Текст книги "О состояниях сознания. Опыт историософии русской жизни"

«призванность» и «бег этносов»

С этой точки зрения, возможно, действительно существует избранность (или скорее призванность).

Призванность человека, призванность этноса.

Явно существует харизма, существуют люди с харизмой (это та же благодать на греческом: χάρισμα – «милость, дар»; харизму человек получает при рождении или в результате просветления, озарения; это особая личная одарённость, исключительность в интеллектуальном, духовном, провидческом отношении, в отношении остроты чувств, глубины спектра восприятия).

Вполне очевидно, что так же как существуют люди с харизмой, существуют и харизматические этносы.

Отличительным признаком харизматического этноса является наличие в нем общеэтнической «мессианской культуры».

На отдельных этапах Истории харизматические этносы являются лидерами, которые ведут за собой остальных, – эпигонов и имитаторов.

Путь Эволюции таков, что и люди и этносы в процессе своего развития так или иначе, даже через отталкивание и неприятие, втягиваются в культурное поле призванного этноса (финны идут за шведами, эстонцы за датчанами, латыши за немцами, немцы за французами, русские за голландцами и т. п.) и становятся на его путь в качестве сначала ведомого, а потом и ведущего за собой новые этносы.

Всегда существуют этносы «мессианской культуры» и «эпигонских культур».

Десять Заповедей, песни и проповеди пророков, благая весть христианства, родившиеся в лоне «мессианской культуры» древнееврейского этноса, вошли затем неотъемлемой составной частью в состав множества «эпигонских» этнических культур.

Древних евреев сменили эллины, затем Рим, франки, итальянцы Возрождения, испанцы Конкистадорства, англичане и голландцы эпох промышленных революций, французы Просвещения, немцы Романтизма…

В ту или иную эпоху тот или иной этнос становился настолько харизматическим, призванным, ведущим, мировым, что мировым становился и его язык – санскрит, латынь, французский, английский…

«Эпигонские» же этнические культуры либо сами постепенно становятся «мессианскими», переняв эстафету из соответствуюещго Цивилизационного Центра, либо у них не хватает сил, возможностей, способностей, воли стать «мессианскими» и они так и остаются «имитационно-адаптивными».

В последнем случае судьба таких этнических культур становится гомеостазной, – они скорее топчутся на месте, чем двигаются по пути Эволюции.

В каждом этносе есть свое Мессианское Меньшинство (homines inter gentes) и его судьба.

Каждый этнос, «хочет» он этого или нет, участвует и в своего рода «беге этносов».

В беге этносов речь идет о процессе эстафетного создания промежуточных Цивилизационных Центров и неизбежного возникновения при этом этно-культурной периферии, речь идет о долгом и постепенном подтягивании этой периферии до уровня центра.

Бег этносов гораздо человечнее, чем спортивный бег, его основным цивилизационным показателем является гуманизм по отношению к группе догоняющих, посильная ей помощь, которая по мере развития Цивилизации, все более выходит на первое место в это беге, с единственной гуманистической целью, – чтобы к финишу пришли живыми все и чтобы все насладились общей победой.

Как ни парадоксально это звучит, гуманизм группы отрыва в этом беге этносов наиболее ярко выступил в человеческой истории в форме, известной нам как колониализм, (со всеми его естественными ужасами первоначального становления), и далее выступает в различных формах постколониализма, который теперь историософски определяется как присутствие.

Роковая историческая ошибка колониализма состоит, видимо, в том, что он слишком рано решил окончить свою цивилизационную миссию.

отрыв в метаморфозу

В продолжении бега этносов то один, то другой из них уходит в «группу отрыва».

При этом «группа отрыва» может отрываться не только вперед, но и куда-нибудь вбок, чтобы потом завязнуть в болоте или упереться в тупик.

Как бы то ни было, такой «отрыв» от «основной группы», выпадание из общего строя, является для этноса полной переменой ситуации, позиции, статуса.

Это своего рода метаморфоза.

Пере-формирование.

Транс-формация.

Такая метаморфоза этноса в истории называется революцией (тогда как «псевдоморфоз» это революция только с первого взгляда, а в основе своей – погром).

Революция как метаморфоза – неизбежна и необходима.

Вот где еще одна из многих трагедий человеческого существа.

Если эволюционное развитие не делается само, своим естественным путем постепенного реформирования, то оно делается насильно, другим своим естественным путем, но гораздо более жестким, путем революции.

«Жесткий» путь радикальной метаморфозы (революции) всегда кровав.

В этом проявляется имморальная, находящаяся «по ту сторону добра и зла», «невинность становления» Эволюции[23]23
  Die Unschuld Werdens, принцип развития, открытый Ницше (но примененный им, конечно, в другой области и в другом смысле).


[Закрыть].

Эволюция не учитывает кровь человека.

Процессы этнообразования не учитывают кровь «гражданских войн» и «межэтнических кофликтов» (такого, например, чисто межэтнического, как Великая Отечественная война, в которой напрасно видят войну идей).

Только сам человек может уменьшать это количество крови, ослабить ее ток, – от человека разумного, от его цивилизационных усилий, от его гуманистического Мессианского Меньшинства зависит, какова будет дальейшая судьба его этноса, который в какой-то момент истории начинает строить себя на человеконенавистнических принципах.

еще о мессианском меньшинстве или об «одаренных рефлексией»

Существует миф о «географической предопределенности» отставания того или иного этноса от цивилизационной «группы отрыва».

Касается он и русских, мол, зима длинная, пространства огромные и пустынные, снега много, нехорошо, холодно.

Правда, финны и скандинавы в подобных же условиях пробились вперед и теперь даже возглавляют бег этносов.

И так оно и должно быть, поскольку проблема отставания сознания не в географии, а в типе рефлексии.

От чего зависит тип рефлексии – изначально?

В последующем, – возможно, от влияний и соседств, а вот изначально?

Опять же, не от изначальной ли «милости даров»?

Разве можно явление поэта, мыслителя, ученого или пророка объяснить материальными причинами?

Не «глас ли Божий» слышит каждый из них?

Что если так же обстоит дело и с этносом?

Но как измерить количество «одаренных рефлексией» на душу населения?

Причем, это не гумилевские «пассионарии» и «люди длинной воли», а что-то совсем другое.

Здесь не в «страстях» и не в «воле» дело, а все в том же – в состоянии сознания.

В степени его «пробужденности».

В количественном соотношении «пробужденных», «спящих», «полусонных», «просыпающихся»…

Почему какие-то этносы изобрели стремена, а какие-то их даже себе не представили в воображении?

Почему у одних – полис, кратос демоса и филос к софии, а у других – «зверинство» без конца и края?

Опять же дело, по-видимому, в количестве «даров» и их «милости» на душу населения.

Одному этносу этих даров благодати познания и прозрения, даров рефлексии и авторефлексии дано много, другой этнос ими обделен (кому-то пришло в голову изобрести парус, кому-то нет), а вот третий этнос, даже и будучи обделен, пробивается сам, вопреки, и его небольшое Мессианское Меньшинство, состоящее буквально из единиц, которых можно в истории этого этноса по пальцам перечесть, выполняет огромную просветительскую, в конечном счете, цивилизационную работу.

И мы получаем на выходе, скажем, современных эстонцев или словенцев.

Иной же этнос, имея огромное количество «единиц» Мессианского Меньшинства, занимается, в основном тем, что по ходу своей истории благополучно выводит эти единицы в расход или изгоняет их из страны.

Поэтому цивилизационная работа здесь стоит почти на нуле.

Причины подобной «безалаберности» и растраты «мессианского генофонда» уходят корнями в традиционное состояние сознания данного этноса и его этнокультуры, которая практически не присутствует в Истории, т. е. не участвует в созидании Цивилизации Разума.

homines inter gentes:
Иван Гагарин (1814–1882), участник Товарищества Иисусова, странник с запретом возвращения на Родину

Однако ни один этнос не является лишенным своего «Меньшинства одаренных рефлексией».

«Я положительно решил последовательно заносить мои идеи на бумагу. Я хочу приучить себя почти ежедневно записывать несколько мыслей. Часто мое умственное развитие происходит во мне без того, чтобы я сознавал каждое его движение. Это – прозябание, а не жизнь. Пора выйти из этого страдательного состояния и приступить к действию. Вместо того, чтобы подчиняться идеям и их признавать, следует самому размышлять и развивать их» (Иван Гагарин. Франкфурт-на-Майне, 25 мая 1834 г.)

первый гуманист

Между тем цель Эволюции – Преображение вида через Осознание человеком себя в Истории.

Но чтобы осознать себя, надо отличать себя от другого, а для этого надо признать существование отдельного другого, его автономное бытие вне монолита коллектива, где лица неразличимы.

Для этого нужны зародыши гуманизма.

Они ведут к Цивилизации.

Цель Истории – создание Цивилизации – достигается через процесс торможения естественного отбора и создания искусственной социальной реальности, а затем и полного исключения естественного отбора и сопутствующей ему антигуманной борьбы всех против всех из человеческой истории.

Методом торможения является гуманизм.

Гуманизм – зародыш Цивилизации, ее краеугольный камень, без которого построить нельзя ничего, кроме ГУЛАГа и Освенцима.

И вот первый вопрос гуманизма в Истории: пленный – это обед или работник?

Первый гуманист стал гуманистом потому, что не убил и не съел пленного, а взял в рабы.

Не убил, а сделал рабом, – даровал жизнь.

Так возникает протоцивилизационный тип сознания: человеческая жизнь начинает рассматриваться как нечто, что имеет ценность (сначала утилитарную, прагматическую [раб], а затем – как жизнь сама по себе, вне всяких условий и функций)[24]24
  Подробнее о гуманизме см. гл. 13 «Этнос человека и его война».


[Закрыть].

острова цивилизации в океане первобытности

«Древние общества всегда существовали среди мира первобытных племен, от неолитических до относительно развитых. Мало того, они и не могли существовать без периферии: она открывала им неисчерпаемые запасы сырья и рабочей силы; ее присутствие давало о себе знать угрозой вторжений и перерыва историко-культурной традиции; ее присутствие как мира первобытной „воли“ влияло на идейно-эмоциональную жизнь развитых обществ. Период ранней древности – это история маленьких очагов цивилизации в огромном мире первобытной периферии. И даже когда зона цивилизации становится сплошной, эта зона все равно продолжает находиться в том же окружении. Поэтому всемирная история человечества должна была бы показать не только историю обществ, но историю цивилизаций в окружении первобытности. Пока такая работа никем не была проделана, читателю придется самому помнить о том ином мире, который всегда окружал [первые городские] государства»[25]25
  Дьяконов, И.М. Возникновение земледелия, скотоводства и ремесла. Общие черты первого периода истории древнего мира и проблема путей развития // История древнего мира. Кн. 1. Ранняя древность. М., 1989.


[Закрыть].

История преображений сознания есть путь постоянного противостояния, постоянного выбора, постоянного движения навстречу друг другу двух противоположных, но взаимосвязанных начал: Цивилизации и Варварства.

Под этим углом зрения История видится иначе.

Оказывается, что граница эволюционного сдвига проходит не по линии Европа/Азия или Восток/Запад, или Россия/НАТО, а вот по этой линии – Цивилизация/Варварство.

Соответственно, вслед за Главным Противостоянием «Цивилизация vs Варварство» следуют его неизбежные конкретные производные и составляющие, его бесконечные виды и формы: этницисты vs цивилизационисты, «квасные патриоты» vs «безродные космополиты», расизм и ксенофобия vs права человека и права гражданина, шовинизм vs мультикультурализм, нерассуждающая ненависть vs толерантность, этно-религиозный фундаментализм vs ойкуменическая вера Спасения и Ответственности, эволюционная метаморфоза (скажем, Великая Французская революция) vs квази-эволюционный псевдоморфоз (скажем, «Великая Октябрьская социалистическая революция») и т. п.

старый добрый римский лимес

История создания Цивилизации есть история напряженного ментального стояния римских легионов и кочевых куреней лицом друг к другу на границе «Пустыни Тартари» (она же «Сарматия», «Скифия», «Готия», «Татария» или просто «Азия»).

Граница этого стояния напротив, но и взаимного присматривания, проходит – в рамках старой римской традиции, – все по тому же умственному лимесу (пограничному рубежу) между PAX ROMANA и PAX BARBARICUM.

Во времена Рима чисто географическими сегментами этого лимеса в Европе были Рейн в Германии, Дунай в Дакии и Адрианов вал в Британии.

Ныне эта граница в Европе проходит по бывшим западным рубежам позднего Московского Царства и северной (фракийской) границе Блистательной Порты.

Но в умах людей эта граница между Цивилизацией и Варварством проходит не в каком-то полусказочном пространстве, а в конкретном времени повседневной жизни, лицом к лицу с ежеминутными свидетельствами средств массовой информации.

Стража сознания на крепостных валах ждет так же, как и тысячи лет назад.

Она ждет рассвета, когда линия горизонта ощетинится копьями вполне реальных кочевников.

Они, однако, уже давно здесь.

homines inter gentes: Шарль Бонне и Лестница Существ

Трансценденция (выход за свои пределы) и метаморфоза (преображение) этнического сознания, поднимающегося по Лестнице Существ, вот двигатель Истории.

Существование Лестницы Существ (Un Échelle des êtres naturels) открыл швейцарский натуралист и философ Шарль Бонне (Charles Bonnet, 1720–1793). Бонне сначала изучал насекомых, тлей и вшей, но потом стал катастрофически быстро слепнуть и в связи с этим обратился к философии. В возрасте 20 лет он стал член-корреспондентом Парижской академии наук, в возрасте 44 – почетным иностранным членом Петербургской АН. В течение 12 лет входил в состав Главного Совета Женевы, а потом удалился в свое поместье на берегу Женевского озера и там умер в философском уединении.

В своей главной книге «Созерцание природы» (Contemplation de la nature. Амстердам, 1764–1765 гг.; переведена на итальянский, немецкий, английский и датский языки), одной из наиболее популярных книг эпохи Просвещения, он понятным языком предложил свою историософскую концепцию, согласно которой «всё существующее в природе образует последовательную шкалу, идущую снизу вверх без какого-либо разрыва в целостности как грандиозная лестница живых существ». Эти идеи, дополненные принципом «неуничтожаемости организмов», получили развитие в работе «Философский палингенесис» (Palingénésie philosophique. Женева, 1769–1770), где он рассматривал прошлое и будущее живых существ и предполагал возможность инкарнации, когда в каждом новом воплощении человек будет все более совершенствовать свои способности.

Бонне считал, что душа находится в области мозга, в некоем неразрушимом «ядре человека». Это есть и ядро нового, более совершенного (просветленного) тела, обретаемого человеком после смерти. Можно заметить, что эти идеи в несколько иной интерпретации вошли в способ видения Рудольфа Штейнера, где Дух совершает долгий путь преображения и трансмутации сначала в человеческих формах, а затем в формах ангелов, архаев, архангелов и так далее… по Лествице Существ.

Этот же образ «лествицы сознания» неизбежно возникает и в русских умах.

Начать подъем по этой «лествице» можно, лишь выйдя из «страдательного состояния», энергично поднявшись с обломовского дивана абстрактных спекуляций и сойдя с маниловского мостика утопической схоластики под видом ученых размышлений.

«Человек, ограничивающийся учеными занятиями, напоминает Дон Кишота, сражающегося с ветряными мельницами; он рубит и колет своим мечом, но его удары рассекают лишь воздух… Жизнь активная, жизнь, исполненная положительных фактов (будь они физическими или нравственными, внутренними или внешними) подобна лествице: поставив ногу на одну ступень, можно от нее оттолкнуться, чтобы другой шагнуть на следующую. Только… интеллектуальный прогресс [способен] составлять то, что следует называть жизнью» (Иван Гагарин. Франкфурт-на-Майне, 18 июня 1834 г. Вечером).

homines inter gentes: Теодор Лессинг и внесение смысла в бессмысленность

Теодор Лессинг (Theodor Lessing, 1872–31 августа 1933, Марианске-Лазне, Чехословакия), немецкий «философ жизни и пессимизма», продолжатель Ницше и поклонник Вагнера. Пессимист Лессинг хотел быть немцем в цивилизованном мире, но быть ему пришлось евреем в Германии эпохи Варварства. Оптимисты убили его точно так же как Донатаса Баниониса в фильме «Никто не хотел умирать», – выстрелом в окно.

По-русски о Теодоре Лессинге написано не очень много[26]26
  См.: Беркович, Евгений. Банальность добра. Герои, праведники и другие люди в истории Холокоста. М.: Янус-К, 2003; Сидорина, Т.Ю. Философия кризиса: Учебное пособие. М.: Флинта, 2003.


[Закрыть]. Пишут о «неизвестных убийцах»[27]27
  Убийцы хорошо известны. Чехословацкая полиция обнаружила их довольно быстро. За голову Лессинга германские нацисты обещали 80 тысяч рейхсмарок. На эту награду польстились члены Судетонемецкой партии (Чехословакия) Рудольф Зишка, Рудольф Макс Экерт и, возможно, Карл Хёнль. После убийства всем им удалось бежать в Германию. Хёнль погиб на фронте Второй мировой войны, Зишка умер до 1945 г., а Экерта поймали, судили в Чехословакии (на момент совершения преступления убийцы Лессинга были чехословацкими гражданами) и дали ему 18 лет. 13 из них он отсидел, потом был освобожден по амнистии и выпущен в ФРГ.


[Закрыть], вырисовывается образ конфликтного, неуживчивого, скандального публициста. Лессинг «высовывается», «выступает», болтается у арийцев под ногами, мешает им мирно маршировать. Делал он это не только в силу своих политических убеждений, но и просто потому, что на всё у него был свой взгляд. Беда его была, конечно, не в том, что у него был свой взгляд, а в том, что взгляд этот он никогда и ни от кого не скрывал. Всю жизнь его за это били, а потом и совсем убили.

Между тем, буквально за несколько дней до гибели, Лессинг писал в своей статье в газету Манчестер Гардиан: «Из всемирно известного немецкого писателя я превратился в беженца. Любая попытка самозащиты лишь ухудшит мое положение. Тем, что я еще жив, я обязан нескольким добрым друзьям… Я чувствую себя немцем и хочу им остаться; я чувствую себя евреем и хочу им остаться; я по убеждениям социалист и хочу им остаться… Всё, что я в своей жизни писал, я подписывал собственным именем. Я сражаюсь за справедливость против своей страны, но я люблю ее».

В первый раз Лессинга крупно «избили» еще до Первой мировой войны, в самом начале века, когда ему отказали в возможности защищать габилитационную работу (на право занятия должности доцента) в Дрезденском техническом университете, где он собирался преподавать философию. Отказали ему по тройственному поводу, все пункты которого были чрезвычайно важны и все пахли преступлением: он был еврей, социалист и защищал права женщин. Будучи доктором философии (докторская – по творчеству русского философа Африкана Шпира), Лессинг оказался на улице, место преподавателя или лектора найти не мог. Случалось и так, что лекции по введению в современную философию он читал желающим в зале ожидания дрезденского железнодорожного вокзала В 1907 г. Лессингу, наконец, удалось получить место приват-доцента в ганноверском Политехническом институте, где философия, естественно, не была профилирующим предметом.

Через семь лет, как и Ницше во время франко-прусской войны 1870 г., он добровольцем пошел на фронт и, как и Ницше, служил в военном госпитале. А на войне, как и Витгенштейн, писавший там свой главный труд – «Логико-философский трактат», Лессинг тоже написал свою главную книгу, Geschichte als Sinngebung des Sinnlosen («История как придание смысла бессмысленному»). Поскольку автор опять упорно отстаивал своё и занимал твердую пацифистскую позицию, цензура не пропустила книгу в печать. Она была издана только после войны, в 1919 г.

Вернувшись с фронта в Ганновер к своей работе приват-доцента, Лессинг активно включился в общественную жизнь и занялся публицистикой, помещая свои статьи в демократических и прореспубликанских периодических изданиях. Благодаря своей послевоенной эссеистике он стал одним из самых значительных политических публицистов Веймарской республики, отстаивая позиции философского гуманизма. Под этим углом зрения он резко выступил против Гинденбурга как кандидата на должность рейхспрезидента. Лессинг считал фельдмаршала и героя войны очень недалеким человеком, за которым стоят радикалы-консерваторы, представляющие прямую опасность для существования хрупкой республики. Лессинг полагал, что политический лидер должен быть философом. Гинденбурга же в этом плане Лессинг считал нулем. «Скажут, что лучше Нуль, чем Хозяин пуль», замечает Лессинг. «К сожалению история свидетельствует, что когда приходит Нуль, за ним потом всегда следует будущий Хозяин пуль»[28]28
  «Man kann sagen: besser ein Zero als ein Nero. Leider zeigt die Geschichte, daß hinter einem Zero immer ein künftiger Nero verborgen steht».


[Закрыть]. Так оно потом, через девять лет, и случилось: за Гинденбургом последовал Гитлер.

После выхода в свет этой статьи о «нуле», еще задолго до того как «хозяин пуль» стал рейхсканцлером, началась борьба нацистов с Лессингом. Против одного человека поднялось целое движение экстремистов. Студенты основали «Комитет борьбы против Лессинга», бойкотировали его лекции, под лозунгом «Лессинга – вон!» требовали изгнания его из Ганноверского университета как антигосударственного вредителя и как еврея. Профессора поддерживали студентов. В 1926 г. Лессинг был вынужден оставить университет. Еще через семь лет, когда нацисты взяли власть, он был вынужден оставить страну.

1 марта 1933 г. вместе с женой Адой Лессинг уехал из Германии. К сожалению, он совершил неправильный выбор и уехал очень недалеко – в Чехословакию, в судетонемецкий Мариенбад (Марианске-Лазне). Нацистам не стоило никакого труда там его найти. Через семь месяцев после эмиграции, 30 августа 1933 г., враг немецкого народа еврей Лессинг был смертельно ранен выстрелом в голову из револьвера через окно своего кабинета и ночью умер в больнице.

Семь лет спустя – тоже от смертельной раны черепа и тоже в своем рабочем кабинете – погиб враг русского народа, еврей Троцкий. Отлов и ликвидация «парий», обреченных на уничтожение, проходили исправно и последовательно. И Лессинг и Троцкий, каждый по-своему, были «цивилизационистами» и «универсалистами» и за это были убиты радикальными «этно-патриотами», какие бы идеологические одежды те на себя ни напяливали, национал-социалистические или советско-коммунистические.

Хотя Лессинг и был «цивилизационист», он не верил в спасительную функцию христианства. Успехи нацистского движения в Германии укрепляли его в сознании своей историософской правоты. Поэтому он считал, что как-то еще спасти Европу может только ее «Паломничество на Восток». Под «Востоком» он имел в виду духовное пространство буддизма. Здесь Лессинг шел след в след Шопенгауэру и Ницше. Вот, например, что писал Ницше в своем «Антихристе»: «Буддизм во сто раз реальнее христианства… Буддизм… не говорит: "борьба против греха", но, с полным признанием действительности, он говорит: "борьба против страдания…» (аф. 20). В более общем смысле Лессинг, конечно, этого и хотел – освободиться от страдания, хотел видеть людей – в Германии, в Европе, в мире – освобожденными от страдания. Он хотел этого, как еврей в эпоху агрессивной юдофобии, как немец в эпоху заката Цивилизации, как социалист в эпоху Великой экономической депрессии.

Несмотря на все сомнения Лессинга в силе рационального мышления, в исторической перспективе Цивилизации разума, его духовный опыт надо учитывать среди тех зерен мысли, которые бросило в нашу каменистую почву Мессианское Меньшинство. С помощью ли христианства или буддизма, социал-демократизма или просвещенного либерализма, но История должна быть внесением Смысла в Бессмыслицу, Духа в Материю, Порядка в Хаос, Права в Вакуум бесправия, Гуманизма в Варварство.

В этом процессе внесения порядка в хаос прежде всего и проявляется Цивилизация. Она – в балансе, в равновесии, в том, как содержат дом и как в нем живут.