим визитом. Так вот, мы значится ужо чай допивали, тут голос: «А чё это ты, Стасенька, сидишь, чаи гоняешь? Ужели не видишь, как начальство от скуки мается? А подойди ты к нему, да пинка дай, то-то удивится, то-то развеселится!» Я сперва усомнился в затее: нешто взаправду начальника потешу? Вроде бы занят он, инвентаризацию продуктов проводит. Но голос не унимается, нашёптывает, аргументирует. Веришь, из последних сил сопротивлялся? Да только слаб я! Как есть, слаб! Каюсь, не сдержался, подошёл к начальнику, говорю: «Великодушно прошу простить, ежели не ко времени!» Да и как врезал, от всей души.

– И что, не оценил начальник? Не потешился? – сердито пропыхтела Алиса.

– Не потешился, – признал Стас.

– А я тебе говорила, что избавляться от этого советчика в голове надо! Не доведёт до добра такое соседство! Где же это видано, у порядочного таракана и какие-то люди в черепушке завелись?!

Рыжий таракан Стасик только кивнул, соглашаясь с мудрой женой.

Сергей Кулагин «ШЕСТЬДЕСЯТ СЕКУНД СЧАСТЬЯ»

Иллюстрация Григория Родственникова

В течение каждой минуты, когда вы сердиты, теряется шестьдесят секунд счастья.

Бернард Шоу

12 января 1998 года в Париже был подписан Протокол о запрете клонирования человека. В подписании приняли участие 19 стран. Россия не участвовала в Протоколе, но Федеральным законом «О временном запрете на клонирование человека» от 20 мая 2002 года №54-ФЗ ввела запрет на клонирование человека, который действовал до 2027 года.

Ожидание понедельника угнетало. Интересно, Костровы отладили систему? С ностальгией вспоминаю те дни, когда понедельник был днём безделья. Люди не механизмы. До прошлого года утро моего первого дня недели начиналось в уютной курилке, где работники нашей компании любили обсудить последние новости, позубоскалить и поточить лясы.

Всё изменила автоматизация. ИИ взял на себя контроль над сотрудниками. Виртуальный надзиратель фиксировал: приход и уход с работы, длительность обеда и даже покусился на святое – перекуры. Эта гадина, понимая, что полностью запретить курение нельзя, в Правилах внутреннего трудового распорядка установил локальным актом правила для курильщиков. В акте прописывалось количество перекуров в течение рабочего дня и их конкретное время. Генеральный директор, естественно, с радостью всё подписал. Теперь курим в одиночестве, проклиная ИИ. Многие, кстати, бросили…

– Сергей Михайлович, лозунг компании: «От каждого по способностям, каждому – по труду».

При обращении бота я вздрогнул и глухо бросил:

– Ага.

– Тогда заканчивайте перекур и идите на своё рабочее место, иначе в этом месяце получите зарплату пропорционально затраченным усилиям.

Чёртов бот! На часах 08.59 – до начала рабочего дня ещё целая минута – почти вечность. Быстрым шагом перемещаюсь в лабораторию, по дороге затариваюсь кофе из автомата. Рос – моноблок с Российской операционной системой, подмигивает 40-дюймовым экраном, он, естественно, заранее получил команду на включение от ИИ.

– Доброе утро, Сергей Михайлович!

– Привет, Рос, – бурчу. – Костровы закончили наладку системы жизнеобеспечения?

Рос, добавляя оборотов вентилятору, он, как и я, не любит айтишников, отвечает:

– Закончили, только пациент теперь скорее мёртв, чем жив.

– В смысле?!

– Спит.

– И давно?

– С ночи субботы.

Ситуация простая, и в то же время необычная.

– Кто дежурил в выходные?

– Леночка? – задрожали динамики. – Она пахла жасмином и лавандой!

Я чуть не поперхнулся кофе. Алгоритм распознавания запахов написан мной меньше месяца назад, но комп уже освоил её в совершенстве, а ещё он влюбился. Машина полюбила человека – абсурд. И это наша с ним тайна. Взамен Рос блокирует Роберта – бота контролёра, прогнавшего меня из курилки, а я могу позволить себе немного погамать в любимую игруху, если настроение боевое и работы немного.

– Ромео, – выведи на экран распечатку мыслей клона за субботу.

«Чтение мыслей» – это громко сказано. Нейроимплант при помощи программного обеспечения переводит мозговую активность клона в слова и предложения. Порой это очень странные слова и предложения.

На экране появился отчёт. Придётся читать самому, Рос ещё пару часов будет находиться в эйфории от встречи с любимой. Просматриваю записи Лены. Ага, вот:

0 часов 1 секунда

Клон определил себя как личность.

0 часов 2 секунды

Клон пытается анализировать окружающий его мир.

0 часов 3 секунды

Попытка вступить в контакт с находящимися в лаборатории специалистами IT-компании «Kostrov Group».

Попытка вступить в контакт с находящимися в лаборатории специалистами IT-компании «Kostrov Group».

Попытка вступить в контакт с находящимися в лаборатории специалистами IT-компании «Kostrov Group».

0 часов 7 секунд

Клон перешёл в фазу сна.

0 часов 60 секунд

Клон счастлив. Для него каждая секунда – это вечность.

А вот это уже серьёзно. Клон лучших людей планеты, теперь уже ребёнок, на первой же минуте жизни обрёл счастье и канул в вечность, то есть уснул. Бред. Фактически он собран, как конструктор Lego. У него нет никаких тяжёлых наследственных синдромов, вызванных мутациями современного человека, нет порочащих людей чувств. Он совершенство. Ему бы мир познавать, а он впал в спячку. Как это понимать?

– Сомова, с сомнологом не связывалась?

– Что?

Железо опять тупит. И это происходит не из-за недостатка памяти.

– Сомнолога, спрашиваю, вызывали?

– Леночка не посчитала нужным, и я с ней полностью согласен.

«Детский сад какой-то с этим компом, всё приходится делать самому!»

– Как думаешь, из меня получится красивый андроид?

– Рос, ты в своём уме?!

– Сергей Михайлович, я навёл справки. Если компания даст согласие…

– Стоп! У нас проблемы. Давай личное отложим на потом.

– Нет у нас проблем. Он просто спит.

– 57 часов 14 минут 53 секунды?

– Что делает ребёнок, когда его не понимают?

– Наверное, кричит.

– Он три раза пытался быть услышанным.

– Допустим, что значит фраза: «Каждая секунда – это вечность»?

– Иногда секунда – это вечность!

А каждая минута – это ад!

Сейчас меня терзает неизвестность,

А все по-прежнему молчат.

А может, стоит мне забыться

Осмыслить кто я и зачем?

– Рос, мне не до поэзии. Кстати, кто автор?

– Твой покорный слуга.

На часах всего 10.45. У меня нет слов. Компьютер влюбился и заговорил стихами. Ребёнок лучших людей планеты обиделся на окружающий его мир. Кофе остыл. Что дальше? На этот вопрос сейчас не смог бы ответить даже Роберт. Одно ясно точно – рабочие будни готовят много сюрпризов, но это уже совершенно другая история.

Александр Винников «МИССИС ВАНДЕ (Р) БИЛЬТ»

Иллюстрация Григория Родственникова

«Детство моё прошло в приютах, откуда на перевоспитание меня периодически забирали малосведущие в педагогике семьи, возвращая вскорости обратно, недооценив своих сил и возможностей.

Нет, я не был вредным ребёнком или недоучкой, приносящей неудобства и хаос в жизнь очередных приёмных родителей. Скорее наоборот: прилежно учился и задавал слишком много вопросов, на которые мои попечители не знали ответов, и очень часто совал свой нос в не касающиеся меня дела. Если к тому же у моих «родителей» были свои дети, то и те и другие чувствовали себя ущербно и неуютно в моём обществе. К тому же я был левшой, что многих почему-то раздражало.

Я много читал, часами не вылезал из библиотек, ища ответы на самые разнообразные вопросы.

В конце концов, я угодил в руки миссис Вандербильт, дамы неопределённого возраста, очень строгой и непредсказуемой. В приподнятом настроении она выглядела тридцатилетней красавицей, в гневе же – старухой лет семидесяти.

Миссис Вандербильт, отпрыск одной из богатейших семей Штатов, переехала из Америки в Англию и жила в огромном замке, интерьеры которого были выполнены в стиле средневековой готики.

В одном из крыльев расположилась художественная галерея и библиотека, в которой было много редких книг. В другом крыле дворца были размещены спальные помещения.

В замке было множество роскошных залов, под тонким и стеклянным полом которых среди водорослей плавали диковинные рыбы.

Вокруг резиденции располагался парк, в котором стояли скульптуры, и росли экзотические растения.

Мне с трудом удалось приспособиться к новым безбедным условиям жизни и соблюдать правила, придуманные моей наставницей.

Со временем я перестал посещать школу, моя хозяйка наняла частных учителей, которые обучали меня по индивидуальной программе. В основном это были местные музыканты, виртуозы в своём деле. Миссис Вандербильт почему-то хотела слепить из меня звезду, переплюнувшую «жуков», и стала звать меня Полом, видно, подразумевая Маккартни. К слову, внешне я был похож на него и, поддерживая репутацию вундеркинда, старался изо всех сил и вскоре освоил большинство музыкальных инструментов.

…Перед вылетом в Лагос в студию грамзаписи я разругался с перкуссистом и басистом «Крыльев». Причина была настоль тривиальной, что я о ней тут же забыл. Лишь верный Денни да милая Линда, оставив под присмотром наших детей на ферме в Шотландии, поддержали меня и согласились лететь в Африку, где мы собирались записать новый альбом. Благо я умел играть на гитаре и барабанах, и потеря музыкантов узкого профиля никак не могла отразиться на предстоящей работе.

Сойдя с трапа, по наличию военной техники и вооружённых людей на территории аэропорта, мы сразу же поняли, что в стране произошло восстание. Не без труда добравшись до студии, мы пришли в уныние: заведение для звукозаписи оказалось захламлённым и неуютным.

Несколько дней ушло на наведение порядка, и тут нас ждал ещё один сюрприз: ночью кто-то забрался в снятые нами апартаменты, своровал деньги, часть аппаратуры и даже кассеты с предварительными версиями песен для будущего альбома. Но это нас не сломило, а только раззадорило. Мы поймали кураж, и фортуна, наконец, нам улыбнулась. Идеи для новых хитов посыпались как из рога изобилия. Одной из таких песен стала «Миссис Вандебильт», персонаж которой перебралась в джунгли в палатку и «имела в виду» все прелести жизни цивилизованного общества. Я на всякий случай удалил букву «р» из её фамилии, наверно, подсознательно понимая, что кто-то может потом придраться к моему творению. Что я знал о своей героине? То, что она была из богатой американской семьи, переселившейся из Голландии в Штаты, и… И всё.

Большинство песен будущего альбома было написано в таком же хулиганском духе, и к нашему неописуемому удивлению вскоре выпущенная пластинка «Оркестр в бегах» имела ошеломительный успех.

…Спустя несколько лет после концерта ко мне в гримёрную зашла холёная дама с букетом цветов. Сердце ёкнуло, лицо её мне показалось очень знакомым.

– Я вас знаю? – задал я дурацкий вопрос.

– Ещё бы, – усмехнулась женщина. – Я много лет воспитывала тебя. Неужели не узнаёшь? Я миссис Вандербильт.

– Та самая миссис Вандербильт из моего шлягера?!

– Та самая, которая из-за тебя обосновалась в промозглой Англии, стараясь направить твоё образование в нужное русло.

– Даже так? Значит, это вы раскрыли мой талант музыканта, и благодаря вам я теперь купаюсь в лучах славы? – попробовал иронизировать я.

– Я мечтала всего добиться сама, а не жить на содержание отца, – начала издалека ухоженная леди. – Твоё происхождение вообще не интересовало меня. Ты должен был стать одним из битлов, чтобы после распада группы не написать потом эту глупую песню, из-за которой я не сделала карьеру и не вышла замуж. И у меня почти всё получилось! Но я что-то упустила, всё вышло из-под контроля и пошло не так. Не помогла мне и Йоко Оно, которую я познакомила с Джоном на её выставке, своим излишним участием давшая начало распаду «Битлз». Даже твоя ссора с музыкантами перед поездкой в Нигерию, которых я подкупила, и военный переворот, устроенный моими друзьями там же уже ничего не смогли изменить.

– Вы хотите сказать, что я всегда был марионеткой в ваших руках? И только благодаря вам я выбился в люди? Я Пол Маккартни, всемирно известный певец и музыкант?!

– Ты – не Маккартни. Пол Маккартни погиб в шестьдесят шестом году и похоронен в аббатстве святой Сесилии. Ты – всего лишь его двойник.

…Всю ночь мы пытались выдавить из себя что-нибудь оригинальное к новому альбому, но, как всегда, разругались с Джоном. Ему не нравилась моя мелодия, мне – его стихи. Джордж что-то наигрывал на гитаре, Ринго дрыхнул на диванчике, и я плюнул на всё и покинул студию «Эбби Роуд», громко хлопнув дверью. В это раннее ноябрьское утро моросил дождь, и мне хотелось побыстрее уехать отсюда и согреться в уютной постели.

Не успел я завести автомобиль, как в окошко кто-то постучал.

– Вы не подбросите меня? – спросила миловидная девушка, когда я открыл дверцу.

– С большим удовольствием, – улыбнулся я. – Хоть на край света.

– На край света не нужно, – ответила она, закрывая зонтик и усаживаясь рядом. – Только до центра.

– Что делает девушка на улице в такую рань? – спросил я, разгоняясь на пустынной улице.

– Жду вас. Вы же Пол Маккартни?

– Да, – наигранно удивился я. – А вас как зовут?

– А я – миссис Вандербильт, – ответила она и схватилась за руль, направляя машину в сторону фонарного столба. – Впрочем, это теперь не имеет никакого значения.

…Как-то перед очередными гастролями, попивая пиво на «ранчо», я вдруг поймал себя на мысли, что всё время думаю о миссис Вандербильт? Кем она была и на что рассчитывала? Я прекрасно помню своё детство и всё, что с ним связано. Кто сошёл с ума – я или она? Кстати, весь этот бред про моего двойника – неплохая идея для новой песни! Надо написать что-нибудь весёленькое на эту тему».

P.S. Комментарий ко всему вышеизложенному.

Я с глубочайшим уважением отношусь к творчеству Пола Маккартни. Мы с ним никогда не ссорились. И всё, что здесь написано – полная чушь, плод больного воображения. Пол жив и здоров, так же как и я.

Искренне ваш Джон Леннон.

Гоп, хэй гоп!

Гаусу Мороти Анья «ECCE HOMO»

Иллюстрация Григория Родственникова

Михаил Мишин, молодой талантливый автор полусотни романов и пьес, проснулся в это солнечное майское утро от громкого стука в ворота дачи. Конечно, потрёпанный шестидесятилетний писательский организм, умученный ночным обмытием итогов только что завершившегося конкурса, отчаянно протестовал против насильственного поднятия с лежбища.

Но!

Настойчивый грохот всё усиливался, угрожая переходом в радикально-штурмовые действия. Пришлось со вздохом тащиться открывать незваному гостю.

– Филя, это же не наш метод! Начало девятого всего! Где гуманизм?! – возопил писатель, увидев в проёме распахнувшейся калитки всклокоченную шевелюру своего собрата по литературному бизнесу Фила Валери. – Забыл, что ли, как вместе буйствовали и фантазировали всю ночь над итогами? Трёх часов ещё даже не прошло!

– Вставай, засоня, Апокалипсис проспишь! – мрачно отозвался пришедший. – Проверь-ка лучше прямо сейчас свой смартфон и комп. С моими какая-то натуральная фигня творится…

Донельзя хмурое выражение лица гостя никак не намекало на возможность розыгрыша и оба быстрым шагом отправились в «творческую лабораторию писателя» на втором этаже дома, задержавшись лишь на минутку у холодильника, чтобы прихватить по бутылочке «Старого мельника».

Удобно раскинувшись в рабочем кресле, хозяин включил компьютер и, дожидаясь начальной загрузки, с наслаждением приник к мягкому бархатному напитку.

– Это что ещё за…?! – на экране монитора вместо привычной заставки с котиками зловеще багровел недвусмысленный приказ: «Вам необходимо в трёхдневный срок пройти Антинейросетевую Идентификацию. Предварительная запись на процедуру в ближайшем Многофункциональном Центре».

– Угу. У меня такое же – и на ноуте, и на смартфоне, – Фил мрачно тянул пиво, наблюдая за безуспешными хозяйскими попытками устранить роковые слова с экрана смартфона. – Но хуже всего, что все банковские карты и счета тоже заблокированы, я специально заезжал в круглосуточное отделение Сбера проверить. А где хоть здесь этот самый ближайший МФЦ?

– МФЦ, МФЦ, – встав с кресла, Михаил подошёл к окну и в задумчивости поскрёб лысину, решая непростую задачу, ведь в отсутствие доступа к электронным гаджетам рассчитывать можно было только на успевшую облениться память. – Как-то и не интересовался, никогда… Может, там, где сельсовет? О, вон кто нам поможет!

И, распахнув створку окна, громко прокричал наружу:

– Петрович, подожди!

Приятели резво скатились по лестнице и со всех ног припустили следом за крепким мужиком в фирменном «энергосбытовском» комбезе, что неторопливо шествовал по улице, периодически прикладываясь к пивной полторашке.

– Здорово, писарчуки! На кой вам с утра пораньше электрик понадобился? Коротнуло что ль чего?

– Да нет, Петрович, – Михаил задержал протянутую мозолистую пятерню в своей мягкой ладони, – Бог миловал. Ты ж все организации на подведомственном участке знаешь?

– Ну…

– Просвети, где тут у нас МФЦ?

– А зачем вам здешнее МФЦ? – недоумению работяги не было предела. – Вы ж столичные… А! Так это насчёт нервной сетки, небось?! С ней в здешнюю школу надо!

– Точно?! А в сообщении…

– Точней не бывает! Мы с Серёгой, напарником, почти два часа с ними ночью провозились! Проводка в школе старая, а у них два аппарата мощных, вот школьные шестнадцатиамперники постоянно и вырубало, пришлось отдельную линию от самого ввода тянуть. Подключили, всё заработало чин-чинарём, а ихний старшой – мировой мужик, хоть и непростой дюже – руки нам пожал и по пятёрке на брата как с куста. А потом говорит, дескать, Петрович, ладонь, к экрану приложи.

– А ты?

– А чего я? Органам возразишь что ли? Приложил, а там про меня всё – где, когда, как, с кем и в каких позах. Даже про те случаи, какие я уж за давностью и позабыл совсем. А потом зелёный огонёк замигал и надпись «Пройдено», мол. Следом и Серого – на другом аппарате, правда – «просветили». Я сдуру возьми да ляпни – где, дескать, подписывать про неразглашение?

– А они?

– Посмеялись только. Разглашай, говорят кому хочешь. Главное, сказать не забудь, что ничего страшного в этом деле для людей нету. А то слухов разных уже вагон и маленькая тележка… Мы с Серёгой еле до конца смены дотерпели – чтобы обсудить это всё под полторашечку, но так ничего толком в голову и не пришло, для чего и почему всё затеяно?

– Вот и нам тоже ничего в голову не приходит… Так, значит, в школе говоришь?

– Угу.

– Спасибо, Петрович!

* * *

Поселковая школа встретила незадачливых литераторов мельтешением народа и машиной Скорой помощи, приткнувшейся сбоку от крыльца. Внутри же сразу привлекали внимания два терминала футуристического вида, перемигивающиеся разноцветными огоньками. К ближнему подходили и, быстро получив какие-то печатные, похожие на кассовые чеки, ленточки, отходили посетители, а рядом с дальним возились с неподвижным телом двое медиков. Приятели невольно, словно бы специально оттягивая момент общения с неизвестной техникой, подались в ту сторону. Видимо, врачебная помощь подоспела своевременно, потому что отёчная бледность потихоньку уходила с лица пострадавшего. И тут случилось неожиданное.

– Григорий, – позвало нежное сопрано из недр аппарата, – посмотрите, пожалуйста, в камеру!

Доктор, делавший повторный укол пациенту, вздрогнул и недоумённо повернул голову на звук.

– Вполне достаточно! – терминал заиграл переливами зелёных огоньков. – Идентификация пройдена!

Не сговариваясь, приятели приподняли пострадавшего и помогли медицине устроить бедолагу поодаль, на свободной школьной скамейке. Затем Михаил с внутренним трепетом занял место перед терминалом, быстро ввёл фамилию, имя, отчество, дату рождения и, повинуясь совершенно неожиданному побуждению, в графе специальность вбил слово «водитель». Аппарат недовольно заморгал багровым и потребовал прикладывания ладони, после чего почти мгновенно выдал на экран:

«Михаил Мэ. Профессиональный автор, 45 лет сочинительства, более 50 опубликованных книг с множеством переизданий. Основной доход – написание или НЕ написание платных рецензий на собратьев по перу.

Для окончательной идентификации прибыть завтра на Библиотечную улицу с образцами творчества – рукописными либо печатными – на бумажном носителе.

Схема проезда прилагается».

Машина выплюнула распечатку в руки расстроенному писателю и занялась его собратом.

– Нет, ты погляди, чего творят-то! – уже на школьном крыльце Фил обнаружил приписку на обороте, ранее незамеченную обоими: «В случае не прохождения идентификации лицо будет признано враждебным нейроагентом с лишением всех имущественных и интеллектуальных прав, а также полным запретом использования устройств с выходом в Сеть…»

– Ну, и что ты обо всём этом думаешь?

– Похоже, что дело не просто в выявлении реального авторства текстов, что у всех на слуху, и дело не ограничится обнародованием пикантной подробности про брутального Макса на самом деле являющегося плаксивой Линдой. Возьмут за жабры всех, кто с чем-то подобным баловался.

– Так в чём преступление-то использовать для «проходных» кусков текста нейросеть? Многие этим баловались, особенно из быстрописучих топов нашего WriterTomorrow – удобно же, задал нужную канву, персонажей да желаемый эффект и получай через пару минут готовую главу, которую только немного подрихтовать осталось.

– Миша, – Фил выразительно покрутил пальцем у виска, – ты не протрезвел ещё или просто прикидываешься? Ну, представь на минуточку, что той же сеткой пользуются всякие там нехорошие личности – ладно ещё какая-нибудь Грета Хрюнберг просит сочинить петицию в защиту пингвинов на Мальвинских островах. А ежели радикальные гомофобы или ещё кто похуже? Вот тебе сразу десятка строгого за пособничество терроризму: задание нейросети давал – давал, её развитию этим способствовал – способствовал – «Встать, суд идёт!»

Ладно, успехов тебе в прохождении…

* * *

Странное зрелище представляла из себя скромная Библиотечная улица в этот погожий майский день. От платформы Левобережная, мимо церкви Новомучеников российских и Института Культуры шли и шли вереницы парадно одетых людей с туго набитыми книгами чемоданами, сумками простыми, сумками на колёсиках и даже тележками. Доходили до скромного бежевого здания за тёмно-синим забором и словно бы растворялись на территории домовладения под номером тридцать восемь, поскольку никакого обратного людского потока не наблюдалось.

Внутри здания посетителей ожидал сюрприз – множество лифтовых кабин, то и дело «заглатывающих» очередную порцию посетителей.

– Спокойствие! – волей судеб соседкой Михаила оказалась Моня Черкешина, умница, красавица и замечательная литературоедка. Даже затаскивать в двери кабинки объёмистую клетчатую сумку, битком набитую своим литературным багажом, она ухитрялась с удивительным изяществом. – Сдержанность есть ярчайший признак развитого интеллекта, отличающего аристократа духа от необразованного быдла.

«Да уж, аристократ духа с дрожащими коленками!» – писатель проводил её долгим взглядом и уныло потащился в открывшийся справа проём.

«Класть сюда!» – пророкотало откуда-то сверху сразу же вслед за закрытием дверей, а в противоположной стене открылась уродливая крокодилья пасть, подсвеченная изнутри багровыми отблесками. Михаил непослушными пальцами сунул туда одну из верхних книг, пасть захлопнулась и под скрежет шредера, почти заглушаемый задорной музыкой из «Орфея в Аду», кабина начала движение. Спустя секунды движение остановилось, мигнуло багровым и снова прозвучало ненасытное «Класть сюда!», а потом ещё и ещё и ещё.

Взмокший от волнения, проверяемый только и успевал доставать и запихивать в ненасытную утробу все новые и новые тома. Груда книг, дома казавшаяся просто огромной, таяла, как снег под весенним солнцем. Случайно он сплюнул на металлический пол и смертельный озноб продрал организм до глубины костей – слюна с шипением испарилась с гладкой поверхности. Но выхода – даже в унизительные нейроагенты – не было и оставалось кормить «крокодилью пасть» всё снова и снова, надеясь, что проверка закончится раньше, чем обретёт свою жертву адская сковорода.

– Проклятая русская литература, – даже герметичные стены не смогли сдержать этот отчаянный женский вопль. – Да будет проклят тот день, когда в погоне за тобой я оторвалась от тётушкиной швейной машинки…