Текст книги "«СВЕТ и ТЕНИ» М. И. Кутузова. Часть I"

Глава 13. «Разблюдовка» или, расклад сил

Армии коалиции и их резервы – под ружье планировалось поставить чуть ли не 622 тысяч человек, безусловно, превосходили силы французов. Австрийцы давали 250 тыс., русские – 180 тыс., немало рассчитывали получить от пруссаков, если они, конечно, «созреют». Контингенты других стран выглядели намного скромнее: Швеция давала 16 тыс. человек, Неаполь обязался выставить до 20 тыс. человек. Планировалось так же, что к союзникам присоединятся еще и до 20 тыс. солдат из мелких немецких государств. Но вряд ли можно было говорить об этом всерьез, поскольку рассчитывать на лоскутную Германию, где резко усилилось влияние Франции, не приходилось. Англичане, помимо своего действительно могучего флота, обещали выделить всего лишь 5 тыс., но и этого безусловного мизера так никто и не увидел на континенте, что было впрочем, очень присуще для островитян: они предпочитали «загребать жар чужими руками». Зато Великобритания выделяла своим союзникам немалые деньги (1250 тыс. фунтов стерлингов за каждые 100 тыс. человек, а также часть выплат по мобилизационным расходам), то есть она собиралась играть роль банкира коалиции. Поэтому французы потом смогли утверждать, что союзники «продались» за английское золото и за это воевали с наполеоновской Францией. У европейских феодальных держав денег в казне на войну на самом деле не хватало, но как покажет время, английские субсидии, которые будут выплачиваться коварным Туманным Альбионом не только с большим опозданием, но и не всегда, смогут покрыть лишь часть огромных военных расходов союзников.

Правда, австрийский император после двух подряд проигранных республиканской Франции войн в середине 1790-х гг. и на рубеже XVIII – XIX вв., смог «наскрести по сусекам» меньше обещанного – лишь 230 тыс. человек. Зато не нюхавший пороха, но ретиво-амбициозный молодой русский государь соберет на войну примерно столько же. Все они пойдут воевать «за царя и отечество» на чужбину.

Исподволь готовясь к назревавшей войне с монархической Европой, Наполеон сумел сформировать свою армию на основе жесткой воинской повинности, введенной в действие в 1798 г. военным министром того времени прославленным революционным генералом Журданом, призывавшей в армию мужчин от 18 до 30 (в эпоху правления Наполеона и до 40) лет. Ежегодный призыв в армию все время рос: с 1801 года по 1805 гг. – не менее 60 тысяч, позднее – наборы все росли и росли. И все же, максимум на что мог рассчитывать Наполеон – 446 746 бойцов и это – по формулярным спискам, – а на деле их было меньше.

Другое дело, что и союзники не смогли и не успели собрать все свои силы. На самом деле, а не как планировалось на бумаге, на четырех оперативных направлениях (в северной Германии, южной Германии, северной Италии и южной Италии) они могли сосредоточить от 380 до 437 тыс. чел. (данные, как водится, сильно разнятся), а с «гипотетическими» пруссаками – что-то около 497 тыс., но этого так и не произошло. При этом больше всего полагалось выделить на основных театрах войны: в южной Германии – 200—220 тыс. штыков и сабель (из них порядка 80—90 тыс. русских, остальные – австрийцы), а в Северной Италии (зоне особых интересов империи Габсбургов!) – 95—100 тыс. отборных австрийских войск под началом их лучшего полководца эрцгерцога Карла.

…Кстати сказать, единого командования объединенными силами не предусматривалось. И это было понятно, поскольку это было не возможно из-за разбросанности четырех театров военных действий. Но в тоже время не было обговорено, как и когда следует вести военные действия на этих отдельных театрах ведения войны. И, тем более, не было определено, кто и кому будет подчиняться в случае совместных действий союзников и кто конкретно будет всеми командовать. Так были заложены причины будущих катастрофических проигрышей союзников…

Австрийскому послу в Париже своему старому знакомцу Филиппу Кобенцелю Наполеон категорично заявляет: «Я не столь безумен, чтобы дать русским время прийти к вам на помощь… если Ваш властелин желает войны, что ж!.. скажите, что он не будет праздновать Рождество в Вене!» Задача Наполеона с военной точки зрения сводилась к сохранению тех преимуществ, которые и ранее обеспечивали ему победу: быстрота передвижения войск и сокрушение армий противника поодиночке. Спустя век немецкие военные стратеги назовут это «блиц-кригом» – быстрой, победоносной войной.

Великая армия или Grande аrmee – обычно так в литературе принято называть те войска Наполеона (ранее – Армия Океанского побережья, поскольку она готовилась на побережье Ла-Манша), которой он командовал лично на главном театре военных действий, примерной численностью в 178 609 чел. (139 189 пехотинцев, 25 327 кавалеристов и 14 093 артиллеристов с 340 пушками; по формулярным спискам) приготовилась не к переброске через Ла-Манш на Британские острова и стремительному марш-броску на Лондон, а к походу на юго-восток – вглубь европейского континента.

…Кстати сказать, впервые термин Великая армия был употреблен Бонапартом 26 августа 1805 г., но официально это название она получила лишь 29 августа…

В своем воззвании от 28 августа к армии Наполеон очень точно сыграл на патетико-патриотических струнах своих солдат: «Солдаты! Война, которую мы все так не хотели – началась! Австрийская армия попрала все договоры и двинулась на нас! Солдаты, ваш Император как всегда в трудную минуту среди вас! Вы – авангард великого народа, и, если надо, он поднимется по моему призыву, чтобы разгромить наших врагов, взращенных на ненависти и золоте Англии!»

Великолепно подготовленные и вооруженные солдаты и офицеры устали от двухлетнего ожидания и рвались в бой.

…Кстати сказать, за долгое время (порядка двух лет) пребывания в шести военных лагерях вдоль Атлантического побережья вблизи таких городов, как Булонь, Брест, Утрехт и др., из которых позднее вышли армейские корпуса, почти 180 тысячная Великая армия (и, как ее еще, порой, называют в литературе – Английская армия) действительно получила превосходную подготовку. Уйма времени уходила на тренировки, начиная с приемов обращения с оружием и вплоть до маневров силами батальонов. Специальные инспекторы следили за тем, как солдаты ведут себя на различных стадиях тактических перестроений. Регулярно проводились собрания на полковом уровне, где старшие офицеры давали задания подчиненным и выясняли степень понимания последними приказов. Младший офицерский состав и унтер-офицеры передавали полученные от старших офицеров знания солдатам в ходе проведения подготовки. В каждом из лагерей существовали собственные правила недельного распорядка. В Булони, например, два дня в неделю отводилось обучению на батальонном уровне и занятиям на стрельбищах, чего фактически вообще не делалось тогда в армиях других стран, кроме как в британской, чья огневая подготовка, особенно в легкой пехоте, считалась лучшей в ту пору. Три дня шли маневры на более высоком уровне, в том числе – различных дивизий в составе корпуса, в то время как в воскресенье устраивались учения целого корпуса. Дважды в месяц проводились упражнения – «боевые стрельбы» – когда солдаты вели огонь по мишеням настоящими патронами. Никогда более у Бонапарта не было такого превосходства перед соперниками в уровне армейской подготовки. Маневры и перестроения, проводившиеся его войсками на любом уровне давали им особые преимущества на поле сражения. В предстоящей кампании для его батальонов было обычным делом менять строй на поле боя, что под огнем противника отнюдь нелегко. У Великой армии была новая организационная структура, созданная на основе опыта революционных войн. И как показали последующие события, эта организация оказалась наиболее оптимальной и приспособленной для ведения боевых действий на широком пространстве, во всяком случае значительно превосходившей организационные структуры европейских армий феодальных государств. Хваткий на все новинки в разных областях человеческого бытия, Бонапарт тут же нашел применение гениальному изобретению парижского повара Франсуа Аппера, изобретшего… консервы. Поскольку снабжение армий во все времена было самым насущным вопросом, то французский император приказал поставить изобретение консервов на поток для своих войск. Благодаря нему во Франции, а со временем и в большей части покоренной им Европы распространился «телеграф» – в ту пору в виде оптического семафора (подвижных планок) на вышках, в пределах видимости друг от друга. Взаимное расположение планок, которыми рулил телеграфист, являло собой кодировку. Сообщение передавалось от вышки к вышке, на которых в ночное время зажигались огни. Телеграфисты наблюдали за знаками на соседних вышках в подзорные трубы. Сообщение от Берлина до Парижа «долетало» меньше чем за час! При помощи этой «быстрой связи» его Великая армия получала срочные важнейшие сообщения, когда воевала в цивилизованной Европе, например, против Австрии в 1809 г. Первоначально она делилась на семь корпусов, каждый из которых (15 – 25 тыс. человек) состоял из двух – четырех пехотных и одной кавалерийский дивизий с приданной артиллерией. Кроме того, для решения стратегических задач создавался кавалерийский резерв (свыше 20 тыс. сабель и конной артиллерии), куда входили кирасирские и драгунские дивизии. Тогда же началось формирование артиллерийского резерва. Но главным резервом для Наполеона оставалась императорская гвардия, состоявшая из элитных пехотных, кавалерийских и артиллерийских частей. К началу военной кампании 1805 года она возросла до 8 тыс. бойцов, из которых три четверти было пехоты, а в разгар этой кампании гвардия увеличится до 12 тыс. Гвардия использовалась на поле боя лишь в крайнем случае. Для эффективной системы управления войсками был создан императорский штаб, многоотраслевой орган (делившийся на отделы и подотделы), возглавлявшийся маршалом А. Бертье. Штабной аппарат насчитывал в 1805 г. более 400 офицеров и 5000 рядовых (писаря, охрана и т. п.). Эта была универсальная по тому времени система военного управления, одновременно, можно сказать, и мозговой центр армии. И именно этой системе затем стала подражать значительная часть европейских армий (в том числе и России), во всяком случае, позднее некоторые государства заимствовали или прямо копировали очень многие ее элементы. Несмотря на то, что примерно половина солдат была недавними призывниками в ее рядах было много опытных воинов. Порядка 43% рядового и унтер-офицерского состава уже участвовали, по крайней мере, в одном военном походе. А почти четверть состава имела не менее 10 лет службы, т.е. у них было за плечами несколько кампаний, а многие из них воевали с самого начала революционных войн. Более того, в каждом полку было не менее 30 унтер-офицеров еще королевского призыва. При этом средний возраст солдат был примерно 25 лет. Характерно, что большинство офицеров начинали с рядового. Все офицеры носили когда-то солдатский ранец и потому уважали тех, кто его носил. Характерно, что средний возраст низшего офицерского состава был 32—37 лет, а средний возраст полковников – 39 лет, а генералов – 41 год. При назначении первых восемнадцати маршалов в 1804 г. их средний возраст составлял всего лишь 44 года. Почти весь офицерский состав прошел через революционные войны. Особенно быстро смогли продвинуться те, кто до революции был уже младшим офицером или унтер-офицером. Немало из них к 1805 г. стали генералами. Просто кому-то из них повезло чуть больше. Во многом поэтому, средний командный возраст всего офицерства во французской армии был примерно одинаковый. В общем, оно было молодо, порывисто, дерзновенно и энергично, т.е. это именно то, что требуется на войне. Такая же ситуация наблюдалась и в высшем командном составе: самому Бонапарту было всего лишь 36 лет, столько же его лучшим маршалам – Ланну, Сульту, Нею, а Даву – 35 лет. Такая армия многого стоила! Французская армия той поры была лучшей в Западной Европе! Она действительно была Великой! Никогда более у Наполеона не будет такой образцовой армии как в 1805 году: «Возможно, кому-то удастся создать нечто, сопоставимое с моей Итальянской армией или армией, которая была у меня при Аустерлице. Но превзойти их не удастся никому и никогда». По сути дела он был близок к истине: все его последующие армии уже не отличались столь высоким уровнем подготовки…

Так и не выйдя по ряду объективных и субъективных причин в море, а вернее, в пролив отделяющий его от островного «Туманного Альбиона», «генерал Бонапарт» вынужден был «скрестить шпаги» с монархическими «хищниками» на континентальной суше. Австрию он всегда бивал, а вот с Россией лично не встречался на поле боя, а за Пруссией стояла тень ее короля-полководца Фридриха II Великого – не раз «бесчестившего» галантных военных французского короля Людовика XV полвека назад в ходе Семилетней войны. Наполеону следовало действовать максимально стремительно и громить врагов пока они не объединились и их общее численное превосходство не стало подавляющим.

Глава 14. «…Солдаты, Ваш император среди вас…»

Оставив в Булонском лагере маршала Брюна с 30 тысячами страховать свои тылы у Ла-Манша, прикрывшись с юга маршалом Массеной и генералом Сен-Сиром, Бонапарт дал команду своей армии стремительным маршем идти навстречу врагу – австрийцам, которые, необдуманно не дождавшись русских, уже «вступили на тропу войны».

Он разделил ее на семь самостоятельно действовавших корпусов: I-й Бернадотта (14 668 чел., 34 орудия; здесь и далее численность дается по формулярным спискам, в реальности она могла быть ниже), II-й Мармона (20 037 чел., 26 орудий), III-й Даву (25 161 чел., 48 орудий), самый крупный IV-й Сульта (28 793 чел., 36 орудий), V-й Ланна (25 689 чел.. 34 орудия, но 3-я дивизия Сюше – 9 154 чел. и 12 орудий на время были переданы Сульту), VI-й Нея (21 250 чел., 30 тысяч бойцов) и VII-й Ожеро (12 447 чел., 24 орудия).

«Семью потоками» – из Ганновера, Цейста, Остенде, Кале, Амблетеза, Булони и Монтрейя им предстояло обрушиться на неприятеля. Для этого им надо было повернуться спиной к Ла-Маншу, перейти Рейн и пойти на юго-восток, чтобы соединиться на Дунае. Оттуда – по правому южному берегу этой могучей реки пролегал самый удобный путь – широкие мощеные шоссе, по которым легко могли идти повозки и пушки в три-четыре ряда – на австрийскую столицу Вену.

Легкая кавалерия (6500 гусар – лучшей сабли французской армии генерала Лассаля) была придана армейским корпусам. Ей была поставлена задача создать непроницаемую кавалерийскую завесу между французской армией и противником: не дать ему разгадать направления движения корпусов и их численность. Летучие эскадроны гусар Лассаля были большими мастерами своего дела и вплоть до последнего момента враг оставался в неведении.

Зато вся тяжелая кавалерия (кирасиры д’Опуля и Нансути с драгунами Клейна, Вальтера, Бомона и Бурсье) – всего порядка 20 950 всадников с 28 пушками – скакали под началом Мюрата, самого лихого кавалериста Европы той поры. Наличие у быстроногой конницы собственной артиллерии на конной тяге (соединение больших масс кавалерии с мобильной артиллерии – наполеоновское «ноу-хау»! ) придавало ей сокрушительную огневую мощь.

…Между прочим, к резервной кавалерии относились и 5 505 спешенных драгун Бараге д`Илье, которым при переброске через Ла-Манш в Англию не планировалось иметь коней из-за перегрузки судов: им следовало добыть себе лошадей уже на Британских островах. Когда военные планы Бонапарта поменялись быстро снабдить такое количество драгун лошадьми было не возможно и они начинали кампанию пешими, рассчитывая получить коней уже в ходе военных действий…

В арьергарде двигалась элита Великой армии – императорская гвардия Бессьера – 6 265 пехотинцев, кавалеристов и артиллеристов (данные по строевой перекличке перед выходом в поход) с 24 пушками. Ее – после чуть не ставших роковыми уроков Маренго – Бонапарт берег как зеницу ока и полагал бросать в бой лишь в крайних случаях: либо поставить «жирную точку» в битве либо на самый худой конец – для исправления ошибок. Союзные Бонапарту баварские, баденские и вюртембержские контингенты обеспечивали защиты коммуникаций Великой Армии.

12 сентября 1805 г. Наполеону, находившемуся в своем загородном дворце в Сен-Клу по оптическому телеграфу Шаппа (нечто весьма похожее на морскую семафорную азбуку на мачтах, расположенных на дальности видимости в подзорную трубу) пришло два срочных сообщения.

Оба сообщили одну и ту же новость – австрийцы форсировали пограничную реку Инн и вступили в Баварию. Вскоре пришел рапорт и от доверенного лица Бонапарта его близкого друга Дюрока, посланного с дипмиссией к прусскому королю в Берлин. Суть его был неутешительна: пруссаки отказались заключить с Францией военный союз. Более того, Дюрок, видя реакцию прусского двора на французские предложения, счел нужным предупредить своего императора, о том, что движение I-го корпуса маршала Бернадотта через небольшой прусский анклав Анспах крайне нежелательно. Нарушение прусского нейтралитета может в дальнейшем грозить большими проблемами со стороны воинственных пруссаков живших иллюзиями побед своего предыдущего короля-полководца Фридриха II Великого. Время покажет, что дальновидный Дюрок как в воду глядел, а его амбициозный император пропустил мимо ушей его предостережение и чуть за это не поплатился. Но все это было уже потом, а пока 19 сентября оптический телеграф снова оперативно «доложил», что уже два дня как австрийские войска вступили в Мюнхен и вышли на рубеж реки Лех. Через два дня пришел рапорт и от наполеоновского посланника в Вюртемберге: австрийцы уже форсировали Лех и продолжают свое движение вглубь Баварии.

Для Бонапарта это стало сигналом о необходимости отправляться в войска для личного руководства военной кампании.

Предстояло приводить в чувство заигравшуюся в «войнушку» монархическую Европу. «Генералу Бонапарту» предстояла кампания, которая раз и навсегда вознесет его на полководческий олимп в ряды величайших полководцев всех времен и народов. Более того, он одержит свою самую знаменитую победу, которую долгое время было принято считать заранее гениально спланированной – буквально, в мельчайших деталях, что впрочем, не совсем так.

Но всему – свое время…

А пока 23 сентября Наполеон выступил перед Сенатом с речью, где ключевой была заключительная фраза: «…Французы, Ваш император выполнит свой долг, солдаты выполнят свой, а Вы, я не сомневаюсь, исполните Ваш!».

…Кстати сказать, сопровождавший императора, его министр иностранных дел Талейран оставил крайне любопытное воспоминание о тех днях: «… в самый день его отбытия из Страсбурга я обедал у него… <<…>> …Мы едва вступили в комнату, как император упал на пол; он успел только сказать мне, чтобы я закрыл дверь. Я сорвал с него галстук, потому что казалось, что он задыхается; у него не было рвоты, но он стонал, и изо рта у него шла пена. Ремюза (первый камергер – Я.Н.) поил его водой, я поливал его одеколоном. С ним сделались какие-то судороги, прошедшие через четверть часа; мы положили его на кресло. Он начал говорить, оделся, велел нам хранить случившееся в тайне, и через полчаса он был уже на дороге в Карлсруэ». Вот такой вот «реприманд неожиданный» случился с «генералом Бонапартом» в самом начале его блистательной кампании 1805 г. То ли – быль, то ли -…? В общем, учитывая отнюдь не «ласковое» отношение Талейрана к своему императору, делайте выводы сами…

В 4 утра 24 сентября 1805 г. Наполеон сел в свою походную карету и понесся догонять свою Великую армию. Уже на марше – 30 сентября – французским солдатам и офицерам Великой армии прочитали воззвание их императора в котором ключевыми были такие слова – «…Солдаты, Ваш император среди вас…» и это была сущая правда, так как уже после полудня 26 сентября он был непосредственно в войсках.

На тот момент со стороны союзников ему реально угрожала лишь 80-тысячная австрийская армия, наступавшая в южной Германии под формальным началом эрцгерцога Фердинанда (1769—1824). Вояка он был посредственный, но его назначили на столь ответственный пост с целью после присоединения к его армии спешащих с востока русских войск М. И. Кутузова обязательного сохранения за австрийцами общего руководства над объединенными союзными войсками. На самом деле руководил австрийскими войсками, наступавшими на Великую армию весьма любопытный (или даже занимательный?) персонаж с исторической авансцены Европы той поры – барон Макк.

…Пятидесятитрехлетний на тот момент генерал-квартирмейстер и одновременно фельдмаршал-лейтенант (в австрийской армии это – генерал-лейтенант), Макк фон Лайберих (1752—1828) был родом из мещан. За 23—24 года военной службы (с 1770 г.) он прошел путь от рядового до генерал-майора, а в 1797 г. (несчастливом для австрийцев – их тогда вовсю громил в Италии «мальчишка» Бонапарт) стал фельдмаршалом-лейтенантом. Он обладал храбростью и упорством, но был скорее штабистом, чем боевым генералом. Его всегда отличали путано-заумные рассуждения о коммуникационных линиях, оперативных направлениях, стратегическом базисе и прочих очень модных кабинетных теориях среди ортодоксальных штабистов европейских армий монархической Европы той поры. Кое-кто в австрийских верхах это считал необычайной полководческой мудростью. На деле все выглядело весьма плачевно: в его послужной список входил неудачный поход во главе неаполитанской армии на Рим, в 1798 году, закончившийся поражением от французского генерала Шампионнэ и более того, пленом. Выплатив огромную контрибуцию в 10 млн. франков, все свои неудачи он объяснил… «низостью итальянцев». Его карьера резко пошла вверх, после того как он приглянулся могущественному австрийскому вице-канцлеру Кобенцелю, так как держась в стороне от родовитых генералов, не был сторонником самого известного и даровитого австрийского полководца той поры – эрцгерцога Карла. Тем самым, он вызвал симпатию Кобенцеля, взявшего в противовес эрцгерцогу и его боевым сподвижникам курс на очередную войну с Бонапартом. Тем более, что эрцгерцог Карл и его генерал-квартирмейстер Дука – противники энергичного развязывания новой войны против Франции – оказались у австрийского императора Франца не в фаворе, а Макк браво отрапортовал на военном совете, что за 8 дней поставит под ружье столько солдат, сколько предписывал Австрии союзный договор с русскими и англичанами. Поддержка Кобенцеля привела к тому, что самоуверенный до шапкозакидательства Макк добился смещения с поста военного министра эрцгерцога Карла, замены его на своего ставленника фельдмаршала Коллоредо. А сам, будучи формально под началом эрцгерцога Фердинанда, но снабженный бланками с подписями императора Франца I, фактически руководил им. Любопытно, но Суворов, сталкивавшийся с его «деятельностью» во время своей Итальянской кампании 1799 г., не без оснований считал Макка… «переметчиком» – предателем и шпионом. Впрочем, Александру Васильевичу было присуще не доверять не только союзникам, но и большинству из своего русского окружения: «что знают двое – то знают все» – здраво рассуждал «русский Марс». А на войне это, как известно, опасно особо…

Этот очередной «главный теоретик» австрийского командования всю войну «рассчитал» в тиши кабинета и собирался сыграть с великим практиком Бонапартом в очередную для австрийцев Kriegspiel («игру в войнушку»), когда противника громят по… картам в тиши кабинета. В Вене решили, что как и в 1796 г. и 1800 г. Наполеон непременно нанесет главный удар в Северной Италии и направили туда свои главные силы (от 95 до 100 тыс.; данные разнятся) во главе с лучшим полководцем эрцгерцогом Карлом. А ведь было хорошо известно, что главные силы Наполеона находились тогда в совсем другом конце Европы – Булонском лагере. Прикрывать эрцгерцога с фланга (из южного Тироля) полагалось 20—23 тыс. солдат генерала Хиллера/Гиллера. Во все тот же Тироль для фланговой угрозы армии Наполеона выдвигались 30 тыс. другого австрийского эрцгерцога Иоанна, памятного своим конфузом против Моро морозным декабрем 1800 г. под заснеженным Гогенлинденом.

Значительно меньшие силы (до 80 тыс.) австрийцев малоопытного эрцгерцога Фердинанда (на самом деле Макка) направлялись контролировать западное направление и терпеливо ждать подхода русских. Примечательно, что никаких конкретных разведсведений о французах у австрийского командования не имелось, и они абсолютно неверно судили о соотношении сил. Макк предполагал, что на Рейне ему предстоит встретить не более 70 тыс. неприятелей (то есть примерно столько же, как и у него!), так как от 70 до 80 тыс. Бонапарту придется распределить на другие «нужды»: оборона побережья Ла-Манша, защита Парижа и т. п. и т. д. (На самом деле у французов было от 160 до 165 тыс. человек, т.е. вдвое больше, нежели у австрийцев!) При этом Макк рассчитывал, что его поддержат «родственно-дружественные» германские народы – баварцы, баденцы, гессенцы, вюртембержцы и др., что позволит ему увеличить свои силы до 100 тыс. штыков и сабель. Этого вместе с идущей ускоренным маршем с востока армией Кутузова (и возможным привлечением русских корпусов Буксгевдена, Беннигсена и Эссена 1-го) австрийский стратег полагал достаточным для обуздания «корсиканского выскочки».

По австрийскому замыслу после занятия Северной Италии и Баварии союзные армии должны были соединиться в Швейцарии и оттуда двинуться на территорию Франции. Вспомним, что несколько похожий план (движение ограниченного контингента русских войск А. В. Суворова в Швейцарию) потерпел полное фиаско в 1799 г. и непобедимый «русский Марс» тогда лишь чудом унес ноги из альпийского Поднебесья.

В общем, главным в плане австрийского гофкригсрата был не разгром противника, а захват территорий для себя любимых. Добавим лишь, что реализация плана была трудна из—за характера местности (в основном гористой или даже горной), где предполагалось воевать.