Текст книги "Судьбы людские. Любимый Иркутск"

Мамка, мамочка, прости меня

Летняя ночь в Иркутске была как обычно тихой и теплой. Только соседские собаки отчего-то завывали. Их стоны были жалобны и тоскливы. Может быть, собакам было голодно. А может быть, они чувствовали чье-то горе. Теперь уже не узнаешь.

Вере Ивановне было одиноко. С тех пор как посадили ее любимого сыночка Славу, она плохо засыпала. Часто до полуночи она сидела у окна и грустно смотрела на дорогу. По этой дороге Слава ушел на прогулку в центр города. По ней он и должен вернуться назад. Но не сейчас, а когда отсидит отмеренные ему судом шесть лет колонии общего режима за то, что заступился за незнакомую девушку и дал отпор матерым упырям, уголовникам, насильникам.

Как же это несправедливо – сажать за благородный и смелый поступок. Мама и сейчас сидела, ссутулившись, и смотрела, как лунные блики приплясывают, проникая сквозь раскачиваемые ветром кроны деревьев на темно-серый, потрескавшийся местами асфальт.

Вдруг она увидела перед собой лик своего сыночка. Он был светящимся, как слабая угасающая свеча, и неотчетливым. Только печальные глаза ясно высвечивались в ночной темноте.

– Мамка, мамочка, прости меня, – послышался тихий шепот Вячеслава. – Я не хотел умирать. Я хотел родить для себя сына и дочку, а для тебя внука и внучку. Чтобы они любили тебя и радовали, скрашивая твою старость. Но я не смог этого сделать.

Почему так получилось, я не знаю, не могу объяснить ни тебе, ни себе самому. Я любил жизнь. Я любил тебя. Но еще я полюбил прекрасную девушку, встреча с которой изменила ход моей жизни, – и Слава горько заплакал, причитая:

– Мама, мамочка, родная моя, любимая моя, нежная моя. Прости меня, прости, прости-и-и-и. Анюта, родная, тоже прости меня, прости-и-и.

На подоконник прилетел белый голубь. Он перетаптывался с ноги на ногу и ворковал, ворковал. Как будто бы хотел что-то сообщить, рассказать пожилой женщине о чем-то трепетном и важном.

Вера Ивановна очнулась и пришла в себя от звука дверного звонка. Кто-то нажал на его кнопку, и в прихожей послышалось: бим-бом, бим-бом. Пожилая женщина встала и, шаркая ногами по полу, медленно проковыляла к входной двери.

– Кто там в такой поздний час? – предчувствуя неладное, произнесла она. – Кого ночью Бог послал ко мне?

– Это почтальон, примите срочную телеграмму, – послышался из-за двери усталый женский голос работницы почтамта.

– Откуда может быть телеграмма? Мне и письма-то никто не пишет. Разве только раз в два-три месяца сынок Слава черканет несколько теплых строк.

Он таким образом подбадривал свою маму. Как будто бы не он сидит на зоне, а она «мотает срок» в разлуке с любимым и единственным родным на всей Земле человеком.

Заскрипела дверь. Вошедшая пожилая почтальонша грустно обвела взглядом хозяйку квартиры и, опустив глаза, протянула ей листок, сложенный пополам. Она знала содержание этого послания. Но заклеила этот лист, чтобы не видеть горя матери. Горя, которое должно обрушиться на хрупкие плечи женщины, в один момент превратив ее в старушку.

Она, эта почтальонша, сохранила в памяти детские воспоминания о том, когда ее мама получала похоронки с Великой Отечественной войны на мужа и трех сыновей. Как такие скорбные почтовые листочки вызывали боль и страдания у мамы и у соседок, которых такое горе тоже не обошло стороной. Женщины протяжно выли. Даже не плакали, а именно выли. По-звериному страшно и жутко.

Почтальон не хотела услышать вновь эти ужасающие звуки разрывающих душу эмоций. Она до смерти боялась возвращения боли утраты в свою жизнь. Даже в своих воспоминаниях она не могла перемещаться в то далекое военное время, возрождающее эти неизлечимые и горькие чувства потери родных и близких людей.

– Распишитесь вот здесь. Спасибо, моя хорошая, – и почтальон спешно покинула квартиру, в которой должны были начать разгораться скорбные и печальные эмоции.

Но почтальон ошиблась. Ничего такого не последовало.

Вера Ивановна раскрыла листок и стала читать текст телеграммы. Она перечитывала его снова и снова. И все никак не могла понять сути содержания телеграммы.

Там было написано: «Вере Ивановне Филипповой тчк Вам надлежит срочно прибыть в Нижнеудинск тчк Забрать тело своего сына Филиппова Вячеслава Сергеевича тчк Находится два дня в морге железнодорожной больницы тчк Подпись главный врач Иванов В А тчк Заверено печатью почтового отделения Иркутска тчк».

От невозможности осознать и принять содержание телеграммы Вера Ивановна стала впадать в ступор. Она уселась на старенький диван в Славкиной комнате и почему-то начала жалобным голосом петь колыбельную песню. Голос ее срывался и дрожал, но она продолжала протяжно петь:

 
Ой, лю-лю,
Мое дитятко,
Спи-тко, усни,
Дитя материно!
Все ласточки спят,
И касатки спят,
Куницы спят,
И лисицы спят,
Нашему Славику
Спать велят.
Для чего, зачем
Славику не спать?
Ласточки спят
Все по гнездышкам.
Касаточки спят
Все по кусточкам.
Лисицы спят
Все под кусточком.
Куницы спят
Все по норочкам.
Соколы спят
Все по гнездышкам.
Соболи спят,
Где им вздумалось.
Маленькие детки
В колыбелях спят.
Спи-тко, Славик,
Спи-тко, дитятко родное!
Ой, бай да побай,
Поди, бука, на сарай,
Бука, в избу не ходи,
Наше дитя не буди!
Баю-бай.
 

При этом она достала старый семейный альбом и стала под эти теплые мелодии и звуки раскладывать фотографии.

Вот Славику один месяц от рождения. Вот полгодика. Вот семь лет. Вот фотография класса по окончании восьмилетки. А с выпускного вечера десятого класса фотографий нет. Слава уже был под следствием. Вот фотография из зоны, это третий год отсидки.

«А-а-а! – взорвались мысли надежды в сознании матери. – Эта телеграмма ошибочная. Она, наверное, не ко мне. Мало ли Филипповых на белом свете. Мой-то Славик, моя кровиночка сидит в Тулуне. Ему еще три года отбывать наказание.

А тут про Нижнеудинск написано. Это точно ошибка. Да по-другому и быть не может. Конечно, как же я сразу-то не догадалась, – начала сама себя окрылять робкой надеждой уже было почти сникшая от горя женщина. – Надо срочно бежать на почтамт, на телеграф и заказывать разговор с начальником колонии. Точно. Бегу-у-у».

Ветер раздувал края косынки, спешно повязанной на седую голову пожилой женщины. Она целеустремленно шагала по ночному Иркутску. Ей надо было срочно попасть в центр. Там, возле здания цирка, находится Центральный телеграф с переговорным междугородним телефонным пунктом.

Она спешила, чтобы скорее узнать радостную весть о том, что ее Филипок жив и здоров. Она очень надеялась на это. Что же произошло потом?

Чуда не случилось. Послышался монотонный, скрипучий и прокуренный женский голос оператора телефонной связи:

– Тулун заказывали. Абонент, пажаста, пройдите в кабину номер восемь. Тулун уже ответил. Ну чаво вы ждете-то?

– Алло-алло! Это Филиппова Вера Ивановна. Я с кем разговариваю? Представьтесь, пожалуйста, алло, – зазвучал взволнованный голос ожидающей чуда, убеленной сединами, пожилой женщины.

– Алло, это Сергей Анатольевич Федоренко, начальник колонии. Слушаю вас внимательно, Вера Ивановна, – из трубки телефона послышался по-военному четкий голос самого главного офицера тулунского исправительно-трудового учреждения.

– Сергей Анатольевич, дорогой, мне пришла срочная телеграмма, чтобы я забирала тело моего сына Вячеслава из нижнеудинского морга. Как такое может быть? Он же отбывает срок в вашем учреждении. Ему еще три года осталось до окончания времени наказания, – голос мамы задрожал, из глаз полились слезы. Слезы надежды на разрешение этого, как ей казалось, недоразумения.

Воцарилась пауза. На том конце телефонного провода собеседник замолчал, тяжело дыша в трубку.

Рыдания Веры Ивановны усилились. Она уже не могла сдержаться.

Наконец, Сергей Анатольевич начал говорить:

– Вера Ивановна, ваш сын Вячеслав Сергеевич Филиппов освободился из колонии три дня назад. Как говорится, по половинке, досрочно, за хорошее поведение.

Он был прекрасным парнем. Я к нему последнее время относился как к родному сыну. Конечно, настолько, насколько это позволяет мое служебное положение. Я сейчас расскажу вам все, что мне стало известно на этот час из оперативной информации.

Так вот, Слава завел переписку с заочницей родом из Тайшета. Она студентка-выпускница Иркутского медицинского института. По переписке он узнал, или это выяснилось сразу, что именно за эту девушку он попал под суд и получил наказание.

У них завязалось трогательное чувство, которое быстро переросло в страстную любовь. Такое случается иногда. Такое бывает.

Вот, освободившись, он и поехал к ней в гости в поселок Шумский Нижнеудинского района. Там она начала проходить преддипломную медицинскую практику. Потом с места происшествия пришла информация, что в квартире, снимаемой Анютой Солнышко, так звали его возлюбленную, обнаружили три трупа. Один мужчина, бывший уголовник, по-видимому, сам себя зарезал огромным ножом в сердце.

На рукоятке ножа были только его отпечатки пальцев. К ножу никто другой и ваш Вячеслав не прикасался. Это однозначно установила криминалистическая экспертиза.

Анюта Солнышко умерла от асфиксии, то есть была задушена кем-то. Пока не понятно кем. Следов борьбы не установлено, и сопротивления она не оказывала. Биологического материала под ее ногтями, принадлежащего кому-то, обнаружено не было.

Ваш сын Вячеслав умер от удара в сердце кухонным ножом. Рукоятка его была в правой руке самого Славы. На ноже было множество отпечатков пальцев, в том числе всех убитых, находившихся в комнате.

Мне очень жаль. Если бы Слава продолжал отбывать свой срок и не вышел досрочно по половинке, он бы был сейчас жив.

Что там получилось на самом деле, предстоит установить следствию. А может быть, этого с полной достоверностью мы уже не узнаем никогда.

Я рассказал вам, Вера Ивановна, все, что знаю. Простите старика, если посчитаете меня вольно или невольно виноватым в гибели вашего сына.

Голос полковника дрожал, казалось, что у него тоже разрывается сердце.

Мир рухнул. Все, что держало Веру Ивановну на этом свете, исчезло. Зачем жить, она уже не понимала. Соседи уговаривали ее взять себя в руки. Ведь надо достойно предать земле, похоронить тело ее сыночка. Уже ничего не вернуть, ничего не исправить.

И Вера Ивановна смогла.

Какие же сильные духом наши женщины!

Тела своих детей они вместе с мамой Анюты забирали из морга Нижнеудинска. Они не разговаривали друг с другом. Каждая была подавлена и, как будто бы, потоплена в своем горе. Кого винить в смерти сына и дочки, они не знали.

Следователи отдали им все письма, которыми обменивались пылко полюбившие друг друга наши Ромео и Джульетта. Это все, что у них осталось в память о детях.

Да еще кресты на их могилах напоминали им о безвременно ушедших детях. О Славке и об Анюте.

Я уже почти дописал эти последние строки, как вдруг на мое окно прилетел белый голубь. Он прохаживался вдоль подоконника. Воркуя, переминался с ноги на ногу. Приостановился у входа в мою комнату.

Потом, уставив на меня взгляд своих проницательных глаз, осторожно вошел в мой дом. Я зачарованно смотрел за продвижением этой птицы. Затем я взял буханку белого хлеба и накрошил его прямо на своем письменном столе.

Голубь немного подозрительно посмотрел в мою сторону. Но голод оказался сильнее инстинкта самосохранения. Он начал суетливо и жадно клевать хлебные крошки.

Потом через открытое окно к нему присоединился еще один грациозный белый голубь. Наверное, это была супруга первого моего гостя, которую он выбрал однажды и на всю свою голубиную жизнь.

Вслед за ней в мою обитель впорхнул белоснежный маленький голубок. Видимо, это был сыночек или дочка этой милой птичьей пары.

Я не мог оторвать свой взгляд от этого зрелища. На мои глаза навернулись слезы.

Наверное, это Филипок прилетел ко мне со своей Анютой и их маленьким ребеночком, чтобы попрощаться и вернуться в свою птичью жизнь.

Время шло своим чередом.

Жизнь на Земле продолжалась…

3. Перед боем

Зональные соревнования по боксу. Город Ангарск, помещение Дома культуры нефтехимиков. Огромное количество участников. Зрителей полон зал. Легковесов видимо-невидимо. Нас, кто немного потяжелее, единицы, вот и приходится ожидать в импровизированной раздевалке своей очереди выхода на ринг. Мы разогрели мышцы рук, плечевого пояса, поработали на лапах, размяли мышцы ног. Ожидание.

Начал немного тревожить мандраж – в ожидании боя можно перегореть: ты уже в полной боевой готовности, способен наброситься и порвать соперника, а сколько надо еще ждать, и черт не разберет.

В раздевалку заглянул наш главный тренер Виктор Петрович Донов. Он обходил своих воспитанников, проверял готовность. Мы его любили, уважали и беспрекословно выполняли все установки.

– Пацаны, сейчас не нагружайтесь физически. Я приду к вам позже, чтобы немного погонять, а пока отвлекитесь от боевых мыслей, поболтайте о чем-нибудь веселом, анекдоты потравите, – сказал Виктор Петрович.

– Конечно, Петрович, сделаем, – в ответ звучал голос Виктора Седого. – Сейчас Серегу зарядим, он мастак на эти дела.

– Да я вам все свежие анекдоты уже рассказал. Что, забыли, как ржали? – вклиниваюсь я.

– А че ты предлагаешь? Шеф же приказал отвлечься.

– Ну давай тогда о бабах поговорим. Это вечная и всегда злободневная тема. А среди нас, ребят потяжелее весом, немало легковесных приключений было. Вспоминайте. Первому слово предоставим Витьке Седому, он самый большой и самый молчаливый. Витька, давай, начинай вещать, народ весь во внимании, – беру нить разговора в свои руки я.

– Да из меня, блин, рассказчик хреновый. Не знаю, че говорить, – засмущался Седой.

– Давай-давай, это тебе не кулаками махать, нокауты развешивать соперникам, тут тоже умение нужно и смелость.

– Ладно, только мне пусть Мишка Тимыч поможет. Мы перед сборами в ресторане гудели. Там есть чего вспомнить.

Мишка с Витькой, перебивая друг друга, начали свой рассказ.

Пацаны развесили уши и погрузились в атмосферу иркутского ресторана. Надо сказать, что наши парни были по своей натуре джентльменами, девчонок в разговоре не идентифицировали. Для нас всегда были неприемлемыми и недопустимыми действия, которыми можно было бы опорочить девушку.

Дальше попробую пересказать содержание разговора уже своими словами.

Дело происходило в одном из центральных ресторанов нашего родного города Иркутска. Может это происходило в ресторане гостиницы «Сибирь», что на улице Ленина, а может быть, в ресторане «Арктика», что на улице Карла Маркса. Не помню точно. Однозначно это было связано с именами великих отцов и идеологов коммунизма. В ресторане было многолюдно, играл ансамбль, солистка исполняла популярные песни. Виктор, Миша с Володей Кутузовым и его корешем Игорем Исимбаевым сидели за четырехместным столиком и принимали на грудь охлажденную водку. Закусь была скромная. Тогда можно было, затратив по десять рублей на рыло, хорошенько выпить, закусить и повеселиться. Веселье шло своим чередом. Когда музыка стихла, воцарилась пауза, зал заполнился голосами посетителей, ведущих светские беседы.

– Мерлин, – позвал Виктор официантку.

На самом деле девушку звали Лена, но в ресторане она была на заграничный манер загадочной Мерлин. Они уже успели подружиться.

– Викто́р, – делая ударение на последний слог, защебетала Лена, – чего бы вы изволили?

– Ты уже несколько лет работаешь в этой сфере, расскажи о сидящих в зале, какими ты их видишь?

– Хорошо, только я начну с вас, можно? – включилась в разговор Мерлин.

– Валяй, будет интересно послушать.

– Вы спортсмены, достаточно серьезные, а пришли в ресторан расслабиться, развлечься немного, отдохнуть от тренировок и тренерской муштры. Вы не сексуально озабоченные парни, но если подвернется телка, от траха не откажетесь. Вот, значит, такой ваш психологический портрет.

– Все точно, Мерлин. А откуда тебе такое известно?

– Я студентка-заочница на последнем курсе психологического факультета.

– Теперь оцени наши возможности на предмет продолжения вечера в теплых женских объятиях, исходя из сложившейся обстановки, наличия в зале девушек и наших танцулек с некоторыми из них.

– Вон сидит одна за столиком, Люба ее имя. Она неприступная, как скала, но это только видимость. У нее гражданский муж или сожитель – криминальный авторитет по кличке Сват. Он уже вторую неделю в запое, фестивалит с девчонками – воровками и проститутками. Несколько раз зависал в нашем зале. Любаша, видимо, таким образом разыскивает его. Ждет, вдруг заявится ее благоверный. Еще она очень зла на своего блудника и сексуально голодна. Посмотри на ее неотразимые формы и потухший взгляд.

Многие бы хотели с ней покувыркаться, да боятся мести Свата. Он ведь может за это всех «пером пописать», зарезать значит. Она от всех приглашений на танец отказывалась, а вашему Мише, нет, не отказала. Пошла танцевать. Но когда он пытался прижать ее к себе, отпрянула демонстративно. А в глазах засверкали искорки. У Миши, если не побоится, есть реальный шанс заняться этой ночью любовью с Любовью.

– А вон те четыре телочки за отдельным столиком, тоже на съем партнеров пришли? – интересуется Виктор.

– Почему вы, мужики, все такие тупые? – продолжила Мерлин свой разговор с Виктором. – У вас в башке все только об одном мысли крутятся. У этих девушек, наверное, есть свои парни. А пришли они в ресторан для самоутверждения, что ли. Возле них крутятся мужчины, стараются завладеть их вниманием. От этого у них поднимается самооценка, именно от этого девчонки и балдеют.

А продолжение им, скорее всего, не нужно. Можете проверить и обломиться, пообещав им ночь любви. А вон те две красавицы-студентки от тебя, Виктор, глаз отвести не могут. Они пришли точно за сексуальным партнером. У них от вожделения и плотского желания уже трусики внизу намокли, наверное.

Если ты с ними не пойдешь, они снимут кого-нибудь другого. Смотри, сколько здесь южан с горящими глазами шныряет. Можешь не сомневаться, они заполнят вакуум. Им, южанам, вообще начхать на внешность, лишь бы дырка была, куда совать.

– А вон те девчонки в очках, которые похожи на отличниц, чего здесь делают? – снова спрашивает Виктор.

– Отличницы, они вообще особая тонкая и чувственная категория девушек, – вправляет мозги Виктору Мерлин. – Их внешность как бы явно не располагает к сексуальному общению, они как бы отгородились от внешнего мира стеной знаний. Но внутри них кипит страсть. Они могут быть великолепными любовницами в ответ на настойчивое, тактичное, нежное отношение мужчины. А иногда им еще очень хочется какого-нибудь урода-квазимоду в свою постель, грубого такого и неотесанного.

– Ну, Мерлин, спасибо за психологическую экскурсию. А сама-то как, ночью не свободна случаем?

– Фу, какой же ты дурак, Виктор. Я с тобой, как с другом, разговаривала. А ты опускаешь меня ниже плинтуса. Муж меня дома ждет. Дочка у нас есть. А ты! Какой же ты!.. – На глазах у Лены навернулась слеза.

– Прости меня, Мерлин. Это не я говорил, а водка внутри меня. Я честно не хотел тебя обидеть, извини дурака.

– Да пошел ты, – Мерлин сверкнула взглядом и ушла к себе в подсобное помещение.

Правда, она уже не обижалась на Виктора, потому что голос его был добрым и искренним. Извинения она приняла.

Теперь пацаны были вооружены психологическими знаниями о присутствующих в зале ресторана дамах и могли выстраивать проект программы своих ночных приключений.

– Пацаны, – начал вещать Виктор. – Короче, надо действовать по подготовке ночных приключений. Я пойду сегодня окунаться в пучину любви с вон теми двумя нимфетками – Зоей и Мариной, – и Виктор указал взглядом на столик неподалеку. – Кутузов с Игорехой займутся вон теми интеллигентными отличницами – Кирой и Габриэль. Миша, тебе с Любой надо разбираться. Вот такой расклад предполагается на сегодняшнюю ночь, – заключил Виктор Седой.

Состязательный процесс прелюдии любви начал набирать обороты. Володя Кутузов с Игорем Исимбаевым стали обхаживать отличниц. Миша приглашал на танец Любу. А Виктор сначала решил проверить на сексуальную устойчивость тех бесперспективных, про которых говорила Мерлин. Он приглашал на танец поочередно всех четырех девушек. Пытался нежно прижимать их к своей богатырской груди в порыве показной страсти, но особых успехов не добился. Потом он уже открытым текстом предложил девчонкам покувыркаться в постели четыре на четыре.

В ответ его послали куда подальше, но вежливо, корректно так. Тогда он обратил свое внимание на беспроигрышный вариант – на двух нимфеток, Зою и Марину.

Ой, как они прижимались к нему в медленном танце. Казалось, что свои груди они так и хотят размазать по мускулистому торсу боксера. Их бедра покачивались в такт музыке. Их передок прижимался к спрятанному в штанах двадцать первому пальцу Виктора.

Тот, в свою очередь, начинал оттопыривать брюки. Движение таза девчонок было таким завораживающе откровенным, как будто бы уже начал происходить половой акт.

Обезумевшие от увиденного зрелища южане и кавказцы вожделенно смотрели на девушек. Каждый из них хотел сделать их своей добычей, эдаким сладким десертом к столу, нет, вернее, к кровати, после завершения ресторанного ужина.

А наши ребята сидели за своим столиком и выпивали холодную водку в промежутке между танцами.

Вдруг один из гостей ресторана стал грязно ругать наших нимфеток:

– Вы че, козы, отказэваете Махмуду в танце?! Совсэм страх потэрали, што ли?! Сэчас я вам по мордам, да вальс по ребрэм устрэию, сучки. Будэте знать, как крутим джэгитам отказэвать.

И этот абориген юга начал размахивать кулаками.

Услышав этот спурт, Виктор спокойно встал и направился в гущу событий. Игорь с Мишей тут же перекрыли выход на лестницу, сделав невозможным осуществление маневра при отступлении джигитов.

Володя стал контролировать зону за спиной Виктора. Со стороны эти действия могли выглядеть как профессиональная расстановка бойцов спецназа для отражения атаки превосходящих сил противника.

– Где тут крутые джигиты? Я хочу пообщаться с ними, если такие имеются в этом зале, – вызывающе, с нотками презрения в интонации отчеканил Виктор Седой.

На лице его была пренебрежительная улыбка.

От летящего в голову удара Виктор уклонился. Это было привычным делом для него на боксерском ринге.

Встречный в челюсть сразил «крутого» джигита.

Теперь он уже напоминал крутого акробата, который переобувается в воздухе. Ноги его взлетели вверх, и затем он всей своей массой обрушился, потеряв сознание, на пол к ногам Виктора.

Другой сокрушительный удар по печени самому здоровому амбалу из числа «крутых» заставил его корчиться и клониться вниз. Затем удар колена в опускающуюся на него морду джигита размазал нос и губы соперника.

Третий бык в прыжке пытался накинуться на Виктора, но от молниеносного левого бокового удара послышался скрежет сломанной челюсти. На пол посыпались выбитые зубы.

А сам прыгун в скорченной позе завалился на пол рядом с другими неудачниками.

И вот уже агрессоры лежат на полу в лужах собственной крови. Так круто лежат – без признаков жизни.

У одного стали намокать брюки, описался бедолага.

Багровая лужа крови начала разбавляться цветовой гаммой от другой жидкости.

– Еще остались здесь крутые джигиты? Все кончились уже? – грозно спрашивает Виктор, обращаясь к сжавшейся в пружину толпе южан.

В ответ тишина.

– Тогда, жалкие трусы, забирайте с собой эти три мешка с говном, валяющиеся на полу, и по-быстрому валите отсюда.

Сибиряки – гостеприимный народ, но обижать наших девушек и устанавливать здесь свои звериные правила мы не позволим, – заключил свою речь молодой боксер.

Горе-джигиты подчинились законному требованию силы. Они смелы, как правило, только тогда, когда их много и против них слабенький соперник. В иных случаях их воля становится парализованной. Они беспрекословно подчиняются силе. Так было и на этот раз. Всей толпой они потащили своих сраженных лидеров вниз по лестнице.

Другим нашим парням даже вмешиваться не пришлось, хотя кулаки чесались, конечно. Но Виктор спокойно разобрался с этой шантрапой один. Именно с шантрапой, потому что серьезные южане и кавказцы такого поведения не допускали.

А Зоя и Марина, которые могли стать жертвой зверей, да и все отдыхавшие, присутствовавшие в зале, с большим уважением поглядывали на Виктора.

Через некоторое время к столику нашей компании подошла Мерлин. Она была вся всклокоченная.

– Парни, вам нужно срочно линять отсюда. Сейчас приедет ментовский наряд, они уже на подходе. Наш администратор их вызвала.

Дело в том, что у администратора ресторана была обязанность вызывать наряд милиции для предотвращения инцидентов и пресечения возникающих в пьяной среде конфликтов.

Для этого у нее под столом была установлена тревожная кнопка.

Ребята начали по-быстрому собираться.

Люба шептала Михаилу:

– Миша, переходишь дорогу, на противоположной стороне улицы встречаемся с тобой.

– Все понял, Люба, я уже почти бегу.

– Витя, ты с нами, мы без тебя никуда не пойдем, – заволновались Марина и Зоя.

– Володя, Игорь, давайте срочно укроемся от облавы в нашей общаге, – потянули за собой парней девчонки-отличницы Кира и Габриэль.

Теперь события стали развиваться у всех по-своему. Как это было угодно богу пьяной любви и ангелу разврата, которые взяли бразды правления в свои руки, овладев сознанием молодых людей.

Что же происходило у Володи и Игоря с Кирой и Габриэль? Рассказ продолжался.

Боксеры сидели в раздевалке, и все их внимание было сосредоточено на рассказчиках.

Вдруг хлопнула дверь, и в раздевалку вбежал Витя Кот. Виктор весь обливался потом. Совсем недавно его вызвали на поединок, а тут он явился не запылился.

Потом все остальные наши бойцы уходили и вскоре возвращались, одержав каждый свои победы досрочно.

Рассказ-то надо дослушать!

– Кот, че случилось? Бой отменили? Почему с тебя пот градом бежит? – спрашивают пацаны.

– Не, бой состоялся, я на седьмой секунде противника в нокаут отправил. Сам сюда побежал, как сайгак, по лестницам и коридорам, заплутал немного в этих лабиринтах, но, слава богу, нашел, – говорит Витя Кот. – Че дальше-то у пацанов приключилось? Не опоздал я, не пропустил? – забеспокоился молодой чемпион.

– Нет, слушай дальше. Девушки дворами да тайными тропами привели парней к своему общежитию. Оно расположено чуть наискосок от памятника В. И. Ленину, вождю мирового пролетариата. Общага была то ли вся женской, то ли один этаж занимали студентки, но препятствий при проникновении ребята не встретили.

Длинный коридор третьего этажа и множество комнат впечатляли своим масштабом коммунального зодчества 30-х годов двадцатого столетия. И вот, любители приключений оказались в одной из комнат.

Там, вдоль боковых стен стояло по две кровати, всего четыре в комнате. Две девушки мирно спали, они не ожидали никаких бурь. Но ничего не поделаешь, пришлось уматывать, освобождая пространство для любви и секса своим подругам.

Поскольку все преамбулы и прелюдии произошли ранее в зале ресторана, молодые люди без лишних разговоров разделись и улеглись на белоснежные простыни.

По какому принципу они поделились на пары, уже никто не знал и не думал об этом.

Игорь сразу же окунулся в жаркие объятия Габриэль. Она просто безумствовала. Она была ненасытной. Игорь, как в спортивном зале со штангой для отягощения, неутомимо преодолевал приступы усталости, периодически нападающей на него. Но это сегодняшнее занятие было намного интереснее и увлекательнее тех, со штангой. Здесь он не хотел уставать. Здесь он чувствовал партнера на короткой дистанции как бы в ближнем бою. При этом ему не надо было агрессивно отбивать кулаками торс и голову противника. Да и противника, похоже, в этой баталии у него не было. Это был не бой с лютым в ненависти бойцом, а сладкое любовное состязание с безмерно ласковой и нежной Габриэль.

Что она только не вытворяла. Игорь был на седьмом небе. Ему казалось, что он получил нокаут от небесного сладострастия. А вселенский рефери все никак не мог открыть свой счет секундам. Этот милый судья дал бойцу насладиться сполна всей своей сладкой и чарующей бессознательностью.

– Я не хочу выходить из этого состояния грогги. Пусть оно продолжается как можно дольше, пусть это будет вечно, – кричал восторг в помутневшем сознании Игоря.

Габриэль стонала от удовольствия и продолжала неутомимые атаки на молодого боксера.

– Игорь, дорогой, как мне хорошо с тобой. Я не могу остановиться, давай еще, еще…

Вдруг полотно любви разорвал посторонний звук. В комнату общежития вернулась мирская реальность. Послышался глухой удар, а за ним звук, похожий на вибрацию гонга.

Это Володя Кутузов, поднимаясь с кровати, зацепил рукой и уронил на пол стакан с водой, стоявший на тумбочке.

– Вовка, что случилось, тебе нужна моя помощь? – забеспокоился Игорь Исимбаев.

– Не, гидравлическое воздействие всего выпитого ранее позвало меня в дорогу. Девчонки, где тут у вас сортир? Облегчиться бы надо, – поинтересовался Володя.

– Прямо по коридору, почти до конца и потом налево. Тебя проводить? – засуетилась Кира.

– Не, я сам разберусь, – успокоил девушку Владимир.

Снова хлопнула дверь боксерской раздевалки. Появился Андрюха Ильиных, он тоже закончил бой на первой минуте. Пока его соперника откачивал дежурный медперсонал, он со всех ног помчался в «избу-читальню». Так раньше называли вместилище книг, предназначавшихся для повышения уровня знаний рабочих и крестьян. Только наша «изба» была подобна программе «Спокойной ночи, малыши» для всех соперников – те, кто упал в нокаут, могут спокойно «спать». А вещала она в узком кругу раздевалки для узкого круга друзей-боксеров.

– Пацаны, я че, пропустил много или нет? – забеспокоился Андрей.

– Не, не много. Игореха, значит, с Габриэлой кувыркались, а Вовка поссать пошел в общий на весь этаж туалет, – успокоили парня слушатели.

То, что было дальше, смутило многих.

От услышанной информации у парней уши стали сворачиваться в трубочку. Вовка, облегчившись, пошел назад в комнату, где на кровати его ждала вся разгоряченная девушка Кира. Володя был голый и завернут в белую простынь.

А чего одеваться-то, когда отлучаешься всего на пару минут. И вот, это привидение скользит по коридору женского общежития и не знает, в какую комнату ему надо входить. Двери всех комнат практически одинаковые, а номер нужной ему в голову не пришло запомнить. Да и подумать об этом он не мог.

Как же, ведь моча в голову ударила. Он собрался было закричать: «Игорь, ты где?»

Первые звуки начали покидать его дрожащие губы, как вдруг открылась какая-то дверь, и крепкая девичья рука затянула наше привидение в черное пространство незнакомой комнаты.

Оно и понятно, голый мужик в женском общежитии ночью – хорошая приманка и награда для одиноких женских сердец, и не только сердец… Вовка сильно не сопротивлялся.