Текст книги "Нечистая, неведомая и крестная сила. Крылатые слова"

С посиделок молодежь расходится далеко за полночь. Но так как веселое настроение, поднятое танцами и играми, не проходит сразу, то парни обыкновенно не идут по домам спать, а продолжают шалости на улицах. Объектом этих шалостей служат чаще всего мирно спящие крестьяне, над которыми проделываются всевозможные шутки. Сговариваются, например, два парня пошутить над каким-нибудь дядей Семеном и придумывают такую «игру»: берут мерзлого конского помета, распускают его в горшок с горячей водой, так чтобы образовалась жижица, затем вместе с этим горшком и метлой подходят к Семеновой избе и становятся один подле окна, а другой с горшком у самой стены, так чтобы его не было видно из избы. После этого стоящий под окном начинает стучаться и кричать чужим голосом:

– Эй, хозяин! А, хозяин! Подь-ка сюда на минутку!

Встревоженный дядя Семен, заслышав шум, встает, лезет кряхтя с полатей и первым делом отворяет окно и высовывает голову:

– Что надыть?

Но в эту минуту парень, прижавшийся у стены, быстро макает метлу в горшок и мажет дядю Семена по лицу. И пока Семен, отплевываясь и чертыхаясь, разберет, в чем дело, парни уже будут далеко, и долго в тишине деревенской ночи будет раздаваться их смех и ожесточенная брань дяди Семена.

Еще чаще расшалившиеся парни «пужают» спящих обывателей стуком в стены избы. Для этого толпа головорезов приставляет к переднему углу, где стоят иконы, толстый «стяг» (жердь) и изо всей мочи ударяет концом стяга в стену. Удар нередко бывает так силен, что вся изба приходит в сотрясение и иконы, если они плохо прикреплены к божнице, падают на пол. В таких случаях рассвирепевший хозяин в одной рубашке выскакивает из избы и с топором в руках преследует озорников. Это «стуканье», разумеется, вызывает со стороны степенных домохозяев искреннее негодование, тем более что тут замешано некоторым образом неуважение к святыне. Поэтому если разбуженному хозяину удастся настигнуть кого-нибудь из озорников, то дело часто кончается тяжкими побоями и даже увечьем. Впрочем, для предупреждения «стуканья» некоторые хозяева соединяются даже в компании и, подстерегая парней на месте преступления, беспощадно бьют их батожьем.

Но самой излюбленной шалостью деревенской молодежи следует признать заваливанье ворот и дверей изб всяким деревенским хламом: дровами, бревнами, сохами, боронами и проч. Взявшись за это дело целой гурьбой, озорники так завалят все выходы из избы, что утром все хозяева очутятся как в плену и нередко до вечера будут потом разбираться. Иногда, для большей потехи, парни взбираются на крыши заваленных изб и выливают в трубу ведро воды, после чего хозяева, как очумелые, носятся по избе и даже взывают о помощи к соседям[105]105
   С неменьшим удовольствием молодежь утаскивает в поле (иногда за несколько верст) сани и телеги спящих однодеревенцев, разрушает поленницы дров и разваливает печи в банях.


[Закрыть].

До сих пор мы останавливались главным образом на святочных забавах деревенской молодежи. Но и взрослое население в эти веселые вечера не любит сидеть дома и предается свойственным его возрасту развлечениям, в ряду которых едва ли не главное место занимает хождение в гости, взаимные угощения и, отчасти, азартные игры. Последние с развитием путей сообщения проникли даже в такие медвежьи углы, как Вологодская губерния, где играют и ребятишки, и парни, и взрослые мужики. Ребятишки, конечно, играют на денежки из тонко обструганной березы, а взрослое население – на настоящие деньги. Любимая игра – «хлюст», «мельники», «окуля» (окуля – дама бубен, она ничем не кроется и ничего не кроет)[106]106
   Масти на крестьянском языке носят несколько иное название, чем в образованном обществе: трефы называются «крести», пики – «вини», дама – «краля», валет – «холоп», король – «бардадым», козырной туз – «необыгримка» и проч.


[Закрыть]. Игра сопровождается обыкновенно большим воодушевлением и нередко переходит в такой азарт, при котором крестьяне забывают все, бранятся и жестоко дерутся, нанося друг другу тяжкие побои. Характерно, что такой же азарт овладевает мужиками и тогда, когда они играют не на деньги, а, например, в бабки. В Никольском уезде Вологодской губернии бородатые игроки в бабки часто из-за одной или двух ладышек ссорятся и дерутся, как ребятишки, а некоторые, как уверяет наш корреспондент, охотно соглашаются, чтобы их изо всей мочи ударили кулаком с ладышкой в лоб, но с условием, чтобы спорная ладышка была отдана им. При игре на деньги азарт доходит до того, что некоторые записные игроки не только проигрывают большие деньги (до десяти рублей и более), но оставляют своим счастливым соперникам даже одежду, так что возвращаются домой почти нагишом, в одной рубашке. Есть деревни, где почти все крестьяне обратились в страстных игроков, сражающихся в карты даже летом, в сенокос и жатву.

Чтобы закончить характеристику деревенских Святок, необходимо еще, хотя вкратце, упомянуть о святочных, или, как их называют крестьяне, «святовских», песнях. Особенность этих песен состоит в том, что они сопровождаются играми – различными хождениями девиц, то рядами, то кругами. Игры, разумеется, придают значительный интерес посиделкам и вносят оживление в крестьянские вечеринки. Вторая особенность «святовских» песен заключается в том, что они составляют исключительную принадлежность рождественских и новогодних вечеров и в остальное время года предаются совершенному забвению, так что самое пение их, помимо Святок, считается в народе грехом. Понятно, таким образом, что песни эти, составляя запретный плод в течение целого года, являются любимыми святочными развлечениями деревенской молодежи. На беседах они начинают входить в употребление уже с зимнего Николы, но пение их в это время еще не сопровождается играми, и только с наступлением рождественских вечеров игры вступают в свои права.

Наш вологодский корреспондент (Никольский уезд) разделяет святочные песни на три группы, в зависимости от сопровождающих их игр. В первую группу он включает те песни, при пении которых девицы, присутствующие на беседе, разделяются на два равных ряда, причем оба ряда устанавливаются таким образом, чтобы лица обоих рядов девушек были обращены друг к другу. Когда послышатся первые слова песни, первый ряд девушек начинает идти ко второму, который в это время стоит на месте. Подойдя к нему, первый ряд расступается, девицы поворачиваются в другую сторону, спиной к лицу девиц второго ряда, берутся снова за руки и идут к своему прежнему месту. А в то же время и второй ряд оставляет свое место и идет вслед за первым рядом до другого конца избы, где оба ряда, распустившись, поворачиваются на своих местах и, взявшись за руки, идут туда, где стоял второй ряд; здесь, снова распустившись, опять берутся за руки и вторично идут к месту, занимаемому первым рядом, и т. д. Как образчик святочных песен первой группы можно указать следующую, записанную в селе Юзе Никольского уезда Вологодской губернии:

 
По горам да девки ходили,
Да по крутым красны гуляли,
Да и мечом горы шибали
               (бросать, бить, кидать),
Да напишу ли я грамотку,
Да с по белу бархотку,
Да отошлю ли я грамотку
 
 
Да родимому батюшке:
Да что велит ли мне батюшка
Да мне с поигрищами ходити?
Да ты ходи, дочи, веселись,
Да с кем ни сойдешься, поклонись,
Да ты по-старому-то поклонись,
Да ты со младым-то пошути,
Да ты от младого прочь пойди.
 

Ко второй группе святочных песен относятся такие, которые поются с «отпевами», т. е. вопросно-ответные, или диалогические. Для пения их участвующие разделяются, как и в первой группе, на два равных ряда и точно так же, взявшись за руки, становятся на двух противоположных концах избы. Но так как песни второй группы состоят из вопросов и ответов, то при самом исполнении их сохраняется диалогическая форма: вопросы поются одной стороной, а другая только «отпевает» (отвечает).

Вот образец такой песни:

 
Загануть ли,
Загануть ли,
Да красна девка,
Да краснопевка,
Да семь загадок,
Да семь мудреных,
Да хитрых мудрых,
Да все замужеских
         (т. е. таких, которые под силу только мужскому уму),
Да королецких (королевских),
Да молодецких?
 

Это вопрос, который поется одной стороной. Другая же отпевает:

 
Да загони-ко,
Закогони-ко,
Да красна девка,
Да краснопевка,
Да семь загадок,
 Да семь мудреных, и т. д.
 

Когда вторая сторона пропоет свой ответ, первая предлагает вопрос-загадку:

 
Еще греет,
Еще греет,
Да во всю землю,
Да во всю руську,
Да во всю святоруську?
 

Вторая отвечает:

 
Солнце греет,
Солнце греет,
Да во всю землю,
Да во всю руську,
Да святоруську.
 

Дальнейшие загадки по своей трудности ничем не отличаются от первой. Спрашивают, например, что светит во всю ночку, и отвечают – месяц светит; что сыплют во все небо – звезды сыплют, и т. д.

Третью группу святочных песен составляют песни хороводные. Участвующие в игре девицы образуют круг и стоят, не передвигаясь с места, во время пения. По закругу же ходит одна какая-нибудь девушка, изображающая собой «царевеня» (царевича), который обращается с вопросом к царевне (царевну изображает весь хор).

Царевень. —

 
Ты пусти во город,
Ты пусти во красен.
 

Царевна. —

 
Ты по ще во город,
Ты по ще во красен?
 

Царевень. —

 
Мне девиц смотреть,
Красавиц выбирать.
 

Царевна. —

 
Тебе коя люба,
Коя прихороша,
Коя лучше всех?
 

Царевень. —

 
Мне-ка эта люба,
Эта прихороша,
Эта лучше всех.
 

С этими словами «царевень» выводит из круга выбранную им девушку и, взявши своей левой рукой ее правую руку, с пением быстро ведет ее по закругу. Когда песня кончится, ее начинают сызнова и поют так до тех пор, пока царевень не выберет из круга всех девиц. Таким образом, в конце игры образуется целая «пленица» (вереница) девушек, предводимая царевичем. При пении же в последний раз «Возьму я царевну» – царевень, увлекая за собой всю цепь, делает несколько спиралеобразных поворотов, и на том игра оканчивается.

Рождественский сочельник повсеместно проводится крестьянами в самом строгом посте. Едят только после первой звезды, причем самая еда в этот день обставляется особыми символическими обрядами, к которым приготовляются загодя. Обыкновенно перед закатом солнца хозяин со всеми домочадцами становится на молитву, потом зажигает восковую свечу, прилепляет ее к одному из хлебов, лежащих на столе, а сам уходит во двор и приносит вязанку соломы или сена, застилает им передний угол и прилавок, покрывает чистой скатертью или полотенцем и на приготовленном месте, под самыми образами, ставит необмолоченный сноп ржи и кутью. Когда, таким образом, все приготовлено, семья снова становится на молитву, и затем уже начинается трапеза.

Солома и необмолоченный сноп составляют непременную принадлежность праздника. Они знаменуют собой пробуждение и оживление творческих сил природы, которые просыпаются с поворотом солнца с зимы на лето[107]107
   По календарю, этот перелом зимы приходится на Спиридона-поворота, 12 декабря.


[Закрыть]. Садовые же растения и плоды, а также подсолнечные зерна считаются в народной мифологии как символ оплодотворяющего землю дождя.

Кутья, или каша, разведенная медом, также имеет символическое значение. Она знаменует собой плодородие и употребляется не только в сочельник, но и на похоронах и даже на родинах и крестинах (в последних двух случаях она подается с маслом). Самая трапеза в Рождественский сочельник совершается среди благоговейной тишины и почти молитвенного настроения, что, однако, не мешает крестьянам тут же, во время трапезы, гадать о будущем урожае, выдергивая из снопа соломенки, и заставлять ребят лазить под стол и «цыкать» там цыпленком, чтобы хорошо водились куры.

По окончании вечери часть оставшейся кутьи дети разносят по домам бедняков, чтобы и им дать возможность отпраздновать «богатую кутью», и затем в деревнях начинаются колядки.

По свидетельству большинства наших корреспондентов, обычай колядовать в Рождественский сочельник за последние пять-десять лет стал выводиться, но все-таки и теперь он далеко не повсеместно забыт деревенской молодежью, которая видит в нем не только веселое препровождение времени, но своеобразную доходную статью. Есть места, где практикуется не только Рождественская коляда, но и Васильевская (под Новый год), и Крещенская (в Крещенский сочельник). Коляда состоит в том, что парни, девушки и мальчики собираются группами и, переходя от одного двора к другому, поют под окошками, а иногда и в избах песни то в честь праздника, то как поздравление хозяев, то просто ради потехи и развлечения. За это им дают копейки, хлеб, а иногда потчуют водкой.

В Грузинской волости Новгородского уезда из колядованья выработался интересный обычай «цыганьичанья», который, по словам нашего корреспондента, состоит в том, что в первые два дня великого праздника молодые девушки, одевшись в разноцветные и сшитые не по росту платья, накидывают себе на плечи распущенные платки (на манер цыганского костюма) и ходят по дворам и домам: одни – с гармонией и балалайкою в руках, а другие – с лукошками. Вся эта веселая ватага распевает цыганские песни, играет, пляшет и выпрашивает все, что попадется на глаза, причем в случае отказа хозяев «по цыганской совести» бесцеремонно тащит все, что плохо лежит. Часто случается, что эти русские цыганки уносят разные вещи у своих соседей, но соседи редко обижаются и обыкновенно предлагают выкуп за свое добро. На вырученные деньги девушки покупают себе гостинцев на весь праздник, причем обычай запрещает, чтобы на «колядовые» деньги покупалось что-нибудь полезное.

Кроме деревенской молодежи, в колядах принимает участие и сельское духовенство, хотя справедливость требует отметить, что обычай этот распространен чрезвычайно мало и имеет значение чисто местное. Но тем не менее он существует, и притом не где-нибудь в лесном захолустье, а в Курской губернии. Вот что пишет нам по этому поводу один священник: «Эта „коляда“ была для меня совершенною новостью, я о ней даже и не слышал, а теперь самому пришлось волей-неволей ехать за подаянием. „Да, ваше дело такое, что вам нужно ехать, – подбодряет меня церковный староста, – покойный отец благочинный по нескольку возов с одной деревни, случалось, собирал, и вам всякий даст, я с вами сам поеду“. Отправляемся в деревню, „в коляду“, в дом идет староста и говорит: „Батюшка в коляду приехал“. Выходит хозяин. „В коляду приехали?“ – спрашивает у меня. „Да“, – отвечаю я в смущении. „Что ж, ваше дело такое, на нови нужно дать, пойдемте в амбар“. Я стараюсь как можно скорей уйти из амбара, чтобы не смотреть, как мне ссыпают коляды. Видя мое смущение, некоторые хозяева замечали: „Вы дужа рахманны, нужно быть посмелей, покойный отец благочинный сам каждого хлеба требовал. Ну ничего, даст бог, поживете с нами, пообвыкнете…“».

Как на оригинальную особенность, связанную с колядованием, нужно еще указать на следующий обычай, практикуемый в Кадниковском уезде Вологодской губернии. Здесь мальчишки семи – десяти лет ходят по избам сбирать лучины на вечера, причем распевают такие песни:

 
Коляда ты, коляда,
Заходила коляда,
Записала коляда,
Государева двора,
Государев двор середи Москвы,
Середь каменныя.
Кумушка-голубушка,
Пожертвуйте лучинки
На святые вечера,
На игрища, на сборища.
 

Если лучины дали, то в благодарность еще поют: «Спасибо, кума, лебедь белая моя, ты не праздничала, не проказничала, на базар гулять ходила, себе шелку накупила, ширинки вышивала, дружку милому отдавала. Дай тебе Господи сорок коров, пятьдесят поросят да сорок курочек».

Если же лучины не дали, то пожелания принимают совсем другой характер: «Дай же тебе Господи – одна корова, и та нездорова, по полю пошла, и та пропала».

День Рождества Христова, как почитаемый одним из самых великих праздников, крестьяне начинают самым благочестивым образом – отстоят литургию, разговеются, и только потом уже начинаются те бесшабашные празднества, которые заканчиваются поголовным пьянством и неизбежными в таких случаях бесчинствами и драками. Пьют очень много; в некоторых местах, как, например, в Краснослободском уезде Пензенской губернии, существует даже обычай, в силу которого каждый, кто хочет, будь то знакомый, незнакомый, русский, татарин, мордвин, – все равно может зайти в любую избу и пить сколько угодно, причем никто из хозяев не скажет ему ни слова. К концу дня обыкновенно все мужики за двадцать пять лет еле ноги волочат, многие женщины тоже. Среди этого разливанного моря и ненасытного разгула отрадное исключение составляет только деревенская детвора (и отчасти парни и девушки), которые ходят по дворам и славят Христа. Славильщики обыкновенно поют тропари и кондаки празднику и лишь в конце вставляют так называемые присказки. Вот для образца одна из таких присказок:

 
Пречистая Дева Мария
Иисуса Христа породила,
В яслях положила.
Звезда ясно сияла,
Трем царям путь показала —
Три царя приходили,
Богу дары приносили,
На колени припадали,
Христа величали.
 

Христославов крестьяне принимают очень ласково и радушно. Младшего из них обыкновенно усаживают на шубу, постланную в переднем углу мехом вверх (делается это для того, чтобы наседки сидели спокойно на гнездах и выводили больше цыплят), а всех остальных оделяют мелкими деньгами, пирогами, мукой и баранками. На вырученные деньги ребята нанимают обыкновенно избу для бесед, куда, кроме девушек и парней, ходят молодухи, вдовушки, солдатки и пожилые люди из числа непьющих.

В ночь под Новый год бесчисленные сонмы бесов выходят из преисподней и свободно расхаживают по земле, пугая весь крещеный народ. Начиная с этой ночи, вплоть до кануна Богоявленья, нечистая сила невозбранно устраивает пакости православному люду и потешается над всеми, кто позабыл оградить свои дома крестом, начертанным на дверях жилых и нежилых помещений. В эти страшные вечера, говорит народная легенда, Бог на радостях, что у Него родился Сын, отомкнул все двери и выпустил чертей погулять. И вот, черти, соскучившись в аду, как голодные, набросились на все грешные игрища и придумали, на погибель человеческого рода, бесчисленное множество развлечений, которым с таким азартом предается легкомысленная молодежь.

Так говорит строгая легенда, созданная благочестивыми людьми в поучение ветреной молодежи. Однако молодежь до сих пор не прониклась смыслом этого поверья и по всей великой Руси проводит Святки в веселье, распевая песни, затевая игры и устраивая гаданья.

Гаданье составляет любимое святочное развлечение. Гадают кое-где и под Рождество, и под Крещенье, но самым верным и действительным считается гаданье под Новый год (если только гадающий не забудет соблюсти все необходимые условия, т. е. будет гадать без креста, без пояса и не благословясь).

Почти все способы гаданья имеют одну цель – узнать, скоро ли, куда и за кого выдадут замуж (или на ком женят) и как сложится жизнь в чужой семье, среди чужих людей. Эти вопросы, по понятным причинам, больше всего интересуют женскую половину деревенской молодежи, и потому естественно, что девушки отдаются гаданью с особым увлечением.

Наиболее распространенными видами гаданья считается литье олова или воска, гаданье с петухом, выбрасыванье за ворота башмаков или лаптя и обычай «хоронить золото». Но все эти способы гаданья практикуются повсеместно, а самый ритуал их настолько общеизвестен, что нет надобности говорить о нем вновь. Можно только указать на кое-какие местные особенности того или другого гаданья. Так, в некоторых глухих губерниях (например, в Вологодской) при гаданье с петухом считается необходимым украсть у кого-нибудь из причта наславленного овса[108]108
   В глухих местах причту дают иногда вместо денег продукты хозяйства.


[Закрыть] и этим овсом обсыпать свои кольца. То же гаданье в Муромском уезде обставляется такими особенностями: гадальщицы раскладывают на столе щепотку крупы, кусок хлеба, ножницы, золу, уголь и ставят миску с водой. Ежели затем петух клюнет крупу или хлеб, то суженый будет из богатой семьи, ежели ножницы – портной, ежели золу – табачник, воду пить станет – муж будет пьяница, а если уголь вздумает клевать – то девушка не выйдет замуж совсем.

Кроме этих общеизвестных способов гаданья, существуют еще и такие, которые почти неизвестны в городах и практикуются только в деревне. Так, например, в Курской губернии девушки под Новый год ходят в хлев и обвязывают овец и коров поясами, а наутро смотрят: если овца или корова станет головой к воротам, то девушка выйдет замуж, если задом или боком – то придется ей еще год просидеть в девках. Этот способ гаданья редко обходится без шуток и глумлений со стороны деревенских парней. Вот что на этот счет рассказала одна баба нашему корреспонденту из Обояни: «Один раз стали наши девки гадать, пошли в овчарух, обвязали овечек поясами да и ушли в хату. А ребята поразвязали овец, наловили собак, обвязали их поясами да и пустили в овчарух. Пришли наутро девки – глядь, а вместо овец собаки… И что бы вы думали, – закончила рассказчица свое повествованье, – повышли те девки замуж, и у всех до единой собачья жизнь была».

В Вологодской губернии вместо овец и коров при гаданье девушек играют роль лошади. Гадальщица надевает коню мешок на голову и завязывает на шее, после чего садится верхом, задом наперед, берет в зубы хвост и гонит лошадь. Если при этом лошадь пойдет к воротам, то девушку нынче же выдадут замуж, и наоборот – если в хлев или к забору, то в нынешнем году никто не посватается.

И этот способ гаданья тоже, разумеется, не обходится без шуток парней, которые стараются испугать лошадь и хохочут, когда всадница свалится на землю. Но всего чаще проказят парни при так называемых гаданьях в овинах и в банях. В ночь под Новый год девушки толпой тихонько пробираются к овину, который считается страшным местом, потому что здесь обитает злой дух «овинник», и каждая, подняв сарафан, становится задом к окошечку, выходящему из ямы овина, и говорит прерывающимся от страха голосом: «Суженый-ряженый, погладь меня». Если затем девушке покажется, что ее погладили мохнатой рукой, – то, значит, муж у нее будет богатый, если голой – то бедняк. Проделав это, девушки идут в овраг, где находится баня, снимают с себя кресты и сеют золу, которую потом каждая из них высыпает отдельной кучкой возле печки. Здесь они проделывают то же самое, что у окна овина, только подходят к челу печки передом – и тоже просят суженого погладить их. Вот тут-то и случается, что вместо нечистого духа в овин и в баню забираются ребята и проделывают над гадальщицами непристойные, а иногда и прямо жестокие шутки, которые частенько кончаются трагически. (Наш пензенский корреспондент рассказывает об одном случае, когда гадальщица, которую схватил парень, спрятавшийся в овине, умерла от испуга.) Но в тех случаях, когда парни не мешают девушкам, гаданье в бане заканчивается тем, что, насыпав кучки золы, девушки на другой день идут смотреть в баню: если на кучке заметен след ног в сапогах – то девушка выйдет за богатого, если в лаптях – за бедного, если, наконец, будут видны следы от удара кнутом – то муж у девушки будет сердитый и будет бить жену.

В огромном большинстве случаев девушки гадают одни, без участия парней. Но есть способы гаданья, в которых принимает участие молодежь обоего пола. Сюда относятся, например, гаданья на росстанях дорог (известно, что перекрестки дорог – любимое место нечистой силы). Парни и девушки садятся здесь в кружок, очерчивают себя кругом, прикрываются белой полотняной скатертью и напряженно вслушиваются в тишину морозной зимней ночи. Если кто-нибудь услышит звон колокольчика – значит девушка выйдет в ту сторону замуж, а парень оттуда возьмет жену. Точно так же предвещает свадьбу и собачий лай, причем по характеру лая определяют даже свойства жениха (или невесты). Хриплый, грубый лай знаменует старого, ворчливого жениха, звонкий – молодого. Если лай послышится вблизи, то и жених будет из ближнего села; если послышится лай далекий, едва уловимый, то и жених будет из дальних мест. Всего чаще, конечно, гадальщики, настроенные на любовный лад, слышат или звон колокольчика, или собачий лай. Но бывают случаи, когда до них доносятся звуки, предвещающие несчастье, например звук топора (смерть) или звук поцелуя (потеря чести для девушки). Гаданье на перекрестках дорог требует, чтобы никто из гадающих не выходил из круга, пока все не будут «расчерчены», т. е. пока кто-нибудь из присутствующих здесь же, но не участвующих в гаданье снова не очертит кругом гадающих, – иначе гаданье не сбудется.

К числу совместных гаданий, в которых принимает участие молодежь обоего пола, следует отнести и подблюдные песни, которые, как известно, составляют лишь особый вид святочного гаданья. Впрочем, подблюдные песни, по общему отзыву наших корреспондентов, почти повсеместно выходят из употребления и молодежь к ним относится далеко без той серьезности, какая наблюдалась в старину. Теперь пение этих безыскусственных, полных ребяческой наивности песенок-загадок сплошь и рядом прерывается разухабистым фабричным мотивом, визгливыми звуками гармоники, а то и просто замечаниями непристойного характера. И единственные, кто еще не дает окончательно умереть подблюдной песне, – это деревенские девушки: они еще сохранили вкус к поэзии отцов и дедов и, собираясь в Васильев вечер «закидывать кольца», наблюдают, чтобы подблюдные песни распевались чин чином и чтобы старинные обряды сохранялись при этом во всей полноте, т. е. чтобы воду, куда опускают кольца, приносили из проруби, чтобы приносил ее парень первородный (первенец) или девушка «последняя» (т. е. младшая в семье)[109]109
   Для интересующихся можем указать еще следующие, очень распространенные способы святочного гаданья. В Васильев вечер девушки ходят под окна и подслушивают разговоры соседей, стараясь по отдельным, долетающим до них словам узнать свою судьбу. Еще чаще ходят слушать на церковную паперть, причем если гадальщицам почудится, что в пустой церкви поют «Исайя ликуй» – то замужество в этом году неизбежно; наоборот, если послышится «Со святыми упокой», то гадальщицу ожидает смерть. В большом ходу точно так же гаданье «на чулок» и «на замок». В первом случае девушка, ложась спать, оставляет на одной ноге чулок и говорит: «Суженый-ряженый, разуй меня». Во втором случае она привязывает к поясу замок, запирает его и ключ кладет под голову, тоже со словами: «Суженый-ряженый, отомкни меня». К этому же способу относится обычай «класть колодезь под головы». Колодезь – не что иное, как лучинки, положенные четырехугольником. Приговор в этом случае почти такой же, как и в предыдущих: «Суженый-ряженый, приезжай коня поить». Наконец, в большом ходу еще обычай ходить в полночь в курятник, ловить петуха на нашесте и по цвету перьев его определять цвет волос будущего мужа.


[Закрыть], и т. д.

Все виды гаданий (в особенности так называемое «страшное» гаданье с зеркалом) считаются благочестивыми людьми за грех. Но еще больший грех совершают те, кто рядится и надевает «хари» (маски). В особенности это развлечение считается неприличным для женщин и девушек. Во многих местах девушка из богобоязненной семьи, воспитанная в твердых правилах крестьянского приличия, ни за что не позволит себе не только надеть маску, но и просто нарядиться в несвойственный ее полу и возрасту костюм. Даже для парней маска, купленная в городе, считается непристойной забавой и настолько тяжким грехом, что провинившемуся остается только один способ поправить дело – это выкупаться в проруби в день Богоявленья.

Однако, несмотря на такое строгое отношение к обычаю рядиться, ни одни деревенские Святки не проходят без того, чтобы парни не устроили себе потешных развлечений с переодеванием. Еще загодя они подготовляют самодельные маски, бороды из льна и шутовские костюмы, состоящие из самых худых зипунов, вывороченных шерстью наружу, полушубков и проч. В сумерки желающие рядиться собираются к кому-либо в хату и одеваются кто цыганом, кто старым дедом, кто уродом-горбачом. При этом почти всегда «устраивают кобылу», т. е. вяжут из соломы чучело, немного похожее на лошадь, которую затем должны нести четыре парня. Когда все оделись, отправляются по деревне с песнями и криком. Впереди всех едет верхом на кобыле горбатый старичок с предлинной бородой (для этого наряжают мальчика-подростка). За ним ведут медведя на веревке цыган и солдат, а затем уже следует целая толпа ряженых парней и подростков. Шумной, веселой ватагой врываются ряженые в дома, пляшут, поют, предлагают гадать и выпрашивать табаку и денег. Обойдя все дома более богатых соседей, вся эта толпа вваливается в святочную избу и если денег насобирала довольно, то начинает бражничать.

Мы так долго останавливались на новогодних развлечениях деревенской молодежи только потому, что эти развлечения, как уже было сказано, составляют центр русских Святок и что не кто другой, как именно молодежь, дает тон общему веселью и своим жизнерадостным настроением, своими проказами, песнями и смехом заражает взрослое население, заставляя и его тряхнуть стариной и вспомнить молодость. Впрочем, забавы взрослых далеко не носят такого шумного характера и почти целиком направлены на исполнение дедовских обычаев, освященных церковью и временем. Притом же день Нового года представляет собой своего рода рубеж, отделяющий прошлое от будущего. В этот день даже в самой легкомысленной голове шевелится мысль о возможном счастии или несчастии, а в сердце роятся надежды, может быть и несбыточные, и ребяческие, но все-таки подымающие настроение и вызывающие какое-то смутное предчувствие лучшего будущего. В трудовой жизни крестьянина-пахаря, которая вся построена на случайностях и неожиданностях, это настроение приобретает особенную остроту, порождая те бесчисленные приметы, своеобразные обычаи и гаданья, которые приурочены к кануну Нового года и к самому Новому году.

Гадает взрослое население, разумеется, только о том, что составляет центр всех деревенских помыслов, т. е. об урожае, причем сплошь и рядом гаданье, как суеверное желание узнать будущее, сливается в данном случае с приметой, т. е. с наблюдением, проверенным опытом стариков. Вот, например, как гадают об урожае крестьяне Краснослободского уезда Пензенской губернии. В канун Нового года, около полуночи, двенадцать стариков (по числу месяцев в году), избранных всем обществом за примерную жизнь и испытанное благочестие, идут к церковной паперти и ставят здесь снопы хлеба – ржи, овса, гречи, проса, льна и проч, а также кладут картофель. Наутро нового года те же двенадцать стариков приходят в церковную ограду и замечают: на каком из снопов больше инею, того хлеба и надо всего больше сеять.

Кроме этих местных примет, есть и общие, распространенные по всей Великороссии. Так, например, почти повсюду крестьяне верят, что если в ночь под Новый год небо будет звездное, то в наступающем году будет большой урожай ягод и грибов[110]110
   Что касается крестьянских примет вообще, то большинство из них поражает своей наивностью и первобытностью миросозерцания. Однако попадаются и такие, которые делают честь народной наблюдательности и пытливости крестьянского ума. Интересующиеся могут на этот счет найти у Глеба Успенского («Власть земли») много подробностей и чрезвычайно глубокую оценку народных примет.


[Закрыть]. Не довольствуясь, однако, приметами, народная фантазия придумала целый кодекс гадания об урожае. Так, в Козловском уезде крестьяне, отстоявши утреннюю обедню, уходят на гумно и зубами выдергивают из кладушек былинки. Если выдернется былинка с колосом, полным зерна, то год будет урожайный, если с тощим – неурожайный. Еще более своеобразный обычай наблюдается в Саранском уезде Пензенской губернии. Здесь крестьяне в канун Нового года пекут отдельный каравай хлеба, взвешивают его, кладут на ночь к образам, а утром снова взвешивают и замечают: если вес прибавится, то наступающий год будет урожайный (в таком случае каравай съедается семейными), если же, наоборот, вес убавится, то год будет неурожайный (в этом случае каравай отдают скотине, чтобы она меньше голодала во время бескормицы)[111]111
   Известен также повсеместный новогодний обычай обсыпания зерновым хлебом, по преимуществу овсом или хмелем (символ изобилия). Обсыпают обыкновенно с различными приговорами вроде: «Уж дай ему Бог, зароди ему Бог, чтобы рожь родилась, сама в гумно свалилась». Зерна засевальщиков тщательно сберегают до весны и ими начинают засевать яровые поля.


[Закрыть]. С той же целью – определить урожай будущего года – крестьяне после заутрени ходят на перекресток, чертят палкою или пальцем на земле крест, потом припадают к этому кресту ухом и слушают: если послышится, что едут сани с грузом, – год будет урожайный, если пустые – будет недород[112]112
   Из числа других новогодних примет, не имеющих прямого отношения к урожаю, можно указать следующие: если утром, в день Нового года, первой придет в дом женщина, то это неминуемо принесет несчастье; если мужчина – то счастье. Если в день Нового года есть в доме деньги – весь год не будешь в них нуждаться, но только при условии, если никому не дашь взаймы. (На том же основании даже ребятишки не дают взаймы костыг и бабок.)


[Закрыть].

После урожая вторым властителем деревенских дум является, как известно, скотина. Ее здоровье и благополучие в значительной мере обусловливают и благополучие хозяев. Поэтому нельзя удивляться, что скотина точно так же составляет центр, вокруг которого создался целый цикл новогодних примет и обычаев. Так, например, во многих селениях центральной полосы России в Васильев день принято колоть так называемых «кесаретских» поросят (Васильев день называется иначе Кесаретским, по имени Василия Великого, архиепископа Кесарийского). Зажаренный кесаретский поросенок считается как бы общим достоянием: все желающие односельцы могут приходить и есть его, причем каждый из приходящих должен принести хоть немного денег, которые вручаются хозяину, а на другой день передаются в приходскую церковь и поступают в пользу причта. Обычай требует, чтобы кесаретский поросенок непременно был жареный и подавался на стол в целом виде (неразрезанным), хотя бы по величине он походил на большую свинью. Перед едой старший в семье поднимает чашку с поросенком вверх до трех раз, приговаривая: «Чтобы свиночки поросились, овечки ягнились, коровушки телились». По окончании же трапезы хозяин обыкновенно вызывает из числа гостей смельчака, который решился бы отнести кости поросенка в свиную закутку. Но охотников на такое рискованное дело почти никогда не находится, так как кости надо носить по одной, а в закутке в это время сидят черти, которые только того и ждут, чтобы выискался храбрец и явился в их компанию. Тогда они быстро захлопнут за вошедшим дверь и, среди шума и гама, будут бить его по голове принесенными костями, требуя назад съеденного поросенка. Понять происхождение этого обычая нетрудно: основная идея его заключается в сборе денег в пользу духовенства, которое за это должно молить Бога о здоровье и плодовитости скотины. Что же касается участия в этом обычае нечистой силы, приютившейся в свином закутке, то это не более как один из тех остатков язычества, которые переплелись с христианскими обрядами еще в те незапамятные времена, когда на Руси господствовало двоеверие. Доказательством того, что обычай колоть кесаретских поросят имеет именно такое значение, может служить аналогичный же обычай, практикуемый в Сольвычегодском уезде Вологодской губернии. Здесь крестьяне в день Нового года, рано поутру, съезжаются на погост со всего прихода, и каждый привозит свиные туши: кто четверть, кто половину, а кто и целую свинью, глядя по усердию и достатку. Туши эти жертвуются в пользу причта, а головы их кидают в общий котел и варят щи, которые и съедаются всем миром. Обычай этот соблюдается очень строго, и не пожертвовать в Новый год духовным лицам свинины считается непростительным грехом, так как жертва эта делается в благодарность за благополучие скота в прошедшем году и с целью умилостивить Бога и предохранить скот от падежа в наступающем году.