Текст книги "О состояниях сознания. Опыт историософии русской жизни"

И землю он больше не мог оплодотворять для вечной жизни, и деток своих оберечь, поскольку место его занял низкий пришлец, ходячий деревенский «елдан».

Этот «елдан», этот нелегитимный, кощунственный по сути своей, деструктивный фаллос вкупе со всем своим святотатственным бытием, в русском первобытном крестьянском сознании был образом и подобием некоего космического вакуума, вселенского беспредела, глобальной энтропии, перманентно происходящей да и долженствующей происходить за граничным плетнём крестьянского земельного надела, крестьянского русского царства, охраняемого фаллосом-тотемом-царём.

И вот теперь этот вакуум проник внутрь, на крестьянский (но прежде всего – на царский!) двор.

Нужно ли было такое терпеть?

Доколе можно было такое терпеть?

Эту «елдано-вакуумную» парадигму русского крестьянского догосударственного (т. е. внеисторического, и, стало быть, всё еще во многом глубоко неолитического) сознания подметил и точно описал М.М. Пришвин. Вот его краткая зарисовка:

«Елдан. [Термин тюркского происхождения. – С.М.]

Вот иду я в деревню со списком новых министров.

– Новые министры!

– Елдан с ними!

– Они вся наша надежда!

– Елдан с ентой надеждой: придет ерманец и больше ничего.

– Как ничего?

– Так ничего, придет, и елдан с ним, пускай приходит, один конец.

И там и тут слышится одно слово: – Елдан!

– А как же государство?

– Елдан с государством.

– А Россия?

– Да и Елдан с ней!

И со всем на свете елдан, а бы вот успеть до посева озими перевезти бы на гумно хлеб»[12]12
  Пришвин, М.М. Дневник. М., 1991. С. 340.


[Закрыть]

Теперь этот метафизический елдан-деструктор, на этот раз в образе конкретного мужицкого (распутинского) уда имел – Императрицу.

Для русского крестьянина эта информация (слух, поверье, легенда, миф, неважно) представляла собой апокалиптическое откровение.

Она означала, что текущий фаллос-тотем русского племени низвергся в бездну осквернения и поругания, в бездну небытия.

Этот фаллос-тотем лишился всякого доверия, поскольку прежде всего лишился своей сексуальной силы (а потому и ратной), передав свои сакральные фаллические функции другому, и какому другому! – такому же мужику в зипуне, какими еще совсем недавно были миллионы русских солдат, умиравшие теперь в окопах никому из них не нужной войны с «ерманцем».

Обманный тотем должен был быть ритуально убит и съеден.

Как теперь принято говорить в различных страшных гангстерках (гораздо менее, гораздо менее страшных, чем русская история), – «ничего личного».

И русский человек (неважно при этом, кто были его кровные предки – русские, латыши или евреи, сам он в своей современности полностью находился внутри русского этнического менталитета и действовал исключительно в согласии с его стереотипами и императивами), русский человек, в чьем сознании преобладала мыслительная и поведенческая парадигма эпохи неолита, совершил рутинное ритуальное убийство: в лице императора всероссийского Николая II человек с первобытным менталитетом убил потерявшего сакральную силу (в первую очередь, сексуальную) царя-жреца – прямо по Фрэзеру.

* * *

Однако русский этнический менталитет, не сумевший, в силу вполне определенных исторических обстоятельств, создать русскую политическую нацию и оставшийся племенным, не мог (и не может до сих пор) существовать без водительства фаллоса-тотема.

После убийства царя-жреца Романова на роль фаллоса-тотема претендовал Ульянов, но для такой роли он был, конечно, слаб.

Ленин был всего лишь тиран от теоретического догматизма, но сам же в борьбе с этим догматизмом и в процессе попыток социального и экономического экспериментирования показал, что строительство в себе устрашающего чудовища, молоха и минотавра не является его главной человеческой задачей.

У него, действительно, не было на это времени и он не считал создание персональной монструозноости первоочередной необходимостью.

А раз так, то в русском ментальном поле действия Владимир Ильич был обречен точно так же, как его непосредственные предшественники на должности племенного фаллоса-тотема, Николай Александрович Романов и Александр Федорович Керенский.

В конце концов тотем Ленин был взвешен, найден слишком легким и слабым и закономерно убит более сильным претендентом.

В результате в русскую власть вошел, наконец, долгожданный Молох-Минотавр Коба.

И стал ритуально пожирать детей русской матери-родины-могилы.

Начав с «детей революции».

Сперва в лице представителей «ленинской гвардии», а потом и всех остальных.

И если бы был вечен, то пожрал бы и нас, потому что все мы – дети русской революции, – и так называемые «совки» и так называемые «диссиденты», и так называемые «новые русские», и так называемые «олигархи», и так называемые «наши», и «люди с Болотной площади».

Революция гигантской сохой перевернула гигантский пласт, и нижний его слой стал верхним и живым, а верхний навсегда ушел вниз и перемешался там с неорганической субстанцией легендарного прошлого, о котором теперь пишут сентиментальные и ностальгические книжки.

* * *

А фаллос-тотем жив.

Он теперь и впрямь, не символически, а совершенно буквально изображает из себя фаллос.

Вот он, полуобнаженный, играет мускулами, одерживает победы в дзюдо, ловит рыбу в горной реке, летает в небе с перелетными птицами, участвует в пробегах «Ночных волков», ныряет на глубину за древнегреческими амфорами – супермачо, динамичный фаллос в расцвете мужских и президентских сил…

Ой ты, гой еси, добрый молодец!

* * *

Вот теперь пришла пора разобраться в том, что же это значит, это былинное русское «гой еси», дошедшее до наших дней и у всех русских пребывающее на слуху еще со школьных уроков древнерусской литературы.

Первая часть формулы – «гой».

Это древнерусское слово, имеющее значения, связанные с жизнью и живительной силой; восходит к праиндоевропейскому корню ^*gi – «жить».

В словаре Даля глагол гоить – «говеть, жить, здравствовать».

Слово гой может рассматриваться как форма повелительного наклонения от этого глагола – «живи!», «будь здрав!».

Вторая часть формулы – «еси».

Это устаревшая форма глагола-связки «быть» во втором лице единственного числа.

Буквально выражение гой еси означает «ты будь жив», «ты будь здрав».

Однако есть и другая трактовка этой формулы.

В выражении гой еси! видят указание на мужскую потенцию адресата.

Гой здесь означает прежде всего «мужчину в полном расцвете сексуальных сил».

Об этом говорит и диалектное значение слова гоило – «фаллос» (буквально «живитель»; от того же древнерусского глагола гоити – «давать жизнь», «лечить», «оздоровлять»).

В таком случае, гой в словосочетании гой еси – это часть сакрального заклинания, производная от слова гоило, своего рода утверждающая магическая формула.

Тогда приветственное выражение русских былин «гой еси, добрый молодец» следует понимать как констатацию отождествления «доброго молодца» с фаллосом, дающим жизнь и непрерывно находящимся в состоянии полной готовности (лат. vir in plenis potentia).

Таким образом, приветствие «Ой ты гой еси, добрый молодец!» связано с древними представлениями о жизненной силе и том органе, который являлся в те времена выражением и олицетворением этой силы[13]13
  Ср.: Б.А. Рыбаков. «Язычество древних славян».


[Закрыть]

Именно как vir in рlenis рotentia репрезентирует себя «добрый молодец» Путин.

Страной правит тотем-фаллос, фаллос-мачо, – как раз в такой форме его вполне адекватно и воспринимает фаллоцентричный русский менталитет.

* * *

Главное (и при этом негативное) «преображение» образа фаллоса состоит в том, что сакральное свое, некогда магическое значение фаллос (вместе с так же некогда сакральным «матерным языком») потерял – и весь ушел в быт, можно сказать, растворился в его ментально-лексической структуре.

В то же самое время, фаллос в России это и эквивалент бытия.

В компании с ним и при его поддержке представляются легко и лихо разрешимыми все вопросы жизни и смерти.

Нам фаллос строить и жить помогает.

Фаллос в России универсален и космичен, и в то же время конкретен и повседневен.

Фаллос содержит в себе весь язык русского этноса.

Обозначением фаллоса, с некоторыми несущественными добавками из указательных местоимений и минимального набора специфических глаголов, в России можно выразить ВСЁ.

Более того, обсценное обозначение фаллоса словом из трех букв стало синонимом не просто русскости, но того давнего образа монаха Филофея, который известен всем культурологам как «Третий Рим» (который в России эпохи упадка или в «путинской» России трансформировался в «Русский Мир»).

Достаточно написать слово «х..» на таблице расписания автобусов в столице государства Папуа-Новая Гвинея, как становится ясно, что уже не нужно ни флота, ни морской пехоты, что эта страна уже наша – мы здесь были и означили эту территорию, как хищник означает струей мочи территорию своих охотничьих угодий.

Тысячи чистокровных русских «х. в» разбросаны по всем уголкам планеты, украшая собой дома, скамейки в парках, вагоны метро, стенки лифтов в небоскребах, словом, любые плоскости, которые оказываются под рукой.

«Мы здесь были, мы еще вернемся» и «Х… вам» – на деревянных лавочках и каменных парапетах в пражском парке Стромовка, на парапетах набережных Влтавы.

Территория помечена.

Можно перефразировать Мережковского: впереди – уже не «Грядущий Хам» (он пришел в 1917 г.), а «Грядущий Х..» (он приходит сейчас, почти через сто лет после установления власти «Хама» и как его естественное культурное продолжение и развитие).

«Грядущий Х..» имеет уже и свое условное имя.

Красивое имя.

Так на Востоке называли завоевателя мира Александра Македонского – «Искандер».

«Искандер», наконец, поимеет всех.

Русский фаллос наконец-то устроит во всем мире мир постапокалиптической тишины, всех приведет в состояние христианского смирения и дзэнского покоя.

Универсальность «фаллического культа» в русском сознании, широта применения сакрального имени «фаллического божества», которой, кажется нет ни в одном другом, по крайней мере, европейском языке, говорит о глубочайшей архаичности русского этнического менталитета, о его пуповинной связи с менталитетом людей каменного века.

* * *

Суть фаллического культа состоит в том, что в качестве источника жизни обнаруживается мужское семя и, соответственно, его носитель фаллос.

В связи с этим родство начинает определяться по отцу как родоначальнику, поскольку именно отец обладает фаллосом, а значит и семенем как источником жизни.

Мать тоже остается родоначальницей, но представляется теперь не источником жизни, а ее хранительницей.

Следствием фаллического культа является возникновение сознания родства по конкретному отцу.

С этого и начинается сознание своего рода, переходящее затем в сознание своего этноса.

Отец превращается в первопредка, культурного героя, бога, в первобытной семье (сохранявшейся в среде русского крепостного крестьянства) становится большаком.

* * *

Последующая трансформация, эволюционное развитие именно мифологемы фаллоса как источника жизни, приводит, в конечном счете, к созданию мифологемы непорочного зачатия.

Древние евреи поняли (как?), что источником жизни является не мужское семя, а Бог-Дух.

«Христос рождается от Девы, но начинается он не от Девы, а от Отца, из безначальности», так это открытие сформулировал в своем дневнике Пришвин.

Непорочное зачатие есть зачатие не семенем, но Духом.

«Тогда сказал Исайя: слушайте же, дом Давидов! Сам Господь даст вам знамение: се, Дева [древнеевр. «альма» – юная женщина до замужества и, стало быть, девственница] во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему: Еммануил [Бог с нами]» // (Пророчество о рождении Мессии из дома Давидова. / Книга пророка Исайи [765 – после 700 до н. э.], глава 7, стихи 13–15).

«Непорочное зачатие», т. е. зачатие без семени и без дефлорации, но посредством Духа, есть зачатие Божественное, которое противопоставляется человеческому.

В явлении «непорочного зачатия» как бессеменного, содержится принципиальное противопоставление фаллическому культу, т. е. культу фаллоса как источника жизни.

Фаллос как источник жизни оказывается профанным, само означение фаллоса в языках европейских народов становится обсценным, пейоративным. Источником жизни становится Дух, Слово, Логос, Высший Разум.

Более того, не только Непорочное зачатие, т. е. самое начало земной жизни Бога, является в то же время зачатием нового Человека, но и последний, кульминационный акт земной жизни Бога, Его Воскресение, также есть акт духовного оплодотворения человечества семенем новой жизни.

Именно такую, «физиологическую» лексику, использует в своей пасхальной проповеди, например, Феофан Затворник: «От смерти к жизни привел нас Господь Своим Воскресением… Нас же сподоби, Господи, Тебя славить, видя в Воскресении Твоем пресечение снедающего нас тления, засеменение новой жизни пресветлой и зарю будущей вечной славы, в которую Предтечею вошел Ты Воскресением нас ради…»

Христианство стало уникальным цивилизационным инструментом сдерживания биологических импульсов и переработки их в поле культуры.

Так произошло и с христианских догматом о Непорочным зачатии.

Представление о зачатии эволюционировало от эпохи первобытного одушевленного физиологизма как подосновы всех жизненных циклов, в эпоху открытия Духа как источника всего существующего; из первоначального фаллического культа зачатия мужским семенем – в его абсолютную противоположность, в его оппозиционный – и цивилизующий! – контртезис: зачатие, творение, созидание жизни не фаллосом, но Духом: «Рождество Иисуса Христа было так: …прежде нежели сочетались они, оказалось, что Она имеет во чреве от Духа Святого» (Матфей 1, 18).

Русский этнический менталитет не справился с освоением этого тезиса, – прежде всего потому, что с усвоением его не справилась русская церковь.

Революция 3: «рождение инициации»

Инициация (от лат. initiatio – посвящение) есть испытание, результатом которого является переход испытуемого на новую ступень восприятия мира.

Таким образом, инициация – это переход из одного состояния сознания в другое, более открытое познанию тайн бытия.

Обряд инициации зародился в глубочайшей древности, возможно, еще в самый начальный родовой период истории практически всех этносов, поэтому мы включаем его в число революций каменного века.

Инициация обычно сопровождается мучительными испытаниями, приводящими иногда к пожизненным увечьям или летальному исходу.

История различает три типа инициации или три типа перехода.

Это переход из детства во взрослость, переход из общепрофанного социума в тайное братство избранных, и переход в состояние индивидуального мистического призвания (шамана, вождя, царя, императора, и т. п.).

Суть инициации и ее цели всегда и везде одни и те же: посвящение индивидуума или узкой группы в новый статус существования, но способы проведения инициации различны в пространстве и времени, в соответствии с различными этническими или групповыми традициями.

Для нашей историософии важен только первый тип инициации – переход из состояния детства в состояние взрослости.

Состояние взрослости прежде всего предполагает состояние зрелости, в которую вступает индивид, прошедший инициацию.

Это зрелость ответственности за жизнеобеспечение, сохранение и выживание своего этноса.

Это зрелость мужчины (женщины), зрелость воина (жены воина, матери воина), зрелость профессионала (охотника, земледельца, ремесленника, участника средневекового цеха) и профессионалки (собирательницы плодов и трав, целительницы, изготовительницы пищи, держательницы дома, семьи, быта, растительницы потомства и утешительницы).

Первая стадия обряда это всегда разрыв, иногда очень жестокий, резкий, мгновенный, с миром детства.

Эта стадия в антропологии называется «отделение» (англ. separation).

Мир детства (в нормальных условиях) это мир «материнский», мир «женской заботы».

Это мир беспечности, беззаботности, безответственности.

Это мир наивности, мир неведения и потому (в нормальных условиях) это мир невинной сексуальности.

Вторая стадия это промежуточный этап между детством и зрелостью.

На этой стадии неофиты, проходящие через инициацию, помещаются (попадают) в неизвестный им мир.

Это может быть специальная хижина вне поселка, из которой запрещено выходить, или пещера, или вершина горы, или любое другое сакральное место, приближение к которому запрещено всем, кто не имеет (уже или еще) отношения к обряду.

Неофиты помещаются в это место на долгий срок, иногда на целый год.

Здесь они должны выполнять многочисленные табу: запрет на речь, запрет на свет, запрет на обычную еду и т. п.

Этот период пребывания между мирами детства и взрослости называется в антропологии limen (лат. порог).

Его можно рассматривать как порог дверей, ведущих в мир умирания.

Умирания детства, т. е. умирания наивности, невинности и безответственности.

В современном обществе этот мир порога соответствует возрасту тинэйджера.

Поэтому подростки так «трудны» и так лабильны, так подвержены влияниям или наоборот абсолютно уверены в непоколебимой истинности своих воззрений.

В этот период подросток находится между мирами.

Он уже ушел из состояния детства и еще не вошел в состояние взрослости.

Уже исчезла наивность, но еще не появилась ответственность, уже исчезла невинная сексуальность, но еще не выработалась нормативность принятых в обществе отношений между полами.

Подросток пребывает в своей темной хижине, обреченный на немоту, духовный голод и неизвестность будущего.

Это и есть порог, грань миров.

Балансируя на этом пороге, не имея возможности ни возвратиться назад, в спасительное детство, ни шагнуть вперед, в спасительную взрослость, подросток проходит свою инициацию, заключающуюся в обучении и накоплении необходимого для жизни в обществе количества опыта.

В первобытном мире на этой стадии инициации неофит узнавал мифы и священные предания своей группы, узнавал имена богов и богинь, историю мироздания, а также традиции поведения в человеческом обществе.

Этот опыт давался с болью, он был (и остается) полным страданий, и он же приводит к тому, что проходящий инициацию уже не может вернуться в прежнее состояние сознания, не может вернуться «домой».

Он, прежний, символически (а иногда и реально) умирает.

Для встречи с этим актом умирания в процессе инициации вырабатывается сила, воля, упорство, решительность, стойкость, выносливость, смекалка, но главное, – способность к социальной адаптации.

Обретший эту способность подросток, выйдя из состояния символической смерти, оживает, включаясь в жизнь взрослых, в жизнь своего этноса – как полноценный и равный его участник, обладающий правами и обремененный обязанностями.

Это третья, заключительная стадия перехода, – reagregation (англ. восстановление).

На этой стадии должны исчезнуть неведение, безответственность, инфантильность.

Должны…

Или, скорее, должны бы…

* * *

Чем более сложным становилось человеческое общество, чем больше оно требовало усилий в деле социального конструирования, в сфере творчества, в мире всеобъемлющего познания, тем бо́льшим становилось в жизни человека количество инициаций, тем быстрее нарастала их густота и частотность.

В христианском сознании инициация – т. е. обязательный переход от умирания к восстановлению – в сущности, происходит каждый год.

Во всяком случае, бо́льшая часть церковного годового круга посвящена именно этому событию.

Великий Пост и Страстную Седмицу в качестве его кульминации можно сравнить со второй стадией классической инициации, т. е. с пребыванием между мирами, на пороге воскресения в новое состояние сознания.

Более того, значительная часть христиан практикует инициацию не только каждый год, но и каждый день, от раннего пробуждения до позднего засыпания и даже в особой практике инициационного сна, – тогда сама жизнь превращается в непрерывную инициацию, в ежедневный переход с площадки на площадку испытаний и одолений на бесконечной «лествице» святости, от человеческого к Божественному; в иных, языческих, шаманских культурах – от человеческого к нечеловеческому…

* * *

Такую же инициацию, которую в течение своей жизни постоянно проходит человек, – в течение своей истории постоянно проходит и его этнос.

В своем развитии этнос постоянно сталкивается с новыми реальностями, как природно-климатическими, так историко-социальными.

Эти столкновения происходит, как правило, неожиданно и в жестокой форме, угрожая подчас самому существованию этнического коллектива.

Способность пройти, выдержать подобное столкновение как новую инициацию есть показатель жизненной силы и энергии этноса.

* * *

В рамках эволюционного процесса инициаций, постоянно требующих от этноса гибкой реакции на складывающиеся, как мозаика калейдоскопа при его вращении, все новые и новые виды, типы, модели, картины исторических и природных реальностей, – русский этнический менталитет балансирует на ненадежной и небезопасной грани.

Образно говоря, он постоянно колеблется на пороге перехода из детства в зрелость.

Ни одну инициационную ситуацию он не в состоянии закончить, в то же время, – ни из одной он не в состоянии выйти.

Инфантилизм, как результат не-до-завершенной инициации, постоянно и подспудно присутствует в русском этническом менталитете, – в непреодоленном виде, так же как «инцест» и «фаллический культ».

И в эмпирическом и в метафизическом смыслах, свои инициационные ситуации русское сознание постоянно превращает в своего рода акт прерванного оплодотворения, не только не принося долгожданного плода, но возвращаясь все к тому же застойному бесплодию мысли и дела.

Русское сознание НЕ ВЫДЕРЖИВАЕТ инициации – т. е. обряда приобщения к миру «взрослых».

Перманентный русский инфантилизм (пресловутая «игра в песочнице», особенно с военными «игрушками»), есть следствие незавершенных инициационных процессов «взросления».

Из-за всего этого, вместе взятого и «непереваренного», вся история русского этноса состоит из постоянных умственных «головокружений» и эмпирических «тошнот».

Исторически эти болезненные состояния воплощаются в локальных и мировых войнах, революциях, кризисах, осознанных и неосознанных геноцидах и экономических катастрофах.

* * *

Главные цели инициации – обретение самоидентификации и искусства авторефлексии.

Авторефлексия является сутью инициации.

Авторефлексия есть главный вид контрольной деятельности прошедшего инициацию сознания.

Авторефлексия как контрольная деятельность сознания этнического человека направлена на осмысление всей деятельности сознания, в т. ч. и на осмысление самое себя, т. е. самой авторефлексии, в пределе – на осмысление всей человеческой культуры в целом, ее основ, причин, путей, задач, целей, и в первую очередь – на осмысление культуры и жизни своего этноса.

Чешский философ-феноменолог Ян Паточка: «Если мы будем рефлексировать по поводу своей ситуации, то сможем ее изменить, т. е. превратить в ситуацию, освещенную знанием, ситуацию осознанную, и это знание о ситуации приведет нас к истинному ее пониманию».

Авторефлексия есть мера любого опыта.

Чем слабее авторефлексия того или иного сознания (индивидуального или этнического), чем она случайнее, поверхностнее, тем менее это сознание сознает само себя, отдает себе отчет в том, о чем оно думает и что оно делает.

Авторефлексия русского этнического сознания (впрочем, как и авторефлексия сознания подавляющего большинства участников славянского этно-языкового процесса) все еще находится в стадии рождения.

* * *

Инициация всегда обучает своего участника такому опыту, который прежде находился за пределами его возможностей.

Инициация возникает каждый раз, когда ее участник (человек, этнос, любой коллектив) исчерпал все свои ресурсы и не может двигаться дальше.

В принципе, каждый новый шаг для человека и его этноса – это инициация, испытание, в пределах которого и человек и этнос должны доказать, что они способны идти дальше.

Каждый раз это инициация в современность, во все более современную современность, в каждый следующий день, в каждый сегодняшний день.

Время – это время инициации.

Вне инициации времени нет, только безвременье или – что то же самое – псевдоинициация во вчера и позавчера.

Инициация в современность в России происходит невероятно медленными темпами.

Наоборот, псевдоинициация в неолит идет семимильными шагами.

Русский этнический менталитет постоянно движется «по траектории рака», всем своим существом назад, – имеются в виду именно состояния сознания, способы думать, а не технические подражания Нью-Йорку, вроде Москва-Сити, и не суперкомпьютерные сообщества, и не хитрые выдумки в области вооружений, где русский Левша все еще подковывает свою блоху.

По типу сознания этот Левша, несмотря на все свои технические знания и русскую смекалку, остается всё еще человеком каменного века.

Осуществляя сложнейшие технологические операции по созданию танка Т–14 «Армата» или зенитного ракетного комплекса С–400 «Триумф», русский Левша не в состоянии сделать самое элементарное и естественное движение, которое должен в своей жизни сделать каждый подросток, – осуществить, наконец, в своем мышлении инициационный шаг для перехода на дальнейший этап эволюционного развития, во взрослость и ответственность.