Текст книги "Группа риска"

– Знаете, почему бритоголовые так быстро ездят? – спросил Карев, обуваясь.

– Нет, – ответил Николаев, высматривая подъезд Ерастова.

– Чтобы не забыть, куда надо ехать.

– А-а… Останови здесь, не надо вплотную подъезжать. А это ты про кого?

– Да просто так.

Дима остановил машину, выключил мотор и убрал магнитолу в бардачок.

– Ну что, пошли?

– Пошли, – Николаев распахнул дверцу. – У него пятый этаж, так что можно всем вместе идти.

Они поднялись, и Николаев позвонил в дверь. Открыли почти сразу.

– Здравствуйте, мы из милиции, – Николаев махнул своим удостоверением и шагнул в коридор, оттесняя открывшую им женщину. – Толя дома? Вы, если не ошибаюсь, его мать?

– Да ушел он, только что, – женщина отступила в сторону, и опера прошли до середины коридора. Николаев толкнул дверь одной из боковых комнат…

– По-моему, его… Действительно, пусто. А давно он ушел?

– Минут десять.

– И когда, говорил, вернется?

– Да не говорил он ничего! А вы по какому вопросу?

– По служебному, обычная плановая проверка, – Николаев вошел в комнату и остановился, разглядывая ее скудную обстановку. – Если не возражаете, мы здесь немного посмотрим.

– Вы из милиции? Я – потерпевший! – из соседней комнаты в коридор выбрался тощий мужчина в мятых брюках и голубой майке с дырой на груди. На лбу у него стремительно набухала внушительных размеров шишка. – Он у меня сначала деньги украл из кошелька, а потом как врезал! Двадцать тысяч.

– Чего двадцать тысяч? – Карев подошел к потерпевшему вплотную, поморщился от перегара и отшагнул назад, спрятав руки в карманы. – Долларов, наверное?

– Да нет, наших! – мужик потер ушибленное место и подтянул спадающие штаны. – Знаете, как болит?

– Догадываюсь, – Карев посмотрел на мужика с таким видом, как будто собирался ему добавить, но не мог рассчитать силу удара. – Меньше пить надо, тогда и болеть не будет.

– А чего вы меня… упрекаете! – непривычное слово далось с трудом, и мужик остановился, чтобы перевести дыхание.

– Помолчи, – оборвал его Петров. – А то я сейчас налоговую полицию вызову. Будешь им объяснять, откуда у тебя в кармане двадцать тысяч баксов валяется.

– Да я… – мужик сник, вяло взмахнул рукой и отошел в сторону.

– Правильно, – одобрил Дима и вслед за Николаевым зашел в комнату.

Осмотр длился недолго. Пока Карев, брезгливо сморщив нос, ворошил сваленное в шкафу тряпье, Николаев поднял матрас кровати и обнаружил кастет.

– Вот так вот… Дима, зови соседей, будем изымать.

– Во… – Мужик воспрял духом и, поправив спадавшую с плеча лямку майки, тоже протиснулся в комнату. – А он ведь меня убить мог!

– Мог, – подтвердил Николаев, разглядывая кастет и припоминая совершенные на территории района преступления с применением холодного оружия.

– Ничего нет, – Карев захлопнул дверцы шкафа, подошел к Николаеву и прошептал, наклонившись к его уху: – Ничего не получится… Мы же не в кармане у него обнаружили.

– Я знаю. – Николаев что-то обдумывал и не хотел отвлекаться. – Мы по-другому сделаем.

Вскоре оформление необходимых бумаг было закончено. Побеседовав с матерью Толи и мужиком в рваной майке, Карев вернулся к своим коллегам и, не особенно скрывая радость, сказал:

– Ждать его смысла нет. Сегодня он уже не вернется. И куда срыл, никто не знает – у него по всему району друзей полно. Так что, я думаю, надо сниматься. А завтра с утра подумаем, где его можно отловить. Далеко не убежит! Дима, подкинешь меня до площади?

– Пожалуй, да. – Николаев сложил в папку составленные протоколы и объяснения, туда же положил упакованный в полиэтиленовый пакет кастет. – Пошли? Ольга Семеновна, у нас к вам просьба: не говорите Толе, что мы приходили, хорошо? Побеседовать нам с ним все равно придется, а если он бегать начнет, то ничего хорошего этим для себя не добьется. Договорились?

– Конечно, – Ольга Семеновна пожала плечами.

– Обязательно! – подтвердил мужик, потирая разбитый лоб и радостно улыбаясь.

– Обязательно скажет, – мрачно предрек Карев, отпирая замки входной двери. – Вот увидите!

– Естественно, я бы на ее месте тоже сказал. – Дима переступил упавшие с полки валенки. – Ой, привет!

На лестничной площадке, озираясь в поисках указателей номеров квартир, стоял участковый 14-го отделения милиции лейтенант Копылов.

– О, приветик! А это какая квартира?

– Девяносто восьмая.

– Значит, мне сюда, – Копылов плотнее прижал под мышкой свою папку и шагнул им навстречу.

– Чего, Гена, тоже не спится? – спросил Карев, спотыкаясь о валенки и вываливаясь на площадку.

– Ха, если бы! Третий час по заявкам мотаюсь. Соседи звонили, снизу. Тут скандалят, мешают отдыхать.

– А, ну тогда можешь ехать обратно, – Карев разочарованно махнул рукой. – Это мы скандалили. Извини, старик, больше не будем.

– Да ну! – Копылов переложил папку в руку и прижался к стене, пропуская оперов. – А чего ж мне дежурному доложить?

– Доложи, что проводились плановые мероприятия по раскрытию одного тяжкого преступления… Так как, Дим, подбросишь до площади?

2

Квартира была самой обычной и помещалась на третьем этаже самого обычного блочного дома, но зато все остальное – мебель, отделка стен, ковры, аппаратура и посуда – явно не были обычными и безоговорочно свидетельствовали о принадлежности хозяев к тому разряду «новых русских», которые смогли не только ухватить, но и удержать свой кусок. Правда, касалось это, в основном, только хозяйки, так как супруг ее уже несколько месяцев был вынужден довольствоваться тесной коммуналкой городского следственного изолятора вместо привычных шикарных апартаментов.

– Рассказывайте по порядку, Лидия Михайловна. – Петров расположился в кресле перед низким стеклянным столиком, выложив перед собой блокнот и авторучку. Пока, несмотря на тридцатиминутное общение, и то, и другое осталось невостребованным. Его напарник, оперуполномоченный капитан Ковалев, стоял, прислонившись к подоконнику, и пытался разобрать названия книг, занимавших две полки в комнатной «стенке».

– А я не хочу ничего рассказывать. Ни по порядку, ни как-то по-другому, – эффектная зеленоглазая блондинка в полупрозрачном черном халате расположилась на диване по другую сторону стеклянного стола, как раз напротив Петрова. Согнутая в локте рука элегантно держала тонкую коричневую сигарету, к которой блондинка почти не притрагивалась, и Дима ждал того момента, когда пепел сорвется и упадет на халат. Собеседница вызывала у него неприязнь, которая только усугублялась по мере дальнейшего общения, хотя, в принципе, такого не должно было быть – как никак, но эта Лидия Михайловна была потерпевшей. – Во-первых, я уже все это говорила вашим… хм… коллегам из отделения, которые мне всю квартиру перепачкали. А во-вторых, уж извините меня за откровенность, мне не доставляет большого удовольствия общаться с представителями вашей профессии. Я не могу сказать, что ваши… э-э… соратники сделали мне слишком много хорошего.

Петров поиграл авторучкой, потом перевернул страницу блокнота и нарисовал вверху квадратик. Чисто машинально он хотел его заштриховать, но потом, сообразив, что наблюдающая за ним хозяйка квартиры может воспринять это как намек на судьбу мужа, замешкался и отложил ручку.

– Лидия Михайловна! Вы уж нас, конечно, извините, но поговорить нам все-таки придется. Я уже объяснял вам, почему мы приехали позже своих коллег и почему хотим пообщаться с вами, а не просто полистать протоколы. Вопросов у нас, по крайней мере пока, немного, и, соответственно, много времени на это не уйдет.

– Я уже говорила. Я вообще не хотела вызывать милицию, а звонила в «скорую помощь», – блондинка закинула ногу на ногу, подождала, посмотрела на свои коленки и прикрыла их полой халата.

– Если вы этого не знали, то могу объяснить: «скорая» всегда вызывает нас, когда имеются пострадавшие с огнестрельными ранениями. – Дима был на редкость терпелив. – А поскольку такой пострадавший имеется, то ваше желание или нежелание не очень принимается во внимание.

– Он не очень-то сильно и пострадал.

– Не знаю. Я, к сожалению, не виделся ни с ним, ни с врачами, но предполагаю, что пулевое ранение в ногу – не очень приятная вещь. Во всяком случае, гораздо более неприятная, чем потеря тысячи долларов. Столько, если не ошибаюсь, они у вас забрали? Я думаю, для вас это не самые большие деньги.

– Для меня это большие деньги. Как вы знаете, я сейчас не работаю. И я попрошу вас не считать мои средства.

– Я их не считаю. Я просто пытаюсь еще раз вам объяснить, что заниматься ранением гражданина Макарова нам придется в любом случае, независимо от вашего настроения и желания, а потому и разговор все-таки состоится. Если вы не хотите разговаривать здесь – мы вполне можем проехать к нам. Там, может быть, не так красиво, но достаточно удобно.

– Это понимать как угрозу?

– Это можно понимать, как вам хочется.

Сигарета догорела до фильтра, и столбик пепла, наконец, сорвался и упал на халат. Блондинка, нахмурив брови, сдула его на пол и бросила окурок в пепельницу. Пятна на халате не осталось. Потом она посмотрела на Петрова, вздохнула и перевела взгляд на его напарника. Ковалев перестал рассматривать книги и посмотрел на нее. Она отвернулась.

– Как вы знаете, мой муж уже несколько месяцев сидит в тюрьме. Он находится под следствием, по какому-то абсолютно… э-э… бредовому делу.

– Сфабрикованному, – подсказал Ковалев.

– Да, можно сказать и так, – блондинка опять повернулась в его сторону, но, встретившись взглядом, вздрогнула и поспешно продолжила: – Между прочим, сажал его РУОП, а про их методы работы достаточно написано в газетах, и по телевизору говорили…

– Да, избивают всех подряд, – подтвердил Ковалев и, отвернувшись к окну, зевнул. – И сажают, следует заметить, исключительно одних бизнесменов, охранников и безработных. Продолжайте.

– Если вы меня будете постоянно перебивать…

– Больше не буду. Извините.

– Хорошо. Так вот, сегодня, около десяти часов утра, мне позвонил какой-то молодой человек. Сказал, что недавно виделся с Сергеем, это мой муж… И Сережа просил кое-что передать. Спросил, когда можно подъехать, и я предложила в двенадцать часов.

– Вас не удивил этот звонок? – спросил Ковалев. – Я думаю, вы получаете достаточно информации о муже и известий от него через адвоката и… по другим каналам.

– Удивил… немного. Но, вы сами понимаете, всегда может произойти что-то непредвиденное.

– Он спросил ваш адрес?

– Нет, он уже знал его. Поинтересовался, какой код на замке в парадном. Около половины двенадцатого заехал Саша Макаров. Он когда-то работал вместе с мужем в одной фирме. Мы сидели в комнате. Примерно без пяти двенадцать явился этот, как его назвать? Преступник, наверное…

– Наверное, преступник, – кивнул головой Ковалев, разглядывая люстру.

– Я впустила его в квартиру и провела на кухню. У него с собой была такая сумочка, знаете, такие сейчас многие носят? Кожаная, с ремешком, там обычно лежит деловой блокнот, их на руке носят. Он эту сумочку положил в прихожей, около зеркала. Мы поговорили минут пять.

– Как он назвался и как он выглядел? – Дима придвинул к себе блокнот и взял авторучку.

– Назвался он Костей. А выглядел… Ну, высокий, худой, волосы черные, но острижены почти наголо. Такой ежик, буквально полсантиметра длиной. Джинсы какие-то светлые и курточка черная, тоже джинсовая. Очень нервничал. Не знаю, сколько ему лет, но выглядел он года на двадцать два – двадцать три.

– А мне сколько лет? – перебил Ковалев, отходя от подоконника. – На первый взгляд, не приглядываясь.

– Вам?

– Да, мне. Это не потому, что мне очень интересно ваше мнение узнать, а для того, чтобы мы могли определиться, на сколько вы ошибаетесь. Большинство людей ошибаются в ту или другую сторону при определении возраста. Так сколько мне?

– Тридцать, или, может, тридцать два.

– А ему?

– Тридцать пять. Я угадала?

– Почти.

– Ага… Он рассказал, что отсидел месяц за хранение наркотиков. Сказал, что «влетел с травкой», а сейчас его отпустили до суда под залог. Сказал, что последнее время сидел в одной камере с Сережей, и тот просил передать, что скоро ко мне придет какой-то человек, с которым мне надо будет обсудить, как Сережу можно освободить. Человека этого зовут Петр Иванович. Вот, в общем-то, и все. Я, естественно, не поверила – все эти вопросы я не один раз обсуждала с нашим адвокатом и отлично знаю, что ни о каком освобождении пока и речи быть не может. Но – мало ли, что там Сереже в голову пришло, на что он надеется. У них там другие понятия. Я дала этому Косте сто долларов, и он ушел.

– Пока вы разговаривали, Макаров выходил из комнаты? Может, заходил к вам на кухню или, скажем, в туалет проходил? – спросил Ковалев.

– Нет, он не выходил. Сидел в комнате и смотрел журналы. Мы же не долго разговаривали… Костя ушел, и я почти сразу заметила, что он забыл свою сумочку. Около зеркала. Я хотела крикнуть в окно, чтобы он вернулся, но тут в дверь позвонили. Я поняла, что это – Костя, и открыла. А там стояли двое, в масках. Знаете, такие черные, вязаные, как омоновцы иногда носят?

– Знаем.

– Первый-то, конечно, Костя был. Я его узнала, хоть он и одел эту маску. Они меня оттолкнули, захлопнули дверь и начали орать. Спрашивали, где деньги лежат. Я ничего не поняла сначала. Вообще не сообразила, что все это – серьезно. Как в кино каком-то дурацком. Второй меня об стенку приложил, а этот, который Костя, побежал в комнату. Я еще, дура, обрадовалась, думала, сейчас ему Саша рога-то пообломает. А Костя в комнату только влетел, и почти сразу – выстрел. Слышу, Саша закричал, а Костя обратно вылетает, глаза – по пять копеек. Даже через маску видно. В одной руке – «пушка», а в другой – пачка баксов. Он их со стола схватил. Я, когда ему стошку отсчитывала, вынула, а убирать не стала. Там около «тонны» и было. Ну, девятьсот, если эту сотню не считать. Выскочил в коридор и сразу орет: «Съ…ем!» Так за дверь и выскочили оба. Я в комнату бросилась, а там Саша лежит, за ногу держится. Я в «скорую» позвонила…

В своем рассказе Лидия Михайловна опустила один очень важный момент. Первым делом она вовсе не стала звонить в «скорую помощь», а забрала у раненого Макарова и спрятала на балконе пистолет, который тот успел достать, но которым так и не успел воспользоваться.

– Потом рану посмотрела, я разбираюсь в этом немного. Перевязала, как смогла, и стали ждать.

Это была вторая неправда. Позвонив по «ноль-три» и перевязав Макарову ногу, Лидия Михайловна начала названивать друзьям и «коллегам» мужа, а потом и адвокату Бараеву. Друзья и «коллеги» подъехали и теперь сидели в своих машинах, ожидая отъезда милиции, а адвокат должен был появиться с минуты на минуту.

– Вы разглядели, какое оружие было у этого Кости?

– Какой-то большой пистолет. В смысле – без барабана. Не «ПМ», не «ТТ» и не «беретта».

– Вы хорошо разбираетесь, – усмехнулся Дима.

– А это запрещено?

– Нет, что вы, это, наоборот, хорошо!

– Надеюсь, теперь вы удовлетворены?

Опера задали еще несколько вопросов, но ответы Лидии Михайловны ничего существенного не принесли.

– Спасибо, – Петров захлопнул блокнот и убрал ручку во внутренний карман пиджака. – Возможно, в ближайшее время мы вам позвоним. А возможно, и нет.

Блондинка усмехнулась:

– Вы хотите сказать, что будете что-то делать?

– Вообще-то, да, именно это я и хотел сказать, – Дима поднялся и поправил пиджак. – Всего доброго.

– Знаю я, как вы работаете и чем занимаетесь, – Лидия Михайловна откинулась на спинку дивана и только дождавшись, пока опера выйдут в коридор, поднялась с места.

– До свиданья.

По лестнице, сверкая начищенными ботинками и оправой очков, поднимался адвокат Бараев.

– Привет, Володя, – кивнул Петров, который помнил его по прежней работе в РУВД.

Дверь в квартиру была еще открыта, и Лидия Михайловна в полупрозрачном халатике стояла на пороге, а потому Бараев ограничился лишь легким движением подбородка, означающим, что он узнал бывших сослуживцев, но сейчас слишком занят.

– Деловой стал, – посетовал Петров и сплюнул в сторону мусоропровода. – Ну да и черт с ним! Как тебе вся эта история?

– Никак. И Лидию эту не жалко, и уж Макарова – тем более.

– А ты чего, знаешь его, что ли?

– Если не путаю, то Саша-Кабан – это он. Ты тоже, наверное, слышал.

– Слышал, – кивнул Дима. — Из «хабаровской» группировки?

– Из нее самой.

– Д-да… Если чисто внешне, то, похоже, дилетанты работали, так? Узнали где-то про квартиру, думали, тут баксы горами лежат, ну и решили ломануть. Сдуру чуть человека не завалили.

– Похоже, что так. За хатой они не смотрели, иначе знали бы, что там Кабан, и не стали бы соваться. Двое в квартиру зашли и еще один, наверное, в подъезде ждал или в машине. Надо будет прикинуть, с кем этот Сережа в ИВС сидел и в тюрьме общался. Может, наводка действительно оттуда пошла? А отделение пусть соседей посмотрит, вдруг интересные люди окажутся. Думаю я, что если не соседи и не камера, то мы тут хрен чего найдем. Чтобы в остальном разобраться, нам помощь этой драгоценной Лидочки нужна. А она и так едва не блевала, когда с нами разговаривала, так что на нее рассчитывать нечего. Что делать, тяжело, но надо. Такая у нас работа.

– Плохо другое. – Они вышли на улицу, и Петров кивнул в сторону припаркованной у подъезда машины: – Новая тачка папы Бараева. Он ее нулевой взял… Плохо другое – парнишка вкус крови попробовал. И если сегодня он на бандюков руку поднял, то завтра вполне может кого-нибудь из нормальных людей завалить.

– Это ты верно подметил, – согласился Ковалев. – И сказал красиво. Только главная их ошибка, знаешь, в чем? В том, что он моим именем назвался.

– Это да, – усмехнулся Дима. – Это он, действительно, не подумав сделал.

– И еще, – Ковалев поднял указательный палец. – Когда мы поймем, почему он это сделал – мы найдем его.

Они сели в белую «шестерку» Петрова. Дима вставил в гнездо магнитолу и включил двигатель.

– Слушай, а чего ж тогда гильзу не нашли? Лидия говорит, что у того Кости пистолет был, а она, как я понял, в оружии разбирается.

– Не знаю. Может, искали плохо. А может, еще почему-то. Запиши это в наши загадки и поехали. Тут мы уже ничего не высидим.

* * *

Марат остановил машину в конце набережной Красной речки и повернулся к Толе, который трясся, забившись в угол на заднем сиденье.

– Давай пистолет. Давай, я его сейчас выкину. И маски давайте.

С трудом сунув руку под куртку, Толя вытащил из-за пояса «парабеллум» и протянул его рукояткой вперед, держа так, словно оружие жгло ему пальцы. Олег, продолжая невозмутимо жевать резинку, отдал две черные шерстяные маски.

Марат вышел из машины, дошел до чугунного парапета, остановился и осмотрелся. Вокруг были расположены безлюдные заводские кварталы, и только на стоянке катеров, метрах в ста от него, кто-то прохаживался по палубе дизельной яхты. Марат вложил пистолет в одну из масок, натянул сверху вторую и, перегнувшись через парапет, разжал пальцы. Глубина, даже у берега, была достаточно большой, и, пробив верхний слой грязной от масла и промышленных выбросов воды, сверток сразу исчез из вида. Марат запоздало подумал о том, что надо бы зашвырнуть его на середину реки – все равно никто не видит. Возвращаться в машину не хотелось, и он еще некоторое время постоял на тротуаре, делая вид, что осматривается. Из всех троих наиболее спокойно держался Олег. Марат, хотя и выглядел внешне достаточно невозмутимо и уверенно, паниковал не меньше Толи. Их первое крупное дело прошло более чем скверно. Мало того, что улов оказался намного меньше ожидаемого – знал ведь, что папаша любит приукрасить детали и порисоваться своими клиентами, а все равно поверил, – так еще и в квартире, неизвестно откуда, оказался этот здоровяк с пистолетом, и Толе пришлось стрелять. Хорошо, что попал с первого выстрела – старый механизм не смог выбросить использованную гильзу, и грозное оружие превратилось в бесполезную игрушку, так что, не окажись Толя таким метким, то были бы они сейчас, в лучшем случае, на нарах, а в худшем… При мысли о худшем варианте Марата начинало тошнить.

Марат поежился, вернулся к машине и сел на свое место.

– Надо деньги поделить и разбегаться, – предложил Олег. – Отсидимся поодиночке, а там видно будет.

– Она меня запомнила, – пробормотал Толя, глядя куда-то вдаль остекленевшими глазами. – А когда этот бугай свою «пушку» выдернул, я думал – все, пиздец. Я даже рук не чувствовал, так все быстро получилось. А если он загнется?

– Не скули, – оборвал его Олег и выразительно посмотрел на Марата. – Есть?.. А от ранения в ногу никто не умирает. Ты же, говоришь, ему в ногу попал? Да и вообще, это была самооборона – он же первый ствол достал.

– Да, точно? – Толе очень хотелось поверить во что-то хорошее, и он повернулся к Олегу: – Ты точно знаешь?

– Раз говорю, значит точно.

Порывшись в бардачке, Марат вытащил плоскую флягу с коньяком, свинтил колпачок и отдал ее Олегу. Олег воткнул фляжку в руки Толи.

– На, выпей чуток… Пей, пей еще… Да не плещи ты! Хватит, давай. Сейчас лучше будет, подожди немного.

Сам Олег к спиртному не притронулся, но зато Марат прикончил содержимое фляжки в несколько шумных глотков.

Толя закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья. Алкоголь понемногу начал действовать, и злобный мужик в бордовом пиджаке и с пистолетом, до этого непрерывно стоявший перед глазами, сначала сжался до приемлемых размеров и утратил свой устрашающий вид, а потом и вовсе исчез.

– Не переживай, – перегнувшись через спинку своего сиденья, Олег протянул руку и похлопал Толю по плечу. – Ну, чего ты боишься-то? Ранил его – так он сам виноват, а ты правильно поступил, так и надо было делать. Не ты его – так он бы тебя уложил, а потом и нас, в придачу. Так что ты не только дело спас, но и нас выручил. А раз мы оттуда ноги унесли – то кто нас теперь поймает? Сам посмотри: там мы были в масках, так что узнать нас никто не сможет. Пистолета нет больше, а деньги сейчас поделим, поменяем – и все.

– Баба меня запомнила, – пробормотал Толя, не открывая глаз.

– Да и хрен с ней! – отмахнулся Олег. – Мало ли, зачем ты к ней приходил. Узнал, что муж у нее сидит, вот и пришел, подзаработать решил. Так ведь?

Олег толкнул Марата локтем и подмигнул.

– Так, конечно, – поспешно отозвался тот.

– Ну и все! – Олег еще раз похлопал Толю по плечу, а потом убрал руку и опустился на свое место. – Все, давай деньги делить.

В пачке, которую Толя успел схватить со стола, убегая из злополучной комнаты, оказалось восемьсот двадцать долларов.

– Да, – разочарованно протянул Олег. – Я думал, тут хотя бы тонны полторы будет. А здесь и делить-то нечего… Если по справедливости, то это все нам с Толиком причитается!

– Там и было больше, – Марат откашлялся, прочищая горло. – Он просто не успел взять. Если бы этого мужика не оказалось, то взяли бы раза в три больше, в натуре! А делить на всех надо.

– Да тут и делить-то нечего, – повторил Олег и ковырнул пальцем тонкую пачку зеленых банкнот. – По сколько это получается?

– У него еще сотня есть, – Марат кивнул в сторону заднего сиденья.

– Да? Верно, а я и забыл. Значит, всего – девятьсот двадцать получается. По триста шесть каждому, и еще два бакса тебе на бензин остаются, правильно?

Олег выбрал в пачке несколько купюр поновее, отсчитал из них свою долю и убрал в бумажник.

– Знаешь, у меня на дискотеке за месяц не меньше получается. И риска никакого, наоборот – кругом музыка, бабы, выпивка. Знал бы, что так получится, – никогда бы не пошел.

– Как говорится, первый блин – комом, – пробормотал Марат, отсчитывая себе. – В следующий раз по-другому получится.

– Это уж точно, – усмехнулся Олег. – В следующий раз, если по твоей наколке пойдем, то нас там спецназ с автоматами ждать будет. Ты, часом, не на ментов работаешь?

Раньше Марат никогда не стерпел бы подобных слов – все-таки лидером в их компании был он, но сейчас он чувствовал вину за происшедшее, а потому смолчал.

– Вообще-то, за такие дела надо бы тебе хлебальник начистить, – высказал Олег мысль, которая еще недавно и прийти ему в голову не могла. – Да уж ладно… Только я с вами больше никуда не пойду, хватит. Если захотите – будете со мной работать, есть у меня одна мыслишка… Как-никак, но вас я уже в деле видел, особенно этого снайпера. Всяко лучше, чем с новыми пацанами сходиться. Только учти – там деньги действительно реальные, так что работать придется по-серьезному. Все, разбегаемся по норам! Подкинь меня до дома.

– А мне некуда ехать, – пробормотал на заднем сиденье Толя, услышав последнюю фразу. Домой он так и не вернулся, и хотя он, в принципе, мог найти себе место для ночлега и отдыха, сейчас ему очень не хотелось о чем-то думать и что-то делать. Он надеялся, что Марат или Олег решат эту проблему за него. В конце концов, он ведь их спас.

– Да? А чего так? – Олег повернулся назад и посмотрел на Толю, раздумывая. – Ну, нет, так нет. Поживешь пока у меня на даче. Пару дней, а дальше видно будет. Может, к тому времени Марик еще что-нибудь придумает, и мы себе виллы купим. Поехали на дачу, не стой! Туда как раз езды на два доллара.

* * *

Прошло несколько дней, но дело о налете на квартиру так и не сдвинулось с мертвой точки. Лидия Михайловна, никого не предупредив, скрылась в неизвестном направлении, а Саша-Кабан активно выздоравливал на койке в отдельной палате лучшей больницы города и в ответ на все вопросы жизнерадостно пожимал плечами и тряс квадратной головой. Первоначальная проверка соседей и тех, с кем сталкивался супруг Лидии Михайловны за время своих скитаний по тюремным застенкам, результата не дала. Было очевидно, что на квартиру «вышли» каким-то другим путем, и Дима, когда выдавалось свободное время, любил поломать голову над этим вопросом.

– Слушай, Костик, – спросил он один раз, когда они возвращались из поездки в одно из отделений района, – а ты не думал, что все это мог заварить Вова Бараев?

– Адвокат? Вряд ли. Слишком коряво у них все получилось. А у него ведь были и время, и возможности узнать про деньги и про все остальное. Да и потом, он ведь в нашей системе работал, смог бы все это организовать пограмотней. Как-никак, а опыт у него есть.

– Да какой у него опыт! Он ведь не опером работал, а следаком, и то – по экономическим делам. Да и потом, я же не говорю, что он все это сам учудил и что у него своя команда разбойников есть. А наводку он вполне мог дать. Мало ли, какие ситуации бывают. В долги залез, или еще что-нибудь.

– Все равно, мне кажется, вряд ли, – возразил Костя. – Он, совершенно законно, с этой Лидии уже в несколько раз больше получил. На фига ему такие заморочки? Ну, получится у него раз-другой, а потом станет на свете одним адвокатом меньше. Окажется он где-нибудь в лесочке, где добрые дяди нагреют в костре ломик и сунут ему в задницу, горячим концом наружу.

– А почему горячим – наружу?

– Чтоб никому вытаскивать не хотелось. Нет, я серьезно не думаю, что это его рук дело. Если б там речь шла о полумиллионе долларов – я это еще мог бы понять. Но из-за нескольких паршивых сотен ему нет смысла мараться и свою репутацию портить. Не стоит оно того.

– А ты уверен, что в квартире не было этого самого полумиллиона?

– Ни в чем я не уверен, так что отстань от меня со своими дурацкими вопросами.

– Будет время – я все-таки этой темой займусь. Посмотрю, чем он сейчас дышит.

– Займись… Ты слышал, Карпыч в отпуск собирается?

– Когда?

– Через неделю или две. А вместо него Пифагор будет.

– Вот, бл… Может, тоже на это время в отпуск уйти? Этот мудак всех ведь своей тупизной достанет. И кто его только поставить догадался?

– Не переживай. Вон, «квартирники» его по двадцать раз в день на х… посылают, так он в их дела и не суется…

Когда они вошли в здание РУВД, их окликнул дежурный.

– Вовремя приехали… Давайте в 15-й отдел, там только что два рывка сережек было. Коликов распорядился вас отправить.

– Да, без нас там точно не разобраться, – Дима важно кивнул. – Когда это все было-то?

– У первой в двенадцать рванули, около рынка. А у второй примерно в полпервого. Около самого дома.

Костя посмотрел на часы.

– Час двадцать… Поехали, посмотрим, что там!

Потерпевшая сидела в одном из кабинетов помещения уголовного розыска 15-го отделения милиции, мяла ручку поставленной на колени хозяйственной сумки и иногда дотрагивалась до заклеенной пластырем мочки правого уха.

– Я на рынок ходила… У дочки день рождения завтра, так я купила кое-что из продуктов. Вышла и пошла домой. Хотела в кондитерский зайти, через дорогу, но там переучет оказался. Надо было по улице пойти, а я сократить хотела, пошла дворами. Вот и сократила, – женщина вздохнула и в очередной раз дотронулась до пластыря на порванном ухе. – Мне их муж на свадьбу подарил, в пятьдесят пятом году. Теперь такие и не купим больше никогда. Даже не знаю, сколько они сейчас стоят… Извините. Я по двору шла, мимо шестнадцатого дома. Вдруг меня кто-то сзади за голову хватает. Я сначала и не поняла ничего, думала, кто-то пошутить решил. И боли не почувствовала. Когда обернулась, смотрю, парень убегает, незнакомый. Только тогда и поняла. Попробовала за ним побежать, да куда там. Видела, что он куда-то к детскому садику свернул.

– Это дом десять по Саратовской улице, – пояснил опер 15-го отделения Гена Савельев.

– Запомнили, как он выглядел? – спросил Дима. Его голос звучал глухо, и сам он старался не смотреть на потерпевшую, словно ощущая какую-то свою вину во всем происшедшем.

– Да где ж его запомнишь, – женщина пожала плечами, – Молодой, высокий. Куртка на нем была зеленая и брюки черные. На голове кепка с большим козырьком, такие сейчас многие носят. И одета козырьком назад… Скажите, а вообще есть надежда, что его поймают?

Савельев долго молчал, хмуро разглядывая разложенные под настольным стеклом визитные карточки, потом вздохнул.

– Надежда, конечно, есть. Но, скажу вам честно, очень маленькая.

– А серьги? Их как-то можно найти? Можно ведь сообщить в комиссионные, в скупки?

– Он не понесет их в комиссионный. Он их сдаст в любой ларек на улице, или – почти в любой. Скорее всего – уже сдал. И тот, кто их у него взял, никогда в этом не признается и никогда их не вернет. Извините, что я так вам это говорю, но лучше уж настроиться сразу…

– Но вы все-таки сообщите в ювелирные и в комиссионные? И я сама еще похожу…

– Когда этого бейсболиста поймаем, я его шарами в бейсбол и сыграю, – пообещал Савельев, как только за потерпевшей закрылась дверь.

– Добрее к людям надо быть, – возмутился Дима, – Может, это он случайно оступился? Или ему есть нечего.

– Тогда пускай свое дерьмо жрет, – Гена закурил очередную «беломорину» и глубоко затянулся. – Сука! За две недели – уже десятый эпизод! И это только по нашей «земле». В 14-м тоже случаев шесть было. И – никаких концов. Мы своих уже всех перетрясли, так даже близко ничего нет. Хрен его знает, откуда он к нам приезжает и кто он такой. Но то, что он – будущий инвалид, это точно. Если где его увидите, то передайте, пусть лучше сам идет сдается.