Текст книги "Морской спецназ. Спас на крови"

Глава 4

Новороссийск, Российская Федерация

Расследование увязло – Протасов понимал это с каждым днем. Точнее, оно внятно разделилось на две части. Первая – это расследование нападения на пограничный катер. Вторая – поиск человека, который «крышует» контрабандистов в Новороссийске. И если в отношении второй части вопроса можно было говорить о некоторых подвижках, то первая засела наглухо. Майор уже практически смирился с тем, что на прямых свидетелей нападения рассчитывать не стоит. Его подчиненные умаялись опрашивать капитанов малых и средних кораблей. И не надо было иметь каких-то умопомрачительных способностей к сыскной деятельности, чтобы понять: контрабандисты уже прекрасно знают, что в их направлении копают.

Что касается «крыши» контрабандистов, тут сложность была в другом. Во-первых, таких людей было несколько. Или, скорее, так: их было немало, и каждый из них на своем уровне помогал контрабанде незамеченной просачиваться через пограничников и портовую таможню. Среди них были даже обыкновенные докеры, которые получали немалую прибавку к заработной плате за счет того, что некоторые коробки, ящики или мешки попадали совсем не в ту часть склада, в которую им бы полагалось, судя по маркировке. Докеров вычисляли буквально «на раз» – осведомители в их среде имелись и у уголовного розыска, и у военной прокуратуры. Но это не значило, что их можно срочно хватать и раскручивать. Грузчики были слишком мелкими сошками, чтобы представлять интерес для Протасова и его следственной группы. Зато начни их тормошить – и спугнешь крупную рыбу.

Хотя, конечно, стукачей трясли со всем усердием, начиная с того дня, как погиб катер. И вот какая странная штука: насколько бы ни различались их показания, все сходились в полной неосведомленности относительно событий той трагической ночи.

Протасов сделал выводы. Вероятнее всего, преступники не появлялись в порту. Наверное, у них был настолько важный груз, чтобы устроить бойню. В окрестностях Новороссийска было множество тайных мест, в которых корабль мог быстренько разгрузиться, оставшись незамеченным.

Несколько рейдов, проведенных людьми майора наугад, не принесли никакой пользы. Попался только один кретин, перегружавший в багажник ржавой «шестерки» выловленных без лицензии крабов. Задержание было проведено, пожалуй, с чрезмерной лихостью – грузин, забиравший деликатесные морепродукты для своего ресторанчика, даже обделался со страху. Но медвежья болезнь незадачливого сына гор не была тем достижением, которым Протасов хотел бы похвастаться перед начальством.

Работа по руководству порта выявила страшную картину. Не получал своей доли от циркуляции контрабандных товаров разве что ленивый. Но опять-таки не имело смысла грести всех налево и направо. Протасову были нужны те, кто занимается вполне конкретными темными делишками, а не придурки, чья незаконная деятельность ограничивалась неучтенными шмотками, компьютерами, косметикой и тому подобным мусором. Собственно, их даже на карандаш брать не имело смысла: если потом, когда спадет напряг, прошерстить их всех разом, то порт окажется в состоянии жесточайшего коллапса на почве отсутствия администрации. А поодиночке не получится.

Протасов решил, что кого-то все-таки придется взять. Как ни крути, но все, кто занимался в порту Новороссийска темными делами, были более-менее в курсе занятий себе подобных. Это было необходимо, чтобы как можно меньше путаться под ногами друг у друга.

Оставалось только найти подходящую жертву. И эта жертва должна быть настолько увязшей, чтобы с крючка ей не сорваться ни при каких условиях.

Горисполком был орешком покрепче. Там сидели люди, сумевшие пройти через такую школу жизни, которая в итоге привела их в руководящее кресло. И даже какого-нибудь занюханного начальника отдела по делам молодежи было бы очень непросто сковырнуть. Скользкая шкура и лисья хитрость – неотъемлемые принадлежности любого чиновника, сумевшего добраться до исполнительного комитета.

Уже на третий день работы по исполнительному комитету, слушая доклады своих оперативников, Протасов мысленно крыл окружающий мир самыми нехорошими словами.

Прошло еще десять дней – и Новороссийск оказался потрясен и оглушен в буквальном смысле слова.

* * *

Темны летние ночи в Новороссийске. Особенно если на небе виднеется только тоненький серп растущего или убывающего месяца да бриллиантовая россыпь звезд.

Техническая база Новороссийской пограничной флотилии находится в шести километрах от порта, если ехать по узкой, щербатой асфальтовой дорожке вдоль берега. Это восемь бетонных причалов, сухие и плавучие доки, много технических построек, жилые помещения для персонала. И конечно же – топливные танки. Огромные цистерны расположены в стороне от прочих построек, как того требуют правила техники безопасности. Помимо основного забора базы, их окружает еще и свое собственное ограждение – двухметровая бетонная стена с колючей лентой «егоза» поверху. Шесть осветительных мачт заливают территорию хранилища и окрестности пронзительно-ярким белым светом.

Поскольку топливное хранилище расположено внутри территории базы, его охрана никогда не была большой. Непосредственно у ограды хранилища стояла одна-единственная вышка, на которой сидел часовой с автоматом.

Между оградой хранилища и забором пограничной базы велось патрулирование, две вышки на противоположных сторонах могли наблюдать все, что творилось по обе стороны забора базы, специально для удобства обзора снаружи уничтожили все деревья и кустарники на расстоянии пятидесяти метров.

Самое трудное время для часовых – с двух часов ночи до пяти утра. Собачья вахта, Час Быка, время, когда солдату или матросу очень трудно удержаться от того, чтобы не клевать носом. Это ведь не человек на гражданке, который имеет днем значительно больше времени для отдыха! Служба – штука довольно-таки изнурительная. Даже если боец, имевший неосторожность попасть в «собачью вахту», не спит с открытыми глазами, его внимание все равно значительно ослаблено.

В час тридцать ночи на базе пропало электричество. Никто не удивился – материальная часть базы, ее техника и оборудование давно уже требовали серьезного ремонта, а кое-что уже и ремонтировать было поздно, требовалась замена. Между тем министерство обороны не баловало военных большими ассигнованиями. Так называемый «хозяйственный» способ ремонта, строящийся на самостоятельной добыче необходимых вещей, был бесполезен. Во-первых, не все можно было достать, а во-вторых, офицеры вовсю компенсировали скудость своего содержания именно таким методом, так что собственно базе доставались крохи.

Свет и раньше пропадал – старая подстанция части то и дело начинала капризничать, напропалую жгла предохранители и замыкала. На восстановление после неполадок обычно уходило до полутора часов времени.

Разбуженные электрики, матерясь и клюя носом, выдвинулись на устранение неполадок. Придя к подстанции, они обнаружили ее шкаф открытым. Это было странным, так как обычно шкаф запирался на висячий замок.

– Небось бойцы решили меди надербанить… пробормотал один из электриков.

Высказанная им идея была не такой уж нереальной. Года два назад на базе произошел инцидент с летальным исходом. Двое «дедушек», приняв на грудь по триста грамм белой, решили, что смертельно нуждаются в добавке. Но денег не имели. И почему-то решили, что оптимальным способом материального обогащения будет добыча пары-тройки килограммов меди из подстанции. В итоге одного из них убило током, а второй, напуганный открывшимися перспективами в виде взбучки и отправки на «дизель», решил уйти в самоволку, прихватив пару автоматов из оружейной. Как раз во время возни с замком оружейной его и повязали.

А один раз подстанцию ободрали без последствий. И виновных так и не нашли.

– Убивать таких бойцов надо, – проворчал второй электрик, осторожно подходя к шкафу и светя внутрь карманным фонариком. – Ни фига себе! – присвистнул он через несколько секунд.

В хитросплетение проводов и контактов был буквально вколочен маленький ломик, в просторечии именуемый «фомкой». Он и стал причиной замыкания. Собственно, возле него до сих пор еще искрило, трещало и воняло озоном.

– Командира надо бы позвать, – сказал первый электрик. – Что-то не нравится мне все это.

Второй ответить не успел. Небо треснуло пополам, земля ушла из-под ног, но только для того, чтобы через долю секунды сокрушительно взбрыкнуть. Уши пронзила невыносимая боль, электрики разинули рот в беззвучном крике, а потом горячий ветер, тугой, как надутая резиновая покрышка, сорвал шкаф подстанции и с невероятной силой швырнул его на людей…

Но это был только первый взрыв. Он разворотил бок танку с дизельным топливом, выпустив наружу огненную реку. Сконденсировавшиеся пары солярки вспыхнули, выжигая воздух, и это породило эффект вакуумного взрыва, от которого расплавились, словно парафиновые свечи, стальные опоры танка.

Вслед за этим взорвался резервуар с бензином. И это, пожалуй, было пострашнее. Стальная бочка длиной сорок метров и диаметром в десять разлетелась на куски, самые большие из которых можно было спокойно унести в одной руке. Раскаленные почти до температуры плавления, эти ужасные снаряды напрочь просвистели над поваленным после первого взрыва забором топливного хранилища, размололи в щепу пару тополей, взрывной волной превратили жилой корпус в мешанину из бетона, железа, крови и мяса.

Потом взорвались два более мелких резервуара. Это стало уже незначительным штрихом на картине из преисподней, в которую превратилась база.

Пламя поднималось на десятки метров над землей. Жирный черный дым застил небо. К пожару нельзя было приблизиться на расстояние меньшее, чем полкилометра. В зданиях на расстоянии четырех километров повылетали стекла. Осколки металла, куски камня и дерева разлетелись на расстояние до шести километров. Пятнадцатикилограммовый кусок стали, раскаленный докрасна, упал прямо в середину рыбацкого баркаса. Спасся всего один человек.

Загорелись три пограничных корабля, находящихся на базе в момент взрыва. Один из них выгорел полностью.

Город проснулся в полном составе – гром взрыва был слышен даже на самых дальних окраинах. Люди прильнули к окнам, вышли на балконы, высыпали на улицу. Все смотрели на чудовищное зарево, охватившее полнеба, и исполинский, мохнатый султан дыма, подсвеченный снизу багровыми бликами.

Пожарные не сразу смогли подобраться хотя бы к краю пожара – что уж говорить про то, чтобы тушить его очаг! Со всей области и даже из близлежащих районов к месту происшествия были выдвинуты пожарные расчеты.

* * *

Приземистый, темный силуэт тихо скользил по ночному морю. «Дельфин» возвращался с новым грузом. Салим Мубарах стоял на мостике, напряженно вглядываясь в приборы.

Траянос встретился с ним в Панатинаикосе лично, приехав из Афин. Мубарах впервые встретился с человеком, являвшимся верхним ярусом в той пирамиде, частью которой стал турок, приняв на себя командование замечательной яхтой.

Траянос проконтролировал погрузку, а потом назвал Салиму точное время, когда тот должен прийти в Новороссийск.

– Вы, должно быть, знаете что-то такое, чего не знаю я, – усмехнулся Мубарах. – Потому что говорить о точном времени в условиях, когда на море не продохнуть от пограничников…

Он знал, что говорит. Только чудом «Дельфину» удалось остаться не замеченным для сторожевика, практически беззвучно шедшего вдоль побережья на малом ходу. Салим и сам толком не знал, чему тут быть обязанным – или опыту, или шестому чувству, заставившему срочно дать малый назад и тем самым ускользнуть от луча прожектора, начавшего обшаривать морскую даль.

– Салим, как ты думаешь, я много знаю такого, чего ты не знаешь? – улыбнулся грек не без приязни. Он любил, когда его слова подвергаются сомнению – совсем немного, без фанатизма.

– Думаю, что много.

– Поверь: той ночью пограничникам и морякам будет не до того, чтобы искать на море каких-то контрабандистов.

И когда через пять дней после этого турок увидел, как над темной громадиной близкого берега поднимается исполинский султан пламени и дыма, он понял, что Траянос и вправду был очень осведомленным человеком. А еще – Мубарах ощутил, как по его шкуре бегут здоровенные холодные мурашки. Это ведь грек устроил, можно не сомневаться. И как бы спокойно турок ни относился к своей и чужой жизни, ему все равно стало страшно.

Пожар на несколько километров освещал окрестности порта. Море отражало в себе пламя, став темно-оранжевым. На фоне этого неестественного сияния хорошо были видны силуэты суденышек и кораблей, застигнутых происшествием в море. Салим подумал, что сейчас все они смотрят на огонь и, значит, можно двигаться спокойно.

Тем не менее он двигался очень осторожно – не хватало только погореть на уверенности в собственной неуязвимости. Направив катер изрядно в сторону от гавани, где находилось укрытие контрабандистов, Салим ушел в глухую тень, укрывшись за небольшим мысом. Оттуда, никем не замеченный, он пристально осмотрел море в бинокль, чтобы заметить того, кто мог бы двигаться за ним следом. Но таких кораблей не попалось. Прождав примерно полчаса, Салим вывел «Дельфина» из-за мыса и пошел в гавань, держась настолько близко к берегу, насколько позволяла осадка.

Спустя полтора часа за ним закрылась дверца дока. Винтра, ожидавший у причала, подошел к Салиму, протянул обе руки для приветствия и сказал:

– А я уже начал волноваться.

Мубарах усмехнулся и спросил:

– Это наш фейерверк?

Янис уклончиво покачал головой.

– Очень удачное стечение обстоятельств, если честно. Грех не воспользоваться такой возможностью для спокойного входа в порт.

– А не слишком ли много шума вокруг того, что лежит у меня в трюме? Игра стоит такого громкого оформления?

– Оформление, Салим, всегда зависит от того, насколько важна игра. То есть какое количество денег получат организаторы по итогам. Поверь, здесь речь идет об очень серьезных суммах.

– Палка о двух концах. Думаете, причины такого эффектного пиротехнического представления не станут известны нашим противникам? Терроризм – пугало современности. Стоит только следствию понять, что взрыв был не случайным, и у них развязаны руки. Волков сбежится столько, что мало не покажется никому.

Пока Салим говорил, они с Винтрой покинули док и прошли в комнату отдыха, оборудованную в другом конце бункера. Там стоял накрытый стол, а большой фарфоровый чайник уютно хранил тепло под плотной тканью «грелки».

– Температура, с которой все это горело, уничтожит все следы взрывного устройства. Это во-первых. А во-вторых, пока что наша работа выполнена. У нас с тобой – отпуск на две недели.

– А что потом? – спросил Салим, поднимая чашку, полную угольно-черного ароматного чая.

– Будет задание. Суть его мне пока что не рассказали. Но это очень важно для господина Траяноса. Так что надо подождать.

Мубарах неодобрительно покачал головой. Опять ему придется маяться от безделья и смотреть сны о море.

По всей видимости, неудовольствие очень внятно отразилось на лице турка, потому что Винтра посмотрел на него с искренним сочувствием.

– Ты что, не хочешь перевести дух? – спросил он.

Салим понял, что, возможно, маяться и не придется.

– Не хочу. Сидение на месте делает кровь жидкой. Ты теряешь навыки понимания моря. А контрабандист, который их потерял, очень скоро становится жертвой. Между тем мне очень нравится этот катер, море и собственная жизнь.

Винтра явно задумался. Чтобы заполнить паузу, возникшую в разговоре, он раз за разом прихлебывал из чашки горьковатый душистый чай. Салим взял с тарелки кусочек рахат-лукума, впился зубами во фруктовую сладость.

– Ты ведь умеешь молчать… – это было сказано без вопросительной интонации.

Салим только наклонил голову, подтверждая, что такому простому навыку он обучен в наилучшем виде.

Винтра удовлетворенно кивнул. Поставив чашку, он сказал:

– Венедитис не обрадуется, если ты будешь почем зря шастать по морю. Но, как вариант, тебе вовсе не обязательно появляться там, где тебя могут увидеть глаза его людей. Море ведь огромно.

– Относительно, – усмехнулся Салим. —Когда речь заходит о таком роде занятий, как контрабанда, его границы сужаются. Глаза твоего босса могут быть где угодно, вплоть до Владивостока или Кейптауна.

– Салим, если ты не хочешь сидеть на месте, я думаю, что небольшое дело для тебя найдется. Но если ты опасаешься нашего босса…

– Не передергивайте, господин Винтра. Я просто не хотел бы оказаться в опале за непослушание.

Янис кивнул. Поставив чашку на стол, спросил у Мубараха:

– Если я найду тебе дело, которое позволит не сидеть на месте и при этом не станет известным Траяносу, ты на него согласишься?

– Без разговоров, – кивнул турок.

Винтра кивнул головой, допил чай и вышел из комнаты. Салим хмыкнул, налил еще чашку и снова потянулся к блюду со сладостями.

* * *

Земля на месте потушенного пожара была настолько горячей, что жгла даже сквозь толстые подошвы обуви. И дело было даже не столько в остаточном жаре от пламени, а в том, что солнечные лучи прекрасно поглощались пеплом. Черный и жирный, он покрывал землю, огрызки стен, торчащие на месте зданий, и все, что было поблизости от места, еще два дня назад являвшегося базой пограничного флота.

Протасов топтался по руинам вместе с множеством других людей. Когда случилось это ужасное ЧП, ему немедленно добавили второе расследование, а первое остановили. То есть его не прекратили формально, но реально на два дела времени не было. И вот – он расхаживает по пожарищу, чувствуя даже сквозь респиратор, как страшно здесь воняет. Пот стекает по его лбу, груди и спине, и от этого еще жарче.

Протасов покосился в сторону того, что было топливными танками. Это напоминало творения ненормального скульптора-монументалиста. На черных покосившихся металлических опорах, торчащих из земли, как огрызки зубов. Кое-где металл потек, и ровные прежде двутавровые балки топорщились пузырями и потеками. От цистерн остались куски листового металла, больше напоминавшие толстую заскорузлую ткань того же черного цвета. Если бы майор собственными глазами не видел это, он бы не поверил, что стали можно придать такую форму.

Плавился не только металл – развалины жилого корпуса тоже кое-где были покрыты потеками: силикатный кирпич не выдерживал температуры, растекался. Тонкая стеклянистая корка, словно клей, скрепила развалины, так что разбирать эти груды было очень непросто.

В результате взрыва на базе погибло пятьдесят два человека. Еще тридцать было ранено, из них двенадцать – тяжело. Впрочем, количество убитых было пока что приблизительным. Это проверялось скорее по спискам народа, который был в том или ином месте базы. То есть документы говорили одно, но в реальности могло оказаться совсем другое.

На данном этапе было найдено от силы десять тел. Точнее, останков: руки, ноги, торсы, головы. Фактически они могли принадлежать большему количеству народа. Про то, чтобы опознать когото, речи вообще не заходило – пламя старательно потрудилось над тем, что было раньше живым человеком, а теперь превратилось в покореженные, мумифицированные комья, с трудом распознаваемые в качестве частей тела.

Протасов увидел бойца в грязном камуфляже, на котором было не разобрать знаков различия. Да что знаки различия! Только покрой одежды и сознательное понимание того, что здесь, на пепелище пограничной базы, могут быть исключительно люди служивые, позволяло идентифицировать одежду этого парня как стандартный армейский камуфляж. Боец нес в руках оторванную человеческую голову. Ненадолго майор замешкался, пытаясь определить, что же именно в этой голове ему показалось странным. Потом он понял, что голова принадлежала женщине.

Боец положил свою страшную ношу на брезент, сделал несколько шагов в сторону, и его начало жестоко рвать.

Протасов подошел к начальнику базы. Толстый полковник стоял с потерянным видом. Он жил на другом конце города. И мирно спал, когда раздался телефонный звонок, передавший страшные вести, а спустя пять минут приехала служебная машина, доставившая его на базу. Или, точнее, на место происшествия.

– Товарищ полковник, были ли на базе женщины?

Полковник утвердительно кивнул.

– Да, были. Кухонный персонал у нас вольнонаемный. А что?

Протасов объяснил. Полковник позеленел так, что майор испугался, как бы он не грохнулся в обморок. Но начальник базы удержал себя в руках и ответил:

– Вообще-то, по ночам женщин на базе быть не должно. Они уходят домой где-то через час после ужина.

– Ну, всякое бывает, – покачал головой Протасов.

– Да я понимаю, – вздохнул «полкан». —Хотя, если честно, среди наших поваров и кухонных работниц нет ни одной, на которую можно глаз положить. Я специально таких и набирал, чтобы бойцы не расслаблялись. Разве что, шельмецы, решили девку протянуть втихаря.

– Это уже случалось? – вопрос майора Протасова был исключительно риторическим.

– Да ясное дело! Что вы хотите? Народ молодой, не все из Новороссийска, есть и срочники. А какой нормальный мужик согласится все время без бабы жить? Я их, конечно, гонял за это… Но разве за всем уследишь?

– Не уследишь, это точно, – Протасов вполне внятно представлял себе, что такое солдатская изворотливость. Уж если они захотят протащить на базу девицу легкого поведения, то считай, что это непременно получится.

Кивнув полковнику, Протасов подошел к брезенту, присел на корточки возле головы. Вытащив из планшета карандаш, он аккуратно перевернул голову, чтобы увидеть лицо. По иронии судьбы оно не слишком пострадало.

Она была молодой и, кажется, даже симпатичной. Хотя об этом было очень трудно судить лицо распухло, мимические мышцы сложились в жутковатую гримасу. Типаж женщины был скорее южным – темные волосы, черные брови, высокие скулы, смугловатая кожа. Впрочем, об этом все равно судить экспертам. Смерть, особенно насильственная, умеет менять лица до неузнаваемости.

Протасов вздохнул и положил карандаш, которым поворачивал голову, в другое отделение планшета. Когда рядом будет мусорный бак, он выбросит его. Раскидывать посторонние предметы на месте происшествия – глупо. А пользоваться им по назначению уже не получится. Можно сказать, что это было небольшим суеверием Игоря Протасова. Он часто по долгу службы имел дело со смертью и потому старался не брать с собой ее следов.

Кем была эта женщина? Родственницей или подругой кого-то из людей, погибших в жилом корпусе? Или проституткой? Или еще кем-нибудь? Или вообще террористкой-смертницей? Последняя идея, впрочем, выглядела как-то слабо. Давно уже никто не подрывал себя при помощи поясов с взрывчаткой – даже в Москве. Да и не хватило бы мощности переносного устройства, чтобы учинить подобное бедствие.

За те часы, которые Протасов и следственная группа провели на месте трагедии, не было найдено никаких следов, непосредственно указывающих на то, что взрыв топливной базы был умышленным. Пожар был чересчур сильным, так что на пепелище не было ничего, кроме собственно золы и обломков. А поиски микрочастиц вкупе с обшариванием окрестностей требовали немалого времени. Как бы не получилось, что счет пойдет на дни.

Вонь начала пробиваться через респиратор. Протасов тоскливо посмотрел на солнце, взбиравшееся по небосводу. Полдень придет через пару часов, и здесь будет такое пекло, что даже чертям тошно станет. Только сейчас майор осознал, что очень сильно хочет пить. Он направился к своему «уазику», где находилась предусмотрительно захваченная с собой канистра питьевой воды. Она, наверное, нагрелась. Но сейчас это не имело значения.

* * *

Вернувшись в военную прокуратуру, Протасов узнал, что его ожидает посетитель. Первой мыслью было послать его подальше, но, когда майор узнал, что этот человек ждет его уже добрых три часа, он решил все-таки уделить ему внимание. Вдруг все-таки будет рассказано чтонибудь ценное!

Посетитель оказался квадратным усатым дядькой, производившим впечатление статуи, вырубленной из куска дерева. Он был одет в потертые джинсы с большими накладными карманами и клетчатую рубашку, так что напоминал американца из западных штатов.

– Присаживайтесь, – устало сказал Игорь.

Посетитель осторожно примостился на стуле напротив майора и представился:

– Иванов Степан Макарович. Военный пенсионер.

Протасов кивнул, показывая, что информация принята к сведению, и одновременно рекомендуя Иванову скорее переходить к делу.

– Тут недавно пограничников постреляли, сказал Степан Макарович. – И говорят, вы какие-то непростые корабли ищете.

– Ну, не то чтобы «непростые». Мы ищем разные корабли, которые могут представлять интерес. В первую очередь – новые, непривычные.

Иванов многозначительно потряс пальцем, как будто бы демонстрируя, что как раз слово «непривычные» – просто замечательное и наилучшим образом отражает порядок вещей.

– Я рыбалкой увлекаюсь. Ночной в том числе. Иногда в море выхожу, иногда с берега ловлю. Прошлой ночью намылился бычков потаскать у Каменного. Знаете, там бухточка есть маленькая?

Протасов не знал. Количество маленьких бухточек в окрестностях Новороссийска приближалось к бесконечности. И мало кто мог похвастаться тем, что знает их все без исключения. Хотя, конечно, мыс Каменный был майору знаком – года два назад там нашли первую жертву маньяка Павла Яцыны. И хотя дело военной прокуратуры не касалось, тем не менее в общих чертах о нем знали все, кто занимается сыскными делами в Новороссийске.

Протасов нейтрально кивнул. Иванов счел это сигналом к тому, что можно продолжать рассказ.

– На рыбалку я обычно с ночевкой выбираюсь. Семья – штука хорошая, но человек должен хотя бы иногда получать от нее отдых. Наверное, это каждый понимает, кто долго семейной жизнью живет. Вот и мы с женой тоже иногда отдыхаем друг от друга. То она уедет в деревню, то я на рыбалку. Благо дети уже не маленькие, давно по отдельности живут.

В общем, я приехал на Каменный, устроился на своем обычном месте, до сумерек половил, а потом устроился спать. Чтобы не под открытым небом, но и лишнего не таскать, я армейскую плащ-палатку с собой вожу. Нарвал травы, плащ-палатку поставил – и полный ажур. Лег спать, а проснулся, когда грохнуло. Я выскочил, оглядываюсь, вижу – пожар на военной базе. Ох, думаю, ничего себе! Ну, понятно, стал помаленьку собираться. И только уселся плащ-палатку свернуть, как о-па! Что-то в бухту входит. Корабль какой-то. Я сразу понял, что с ним какая-то засада.

– Почему? – спросил майор.

Степан Макарович укоризненно посмотрел на следователя, перебившего его гладкое повествование. На лице Протасова не дрогнул ни единый мускул – он терпеливо ждал продолжения.

– А потому что, во-первых, он шел по самому берегу. Ну в смысле так, что, наверное, пузом по дну должен был чирикать. И на малых оборотах, чтобы не шуметь. Я так сразу подумал – а чего это он так крадется? И залег на берегу, чтобы на глаза не попасться. Смотрю, он в бухту зашел и в дрейф лег. Типа пережидает что-то. Ну, я тоже не показываю виду, что на берегу валяюсь. Хотя, конечно, страшновато стало – а ну как сзади сейчас подкрадется какая зараза! Катер этот постоял маленько – и опять в море. И к востоку от города все так же по бережку учапал. Ну с чего бы нормальным людям в прятки играть? Ну, а второе, что удивило, так это что я ничего подобного раньше не видел. Странная какая-то посудина, если честно. И корпус, и надстройка низкие, от силы метра два с половиной. Как машина спортивная, только на воду поставленная. Видно сразу, что, если понадобится, он такую скорость может выдать, что мало не покажется.

– Какого размера было судно?

– Ну, так точно и не скажешь, но думается, что не меньше пятнадцати метров. В общем, довольно-таки солидная посудина!

Вполне возможно, что это был след! Размер, названный Степаном Макаровичем, подразумевал, что в принципе на этом непонятном корабле «вулкан» умещался запросто. Точно так же вызывало вопросы и его нарочито скрытное перемещение. То есть ему можно найти и такие объяснения, которые не подтвердят его причастность к инциденту с пограничным катером. Но за отсутствием прочих ниточек тянуть следовало за любую, которая попадалась на глаза.

– Вы говорите, что катер был странным, необычным. Подробней можно?

Степан Макарович пожал плечами.

– Я мало что путного могу сказать. Все-таки на дворе не ясный день стоял. Смог разобрать только, что это не рыбацкий сейнер, не баркас какой-нибудь. Но и не военный корабль, точно. Скорее что-то спортивное.

– В Новороссийске довольно много моторных яхт. Вы не припомните среди них ту, которая напоминает увиденное вами судно?

Иванов фыркнул в усы.

– Скажете тоже! Я на эти игрушки богачей глаза пялить не привык. То есть, товарищ майор, вы меня поймите правильно: я никому не завидую, никого не собираюсь обвинять в том, что, дескать, наворовал чужих денег и теперь вот шикарно живет. Но с другой стороны, обращать слишком много внимания на то, что тебе заведомо недоступно, – это не по мне. Так что, извините, я не могу сказать, насколько этот катер или яхта были похожи на то, что ходит в Новороссийске.

Протасов понимающе кивнул.

– Но если хотите, я могу примерно нарисовать ее очертания, – предложил Иванов. – Силуэт-то я помню. И кое-какие навыки черчения имею. Не художник, конечно, но думается, что хоть примерно вы поймете, что это такое.

– Неплохая мысль, – ответил майор и положил перед Степаном Макаровичем лист бумаги. Тот взял из пресс-папье на столе карандаш и стал выводить абрисы неизвестного катера.

Майор не питал на этот счет иллюзий. Одно дело, когда перед тобой атлас с детальными, тщательно нарисованными силуэтами. Там все выверено, там практически нельзя ошибиться. Но вот сидит обыкновенный рыбак. Он сам признался, что не имеет особого дарования художника. Кроме того, он видел корабль не очень хорошо и в темноте. Насколько полезным будет рисунок? Протасов удержал в себе невеселый вздох.

Иванов трудился недолго. Наконец, когда линии сложились в контур приземистого, хищного катера или моторной яхты, он наскоро заштриховал силуэт и протянул результат майору.

Следователь посмотрел на контур. То, что это судно ближе всего к прогулочно-спортивному, понятно с первого взгляда. Причем оно явно рассчитано на весьма недурственную скорость. Обводы стремительные, даже хищные. И, если только это не огрех рисования от Степана Макаровича, в сумме профиль похож на огромную рыбу, выставившую над водой широкий спинной плавник.

– Форма корпуса у него такая, своеобразная, – палец Степана Макаровича провел по рисунку. – Наверное, очень красивая штука, если днем смотреть.