Текст книги "Media Sapiens-2. Дневник информационного террориста"

ПРИЕМ

 
Oh no not I, I will survive
Oh as long as I know how to love I
Know I’ll stay alive
I’ve gor all my life to live
I’ve got all love to give
I’ll survive I will survive
Hey, hey
 

Из колонок музыкального центра звучит Глория Гейнор, а вся наша команда – Вадим, Пашка, Генка, Женька и я – стоит на кухне Пашкиной квартиры и чокается водкой. Мы отмечаем наш сегодняшний успех уже второй час. Все уже достаточно пьяные, тогда как я почти не пью, собираясь к шести часам на встречу с Вербицким.

– А помните, как Фадеев с «Ленты» загонял Шойгу с этой госдачей и бассейном? – спрашивает Женька.

– Ага, «никаких мертвых мы в больницах не видели», – захлебывается смехом Генка. – Кожугетыч, что сам, что ли, по больницам ходил?

– А как эта старая дура выступила? – Паша завязывает полотенце на манер головного платка и гундосит, изображая ту безумную бабку: – «Сергей, вы не знаете, где мой Володенька?» Кто ее придумал, Антон?

– Это Вадик, – улыбаюсь я, – он режиссировал все гениально.

Пашка берет со стола круглую картонную подставку под пивную кружку и пришлепывает ее на пиджак Вадика со словами:

– За проявленное во время съемок антиутопии «Метро-2007» мужество и героизм Вадим Даев награждается орденом Сутулова!

– Первой степени! – кричит в дымину пьяный Генка, воздев палец к потолку. – Первой степени! Это же додуматься нужно до такого свидетеля!

– УРААА! – кричим мы все вместе и дружно хохочем.

Все снова чокаются, выпивают, и кухня снова наполняется обсуждением прошедшего. Я выхожу на балкон и закуриваю сигарету. Следом за мной выходит Вадик:

– Ну что? Думаешь про метро?

– Мы сегодня их обыграли, – я пытаюсь выпустить несколько колец из дыма, но они рассыпаются, – интересно, как они ответят?

– Это уже не важно, – Вадим пристально смотрит на меня, – ты вошел в историю.

Сначала я хочу традиционно ответить ему про то, что «мы все – команда» или «мы сделали это вместе», но, чуть помедлив, я просто отвечаю:

– Я знаю…

– Как ты думаешь, мы попадем на страницы учебников по информационным технологиям? – продолжает Вадик.

– Не-а, вряд ли. Мы же отрицательные персонажи, – улыбаюсь я.

– Ну и что? Между прочим, в 1938 году журнал TIME назвал Гитлера человеком года! А я всего лишь хочу остаться в памяти людей с помощью простых учебников.

– Не знаю как TIME, а Родина нас точно припомнит…

Вернувшись на кухню, я прощаюсь с ребятами, объясняю, что мне нужно ехать на встречу, и ухожу.

На улице, прежде чем сесть в машину, я решаю купить сигарет и бутылку воды. На другой стороне улицы стоит павильон, торгующий всякой всячиной. Туда я и направляюсь. Я собирался открыть дверь павильона, когда меня окликнули:

– Антон Геннадьевич! – Это прозвучало настолько убедительно, что стало ясно – человек, окликнувший меня, совершенно точно не обознался.

– Да? – Я медленно обернулся и увидел мужчину среднего роста в темно-синем костюме, белой рубашке и галстуке. Позади него стоял еще один человек. Он был очень высок, носил серый костюм и опирался на открытую дверь черного «Мерседеса». Мужчина подошел вплотную ко мне:

– Здравствуйте. Прокатимся? – Он улыбнулся одними глазами, если можно так выразиться. То есть лицо его, ничем особо не примечательное, было совершенно спокойным. И только в глубине его холодных серых глаз зажегся зеленоватый огонек. Такой удивительной особенностью говорить глазами отличаются два типа существ на земле. Породистые ротвейлеры и работники органов государственной безопасности.

– Куда кататься-то? Пробки кругом. – Я скользнул взглядом вниз и уставился в его галстук, украшенный чередующими друг друга красной, белой и голубой полосками.

– Да тут рядом. И потом, у меня проездной хороший. – Он залез во внутренний карман, достал оттуда бордовую ксиву с российским гербом и молниеносно, как фокусник, раскрыл ее у меня перед глазами, задержав ровно на две секунды. Прежде чем она снова исчезла, я успел разглядеть только фотографию и крупную надпись: ГОСУДАРСТВЕННЫЙ СЛУЖАЩИЙ.

– Единый студенческий? – попытался пошутить я, понимая, что отказаться от вечернего променада с этим госслужащим мне не удастся.

– Практически. Садитесь в машину, – пригласил он меня жестом, не терпящим возражений.

Товарищ в сером костюме открыл заднюю дверь, я залез в салон и увидел еще одного пассажира также в сером костюме, сидящего у окна.

– Добрый вечер, – поздоровался я. Пассажир глянул на меня и, не ответив, отвернулся к окну. Я сел посередине, человек в синем костюме влез следом за мной, а стоявший на улице дылда сел на переднее сиденье. Мы тронулись. Машина резко рванула на «разделительную» и понеслась в сторону Политехнического музея.

– Я могу позвонить? – спросил я у «синего костюма», достав телефон.

– Антон Геннадьевич, ну что вы, в самом деле? Что это за звонок другу? Мы же не в «Кто хочет стать миллионером?» играем? – В этот раз он улыбнулся уголками рта и протянул мне раскрытую ладонь. Я вложил в нее телефон и усмехнулся:

– Ой, а я думал, играем. Как раз собирался отказаться отвечать на вопросы и взять деньги.

– Я так понимаю, Антон Геннадьевич… деньги вы уже взяли. Не так ли? – ответил «синий костюм» и пристально посмотрел на меня.

– Э… – затянул было я.

– Вы правы, это теперь не имеет никакого значения. – Он произнес это таким тоном, что я почувствовал, как у меня мокнет под мышками.

– Простите, с кем имею честь? – попытался я разрядить обстановку.

– Иванов, – сухо ответил он, – Иван Иванович.

– А…

– И мои коллеги тоже. Ивановы Иваны Ивановичи. Удобно, правда? Вы что-то еще хотите узнать?

– Нет, спасибо.

Больше вопросов у меня не было. Мы проехали мимо Третьяковского проезда. Я пытался успокоиться, но мысли у меня были самые черные. «Интересно, думал я, суд будет? Или сразу ебнут? Нет, если бы захотели убить, то вальнули бы на улице, а тут в машину посадили. А может быть, хотят продлить себе удовольствие? Сначала прочитают лекцию о преступлениях, совершенных мной против государства, а потом всетаки завалят? Нет, ну сейчас же не 37-й год? Значит, будет суд.

Сейчас приедем, мне зачитают права – и в какую-нибудь спецтюрьму. Потом быстрый допрос, закрытый суд. Адвокатам работать не дадут, пресса их все дело быстро замнет, наши даже рыпнуться не успеют. Да и вряд ли полезут. Бесполезно. Интересно, сколько мне дадут? С другой стороны, чего я сделал? Это бездоказательно. Теракта же не было? Хотя… Черт! Точно. Они признают теракт! И объявят о быстрой поимке одного из организаторов. Так… Вербицкий, понятно, уже в курсе, валит в Лондон. Гениально. Они одним махом обезглавят наши структуры и типа раскроют теракт. Ребят, наверное, уже забирают. У Вадима семья, у Генки ребенок маленький. Все сломалось. Все. Это уже преступная группа получается. Лет пятнадцать. А то и пожизненное…»

Я смотрел вперед, на улицы, на людей, открывающих двери ресторанов, помогающих своим спутницам покинуть авто, на прохожих, спешащих по своим делам. «Еще вчера я вас так ненавидел, а сегодня я вам так завидую. Вы – счастливчики, хотя половина из вас этого простого счастья явно не заслуживает. Пройду ли я еще по этим улицам?

Что делать? Может быть, смогу договориться? А чем черт не шутит? Им же нужны талантливые профессионалы, а? Я же их обыграл? Это же игра, они тоже играют. Предложу сделку. А что, покупают же друг у друга игроков футбольные клубы, которые являются непримиримыми врагами? Надо договариваться, это единственный шанс. Да уж, сегодня один из тех дней, что запоминаются на всю оставшуюся жизнь. Момент истины».

Я перестал смотреть на улицу и перевел взгляд на спинку водительского сиденья. На ней был наклеен стикер со строкой из модного хита:

YOU’LL REMEMBER ME FOR THE REST OF YOUR LIFE![2]2
  «Запомнишь меня на всю оставшуюся жизнь!» (англ.)


[Закрыть]

– Современной музыкой интересуетесь, Иван Иванович? – спросил я. Все, исключая водителя, обернулись на меня.

– Почему вы так решили? – отозвался «синий костюм».

– Ну… вот же, на стикере, – показал я пальцем.

– Аааа… это. Это чтобы пассажиры не скучали. Что-то вроде баннерной рекламы.

– Глубоко, – только и сказал я.

– Стараемся пользоваться яркими образами.

– Да уж куда ярче. Ярче только…

– … звезды.

– Так мы в Кремль едем? – удивился я

– Практически. В Мавзолей, – отозвался молчавший до этого водитель. – Ща будем тебя из пионеров исключать.

– Кстати, Антон, а вас в пионеры в Мавзолее принимали? – спросил «синий костюм».

– Какое это имеет значение?

– Для вас никакого, а мне интересно. Вам ответить сложно?

– Не в Мавзолее. В актовом зале школы.

– Ясно. Значит, учились неважно, – резюмировал «синий костюм».

«Пионеры, блядь, комсомольцы. Ненавижу идиотские подъебки». Я начал злиться. «Взять бы сейчас и локтем в нос тебе заехать». Я представил, как я разбиваю «синему» лицо, машина тормозит и меня начинают бить все четверо. Потом надевают наручники и с заплывшим лицом, подбитыми глазами выволакивают на улицу. Перед глазами встала финальная сцена из «Утомленных солнцем». И меня понесло. «Не буду я с вами торговаться, уроды. Хотя бы раз в жизни плюну вам в лицо открыто, выступлю на суде хотя бы перед охраной и вашими судьями и поеду как политический, вместе с ребятами. Скоты. Ни ума, ни фантазии. Работать можете только как каток, прокатывая всех и все. А я вас обыграл. Обыграл с минимальным ресурсом. Порвал, как грелок. Я не буду с вами торговаться. Точно! Тот, к кому меня сейчас везут, ждет, что я начну падать ему в ноги. Не дождетесь. Сейчас приедем, я скажу ему в лицо…»

– Вот и приехали, – «синий костюм» пощелкал по циферблату своих часов, показывая мне на время, – смотрите, семь минут. Я же говорю, у меня проездной хороший.

На его круглых часах с римскими цифрами под XII стояло клеймо BREGUET, а на месте номера модели – 77 RUS. Внизу циферблата, над окошком с датой был нарисован маленький пистолетик, похожий на логотип Джеймса Бонда. Над ним красовалась надпись: KOMANDIRSKIE.

– Интересные у вас часы, Иван Иванович. Лимитед Идишн?

– Эти? – Он посмотрел на свои часы так, будто видел их первый раз в жизни. – Именные. Друзья подарили на профессиональный праздник. Выходим.

На улице стоял свежий июльский вечер. В воздухе пахло кофе и смесью различных духов. «Нет, все-таки надо торговаться». Я расправил плечи, потер поясницу и пошел вслед за «синим».

Мы миновали будку с милиционером и пошли переулком. Я пялился по сторонам, отмечая детали окружающих зданий, сам не зная зачем. И так понятно, что обратную дорогу мне в случае чего подскажут. Довольно быстро мы подошли к зданию с широкими ступеньками перед входом. На стене рядом с массивной дверью висела бордовая табличка с гербом России и надписью:

АДМИНИСТРАЦИЯ ПРЕЗИДЕНТА РФ

КУХНЯ № 9. СПЕЦБЛОК

Из дверей, чуть не столкнувшись с нами, вышли две тетки лет пятидесяти, несшие в руках перевязанные бечевкой картонные коробки. «Пирожные, наверное, получили спецпайком. Никогда бы не подумал, что в таких стенах обитают подобные персонажи. Кухня же, может быть, обслуга?» – подумал я, а вслух заметил:

– Теперь я понял, откуда у журналистов этот идиотский штамп «кремлевская кухня». Мне даже в голову не приходило, что такое учреждение в самом деле существует.

– Есть многое на свете, друг Антонио, чего не знает «Яндекс» и «Yahoo», – заметил «синий», – вообще-то это расхожий штамп – «телевизионная кухня» или «футбольная кухня» там. Не обязательно только «кремлевская».

– Иван Иваныч, а почему номер 9?

– А почему бы и нет? – «Синий» дернул дверь на себя. – Чего, нельзя, что ли?

– Действительно, почему бы и нет? Хороший номер, – согласился я.

– А почему «спецблок», вам не интересно узнать? Меня несколько передернуло. Я пожал плечами и посмотрел в сторону.

Зайдя внутрь, мы оказались перед высокой рамой металлодетектора, за которой стояли два милиционера и рентгеновская машина. «Синий» передал мне пластиковый лоток:

– Выкладывайте все сюда.

– В смысле металлические предметы? Так у меня вроде нет ничего.

– В смысле все. Документы, пишущие принадлежности, портмоне. Все, что в карманах, одним словом.

«Вот и все», – похолодел я.

– Ремень тоже снимать? – тихо спросил я Иваныча.

– Не задерживайте вход, мужчина! – крикнул мне один из ментов. – Шутки будете в другом месте шутить. Сказано – вылаживайте все, значит, вылаживайте.

Я послушно выгреб из карманов документы, кошелек, две авторучки и пропуск на работу. Мент протянул руку через рамку детектора и взял у меня лоток. Мы прошли. Двое «серых костюмов» остались за рамкой, мы с «синим» двинулись дальше.

– А не боитесь, что сбегу? – нагло спросил я Иваныча, когда мы подошли к лифтам. – Или один управитесь?

– Тут старое здание. Такая запутанная система помещений, что сам до сих пор не могу привыкнуть. – Иваныч глянул на меня снисходительно и продолжил: – Допустим, броситесь вы в бега и будете тут, как Фарада, ходить сутками по коридорам и кричать: «Люди, люди!» Помните, как в «Чародеях»? А тут ведь не только информационное управление находится, но и другие структуры. Могут неправильно истолковать. Понимаете, о чем я?

Открылись двери лифта, «синий» нажал на кнопку девятого этажа, двери закрылись. Лифт поднимался довольно медленно, как это бывает в старых домах. Я ощутил, как у меня за ухом начинает стекать из-под волос капля пота. Видимо, Иваныч это тоже заметил и не преминул съязвить:

– Пребываете в нетерпении? Я же говорю, старое здание. И лифт старый. Тише едешь – дальше будешь. От того места, куда едешь.

Сказано это было таким тоном, что смеяться мне уже расхотелось. У меня начала расти внутренняя дрожь, где-то в области желудка, и чуть пересохло во рту. Наконец лифт приехал. Пока мы шли прямым коридором, я разглядывал таблички, висевшие на дверях кабинетов. Надписи на них выглядели, прямо скажем, довольно нетипично для официального заведения:

Кузнецов@mediakitchen.gov.ru

Фадеев@mediakitchen.gov.ru

Лапин@mediakitchen.gov.ru

Коридор закончился дверью, на которой висела такого же размера табличка с надписью:

[email protected]

Надпись была сделана зеленой флуоресцентной краской, которой любят пользоваться фанаты граффити или интернетчики, что служило намеком на дверь главного начальника, который разбирается в современных технологиях. Иваныч открыл дверь и пропустил меня вперед.

– Добрый вечер, – хором поздоровались две секретарши, сидевшие перед мониторами. Их головы были украшены гарнитурами с динамиком, вроде тех, которые используют девушки в call-центрах. Хотя у меня лично своими гарнитурами, неброским макияжем и короткими стрижками они вызвали ассоциацию с женщинами-инопланетянками из фильма моего детства «Москва-Кассиопея».

– Добрый. Че, у себя? – спросил Иваныч.

– Он вас ждет, проходите.

Иваныч открыл дверь и в этот раз прошел первым. Я успел заметить табличку на двери с надписью:

Черкасов@mediakitchen.gov.ru

«Надо будет интеллектуально пошутить насчет связи с боливийским подпольем, интересно – поймет?» – подумалось мне.

Мы вошли в большой кабинет, у дальней стены которого стоял длинный стол с двумя мониторами по краям. Когда мы подошли ближе, я отметил, что на столе нет никаких массивных письменных приборов, столь любимых большими государственными боссами. Не было также стопок бумаг, сшитых «пружинкой» отчетов и всего того, с чем у меня ассоциировалась госслужба. Кроме мониторов и клавиатур на поверхности стола лежала прокладка для удобства письма из коричневой кожи. По ее нижнему краю шла оранжевая полоса с логотипом мчащейся колесницы и слоганом «Старый конь борозды не портит. Hermes». На прокладке лежала компьютерная мышь и столь любимый литераторами блокнот Molesqine. Оба предмета были декорированы в цвета российского флага.

– Что, привел Антона Йозефовича? – Из-за стола навстречу нам поднялся худощавый мужчина в очках в тонкой золотой оправе. Он носил синий однобортный костюм и лицо выпускника Оксфорда, что вкупе с его вопросом резко исключило возможность шуток а-ля интеллектуальное превосходство с моей стороны.

– Привел. Представляешь, ехать не хотел, – ответил Иваныч.

– Никак машина ему твоя не понравилась? – криво усмехнулся Черкасов. – Так извиняйте, «Хорьхов» у нас нету.

– Да я как-то… – промямлил я. «Образованные, падлы».

– К делу. Моя фамилия Черкасов, я работаю кем-то вроде мастера по ремонту телевизоров, если угодно. Пойдемте за стол, – указал он рукой куда-то позади меня.

– Очень приятно. – Я обернулся и увидел небольшой стол для переговоров с четырьмя креслами. Черкасов и Иваныч заняли крайние, я же оказался между ними, лицом к двери и книжному шкафу. Кресло напротив меня осталось пустым. Я сел и стал разглядывать кабинет. В простенке между окнами висело несколько документов в рамках. «Председателю жюри всероссийского конкурса „Лучший телеведущий новостей“, „За обеспечение он-лайн конференции В. В. Путина в 2006 году. Благодарность“, „Победителю всероссийского конкурса по быстрому поиску в Интернете“, „Лучшему в профессии. Российская ассоциация работников медиаиндустрии“. „Странно, почему я до сих пор не слышал фамилии этого человека? Судя по кабинету и рамкам на стене, персонаж в информационном поле значимый“, – подумал я, прочитав названия дипломов. „Есть многое на свете…“ – тут же вспомнилась мне фраза Иваныча. Действительно, „Яндекс“ и „Yahoo“ о таких людях, как правило, не рассказывают.

В книжном шкафу кроме самих книг, судя по корешкам, в основном посвященным СМИ, стояло две работы в рамках. Одна из них представляла собой традиционную фотографию Че Гевары в берете со звездой. Он стоял в полный рост, одетый в футболку с изображением Путина, и держал в правой руке телевизионный пульт. Другая являлась плакатом, выполненным в стилистике первых лет Великой Отечественной войны. На плакате были изображены рабочие в спецовках, касках на голове и с закопченными, ответственными лицами. Они шли цепью на фоне горизонта с нефтяными вышками, сжимая в руках кирки и отбойные молотки. Поверх голов нефтяников стоял слоган:

РАЗГРОМИМ СЫРЬЕВОГО ПРОТИВНИКА!

ЗА РОДИНУ!

URAAAAAAAAAAAAAAALS, ТОВАРИЩИ!

Нефтяники России взяли на себя обязательства по увеличению добычи нефти на 2% в 2006 году

«Креативненько, – отметил я. – Ничего у ребят не пропадает».

– Ну что? Расскажите мне, Антон, что вас толкнуло на путь информационного терроризма? – вытащил меня из созерцаний Черкасов.

– Как?… Каккк… ого терроризма?

– Информационного, Антон, информационного.

– А почему это я террорист?

– Вот гад! Сам теракт подстроил, а сам спрашивает, – включился в беседу Иваныч, неожиданно для меня, использовав этакие простонародные обороты. – Да что с ним говорить-то, а? Его в колонию надо, а не лясы с ним точить.

– И с этой позицией трудно спорить! – развел руками Черкасов.

«Ясно. Злой следователь – добрый следователь. Интересно, для чего меня сюда привезли? Вербовать хотят?»

– Я никакой теракт не устраивал, граждане. Я журналист, а не подрывник. У меня своя работа, – ответил я.

– Антон, давайте вы сейчас кривляться прекратите, потому что от вас не требуется чистосердечное признание, тем более что мы и так в курсе событий, а времени у меня мало. Вы здесь для того, чтобы слушать. Посему я переформулирую вопрос более откровенно: «Какого черта было инсценировать всю эту клоунаду у метро?» У вас фантазия иссякла или просто слишком большой бюджет осваиваете?

Подобный тон беседы вариантов для увиливаний не предусматривал, посему я решил принять «откровенные» правила игры:

– Господин Черкасов, мы с вами коллеги, правда? Наша задача – конструировать информационное поле. В такой работе мы вынуждены использовать, скажем, любые нетрадиционные методы для воздействия на аудиторию. Так что это всего лишь механизм. Как вы знаете, мы ограничены в больших медиаинструментах, приходится работать в окружении превосходящих сил противника.

– Антон, я думаю, вы не мой коллега. Вы – аферист от СМИ. Недоучившийся аферист.

– Доучиться мне ваши коллеги не дали, – парировал я.

– Тебя вместо увольнения из ФЭПа надо было журналистом отправить тогда еще. На Крайний Север, – снова встрял Иваныч.

– Видимо, у ваших коллег в то время был скудный бюджет командировок. Или боялись такого таланта, как я, заморозить. – Я повернул голову в сторону Иваныча. Отчего-то страх мой прошел.

– Переписывать речи Геббельса можно годами. Более талантливо. И без ошибок, – продолжил Черкасов, – но настоящий профессионал СМИ всегда вырабатывает собственный стиль. Медиаконструкт, Антон, насчитывает добрую сотню способов достижения преимущества в информационной конкуренции. Мы можем обратиться к практике борьбы тори и лейбористов в Великобритании или демократов и республиканцев в США. Любая комбинация в СМИ может быть разыграна с использованием компромата, подтасовки фактов и ворованной из стана соперников информации. Можно манипулировать журналистами, телекартинкой, радиоэфиром и Интернетом. Это не возбраняется. Но везде есть границы, за которые настоящий профессионал никогда не выйдет. Всегда есть правила игры, Антон. Вы их вчера нарушили.

– А вы, значит, правила никогда не нарушаете? Не блокируете эфир для конкурентов, не анонсируете псевдонародные инициативы по продлению срока президентских полномочий? Не строите параллельную реальность, в которой все хорошо и все довольны?

– Любые СМИ, Антон, и есть параллельная реальность.

– Да? Ну если ваша параллельная реальность состоит целиком из радостных будней народа, то почему вы не допускаете возможности параллельной реальности, в которой гремят взрывы, а?

– Потому что это против правил, еще раз повторяю. Это негласный кодекс профессионалов. Можно использовать любые технологии, кроме технологий крови. Вспомните историю двухгодичной давности с картинками разрушений ливанского города после попадания израильских ракет, подделанными в фотошопе. Если бы речь шла о фотошопе, где президент какой-то страны обнимает проституток, все промолчали бы. Но кровь фотошопить нельзя. Она слишком реальна. И потом, вся эта мерзость, устроенная на пресс-конференции…

– Кожугетыча подставил. Святого человека! Он из самолета не вылезает, лично разруливая наводнения, землетрясения и техногенные катастрофы, а вы, суки, втянули его в ваше говно. Он же привык с реальными вещами работать, а не воду в ступе толочь, как вы. – Иваныч хлопнул себя по коленке и, отвернувшись, добавил: – Я бы с тобой, конечно, по-другому поговорил.

– А можно огласить все правила? Так, чтобы знать на будущее. Типа как в футболе? – тихо спросил я.

– А в общем они похожи на футбол. Знаете, там тоже нарушения бывают, все хотят выиграть. Можно себе рукой подыграть, иногда случается забить из «вне игры». На это можно закрыть глаза. Но где вы видели, чтобы проигрывающая команда, отчаявшись одолеть соперника, вызвала бы на подмогу зрителей с трибун? – Черкасов запнулся, потому что в этот момент дверь открылась и на пороге показался маленький человек в твидовом костюме, похожий на Зиновия Гердта.

– Не помешаю? – спросил «Гердт».

– Заходи, заходи, – сказал Черкасов, – я тут дополнительные занятия для неуспевающих провожу.

– Привет, Женя, полюбуйся, это и есть тот самый Дроздиков, – поздоровался с вошедшим Иваныч.

– Любопытно. – «Гердт» надел очки и сел напротив меня. – Так вот кто терроризм нам устроил. И что же он?

– Не хочет отказываться от своих преступных намерений, – ответил Иваныч.

– Не знает правил игры, – добавил Черкасов и посмотрел на меня. – Так на чем я остановился? А! Вы поступили именно так с этим фальшивым терактом. Аудитория – это болельщики. Они только смотрят матч, но не участвуют в нем, понимаете?

– Если говорить футбольным языком, как можно строить игру по правилам, если у вас все судьи куплены? – Я испытующе посмотрел на Черкасова.

– Я попросил бы вас впредь воздерживаться, молодой человек, – грозно сказал «Гердт».

– Судьи тут ни при чем. Не надо тут, как у вас принято, всех в один винегрет мешать, – вторит ему Иваныч.

– Да, действительно, судьи тут ни при чем. Антон, сильная команда обыграет соперника при любом судействе, раз уж на то пошло, – говорит Черкасов, слегка постукивая пальцами правой руки по ладони левой.

– Безусловно. А телеканалы, «эксклюзивно» освещающие матч, покажут всем, что выиграли хозяева поля вне зависимости от результата? – сказал я, обведя присутствующих взглядом. Повисла пауза. Первым ответил Черкасов:

– Антон, это как в Лиге чемпионов. Есть матчи дома, есть «на выезде». Мы пока играем на своем поле. А у хозяев поля всегда есть право эксклюзивной трансляции.

– Вы, молодой человек, хотя бы отдаленно представляете, что станется с вами, если мы используем те же технологии и подключим к игре болельщиков? – спрашивает «Гердт».

– Да вас народ просто разорвет, если мы завтра признаем теракт и укажем на виновных, – резюмирует Иваныч. – Может быть, так оно и лучше было бы?

– В смысле? То есть как? – наигранно туплю я.

– А так. Сами посудите. У нас есть два варианта. Первый – это вариант признания теракта и поиска виновных. Демонстрация потерпевших…

– А что, в стране найдется достаточно честных хороших парней, готовых помочь Родине и стать пострадавшими в теракте, – говорит Иваныч, почему-то показывая на меня пальцем.

– Но мы не можем вовлекать в этот водевиль аудиторию, – продолжает Черкасов, – потому что, как я уже сказал, это против правил. А также потому, что у граждан страны есть более важные дела, нежели выведение на чистую воду аферистов от СМИ. – Черкасов поднял со стола покоившийся на нем до этой секунды лист формата А4 и перевернул, демонстрируя мне. Лист представлял собой плакат в стиле «Окон РОСТа». Двое рабочих в касках стояли рядом с нефтяным факелом. Под ногами у них находилась речевка:

 
МЫ НА ГОРЕ ВСЕМ БУРЖУЯМ
МИРОВОЙ ПОЖАР РАЗДУЕМ!
ДАЕШЬ СОТКУ ЗА БАРРЕЛЬ!
 

Нефтяники России взяли на себя обязательства по увеличению добычи нефти на 8% в 2008 году

– Впечатляет, – кивнул я головой.

– Даже если направить ситуацию в правовое поле, – Черкасов посмотрел в сторону «Гердта», последний кивнул, – то у меня нет никаких гарантий, что после вашего, Антон, ареста не появятся новые «Дроздиковы», менее вменяемые и более глупые. А что? Бюджетов у наших оппонентов хватит, недоучившихся журналистов, мнящих себя новыми Геббельсами, тем более. Остается второй вариант. Вариант диалога. Посему, Антон, я предпочитаю наставить на путь истинный самого перспективного из вашего лагеря. То есть вас.

– А вы уверены, что я стою не на истинном пути, господа? Вы тут мне рассказываете про какие-то правила, про болельщиков. Раз уж мы начали проводить аналогии, то вернемся к игре как определению. Раз это игра, то наша задача – понравиться аудитории. Устроить шоу, которое вырвет ее из спячки. А аудитория сама выберет победителя. И чем сильнее персона, тем лучше шоу, а значит, больше популярности. И наоборот – хорошие шоу ведут сильные фигуры. Я просто одна из них. И как показывает практика, аудитория пока выбирает меня.

– Молодой человек, – «Гердт» закашливается, вынимает носовой платок и сморкается, – молодой человек. Позвольте узнать, вы имеете представление, что будет, если это самое ваше шоу «вырвет аудиторию из спячки»? У вас есть гарантии, что она не захочет узнать, каким образом столь молодой и талантливый шоумен устраивает все эти красочные фейерверки? Вы готовы устроить аудитории «сеанс магии с полнейшим ее разоблачением»?

– Антон, вы на самом деле полагаете себя фигурой? Вы это сейчас со всей ответственностью заявляете? – пристально смотрит на меня Черкасов.

– Я даю повод считать себя не вполне нормальным? – удивляюсь я.

– Судя по всему, так оно и есть. А что? Тогда это многое объясняет, – кивает головой «Иваныч», – а мы тут с ним время тратим. – Он стучит по своим «командирским» часам и качает головой.

– Антон, я еще раз убедился в том, что вы не до конца понимаете механику восприятия политтехнологов аудиторией. Вы неверно полагаете, что люди считают вас какой-то там фигурой. Более того, они даже о вашем существовании не подозревают. А вы им насаждаете какие-то животные инстинкты. Разбудить пытаетесь. Я вам помогу. – Черкасов подходит к шкафу и достает оттуда какую-то книгу: – Вот, послушайте:

«Тут она замолчала и в страхе прислушалась: в лесу неподалеку кто-то громко пыхтел, словно огромный паровоз. „Уж не дикий ли это зверь?“ – мелькнуло у нее в голове.

– А в вашем лесу много тигров и львов? – робко спросила она.

– Это всего-навсего Черный Король, – сказал Траляля. – Расхрапелся немножко!

– Пойдем посмотрим на него! – закричали братья, взяли Алису за руки и подвели к спящему неподалеку Королю.

– Милый, правда? – спросил Траляля.

Алисе трудно было с ним согласиться. На Короле был красный ночной колпак с кисточкой и старый грязный халат, а лежал он под кустом и храпел с такой силой, что все деревья сотрясались.

– Так можно себе и голову отхрапеть! – заметил Труляля.

– Как бы он не простудился, – забеспокоилась Алиса, которая была очень заботливой девочкой. – Ведь он лежит на сырой траве!

– Ему снится сон! – сказал Траляля. – И как по-твоему, кто ему снится?

– Не знаю, – ответила Алиса. – Этого никто сказать не может.

– Ему снишься ты! – закричал Траляля и радостно захлопал в ладоши. – Если б он не видел тебя во сне, где бы, интересно, ты была?

– Там, где я и есть, конечно, – сказала Алиса.

– А вот и ошибаешься! – возразил с презрением Траляля. – Тебя бы тогда вообще нигде не было! Ты просто снишься ему во сне.

– Если этот вот Король вдруг проснется, – подтвердил Труляля, – ты сразу же – фьють! – потухнешь, как свеча!»

– Узнаете? – Черкасов закрыл книгу.

– Это… это, по-моему, из «Алисы в Зазеркалье», – сказал я.

– Это сказка про пешку, которая стала королевой, ни разу за игру не разбудив спящего короля. – Он поставил книгу на полку и обернулся ко мне: – Вы любите английскую литературу?

– Не все, – ответил я, чувствуя, что окончательно тупею.

– Я надеюсь, Антон, что после нашей беседы вы сделаете соответствующие выводы. Либо прекратите играть против правил, либо прекратите заниматься СМИ в целом. Я ясно излагаю?

– Куда уж яснее.

– Тогда давайте на этом закончим. У меня к вам личная просьба. Передайте Вербицкому, что он, в силу возраста, должен понимать, что Лондон – это не так уж далеко отсюда. В случае чего. Резюмируя. Я надеюсь, Антон, что это мое предупреждение заставит вас задуматься. Второго не будет.

– Может быть, передадите мне для него наглядное пособие? – усмехнулся я, показывая на плакаты. – А то я боюсь, не смогу передать со всей суровой марксистской прямотой.

– Скажите, Антон, а вы не боитесь однажды на самом деле узнать, что напрасно называют Север крайним? – «Гердт» снял очки и начал протирать их тряпочкой, вытащенной из бокового кармана пиджака.