Текст книги "Польская супруга Наполеона"

Польская супруга Наполеона
Сергей Нечаев

Она не будет для Наполеона случайной любовницей, она будет занимать совершенно особое место, она будет посланницей своего народа при императоре, его польской женой.

Фредерик Массон

«Наполеон и его женщины»

Она войдет в историю как «единственная женщина, которую по-настоящему полюбил Наполеон», или «единственная женщина, которая действительно полюбила Наполеона».

Рональд Делдерфилд

«Жены и любовницы Наполеона»

© Сергей Нечаев, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава первая
Юная графиня Валевская

Мария Валевская, урожденная графиня Лончиньская, родилась 7 декабря 1789 года (в некоторых источниках – 1786 года) в Кернози – полудеревне, полугородке неподалеку от Ловича.

Биограф Марии Валевской Мариан Брандыс описывает Кернозю так:

«Зеленая базарная площадь, несколько старых облупившихся каменных домов, свежие красные пятна новых строений. Рядом с базаром – каменный костел с остроконечной башней. Дальше – белый, в духе классицизма, барский дом, в котором жила с матерью, братьями и сестрами Марыся Лончиньская, впоследствии жена камергера Валевского».

Как видим, ничего примечательного – городок, как городок. Таких тысячи не только в Польше, но и в любой другой стране: тихих, неприметных, скучных, не имеющих ни малейшего шанса прославиться, если только рядом с ними не пройдет какое-нибудь, например, великое сражение. Ну, на самом деле, кто бы знал в ином случае те же Аустерлиц или Ватерлоо?

Да и Лович мало чем отличался от Кернози. Правда, он был покрупнее и подревнее, имел католический собор и монастырь бернардинок, но все равно: провинция – есть провинция. История – в прошлом, а будущего как-то не просматривалось никакого.

Мария была дочерью Мацея Лончиньского, и происходила она из знатного, старинного, но обедневшего дворянского рода. Отец ее умер, оставив пани Эву Лончиньскую, урожденную Заборозскую, с семью детьми на руках. Мария была четвертым ребенком в этой многодетной семье. Старше ее были братья Бенедикт-Юзеф, Иероним и Теодор, младше – сестры Гонората, Антонина и Уршуля-Тереза.

По всей видимости, Иероним, Гонората и Уршуля-Тереза не дожили до зрелых лет. Во всяком случае, никакой информации об обстоятельствах их жизни не сохранилось. Зато осталось довольно много сведений о братьях Бенедикте-Юзефе, который был старше Марии на девять лет, и Теодоре, который был старше на год. Оба они станут офицерами и еще окажут определенное воздействие на судьбу сестры.11
  Старший брат, например, буквально заставит ее выйти за старого графа Валевского и будет главным свидетелем на ее бракоразводном процессе. Деспотизм старшего брата явно вызовет в Марии не самые приятные чувства, и она постарается не вспоминать о нем (во всяком случае, в ее бумагах имя Бенедикта-Юзефа Лончиньского ни разу не встречается).


[Закрыть]

* * *

Воспитывалась Мария овдовевшей матерью в ветхом особняке, в разоренном поместье. Подобно мягкому, послушному воску, она переняла все недостатки юных провинциалок, однако в наследие от матери ей достались и удивительная сердечная доброта. При этом такое воспитание не только не усыпило в ней великодушных порывов, – напротив, они развились сверх всякой меры. Мария росла на редкость страстной натурой, ее впечатлительная душа очень нуждались в упорядоченной системе идей, и она получила их. Дело в том, что семья Лончиньских относилась к числу патриотически настроенных кругов польского общества (старший брат Марии сражался за свободу своей страны под знаменами Костюшко), поэтому с юных лет, когда девочки интересуются только куклами, да нарядами, ее уже волновала судьба Польши.

Уже здесь следует отметить, что в ту пору Польша уже много лет, как прекратила свое существование. На карте Европы не было такой страны, а то, что раньше ей было, теперь поделили между собой Австрия, Пруссия и Россия.

Строго говоря, уже со времени правления Петра I Россия фактически диктовала свою волю некогда грозной Польше. В 1763 году, опираясь на силу русской армии и поддержку Пруссии, с которой ради этого был заключен союзный договор, Екатерина II добилась избрания на польский престол своего ставленника Станислава-Августа Понятовского. Но через пять лет положение обострилось. Против России выступила конфедерация польских магнатов, но войска под командованием знаменитого полководца А.В.Суворова довольно быстро сумели справиться с противником. Однако Австрия и Пруссия не позволили окончательно покорить эту страну, договорившись совместно поддерживать существовавший в Польше политический строй. Так возник новый союз, приведший, в конечном счете, к первому разделу Польши.22
  Соглашение о разделе между тремя странами было подписано 25 июля 1772 года.


[Закрыть]

По первому разделу Польши Россия получила наиболее обширные территории польской Ливонии и части Белоруссии, Австрии досталась Малопольша, а Пруссии – Великопольша. Оставшееся небольшое Польское государство осталось в зоне русского влияния и на протяжении ряда последующих лет фактически управлялось не столько королем Станиславом-Августом, сколько русским послом в Варшаве.

После Великой французской революции ее отголоски докатились и до Польши. Дождавшись, когда Австрия и Пруссия увязли в войне с Францией, Екатерина II весной 1792 года двинула в Польшу русские войска. Кампания для русских была недолгой и победоносной. В результате, в апреле 1793 года был провозглашен новый раздел Польши, согласно которому к Пруссии отошли крупные города Гданьск и Познань, а к России – Восточная Белоруссия и Правобережная Украина. В ответ на это в Польше вспыхнуло широкомасштабное патриотическое движение во главе с Тадеушем Костюшко. Поначалу восставшим даже удалось добиться некоторых успехов, но вскоре, после того как против них выступили австрийская и прусская армии, а командование русскими войсками вновь принял Суворов, стало ясно, что дело их обречено.33
  Тадеуш Костюшко (1746—1817) – польский шляхтич, выпускник Парижской военной академии. Генерал. Участник войны за независимость в Северной Америке. Был одним из руководителей польских патриотических сил, готовившихся к борьбе за возрождение Польши. Провозгласил начало Польского восстания 1794 года. Был объявлен главнокомандующим национальными вооруженными силами. Под командованием Костюшко повстанцы одержали победу над русскими войсками под Рацлавицами. 10 октября 1794 года в бою под Мацеёвицами был тяжело ранен и взят в плен, а затем заключен в Петропавловскую крепость.


[Закрыть]

В октябре 1795 года с Польским государством было окончательно покончено: по третьему разделу Польши Австрия получила часть польских земель с городом Люблином, Пруссия – Варшаву, а Россия – Западную Волынь, Западную Белоруссию, Литву и Курляндию.

По словам историков Эрнеста Лависса и Альфреда Рамбо, «катастрофа, уничтожившая Польшу, была тем более трагична, что все три участника дележа в свое время поочередно состояли в вассальных отношениях к Польше либо потому, что были ей обязаны, либо потому, что испытали на себе силу ее победоносного оружия. Польша некогда держала в вассальной зависимости Пруссию, спасала от турецкого султана Австрию, и знамена ее развевались на стенах Москвы».

В результате, многие польские патриоты предпочли эмиграцию и, как старший брат Марии, предложили свои услуги французской революции. Оставшиеся же вынуждены были подчиниться воле победителей.

В Галиции поляки имели основания рассчитывать, что воспоминания о некогда оказанных Австрии услугах смягчат их положение, но они ошиблись в расчетах. Комиссар австрийского императора Баум оказался человеком безжалостным и потребовал принести присягу на верность. Кто-то, как, например, Люблинский воевода, уклонился от подобного унижения путем самоубийства, кто-то вынужден был покориться. Последовали аресты, казни, повсеместно был введен ненавистный полякам немецкий язык. Таким образом, новые хозяева пытались стереть даже само имя Польши и любое напоминание о ней.

Вынужденная отказаться от политической жизни, польская шляхта посвятила себя в основном земледелию. С другой стороны, и тут надо отдать должное императору Иосифу II, австрийская администрация освободила польских крестьян от крепостной зависимости и уравняла в правах католиков и православных.

Территория, доставшаяся Пруссии (сюда входила и Варшава, столица уничтоженного государства), подверглась невиданной эксплуатации: были повышены налоги, отобрано в казну церковное имущество, все польские чиновники были заменены прусскими. На конфискованных государственных землях стали расселяться немецкие крестьяне. Здесь, как и в Галиции, польские крестьяне, найдя защиту от злоупотреблений панства, быстро приспособились к новому режиму, а недовольное дворянство уединилось в своих имениях.

В русской части Польши правительство имело возможность совершенно парализовать польское влияние, однако оно и не помышляло об этом; у него не было ни прочной административной системы, ни чиновничества, пригодного для выполнения подобной задачи. Тут с побежденными попеременно обращались то гуманно, то грубо. Представители знатных фамилий должны были унижаться, чтобы сохранить свои имения; имели место и конфискации, и ссылки в Сибирь, и вынужденное обращение в православие. Однако, как бы то ни было, шляхтичи в русских областях сохранили свое привилегированное положение, и их галицийские собратья не раз взирали на них с завистью.

Если императрица Екатерина обошлась с побежденными поляками резко, то Павел I изменил отношение к ним: он освободил руководителей восставших Тадеуша Костюшко, Юлиана Немцевича, Капостаса и других, вернул на родину тысячи сосланных, доверил пост посла в Сардинии молодому Адаму Чарторыйскому. Последний в своих «Записках» писал о русских, что они сначала представлялись «существами чудовищными, зловредными и кровожадными, с которыми нельзя было иметь дела без отвращения», однако потом «пришлось признать, что они нисколько не хуже других, что и среди них есть люди учтивые, приветливые и что иной раз нельзя не платить им дружбой и благодарностью».

Император Александр I стал продолжателем дела Павла I. Он вернул из Сибири сосланных, пригласил поляков в русский Сенат, назначил из их среды губернаторов в те губернии, которые входили раньше в состав республики, назначил своего друга Адама Чарторыйского помощником государственного канцлера Воронцова, а когда тот заболел и удалился в деревню – управляющим Министерства иностранных дел.

Об истории Польши можно было бы рассказывать еще очень долго, но не это является главной целью данного повествования. Главное для нас заключается в том, что семья Лончиньских всегда относилась к числу наиболее патриотически настроенных кругов польского общества, и уже в самом юном возрасте Мария имела возможность слышать разговоры о тяжелой судьбе отчизны и необходимости бороться за ее независимость. Ее старший брат Бенедикт-Юзеф сражался под знаменами Тадеуша Костюшко, а потом, когда Польша пала, отправился искать счастья в далекой Франции и там поступил на службу в так называемые Польские легионы, создававшиеся в армии генерала Наполеона Бонапарта.

Люди часто становятся заложниками собственных представлений о том, что правильно, а что неправильно. А представления эти сплошь и рядом транслируются от собственной семьи, окружения, то же, на чем вырос, по большей части, воспринимается как само собой разумеющееся и единственно возможное. Естественно, семейные настроения не могли не оказать влияния на формирование юной Марии. В результате, получилось так, что, по определению историка Фредерика Массона, «ее сердце знало лишь две страсти: религию и родину. Любовь, которую питала она к Богу, уступала по силе лишь любви к отчизне. Это были единственные побудительные начала в ее жизни».

Одним из ее преподавателей был господин Николя Шопен, будущий отец великого Фредерика Шопена. Так вот он даже записал как-то в дневнике:

«Откуда этот неумеренный энтузиазм? К чему проливать слезы над участью Польши, изучая Пунические войны?»

Мария была еще совсем маленькой девочкой, когда мать, занятая управлением небольшим имением, составлявшим все их состояние, отдала дочерей в Варшавский монастырский пансион. Там у девочек не было недостатка ни в книгах, ни в воспитателях, а их юные души формировались в самой строгой морали и религии. Кроме того, в монастыре они научились немножко французскому и немецкому языкам, немножко музыке и танцам.

При этом мать-настоятельница пансиона, где училась Мария, отпуская ее домой сказала, что ее «политические и патриотические интересы» (она именно так и выразилась) оказались сильнее религиозного призвания.

Итак, в пятнадцать с половиной лет Мария вернулась в родительский дом не слишком ученой, но совершенно целомудренной. Девушкой она была живой, в высшей степени прелестной, одаренной характером замкнутым, но романтичным. Отличительными ее чертами были удивительная нежность и столь же удивительная чувствительность, сочетавшиеся с простодушием и добросердечием.

* * *

Привлекательная внешность довольно рано обеспечила Марии восторженных поклонников. В частности, известный писатель Фредерик Скарбек, который мальчиком часто бывал с матерью у соседей в Кернози, говорит в своих воспоминаниях, что в его памяти навсегда остались «редкая красота» и «невыразимая прелесть очарования» пятнадцатилетней Марии Лончиньской.

Генерал Колен в одной из своих книг о Наполеоне называет Марию «очаровательной и воздушной блондикой, которой все идет», а Франсуаза Трембицкая в «Мемуарах польки», изданных в Париже в 1841 году, пишет:

«Красота мадам Валевской была поразительной, и следующий факт может это подтвердить. Когда она осматривала памятники Лувра, один солдат, стоявший в карауле, попытался преградить ей выход. Удивленная, она посмотрела на него. «Мадам, – сказал галантный француз, – меня поставили здесь, чтобы я охранял Венеру Милосскую, а не для того, чтобы я позволил ей уйти».

Другая мемуаристка, знаменитая Анна Потоцкая (урожденная Тышкевич), внучатая племянница польского короля Станислава-Августа Понятовского, личность определенно злоязычная и недоброжелательная по отношению к Марии, в столь же лестных словах рисует ее беглый портрет:

«Она была так восхитительна, что напоминала собой головку Грёза.44
  Грёз, Жан-Батист (1725—1805) – французский художник.


[Закрыть] Ее глаза, рот и зубы были прелестны, ее улыбка была так пленительна, взгляд так кроток, а вся она была так обворожительна, что никто и не замечал неправильности черт ее лица».

Как только Мария вернулась к матери, один молодой человек, красивый, богатый и весьма привлекательный, попросил ее руки. Хотя он очень понравился Марии, она отказала ему. Почему? Да потому что он был русский, а его отец был одним из тех генералов, кто так угнетал ее любимую Польшу. По словам Фредерика Массона, «одного предложения, что она выйдет замуж за пруссака или русского, врага ее народа, православного или протестанта, достаточно было, чтобы вывести ее из обычного состояния ангельской доброты».

Короче говоря, двух мнений тут быть не могло – никогда она не согласится стать женой такого человека, каким бы красавцем он ни был!

Вскоре объявился и другой претендент, граф Анастаз Валевский – богатейший помещик, граф, владелец большого замка в Валевицах, близ Варшавы, но при этом угрюмый шестидесятивосьмилетний старик, уже успевший два раза овдоветь. По свидетельству Франсуазы Трембицкой, для Марии он «годился в дедушки». Во всяком случае, старший из его внуков был на девять лет старше Марии!

Но зато граф Валевский был сказочно богат. Во всяком случае, так казалось не избалованной в этом смысле Марии. Да и какие иные мнения тут могли быть, если в том округе, где жили Лончиньские, старый граф Валевский считался настоящим «сеньором», ему принадлежала здесь почти вся земля, у него был свой замок, а еще он был близок ко двору при покойном короле (там он служил камергером) и в торжественные дни на нем всегда красовалась голубая муаровая лента старейшего польского Ордена Белого Орла.

Валевские – это была очень древняя польская фамилия. Предок их, Лашек Валевский, участвовал в 1382 году в великопольской конфедерации. Адам Валевский был послан в 1577 году королем Стефаном Баторием приводить к присяге город Данциг (Гданьск).

Сигизмунд Валевский в 1701 году имел от брака с Марианной Конецпольской двух сыновей: Франца и Александра. Сей последний от брака с Викторией Быковской имел сына Станислава, женатого на Констанции Пордан. Сын их Богумил от брака с Юзефиной Венджик имел двух сыновей: Михаила и Станислава, а также дочь Констанцию, вышедшую за своего правнучатнаго брата Викентия Валевского.

В этой семье многие были женаты на своих родственниках. Вот и граф Анастаз Валевский был сыном Юзефа Валевского, родившегося в 1710 году, и Юзефы-Людовики Валевской. Эти Валевские имели дворянский герб в виде каменной колонны на красном поле с золотой короной на вершине колонны. Марии старик Анастаз, уже бывший дважды женатым и имевший от второго брака с Анной Пулавской сына Ксаверия, естественно, страшно не понравился. Вот что она написала тогда одной из своих подружек в Париж:

«Валевский продолжает надоедать мне своими знаками внимания».

Мать Марии, сознавая, что речь идет о выборе между жизнью в бедности и жизнью в богатстве, умоляла дочь быть практичной. Признаем, что это – не самая редко встречающаяся у людей ситуация. Доводы родителей вообще крайне редко совпадают с представлениями девушек о сказочных принцах на белом коне. Мария только попыталась намекнуть матери, что хотела бы поехать в бурлящий и так притягивающий своим духом свободы Париж, как та оборвала ее:

– Мне кажется, твой брат будет недоволен этой поездкой. Ты должна понять, что брат заменяет тебе теперь покойного отца, и ты должна советоваться с ним во всем.

Мария чуть не разрыдалась:

– Раньше ты мне никогда так не говорила. Что же случилось теперь?

На это мать ответила:

– Бенедикт-Юзеф не хочет, чтобы ты рисковала, ведь в Париже сейчас так неспокойно. Это не место для такого нежного создания, как ты, и в этом он совершенно прав.

– Но, матушка… – в отчаянии попыталась возразить Мария.

– И не спорь со мной! – перебила ее пани Эва Лончиньская. – Когда дети позволяют увлечь себя чувствам, они часто не знают, что для них хорошо, а что плохо. Те, у которых побольше жизненного опыта, всегда сумеют лучше позаботиться об их счастье.

И тогда Мария взорвалась:

– Это вовсе не брат запрещает мне ехать в Париж из опасения, что я выйду за какого-нибудь француза! Это ты хочешь выдать меня обязательно за поляка, которого сама мне выберешь, не считаясь с тем, полюблю я его или нет!

Ответом на это стала звонкая пощечина. У Марии началась нервная горячка, и она пролежала в бреду почти четыре месяца. Не успела она вполне оправиться, как ее уже отдали на заклание старому вдовцу.

* * *

Та, которую никогда не поддерживала мать и не защищал отец, сама себя вряд ли сумеет защитить. Такой и пожаловаться-то некому. В результате, в 1805 году, то есть в шестнадцать лет, Мария стала графиней Валевской, и именно под этой фамилией ей суждено будет войти в историю. Все долги семьи были тут же уплачены, родовое поместье восстановлено, а младший из братьев отправлен учиться во Францию. Пани Лончиньская довольно потирала руки, хваля себя в душе за то, что она так ловко провернула столь деликатное и выгодное дело.

Граф Валевский был воспитанным человеком, в этом ему следует отдать долное, и он не повел себя, как завоеватель. Он условился со своей новой тещей, что та сама даст ему знать, как только ее дочь полностью поправится и согласится с благосклонностью принять своего супруга. Как видим, пани Лончиньская сразу стала «брачной союзницей» старого графа, который и не подозревал о том, что она не сочла нужным советоваться на его счет с дочерью и даже не подумала, что это необходимо.

Смутно догадываясь, что недуг Марии вызван, быть может, тем, что ей пришлось подавить свое нежелание вступать в брак именно с ним, и чувствуя себя, в определенной степени, обиженным ее отношением к себе, старый граф, тем не менее, не имел пока что никаких оснований высказывать свою досаду.

Так называемый «медовый месяц» Мария провела с графом Валевским в Италии. Организовывая эту поездку, граф думал, что вдали от родного дома его молодая жена скорее свыкнется с мыслью, что свобода теперь потеряна. При ее склонности к уединению, – считал граф, – она быстро привыкнет к спокойной жизни, какую он ей уготовил, а если какие-либо романтические мысли сейчас еще и смущают покой ее души, то в Италии у нее будет достаточно времени, чтобы исцелиться от них.

И действительно, Италия – это такая страна, где пробуждаются чувства и обостряется восприятие. Старый граф был любезен с Марией, удовлетворял любые ее прихоти, и она, вроде бы, нашла его человеком вполне «добрым и приятным». В Италии она даже согласилась уступить старику-мужу и выполнить (возможно, один-единственный раз) свой супружеский долг.

Попробуем порассуждать немного об этом «странном» браке. Его прогноз был неблагоприятен с самого начала, так как был выбран, совершенно очевидно, «неправильный» партнер. В современной психологии подобный случай рассмотрен во всех подробностях. Женщина, которая в шестнадцать лет вышла замуж за почти семидесятилетнего старика, была просто вынуждена жить с ним. Смирившись, она, вероятнее всего, попыталась увидеть в нем отца. Многие дети из неполных семей всю свою жизнь живут, испытывая подспудную потребность в отце. Для Марии же это была не просто потребность, это была защитная реакция. Своего настоящего отца она почти не помнила, и в браке с заменившим его графом Валевским она даже была некоторое время счастлива, несмотря на практически полное отсутствие душеной и физической близости. Длилось это до тех пор, пока она сама не переросла эти свои детские комплексы. И только потом до нее дошло, какую все же ошибку она совершила, связав себя с пожилым мужчиной, который, несмотря на ряд, безусловно, приятных качеств, ничего для нее не значил. Совершенно естественно, что вскоре Мария почувствовала себя одинокой, ибо в душе ее слишком много места так и осталось незаполненным. В таких ситуациях обязательно приходит разочарование. Оно еще не равнозначно нелюбви, но образует ее источник, если только женщина не наделена исключительно редким даром терпимости, позволяющей и на такой ограниченной основе отыскать свое счастье. Но таких женщин немного, и большинство начинает жить в ожидании «настоящего» сказочного принца.

Граф Анастаз Валевский, вполне возможно, был очень хорошим человеком: добрым, все понимающим и нежным. Как и любой взрослый мужчина, много повидавший на своем веку, он прекрасно отдавал себе отчет в том, что это мимолетную влюбленность мы получаем в подарок, а брак – это дело серьезное, и его нужно шаг за шагом строить, не считаясь с затратами времени и сил. Для юной Марии он был во многих отношениях совершенством: известным, богатым, достойным восхищения. Однажды она даже пообещала ему:

– Анастаз, у вас доброе сердце, и я постараюсь любить вас так, как вы того заслуживаете.

Однако жизнь такова, что со временем недостающее обязательно становится у женщин заманчивой целью, тем, что они «на самом деле» хотели с самого начала.