Текст книги "Морской спецназ. Спас на крови"

– Да, пожалуй, – пробормотал майор. Значит, форма – не ошибка рисовальщика. И значит, есть надежда, что опознание состоится. Потому что форма у неизвестного судна настолько же характерна, как профиль Наполеона Бонапарта. Его, как ни коверкай, все равно узнать можно.

– Спасибо, Степан Макарович. Кажется, нам это действительно пригодится.

– И как думаете, эта шаланда на самом деле на пограничников могла наехать? – спросил Иванов.

– Ума не приложу, – честно ответил Протасов. – Кстати, а вы ничего особенного не слышали? Я имею в виду, просто по ходу жизни. Слухи – они такая вещь, текучая, как жидкий гелий. В любую щелку просочатся.

Степан Макарович задумался. Думал он старательно, морщил лоб и шевелил губами, как будто читая про себя текст, возникающий где-то в хитросплетении нейронов головного мозга.

– Слухи разные бывают. Но вообще, говорят, «контрабасы» в городе притихли. С одной стороны, понятно: расстрелянный пограничный катер – это не баран чихнул. Погранцы теперь церемониться не будут. Чуть неподчинение – и все, получай стрельбу на поражение. А с другой стороны, ощущение, что им кто-то вежливо намекнул: не светитесь вы, ребята!

– Источники слухов? – спросил Протасов.

– Мужики судачат, – ответил Иванов, мгновенно помрачнев. Видимо, ему очень не хотелось говорить, какие именно мужики рассказывают эти истории.

Впрочем, майор и не собирался проявлять в эту сторону любопытства. Даже если Степан Макарович все ему расскажет, откуда у следствия сейчас ресурсы на беготню и уточнение слухов. Если бы не взрывы, то, конечно, Протасов бы надавил. А так – ему нужна конкретная информация, и, значит, Степан Макарович пока что может быть спокоен за анонимность своих говорливых приятелей.

– Я запишу ваши координаты, если не возражаете? – потянулся майор к блокноту.

– Я-то не возражаю, – с сомнением проговорил Иванов.

Майор понял, откуда эта тональность, и уточнил:

– Информация конфиденциальная, ваше имя нигде фигурировать не будет.

Степан Макарович просветлел лицом и отбарабанил:

– Улица Нахимова, дом двадцать восемь, квартира сорок пять. Телефон домашний… телефон мобильный…

Протасов заканчивал писать, когда пронзительно заверещал внутренний телефон. Он снял трубку и услышал голос генерал-полковника Крохалева, начальника прокуратуры.

– Майор, ты сейчас занят?

– Сейчас освобожусь. У меня тут человек, который вчера видел какой-то подозрительный катер у мыса Каменный. Это может быть полезная информация по делу нападения на пограничный катер.

– Хорошо, заканчивай – и мухой ко мне!

Распрощавшись со Степаном Макаровичем, майор поднялся к начальству.

Начальник прокуратуры был не один. За монументальным столом для совещаний сидели трое мужчин. Единственный вопрос, который в этой связи возник у майора: какую структуру представляет эта троица?

Майор отдал честь. Генерал протянул ему руку – в нормальных обстоятельствах он не считал зазорным поручкаться с подчиненными.

– Присаживайся, Протасов. Знакомься – это оперативная группа специальной комиссии при Генштабе ВМФ. Говоря простым языком, это наше подкрепление из столицы. Ну и, уж простите меня, товарищи офицеры, дополнительный геморрой на наши несчастные задницы.

Оперативники дружно рассмеялись. Майор с облегчением подумал, что, кажется, по части спеси у них все в норме. Значит, можно сработаться.

– Майор Протасов, Игорь Юрьевич, – представился он.

Все трое оперативников носили звания капитанов третьего ранга. То есть формально соответствовали в табели о рангах самому Протасову. Первым представился командир группы – Антон Бережной. Это был белобрысый крепыш высокого роста с пронзительно-голубыми глазами. По любым меркам – белокурая бестия, мечта любого идеолога арийской расы. Второй кап-три казался чуть полноватым. Или, скорее, просто коренастым. Звали его Кирилл Томанис. Третий оперативник был того же телосложения, что и Бережной, стригся под угловатый ежик и звали его Юрий Разин.

Обменявшись рукопожатиями со «столичным пополнением», Протасов сел в кресло, подчиняясь жесту генерал-полковника.

– Теперь все в сборе, так что можете говорить, – кивнул начальник прокуратуры.

– Слушаюсь! – отчеканил Бережной. – Хотя говорить особо не о чем. Генштаб дал директиву – разобраться в инциденте со взрывом на пограничной базе. Ну, а поскольку город приморский, то к делу подключили морские силы. То есть нас.

– А конкретней можно? – спросил Протасов.

– Что именно вам надо конкретизировать? иронично прищурился Бережной.

– Вы какие именно моряки? Ракетчики, подводники?

Генерал Крохалев кинул на подчиненного самый свирепый взор, на который был способен. В принципе, майор довольно беззастенчиво дерзил. Хотя, если бы начальник спросил у подчиненного о мотивах столь беспардонного поведения, Протасов честно признался бы, что простонапросто опасается, как бы столичные спецы не оказались больше проблемой, чем помощью.

Бережной снова улыбнулся. С поправкой на его нордическую внешность это смотрелось неотразимо.

– Ну, если совсем формально подойти к предмету, то мы не моряки. И не подводники. Хотя под водой бываем частенько.

– Боевые пловцы, – констатировал майор Протасов.

– Еще в «Дельфине» начинали, – с нескрываемой гордостью добавил Разин.

– Вы не волнуйтесь, товарищ Протасов, у нас немалый опыт оперативной работы, – это сказал уже Томанис. Он тоже улыбался, но не открыто, как Бережной, а легкой плавающей усмешкой, как будто оставаясь на своей волне.

– У меня сегодня больше не получается испытывать эмоции, – махнул рукой Протасов. —Так что волнение если и будет, то потом. Но вообще добро пожаловать. Лишние головы и руки в этом деле не помешают.

– Тем более что мы не с пустыми руками. У нас есть серьезные подозрения, что взрыв на базе напрямую связан с расстрелом пограничного катера.

Протасов понял, что погорячился, заявив о неспособности испытывать эмоции. В принципе, какие-то подозрения у него мелькали, но исключительно в качестве гипотетических догадок. А москвичи вот так запросто объявляют, что два дела вообще-то могут оказаться и одним.

– А подробней можно?

– Конечно, можно. Но это долгая история, и нам бы не помешало ее рассказать с начала.

– Я, видимо, уже никуда не тороплюсь, вздохнул Протасов. – Только понадобится кофе. Потому что, если называть вещи своими именами, я падаю от усталости.

Бережной посмотрел на Крохалева и проговорил:

– Товарищ генерал-полковник, нам бы тоже не помешало разместиться и привести себя в порядок с дороги. А то, что мы собираемся рассказать, вполне терпит по времени. Более того, с поправкой на ряд информации, которая еще только проходит проверку…

– Ладно, не мудрите, – отмахнулся генерал. – Я и так понял, что у вас тут заговор лентяев! Даю вам всем время до утра. Но к семи тридцати – всем быть здесь! Протасов, не проспишь? Или мне за тобой человека прислать?

– Неужели я так плохо выгляжу? – удивился майор.

– Да тебя пристрелить из гуманных соображений хочется, – покачал головой Крохалев, которому и в самом деле больно было видеть пергаментную физиономию Протасова.

Глава 5

Новороссийск, Российская Федерация

Семь тридцать – это такое время, когда обычно в прокуратуре нет никого, кроме дежурного персонала. Работники начинают подходить к восьми или восьми тридцати. Но сегодня, конечно, обстоятельства были совсем другими, и потому в комнате для совещаний на втором этаже было людно. Там расположилась следственная группа Игоря Протасова в полном составе и трое москвичей.

Майор Протасов представил оперативников Генштаба, потом быстро рассказал то, до чего удалось дойти за неполный месяц расследования. Честно говоря, было немного стыдно – по большому счету, стоило бы признать собственную некомпетентность.

Бережной тем не менее слушал очень внимательно. А когда Протасов сообщил о том, что в ночь взрыва неподалеку от Новороссийска видели какое-то непроясненное судно, он подумал, что это непременно надо будет отследить.

Протасов закончил рассказ. Антон кивком поблагодарил его, встал со стула, развернул его обратной стороной и уселся на краешек спинки. Теперь он находился будто бы на трибуне, и его легче было слушать даже тем, кто сидел на дальнем конце стола.

– Как я уже сказал вчера, есть серьезные подозрения, что два дела, которые причинили вам столько хлопот, на самом деле взаимосвязаны. Я собираюсь поделиться с вами соответствующими соображениями.

Для начала – несколько общих штрихов, чтобы подвести твердую базу под дальнейшие размышления.

Начиная с ноября прошлого года Федеральной службой безопасности совместно с Генштабом проводится крупномасштабная операция по пресечению оборотов наркотических веществ на территории России. Отвечая на вопрос, при чем здесь Генштаб, поясняю: в армию наркотики тоже попадают, и, естественно, это подлежит самому жесткому пресечению. В основном речь идет о героине афганского производства. На данный момент это самый распространенный предмет экспорта. Благо кое-кто очень хорошо постарался, чтобы основной статьей прибыли Афганистана стало выращивание опиумного мака и производство низкокачественного героина. Не будем тыкать пальцами в это государство высокого морального облика и процветающей демократии.

Шутка Бережного вызвала несколько тихих смешков среди присутствующих. Выждав паузу, Антон продолжал:

– В принципе, место производства наркотического вещества определяется очень точно. Это полностью определяется теми веществами, которые применяют химики этого, с позволения сказать, производства. Строго говоря, химические метки имеют такое же значение в определении места изготовления героина, как и отпечатки пальцев в идентификации личности человека.

В январе текущего года отделом по борьбе с незаконным оборотом наркотических веществ была задержана небольшая партия героина, отличавшегося от традиционного афганского. Более того, он не был похож ни на какие прочие сорта наркотика, прежде задерживавшиеся правоохранительными органами. Это, в принципе, само по себе ничего не значило, так как и прежде доводилось нам отлавливать экзотические подарочки. В феврале несколько граммов аналогичного героина было обнаружено при задержании мелкого дилера. В апреле – снова крупная партия…

Речь уже однозначно шла о закономерности. Новый героин стали изучать. Товар оказался первосортным. При равенстве в цене, он был куда лучшего качества, с меньшим количеством посторонних примесей. Это вызывало закономерный вопрос: где же выпускается столь добротная гадость? Потому что, хотя рынок тяжелых наркотических веществ и нелегальный, в целом он все равно подчиняется общим законам. Товар более высокого качества может иметь относительно низкую цену только в том случае, если на его производство потрачено меньше. Под производством я здесь понимаю также и транспортировку изначального, концентрированного сырья, и дальнейшее разбавление наркотика, чтобы привести его в привычную для потребителя форму. Несмотря на то что прибыль с наркотика в любом случае покрывает расходы и исчисляется несколькими сотнями процентов, рыночные законы все равно работают.

Таким образом, получалось, что героин, который мы задержали, должен был как-то логично оправдывать свою дешевизну.

Как ни странно, появление нового качественного и дешевого товара нисколько не взбудоражило наркодельцов Москвы. Это значило, что товар у нас появился скорее штучный, чем серийный. То есть кто-то наладил свое производство, но в таких количествах, которые не могут потеснить основных акул. Это усложняло задачу – некому было настучать на конкурентов, чтобы спасти свое доминирующее положение.

Впоследствии загадочный героин появлялся неоднократно. Всегда в малых количествах, всегда через десятые руки. На производителей выйти не получалось. Мы выяснили страну происхождения опиумного сырья. Это была Камбоджа. Но замечу: о производстве данного героина в Камбодже речи не идет ни единым словом. Наркотики оттуда уже попадались нашим оперативникам. По качеству они даже хуже афганского продукта.

– А вообще, из Камбоджи сырье возить далековато, – хмыкнул Протасов. – Из Пакистана или Афгана ближе.

– Это и у нас вызывало вопросы, но поскольку речь по-прежнему шла о явлении скорее эпизодическом… – Бережной развел руками. – Потом наш отдел получил информацию о том, что состоялся крупный сходняк криминальных авторитетов. В принципе, дело обычное. Таких «производственных совещаний» в год по нескольку штук происходит. Но странное дело: на этом собрании отсутствовали несколько очень важных персон на рынке наркотиков.

Вскоре после этого в Москве убили одного из участников сходняка. Убили нехорошо – его долго пытали, а потом вкатили пулю между глаз.

– Хотели узнать, о чем говорили на сходке, – пробормотал Протасов.

– Судя по всему, – кивнул Бережной. – После этого обстановка в городе накалилась. Группировки начали напропалую кусаться друг с другом. Не воевать, а именно кусаться – по мелочи, без серьезного ущерба. Как будто бы на самом деле предмет ссоры был настолько серьезен, что вокруг него просто нельзя было затевать полномасштабную войну. Как будто бы те, кого не пригласили на сходку, опротестовывали это решение общака.

– В общем, странная такая грызня, – усмехнулся Кирилл Томанис.

– А потом случилось одно убийство, – продолжал Бережной. – И на фоне шести трупов мелких толкачей наркоты, которых завалили в ходе упомянутой грызни, оно выглядело очень необычно. Как минимум, потому, что убитый был греком.

Бережной сделал короткую паузу, означавшую, что эту информацию следует особо принять к сведению. Затем подошел к электрическому чайнику, стоящему на столике у окна, включил его и стал рассказывать дальше.

– Грек этот, если честно, в рисунок не вписывался ровным счетом никак. За что его шлепнули, кто он вообще такой? Стали выяснять… и оказалось, что пристреленный в подворотне дома господин Георгиди являлся представителем некоего Венедитиса Траяноса. А господин Траянос, между прочим, в уголовном мире Греции примерно то же, что у нас Автандил. Глыба, короче говоря.

И вот как только Георгиди застрелили – грызня стихла. Наверное, ждали реакции со стороны. Траянос хоть и грек, но связи у него богатые и обширные. На него замкнуты многие наши бизнесмены с богатым и ярким прошлым. Прямо говорить трудно, но косвенно создается впечатление, что ответ грека стал комом в горле у многих авторитетов. Игра в войнушку не возобновилась вместо нее началась самая настоящая холодная война. Это ведь давно стало понятно всем, у кого есть мозги: пулями вопросы не решают. Кто в это верит, тот рано или поздно отправится кормить червей. А кто поумнее – переучится и будет действовать совершенно иными методами.

Чайник громко щелкнул выключателем. Бережной сделал Томанису знак подхватить эстафету рассказчика, а сам начал возиться с заваркой.

Кирилл откашлялся и стал говорить. Несмотря на литовскую фамилию, акцента в его речи не наблюдалось. Разве что характерный московский говор. Судя по всему, он либо очень давно покинул Прибалтику, либо вообще родился и вырос в России.

– Больше не стреляли, это точно. Зато начали напропалую подсиживать друг друга, подставлять, сдавать. Нам это было только на руку, конечно, поскольку, кроме элементарного роста статистики эффективности борьбы с оборотом наркотиков, мы собирали огромное количество важной информации на будущее. Собственно, наше прибытие в Новороссийск – это естественное продолжение расследования.

Бережной вернулся с чаем. Отхлебнул, позвенел в чашке ложечкой, отхлебнул еще раз. И сказал:

– Наркоман – это социально опасное существо. Конечно, относиться к нему можно по-разному. Можно, например, просто глушить всех, как бешеных собак. А можно строить реабилитационные центры, вытаскивая тех, кто еще может быть возвращен обществу. Но игнорировать наркоманов невозможно. Особенно когда им не хватает на дозу. А если наркоман, например, служит в армии. И вполне может, получив доступ к оружейке, унести оттуда автомат Калашникова, а то и что посерьезнее. И с помощью этого автомата обеспечить себе кайф, попутно отправив на тот свет продавщицу ночного магазина и милицейский патруль. Заметьте, я имею в виду отнюдь не абстрактный случай, а реальное происшествие в одной из подмосковных воинских частей. И на флоте у нас хватало случаев, когда морячок, прикупив в увольнении какой-нибудь химии, потом устраивал проблемы всему кораблю и окрестностям…

Бережной помолчал, посмаковал чай.

– А теперь, позвольте перейти от общего к частному. И объяснить наше присутствие непосредственно в Новороссийске. Причина – уже упоминавшийся греческий криминальный авторитет Венедитис Траянос. Он, как и полагается по рангу, специалист широкого профиля. Доход имеет от порнографии, контрабанды, махинаций на строительном рынке, иногда приторговывает дешевой рабочей силой. Имеет немалый кусок пирога от торговли наркотиками в Европе и на территории СНГ. В последнее время пристально смотрит в сторону рынков сбыта героина в Москве и по Европейской части России, собирается расширять там свое влияние. Казалось бы – как он собирается это сделать? Рынок насыщенный, поделенный между афганцами, цыганами, чеченцами и еще невесть кем. Оказалось, способ есть. Дело в том, что наркотики в России почти не производятся. Они доставляются сюда в готовом виде, что сопряжено с постоянными проблемами и трудностями. Траянос задумал поправить эту вопиющую несправедливость. Он собирается развернуть в России полномасштабное производство героина. Понимаете, что это значит? Это значит – больше никаких проблем с тем, как спрятать товар, как его перевезти через таможню с собаками. Конечно, придется платить за сырье. Но все равно местное производство увеличит прибыль в разы.

Но давайте ответим на вопрос: что нужно Траяносу, чтобы наладить производство героина? Конечно же – оборудование. Перегонное, фильтрационное, ферментизирующее. Где его взять? Если на месте, в России, то существует опасность нежелательной утечки информации. Да и проблемно – не так много предприятий у нас выпускают нужное химическое оборудование. Начни оттуда закупать – и будь готов отвечать на вопросы: а зачем тебе понадобилась та или иная установка? Значит, проще завести установки из-за рубежа, по частям, где-то одну деталь, где-то другую. Процесс, конечно, сложный, но зато и более безопасный, что и требуется нашему, так сказать, мирному греку, чтобы наладить здесь свой бизнес. Казалось бы, а в чем проблема? Если мы знаем о намерении господина Траяноса, то что мешает арестовать его грузы? А проблема в том, что с формальной точки зрения нам абсолютно не к чему придраться. Повторяю: аб-со-лют-но! Официально господин Траянос занимается инвестициями, обустраивает фармацевтическое предприятие в Королеве. Без веских доказательств мы не можем сделать с его грузами ничего. Разве что помахать им рукой вслед и пожелать доброго пути.

Спасает то, что легальным путем Траянос не сможет завезти все оборудование. Есть ряд специфических установок, которые нужны на стадии первичной обработки маковой соломки, их по легальной декларации не провезешь. Есть еще пара деталей, которые тоже нужны только в изготовлении опиатов. Они легальны, но Королёвский фармацевтический завод не выпускает опиатов. И это оборудование, случись ему оказаться в составе груза, сдаст нашего мирного грека со всеми потрохами. Что делает Траянос? Правильно – он ввозит оборудование контрабандой! Благо связи в этой среде у него обширнейшие, да исвоих «контрабасов» десятка три на него работает. Я имею в виду Черное море. А за деньги он где угодно на границе с Россией найдет персонажей, которые ему перевезут хоть черта лысого. Благо со стороны Белоруссии опасаться нечего, потому что их КГБ сотрудничает с нашей ФСБ. Авот Украина – слабое звено, тут никуда не денешься…

– Так почему все-таки вы считаете, что взрыв на пограничной базе и расстрел пограничного катера взаимосвязаны?

Бережной сделал успокаивающий жест рукой. Дескать, сейчас все подробно расскажу, не торопите события.

– Неделю назад пограничники на Алтае остановили контрабандный караван. Там было много всего такого, за что можно сесть, включая партию оружия и наркотиков. Но самое интересное: там были детали установок сложной ферментации, применяемые в производстве героина. Те контрабандисты, которых не положили в ходе операции задержания, дружно твердят, что знать не знают, для чего нужны эти приспособления. И в это легко верится. Но суть-то в другом: кто-то упаковал эти детали и отправил их в Россию. И в свете того, что мы знаем о замыслах Траяноса, надо ли показывать пальцем, кто это был? Складывая два плюс два, мы получаем то, что наш греческий друг забрасывает в Российскую Федерацию то, что нужно для окончательной комплектации будущего завода по производству героина. Или, скорее, нескольких небольших лабораторий чтобы не класть все яйца в одну корзину. И на Алтае мы подрезали его поставку.

– А не будет ли слишком явным поступком со стороны Траяноса, если он решит в ответ на утрату груза организовать теракт?

– Честно говоря, мы не знаем, – ответил Бережной. – Но в общем и целом на кон поставлены запредельные деньги. Если Траянос исполнит свои замыслы, то он и его российские компаньоны получат контроль над рынком героина во всем центральном регионе России. А в перспективе – не только. Потому что товар, производимый у нас, гораздо проще транспортировать, чем привозной. Я затрудняюсь точно сказать, сколько знаков будет в числе, составляющем прибыль этого нового наркокартеля.

– Но взрыв – дело нешуточное. Все правоохранительные органы области будут стоять на ушах.

– И насколько эффективно будет налажено патрулирование моря после того, как оказалась полностью уничтоженной топливная и техническая база пограничного флота в Новороссийской области? – иронично спросил Разин, дотоле не участвовавший в разговоре. – Нет, я понимаю, что порт подвинется. Но вряд ли это будет такая подвижка, которая исправит положение дел! В конце концов, порту надо выполнять свою работу, он загружен по самое «не могу». Появление нахлебников в виде трех десятков пограничных кораблей, которые надо где-то поставить, заправить, починить… Нет, господа хорошие. Патрулирование рубежей нашей необъятной Родины на данном участке будет предельно затруднено в ближайшие пару месяцев. И то, что сегодня контрабандисты не стремятся высовывать наружу нос, еще не значит, что завтра вы не получите в Новороссийске поток нелегальных грузов, имеющих нормальное процентное соотношение к грузообороту торгового порта.

– Юра, конечно, преувеличивает. Но по сути он прав, – невесело усмехнулся Бережной.

После недолгого молчания совещание перешло в режим диалога. Москвичам задавали уточняющие вопросы, те отвечали и, в свою очередь, расспрашивали о положении дел в городе. Самую большую заинтересованность вызвало то, что у Протасова и его группы идет плотная разработка работников портовой и городской администрации, могущих иметь отношение к темным делам Траяноса. Бережной по этому поводу сказал:

– Если будет надо, Большой Брат протянет вам свою руку. Полезное это дело – административная чистка.

– Антон, тебе только дай волю – и начнутся массовые расстрелы среди чиновников, – поддел Томанис.

– Среди нынешних? Это будет не массовое, а тотальное. И потом еще смены три в расход пустить придется, пока наши… правящие структуры не поймут, что их обязанности не подразумевают воровство и набивание карманов деньгами от бандитов. А если не шутить, то мы действительно можем рассчитывать на поддержку сверху. Россия уже достаточно долго живет спокойно, так что никому в правительстве не нужен новый приступ паники в народе.

– Вы не обращайте внимания, – вздохнул Кирилл. – Нашего командира частенько пробивает на антигосударственные замечания. Но он не со зла. Он вообще – слуга царю, отец солдатам.

Бережной изобразил книксен, балансируя чашкой так, чтобы не разлить чай.

* * *

Винтра, как и полагается человеку южному, был сибаритом и гедонистом. Он знал толк в приятном времяпрепровождении и не упускал возможности хорошо отдохнуть, когда позволяли обстоятельства. Но вот чего он не любил и не понимал, так это извечной русской страсти к тому, чтобы буквально всякую встречу обустраивать так, словно это неимоверное торжество. Все эти утомительные банкеты с обязательным банно-алкогольным продолжением, с визжащими полупьяными шлюхами и стремительным оскотиниванием даже очень почтенных людей.

Тем не менее от национальной специфики не спрятаться. И потому, отправляясь на приватную беседу с заместителем начальника по вопросам маломерной логистики порта Леонидом Михайловичем Беркутом, Янис захватил с собой три пачки активированного угля, ампулу аммиака и полдюжины презервативов. Знал он, что за приват будет на даче у Михалыча, как наказал себя звать этот рыхлый лысый мужчина! Вначале они, конечно, поговорят тет-а-тет в кабинете хозяина на втором этаже, а вот потом – Беркут сцапает Винтру за рукав и потащит вниз, где приедет орда его мутных приятелей, таких же рыхлых и неприятно располневших, где будут плыть запахи шашлыков и хихикать свежепривезенные шалавы. Улизнуть, понятное дело, ему никто не даст. Обидятся, черт бы их побрал.

Беркут жил в поселке Абрау-Дюрсо, в четырнадцати километрах от города. Этот курортный поселок, славящийся своим заводом шампанских вин, фактически представлял собой два селения. Дача Леонида Михайловича располагалась в Абрау, на берегу моря, – как и полагается загородному владению состоятельного человека.

Хозяин встречал важного гостя, стоя на крыльце. Был он грузным, с мохнатыми усами, делавшими его похожим на бобра-переростка, с брюшком, очень наглядно свидетельствовавшим, что его обладатель ведет исключительно малоподвижный образ жизни.

– Ну, здравствуй, дорогой! – воскликнул Леонид Михайлович, раскрывая объятия Винтре. Янису не нравилась эта манера Беркута выражать свою симпатию, но грек был человеком терпеливым, а Леонид Михайлович – очень нужным персонажем.

– Здравствуй, Леня! – улыбнулся Винтра. – Приятно видеть, что ты цветешь!

– А что же еще в жизни-то остается, кроме как цвести? – рассмеялся Беркут и широким жестом предложил Янису войти в дом.

Винтра с удивлением отметил, что Беркут смотрится слишком серьезным и трезвым. Обычно он уже в самом начале деловых встреч был малость под градусом. Недостаточно пьяный, чтобы потерять деловую хватку и здравость суждений, но при этом хихикающий, подмигивающий, потирающий руки… Неприятное зрелище. И так по-русски! Винтра поймал себя на том, что все сильнее связывает Леонида Михайловича и русских в целом.

Янис и Беркут поднялись на второй этаж. Леонид Михайлович гостеприимно распахнул перед гостем роскошную дверь своего кабинета, изготовленную из мореного дуба.

Кабинет был под стать двери – полностью отделанный темным деревом, обставленный нарочито тяжеловесной деревянной мебелью. Одну из стен полностью занимало большое панорамное окно с видом на залив. Громко отщелкивали секунды антикварные часы в дальнем углу кабинета единственный по-настоящему старый предмет на даче у Беркута. Помнится, Леонид Михайлович хвастался Винтре, что этот шедевр механики достался ему от дальнего родственника. Верилось легко: Беркут не был заморочен на антиквариате, он предпочитал вещи, изготовленные в наше время, – они надежнее, точнее и рациональнее.

– Присаживайся, Янис. Выпить хочешь? Мне тут настоящей метаксы привезли! Двенадцатилетней выдержки, только в Греции продающейся. Будешь?

Грек улыбнулся как будто даже виновато:

– Леня, ты не поверишь, но я метаксу недолюбливаю. А вот коньячку армянского – с огромным удовольствием выпил бы!

– Так а в чем проблема? Сейчас организуем тебе коньячок. Да такой, за какой бы сам Черчилль не один джип, а два отдал!

– Вот и прекрасно. Давай свой замечательный коньяк – и будем разговаривать о деле.

Леонид Михайлович подошел к книжным стеллажам. Винтра, уже успевший ознакомиться в общих чертах с тем, что гласили золоченые буквы заголовков, сомневался в том, что Беркут прочел хотя бы что-нибудь из того, что стояло у него на полках. Скорее всего, эта коллекция была предназначена исключительно для создания надлежащего декора в помещении. Одна из полок неизменно была пуста, и Винтра знал, что вообще-то за ней скрывается небольшой бар. В нем хозяин держал необходимый минимум выпивки для своих гостей.

Леонид Михайлович повозился немного и вернулся с двумя пузатыми бокалами. Протянув Винтре один из них, он уселся в удобное кожаное кресло возле декоративного фальшивого камина, эффект пламени в котором изображался оранжевыми и желтыми лампами. И то сказать, на кой черт нужен камин в том климате, в котором находится Новороссийск? Чисто для декора.

Винтра погрел рукой бокал, покачал напиток, чтобы лучше ощутить букет. И наконец пригубил. Да, пожалуй, этот коньяк стоит того, чтобы отдавать за бутылку по два джипа.

Ритуал дегустации состоялся, а затем Беркут спросил:

– Янис, а вы не переборщили с пограничной базой? Не то чтобы я сильно волновался, но чем громче подобные акции, тем больше они привлекают внимания. Как бы не рассмотрели сверху ваши потехи да не принялись за вас всерьез. И за меня до кучи! Понимаешь, Винтра, мне совершенно не улыбается в конце жизни надолго сесть в тюрьму…

Винтра рассеянно усмехнулся. Кто бы сомневался, что у Леонида главный интерес – это он сам. Нормальное явление, и даже замечательное. Потому что, если бы не такие вот люди, которые во главу угла ставят личный интерес, дела делать было бы гораздо сложнее.

– Леня, не переживай. Вскоре найдутся ответственные за взрыв. Их быстренько сцапают, и всякий интерес пропадет. Я тебе обещаю.

Беркут исподлобья посмотрел на Винтру. В его взгляде светились одновременно недоверие и интерес.

– Интересно, чем же может быть вызвано внезапное стремление приписать себе одно из самых тяжких преступлений?

– Есть разные методы убеждения, – уклончиво ответил Янис. – Но поверьте, при большой необходимости человек может принять на себя ответственность за что угодно. Вопрос только в том, есть ли у вас рычаги воздействия. Ну и понятно, что рычаги могут повлиять не только на конкретно взятого человека, но и на группу товарищей. Так что, поверьте, я знаю, что говорю.

Отхлебнув метаксы, Беркут почмокал губами и сказал:

– Ушлый очень следователь попался. Копает под нас так, что только клочья по сторонам летят.

Еще немного – и не помогут уже никакие люди, берущие на себя ответственность за взрывы.

– Что за следователь? – заинтересовался Винтра. Конечно, он понимал, что на серьезное преступление кого попало не назначат.