Текст книги "На фронтах Первой мировой"

Разведывательные данные подтверждали уверенность германского Генерального штаба в том, что англо-французское командование отказалось от решительных стратегических действий. Собственно, никто этого и не скрывал. «Мы предоставили Россию ее судьбе», – признается Ллойд Джордж. «Спокойствие, воцарившееся на Западе, – замечает Н. Н. Головин, – наводило немцев на мысль, что французское и британское главнокомандование окажутся более эгоистичными, чем русское, что армии наших союзников не проявят такого же жертвенного порыва для того, чтобы оттянуть на себя германские силы, как это сделала русская армия в кампанию 1914 года, что помощь союзников ограничится формулой “постольку поскольку”, а при таких условиях немцы смогут спокойно навалиться всеми силами на Россию». Я не вижу особого злого умысла со стороны Запада. Нельзя забывать о том, что, несмотря на де-факто существующий союз Антанты, даже формальной договоренности о координации действий, совместных планах между союзниками так и не появилось к концу 1914 года. Каждый воевал в одиночку в силу своих возможностей и способностей. Англичане и французы имели право выбрать для себя путь позиционной борьбы, накопления сил и средств для будущих решительных сражений. В Берлине же всерьез решили, что смогут в 1915 году вывести Россию из войны. Готовился гигантский охват всего русского фронта от Балтики до Карпат, конечно, с деблокадой Перемышля. Немецкая военная машина заработала на полную мощь. В Восточную Пруссию ушел тот единственный резерв, о котором писал Фалькенгайн – четыре новых «молодых» корпуса. С Запада потянулись снимаемые с позиций дивизии и корпуса. Военный агент во Франции «красный граф» А. А. Игнатьев доносил, что «идет переброска сил на Восточный фронт. По многим признакам немцы сняли с фронта большую часть тяжелой артиллерии». День и ночь в Германии и к востоку от Вены стучали на железных дорогах колеса тысяч эшелонов, перевозивших на восток, на русский фронт войска, оружие, боевую технику и боеприпасы.

Надежд у России на союзников оставалось все меньше и меньше. Тем более удивительно решение русского командования по планированию кампании 1915 года. Зная о намерениях противника, о колоссальных проблемах в комплектовании и снабжении своих войск, из всех вариантов оно выбрало худший. Судите сами. Главное, в чем надо было определиться, это наступать или обороняться в начале кампании 1915 года. Запад, как мы видели, принял оборонительную стратегию. Мы же, как и год назад, решили наступать. Даже поверхностный взгляд на соотношение сил на фронте не мог не вызывать сомнений в правильности такого решения. Хотя формальных причин для беспокойства не было. От Балтики до Пилицы нашим 53 дивизиям Северо-Западного фронта противостояло только 33 германские дивизии. На Юго-Западном фронте против наших 47 дивизий противостояло 48 дивизий противника, в основном австрийских. На всем восточном театре военных действий нашим 99 пехотным дивизиям противостояло 83 австро-германских. В резерве у Ставки имелось 5 пехотных дивизий, Гвардейский корпус и 4-й сибирский корпус. В пехоте силы были практически равны, в кавалерии мы в два раза превосходили противника, а вот в артиллерии он превосходил нас в два раза. Но катастрофическое положение со снабжением войск всеми видами и образцами вооружения и военной техники, от тяжелой гаубицы до винтовочного патрона, недостаточная боевая подготовка прибывающего на фронт пополнения сводили на нет кажущийся паритет в силах и средствах.

И тем не менее фактически на всех уровнях, от Ставки до армейского командования включительно, предлагаются самые активные, наступательные действия на всех направлениях без исключения. Справедливости ради надо отметить, что некоторые русские военачальники понимали пагубность такой стратегии и говорили об этом открыто. Более того, сам Верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич в директиве фронтам писал: «К сожалению, мы в настоящее время ни по средствам, ни по состоянию наших армий не можем предпринять решительного общего контрманевра, которым мы могли бы вырвать инициативу из рук противника и нанести ему поражение в одном из наиболее выгодных для нас направлений. Изначально надо было обороняться». С ним соглашались и командармы Брусилов, Радко-Дмитриев, Лечицкий, Сиверс. Но здесь-то и сказалась совершенная раздробленность русского верховного командования. Командующие фронтами мало считались с Верховным командованием и выходили прямо на государя со своими предложениями, а Верховное командование и само не имело четкой позиции, пытаясь подстроить свои планы не только под военную, но и политическую, придворную целесообразность. Неудивительно, что разработанный генерал-квартирмейстером Ставки генералом Даниловым план операций на 1915 год носил весьма агрессивный характер. Какая уж тут стратегическая оборона. Планом предусматривалось нанесение главного удара на Берлин через Восточную Пруссию. План почти полностью совпадал с предложениями командующего Северо-Западным фронтом генерала Рузского. Тот еще предлагал для нанесения главного удара на Остельбург-Сольдау сформировать новую 12-ю армию. Осуществить такой прорыв, учитывая печальные итоги кампании 1914 года, было весьма проблематично, хотя Данилов в своем докладе 15 января не сомневался в «решительном успехе». Как всегда не в меру эмоциональный историк А. Керсновский не сдержался: «Русский исследователь войны не может читать этой записки (Данилова. – С.К.) без скорби и негодования». Но это еще полбеды. Командующий Юго-Западным фронтом генерал Иванов выступил с собственным планом ведения кампании, вернее планом, разработанным его начальником штаба генералом Алексеевым. План предусматривал выход с Карпат на Венгерскую равнину, разгром австро-венгерских армий и вывод Австро-Венгрии из войны вообще. На северо-западе Алексеев предлагал уйти из Польши, с немецких границ и спрямить фронт. План прежде всего был доложен государю и потом представлен в Ставку. Как это ни удивительно, но Ставка легко уступила настояниям Иванова, и, наряду с планом наступления в Восточной Пруссии, принимался параллельный план вторжения в Венгрию.

Да уж! Может, и стоит согласиться с эмоциональным Керсновским. И уж тем более с четкой оценкой другого военного историка, А. Зайончковского: «Ставка трезво учла силы и средства, которыми она располагала. Предпринимать на 1915 год операции для осуществления широкого наступательного плана с численно ослабленной и материально необеспеченной армией было бы переходящим в преступление легкомыслием. Подобного рода авантюра, конечно, заранее была обречена на неудачу, и вполне понятно стремление по возможности выиграть время для накопления необходимых сил и средств. Но, правильно оценив обстановку, Ставка не нашла в себе ни мужества, ни авторитета провести соответствующее ей решение в жизнь: она не отменила наступления ни в Восточной Пруссии, ни в Карпатах. Она попросту расписалась черным по белому в своей несостоятельности и переложила ответственность на фронты. Таким образом, она уже в феврале 1915 года подготовила катастрофу, которая, разразившись спустя 2 месяца, в конечном итоге погубила к осени 1915 года все дело войны для старой России». К этому прибавить нечего!!!

С такими планами начали кампанию 1915 года противоборствующие стороны. Кампания 1915 года фактически целиком охватила всю территорию Европы, за исключением нейтральных государств, территорию Ближнего Востока, колонии Африки и Мировой океан. Война уже не только по названию стала мировой войной. Кампания характеризовалась тремя ярко выраженными периодами. Зимне-весенний период – ожесточенные встречные сражения на русском театре военных действий, ограниченные операции во Франции и начало Дарданелльской операции. Летний период – глубокий прорыв австро-германских войск на территорию Российской империи; опять же ограниченные операции во Франции и на появившемся итальянском фронте, и развитие Дарданелльской операции. Осенне-зимний период – позиционная война в России, операции на Балканах и Среднем Востоке, на морских акваториях.

Хотя основные события 1915 года и развивались на русском фронте, мы по ранее предложенной схеме все-таки начнем их рассмотрение с операций на Западном театре военных действий. До сих пор существует устойчивое мнение, что союзники сознательно бросили истекающую кровью Россию на растерзание немецких и австрийских армий. Спору нет, боевые действия на Восточном и Западном фронтах в 1915 году несопоставимы по масштабам, ожесточенности, результативности. Мировая пресса открыто писала о том, что Русский фронт героически сражается, а Запад «сознательно и постыдно наблюдает за этой борьбой». Это не совсем верно. Безусловно, Запад поступал сознательно, но не постыдно. Нельзя забывать, что операции армий Антанты не имели тесной увязки между собой из-за отсутствия единого верховного командования, о котором и заговорят-то только в середине 1915 года. Поэтому операции развивались на обоих театрах войны независимо. Не только практического, но и идейного единства действий сил Антанты не существовало. Конечно, мне могут возразить, что для спасения гибнущего союзника можно и должно пойти на значительные жертвы, как это сделали русские в 1914 году. Но, во-первых, летом 1914 года немцы стояли под Парижем, и решалась судьба не только кампании, но и Франции, всей войны. Недаром же У. Черчилль через четверть века, в апреле 1939 года напоминал: «Идеалом Германии является, и всегда была война, быстро доводимая до конца. В 1914 году планы были составлены точно с такой же целью, и она чуть-чуть не была достигнута, если бы не Россия. Если бы не было жертв со стороны России в 1914 году, то немецкие войска не только захватили бы Париж, но их гарнизоны по сие время находились бы и в Бельгии и Франции». «Мудрые слова», – поддержал своего коллегу другой английский премьер Ллойд Джордж через десять лет. Во время же всей кампании 1915 года, а особенно в начале ее, несмотря на чувствительные поражения, вопрос о существовании русской армии России просто не стоял. Ну и конечно Запад не был бы Западом, если бы пошел на значительные жертвы ради кого бы то ни было, тем более России. Нельзя забывать, что для западных демократий Россия была вынужденным союзником и оставалась, по сути, дикой сатрапией, «полуцивилизованным» государством, империей, которая в конечном счете не имела права на существование. Укрепление царизма отнюдь не входило в планы западных политиков.

Об этом мы поговорим позже, а пока можно констатировать очевидный факт – кампанию 1915 года западные политики и военные свели к ограниченным боевым действиям и накоплению сил и средств. Английский фельдмаршал лорд Китченер прямо заявил о невозможности успешного продолжения активных действий против германцев на Западном фронте «до значительного увеличения артиллерийских средств борьбы». Англия намеревалась сосредоточить усилия на Ближнем Востоке и в Дарданеллах. Справедливости ради надо сказать, что французы, и прежде всего их главнокомандующий Жоффр, не разделяли точку зрения Китченера. Жоффр еще 8 декабря 1914 года утвердил план прорыва германского фронта сразу на двух участках – в Артуа у Арраса и в Шампани у Реймса. Он намеревался если не окружить немецкие войска в выдвинутом к Парижу «Нуайонском мешке», то хотя бы отодвинуть их на восток и выровнять фронт.

Боевые действия начались в середине февраля. Как раз тогда русские армии вели ожесточенные встречные бои в Восточной Пруссии и на карпатских перевалах. Французы атаковали позиции 3-й германской армии в Шампани и 6-й германской армии севернее Арраса. Атаковали после многочасовой артиллерийской подготовки, с применением всех имеющихся сил и средств, но многополосная немецкая оборона выстояла. Бой за высоту Лоретто превратился в бессмысленное взаимное истребление живой силы. Высота несколько раз в сутки переходила из рук в руки, тела тысяч убитых не успевали убирать, и все это для получения незначительного тактического преимущества. Так же без видимого успеха развивалась операция и на правом берегу Мааса у Вердена. Англичане были вынуждены поддержать французов, но их атаки оказались также бесплодными. Весьма примечательную и характерную черту этих боев и сражений подметил А. Зайончковский: «При этом во всех военных действиях ярко обозначилось качественное превосходство германских войск, особенно сравнительно с английскими. У Нев-Шапель командующий английской 1-й армией генерал Хейг двинул 48 батальонов британского индийского корпуса (лучшего в английской армии. – С.К.) для прорыва расположения 3-х германских батальонов. Пропорция обеих сторон определялась как 16: 1; подготовка атаки англичанами солидная: действовало 343 орудия, сзади была сосредоточена масса английской конницы для использования прорыва. Однако прорыв ограничился лишь овладением англичанами деревни Нав-Шапель с потерей 12 тысяч человек». Эта операция, кстати, еще более утвердила лорда Китченера в бесспорном значении наличия мощной артиллерии, особенно крупного калибра, на участках прорыва именно немецкой обороны. Английское военное ведомство с этого момента и стало напрягать все усилия по развитию своей военной промышленности. Так что союзники все-таки воевали зимой и весной 1915 года во Франции. Другое дело, что боевая подготовка войск, уровень и возможности насыщения их тяжелой артиллерией, боеприпасами, другим вооружением и материальными средствами не позволил им нанести немецкой обороне сколько-нибудь значительный урон. Немцам вполне хватило сил, оставшихся от переброски на Восток, для ликвидации наступательных порывов союзников. Ни о какой обратной передислокации войск с Востока на Запад не могло быть и речи. Русский фронт вполне объективно не мог получить помощи с Запада.

Что касается других театров военных действий, то и там операции проводились без привлечения значительных сил и средств, без решительных сражений для достижения конечной цели. В Месопотамии англичане, двигаясь вверх по Шат-эль-Арабу, заняли находящийся у слияния рек Тигра и Евфрата город Корна, окончательно укрепившись в Персидском заливе и нижней Месопотамии. На Синайском полуострове турки предприняли попытку овладеть Суэцким каналом для вторжения в Египет. 20-тысячная армия Джемаль-паши шла к каналу через безводную пустыню. Обессилившие турецкие аскеры только ко 2 февраля подошли к каналу и, несмотря на сильную песчаную бурю, попытались его форсировать. 2 английские пехотные дивизии при поддержке трех военных кораблей без труда отбили эту атаку. Турки потеряли 500 человек убитыми и ранеными, а остатки армии покатились назад по той же безводной пустыне, преследуемые английскими войсками. Арьергардный турецкий отряд, около тысячи человек, с небольшой артиллерией, пулеметами все-таки удержался на полуострове, превратив местечко Эль-Ариш в сильно укрепленный пункт.

Особо необходимо выделить задуманную союзниками по инициативе англичан Дарданелльскую операцию. Она как раз была своевременна, крайне необходима для решения важнейших военно-политических, стратегических задач в интересах Антанты именно в начале 1915 года. Дарданеллы нужны были союзникам для изоляции Германии от Ближнего Востока, установления прямого сообщения с Россией и воздействия на Турцию угрозой Константинополю. Предполагалось участие в операции войск и сил флота Англии, Франции и России. Но только предполагалось. Планировалась и осуществлялась операция весьма странно. Прежде всего, важно отметить полную несогласованность действий союзников. Англичане почему-то решили, что справятся с турками своими силами, причем силами одного флота без осуществления десантной операции. Французы особенно не возражали. Русские вроде бы включились в активную подготовку десанта на Босфор одним-двумя корпусами, даже перевезли в Одессу 5-й Кавказский корпус, но вскоре корпус был использован для закрытия брешей на угрожаемых участках австро-германского фронта. Впоследствии историк А. Керсновский скажет: «России надлежало форсировать почти беззащитный Босфор и овладеть Константинополем. Для осуществления двухвековой мечты, ставшей в Мировую войну и государственной необходимостью, надо было только посадить войска на корабли. Превосходство наше на Черном море к весне 1915 года стало подавляющим». Понять скепсис и разочарование историка можно, но вряд ли можно согласиться с его полной уверенностью в успехе русского десанта на Босфоре. Все-таки десантная операция столь крупного масштаба дело чрезвычайно сложное, совершенно новое, незнакомое для русской армии и флота того времени. Да и не до десанта нам было во время тяжелейших боев в Карпатах и Восточной Пруссии. Действия же в Дарданеллах союзников, намного более опытных в десантных операциях, показали невозможность решения такого вопроса нахрапом, без должной кропотливой подготовки.

Как я уже говорил, сначала англичане вообще думали решить вопрос силами одного флота. По плану английского адмирала Кардена предусматривалось: разрушение фортов, защищающих вход в проливы; траление мин; прорыв сквозь самую узкую часть пролива и переход в Константинополь. Лихо, не правда ли? Прежде всего, поражает факт вопиющей недооценки противника. Англичане вообще воспринимали турецкую армию, а уж тем более флот, чем-то вроде собственных колониальных формирований индусов, африканцев, малайцев. Одним словом, дикари. Спору нет, османская Турция не располагала внушительным военно-промышленным потенциалом, самыми современными средствами вооруженной борьбы. Не было у турок и выдающихся полководцев, флотоводцев. Но и у англичан таковых не имелось. Что же касается боевой подготовки среднего командного звена и нижних чинов турецкой армии и флота, то она была на порядок выше французской, и тем более английской. Немецкие инструкторы плодотворно поработали с турецкими офицерами, а турецкий аскер по уровню свой подготовки, самоотверженности, неприхотливости был равен только немецкому или русскому солдату. К тому же турки знали о планах союзников и в значительной степени усилили не только группировку своих войск на Галлиполийском полуострове, на азиатском берегу и в окрестностях Босфора и Константинополя до 2 армий, т. е. 20 пехотных дивизий, но и укрепили защиту собственно самих проливов. «Средства обороны были сосредоточены в центральной части проливов, вне обзора и досягаемости огня неприятельской судовой артиллерии со стороны Эгейского моря. Оборона была усилена минными заграждениями; для борьбы с тральщиками были назначены особые легкие полевые батареи, тяжелые батареи получили задачи бороться только с флотом. В окончательном виде оборона собственно проливов была усилена на 78 орудий и 400 подводных мин, и для нее была исчерпана вся материальная часть, которой обладали турки», – напишет А. Зайончковский. Одним словом, англичане считали достаточным появление англо-французского флота перед Константинополем, чтобы турецкая столица выбросила белый флаг, Турция капитулировала, Германия изолирована, и связь с Россией восстановлена. Ну не авантюра ли это? Тем не менее операция началась. Коротко и очень точно сказал о ней все тот же А. Зайончковский: «19 февраля началась операция по приведенному плану. Первый день бомбардировки был безрезультатным. Почти ежедневное, вплоть до 8 марта, повторение этих бомбардировок тоже не привело к решительным успехам. После этого решено было форсировать проливы открытой силой. Эта попытка была предпринята по тщательно выработанному плану 18 марта; но при совершении ее флот понес столь тяжкие потери, что должен был отказаться от продолжения этой операции. Все корабли получили крупные повреждения, и три корабля были потоплены. У турок остались целыми минные заграждения. Повреждения фортов были невелики».

Война на море продолжалась в традициях прошедшего 1914 года, хотя нельзя не отметить бой между английскими и германскими крейсерами в Северном море у Доггер-Банки. В начале года английский флот под командованием адмирала Джеллико базировался на рейде Скапа Флоу у северных берегов Шотландии. Германский флот под командованием адмирала Ингеноля расположился аж в 500 милях от английского. Оба флота откровенно скучали, зализывая немногочисленные раны. Первыми не выдержали безделья немцы. Ингеноль выслал в Северное море эскадру из 4-х крейсеров. К 23 января эти крейсера должны были выйти к Доггер-Банке и очистить этот район от английских разведчиков. Что это давало, до сих пор не может толком объяснить ни один военно-морской историк. Англичане перехватили этот приказ, отданный по радио, и немедленно Джеллико направил навстречу немцам свою эскадру из 5 крейсеров по командованием уже знакомого нам адмирала Битти. Эскадры и сошлись в районе Доггер-Банки. Все дело решило техническое превосходство английских кораблей, у которых была большая маневренность, бронезащита и крупнее калибр артиллерии. Четырехчасовой артиллерийский бой закончился потоплением германского крейсера «Блюхер». Недовольны результатами боя остались обе стороны, участвовавшие в битве крейсера-дредноуты в очередной раз доказали собственную уязвимость, как и всех надводных средств вооруженной борьбы при достижении весьма скромных результатов. Неудивительно, что Германия еще больше усилила подводную войну. Англия ответила на это объявлением германской собственности вне закона и организацией плавания под нейтральным флагом.

События 1915 года часто сравнивают с событиями 1942 года. Действительно, есть много общего, в том числе в несопоставимости напряженности, масштаба сражений в России (СССР) со сражениями на других военных театрах. Без России вообще картина близка. Зимой 1915 года Западный фронт стоял. В 1942 году его вообще не было. Вступившая в войну с Японией Америка воевала все-таки на другом краю планеты. Правда, англичанам доставалось в Сингапуре и Бирме, как ив 1915 году в Дарданеллах, но основные события определялись в борьбе с Гитлером. В этой борьбе сухопутный фронт существовал только в Северной Африке. 8-я британская армия в начале января нанесла поражение немецко-итальянским войскам, вынудила их покинуть Киренаику. Но уже 21 января немцы, водимые легендарным «лисом пустыни» генералом Роммелем, перешли в контрнаступление и к 7 февраля вернули все утраченное. Пожалуй, важным отличием двух кампаний 1915 и 1942 года явилось создание в январе 1942 года объединенного комитета начальников штабов США и Великобритании, в задачу которого входили координация военных усилий двух государств и установление военного сотрудничества с другими союзными державами. В 1915 году такой координации не было.

Подвести итоги кампании начала 1915 года на западном театре военных действий, на мой взгляд, можно лаконичной фразой германского военного историка Х. Риттера: «Войска, не освоившиеся с новыми условиями боя в позиционной войне, “повоевывали” без особых высоких целей, более из чувства долга, усвоенного в мирное время, чтобы не давать противнику покоя. Разыгравшиеся бои с ограниченными задачами входили в существо крепостной войны, им не присваивалось никакой стратегической цели».

Другое дело события на Восточном фронте. О планах сторон мы уже говорили. И эти планы, как ни странно, были хорошо известны и немецкому и русскому командованию. Заслугу эту могут между собой поделить военная разведка и огромное число так называемых агентов влияния при обоих императорских дворах и в кулуарах парламентов. Итак, русская 10-я армия генерала Сиверса, предназначенная для флангового обеспечения главного удара вновь сформированной 12-й армии генерала Плеве, первой начала активные боевые действия в 1915 году. Двинувшись вперед, она в январе месяце подошла к линии Мазурских болот. Перед русскими войсками встали занесенные снегом, опутанные колючей проволокой высоты – заблаговременно подготовленный многополосный рубеж обороны. Атаковать сплошную укрепленную полосу русским войскам еще не приходилось, и первые же атаки закончились быстрым огневым поражением. Началась медленная подготовка к постепенной атаке этой укрепленной позиции. Поскольку артиллерия 10-й армии испытывала острую нехватку боеприпасов, болотистый грунт препятствовал проведению сапных и минных работ, подготовительный процесс затянулся, и армия встала, засела в окопах, теряя веру в собственные силы. Вообще говоря, против наших 11 дивизий в 170 тысяч человек у немцев имелось 8 дивизий в 100 тысяч человек. Но, во-первых, русские войска растянулись в одну линию на 180 километров фронта, немцы же находились на укрепленных позициях с флангами, прикрытыми лесами и болотами. Во-вторых, сильно развитая сеть железных дорог хорошо обеспечивала тыл противника и позволяла ему в кратчайшее время сосредоточить в случае необходимости на узком участке фронта значительные, многократно превышающие русские войска, силы. В-третьих, успех наступления во многом зависел от одновременности удара 10-й армии и главной 12-й ударной армии, которая все еще готовилась к решительному наступлению. Наконец, нельзя не отметить моральное состояние войск. Немецкие солдаты и офицеры, сытые, отдохнувшие, стояли на рубеже родной земли и не имели и тени сомнения в своей обязательной победе над русскими варварами. Русские же варвары, особенно нижние чины, воочию увидев прекрасные селения, дороги, ухоженные леса и поля Восточной Пруссии уже зимой 1915 года, никак не могли понять, зачем немцу нужна наша нищая дикость. «Немцу незачем идти к нам – нищим, – рассуждали в русских окопах, – когда у него и своего добра много, а нам, в свою очередь, совсем не нужно проливать крови, чтобы отнять у них добро, нажитое трудом». О каком уж тут эффективном наступлении можно было говорить?

Между тем Гинденбург, не получивший поддержки своего плана окружения всего Северо-Западного фронта, задумал устроить-таки малые Канны – окружить и уничтожить русскую 10-ю армию. Операция так и называлась – «Канны». Ни в русской Ставке, ни в штабе Северо-Западного фронта, ни в штабе армии не знали, что «единственный к тому времени» подготовленный общий стратегический резерв из 4-х армейских корпусов германский Генштаб в середине января передал генерал-фельдмаршалу Гинденбургу Эти корпуса составили новую 10-ю германскую армию, которая и должна была вместе с 8-й армией окружить и уничтожить русскую 10-ю армию. Вслед за переброской 10-й армии Гинденбург начал перебрасывать сюда и корпуса с левого берега Вислы для усиления своей Наревской группы. До 20 февраля было переброшено еще 3 корпуса и 1 кавдивизия, и еще, как говорил Людендорф, «много дивизий». А это уже более чем двойной перевес в силах и средствах. После разгрома русских в Восточной Пруссии Гинденбург предполагал наступать аж на Гродно. Не знали в русских штабах, вернее знали, но не обратили на это внимания, что во вновь сформированные немецкие дивизии вливались части из старых дивизий. Дивизии сократились до трехполкового состава, но значительно насытились артиллерией, пулеметами, другими техническими средствами, что намного повысило их боеспособность и боевую мощь. Я подробно останавливаюсь на этом, чтобы было понятно, какой силы предстояло выдержать удар изготовившимся и плохо подготовленным к наступлению русским войскам. Гинденбург знал о сравнительной слабости русской 10-й армии, предугадал позднюю готовность 12-й русской армии и начал операцию немедленно по прибытию к нему первых четырех корпусов подкрепления.

«28 января (8 февраля), – пишет А. Керсновский, – в метель и вьюгу разразилось наступление 10-й германской армии – во фланг и тыл нашей 10-й. Удар трех германских корпусов пришелся по правофланговому 3-му армейскому корпусу генерала Епанчина (54-й и 56-й пехотным дивизиям), уже лишенному своих превосходных полевых дивизий. Невысокого качества, эти войска пришли в совершенное расстройство. Корпус потерял артиллерию, командир корпуса потерял голову – и все бежало в Ковно. Дорога в тыл армии немцам была открыта, и фланг соседнего 20-го корпуса генерала Булгакова обнажен». Нелицеприятный историк обрушил весь гнев на 3-й корпус и его командира Епанчина. Между тем 3-й корпус просто не мог выдержать удар такой силы столь превосходящего противника. Отступал, но не потерял управления, не бежал панически. Командир корпуса генерал Епанчин, бывший многолетний начальник элитного Пажеского корпуса, едва не попавший под суд за отступление, в своих мемуарах довольно убедительно доказывает свою невиновность. Другое дело, что в штабе 10-й армии, штабе фронта почти четверо суток не понимали всей тяжести происходящего. «Генерал Сиверс писал приказы о резке порций, устройстве нар, утилизации хозяйственных отбросов, устройстве сапожных мастерских», – говорит Керсновский.

Случилось то, что должно было случиться. Немцы еще никогда не наступали зимой. Но огромный растянутый фронт, перевес немецких сил и средств, лесистая и болотистая местность, нарушение линий связи и потеря управления штабами как бы разорвали 10-ю русскую армию на части. 3-й корпус отступил и, по сути, выбыл из строя. 26-й армейский корпус генерала Гернгросса также не выдержал удара превосходящих сил противника и отходил, обнажая уже левый фланг 20-го корпуса Булгакова. 20-й корпус, не получая никаких указаний, оставался на прусской земле и в тыл ему выходила вся немецкая 10-я армия. И только на самом левом фланге 3-й Сибирский корпус генерала Радкевича сдержал все атаки частей 10-й и 8-й немецких армий. «Стойкость полков 7-й Порт-Артурской и 8-й дивизий сибирских стрелков спасла 10-ю армию от участи самсоновской 2-й… Сопротивление 3-го Сибирского корпуса трем германским Людендорф назвал “восхитительным”», – замечает Керсновский. Только на пятый день 20-й корпус получает приказ командарма на отступление. К этому времени его 40 тысяч бойцов при 170 орудиях уже находились в полном окружении тройных сил противника. О трагедии корпуса рассказано достаточно подробно. Я позволю себе привести лишь цитату из труда А. Керсновского, на мой взгляд, наиболее точно, кратко и эмоционально сказавшего об этом:

«Командир корпуса генерал Булгаков взялся командовать своим корпусом, как ротой, поведя его на прорыв одной громадной колонной. Вековым литовским чащам, свидетелям гибели меченосцев и великой армии императора французов, довелось увидеть и скрыть от мира в своих недрах агонию гумбинненских победителей. Восемь дней шел смертельный бой. 21-й германский корпус был растерзан, его орудия и знамена лотарингских полков перешли в наши руки, увы, на короткое время (106-й пехотный Уфимский полк взял командира и знамя 173-го германского пехотного полка, 16 офицеров и 1000 нижних чинов пленными, 12 орудий и 4 пулемета в лесах у Срезского Ляса 3 и 4 февраля. 116-й пехотный Малоярославский полк захватил 5 февраля у Махарце 500 пленных и 5 орудий. Аналогичные трофеи были в остальных полках 27-й и 29-й дивизий, взявших в общем 4000 пленных при генерале, орудия и знамена). У немецкого генерала Эйхгорна были еще 38-й и 39-й корпуса. Дивизия за дивизией бросались на изможденные войска Лашкевича, Джонсона и Розеншильда, отчаянно отбивавшиеся на все стороны. Из 14 полков лишь двум удалось пробиться в Гродно. Это был генерал-майор Российский с 113-м Старорусским и 114-м Новоторжским полками. Остальные в количестве 8000 человек 8 февраля положили оружие у Липска и фольварка Млынек, где в последней бешеной атаке погибла вся 27-я дивизия (герои Гумбиннена. – С.К). От Малоярославского полка осталось лишь 40 человек с командиром полка Вицудой. Окруженные со всех сторон, они отказались сдаться и все до последнего переколоты. Как передавали затем немцы, раненые этого полка, оставшиеся лежать в количестве нескольких сот человек на позиции, где полк пожертвовал собой, видя, что никого больше не осталось, открыли в упор огонь по подходившим немцам и все были перебиты».