Текст книги "На фронтах Первой мировой"

Битва на Марне по праву считается главным сражением 1914 года. Она не только во многом определила характер войны, которая из быстротечной начала переходить в позиционную, но и стала, по сути, предтечей исхода войны – поражения Германии и ее союзников. 5–9 сентября на театре военных действий от Парижа до Вердена по обоим берегам реки Марна и верхнему течению реки Эн, ограниченном Сеной и Маасом, развернулось это знаменитое, грандиозное встречное сражение, в котором с обеих сторон участвовало 6 союзнических и 5 германских армий, около 2 млн человек. Англичане и французы имели 1 млн 82 тыс. бойцов, 2816 легких и 184 тяжелых орудия. Германцы – 900 тыс. бойцов, 2928 легких и 436 тяжелых орудия. Силы примерно равны, если не считать тяжелую артиллерию немцев, которая в этой битве не сыграла существенной роли. А вот превосходство сил на левом фланге союзников, где они наносили главный удар, оказалось решающим. Удивительно, как вообще германцы не были разбиты наголову. Я это отношу только на счет необыкновенной стойкости германского солдата, умелого управления боем младшего и среднего командного состава германских армий до дивизий включительно. Судите сами.

1-я немецкая армия Клука, форсировав Марну, рвалась в обход Парижа теперь уже с юга. Клук будто не замечал нависающей над его правым флангом 6-й французской армии Монури. Это второй серьезнейший просчет Клука (вот они – хваленые немецкие полководцы. – С.К.) По приказу Жоффра армия Монури ударила всеми силами во фланг наступающих немцев. Клуку ничего не оставалось, как приостановить наступление и повернуть свои войска для отражения удара французов. Надо сказать, маневр этот он провел блестяще. Его дивизии не только остановили французов, но и обратили их в бегство. Положение спасли две бригады, посланные генералом Галлиени из Парижа. Одна бригада перебрасывалась по железной дороге, а вторую генерал посадил на 1100 конфискованных у парижан автомобилей, которые за ночь доставили воинственных зуавов на передовую. Поразительный для того времени факт. Удивлены были парижане, удивлены были сами зуавы таким способом передвижения. А уж как удивлены оказались немцы, увидев перед собой невесть откуда взявшегося противника! Блестящий маневр, породивший новый род войск – мотопехоту. Немецкая 1-я армия все больше разворачивалась на север и теснила французов, но и все дальше отрывалась от правого фланга своего соседа – 2-й армии генерала Бюлова. Скоро разрыв достиг 40 км, и Жоффр приказывает ударить в этот разрыв английским войскам и 5-й французской армии. Это наступление в промежуток между немецкими армиями, захват союзниками переправ на Марне, угроза охвата всего правого фланга немецкой группировки вынудили немцев отдать приказ об отступлении.

Не менее драматические и тоже решающие бои прошли на другом фланге. У Фэр-Шампенуаза в районе Сен-Гондских болот немцы прорвали центр французского фронта, угрожая разобщением не только 9-й и 4-й французских армий, но и разрывом всего французского фронта. Положение спас командующий 9-й армией генерал Фош, сумевший в короткий срок перебросить дивизии и всю артиллерию на опасное направление. Фош более чем рискованно оголил свои фланги, но остановил немцев и закрыл опаснейший прорыв. Генералам Жоффру и Фошу в Париже поставлены, вполне заслуженно, прекрасные памятники.

Итак, по-моему, уже на берегах Марны наметился перелом войны в пользу союзников. По стратегическим результатам французы одержали решительную победу, ведя тяжелые бои с противником, подошедшим к их столице и угрожавшим независимости страны. Важно и то, что на полях Марны французы освободились от длившегося без малого сорок лет гипноза германской непобедимости, вновь обрели веру в свои силы, доблесть французского солдата. Хорошо себя зарекомендовали и французские военачальники. Выше всех похвал работала Ставка и Генеральный штаб, чего не хватало немцам, да и русской армии. Подтверждение моих слов можно найти на страницах знаменитой книги «50 лет в строю» знаменитого «красного графа» Игнатьева. На берегах Марны стала очевидной порочность всей германской стратегии молниеносного, сокрушающего удара, путем осуществления грандиозных «Канн» без достаточных сил и средств, хотя их войска показали упорство в достижение цели и хорошую боевую выучку. Ушедшие в самый решающий момент на Восток и оставшиеся на ненужных, второстепенных участках корпуса и дивизии привели немцев к поражению.

Из других участков борьбы в начале войны на Западе отметим Балканский. Там австро-венгерские войска 12 августа перешли в наступление, но на реке Ядар были остановлены сербской армией, разбиты наголову и бежали с поля боя в полном беспорядке. Сербы захватили 50 тыс. пленных и более 50 орудий. Вот вам и маленькая Сербия! Война на море сразу стала приобретать ограниченный характер. Немцы решали задачу ослабления английского флота путем «малой войны» рейдами германских крейсеров, весьма успешными атаками подводных лодок, установкой мин у своего побережья. 5 сентября германская подводная лодка впервые в открытом море потопила английский крейсер «Патфайндер». 22 сентября другая немецкая подводная лодка потопила сразу три английских броненосных крейсера «Абакир». «Хог» и «Кресси». Событие невероятное. Именно с этих дней началась вполне заслуженная слава немецкого подводного флота, закончившаяся только весной 1945 года. Но и английская подводная лодка 13 сентября потопила германский легкий крейсер «Хелла». А еще раньше, 28 августа, у Гельголанда английская крейсерская эскадра адмирала Битти (помните, она перед войной посещала Петербург. – С.К.) нанесла крупное поражение немецкой крейсерской эскадре, потопив три легких крейсера и один эскадренный миноносец, не потеряв ни одного своего корабля. Французский флот пока без проблем обеспечивал морские сообщения на Средиземном море.

В целом начало войны на Западе, первые сражения принесли германцам и австрийцам большие разочарования. Более того, уже тогда начали просматриваться перспективы поражения Германии в целом. А что же на Востоке? Этот театр военных действий нас интересует в первую очередь. В первые два месяца войны там были проведены две крупные стратегические операции – Восточно-Прусская и Галицийская. «Первый период кампании 1914 года на Восточном театре прошел со стороны русских под знаком желания выполнить во что бы то ни стало все обязательства перед французами и оттянуть на себя германские силы, совершенно не соображаясь со степенью готовности своей армии», – пишет А. Зайночковский. До сих пор наши историки, в том числе и военные, спорят о том, так ли это, надо ли было вообще проводить эти операции одновременно, проводить в разное время или проводить одну из них. На мой взгляд, проводить именно обе операции, именно в одно время было просто необходимо, и русское верховное командование здесь упрекнуть не в чем. Конечно, сейчас, особенно с нынешних позиций, наступление на Восточную Пруссию и возможный удар по Берлину кажутся совершенно недопустимыми, тем более не полностью отмобилизованными, укомплектованными и организованными войсками. Напрашивается предложение об ударе основными силами на австрийском фронте по Галиции и обороне на фронте против немцев. Но это сейчас. Тогда, летом 1914 года, Россия просто не могла поступить иначе. Союзнический долг обязывал. К тому же союзники так растерялись от первых немецких ударов, что и наше одновременное наступление в Пруссии и Галиции казалось им недостаточным. Французский военный министр Мессими в истерике требовал еще и наступления на Берлин. Что касается главного удара по Галиции, то с большой долей уверенности можно сказать – германцы не пришли бы на помощь австро-венгерским войскам так быстро и решительно, как это они сделали для Восточной Пруссии. Последующие события доказывают все без труда. К тому же нет стопроцентной уверенности, что даже при крупном успехе русских войск на юге Австро-Венгрия полностью признала бы свое поражение. А вот для успешного проведения задуманных Ставкой операций имелись все основания. Да и так ли уж они оказались провальными? Русские войска, как Северо-Западного, так и Юго-Западного фронтов, имели преимущество над противником в силах и средствах, выгоды двойного охвата, могущего привести к окружению и разгрому противника. Другое дело, как осуществлялся этот замысел.

Прежде чем начать анализ Восточно-Прусской операции, хочу сказать несколько слов о русском верховном командовании, которое, на мой взгляд, много лет незаслуженно смешивают с грязью, и о первых приграничных схватках.

Во главе русской армии стоял дядя государя великий князь Николай Николаевич. Если отбросить политическую составляющую, личную приязнь или неприязнь, то в то время, когда боевая практика еще не выявила настоящие способности и возможности тех или иных военачальников, лучшей кандидатуры просто не существовало. Как тут не согласиться с генералом А. Брусиловым: «Это – человек несомненно всецело преданный военному делу и теоретически и практически знавший и любивший военное ремесло. По натуре своей он был страшно горяч и нетерпелив, но с годами успокоился и уравновесился. Назначение его верховным главнокомандующим вызвало глубокое удовлетворение в армии. Войска верили в него и боялись его. Все знали, что отданные им приказания должны быть исполнены, что отмене они не подлежат и никаких колебаний не будет». Другое дело, в каких условиях приходилось работать великому князю. Ему не удалось даже сформировать штаб по своему усмотрению. По высшему указанию он получил в начальники штаба «человека милого, довольно легкомысленного, плохого стратега» – генерала Н. Янушкевича, а в генерал-квартирмейстеры Ю. Данилова, реальные способности которого, как покажут дальнейшие события, не превышали командования корпусом. Не менее существенное препятствие – система подчинения. Военный министр Сухомлинов оказался совершенно свободен от указаний Николая Николаевича, и войска в тылу подчинялись только ему. Начальник Генерального штаба тоже не подчинялся главкому. Верховный главнокомандующий не мог приказывать и Главному артиллерийскому управлению, следовательно, все боевое снабжение армии находилось вне его компетентности. То же самое можно сказать и об интендантском и санитарном обеспечении. И, наконец, возможность обращаться непосредственно к государю, минуя Николая Николаевича, не только членов кабинета министров, но и командующих фронтами, армиями и даже корпусами. Какое уж тут единоначалие, какая быстрота и эффективность принятия важнейших, порой судьбоносных решений. Так что дело не в личности и способностях Верховного главнокомандующего, а во всей системе управления войной.

Первые выстрелы на Востоке раздались 1 августа при захвате 5-м германским корпусом пограничного городка Калиш. На другой день 6-й корпус занял Ченстохов. В обоих городах германские вояки сразу же отметились такими же бессмысленными зверствами, как и при захвате Бельгии. Это важный момент. До сих пор на Западе муссируется мысль о некоем рыцарском характере Первой мировой войны и рыцарском поведение на ней германских военнослужащих. Только нацисты, Гитлер развратили и превратили в зверя немецкого солдата. Хотя существуют тысячи документальных свидетельств, доказывающих отсутствие какой-либо разницы между солдатами кайзера и головорезами вермахта и СС. Лагеря военнопленных одинаково ужасны. Внимательному читателю могу предложить хотя бы изданный в 1916 году в Петрограде двухтомник «Наши враги». Читая его, невольно думаешь, что читаешь документы Нюрнбергского трибунала 1946 года. Русские войска тоже переходили границу, захватывали городки и местечки, но скорее с разведывательными целями. И уж без каких-нибудь зверств. Это тоже документировано. Такой набег совершила, скажем, 14-я кавдивизия генерала Новикова, где, кстати, начальником штаба служил будущий советский маршал Шапошников. Через пять дней затрещали выстрелы в Галиции. Австрийцы захватили несколько городков, не уступая в поведении своим немецким коллегам, братьям. В целом же проходили постоянные стычки, кавалерийские набеги, разведка. Именно тогда прославился донской казак Козьма Крючков. Это достоверный подвиг, а не пропагандистская акция. Интересен такой пример. 2-я австро-венгерская кавдивизия, тремя полками в развернутом строю атаковавшая удерживаемый Бородинским полком город Владимир-Волынский, была буквально расстреляна ружейно-пулеметным огнем, особенно пулеметным. Потери бородинцев, действовавших как на стрельбище, составили всего 40 человек. А первыми убитыми в русской армии в Первую мировую войну считаются штабс-ротмистр Рамбиди и вахмистр Пристыжнюк из 6-й Таурогенской пограничной бригады. Даже такие любопытные данные есть у военных историков!

А мы вернемся к Восточно-Прусской операции. Операции особой хотя бы потому, что ее на долгое время, по-моему, незаслуженно, позиционировали как катастрофу, определившую судьбу всей кампании на Восточном фронте.

Северо-Западным фронтом командовал генерал от кавалерии Я. Г. Жилинский, назначение которого на эту должность почему-то считается большой ошибкой. Между тем это был достаточно опытный и подготовленный военачальник, окончивший академию Генерального штаба, прошедший все строевые командные ступени, имеющий боевой опыт, несколько лет возглавлявший Генеральный штаб, а перед войной войска Варшавского военного округа. Да и противостояли ему немецкие генералы, у которых опыта вождения войск в боевой обстановке явно не хватало. Русскими армиями командовали отнюдь не малоопытные генералы, на которых историки также «навешали всех собак» и придумали тысячи небылиц. Командующий 1-й армией генерал от кавалерии П. К. Ренненкампф прошел все положенные ступени роста. Он вовсе не являлся карателем, душившим революционных рабочих на железной дороге по возвращении войск из Маньчжурии в 1905 году. Не было у него никаких придуманных журналистами и писателями скандальных конфликтов с соратником генералом Самсоновым, якобы еще со времен Русско-японской войны. Ренненкампф пользовался заслуженным уважением в офицерском корпусе. Его любили солдаты, которым он отдавал всю душу и внимание. Вообще, брал пример с великого Суворова, даже начинал свой день обязательным обливанием ледяной водой. Командующий 2-й армией генерал А. В. Самсонов вообще считался любимцем армии за необычайную храбрость, честность, открытость и порядочность. Правда, в строю закончил службу начальником дивизии. После Сибирской казачьей дивизии два года руководства сразу штабом Варшавского округа. Потом атаман Войска Донского и Туркестанский генерал-губернатор. Согласитесь, не совсем здорово для командующего ударной армией на направлении главного удара. Но противостояли и Ренненкампфу и Самсонову такие же немецкие «полководцы», к тому же много лет не нюхавшие пороху. Просто командование войсками Северо-Западного фронта оказалось не готовым к реалиям современной войны, как это так часто бывает с полководцами мирного времени. Так что не будем все валить на наших военачальников. Они были не хуже и не лучше немецких.

В директиве командующего фронтом от 13 августа поставлена цель разбить войска 8-й армии противника, «отрезать от Кёнигсберга и захватить его пути отступления к Висле». 1-й армии предписывалось начать наступление 17 августа и оттянуть на себя вражеские войска, охватив как можно больше их левый фланг, отрезая противника от Кёнигсберга. 2-я армия, начав наступление 18–19 августа, должна была ударить по неприятельским тылам и окончательно отрезать всю немецкую группировку в Восточной Пруссии от Вислы. Ну и что здесь, скажите, неразумного? Блестящий замысел. Необходимо отметить и такой момент, о котором позже говорил один из талантливейших полководцев войны, а тогда начальник кавдивизии 1-й армии генерал В. И. Гурко: «Вообще наше первое движение в Восточную Пруссию убедило нас, насколько тщательно подготовились немцы к войне; они все продумали, предвидели, сделали большие затраты на подготовку». Густая сеть железных дорог, долговременные опорные пункты, мазурские озера и болота – все было на руку германцам. Пруссия, как всегда, укреплена была более чем достаточно. И тем не менее немцы понимали опасность стратегического мешка. Командующему 8-й немецкой армией генералу М. фон Притвицу в случае неудачи активной обороны разрешалось отойти за реку Вислу, чтобы сохранить войска. Так что успех русских войск не ставился под сомнение в наших штабах и допускался в немецких. К тому были все основания. Соотношение сил к началу операции, даже при том, что русские воска не были полностью отмобилизованы, не наладившими связь и тылы, вполне позволяли Северо-Западному фронту разбить противника. На практике же начались те самые досадные просчеты, показавшие неспособность русских военачальников выше дивизионного звена использовать свои преимущества, недостатки противника, принимать и реализовывать правильные решения, которые вполне возможную победу превратили в досадное поражение. Не будем подробно рассматривать весь ход операции. Он достаточно полно проанализирован, и не раз, буквально по минутам. Остановимся лишь на тех моментах, которые особенно ярко характеризуют всю противоречивость сражений в Восточной Пруссии.

Начнем с того, что русская Ставка изначально переоценила свои силы, уверенная в безусловной победе. Иначе чем можно объяснить распыление сил и средств уже на начальном этапе. Часть соединений оставлялась прикрепленными к совершенно второстепенным крепостям, а силы усиления, в том числе вновь формируемая 9-я армия, нацеливались сразу на Берлин. Первое сражение с немцами под Гумбинненом только подкрепило такую уверенность. При советской власти по известным причинам долгое время умалчивали безусловную, блестящую победу русских войск в Гумбиннен-Гольдапском сражении. В полный голос об этом говорилось лишь в книге Н. Н. Яковлева «1 августа 1914» и, как ни странно, в работе польского историка Барбары Такман «Августовские пушки». Сейчас мы бросились в другую крайность, вознося не совсем заслуженно не только Гумбиннен, но всю Восточно-Прусскую операцию. Операция все же «не заладилась» с первых дней. Это замечают все исследователи, включая так любимого неофитами А. Керсновского. 1-я армия Ренненкампфа перешла границу неравномерно. 3-й корпус бывшего многолетнего директора пажеского корпуса генерала Н. А. Епанчина вырвался далеко вперед. Два корпуса отстали. Все корпуса шли вслепую. Основная масса кавалерии, в том числе гвардейской, под командованием Хан Нахичеванского сосредоточилась бессмысленной массой на правом фланге. На левом наступала одна кавалерийская дивизия Гурко. Кстати, только она вела так необходимый войскам разведывательный поиск. Неудивительно, что неожиданно атакованная всеми силами немецкого 1-го армейского корпуса генерала Г. фон Франсуа 27-я дивизия 3-го корпуса понесла досадные чувствительные потери. Ренненкампф приостановился, но уже к исходу 19 августа все же вышел к Гольдапу, Гумбиннену и направил конницу Хана Нахичеванского в обход немецкого правого фланга. А тут новая досада. У речки Инсер Хан натолкнулся всего-то на ландверную бригаду. Вместо маневренной атаки, способной в несколько минут разметать германских ополченцев, кавалеристы спешились и целый день вели упорный бой, пока немцы не отошли сами. Лучшая в мире кавалерия так ничего и не сделала, да еще и обнажила правый фланг 3-го корпуса. Кстати, единственным достижением боя стало взятие немецкой батареи и захват двух пушек конногвардейцами под командованием тогда еще ротмистра барона Врангеля. Того самого. Гумбинненское сражение началось на следующий день. Встречное сражение, что характерно для всех почти боев и сражений начального периода войны.

Генерал фон Франсуа, окрыленный успехом, убедил командующего армией генерала фон Притвица устроить русским Канны. Своим корпусом он намеревался ударить по правому флангу русских, по левому наносил удар 1-й резервный корпус генерала фон Бюлова. В центре же наступал 17-й корпус генерала Макензена. Классическая схема на бумаге. На поле боя войска Франсуа сумели только потеснить дивизию генерала Лашкевича, да и то из-за отсутствия поддержки со стороны конницы Хана Нахичеванского, о чем мы уже говорили. Одна охватывающая клешня сразу оказалась подрубленной. Вторая на другом фланге у фон Бюлова так и не разжалась. Русские не только стояли здесь насмерть, губительным огнем сметая целые батальоны атакующих немцев, но и успешно контратаковали. А в центре с корпусом Макензена случился настоящий конфуз. Дадим слово Н. Н. Яковлеву: «Под Гумбинненом русские корпуса, имевшие 64 тыс. человек, столкнулись с немецкими силами в 75 тыс. человек, имевшими и тяжелую артиллерию. Подогретые шнапсом и патриотическими воплями, немцы в сомкнутом строю под барабанный бой грудью двинулись в атаку – защищать имущество прусских юнкеров. Топали как на параде, выставив штыки-ножи (вспомните предвоенный немецкий полевой устав. – С.К). Стоило немцам подойти, как на пехоту обрушилась русская артиллерия, а по силе шрапнельного огня восьмиорудийная батарея могла в несколько минут уничтожить неосторожно открывшийся целый батальон в сомкнутом строю. Под Гумбинненом Франсуа и Макензен гнали в атаку в плотных построениях полк за полком. Цели не приходилось искать. 1-й дивизион русской 27-й артиллерийской бригады в этот день с 9 до 16 часов выпустил 10 тысяч снарядов, почти по 400 снарядов на орудие!

Залегшие поредевшие немецкие цепи взывали о поддержке своей артиллерии. Плохо обученные стрельбе с закрытых позиций, кайзеровские батареи галопом выскакивали на открытые места. Стремительно разворачивали орудия, но не успевали сделать несколько выстрелов, как их немедленно подавляли. На участке русской 27-й дивизии германский дивизион появился в каком-нибудь километре от наших цепей. Сосредоточенным ружейным, пулеметным и орудийным огнем немцы были моментально уничтожены, все 12 орудий стали трофеями. Разгром своей артиллерии (в то время как русская, в основном стрелявшая с закрытых позиций, оставалась неуязвимой), когда на глазах гибли дивизионы и батареи, до основания потряс немецкую пехоту, начавшую отход. Макензен, выехавший со штабом для водворения порядка, не смог остановить бегство. За день разгромленный корпус, потерявший свыше 200 офицеров и 8 тысяч солдат, откатился на 20 километров. Отступил и корпус Франсуа. Общие потери немцев превысили 10 тысяч человек».

Ну не блестящая ли победа? Вечером фон Притвиц, узнав о переходе границы 2-й русской армией, дрогнул и отдал приказ об общем отступлении. Немцы начали отход. Многие историки считают Ренненкампфа чуть ли не преступником за отказ от немедленного преследования противника. Я так не считаю. Его решение исходило из того, что войска устали, понесли большие потери, артиллерия расстреляла практически все боеприпасы, пополнить которые из-за неустроенности тыла не представлялось возможным. Другое дело, что Ренненкампфу ни в коем случае нельзя было отпускать противника, кавалерия должна была «висеть у него на плечах». Но кавалерией командовал Хан Нахичеванский, который, судя по предыдущим боям, не способен был даже на это. Вот в чем досадная оплошность. В результате Ренненкампф, да и вся русская Ставка потеряли деморализованного противника. Запаниковали и в Берлине. Кстати, фон Притвиц скоро осознал свою поспешность с приказом об уходе из Пруссии. Но ему на смену уже спешил будущий «великий» Гинденбург с начальником штаба, героем Льежа генералом Людендорфом. Спешили и срочно снятые с французского фронта три корпуса, те самые корпуса, которым не хватило немцам на Марне. «Этим роковым распоряжением кайзер и Мольтке-младший ослабили свою армию в решительную минуту войны и на решающем направлении. Гумбиннен родил Марну – геройские полки 25-й и 27-й дивизий своей блестящей работой на гумбинненском поле решили участь всей Мировой войны!» – пишет А. Керсновский.

Вторая роковая ошибка Ренненкампфа и Жилинского вытекала из первой. Потеряв противника, Ренненкампф направил все свои главные силы на Кёнигсберг Они с командующим фронтом посчитали, что немецкая 8-я армия уходит за Вислу и с ней справится наступавший с юга Самсонов. Все были уверены, что немцы бегут, и они действительно бежали. Генерал-квартирмейстер штаба фронта генерал Ю. Данилов в своих мемуарах отмечает: «Население оставляло свои насиженные места и… запрудило дороги в глубь страны. Получалось впечатление полной эвакуации немцами Восточной Пруссии… Впечатление от победы генерала Ренненкампфа и спешного отступления германцев было столь сильным, что одно время возникла даже мысль о переброске 1-й армии к Варшаве». Ни больше ни меньше! Уже встал вопрос о будущем коменданте Кёнигсберга и, конечно, о походе на Берлин. Как это напоминает немецкое головокружение с походом Клука на Париж. При этом и Ренненкампф и Клук не только забыли о первоначальной цели своих операций, но и о положении своих соседей на флангах.

А между тем «забытый» Самсонов вел свою армию к поражению, конечно, не подозревая об этом. Поражению, не только смазавшему успех Гумбиннена, но подведшему итог всей Восточно-Прусской операции. Вот где досада, так досада! Но и сражение в августовских лесах армии Самсонова, несмотря на всю его очевидность, по-моему, тоже не следует трактовать слишком уж однозначно. На Западе, особенно в Германии, оно до сих пор преподносится, как новые Канны, полный разгром русских, граничащий с настоящей катастрофой. Да и у нас многие исследователи недалеки от таких оценок. Постараемся внести некоторую ясность в, казалось бы, очевидные выводы.

Начнем с того, что у Самсонова сразу не сложились отношения с командующим фронтом Жилинским. С Ренненкампфом Жилинский был солидарен во всех замыслах и действиях. С Самсоновым нет. Это очень важно. Не менее важно и то, что 2-я армия Самсонова, несмотря на кажущуюся мощь, оказалась намного слабее 1-й армии Ренненкампфа по боевому потенциалу, боевой готовности. 23-й армейский корпус не имел обозов и довольствовался за счет 15-го корпуса; 13-й армейский корпус на две трети состоял из запасников («переодетых мужиков»); 6-й корпус имел лишь 24 батальона из 32, некомплект был и в 15-м корпусе. Связь, цельное управление и разведку организовать не удалось, ибо штаб армии формировался буквально на ходу офицерами, прибывшими из различных округов, и сам требовал сплочения в единый коллектив. Наконец, армия наступала через лесистые, болотистые и песчаные районы севернее реки Нарев, фактически по бездорожью.

Самсонов не был согласен с направлением главного удара и требовал перенесения его с северного направления на северо-западное. И добился своего, вопреки мнению Жилинского. Потом ему это поставят в вину почти все историки, указывающие на увеличение и без того большого разрыва между 1-й и 2-й армиями. Но почему-то забывают при этом два важнейших момента. Именно северо-западное направление и обеспечивало выполнение изначальной задачи армии Самсонова – перехват возможного отхода немецких войск за Вислу. К тому же Самсонову жизненно было необходимо базировать хоть часть своей армии, лишенной обозов и транспорта, на железной дороге Новогеоргиевск – Млава. Самсонов очень опасался отрыва от баз снабжения, и жизнь скоро подтвердит такие опасения в полной мере. Самсонов планировал силами 13-го и 15-го корпусов нанести удар по противнику в центре. 6-й корпус обеспечивал этот удар с правого фланга. На левом фланге 1-й и 23-й корпуса должны были сковать противника в районе севернее Зольдау И корпуса двинулись вперед. Разбросанные веером на 120 верст, они наступали безостановочно, по сыпучим пескам, без обозов, не получая хлеба по нескольку дней, подгоняемые командованием фронта и Ставкой. Тылы отстали, узлы связи не успевали развертывать и связаться между корпусами и командованием фронта. Да и не было ее настоящей связи – всегдашней головной боли нашей армии до нынешних времен. Кстати, справедливо осуждая это, надо отметить и такой факт. «В начале войны связь в германской армии как между высшими штабами, так и между войсками и штабами сильно хромала, и правильная обстановка выявлялась далеко не сразу», – пишет военный исследователь А. Зайночковский. Но Самсонову от этого было не легче. Самсонов шел и шел вперед, подгоняемый Жилинским. В течение 23–24 августа 15-й армейский корпус генерала Н. Н. Мартоса с помощью. 13-го армейского корпуса генерал Н. А. Клюева в жесточайшем бою опрокинул противостоящего противника, и корпуса рванули вперед, практически не встречая сопротивления. Да так быстро, что и Самсонов и командиры корпусов почувствовали опасность этого вообще-то безрассудного броска, с безнадежно отставшими тылами. Но Жилинский видел только бегущих немцев и не принимал никаких сомнений. Дело дошло до скандала, который, по-моему, сыграл большую роль в будущей трагедии. Жилинский телеграфирует в штаб армии: «Видеть неприятеля там, где его нет, – трусость, а генералу Самсонову быть трусом я не позволю!» Неслыханное оскорбление для безудержного храбреца Самсонова, получившего еще кадетом солдатского Георгия и заслужившего именно за храбрость 4-ю и 3-ю степень в Маньчжурии.

Между тем «разбитый» в понятии Жилинского и Ренненкампфа, а на самом деле потерянный противник, закончил сосредоточение против армии Самсонова практически всю Восточно-Прусскую группировку (16 полнокровных дивизий против 8 расстроенных русских. – С.К). Двойное превосходство. Ренненкампфа сдерживал лишь небольшой заслон из кавалерии и ландвера. К этому же времени в руки немцев попали планы русского командования, найденные на убитом офицере, и они полностью прослушивали незашифрованное русское радио. Опять связь, опять досадное стечение обстоятельств. Можно, конечно, и здесь процитировать Зайночковского: «На французском театре германцы были принуждены в начале войны также перейти к незашифрованным радиограммам после почти общих случаев путаницы шифров». Но что нам французский фронт? Здесь в Пруссии Гинденбург и Людендорф задумали окружить и уничтожить всю армию Самсонова. Задумка, прямо скажем, нереальная, прежде всего из-за недооценки силы русских. К тому же на направлении главных ударов должны были действовать генералы Франсуа и Макензен, которые после Гумбиннена как раз понимали силу русских и не хотели рисковать. А без риска какие могут быть Канны?

26 августа немцы силами двух корпусов и ландверной бригады атаковали правофланговый 6-й армейский корпус генерала А. А. Благовещенского. Удар был не такой уж и мощный, но командир корпуса после первых же донесений бросил вверенные ему войска и бежал. Корпус последовал за своим командиром и откатился до самой границы, полностью обнажив фланг и тылы все еще наступающего 13-го корпуса. Вот где преступная трусость, в которой порой обвиняют Самсонова. Как тут не согласиться с А. Керсновским: «Генерал Благовещенский заявил, что он “не привык быть с войсками”. Мы видим, что в русской армии могли быть начальники, “не привыкшие быть с войсками”, что подобного рода начальникам вверяли корпуса и что у них не хватало честности сознаться в своей непривычке в мирное время и уступить свое место более достойным». Стыд и срам! Удивительно еще, почему при этом немцы замедлили темп своего наступления.