Текст книги "Никола зимний"
Автор книги: Сергей Кузнечихин
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 11 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
А та возьми да прикати.
Настя приняла ее за новую кралю. К вечеру ожидали богатого снабженца, она и решила, что Людмила пригласила для него это создание, размалеванное гуще индейца, безгрудое, в джинсах, и с мужиковатым лицом. Но уверенность новенькой удивила Настю. Подружки обычно держались скромнее. А эта распахнула дверь и уставилась, ее вроде как озадачил домашний вид Насти.
«Что еще за цаца?» – спрашивал ее взгляд.
Такие смотрелки Настю не пугали, она могла ответить тем же взглядом: «Твое какое дело?»
Девицу, похоже, не устроил ответ, и она пригрозила: «Отвечай, чувырла, а то хуже будет».
Терпеть оскорбления от каждой сопли Настя не привыкла.
«Угомонись, дура, сначала в зеркало на себя посмотри, а потом задирайся».
Могла бы и больнее хлестануть, но не успела. Из-за шторы выбежала Людмила и сгребла гостью в объятья.
– Верочка, доченька моя, что же ты не предупредила?
Настя почему-то была уверена, что пухленькая девочка вырастет толстухой, в матушку. Оттого и не узнала. Неловко получилось, но, что поделаешь, не вымаливать же прощения у строгой наследницы.
У Людмилы осложнения куда серьезнее – любимое чадушко прибыло не на день, не на два, а в отпуск.
Хорошо еще сразу убежала к подругам, дала матери отдышаться от сюрприза.
Верка за порог и мать следом – дежурить возле калитки. С минуты на минуту обещала подойти подружка для снабженца, и сам он должен быть уже в пути. Надо срочно трубить отбой. Обстоятельства изменились, карты перепутались.
С подружкой она управляется без лишних объяснений – нет кавалера, значит, и говорить не о чем. А снабженец пришел под градусом, тяпнул, видать, для храбрости. Или спьяну, или от дурости он долго не мог понять – почему нельзя в дом и при чем здесь хозяйкина дочка.
– Не собираюсь я трогать твоего ребенка.
– Я тебе трону. Так трону, что и трогать больше нечем будет.
Ошарашенный снабженец попятился было под таким напором, но пьяное самоуважение взбунтовалось.
– Ты что, баба? – выговорил он. – Кто ты такая, чтобы на меня голос поднимать?!
– А ну, проваливай, пьяная рожа, пока милицию не вызвала!
Мужчина выматерился, но на всякий случай подхватил портфель – и на другую сторону дороги, не дожидаясь скандала.
А портфелище был внушительный. Пока препирались, снабженец его на землю поставил, чтобы руку не оттягивал. Уплыл продукт.
На следующий вечер – новое дежурство. Конкретного уговора ни с кем не было, но мало ли случайных гостей перебывало за последнее время. Дежурство – допоздна, а потом бессонная ночь, попробуй усни, когда и Верка с подружками загулялась, и дело рушится – надо что-то придумывать.
И придумала отправить доченьку на курорт. Только путевку для нее никто не припас. Единственный человек, способный помочь – начальник из леспромхоза, который выписывал материалы для ремонта. Хозяйство там богатое, а местные работяги не больно-то любят по курортам прохлаждаться, осень на дворе, путные люди заготовками занимаются.
Ехать решила в пятницу – к концу недели командировочные появляются реже – хоть какая-то надежда, что не будет гостей. В четверг еще отдежурила, а наутро собрала сумку потяжелее – и в дорогу, наказав Насте присматривать за племянницей.
А как за ней присматривать: привязать к ножке стола и караулить? Или на работу с собой взять? Попробуй присмотри, когда пора бежать в ресторан, а она еще дрыхнет после гулянки.
13На крыльце гостиницы стоит вальяжный дядька. Смотрит Насте в глаза и улыбается.
– Ну, как вы сегодня настроены: рассчитывать или обсчитывать?
Дядька обедал у нее в самый первый официантский день. Столько времени прошло, а помнит. За такую память не грех и на улыбку ответить.
– А вы приходите и узнаете.
– Обязательно приду.
– Тогда можете надеяться на самое внимательное обслуживание.
– Тем более приду.
Какое у него веселое лицо. У больших начальников таких лиц почти не бывает. А этот явно не из простых – вон уже и «Волга» под самое крылечко подкатила.
Перед тем как сесть в машину, он машет ей рукой. Приятно, когда такие мужчины оказывают внимание не на какой-то явочной квартире, а в людном месте, на глазах у собственной свиты. На крыльце еще одна группа гостей, должно быть, тоже поджидают машину. И Светка Тимченко с ними.
Настя не здороваясь идет к себе. Обжигаться второй раз она не намерена – у каждого своя работа, у каждого свое место. Но у входа в ресторан Светка догоняет ее.
– Здравствуй, Надежда.
– Привет.
Настя незлопамятная. Она торопится, но может и задержаться ради разговора с одноклассницей.
– Как живешь, встретиться бы надо, посидеть.
– Я хоть завтра.
Это для проверки, узнать, так ли уж хочется подруге детства посидеть с ней, или опять необязательные слова для поддержки разговора.
– Можно и завтра, – неожиданно соглашается Светка и тут же спрашивает: – А ты давно Саратонова знаешь?
– Какого Саратонова?
– С которым сейчас любезничала.
– Давно, а что? Он, кстати, не из больших шишек?
– Будто бы не знаешь?
– Представь себе, не интересовалась, не имею привычки.
– Ладно, сделаем так, приходи завтра ко мне и его пригласи, скажи, что у меня день рождения.
– Пригласить могу, но пойдет ли… Может, у него свои планы на завтра.
Говорит Настя уверенно. В конце концов она ничего не сочинила о своем знакомстве и пригласить ей, действительно, нетрудно, язык не отсохнет, а дальше – не ее забота. Пусть Светка переживает или воображает себе, что угодно.
– Попробуй на всякий случай. Потом вечером позвонишь. – Светка выдирает листок из блокнотика и записывает телефон. – А сейчас, извини, люди ждут. Замоталась с этими делегациями. Я же в горкоме комсомола работаю.
Непыльно пристроилась подружка. Значит, не только Настя не пожелала идти в штукатуры-маляры.
Саратонов приходит перед самым перерывом.
– Что так поздно обедаете? Режим надо соблюдать, – журит его Настя.
– А вы, оказывается плюс ко всему и заботливая.
– Притворяюсь такой. На самом деле я очень коварная.
– Ну, что же, чистосердечное признание всегда учитывается.
– На это и надеюсь. Потому что готовит у нас мужчина, а мужчины только хвастаются, что они лучшие повара.
Настя довольна собой, про повара она очень вовремя ввернула, теперь можно будет приглашать и на домашний обед. Ловко получилось, главное, без натуги, как бы само собой.
– Придется терпеть.
– Сегодня придется. А завтра, если хотите пообедать по-настоящему, могу взять с собой, меня на день рождения пригласили. Именинница – лучшая повариха в Качинске. Двух мужей до смерти закормила.
– Отравила?
– Нет, от обжорства умерли.
– Не может быть.
– Рискните проверить.
– А много народу будет на дне рождения?
– Я да именинница – две пожилые, никому не нужные женщины.
– Заманчиво.
– Значит, договорились?
– Не знаю прямо как быть…
– Неужели боитесь?
– Удар ниже пояса.
– Я на такое неспособна.
– У меня, видите ли, дела с утра, а вечером я уже отбываю.
– А я разве не сказала, что в обед пойдем?
– Тогда нет вопросов. Остается одна благодарность.
Она звонит Светке и не может удержать наставительные нотки, да и не хочет, пожалуй, надо же выставиться перед работницей горкома. Но Светка, похоже, не очень-то вслушивается в ее тон, она просто боится поверить ей. И это делает голос Насти еще капризнее.
– Я сказала, что ты лучшая повариха, смотри не опозорься.
– Об этом не беспокойся.
– Мне-то с какой стати беспокоиться? Говори адрес и начинай беспокоиться сама.
Доведись до Насти, она бы не стала терпеть такую наглость от несчастной официантки. Она бы сообразила, как поставить ее на место. А Светка покорно щебечет:
– Я в центре живу, первый дом от кинотеатра, девятая квартира. Запиши. Жду ровно в два. Если, конечно, не шутишь.
Сомневается активисточка, боится, как бы ее стряпня даром не пропала и проверить нельзя. А Настя такие сомнения век бы слушала. То ли еще завтра будет…
Домой возвращается с легкой душой и легкой сумкой. Пять бутылок приносила и все успела пристроить – вот так надо работать. Осталось хорошенько выспаться, чтобы идти на званый обед и свежей, и веселой.
Только в доме почему-то светятся все окна, и музыка даже с улицы слышна. Неужели сестрица отважилась принять гостей?
Гости… да не те. Настю встречает Зойка. Та самая, которую Людмила упорно отваживала от дома. Разгадать-то разгадала, но отвадить не смогла. Унюхала лиса, где вкусным пахнет, и подкопала с другого бока. С матерью сорвалось, она дочку подкараулила.
Верка принимает своих друзей. Она сегодня, если не царица, то, самое малое, атаманша. Сидит в широкой мужской рубахе, завязанной узлом на животе, и курит. Рядом с ней голый по пояс парень. На плече у него яркая татуировка. Крепкий парнина, только физиономия очень тупая. Выставляясь перед Настей, Верка обхватывает парня за шею, а потом, посчитав, что этого недостаточно, забирается к нему на колени.
– Ну, что уставилась, тетушка, мужика в первый раз видишь?
– Ладно, Верк, не выступай, – успокаивает Зойка, – всем хватит и выпивки, и мужиков.
И верно, по другую сторону стола сидят еще двое, словно заранее о Насте позаботились, знали ведь, что к ночи вернется с работы.
– Я, девка, нежадная, – смеется Зойка, – одного могу уступить. Любого, на выбор.
– Только не меня. Я не бабник, я алкаш, – предупреждает парень с челкой, нависающей на раскосые глаза. Для убедительности он сгребает со стола ополовиненную банку и прижимает к груди.
А спиртик-то из запасов Людмилы. Отыскала доченька маменькин тайник.
– Не ломайся, Толян, посмотри, какая у меня тетушка и мужик у нее в Америке.
Верка заводит Толяна, а заводится парень, у которого она сидит на коленях.
– Симпотная. Не тетушка, а мечта.
– Я тебе покажу мечту!
Верка хватает его за волосы и старается повернуть лицом к себе. Парень медленно поднимает руку, кладет ладонь Верке на плечо и давит, пока она не отпускает волосы.
– Спокойно, кроха.
– Отпусти, паразит.
– Еще раз вцепишься, хуже будет.
И атаманша помалкивает, не по нутру ей такое молчание, – тушь на глазенках от злости расплавилась, а губа все равно закушена, знает, видно, характерец своего кавалера.
– Да поставь ты банку, дурак, прольешь! – кричит Зойка.
Пьяный Толян еще крепче прижимает банку к груди, а уязвленная Верка старается напомнить, что хозяйка в доме все-таки она.
– Лей, Толян, не жалей. Одну кончим, другую начнем.
– Мать приедет, она тебе начнет.
Верка пропускает оскорбление. Сообразила, что, цапаясь с теткой, она только привлекает к ней внимание. Напуганная мрачным холодом своего парня, она ластится к нему и шепчет что-то в самое ухо.
– Мое дело предупредить, а там, смотрите, немаленькие уже, – говорит Настя и проходит в свою комнату.
Среди ночи к ней стучат. Защелка на двери ненадежная, если Толян навалится плечом, она не выдержит. Но стук очень уж вкрадчив, а Толяну таиться не от кого. Больше похоже на парня с татуировкой, дождался, наверное, когда Верка уснула и решил полакомиться. Настя лежит и ждет, пока ему надоест, и на всякий случай вспоминает, где стоит утюг – вроде бы оставляла на подоконнике. Стук не унимается. Вот и надейся выспаться в родном доме. Прихватив утюг, она подходит к двери.
– Что надо?
– Открой.
Голос Веркиного хахаля. С этим посложнее, чем с Толяном, войдет – не вытолкаешь.
– Иди проспись.
– Открой, хуже будет.
– Перепугал! У меня топор в руках. – Настя не сдерживает голос, надеется разбудить остальных.
– Сука.
– А ты сутенер. Завтра Людмила приедет, она устроит вам опохмелку.
Парень еще раз обзывает ее, но от двери отходит. Чуть погодя с кухни слышится разговор, наверно, поднял Толяна, а спирту хватит надолго.
Настя возвращается в постель. Лежит с закрытыми глазами, пробует считать слонов, но говор в кухне сбивает со счета. Так и засыпает с утюгом под рукой.
Поднимается она после десяти. На кухне хозяйничает Зойка, опохмеляет своих кавалеров. Верка еще спит или вышла – Настя не спрашивает, никуда не денется ее разлюбезная племянница. У Насти не так много времени, чтобы выяснять, зачем к ней стучались ночью, а желания – и того меньше. Надо помыть голову и собираться в гости. Она ставит на плиту большую кастрюлю с водой, потом берет из холодильника бутылку молока и уносит к себе, молча, словно не замечая гостей, а им тоже не до нее.
Моется она в комнате, из тазика, кое-как. А сушить волосы уже некогда, хорошо еще, нет нужды мучаться над прической, достаточно помыть с шампунем, об остальном позаботилась природа.
Торопилась, боялась опоздать – нервничала. Пришла на место за полчаса до встречи – опять неуютно. Будешь веселой от такой жизни, как же! Хорошо еще магазин рядом, есть где время убить. Вроде и не тряпичница, да пока одно посмотришь, пока другое. Вышла на улицу, а Саратонов мерит шагами площадь перед кинотеатром и уже на часы посматривает. Так-то оно лучше.
14Настя не успевает донести руку до звонка, а дверь открывается сама. Взволнованная хозяйка заждалась, вместе с нею томятся в ожидании гостей и затемненная шторами уютная комната, и щедро накрытый стол, и красивые цветы в красивых вазах.
И еще один букет из портфеля Саратонова. За ним – духи. Успел раздобыть. А может, постоянно возит с собой для таких вот комсомолочек.
– Встречают, как французских дипломатов. Я же обещала прием на высшем уровне, – говорит Настя Саратонову.
Не без ехидства прозвучало, а надо бы добрее. У Светки действительно уютно. И сама она очень даже недурна. Саратонов и без Настиных шпилек поймет, для кого старалась хозяйка, поймет и оценит. Настя, конечно, не хуже. Разве можно в этом сомневаться? Она бы и гостей сумела достойно принять, приличных гостей, не каких-то официанток. Одна беда – принимать их негде. Нет у нее угла, где бы она чувствовала себя настоящей женщиной.
И начинается мелкая официантская месть: налей, пожалуйста, этого, подложи, пожалуйста, того… Капризы совсем необязательные, но удержаться трудно. Светка терпеливо сносит их, и временное превосходство вроде бы греет.
У Светки свои заботы. Ей надо понравиться, надо показать себя. Отвлекаться на капризы посредницы ей некогда.
Саратонову тоже непросто. Глаза разбегаются. Но себя не роняет – тертый калач. Язык без костей, мелет что попало. Однако выспросить успевает все и у Насти, и у Светки.
– А я смотрю, лицо вроде знакомое.
– Да встречались в общих коридорах.
– Тесен мир, девушки, тесен. И мне это нравится. Тихушников теснота пугает, а мне, наоборот, кровь горячит.
Для Светки, должно быть, говорит. Дает понять, что общие коридоры ему не помеха. На авансы не скупится. А когда Светка уходит варить кофе, подсаживается к Насте на диван, берет за плечи и спрашивает:
– Ну что, красавица, какие планы на будущее?
– На какое будущее?
– На ближайшее.
– Еще раз выйти замуж.
– Молодец.
Смеется. Не верит. Словом, его не обманешь, красотой не удивишь. Один такой в Москве говорил Насте, что любой красавице предпочтет горбунью. Сытые люди. Голодный на царевну зарится, а этим – лягушку подавай.
Светка приносит кофе, видит их рядышком, Саратонов не смущается, ему даже руку с плеча лень убрать. Может, надеется остаться с двумя? Видит, что Светка начинает нервничать, и ее рядом усаживает. Одна – по левую руку, другая – по правую. Кофе пьют. Ароматный кофе из китайских чашечек. Молодец, Светка, старается. Но в том-то и дело, что Светка старается, а Настя играет.
И доигрывается.
Светка выманивает ее на кухню, хватает за руки, задирает к потолку свою двустволку, чтобы в глаза не смотреть, и горячечным шепотом в лицо:
– Зачем он тебе, Надежда?
– Так просто.
– Вот видишь, а для меня это последний шанс отсюда выбраться. Последний шанс…
– Ты что – замуж за него собралась?
– Да тише ты, что я, дура? Мне бы только понравиться ему. А он человек слова, от обещаний не отказывается. Два года назад подругу мою в город перетащил, квартиру ей сделал. Он никаких сплетен не боится.
– А чем тебе здесь плохо?
– Возраст комсомольский кончается, через год-другой никому не нужна буду. А в городе я и работу приличную найду, и мужа.
– Да, замуж нам пора…
– Не трогай его, Надежда. Не для баловства прошу, для дела.
– Хорошенькое дельце.
Анатолий как-то говорил, что мужику проще вывернуть душу, чем выйти к друзьям без трусов. У женщин все наоборот. С одинаковым удовольствием она выставит перед подругой и красивую комбинацию, и красивое тело. Сбросив белье, она не испытывает неловкости – самое потаенное и самое постыдное упрятано гораздо глубже, замуровано так, чтобы оно и носа не показывало, особенно перед подругами. И если уж это самое оно выглянуло на свет – значит, женщина загнана в угол, значит, отчаялась и у нее нет сил следить за собой. Анатолий любил поболтать о женской душе.
Светкины пальцы впиваются в ее руку все сильнее и сильнее.
– Хорошо, я могу уйти, но вдруг он провожать увяжется?
– Помоги, век не забуду.
Разве откажешь, если так просят? Настя так просить не умеет, не научилась. Зато она может придумать как уйти. С такими задачками она хорошо знакома.
– Сейчас я с ним немного потанцую, потом пойдешь ты, и не отпускай его как можно дольше, а я в это время смоюсь. Пусть думает, что приревновала.
И не надо благодарных объятий, тем более – поцелуев. Чужого ей не жалко.
Когда Настя пригласила Саратонова танцевать, брови его удивленно дернулись вверх. Скорее всего, догадался, о чем девушки секретничали на кухне, кого делили, и даже вычислил кому достался. Удивился своей ошибке, но не расстроился. Насте казалось, что даже обрадовался. Но уж точно не разомлел от самомнения. Мужик, привыкший к вниманию, знающий себе цену. События не торопит, обходится легкими любезностями, посмеиваясь про себя над щекотливой ситуацией. И Настя посмеивается. Одна Светка напряжена, сидит возле проигрывателя и не замечает, что рука тянется укоротить танец. И все-таки дождалась паузы.
– Мне кажется, что именинница тоже имеет право.
– Несомненное! – смеется Саратонов.
Дверь открылась и закрылась бесшумно. Не заметила, как сбежала по лестнице. А на улице остановилась. Засомневалась – стоит ли одноклассница такого щедрого жеста. Кому из них нужнее этот покровитель? Захотелось вернуться. Увидела перед собой мальчишку лет двенадцати. Нагнулась к нему и спросила:
– Мальчик, как ты думаешь, я добрая или злая?
Мальчишка испуганно поднял глаза.
– Скажи, а я тебе мороженое куплю.
– Нету его в киоске и закрыто уже, – буркнул пацан и, нырнув мимо нее, отбежал в сторону, а увидев, что странная тетя оглядывается на него, покрутил пальцем у виска.
– Истина в устах младенца, – усмехнулась, вздохнула и пошла.
Сделала доброе дело, помогла подруге, а радости никакой. Тоска зеленая и податься некуда. Если сестра уже вернулась и разогнала дочкиных дружков, легче не будет, сколько разговоров придется выслушать, сколько жалоб и причитаний, а там и до упреков недалеко. Идти домой никакого желания.
Зашла в свой ресторан. И словно в первый раз его увидела – шалман, забегаловка, ни одного приличного мужика, тупые пьяные рожи. Пока с подносом бегала, все казалось приличнее. Получку отрабатывала и надбавку за их слюнявость собирала – некогда было приглядываться. Но терпеть бесплатно – поищите другую.
Надеялась отсидеться до закрытия – сбежала.
15А дома еще хуже. Заплаканная Людмила забилась в угол, а у порога ее комнаты пьяный Толян улыбается во сне, разлегся, как у себя в общежитии.
– Ты зачем их пустила?
– Ага, пустила. Побежала на улицу, поймала и привела.
– Кто привел – я знаю. Зойка взбаламутила.
– Может, и Зойка. Я с работы пришла, они уже сидели.
– Зойка с панталыку сбила и кобелей созвала. Не моя же.
– Может быть.
– Моя не знает, где что растет у мужика.
– Откуда ей знать, – лениво соглашается Настя, видела бы сестрица свое чадо прошлым вечером.
– Моя позже десяти вечера спать не ложилась.
– А где она сейчас?
– Зойка увела, лиса рыжая. Вот уж, прости господи, чья бы корова мычала… Прикрикнула на них, и сразу же обиженную корчить, а банку со спиртом в сумку затырить не забыла.
– Черт с ней, с банкой.
– А ремонт. Вдруг больше не принесут? Ты сколько вчера брала?
– Пять.
– Сколько?
– Пять.
– А куда остальное делось? Неужели этот козел выхлебал?
Сонный Толян вздрагивает от пинка и приподнимает голову, Людмила отбегает к столу, поближе к Насте. Толян что-то бормочет, но, к счастью, не просыпается.
– Ты как хочешь, а я спать пошла.
– Спи, если можешь, твое дело маленькое, а я Верку дождусь. И этот вдруг среди ночи покурить захочет, никакие пожарники не спасут.
Утром война продолжается.
Толян с мокрым пятном на брюках стоит посреди кухни, а Людмила, отгородясь от него столом, кричит:
– Катись отсюдова, пока милицию не вызвала!
– Дай опохмелиться.
– Мильтоны приедут и опохмелят.
– Не приедут. На свою шею звать не станешь. Налей, говорю.
– Нету у меня.
– Есть, в погребе. Верка вчерась хвалилась.
– Проваливай отсюдова!
– Пусть лезет в погреб, а мы его там закроем, – подсказывает Настя.
– Дайте опохмелиться, и я уйду.
– Зойка последний унесла.
– Рассказывай. Сами ночью перепрятали.
– Поищи, если такой умный, авось шею своротишь.
– Да налей ты ему и пусть катится, – не выдерживает Настя.
До Людмилы наконец доходит, что просто так от Толяна не отделаться, она выбирается из-за стола, открывает настенный шкаф и достает почти полный стакан.
Опохмелка прибавляет Толяну наглости. Стакана ему мало. Людмила кричит еще злее, а он сидит, как истукан, и требует повторения. Вчерашние опивки кончились, и теперь Людмиле надо идти в потайное место, но она боится, как бы этот придурок не увязался за ней. Концерт продолжается. Слушать целое утро, как разоряется сестра, и нюхать вонь от порток забулдыги Настя не намерена, она идет к себе, берет бутылку, приготовленную для ресторана и, показав ее Толяну, выносит на улицу. Поставив бутылку на мостки возле крыльца, Настя возвращается к двери.
– Хитрая, стерва.
– А ты как думал, – говорит Настя и, выждав, когда Толян переступит порог, торопливо запирается на крючок.
Уставшая Людмила садится у окна и снова ждет Верку.
– Шла бы спать.
– Не хочу. Дернуло меня поехать за этой путевкой. И не достала, и девку прозевала.
– Придет, никуда не денется.
– Кто знает.
Людмила вытирает занавеской глаза и переходит к другому окну. Настя смотрит на неубранный стол, к тому же еще этот запах от порога… Она греет воду и принимается за уборку.
Людмила молча выходит на улицу и садится на лавочку под окнами.
Приготовив завтрак, Настя выходит позвать сестру, но Людмила отказывается. Сидит, кивает головой своим мрачным думам, совсем как старуха.
Оставлять сестру в таком состоянии одну тяжело, но и помочь ей не чем. Где искать Верку, Настя не знает, да и знала бы – за волосы не притащишь, а уговорить не сумеешь. И все равно уходит на работу с чувством вины, поэтому, когда ее зовут к телефону, она уверена, что звонит сестра и бежит, ожидая самого худшего, оттого и не сразу узнает голос Светки.
– Спасибо, Надежда, у меня все нормально.
– Значит, скоро переезжаешь?
– Это длинный разговор, я по другому вопросу звоню. Тебе дубленка нужна?
– Какая дубленка?
– Импортная. Знакомая для меня достала, а моя попа для нее широковата.
– Монгольская?
– За кого ты меня принимаешь? Французская. Госцена семьсот шестьдесят.
Настя не знает, наскребет ли денег, но, если придется зимовать в Качинске, тогда…
– Она еще раздумывает, – наседает Светка. – Бери гаманок и ко мне, пока не перехватили.
У Насти не рассчитан один столик. Она просит напарницу – услуга необременительная. Еще бы такси взять. Но попробуй поймай, когда на весь город три с половиной машины, из которых две в ремонте.
На автобусной остановке она без особой надежды машет жигуленку. И тот останавливается. По дороге Настя сочиняет трогательную историю просит, чтобы шофер не уезжал, обещает управиться за три минуты.
А из растворенного окна рвется на улицу «Удалой Хазбулат», и мужской голос заметно выделяется из женских. Принесла кого-то нелегкая.
Людмила сидит в обнимку с дочерью, по другую руку – новоявленный жених, даже Зойка с парнем. Один Толян потерялся. Спелась родня. Помирились. Ну и слава богу, а вернее, черт ними.
У нее не набирается и шестисот рублей. Надо было не в сумочке бутылки на работу носить, а в бауле. Теперь уже дубленку хочется позарез. У сестры просить бесполезно, при людях она не даст. Можно перехватить у Светки. Или… Или продать той же Светке сережки, подаренные Николаем Николаевичем.
Настя протягивает водителю пятерку. Мужчина качает головой, грубит, чтобы скрыть смущение.
– В большом городе шоферы не стесняются брать деньги и у красивых женщин.
– Мы, слава богу, в маленьком живем.
– Тогда спасибо вам огромное.
Дубленка словно специально на нее скроена! Светка с подругой пьют шампанское. Еще на пороге она предупредила Настю, что о дне рождения при посторонних вспоминать нежелательно. Махровый халат ее полнит и вообще она сегодня совсем другая. Но смотрит весело. Значит, дубленка – нечто вроде благодарности за помощь. Сгодились и сережки. Сделку надо обмыть. Жалко, что Насте надо возвращаться на работу.
Светка все понимает, она не настаивает, чтобы Настя засиживалась с ними. Другое дело – по бокалу шампанского на прощание, Светка очень обидится, если она откажется. По бокалу – и до свидания.
А когда оно будет, это свидание, и будет ли оно… Светка не уточняет.
В ресторане Настя еще раз примеряет дубленку.
– Такое чудо. Ну, прямо как украла, – воркует напарница.
– Сестра с дочерью облезут от зависти.
– И облезут, и полысеют.
Одного Настя не может решить, при гостях показаться в обновке или дождаться, когда они уйдут.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?