Текст книги "О состояниях сознания. Опыт историософии русской жизни"

[V]. Этнос и его история

* * *

В основе этнообразования лежат три фундаментальные антропологические свойства человека и его этноса: дивергенция (стремление к себе), интенциональность (стремление к восприятию) трансценденция (стремление из себя).

А также «милость даров», исходящая не из человека.

Дивергенция

Дивергенция (лат. divergo, отклоняюсь), зд.: уход из первоначального «монолита», в данном случае – праэтнического.

Расхождение в ходе Эволюции первичных родственных групп «человека разумного».

Этот процесс хорошо прослеживается на примере расхождения «родственных» языков.

Каждый язык «стремится от-делиться» от общего праязыка и «стать собой», стать языком от-дельного этноса.

Древнейшим проявлением этнической дивергенции и явились «четыре революции каменного века».

* * *

Этническая группа на пути дивергенции возникает и укрепляется в процессе противостояния естественной гибели и насильственному уничтожению (геноциду).

Противостояние предполагает сплочение.

Однако сплочение может стать и предпосылкой сознания «осажденной крепости».

Сознание «осажденной крепости» может длиться исторически очень долго и возникать в истории вновь и вновь.

* * *

В процессе противостояния естественной гибели и насильственному уничтожению этнос вырабатывает методику выживания.

Методикой выживания становятся бесчисленные и многообразные формы социального конструирования.

Первичные формы успешного социального конструирования созданы еще кроманьонцем как новаторское средство противостояния биологической активности иных, сосуществующих в том же времени и на том же пространстве, видов Homo.

В процессе «четырех революций каменного века» начинается резкое ускорение социальной динамики, приводящей к образованию этносов и помогающей им в их борьбе за выживание.

Более сильная, активная, напряженная социальная динамика противостоит более слабой, пассивной, вялой.

Причины активности и пассивности социальной динамики лежат в конкретной истории этноса, уходящей корнями в «обстоятельства ландшафта» и «условия соседства».

Активное социальное конструирование, предполагающее активное социальное новаторство, является двигателем Эволюции и способом выживания и доминирования этноса.

Социальное новаторство требует авторефлексии, самосознания, самоидентификации.

Социальное новаторство, в буквальном смысле слова, требует ответа на вопрос: «К какой группе я принадлежу?» а значит: «Кто я?»

Здесь начало процесса дивергенции – стремления к себе: из промискуитетного стада к семейному роду и далее.

Самоидентификация изначально всегда этнична, коллективна.

Личностная самоидентификация рождается в истории этноса достаточно поздно.

Первичная самоидентификация подавляющего большинства участников русского этноса – до сих пор глубоко этнична; личностная – присуща ничтожному меньшинству.

Углубляющаяся дивергенция (расход, стремление к себе) лежит в основе образования множества этнических групп, а в них, в дальнейшем, в основе возникновения личностей и мессианских меньшинств.

Дивергенция постоянна, непрерывна и идет до сих пор: это процесс постоянного отделения и выделения частного из целого, из очередного монолита, процесс возникновения личностного самосознания и личностной самоидентификации.

Интенциональность – картина мира – Lebenswelt

Этническая группа возникает в результате «четырех революций каменного века», совершаемых всей протоэтнической группой, которая и создает при этом совместное знание о мире, – со-знание.

Совместное знание о мире и совместное участие в его преобразовании создает этническую самоидентификацию как выражение солидарности, общей судьбы.

Первичным человеческим опытом знания о мире является восприятие. Восприятие осуществляется путем интенциональности.

Интенциональность (от лат. intentio – намерение) это свойство сознания быть направленным на объект, это всегда сознание чего-то, сознание о…, сознание, направленное на…, это ориентация на непосредственные явления вещей, на очевидности, это первичные «сырые ощущения».

Однако уже они являются этническими и происходят в рамках того типа осмысления мира (того «описания мира»), которое предлагает данный этнос, – воспринимающий реальность в присущем только ему, уникальном спектре восприятия.

Интенциональность есть акт формирования смысла предмета, на который направлено сознание, акт установления этноантропом этого смысла для себя.

Сознание поэтому есть ни что иное, как восприемник, посредник, источник, процесс и носитель смыслообразования в «одном лице».

Сознание придает человеческий смысл тому, что вне акта человеческого восприятия никакого человеческого смысла не имеет.

Сознание, направленное на предмет, не создает сам предмет в его физических параметрах, но придает ему смысл для самого себя, для сознания, создавая его психические параметры.

* * *

Используя метод категориального называния, придуманный Хайдеггером, можно сказать, что всё, «само-себя-нам-показывающее», наше сознание делает «для-нас-в-нас-существующим».

В этом процессе рождается менталитет – как менталитет человека, так и его этноса, причем сначала – этноса и только потом его человека.

Интенциональность создаёт, таким образом, наш «жизненный мир» (нем. Lebenswelt).

Жизненный мир – это мир первичного, еще логически не обработанного, субъективного и потому всегда относительного опыта.

Это мир изначальных очевидностей, он дан нам в качестве само-собой-разумеющегося.

Жизненным миром охватывается не только личная, но и общественно-историческая жизнь человека, поэтому он является всеобщим миром совместной жизни этноса.

В основе жизненного мира человека и его этноса лежат первичные чувственные созерцания, дающие первичное чувственное восприятие.

В чувственном восприятии проявляется наиболее фундаментальный, а именно, телесный, пласт жизненного мира.

Сама возможность чувственного опыта связана с живой телесностью («кровью» и «почвой») испытывающего и активно действующего субъекта.

Таким образом, изначально мы выступаем телесными (т. е. «крове-почвенными») субъектами, конструирующими мир в сознании.

Это конструирование мира в результате восприятия очевидных достоверных истин и есть процесс этнообразования.

Мы создаем наш этнос, то есть наш этнический менталитет, из первичных смыслов – действительно, из почвы, березок, речек, зверушек, земли, леса, лугов, того жизненного мира восприятия, который находится у нас под рукой.

Из «подручного жизненного мира» мы создаем наш этнос.

Наш этнос это наш подручный жизненный мир и этот подручный жизненный мир есть наш этнос.

Таковы первичные элементы сознания первобытного человека родоплеменного общества.

Эти первичные элементы первой очевидности, первой достоверности остаются в нашем сознании на всю жизнь.

Эти элементы отражают нашу живую телесность, – но не более того.

Построение глубокомысленных и абстрактных «этнопатриотических» концепций лишь на основе существования этих первичных элементов нашей живой телесности есть признак глубочайшей архаики сознания, еще не знающей веяния Духа, ведущего человека к идее социального конструирования.

В процессе перспективного социального конструирования растет этнос, в котором телесность составляющих его субъектов перерастает в первичную духовность совместного знания (со-знания), иными словами, в этнический менталитет.

Трансценденция как расширение Жизненного мира[16]16
  Об этнической трансценденции см. также гл. 14 «Этнос человека и его война».


[Закрыть]

Трансценденция (от лат. transcendens, выходящий за пределы) это врожденное антропологическое свойство человека и его этноса, данное Эволюцией и состоящее в бессознательном или осознанном стремлении этноса и его человека к выходу за свои физические и духовные пределы.

Следствием, воплощением и выражением трансценденции являются войны, многообразные формы культурных влияний, колониализмы, цивилизаторские миссии, все виды индивидуального и коллективного социального конструирования, инстинкты продолжения рода и самосохранения, граффити и спрейерские артефакты, а также вырезанные на скамейках и нацарапанные на стенах памятные надписи «Здесь был Ваня», «Маша плюс Петя равняется любовь», и еще «Илиада», «Божественная Комедия», «Гамлет», «Преступление и наказание», «Процесс» и прочие самовыражения человека и его этноса, нацарапанные на заборах вечности.

* * *

Поскольку человеку и его этносу свойственно стремление к трансцендированию, т. е. к выходу за собственные границы, телесные и духовные (это стремление связано также с антропологическим свойством безопасности), то именно здесь, в явлении индивидуальной и этнической трансценденции, коренятся причины вторжений, завоеваний, нашествий, набегов, наездов, добываний и экспансий.

Этнос и его человек изначально стремятся к распространению себя – своих мнений, своего мировоззрения, своей идеологии, своих культурных, экономических, политических и религиозных достижений и открытий – за свои изначально данные физические и духовные пределы.

В самом этом стремлении нет ни так называемых «злых умыслов», ни «разжигания войн», ни «заговоров против человечества», ни «мировых закулис», ни прочих идеологических симулякров и пугал, но только динамика Эволюции, энергия ее законов и бесконечное разнообразие форм их проявления.

Этническую экспансию, в тех или иных формах неизбежно происходящую на всех этапах развития этнического сознания, пока оно вообще есть, мы вынуждены, как и саму Эволюцию, принимать в качестве данности.

Этническая экспансия, трансценденция данного этноса, в пределе стремится к созданию этнического универсума, к поглощению всего видимого мира своей этнической культурой.

При этом такой «этнический универсум» – в апогее своего развития – имеет, как правило, тенденцию неизбежно превращаться в «этнический тоталитаризм». Как этнический тоталитаризм он резко противоположен гуманистическому цивилизационному планетарному универсализму.

В идеологическом описании мира такое историческое и эволюционное явление, как стремление этноса к созданию этнического тоталитаризма, определяется как «стремление к мировому господству».

И это действительно есть стремление к мировому господству.

Оно свойственно всем этносам без исключения.

Другое дело, что реальное осуществление этого стремления зависит от множества конкретных исторических причин, как правило, тормозящих и так или иначе ослабляющих процесс этнической трансценденции.

* * *

Важнейшим фактором торможения этнической трансценденции является, в первую очередь, сама множественность этих трансценденций.

Они неизбежно сталкиваются друг с другом, противостоят друг другу, сопротивляются друг другу, ищут обходные пути, как речные потоки.

В продолжении всей истории человечества происходит непрерывное, ни на одну минуту не прекращающееся «броуново движение» этнических трансценденций.

Начало включения этноса в эту вселенную «броунова движения» этнических трансценденций проявляется, как правило, пробным шажком за собственный порог – и движением вспять, уползанием в свою раковину.

Но шажок и пересеченное им пространство не забываются в исторической памяти этноса.

При каждом «удобном историческом случае» интеллектуальная и политическая элита этноса тут же достает из шкафа памяти свои излюбленные скелеты и начинается борьба за возврат «наших исконных земель», утраченных в связи с «агрессией» соседа пятьсот лет назад.

Борьба эта может быть очень коротка (и мы опять уползаем в свою этническую раковину, где практикуем внутри себя наш моллюсковый этницизм), но она успевает, как правило, собрать свой урожай человеческих жизней – жизней этнических людей в состоянии этнической трансцендентной активности.

* * *

Формы индивидуальной трансценденции. – Простейшие формы трансценденции, т. е. самые общие, самые «естественные», особо связанные с таким же «естественным» свойством безопасности человека, – это те, которые мы называем общим и неясным термином «любовь».

Через эту форму свойства безопасности реализуется инстинкт продолжения рода (самосохранения этноса), т. е. самый простой и естественный способ для каждого человека, независимо от его ума, морали и характера, выйти за свои собственные пределы, физические и духовные, продлить, продолжить, распространить, расширить себя.

А наивысшие формы трансценденции отдельного человека воплощаются в творческой деятельности, во всех видах искусства, религии и политики, принося человеку харизму, славу, «вечную» память в поколениях, а порой и замещая собой инстинкт безопасности и даже действуя вопреки ему.

Никто не смог бы построить «Семь чудес света» или написать «стихи Пушкина», если бы человеку не было дано это его антропологическое свойство – трансценденция, тяга к выходу за пределы своих пространственных и временных границ и способность реализовывать эту тягу, работая на износ.

Самой же оптимальной точкой трансценденции считается, скажем, в европейском сознании, такое состояние выхода человека и человечества за свои пределы, такое явление будущего в настоящем, которое в христианской традиции называется Спасением.

Иными словами, это тео́сис, обо́жение, т. е. метаморфоза, преображение всего человеческого вида в совершенно иное ментальное (духовное) состояние, которые считается присущим только Господу Богу.

Причем пути к этому виду трансценденции, т. е. к Спасению, каждый этнос может видеть совершенно по-своему и даже прямо противоположным образом.

Но этносы нельзя за это ни хулить, ни хвалить, поскольку этническая трансценденция не имеет ничего общего ни с моралью, ни с интеллектом.

Это такая же изначальная данность существования человека разумного, не зависящая от его воли и ума, как отправление естественных потребностей.

Можно даже сказать, что трансценденция хомо сапиенса и есть одна из его естественных потребностей, т. е. природных, натуральных, не зависящих от социального воздействия.

Это пустая форма, это заданная потенция, возможность, которая у каждого человека в его время и в его месте наполняется своим особым содержанием и смыслом, реализуется, осуществляется, воплощается по-своему, чисто индивидуально, в согласии с характером, персональным ответом на запросы социальной среды, дарами, полученными при рождении, такими как способность, таланты, ум, гениальность или наоборот, в согласии с бездарностью, глупостью и т. п.

Однако каков бы человек ни был, с дарами или без даров, с таким характером или иным характером, в том пространстве и времени или в другом, – на сам факт наличия трансценденции как базового антропологичского свойства эти переменные и случайные величины не влияют.

Оно, это свойство, дано.

Оно просто метафизически есть.

Оно антропологично (т. е. присуще роду человеческому изначально и независимо от человеческой воли) и в то же время онтологично (т. е. присуще бытию как таковому, если рассматривать его в согласии с экзистенциальной установкой именно и только как человеческое существование).

А вот как оно реализуется у отдельного человека, в какой форме, в каком виде, в каком масштабе – это уже результат, определяемый свойствами его личности, его волей, историческими обстоятельствами, судьбой, условиями существования данного индивидуума – и отпущенными ему дарами благодати.

* * *

Формы этнической трансценденции. – Таким же образом, как у отдельного человека, трансценденция реализуется и у этноса, – и здесь тоже ее реализация зависит от исторических обстоятельств и условий существования, только уже не отдельного индивидуума, а всего этноса в целом.

И в этносе изначально даны и переплетены два этих базовых антропологических (т. е. сугубо человеческих) свойства: стремление к безопасности и стремление к трансценденции, – ведь этнос есть образование чисто антропное, т. е. состоящее из человеков.

Поэтому именно через судьбу этноса, – а судьбы этносов или, иначе говоря, судьбы этнических сознаний и есть субъекты истории, – особенно четко прослеживаются пути трансцендирования человека, пути выхода его за свои пределы.

Ибо вся история этносов это история пересечений ими этнических границ (физических и духовных).

И с этой точки зрения, или иначе, с этой точки отсчета, если отбросить эмоции и остаться на позиции наблюдателя-естественника, не существует ни агрессоров, ни конкистадоров, не существует, как ни парадоксально это звучит, даже и самих войн и оккупаций.

Но что же тогда существует?

Существует лишь непрерывная, ни на одну минуту не прекращающаяся в мире, взаимопронизывающая трансценденция этносов и их культур.

* * *

Цивилизационный универсализм. – «Броуново движение» этнических трансценденций не может исчезнуть, пока существует этноантроп, но, по мере эволюции сознания «человека разумного», оно упорядочивается, принимает более или менее «цивилизованные» формы, входит в колею компромиссов и консенсусов, договоров и соглашений.

Индивидуальная и этническая трансценденции постепенно «приручаются», так же как и первобытные биологические импульсы насилия и агрессии.

* * *

Поскольку в своем пределе этническая трансценденция, как уже говорилось, стремится к достижению этнического тоталитаризма[17]17
  Об этническом тоталитаризме (и цивилизационном планетарном универсализме) см. также Гл. 7 «Цивилизация и ее Миссия Преображения».


[Закрыть] («мирового господства данного этноса»), то здесь ему противостоит изобретение человека разумного (не данное изначально Эволюцией, но «предполагаемое» ею) – гуманизм.

Высшая цель гуманизма – цивилизационный универсализм («мировое господство духовного человечества»).

Цивилизационный (гуманистический) универсализм есть преддверие Царствия Небесного, но здесь, на Земле.

Здесь этническая трансценденция исчерпывает себя; на смену ей приходит трансценденция чисто духовная.

Духовная трансценденция как потенция содержится и в трансценденции этнической, но лишь как зародыш, как эмбрион, постепенно развивающийся соответственно росту сознания, переходя вместе с сознанием из одного состояния в другое, со ступени на ступень эволюционного развития, вверх по «Лествице Иакова».

Этнический тоталитаризм и цивилизационный универсализм – антагонисты Эволюции.

Цивилизационный универсализм развивается, отталкиваясь от универсализма этнического, исходя из него и его покидая, точно так же как уже упомянутый «аврам уходящий» покинул дом родства своего и страну родственников своих.

Собственно говоря, это один процесс.

Цивилизационный гуманистический универсализм так же преодолевает, превозмогает этническую культуру (вместе с ее духовным и эмпирическим апогеем – «национальной идеей» и ее геополитическим воплощением – этническим тоталитаризмом), как этнический человек, этноантроп, переходит в состояние человека духовного, пневмоантропа.

* * *

Наличие зародыша гуманистического планетарного универсализма в этнической трансценденции или его отсутствие становятся хорошо видны, когда мы отдаем себе отчет в том, ЧТО ИМЕННО несет в себе трансценденция того или иного этноса: варварство или цивилизацию, или смесь того и другого, и если так, то в какой пропорции, и каким образом это сказывается на тех иноэтничных «жизненных мирах», на которые обрушивается данная этническая трансценденция (ее «экспансия»).

Приводит ли она к гибели иноэтничный «жизненный мир» или наоборот обновляет его, вдыхает в него новую жизнь, преобразовывает, трансформирует, путем ли полной ассимиляции (как подействовала, скажем, восточно-славянская этническая трансценденция на восточно-финские этносы) или наоборот путем стимуляции собственного самосознания (как подействовала, скажем, немецкая этническая трансценденция на чешский этнический менталитет).

Постепенная трансформация тенденций узко этнического, «нашенского» универсализма в тенденции универсализма планетарного, гуманистического, общечеловеческого есть одна из основных целей Эволюции.

Но без изначальной трансценденции, индивидуальной и этнической, эта цель была бы недостижима.

И здесь тоже коренится трагизм условий существования «человека разумного», ибо он вынужден идти к гуманизму через геноцид, к человеку духовному через человека этнического, к экуменизму через национальную секту, к планетарному универсализму через племенные потуги возврата исконных земель.

А трансценденция гонит «человека разумного» все дальше, теперь – за пределы родной биосферы, где этносу уже не на кого обижаться и нечего себе возвращать.

Обстоятельства соседства и Условия ландшафта

Последние – last but not least – два фактора, влияющие на процесс создания этноса (они же влияют и на предыдущие три: дивергенцию, интенциональность и трансценденцию) – это условия ландшафта и обстоятельства соседства.

Обстоятельства соседства зависят от наличия соседей вообще, а при их наличии – в процессе перекрестного взаимовлияния и взаимодействия – от обладания этими соседями более высокой или более низкой военной технологией.

Условия ландшафта зависят от характера местности, способной прокормить образующуюся этническую группу и предоставить ей возможность для создания своей военной технологии.

Обстоятельства соседства и условия ландшафта дают (или не дают) толчок динамике развития «четырех революций каменного века» и процессу самоидентификации.

Обстоятельства соседства и условия ландшафта могут быть благоприятны и неблагоприятны.

Варианты, версии, переплетения, структуры и виды этих обстоятельств и условий абсолютно бесконечны, поэтому и возникает такое количество этносов, идущих разными путями и находящихся в разных состояниях сознания, развитие которого зависит от бесконечного многообразия ландшафтных условий и соседских обстоятельств.

* * *

Для хода социальной динамики необходим толчок – либо изнутри, либо извне: необходимость выжить.

Если нет необходимости выжить, нет толчка.

Нет опасности, нет толчка.

Если никто не уничтожит и не будет стихийных катастроф, этнос без динамического толчка может жить в состоянии гомеостаза тысячи лет.

Так жили и живут бушмены.

И не только они.

Толчок извне дает технически и духовно более развитая культура (а она либо цивилизатор, либо ликвидатор, либо то и другое в одном лице).

Необходимость выжить принимает самые разнообразные формы.

* * *

У скандинавов средством спасения от голодной смерти в скалистой стране становится уход части мужского населения в викинг.

Происходит избавление от лишних ртов.

Одновременно добывается то, чего в стране нет.

С другой стороны, викингские сообщества обретают все атрибуты и смыслы священных мужских союзов воинов, с каждым викингом проходящих новую инициацию.

Потребность, необходимость природная, необходимость выжить в противостоянии неблагоприятным ландшафтным обстоятельствам, принимает здесь оригинальную культурную форму – в данном случае, форму викингского похода.

У викингов почти нет своей земли, но есть свое море. Море как путь к земле.

Викинг как инициация чрезвычайно силен и действен, он способствует резкому переходу в динамичное состояние сознания, обратное сознанию в состоянии гомеостаза.

Именно этим фактором объясняется бесконфликтное овладение викингами этническим пространством восточных славян и восточных финнов.

На Западе викингам пришлось драться и, в конечном счете, проиграть именно на поле боя, приняв условия противника и его Цивилизацию.

На Востоке викинги стали победителями, воздействовав прежде всего на сознание туземного населения, приучив его носителей к мысли об их неизбежной рабской участи.

* * *

У восточных славян была земля.

Океан земли.

Истощив почву в одном месте, можно было двигаться дальше и дальше на восток.

Постоянный путь на Восток был путем выживания для славян, как море было путем выживания для скандинавов.

Потребность выжить у восточных славян удовлетворялась обилием земли, по которой можно было идти.

Поэтому не происходило толчка, побуждения к динамике.

И соседей-цивилизаторов не было. Опять не происходило толчка.

Нет толчка, потому что нет учителя.

Рядом.

Либо природного, либо человеческого.

Динамический толчок происходит в результате пограничной ситуации.

В результате прерыва обыденности.

Процесс трансценденции резко становится творческим, динамичным, экспансивным, нередко брутальным.

* * *

Негативное влияние на развитие менталитета русских, способствующее сохранению его гомеостазного состояния, сыграли оба фактора начального этнообразования: как обстоятельства соседства, так и условия ландшафта.

На границах восточнославянских этносов Приднепровья, Подонья, Поочья, Поволжья, Помосковья, Покамья не было соседей, стоявших на более высоком уровне развития сознания, не было добрых учителей, кругом были либо кочевники, степные (хазары, печенеги) и морские-речные (варяги-русь), либо собиратели-охотники (угро-финские лесные племена).

Учителя, если они и были, не были добрыми: учителями могли быть только грубо сильнейшие – всё те же кочевники.

Кочевники и стали учителями восточных славян: степные кочевники хазары дали им опыт и понятие самодержавного кагана, морские кочевники варяги – опыт и понятие рабства[18]18
  См. подробнее в главе 10 «Гибридное сознание».


[Закрыть].

Рима уже не было. Византия была за лесом, за степью и за морем. Немецкие монахи-миссионеры задержались, в основном, в Чехии. Солунские братья-просветители занялись просвещением в Моравии.

До полян и вятичей никто не добрался. Кроме печенежских, булгарских и скандинавских первопроходцев степью и лесом, с востока на запад, с севера на юг и с юга на север. Больше полян и вятичей из внешнего мира никто в таком массовом порядке не посещал. Таких соседей дал нам Бог.

Из тех же мест, где снова завязывался узел Цивилизации по наследству, образу и подобию римской, к восточным славянам в геологическую эпоху их этнообразований не пришел вообще никто (если, конечно, не считать Апостола Андрея на горах Киевских и еще Геродота, посетившего нас в пятом веке до нашей эры).

Поэтому толчок в направлении самостоятельного и перспективного социального конструирования среди восточных славян изнутри не состоялся.

Поэтому необходимость выжить была обеспечена извне – «призванными» заморскими «опекунами», принесшими мир и «порядок» с целью комфортного выращивания поголовья рабов.

Сначала восточные славяне платили дань хазарам, потом отдавали молодежь в рабство скандинавской руси.

Соответственно, у них же, у степных и морских кочевников, были заимствованы и формы власти.

Каган и конунг слились в ипостась господина и превратились в Великого Князя, монопольного работорговца Восточно-Европейской равнины.