Текст книги "Самый громкий процесс нашей эры. Приговор, который изменил мир. (Опыт исторической реконструкции)"

Те же мотивы слышны в апокрифе «Псалмы Соломона», написанном в конце I в. до н. э.: «Ибо он не возлагает надежды на коня, всадника или лук, и не копит себе золота и серебра для войны, и не надеется на множество людей в день битвы» (Пс. Сол., 17: 33). Но Его тальмиды (ученики) не должны быть просто зрителями, они должны были сражаться, как делали это воины Навина. Этим объясняется странный приказ не брать более двух мечей: «Они сказали:

Господи! вот, здесь два меча. Он сказал им: довольно» (Лк., 22: 38). Отказ от значительных военных приготовлений, вероятно, мотивирован твердой надеждой на чудо Божье как на неизменного спутника верований в мессию, которое Господь сотворит, и машиах воцарится во славе. «И Ассур падет не от человеческого меча, и не человеческий меч потребит его» (Ис., 31: 8).

Похожи и сведения ессейского «Свитка войны сынов Света», найденного в Кумране, где современники Иисуса уверены, что на их стороне будут сражаться ангелы Господни: «А в день, когда падут киттии, – битва, сильное побоище пред Богом Израиля. Ибо этот день назначен им от века для войны, уничтожение сынов Тьмы, когда сойдутся на великое побоище божественный сонм и общество мужей – сынов Света со жребием Тьмы, сражаясь вместе, ради могущества Божия, при великом шуме и кличе божественных (ангелов) и людей в грозный день» (1QM + [4QMa]). «Китии» в свитке – это римляне, язычники, за спиной которых, как считали современники Иисуса, стоит Сатана. Языческие оккупанты с их кощунственными для евреев верованиями и нечестивыми обычаями многими считались порождением Сатаны. Неизбежность вмешательства Бога в войну Израиля против «нечестивых» декларирует также апокриф «Вознесение Моисея» (дошел до нас в латинской версии), который достаточно определенно датируется годами земной жизни Иисуса.

Зачем многочисленная армия, если на твоей стороне сражается Бог? Аналогично своим современникам представлял сценарий грядущей войны Иисус: «Или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов?» (Мф., 26: 53). Чудо органично входило в представления того времени о приходе и методе воцарения машиаха. То есть Иисус верил в апокалипсис и в активное вмешательство Бога в дела Израиля, как и многие иудеи той эпохи. Нужно понимать, что грань между политическим и апокалиптическим мессианством была практически неразличимой для людей того времени.

Следовательно, Его намерение силой освободить Израиль не противоречило отсутствию серьезных военных приготовлений.

Соратники и окружающие персонажи

О факте восстания (мятежа) в Иерусалиме во время ареста Иисуса упоминают Евангелия: «Варавва был посажен в темницу за произведенное им в городе возмущение и убийство» (Лк., 23: 19). Варавва произвел «возмущение» (гр. stasis – восстание, мятеж), то есть беспорядки и бунт! «Тогда был в узах некто, по имени Варавва, со своими сообщниками, которые во время мятежа сделали убийство» (Мк., 15: 6–15; гр. phonos – убийство); «…и просили дать вам человека убийцу…» (Деян., 3: 17). Значит, мятеж в это время произошел, и среди римлян были убитые! Матфей пафосно именует Варавву: «известный узник, называемый Варавва» (Мф., 27: 16), в другом переводе: «выдающийся, значительный» (гр. epistemos). Видимо, Варавва – один из главарей мятежа. Можно предположить, что ожидаемая совместная казнь, единовременно проводившееся судебное разбирательство Вараввы и Иисуса говорят о том, что и дело (обвинение) могло быть общим.

Кроме того, Варавва (Бар-Абба) может переводиться как «сын Отца», что очень созвучно с самоназванием Иегошуа га-Ноцри – Сын Божий, ведь под словом «Отец» подразумевать возможно только Отца Небесного. Просто «папин сын» звучит глупо. Может быть, «дети Отца» – это самоназвание или присвоенное прозвище группы учеников и сподвижников Иисуса? А может, и один из вариантов прозвищ самого Иисуса? Возможно, просто произошла путаница и Пилат не понял, какого из двух Иисусов ему следует казнить? Ведь и Варавву звали Иисусом – Иегошуа (Codex Coridethianus, IX в.), что в переводе означает «Бог спасет» (или Яхве-помощь), что вызвало возмущение Оригена: «Имя Иисус, вероятно, еретиками прибавлено, ибо оно неприлично злодею» (Orig. In Matth. Comm. ser. 121). Ведь Пилат, не зная ни арамейского, ни древнееврейского, получал сведения через толмача – переводчика (лат. scriba). При переводе могла теряться разница, поскольку для латиноязычного слушателя оба человека именуются весьма сходно: «Спаситель, Сын Отца Небесного». Возможно, что из двух историй, дошедших до авторов Евангелий, при смешении образовалась одна общая… Тут широкое поле для догадок и версий. Не будем углубляться в фантазии вслед за гностиком Василидом из Александрии и авторами Корана, считавшими, что распят был не Иисус, а некто другой: «А они не убили его и не распяли, но это представилось им» (Коран, 4: 156). Но заметим: повстанцы Иисус Варавва и Иисус Назарянин, скорее всего, связаны между собой.

О связях Иисуса с повстанцами говорит и то, что среди учеников Иисуса был некто Симон Зилот (Кананит) (Мф., 10: 4; Лк., 6: 15; Деян., 1: 13) – может быть, выходец из школы Иуды Галилеянина. Матфей и Марк говорят, что Симон (Шимон) пристал к Основателю еще в Кане (Мф., 10: 4; Мк., 3: 18). Прозвище ho-Kananaios у Марка и Матфея может означать, с одной стороны, уроженца Каны, а с другой – представителя партии канаимов (ивр. qanna’i – ревнителей). Лука воспринял это слово во втором значении, имея для этого серьезные основания, и перевел его на греческий – Zelotes (ревнитель, зелот). Прозвище Иуды – Искариот, возможно, означает латинизированное сикариот, сикарий. Иакову Зеведееву Иисус вместе с братом дал прозвище Воанергес – «сын грома» (греческая транскрипция еврейского бней-регез), что также говорит о бунтарском духе. Они жаждут призвать огонь на самаритянское селение, не давшее им ночлега (Лк., 9: 54–56), запрещают чужим пользоваться именем Иисуса для исцелений, требуют себе места поближе к трону машиаха, в дни его славы (Мк., 10: 35–38) они радикалы, бунтари.

Иаков был обезглавлен: «Ирод убил Иакова брата Иоаннова мечом» (Деян., 12: 2) – это произошло около 44 г., – вероятно, за политическое преступление против власти, то есть за зелотскую деятельность. Само наказание – обезглавливание мечом является методом казни бунтаря, если бы это было религиозное преступление против иудаизма, его бы побили камнями. Почему Лука после столь подробного рассказа о мученичестве Стефана так кратко говорит о мученичестве Иакова Зеведеева, если речь идет об одном из самых близких учеников Иисуса? Это может быть объяснено только тем, что причина казни была внерелигиозной и Луку, как апологета, не интересовала. Да и тот факт, что других руководителей общины, исключая Петра, не затронули гонения Ирода Агриппы I, говорит о политическом характере преследований Иоанна и Петра, как и сам способ казни первого. Второе лицо, подвергшееся преследованиям, Симон Петр, носивший прозвище Бар-Иона, не задумываясь орудовал мечом, что само по себе характеризует его определенным образом. Само прозвище Бар-Иона (Иона) может быть прочтено не только как «сын Ионин», но и как «сын голубя», что означает человека, живущего под открытым небом, – беглеца, изгнанника. Так называли партизан-зелотов. Эти люди оказали вооруженное сопротивление аресту и умело ушли от преследования, что характеризует их определенным образом.

Сам Иисус говорит в момент задержания: «Как будто на разбойника вышли вы с мечами и кольями, чтобы взять меня» (Мк., 14: 48), евангелист использует то же самое греческое слово lestai, которым именован Варавва, значащее не только «злодей-грабитель», но и «мятежник». Это слово употреблял Иосиф Флавий для обозначения зелотов, совершающих грабежи – реквизиции для добычи средств к продолжению борьбы. Тем же словом lestai названы разбойники (Dismas и Gestas по «Евангелию от Никодима»), распятые вместе с Иисусом: «Тогда распяты с ним два разбойника: один по правую сторону, а другой по левую» (Мф., 27: 38). Возможно, это мятежники, члены отряда повстанцев Вараввы. Самый ранний из имеющихся на сегодняшний день списков Евангелия от Луки, выполненный унциальным письмом и маркируемый как «75» (175–225), гласит: «Вели и других двух злодеев на смерть вместе с Ним» – то есть подразумевает, что Иисус назван тем же титулом: «злодей-мятежник». В более поздних рукописях текст подкорректирован либо путем перестановки порядка слов, либо с удалением некоторых. О том, что всех последователей Иисуса оккупационные власти подозревали в бунтарских настроениях, говорит и произошедший несколькими годами позже эпизод с арестом апостола Павла, где римский тысяченачальник обвиняет Павла в том, что он «произвел возмущение и вывел в пустыню четыре тысячи человек разбойников» (Деян., 21: 38). Причем Лука использует то же самое слово lestai – мятежники.

Само поведение группы Иисуса говорит о ее положении, целях и самосознании, они ведут себя как положено партизанам на оккупированной территории: «…Посему Иисус уже не ходил явно между Иудеями» (Ин., 11: 54). Группа проявляет осторожность, меняя места ночлега. На «нелегальное» положение группы учеников равви Иегошуа указывает их конспиративное поведение в Иерусалиме, в частности эпизод с методологией выбора места для проведения седера – Тайной вечери (именно тайной!). Выбор места празднования Пасхи был согласован заранее со сторонниками внутри Иерусалима, но хранился втайне от всех, в том числе и от самих учеников. Вот как описано приказание и событие: «Они же сказали Ему: где велишь нам приготовить? Он сказал им: вот, при входе вашем в город, встретится с вами человек, несущий кувшин воды; последуйте за ним в дом, в который войдет он, и скажите хозяину дома: Учитель говорит тебе: где комната, в которой бы Мне есть пасху с учениками Моими? И он покажет вам горницу большую устланную; там приготовьте. Они пошли, и нашли, как сказал им, и приготовили пасху» (Лк., 22: 9–13). Все весьма конспиративно, тут указана и конспиративная квартира, и уведомленный заранее ее содержатель, а также пароль – условное обращение к связному и опознавательный признак связного в городе. Этого тайного соратника Иисус даже не называет по имени и только самым доверенным, Петру и Иоанну, сообщает пароль и опознавательный знак. Кувшин с водой у мужчины – действительно большая редкость для Иерусалима, носить воду – это на Востоке женское дело. «Мужчина с кувшином» в той культурной среде вполне подходит для опознавательного знака подпольщика. Все описано как в шпионском детективе. Возможно, что содержатель тайной квартиры – член общины ессеев, о которых Иисус комплиментарно отзывался как о «скопцах ради Царства Небесного» (Мф., 19: 12), поскольку некоторые из них принимали безбрачие и вынуждены были сами носить кувшин с водой. Не исключено, что именно среди них пребывал Иисус во время Своего сорокадневного пустынного поста «со зверями» (Мк., 1: 13). В Кумранских свитках комментариев на пророка Хабакука (Аввакума) (lQpHab, 12: 4) именно так, «зверями», именуют себя кумраниты. Место, называемое в традиции «горницей Тайной вечери», находится на территории близкой к так называемому «кварталу ессеев», или в нем самом (точная локация затруднительна). Подробнее о связи Иисуса с ессеями будет сказано позже.

Иуда

Пожалуй, стоит коснуться личности Иуды и его роли. Он, как один из двенадцати и близкий соратник, стоит особняком от прочих апостолов.

Само наличие этого персонажа некоторыми исследователями ставится под сомнение, поскольку в истории о роли и предательстве Иуды очень многое взято из пророчеств, что вызывает сомнение в ее исторической подоплеке. На эти выводы наталкивает и тот факт, что о ней умалчивают Климент Римский, Игнатий Антиохийский, Поликарп Смирнский и другие церковные авторы I и начала II в., молчит даже Иустин Философ, хотя он подробно пересказывает содержание Евангелий. Нет упоминаний про Иуду в Дидахе, нет и у авторов всех прочих посланий. На основании этого делается предположение, что история предательства Иуды сформировалась не ранее 70-х гг. II в.

Но я считаю факт существования Иуды как личности и факт его предательства очень вероятным, поскольку Иуда был позором для раннехристианской общины, и потому он не мог быть выдумкой.

Само имя Иуда (Иехуда) означает «хвала Господу» (Быт., 29: 35). Индивидуальное прозвище Иш-крийот может быть переведено как «еврей из пригорода» или «из города», а более собирательное имя для формирования антииудейской позиции придумать сложно. Имеется вариант перевода: «красильщик» (от евр. – арам, корня skar – красить) – может быть, он сам или кто-то из его предков занимался этим ремеслом. Есть вероятность, что прозвище Иуды – это искажение греческого sikários (сикарий – кинжальщик), как называли террористическое крыло сопротивления римской оккупации. За эту версию говорит объединение Матфеем призвания Симона Кананита (Симон Зелот) и Иуды (Мф., 10: 4) – возможно, они были рекрутированы вместе из какой-то партизанской группы.

Евангелие от Иоанна называет Иуду «Симоновым», то есть, вероятно, сыном Симона. Можно предположить, что помазание Иисуса миром в Вифании происходило в доме Иуды, поскольку хозяином дома называют «Симона прокаженного» (Мк., 14: 3–9; Мф., 26: 6–7) или «Симона фарисея» по Луке (7: 37–48). Возможно, что Иуда был сыном этого самого Симона, а значит, он был старшим братом Лазаря, Марии и Марфы. Поэтому он имел полное право читать нотации сестре за трату дорогого масла на правах хозяина дома, чего не имел бы права делать, будучи гостем. Но это только версия.

Иуде, как и прочим ученикам, Иисус омывает ноги, и он не отлучен от причастия «плоти и крови Христовой», он полноправный апостол. Он поставлен даже выше прочих. Искариот был казначеем группы Иисуса, носил «денежный ящик» (Ин., 12: 3–6, 13: 29), что говорит о его высоком статусе в иерархии общины. Иуда – привилегированное лицо до последнего момента. Несмотря на то что Иисус все предвидит, Иуда сидит (точнее, лежит, поскольку на Востоке возлежали на трапезе) на почетном месте – рядом с Иисусом: «Иисус отвечал: тот, кому Я, обмакнув кусок хлеба, подам» (Ин., 13–26), но подать можно только на расстояние вытянутой руки, а на Востоке близко к главе стола располагают наиболее уважаемого человека. Личное предложение угощения – это знак особого уважения и внимания со стороны хозяина стола. Этот момент хорошо демонстрирует внутриобщинную иерархию. Более того, даже в Гефсиманском саду Иисус ставит Иуду выше прочих двенадцати, Он именует Иуду «другом»: «Иисус же сказал ему: друг, для чего ты пришел?» (Мф., 26–50) – то есть титулом выше, чем «ученик», даже выше, чем апостол-посыльный. К тому же Иисус не уклоняется от поцелуя, а если бы Он считал Иуду низким предателем, то мог не допустить контакта с ним.

По тексту Евангелий нельзя усмотреть хоть сколько-нибудь основательного и разумного мотива предательства. То, что Иуда сделал это из корысти, звучит абсурдно. Объем средств, которыми оперировал казначей общины, виден хотя бы из цитаты: «Ибо можно было бы продать его более нежели за триста динариев и раздать нищим» (Мк. 14: 5). «Для чего бы не продать это миро за триста динариев и не раздать нищим?» (Ин., 12: 5). В другом эпизоде, насыщении пятью хлебами, Иисус не беспокоится о нехватке денег для накормления пятитысячной толпы, а спрашивает только: «Где нам купить хлебов, чтобы их накормить?» (Ин., 6: 5). Он уверен, что деньги у Иуды есть. Апостолы предложили: «Разве нам пойти купить хлеба динариев на двести и дать им есть?» (Мк., 6: 37). Значит, сумма, которая была в походной кассе общины, превосходила 200 динариев. Это говорит об объемах пожертвований и уровне популярности Иисуса. Поэтому 30 сребреников – это жалкая сумма для человека, который держал казну популярной общины, имевшей широкий круг состоятельных адептов.

Чему равнялся упоминаемый и ставший знаменитым сребреник Иуды, сказать сложно. Вероятнее всего, сребреником называется серебряный сикль (шекель-кадеш), единственная монета, которая имела хождение в Храме и которой оперировали коэны, якобы подкупавшие Иуду. Ценность шекеля, по сведениям Иосифа Флавия, равна приблизительно 4 римским динариям (или 4 аттическим драхмам): «Сикль представляет еврейскую монету, равную четырем аттическим драхмам» (Flav. lud. Ant. III. 8: 2). Как известно, драхма – это около 4 граммов серебра (возможны колебания в зависимости от времени и места чеканки), тогда шекель – это что-то около 14–17 граммов серебра. А только одно миро, израсходованное на голову Иисуса, стоило в два с половиной раза больше. Так какой же был смысл Иуде, если он руководствовался корыстью, самому резать курицу, несущую золотые яйца, и отдавать на смерть человека, проповедь которого приносила столь щедрые дивиденды, находившиеся в его полном распоряжении? Нет, корысть – это абсурдное объяснение.

Возможно, Иуда этим шагом хотел вынудить Иисуса к раскрытию своего высокого статуса. Будучи радикалом-сикарием, Иуда мог надеяться на то, что Мессия в критической ситуации вынужден будет начать с помощью Яхве активные действия против римлян.

Но пожалуй, единственным разумным объяснением может быть то, что Иуда выполнил волю своего Равви, выступив в роли своеобразного эсхатологического катализатора, став детонатором ожидаемого Иисусом апокалипсиса. Такую версию подтверждает приказ: «Что делаешь, делай скорее» (Ин., 13: 27). Это логичное объяснение, но оно диссонирует со словами Иисуса: «Впрочем, Сын Человеческий идет, как писано о Нем, но горе тому человеку, которым Сын Человеческий предается: лучше было бы этому человеку не родиться» (Мф., 26: 24; Мк., 14: 21; Лк., 22: 22) – что заставляет счесть эту цитату поздней интерполяцией, как и всю речь о плоти и крови. Или следует предположить, что этот намек адресован не Иуде.

Когда Иисус сообщает ученикам, что один из них предаст Его, это вызывает у них странную реакцию. Вопрос «Не я ли, Господи?» (Мф., 26: 22) не предполагает, что они думают о злонамеренном акте. Скорее это наталкивает на понимание ими того, что любой из них может совершить неосторожный шаг в условиях жесткой конспирации и стать причиной провала. Это объясняет странную реакцию Иоанна и Петра, когда якобы им открывается личность предателя. Они не выказывают ни тени возмущения, никаких эмоций. А ведь Иоанн проявил себя как человек горячий и невоздержанный, за что и получил свое прозвище – Воанергес. Да и Петр охотно хватался за меч, что также говорит о его несдержанности. Почему же они не подняли шум и не остановили потенциального предателя? Напрашивается объяснение, что они понимали – это воля их Учителя, необходимая часть Его плана, в которую они не могут вмешиваться.

К тому же предателем мог быть и не Иуда, он просто оказался козлом отпущения. На эту мысль наталкивает эпизод из Евангелия Иоанна: «За Иисусом следовали Симон Петр и другой ученик; ученик же сей был знаком первосвященнику и вошел с Иисусом во двор первосвященнический. А Петр стоял вне за дверями. Потом другой ученик, который был знаком первосвященнику, вышел, и сказал придвернице, и ввел Петра» (Ин., 18: 15–16). Кто был тот таинственный ученик, который имел право беспрепятственно входить в дом первосвященника? Наверняка там была охрана, ведь первосвященник и его свита – пособники оккупантов. Они знали, что постоянно находятся в опасности, сикарии «убивали людей среди белого дня и в самом городе» (Flav. Jos. Bel. lud. II. 13: 3). Кроме того, этот «другой ученик» совершенно не опасается римских солдат, арестовавших Иисуса. Он не шел как Петр, таясь и удерживая дистанцию, «следовал за Ним издали» (Мф., 26: 58; Мк., 14: 54), а «вошел с Иисусом во двор первосвященнический», то есть следовал рядом с солдатами и арестантом. Значит, римляне воспринимали этого человека в качестве «своего». «Другой ученик» не просто вхож в дом маститого чиновника, он вправе отдавать указания придвернице, которая знает его как сподвижника преступника, только что доставленного солдатами. Откуда у него власть над домочадцами высшего жреца в иерархии Храма? Видимо, он вошел внутрь дома первосвященника и присутствовал на допросе Иисуса, а не остался во дворе, как Петр, поскольку не вступился за него, когда слуги задавали первоапостолу неудобные вопросы. Какие сведения он предоставил и в каком качестве выступил на допросе, Иоанн умалчивает. Это очень таинственный эпизод, дающий повод для разнообразных подозрений.

Против поголовного осуждения Иуды христианами говорит Ириней, описывая идеологию секты каинитов: «Все это прекрасно понимал Иуда-предатель, и единственный из апостолов понял истину и совершил таинство предательства, посредством которого, по их словам, все земное отделяется от небесного. Они создали ложную книгу, которая называется Евангелием от Иуды» (Ириней Лионский. Против ересей. I. 31: 1). А в апокрифическом «Евангелии от Варнаввы» говорится, что Иуда изменил облик и стал Иисусом. Искариота якобы казнили вместо Иисуса, что дало возможность ученикам говорить о воскрешении их Учителя.

Традиция гласит, что Иуда раскаялся и покончил с собой, возможно, он тяжело переживал безуспешность своего шага и разочарование от его последствий.