Текст книги "История города Заволжье"

Но два каменных, двухэтажных дома купцов Лапшиных чудом сохранившихся на ул. Рылеева могут свидетельствовать о богатстве этих деревень. Кое что осталось от деревни Сологузово.

Видимо, эти «деревушки» г. Городцу ни в чём не уступали. Более того, за такую древнюю деревню, как Гумнище (недалеко от г. Заволжье), ещё в VIII веке судились наследники князя Урусова, ибо царь, по кончине князя, решил прибрать к своим рукам эту, да и несколько других деревенек, с розовощёкими девками и крепкими мужиками, а помогал ему князь Оболенский. Так эта деревушка, была и есть далека от реки, а всё что было рядом с рекой, было буквально на вес золота. Но, всё утопили.

Интересна ещё одна деталь, которая может вдохнуть чувство патриотизма в современных заволжан. С. Л. ГОРЯЧЕНКО, в статье «Городецкие фамилии. Лапшины», изданной по материалам V Городецкий чтений, 2004 г., пишет: «По семейному преданию, крепостной крестьянин Михаил сильно досадил чем-то своему владельцу, и тот, осерчав, выселил его за пределы села (Городец, прим. Составителя) на оброк. Но Михаил не растерялся. Поселился на перекрёстке дорог и начал зазывать проезжающих отобедать и отдохнуть: «Айда лапшу хлебать!» В меню у него была только лапша, но разная; с грибами, с потрохами, с печёнкой и т. д. И прозвали его за это Лапшой». Так что, первые застройщики места, получившего в дальнейшем название г. Заволжья, были людьми очень не простыми и весьма расторопными.

С. Г. Горяченко пишет о роде Лапшиных так: «Дух предприимчивости, трудолюбие, настойчивость, строгое самоуважение (все они были старообрядцами) – вот те драгоценные качества, которые помогли им стать значительными и уважаемыми людьми своего времени и которые передали они потомкам».

Так что, несмотря на то, что Городецкие патриоты осерчав на то, что бюджетные деньги «проплыли» мимо и выселившие будущий город на другой берег реки, в надежде, что он там и загнётся, городок выжил. У самого городка были свои маяки и ориентиры.

Необходимо отметить роль личности в истории. Ни одному другому политическому деятелю Нижегородская область не обязана так, как А. А. Жданову. В период с 1929 по 1932 год в Нижегородском крае было построено 78 предприятий. В сообщении Госплана СССР говорилось: «Край за годы первой пятилетки выдвинулся на второе место в стране по автомобилестроению и на четвёртое – по станкостроению». Более того, территория самого дореволюционного Нижнего Новгорода ограничивалась, по существу, лишь одним из восьми районов города – Нижегородским. Но А. А. Жданов не попал даже в почётные граждане Нижегородской области, хотя, возможно ознакомившись со списком «почёта», он едва ли захотел бы в нём быть. В этом списке у него только один известный, как и он сам, на весь мир знакомый A. M. Горький. К сожалению, и наш, знаменитый в прежних рамках «Горьковский политехнический институт им. Жданова» берущий своё начало от Варшавского политехнического института сменил не только вывеску, но и имя, став Техническим университетом им. Р. Е. Алексеева. Видимо, вечное желание, услужить, хоть кому-то, кто пробрался на верх, неистребимо. Это желание носит название «холуйства». Но, что есть, то есть.

Если бы Жданов не умер, то заволжане бы жили в другом месте, и на другом берегу.

Глава первая. Как всё начиналось

Волга – река труженица, «главная дорога» России, как издавна называл её русский народ. К началу XIX Волга становится главной русской дорогой с многочисленным и самобытным флотом. Б. ШАЛАГИН, в книге «Дорога пяти морей» констатирует факты: «До трёх тысяч судов – самосплавом, под парусами, бурлацкой и конной тягой – двигалось тогда по великой реке… Волжские струги, расшивы, беляны, косушки были и красивы и совершенны для своего времени. Несомненно, выдающимся образцом судостроения была волжская расшива. «Шилась» она прочно и чисто из еловой и сосновой древесины, была ходка и служила до 8-10 навигаций. Современники отмечали, что ход расшивы под парусами представлял собой великолепное зрелище. От отцов к сыновьям и от дедов к внукам передавалось мастерство нижегородских, балахнинских, городецких судостроителей». Волжские расшивы строились и на месте будущего города Заволжья в деревне Пестово и ещё в одной деревне Юг, которая ныне находится на дне водохранилища.

Далее, Б. Шалагин пишет: «В условиях капиталистического хозяйства речники Волги не могли в полной мере использовать возможности великого водного пути. Ожесточённая конкуренция сотен хозяев и хозяйчиков мешала осуществлению какого-либо плана развития перевозок и дноуглубительных работ. Между тем Волга мелела в иные годы до того, что глубины падали до 70 сантиметров. Не случайно перекаты под Нижним Новгородом именовались Телячьими: временами телята переходили их в брод. Такие времена приходили нередко, и сотни судов останавливались, не в силах преодолеть мелководье. «Краем без будущего» называла Волгу… пресса. Хищничество параходчиков, подрядчиков, темнота тружеников Волги делали бесперспективным судоходное хозяйство».

Как видно из этих воспоминаний, на Волге всё было «плохо, мелко и бесперспективно», пока на неё не обратил свой взор большой политический экономист Владимир Ильич Ленин.

Место хищных параходчиков и подрядчиков заняло гуманное государство. От прежней Волги и её обитателей осталась одна ностальгия. Вспоминает Борис Споров: «Помню и я эти до восхищения самобытные деревеньки – Шеляухово, Малахово, Палкино, Салагузово, Пестово, Выползово, Бебрюхово, Юг – и каждая со своим характером, обликом. Коротко, точно на виселице, сопротивлялись деревеньки нашествию, может быть, и всего – то зиму 1948-го. Но уже и тогда было ясно – обречены. Разрушение – это уже последний этап, и проходит он при тупом безразличии. Действительное крушение наступает раньше: оказывается достаточно разрушить шлифовавшийся веками язык, говор, жизненно-бытовой уклад, отобрать традиции и привычное дело – и всё, приговор состоялся. И больно видеть бессильный человеческий гнев, уныние стариков и чудаковатую растерянность молодых, когда как стихийное бедствие крушит и корёжит самое живую жизнь… И там, где был лад, наступает разлад, и бурно, как на брошенной усадьбе сорняки, начинает прорастать и колоситься безнравственность. Социологи порой удивляются: откуда это? Ответ однозначен: из разрушения. Осталось же кое-что от тех деревенек – по четвертинке, по половинке, а то и целиком – но это лишь дома. Самобытного, нравственного, национального ничего не осталось. Даже земля в округе неузнаваемая: природа, климат изменились – запустение…».

О том, что водилось в реке до строительства гидроэлектростанции, вспоминает Павел Маленёв: «Ласточки-береговушки вили свои гнёзда в обрывистом берегу Волги – там, где сейчас моторный завод и ниже по течению. Потом их покой нарушили приехавшие на «ГорьковГЭСстрой» практичные люди. Пока мы жили в палатках и бараках, они по примеру рыбаков выкопали в обрывистом берегу множество землянок по образцу военных блиндажей, выложили их изнутри и с крыши брёвнами, какие плыли по Волге в неисчислимых количествах, потерянные на лесозаводе во время сплава. Покрыли их толем. Получилось у них хоть и дымное, но тёплое жильё, где они и жили семьями по нескольку лет, ожидая очереди на квартиру. А в свободное время не меряно ловили осетров, жерехов, язей, сомов и налимов, которых много было в волжской воде».

Но, против могущества политической экономии не попрёшь. И Волга была обречена на полноводность своих вод, чтобы так сказать корабелы социализма неустанно могли совершать правильный товарообмен между советскими гражданами живущими на всех 5-ти морях и пополнять государственную казну деньгами. И будущий город Заволжье уже снился его проектировщикам.

Итак, город Заволжье был основан в 1947 году на месте расположения деревень Бебрюково, Палкино, Салогузово и Пестово. Основанием послужило Постановление Совета министров СССР от 29 ноября 1947 года «О строительстве плотины и гидроэлектростанции на правом и левом берегах реки Волга».

20 января 1948 года Министром строительства электростанций Д. Г. ЖИМЕРИНЫМ, был издан приказ о назначении ЮРИНОВА ДМИТРИЯ МИХАЙЛОВИЧА, начальником специального строительно-монтажного управления по строительству Горьковской электростанции «Горьковгэсстрой» Главгидроэнергостроя. В мая 1948 года на территории деревень уже размещалось более 3000 строителей.

Этот период хорошо освещает в своей книге «Пацаны выходят из бараков» ПАВЕЛ МАЛЕНЁВ. «Когда наша семья к осени 1949 года приехала на «ГорьковГЭСстрой», мне было 8 лет, и я пошел во второй класс. Уже была готова на Финском поселке школа № 6. Мы были в числе первых, кто приехал на стройку.

На лесной поляне, частью вырубленной искусственно, было расставлено около десятка больших, армейского типа палаток. Посреди каждой палатки стояла печка-буржуйка. А вокруг неё по периметру простыми занавесками были отмерены для каждой семьи секции. Днем мы подтаскивали сухие чурки и сучья, а женщины вечером на кострах готовили пищу для своих семей. Ночевали в телогрейках за занавесками в своих «секциях». Уже стукали ночные заморозки. Нас, детей, клали поближе к «буржуйке». Но всё равно утром встанешь – не можешь одеяло от полога палатки отодрать: примерзало!

Но рядом уже просеку прорубили и назвали: «Улица Полевая». Мой папа в своей бригаде плотников строил здесь первый барак.

Больше повезло тем, кто имел практику жизни близ Волги. Они выкапывали в крутом берегу реки землянки и, казалось, им всякая непогода нипочём.

– Ничего, – успокаивала меня и сестру мама, – первый барак папа уже заканчивает. Скоро из палаток туда переберемся!

Конечно, и тогда семьи начальствующего и технического состава жили не в бараках. Для них строили из сборных деревянных щитов так называемые «финские» домики.

А мы бегали по торфяным гарям из палаток, а потом из бараков, пока строился клуб, в кино на Десятый посёлок. Там изредка крутили кинофильмы: «Чапаев», «Свинарка и пастух», «Его зовут Сухэ Батор» и другие. Ушёл 1949-й год…

Финский посёлок, названный так по обилию в нём «финских» домиков, разрастался вширь. К улице Полевой, состоящей из многих бараков (в настоящее время на этом месте – гаражи и какая-то база), перпендикулярно примыкала улица Клубная (теперь от неё осталось два домика). А почему Клубная, понятно: потому что другой конец улицы примыкал к недавно появившемуся в центре поселка клубу.

Тогда клуб казался нам дворцом. А вообще это было низкое приземистое деревянное здание барачного типа с входом с торца. Строили клуб в основном по вечерам женские комсомольские бригады после того, как они до потери сил нарабатывались на валке леса -прорубались всё новые и новые просеки. И когда клуб построили – это был настоящий праздник для всего «ГорьковГЭСстроя» (сейчас на его месте стоит какое-то убогое строение, тоже барак, только из кирпича, с рубленными собачьими будками по углам)».

Кроме финских домиков для начальствующего состава, палаток и землянок для вольных тружеников, были ещё многочисленные бараки женских и мужских колоний.

Павел Маленёв вспоминает: «И всё же я бы сказал, что кадровых рабочих на «ГорьковГЭСстрое» всё-таки оберегали как могли. Например, в особенно опасных и глубоких оползнях, иногда увлекающих за собой людей, на самых тяжёлых «дубинушках» работали «зеки» – заключённые, не политические, сплошь уголовники. Их пригоняли сюда из «зоны», где они тоже жили в бараках, примерно там, где в настоящее время находятся магазины на проспекте Дзержинского (поэтому старожилы до сих пор и называют по привычке этот район «зоной»).

У «зеков» была своя рабочая «поэзия». Когда они тянули, например, верёвками бетонную трубу диаметром метра в два-три, то делали это под нецензурную, длящуюся часами и неповторяющуюся «дубинушку» – прибаутку. Вот, запомнил самую мягкую: «Раз-два, взяли! Ещё взяли! Ещё на ход! Курва-пароход! Раз-два, с маху! Любим сваху!» Ну, и в таких случаях приписывают: «и т. д. и т. п.»

Кстати сказать, тогда повсеместно процветала уголовная романтика. Отчасти потому, что отбывшие свои сроки «зеки» оставались на стройке и оказывали на окружающих, особенно на нас, мальчишек, своё влияние. У некоторых пацанов был свой такой опекун, бывший «зек», который не позволял старшим мальчишкам обижать опекаемого. У меня был Толик – парень лет 30 с выколотым на груди большим орлом.

Пацаны, которые были постарше, чем наша группа, умели делать ножи-финки с наборными ручками из алюминия, бука и цветных вставок. Потом они все делали так, как и написано у поэта: приходили к баракам, в которых содержались заключенные, и «на хлеб меняли ножики». А происходило это следующим образом. Старшие подсылали к вышке с охранником мальчишек помладше. И те канючили: «Дядь, ну дядя! У меня тут братан сидит. Позовите его, а?!»

– А ну, брысь!

Внимание охранника переключалось на мальчишек. А в это время за колючую проволоку старшие пацаны бросали нож. Обратно летел кусок хлеба. Надо сказать, что «зэки» не обманывали, и хлеб всегда отдавали.

Была ещё одна мода: мы доставали у матерей из швейных подушечек две иголки, обматывали их ниткой, обмакивали в тушь и выкалывали между большим и указательным пальцем синие якоря. Мы были ещё не того возраста, чтобы понимать что к чему.

Как вы догадываетесь, в моих воспоминаниях пока охвачено 3-4 года, начиная с 1949-го, поскольку описываемые события, во-первых, характерны для всех этих лет, во-вторых, некоторые детали, относящиеся, например, к 1952-му году, а не к 1950, ничего не меняют в сути, а, в-третьих, невозможно удержать в памяти мелкие детали применительно именно к такому-то году, а не к следующему или предыдущему. (Такая память была только у знаменитого в стране гипнотизёра Вольфа Мессинга, который тоже приезжал в Заволжье и давал потрясающие сеансы в клубе «Энергетик»). И я уже где-то выше говорил, что пацаны как могли помогали своим родителям. В том числе косили траву, заготовляли сено (многие держали в сараях рядом с бараками кур, коз и даже коров, пока не запретили). В общем, белоручками мы не росли. Я, когда приносил папе в котлован еду, например, мурцовку (то же, что и окрошка, только без мяса, а вместо кваса – вода на постном масле), то брал у отца топор и, отставив по-плотницки ногу, обтёсывал слегу так, что плотники меня хвалили. А когда папа застудился и перешёл работать в конный парк, я быстро научился запрягать лошадь. Такая сноровка была характерна для всех мальчишек моего поколения».

В датах эти события выглядят так:

– 7 мая 1949 года был открыт клуб, он же кинотеатр на Финском посёлке. Нынче на этом месте реет флаг партии ЛДПР, а вокруг запустение, ибо лидер партии В. В. Жириновский узнает об этом только из нашей книги, и возможно отремонтирует детскую площадку, а заодно и здание библиотеки. Если конечно успеет, ибо другой депутат ГД РФ А. Е. Хинштейн на каждом отремонтированном доме сразу же вешает свою «доску почёта», где указано, кому местные жители обязаны благополучием и процветанием. Конкуренция, понимаешь. Это, несомненно, хорошо, особенно между центристами «Единой России» и либералами ЛДПР.

– 9 октября сдана в эксплуатацию первая семилетняя школа № 6;

– 10 октября 1949 года – приказом начальника управления МВД Горьковской области создано Пестовское отделение милиции.

Картина была вполне обычной для нашей страны того времени. Всему миру было объявлено о комсомольских стройках века, чтобы завидовали. Самыми большими «комсомольцами» – строителями были ЗЭКи. Впрочем, как и раньше, ведь мы совершенно не помним строителей – крепостных крестьян, но помним, царя Петра Великого и прочих, которые их сгоняли массами и массами же «гробили» на строительстве дворцов.

Справедливости ради надо сказать, что созидающая польза была и от комсомольцев. Об этой пользе очень хорошо написал БОРИС СПОРОВ в книге «Семь Касьянов»: «На строительство ГЭС Василий приехал по направлению обкома комсомола, но тогда об этом никто не знал. Работал он рядовым слесарем-сборщиком в бригаде Сергея Багрова… Как воздух там были необходимы вот такие парни. Ведь стройка собирала людей не только разобщённых, но нередко и несовместимых и случайных. И особенно много побывавших в заключение, людей озлобленных, исстрадавшихся, людей без пристани. Здесь не было жесткого общепринятого паспортного режима, здесь можно было, как говорится, затеряться в массе и высвечиваться белой вороной, здесь, в конце концов, открывалась реальная перспектива обзавестись семьёй, получить квартиру, чтобы бросить прочный якорь. В те годы, как никогда позже, повсеместно вершилось страшное дело: отбыв наказание, освобождался из мест заключения человек с надеждой, что всё позади, возврата нет и что теперь – то уж точно он заживёт мирно и добропорядочно. Но – получал он по справке паспорт, а прописку – не получал. Ехал дальше – нет прописки, ещё дальше – тот же приём. Нередко ему говорили: ты устройся на работу – тогда пропишем. Находил работу, а в отделе кадров советовали: ты сначала пропишись, а тогда уж мы тебя оформим. Кончалась подобная «тяжба» обычно откровенным разговором в кабинете начальника милиции или другого уполномоченного лица – и говорило это лицо примерно следующее:

– Вот, друг любезный, тебе сорок восемь часов – крути отсюда педали, у нас тут паразитов и без тебя хватает. Попадёшься на глаза – срок обеспечен. – На вопрос: «Начальник, за что?» – следовал весёлый ответ: «Э, был бы человек, а дело будет!..»

И человек этот после такой беседы – без денег, без крыши над головой – невольно искал «друзей» и «хату», где можно жить без прописки, находил и, естественно, вскоре вновь оказывался на скамье подсудимых (и уже в деле значилось ко всему: не хотел работать, нигде не прописан!), становясь рецидивистом, зная, что теперь-то он будет «раскручиваться» без конца или до конца. И на стройке подобное творилось, но не в строго обязательном порядке – строителей не хватало…

Через вербовку могли вырваться из погибельных колхозов и беспаспортные колхозники, большей частью то были овдовевшие баба с детьми. Расчёт их был прост: как-то прилепиться, чтобы хоть дети хлебали горе не через край. Именно тогда и велось откачивание от земли последней надёжной (бабьей прим. Составителя) силушки, после чего уже и начала пашня зарастать бурьяном до березнячком.

В то же время в большинстве районных городков проводилось массовое сокращение штатов – сокращали не то чтобы худших, но, во всяком случае, менее надёжных и приспособленных. Большое строительство стягивало в свои сети и таких. И вот при такой разносортице легко было определить цену кадровому квалифицированному рабочему, имеющему за плечами и жизненный опыт, и опыт общественной деятельности, – и именно когда он не с трибуны вещает, а живёт и работает как рядовой работяга, – таковым и был Вася Грудин, даже его внешность, аккуратность, притягивала магнитом. В гуще шквального мата нередко достаточно ему было заговорить спокойно и рассудительно, как тотчас мат угасал. Он никогда не бывал пьяным – и это ему не ставили в упрёк товарищи по бригаде – Вася Грудин, особая статья. А ведь как любит большинство подчинять себе одиночек (о, это коварное: меньшинство подчиняется большинству!). И в этом есть что-то страшное. Случалось так, что, например, скромная девушка оказывалась в общежитии, где жилички уже подпорчены развратом и водкой. И как же скоро эта скромная девушка становилась заурядной оторвой, точно так же, как неопытный юноша вдруг становился блатным или пьяницей. Большинство может переварить всё живое, потому что большинство стремиться к равенству, к массовому грехопадению: ах, мы пьём, а ты не пьёшь, или: мы все развратницы, а ты чистенькая – нет уж, мы из тебя сучку сделаем. Всем так всем. А когда все – и грязь уже кажется менее заметной… Но вот когда в подобном окружении человек выдерживает и не сливается в общую массу – это уже живой пример, образец, который всего лишь своим присутствием может спасти десятки, сотни душ. Поистине тогда не требовались активисты «с трибун» – в них разочаровались, тогда необходимы были Грудины, Багровы, Солдаткины и, слава Богу, они случались…

Такое уж было послевоенное время, когда людям не хватало не столько хлеба, сколько любви, добра и сострадания. Истёкшая кровью нация слепо пыталась найти истину, но лишь полудети блуждали вокруг неё, взрослые же, прошедшие или пережившие войну иначе, чаще эту истину находили в вине, то есть в водке, которую продавали на разлив здесь же, на рабочем месте, в чапке. И нередко ужас охватывал непьющих женщин и подростков, когда в день получки бригады упивались, и, как на поле брани трупы, валялись мужики на траве под стеллажами и вокруг – страшное запьянение, которое переродилось на сегодня в массовый алкоголизм. Нация спивается – и это страшней войны. Но тогда был ещё в силе общественный энтузиазм – люди знали и верили: восстанавливаем родину из пепла…».

Одним словом стройка «кипела» и основа будущего города была заложена с 1948 года по 1950 год.

Председателем Совета министров РСФСР в ту пору, до 1949 года, был МИХАИЛ ИВАНОВИЧ РОДИОНОВ, а до этого с 1940 года по 1946 год он был первым секретарём Горьковского обкома и горкома ВКП (б). В 1949 году его арестовали, а в 1950 году расстреляли (факт довольно интересный, дело в том, что губернатора Алексея Фёдоровича Гирса управлявшего губернией во время Первой мировой войны, с 1915 по 1917 гг., тоже расстреляли).

Так вот, по факту ареста Родионова М. И. было принято постановление, в котором говорилось что: «Совет Министров РСФСР и его бывший председатель т. Родионов допустили вредную практику опеки над Горьковской областью, своими неправильными действиями приучали некоторых руководителей партийных и советских органов области к иждивенчеству». И. В. Сталин, был большим знатоком человеческих душ, и скорее всего, зная какие огромные деньги планируется выделить на новые строительства в Горьковской области, М. И. Родионова расстрелял так, на всякий случай, в качестве «сигнала» для всех тех, кто хотел поживиться за счёт бюджета. Косвенно это подтверждается тем фактом, что расстрелянный в 1950 году, в 1954 году он был полностью реабилитирован. Но, так или иначе, а все наработанные Ждановым А. А. в верховном правительстве связи, рушились.

Первому секретарю Горьковского обкома КПСС ДМИТРИЮ ГРИГОРЬЕВИЧУ СМИРНОВУ, (январь 1950 – 26 октября 1955) работалось уже не так комфортно и приходилось вновь доказывать особое положение в истории страны Горьковской области (Ф. А. Селезнёв, «Первые лица Нижегородской губернии XVIII–XX вв.»).

Председателем Пестовского сельского Совета депутатов трудящихся был в это время ЧЕРНОВ АЛЕКСАНДР ПАВЛОВИЧ, и хотя на огромной стройке от председателя сельсовета мало что зависит, тем не менее, это был первый представитель, именно, поселковой власти.

Строительство Горьковской ГЭС было по счёту четвёртым строительством на реке Волга в рамках строительства электростанций Волжского каскада. Опыт уже был. Активно шло создание инфраструктуры для обеспечения строительства ГЭС: строились автомобильные подъездные пути для транспортировки грузов, был возведён автодорожный переход через реку Волгу, начато строительство железнодорожной ветки Правдинск – станция Гидроузел (эта станция была почти у Урковской горы, первый поезд из Правдинска прибыл 7 ноября 1948 года, чем и была отпразднована 31-годовщина Великой Октябрьской Социалистической Революции), была установлена высоковольтная линия электропередач с Балахнинской ГРЭС с мощными подстанциями (Кстати на то время, Балахнинская ГРЭС уже была центром социалистической культуры). В это же время было начато строительство предприятия «Лесокомбинат» (ныне ДОЗ № 3) и ремонтно-механический завод (ныне ЗЗГТ).

Город приобретал свои будущие контуры, требовал своего географического названия. Видимо, руководящий штаб начал путаться в том, что Городцом 2 руководит председатель Пестовского сельского Совета, а непосредственно Городцом не руководит никто. И 21 марта 1950 года вышел Указ Президиума Верховного совета РСФСР «Об отнесении населённого пункта Пестово Городецкого района Горьковской области к категории рабочих посёлков» с присвоением ему наименования – рабочий посёлок Заволжье». Интересно, что на запрос в Нижегородский архивный отдел «о работе руководителей Городецкого горисполкома и администрации Городецкого района», был получен ответ, что такие понятия, как Председатель исполкома в Городце появились только в 1965 году. Первыми председателями были И. Галкин (1965), А. Стиплин (с 02.1965), И. А. Малин (с 09. 1967 по 02. 1984). Фактически, строящийся посёлок Заволжье, дал Городцу не только толчок к некоторой эволюции и промышленному развитию, но и к развитию его административной системы.

Павел Маленёв так объясняет название города: «А на высокой круче в древнем Городце первое время обитали все большие начальники строительства. Обрел свои очертания и возведённый рядом с Городцом Четвёртый посёлок, который заселили рабочие, строившие на «нижнем бьефе» и на «верхнем бьефе», как тогда передавали по репродуктору, площадку для шлюзов. Но многие и отсюда ездили на работу на правый берег, «за Волгу». За Волгу ездило с левого берега руководить работами и начальство. «За Волгу» да «за Волгу» – так и прилипло у всех к языку. Получалось: «Заволжье» – для тех, кто на левом берегу. А для тех, кто был на правом?

«В этих местах и так матушка-природа всё перепутала. Крутой по всей Волге, а ближе к Жигулям и скалистый правый берег на месте нашего Заволжья перешёл в болотистую низменность, а преимущественно низкий левый берег вознёсся с Городцом наверх», – так нам в школе объясняла учительница географии. А уж когда у лесного левобережного региона, именуемого в географии Заволжьем, взяли название и перенесли на название посёлка, строящегося на правом берегу, тут и получилась неувязочка с географией, но и она стала в конце концов родной и неотъемлемой составляющей нашего нынешнего города Заволжья.

Где-то в конце 50-х годов прошлого века, о которых я тоже поведу здесь речь, ходили слухи, что в силу разных причин, в том числе и тех, о которых я только что говорил, Заволжье будут переименовывать. Я слышал тогда версию, что будто бы имя Александра Невского хотели присвоить городу. Но, наверное, не «дотянул» городок своим юным возрастом до княжеского звания. Да и хорошо, что не тронули старое название. Я думаю, что у старожилов оно где-то рядом с сердцем…».

Следует заметить, что следы Александра Невского могут быть найдены именно на нашем, на правом, берегу Волги, а вот на противоположном едва ли, но это другая история.

Краевед и составитель топонимических словарей НИКОЛАЙ ВЛАДИМИРОВИЧ МОРОХИН, написал по поводу названия города следующее: «Название характеризует положение города за Волгой относительно более древнего г. Городца. В целом его можно рассматривать как неудачное: название напоминает уже существующее – Заволжск, Приволжск, Волжск и может служить причиной путаницы, вдобавок Заволжьем принято в географической практике называть территории на левом берегу Волги. Старое название населённого пункта, из которого вырос город – село Пестово – не могло стать названием города, так как город Пестово уже есть в Новгородской области» (Нижегородский топонимический словарь, 1997 г.). Что здесь можно сказать? Если изначально всё было «наперекосяк», то и продолжение вполне логично. По этой причине, чтобы не вносить путаницу, название города довольно редко упоминалось в литературе. Но, большие заслуги перед страной, известность его горожан, в конце концов, пробились «на оперативный простор» и г. Заволжье стоящий на правом берегу, россияне научились отделять от левобережного Заволжья.

Кроме того, Заволжье, как и Нижний Новгород, стоит на правом берегу Волги. А Нижний Новгород, как известно, чуть-чуть не дотягивает до столичности, хотя действительно имеет для этого все основания. Впервые рекомендовал перенести столицу русского государства в Н. Новгород публицист XVI века Иван Пересветов. То же самое предлагал в XIX веке, декабрист Пестель. А задолго до них обоих, хан Улу-Махмет, основатель нового Казанского ханства на Волге, тоже думал устроить себе столицу в Нижнем Новгороде. Но хан в то время мало что ведал о Москве, а Питера тогда ещё не было и в помине.

Так что, в свете нынешних событий 2007 года, и выяснения отношений, кто более «столичен»: город Казань или Нижний Новгород, Казань «отдыхает». Здесь наш губернатор ШАНЦЕВ В.П. прав, хотя Казань почище, побогаче, но там и мэр другой.

К чему мы это написали, от Нижнего до Заволжья всего то 30 км, так что, вполне возможно, что Заволжье, уже, пригород столицы, пусть и столицы третьей. Да и задел для крепкого пригорода у Заволжья есть.

Основы будущей спортивной, культурной, творческой, политической славы закладывались с 1950 по 1956 год. В эти годы, наверное, не случайно Председателем Заволжского поселкового Совета депутатов трудящихся была женщина САМОХВАЛОВА (САТУНИНА) СОФЬЯ МИХАИЛОВНА.

Именно в эти годы Заволжье становится образцовым городом социалистической культуры. Городом, похожим на те города, которые рисовали в своих мечтах Томас Мор, Николай Чернышевский и другие величайшие писатели, которых окрестили «утопистами», но мечты которых человечеству ещё предстоит реализовать. Город строился исходя из потребностей человека во всех областях его жизнедеятельности, кроме одной духовной.

С 1951 по 1953 годы были построены и сданы в эксплуатацию: 1. Стадион «Энергия» с трибунами на 4000 мест. На этом стадионе с 1953 по 1985 год выступили все народные артисты СССР. Полная фото коллекция их выступлений и портретов хранится у нашего прекрасного фотографа, члена Союза журналистов России ФЁДОРА АГАПОВА. 2. Клуб-кинотеатр «Энергетик». Кто не поленится и «задерёт» голову сначала в кинозале «Энергетика», а затем в центральном зале Московского вокзала г. Нижнего Новгорода, тот усмотрит большую схожесть потолочных звёзд в обоих залах, но наша звезда, как минимум, лет на 45 старше.

Павел Маленёв очень восторженно вспоминает о своих впечатлениях от нового кинотеатра: «И вот теперь появился центр посёлка. Посёлка Заволжье. Теперь мы стали смотреть кино в шикарном кинотеатре с шикарной архитектурой в гипсовой лепнине, с шика-а-арнейшей люстрой-звездой, с шикарными зеркалами во всю стену и барельефами Ленина и Сталина в фойе.

Ну и что: мы и здесь снова смотрели «Чапаева» (тогда мало ещё новых кинолент снимали)! Потом «Гибель «Орла», «Последний табор». Особо стоит заметить, что после кинофильма «Алитет уходит в горы», который мы тоже смотрели несколько раз, в СССР в среде рабочего класса появилась поговорка, живущая до сих пор: «Работа не Алитет – в горы не уйдёт!»