Текст книги "АНТИНАПОЛЕОН"

Глава 3
«Странная» смерть генерала Гоша

Его гордый характер, а также огромное влияние на солдат с некоторых пор вызывали страх у Директории и Бонапарта, который видел в нем грозного соперника.

Франсуа-Ксавье де Феллер

Так или иначе – ведь нас же было двое, тогда как нужен был только один.

Наполеон

Свой «подвиг» на Аркольском мосту Наполеон совершил 15 ноября 1796 года, а 15 сентября 1797 года не стало его главного соперника – генерала Гоша.

Лазар Гош родился 24 июня 1768 года в Версале. Его отец служил конюхом в королевских конюшнях. В пятилетнем возрасте Лазар лишился матери, которая умерла при очередных родах, и отец отдал его на воспитание своему двоюродному брату-священнику. В 14 лет Гош поступил на службу в королевские конюшни, а через три года был переведен в пешую гвардию, из которой вышел сержантом гренадер. Произошло это перед самым началом Революции.

Патриот, человек пылкого характера и выдающейся храбрости, Гош активно включился в революционные события 1789 года, вступил в Национальную гвардию, участвовал во взятии Бастилии.

В 1792 году Гош стал лейтенантом 58-го полка и участвовал в героической обороне Тьонвилля от пруссаков. После этого он вступил в Арденнскую армию к генералу Венёру, который взял своеобразное шефство над молодым человеком. Они стали большими друзьями. С 3 марта 1793 года Гош служил адъютантом генерала, а когда тот был арестован (эта печальная судьба ждала тогда многих генералов Революции), выступил в его защиту и тоже попал за решетку. Вышел на свободу Гош лишь 23 августа.

После этого Гош был направлен в Дюнкерк, где отличился в борьбе с войсками герцога Йоркского. За это Комитет общественного спасения 13 сентября 1793 года произвел его (в 25 лет!) в бригадные генералы.

Перейдя главнокомандующим в Мозельскую армию, 26 декабря 1793 года Гош разбил австрийцев у Гейсберга, предотвратив их вторжение в Эльзас. Однако летом 1794 года, став жертвой нелепого обвинения (говорят, что к этому приложил руку член Конвента Луи-Антуан де Сен-Жюст, желавший видеть на этом посту генерала Пишегрю), он был арестован, привезен в Париж и брошен в тюрьму Консьержери.

После падения Робеспьера Гоша освободили, и в августе 1794 года он возглавил Западную армию, действовавшую против роялистов в Нормандии и Бретани. Прибыв в Шербур, Гош нашел там полностью деморализованную армию и тут же принялся за ее реорганизацию.

Особую популярность генерал Гош получил после разгрома в июле 1795 года состоявшего из англичан и эмигрантов роялистского десанта на полуострове Киберон. Высадка руководилась графами де Пюисси и д’Эрвиллем, непомерные амбиции которых оказались одним из источников будущего краха. Эти два человека постоянно спорили друг с другом и лишь теряли драгоценное время. Генерал Гош во главе 13 тысяч солдат заставил роялистов отступить на полуостров Киберон, где им была подстроена ловушка, из которой никому уже не суждено было вырваться.

«Англичане, эмигранты и шуаны в крысоловке, а я, с несколькими крупными кошками, стою в дверях», – писал Гош Конвенту.

16 июля роялисты осуществили попытку прорыва, но попали под огонь республиканцев. Генерал Гош перешел в контрнаступление и одержал блестящую победу. Те, кто не погиб, были вынуждены капитулировать, лишенные возможности вернуться на корабли, которые не могли приблизиться к берегу из-за сильного волнения на море. Но в те суровые времена пленных брать было не принято. Около 800 уцелевших дворян-роялистов и их приверженцев были расстреляны в ближайших городах Оре и Ване, лишь несколько крестьян было помиловано, чтобы не вызвать возмущений в бретонских деревнях.

В 1796 году генерал Гош возглавил армию, готовившуюся к высадке в Ирландии, но эта экспедиция закончилась, толком и не начавшись, и о ней быстро забыли.

23 февраля 1797 года Гош возглавил знаменитую Самбро-Маасскую армию. Прибыв в Кёльн, новый главнокомандующий активно взялся за реорганизацию вверенных ему войск. Обладая огромной властью, он быстро проявил свои административные таланты. Армия ожила и вновь стала годной для решения самых больших задач. Солдаты обожали Гоша за его отвагу и деловитость. По словам современников, из всех французских генералов того времени у Гоша была «самая длинная сабля и самые короткие речи».

18 апреля армия Гоша перешла через Рейн по Нойвидскому мосту и атаковала австрийскую армию генерала Пауля Края фон Крайова в Гедерсдорфе. Победа Гоша была блестящей: французы захватили несколько тысяч пленных, 7 знамен, 27 орудий и около 60 зарядных ящиков. После этого генерал Гош стал одним из самых популярных генералов Франции. О его армии стали говорить, что она не менее славна, чем Итальянская армия генерала Бонапарта. Самого Гоша назвали Рейнским Бонапартом.

* * *

Триумфальное шествие Самбро-Маасской армии продолжилось, но тут произошло нечто невероятное: находясь в самом зените своей славы, этот молодой (29 лет!) и пышущий здоровьем генерал вдруг неожиданно умер 19 сентября 1797 года в прусском городе Вецларе.

Гош заболел и умер настолько быстро, что окружавшие его генералы просто впали в шок и стали выдвигать различные гипотезы о причинах произошедшего. Так, например, начальник артиллерии в армии Гоша генерал Дебелль 16 сентября писал Директории:

«Пишу вам весь в слезах:, граждане Директоры, находясь посреди плачущих друзей, и я не могу дать никаких разъяснений по поводу обстоятельств, отнявших у Франции генерала Гоша. Обладая крепким и пылким темпераментом, генерал Гош при этом, однако, был удивительно чувствительным, испытывал только живые и жгучие ощущения. Малейшие события он принимал чрезвычайно близко к сердцу. Революция только развила его темперамент; брошенный в этот большой водоворот, Гош использовал все свои возможности, чтобы достойно сыграть ту роль, которая была ему предначертана. <…>

Примерно месяц назад он начал мучиться насморком и стеснением в груди. Это началось у него еще в Бресте, но тогда он не обращал на это внимания. На его спасение были брошены все силы; семь или восемь дней он испытывал сильные приступы удушья. <…>

Наконец, вчера вечером, после относительно спокойного дня, когда он даже мог заниматься делами, его страдания усилились, ужасное удушье привело к потере сознания, и через несколько часов неописуемых мучений он умер у меня на руках».

Начальник штаба армии Гоша генерал Ренье писал 17 сентября генералу Моро:

«Я присутствовал при последних минутах жизни генерала Гоша. Его астма мешала ему говорить и ночью вызвала удушье. Он письменно передал мне ряд вопросов о положении в армии, говорить он уже не мог».

В своих «Мемуарах» маршал Груши, служивший в 1796–1797 годах под началом Гоша, констатировал:

«15 сентября 1797 года юный герой, соперник Бонапарта и не менее великий военачальник, умер в Вецларе. Вообще-то, полагают, что он был отравлен».

О том, что эта внезапная смерть не была следствием обычной болезни, поговаривали многие современники Гоша. Затем эти слухи материализовались в работах целого ряда авторов. В частности, французский историк Абель Гюго излагает следующую версию событий:

«Однако Гоша уже поразила болезнь, которая сведет его в могилу. Этой болезнью сначала был объявлен обычный насморк, который он не желал лечить и от которого поначалу легко можно было бы избавиться, дав себе несколько дней отдыха… Болезнь быстро развивалась: Гош стал очень раздражительным, но, несмотря на советы врачей, он не прекращал заниматься делами Республики».

Далее Абель Гюго делает вывод:

«Было много версий смерти генерала Гоша; многие из них сводятся к тому, что действительной ее причиной был яд».

А какой, собственно, вывод можно сделать, если умер не просто 29-летний молодой человек, что само по себе неестественно, а популярнейший и талантливейший генерал того неспокойного времени. Франция, Париж, армия не хотели верить, что этот герой умер естественной смертью.

Тело генерала Гоша было перевезено в Кобленц, и 20 сентября там было произведено вскрытие. Относительно результатов этого вскрытия существует множество так называемых свидетельств, но все они удивительным образом противоречат друг другу. Тот же генерал Дебелль, например, писал: «Завтра будет произведено вскрытие, чтобы развеять слухи о его отравлении, которые уже начали распространяться».

Эдуар Гашо в статье «Смерть Гоша», опубликованной в 1902 году, утверждает, что «вскрытие, произведенное 20-го числа, показало, что смерть была естественной». Однако после этого Гашо отмечает, что «гроб Гоша поторопились закрыть».

С другой стороны, множились мнения, приписывавшие смерть генерала Гоша действию яда. Якобы вскрытие трупа показало наличие следов насильственной смерти.

Александр-Шарль Русселен, граф Корбо де Сент-Аль-бен, автор одной из первых биографий Гоша, описывает вскрытие следующим образом:

«Желудок и кишечник были вскрыты по всей длине. первый показал наличие широких черных следов в центре и менее четких следов по окружности, а также множественных точек, которые местами почти сливались».

В этом Русселен видит результат химического воздействия на организм генерала Гоша, хотя проводивший вскрытие врач Пуссельг якобы не нашел признаков насильственной смерти. Кому же верить?

Еще один биограф Гоша Эдуар Бергунью в «Эссе о жизни Лазара Гоша», опубликованном в 1852 году. пишет:

«Одинаково трудно принять и отвергнуть обвинения в отравлении. В нескольких строках доклада о болезни Гоша Пуссельг положительно утверждает, что генерал не был отравлен; с другой стороны, характер повреждения кишечника, отмеченный им в отчете о вскрытии, похоже, противоречит его же выводу и свидетельствует о наличии яда. Понятно, что друзья генерала в этом противоречии нашли доказательство преступления».

Альфонс де Бошам в своем исследовании «История войны в Вандее» называет не только тип использованного яда, но и имя убийцы. В этой связи наиболее часто называется следующее имя исполнителя отравления – Гийомо. Это был простой кузнец, и он не имел никаких личных мотивов для убийства генерала. Очевидно, что он мог быть лишь инструментом в чьих-то руках. Но в чьих? Многие обвиняют в убийстве генерала Гоша англичан, но в чем только не обвиняли этих извечных врагов Франции? Обвиняют Директорию, обвиняют роялистов, обвиняют шуанов, в частности одного из их офицеров Шарля Марсьяля. Кто-то, следуя известной французской поговорке, ищет в этом деле следы женщины.

Александр-Шарль Русселен в своей книге «Жизнь Гоша» предполагает, что виновником смерти Гоша мог быть и его враг генерал Пишегрю. Его он называет «зловещим человеком», добившимся удаления Гоша из армии, а затем и его ареста. Но доказательств этой версии он не приводит, да и какие могут этому быть доказательства?

* * *

Наиболее приемлемым выглядит гипотеза, что главным убийцей генерала Гоша была политика. причем очень большая политика. Наиболее четко эту мысль формулирует и обосновывает американский историк Вильям Миллиган Слоон в своей книге «Новое жизнеописание Наполеона». Он отмечает, что весной 1797 года в Париже стали поднимать голову роялисты: их сторонник. новый член Директории маркиз Франсуа деБартелеми. тесно сошелся с тогдашним военным министром Лазаром Карно, в парижском квартале Клиши открыто собирался роялистский клуб, который посещали многие члены законодательных органов Франции, Совета старейшин и Совета пятисот, в частности состоявший председателем последнего популярный в армии генерал Шарль Пишегрю. Положение Директории стало весьма опасным.

У профессора Слоона мы читаем:

«Радикальные ее члены считали необходимым, для спасения самих себя и республиканской конституции. как можно скорее назначить способного и преданного генерала командующим внутренней армией, то есть парижским комендантом. Они последовательно обращались к Моро, Гошу и, наконец, к Бонапарту, Моро не обнаружил особенной преданности к радикальной республике. Блестящий полководец Гош согласился помочь Директории и охотно принял на себя выполнение придуманного Баррасом плана сосредоточить в Париже войска под предлогом одновременной реорганизации обеих армий, северной и внутренней, причем должно было измениться прежнее расквартирование дивизий. Для более удобного выполнения проекта признано было уместным назначить Гоша военным министром. Оказалось, однако, что ему не исполнилось еще тридцати лет, а потому, на основании конституции, он еще был слишком молод для того, чтобы занимать министерский пост.

Бонапарт фактически изъявил уже свою готовность помочь Директории. Он командировал в Париж честолюбивого, пылкого и бесстрашного генерала Ожеро, без того уже просившегося туда в отпуск по домашним обстоятельствам. <…> Ожеро, не стесняясь, хвастался тем, что его прислали в Париж, чтобы передушить роялистов. Тотчас же по приезде в столицу он был назначен главнокомандующим внутренней армией».

Таким образом, Директория на какое-то время обезопасила себя. Военный министр Карно переписывался с Наполеоном и ничего не знал об интриге между влиятельным членом Директории Полем Баррасом и Гошем. А тем временем генерал Ожеро тайно ввел в Париж 20-тысячный корпус верных ему войск. Эти события, известные под названием «переворот 18 фрюктидора», привели к тому, что министр Карно еле успел спастись бегством, а другой оппозиционный член Директории Бартелеми был арестован и брошен в тюрьму. Множество членов Совета старейшин и Совета пятисот бежали или были сосланы в Гвиану в болота Кайенны.

Вильям Миллиган Слоон продолжает:

«Необходимо принять во внимание, что государственный переворот 18 фрюктидора был произведен отчасти по указаниям Бонапарта, приславшего радикальным членам Директории одного из надежнейших своих генералов. Таким образом, Бонапарту удался очередной шаг на пути, долженствовавшем сделать его властелином над армией, а через ее посредство и над всей Францией.

Преждевременная смерть Гоша лишила почти тогда же Францию единственного генерала, который мог своей гениальностью поспорить с Бонапартом, и вместе с тем избавила Наполеона от опасного политического соперника».

Как видим, Наполеон был напрямую заинтересован в устранении конкурента, и общественное мнение, пусть не открыто, а с оглядкой и только шепотом, сразу же стало указывать в его сторону. Ведь Гош обладал славой непобедимого генерала Республики. Он был крайне популярен в войсках. У него были свои влиятельные покровители в Париже.

Гош, большой политик и великий полководец, жадный до славы и обожаемый войсками, представлял собой из всех генералов того времени самого опасного соперника для Бонапарта. Жажда власти могла быть общей у этих людей. <…> А пример Цезаря и пример Брута одинаково заразительны.

Жак Марке де Монбретон, барон де Норвэн, французский писатель

И, кстати, проблема тут заключалась еще и вот в чем: поговаривали, что до ее знакомства с Бонапартом Лазар Гош был любовником Жозефины де Богарне…

Об этом последнем факте в книге «Наполеон Первый» Фридриха Кирхейзена сказано следующее:

«Говорят, что Жозефина в это время находилась в близких отношениях с генералом Гошем. Если это правда, то связь эта длилась чрезвычайно недолго, так как Гош покинул Париж 11 или 12 фрюктидора, то есть спустя всего три недели после освобождения Жозефины из тюрьмы, отправившись в качестве главнокомандующего прибрежной армией в Шербур. Возможно, однако, что она вступила с ним в связь еще в монастыре кармелиток, в котором он также был заключен, так как Гош был не только красивым человеком, покорявшим все женские сердца, но и большим ловеласом. Как бы то ни было, но Жозефину за это осуждать нельзя, особенно же в то аморальное время. Более всего распространению слуха о связи Жозефины с Гошем способствовало то, что Гош после своего освобождения взял к себе маленького Эжена. Генерал сделал это, однако, больше из дружбы к Александру де Богарне, с которым разделял тюремное заключение».

Общеизвестно, что не избалованный женским вниманием генерал Бонапарт с первого взгляда влюбился в изящную и весьма искушенную в любовных делах креолку Жозефину, но не до такой же степени, чтобы начать сводить счеты со всеми ее предыдущими кавалерами, тем более что их было великое множество, включая, как говорят, и самого Поля Барраса.

Истинная серьезность противостояния Наполеона Бонапарта и Лазара Гоша, конечно же, заключалась в другом. Ее совершенно справедливо подметил современный российский историк В.Н. Шиканов:

«Все знавшие этого человека люди неизменно подчеркивали его беззаветную преданность республиканским идеалам. В связи с этим вполне вероятно, что 18 брюмера генералы Гош и Бонапарт оказались бы по разные стороны баррикад. В этом случае Франция подверглась бы ужасам новой гражданской войны с далеко не очевидным исходом».

Наполеон в своих «Воспоминаниях», конечно же, отвергает все эти нападки, причем он исключает не свою причастность к смерти Гоша, а сам факт его отравления. У Наполеона мы читаем:

«Генерал Гош, командующий Самбро-Маасской армией, неожиданно скончался в это время в Майнце. Многие думали, что он был отравлен. Это мнение необоснованно».

Необоснованно, и все тут! И не нужны никакие другие доводы. Но, как известно, дыма без огня не бывает. И пусть биограф Гоша Александр-Шарль Русселен с сожалением констатирует, что «мы так никогда и не узнаем, кто был преступником и имело ли место преступление». Да, это, конечно, так, но первым вопросом при любом расследовании является вопрос: «Кому это выгодно?» И первым приходящим в голову ответом на этот вопрос в случае с генералом Гошем является следующий: «Конечно же, Наполеону Бонапарту!»

Биограф Наполеона Жак Бэнвилль отмечает. что среди военных у Наполеона было лишь два конкурента – это были генералы Гош и Жубер. Гош неожиданно умер в 1797 году в Вецларе, Жубер был убит в двумя годами позже в сражении при Нови. Вывод этого историка относительно Наполеона достаточно циничен: «Трудно сказать, имел ли он другие преимущества над своими конкурентами, но он имел главное – он остался жив».

Французский проповедник Жан-Батист Массийон справедливо замечал в свое время, что «удачливый злодей часто становится величайшим человеком своего века». Впрочем, он умер задолго до рождения Наполеона и никак не мог иметь в виду именно его.

Тело генерала Гоша было захоронено в замке Петерсберг близ Кобленца. Его могила находится там рядом с могилой другого знаменитого генерала Французской республики Франсуа Марсо, с которым Гоша связывало чувство искренней дружбы.

По запросу депутата Малибрана Совет пятисот принял решение осуществить торжественное прощание с Гошем, и оно было проведено в Париже 1 октября 1797 года. На мероприятии присутствовали многие члены правительства, политики, дипломаты и военные. Четыре ветерана несли бюст Гоша. В почетном карауле стояли генералы Ожеро, Бернадотт, Эдувилль и Тилли. Президент Директории произнес хвалебную речь в честь героя, а хор из 40 девушек в белоснежных одеждах исполнил гимн, специально сочиненный композитором Луиджи Керубини на слова Мари-Жозефа Шенье, брата гильотинированного поэта Андре Шенье.

Наполеона при этом, естественно, не было. Он прибыл в Париж лишь 5 декабря 1797 года.

Глава 4
Ужасный итог египетской экспедиции

Флот был уничтожен, армия покинута, безнадежная экспедиция провалилась – и все это каким-то образом окружило его имя еще большей славой.

Хилэр Беллок

Государь, который думает о людях и строит собственное счастье на их благополучии, – в каком романе можно найти сие?

Наполеон

Как известно, 4 мая 1798 года Наполеон отправился в Тулон, где принял начальство над 40-тысячным войском, собранным в окрестностях города, а 20-го числа огромная французская эскадра (около 350 судов разного вида) вышла в открытое море. Так начиналась знаменитая экспедиция Бонапарта к берегам Египта.

11 июня 1798 года эскадра подошла к берегам Мальты. Отряд, высаженный на скалистый остров, быстро овладел большей его частью, а крепость Ла-Валетта капитулировала.

Десять дней прожил Наполеон на острове, захватил все запасы на складах и в арсеналах, взял из церквей золото и серебро, учредил республиканское правление и отправился дальше.

Вечером 1 июля 1798 года войска Наполеона начали высадку на Египетском берегу. Происходило это около Александрии, и уже на следующий день город был захвачен. Потом армия двинулась через пески на Каир. Во время этого марша солдаты и офицеры страдали от отсутствия воды: население деревень в панике покидало свои дома и, убегая, бросало отраву в колодцы. Воины-мамлюки медленно отступали, периодически беспокоя французов, а затем на своих великолепных лошадях скрываясь от погони.

* * *

21 июля произошла знаменитая битва у пирамид.

– Солдаты! Сорок веков смотрят на вас сегодня с высоты этих пирамид! – крикнул Наполеон, обращаясь к своей армии перед началом этого сражения.

Французская армия встала параллельно Нилу, на котором господствовал противник. В турецкой пехоте было мало порядка, и она не представляла особой опасности, равно как и арабы, ценность которых в реальном деле была близка к нулю. Следовало опасаться только корпуса мамлюков.

Мурад-бей, главнокомандующий противника, имея многочисленную кавалерию, решил ударить в промежуток между дивизиями Дезэ и Ренье. Этот маневр был проделан с такой быстротой, что с трудом верилось, что генерал Дезэ успеет занять оборонительную позицию. Однако он успел построить своих солдат в каре. Генерал Ренье, со своей стороны, не замедлил занять оборонительную позицию и открыть огонь. Дивизия Дюгуа, с которой находился главнокомандующий, изменила направление движения и очутилась между Нилом и войсками генерала Дезэ.

В течение 30 минут мамлюки упорно гарцевали среди пыли, дыма и пуль под стоны умирающих. В конце концов, ничего не добившись, они умчались за пределы досягаемости огня. Мурад-бей с тремя тысячами всадников отошел на Гизу, по дороге в Верхний Египет, а остальные начали метаться из стороны в сторону и наконец, следуя естественному импульсу, бросились в воды Нила, где несколько тысяч человек тут же утонуло.

Все пушки противника и обоз оказались в руках французов.

Французская армия лишилась всего 300 человек убитыми и ранеными. Противник же потерял у битыми, ранеными, утонувшими или пленными более 10 тысяч человек.

* * *

А потом французские войска торжественно вступили в Каир, имевший тогда около 300 тысяч населения. Там была оборудована главная квартира, и город стал почитаться как столица того государства, которое Наполеон хотел образовать на Востоке.

Желая усилить свою власть, он не постеснялся объявить себя перед мусульманами посланником самого Господа Бога.

По возвращении из этой экспедиции Наполеон узнал об истреблении британцами своего флота в Абукирском заливе, произошедшем 1–3 августа 1798 года. Эта страшная весть повергла его в глубокую печаль.

Теперь, казалось, рушились все замыслы Наполеона о владычестве на Востоке, ведь адмирал Нельсон уничтожил при Абукире не только весь французский флот, но и всю будущность великого предприятия. Это и понятно, ведь британцы полностью взяли в свои руки контроль над Средиземным морем и над всеми коммуникациями, потенциально соединявшими запертую теперь в Египте французскую армию с внешним миром.

Между тем указ султана, прочитанный во всех мечетях, возвестил мусульманам о вероломном вторжении французов в Египет и призвал их к оружию. В ночь на 21 октября 1798 года в Каире произошло восстание, но оно, похоже, только утвердило в этой стране власть Наполеона: большая часть мятежников, засевших в одной мечети, была разгромлена артиллерией, а все взятые с оружием в руках подверглись смертной казни. Затем в продолжение целого месяца ежедневно расстреливали по 12 человек. Эта система террора дала Бо на парту и деньги, и съестные припасы, и совершенную покорность населения.

В феврале 1799 года Наполеон начал поход в Сирию, а в начале марта изнуренная многочасовыми переходами под палящим солнцем армия подошла к Яффе. Овладение этой крепостью-портом было необходимо для того, чтобы открыть хоть какое-то морское сообщение и принять несколько судов с боеприпасами и продовольствием. Идти на Иерусалим, не заняв Яффу, – это было бы равно нарушению всех правил предосторожности.

Итак, Наполеон встал лагерем перед Яффой, блокировав город. Дивизия генерала Ланна образовала левый фланг осадной армии, генерала Бона – правый. Генерал Клебер был выделен для наблюдения за противником на реке Нахр, а Ренье командовал арьергардом.

6 марта Яффа была взята.

О том, что произошло дальше, сам Наполеон пишет:

«Пленных оказалось 2500 человек, в том числе 800 или 900 из гарнизона Эль-Ариша. Последние, после того как они поклялись не возвращаться в Сирию раньше чем через год, сделали три перехода в направлении Багдада, но затем обходным путем прибыли в Яффу. Таким образом, они нарушили свою клятву; их расстреляли».

На самом деле произошло следующее. Когда французская армия подошла к Яффе, Наполеон приказал объявить населению, что если город будет взят приступом, то все жители будут уничтожены, ибо в плен никого брать не станут. Яффа не сдалась. 6 марта последовал штурм, и, ворвавшись в город, солдаты принялись истреблять буквально всех, кто попадался под руку. Все дома и магазины подверглись разграблению. Некоторое время спустя, когда избиения и грабеж уже подходили к концу, Наполеону доложили, что около 4 тысяч уцелевших турецких солдат укрылись в одном со всех концов закрытом месте, готовые обороняться до последней капли крови.

Эжен де Богарне (сын Жозефины от первого брака) был послан Наполеоном пообещать туркам сохранение жизни, и тогда они вышли из своего укрепления, сложив оружие. Французы заперли пленников в сараях. Однако после этого Наполеон заявил:

– И что мне теперь с ними делать? Чем их кормить? У меня нет провианта!

Действительно, у него не было ни достаточного количества судов, чтобы отправить пленных морем в Египет, ни свободных войск, чтобы конвоировать их через пустыню… В результате Наполеон провел в размышлениях три дня, а на четвертый отдал приказ расстрелять пленных. Всех без исключения. Четыре тысячи человек были выведены на берег моря и там все до одного уничтожены.

Поль-Мари-Лоран де л’Ардеш в своей «Истории императора Наполеона» пишет:

«Шестого марта Яффа была взята приступом и предана на грабеж и убийство. Бонапарт, чтобы удержать неистовство солдат, послал своих адъютантов Богарне и Круазье, которые подоспели ко времени и спасли жизнь четырех тысяч албанцев и арнаутов, составлявших часть гарнизона и укрывшихся в пространных караван-сараях. Когда главнокомандующий увидел такое множество пленных, то воскликнул: “Что прикажете мне с ними делать? Чем мне их кормить? На чем переправить во Францию или в Египет? Вот наделали-то дела!” Адъютанты стали извиняться тем, что не принять капитуляции было бы опасно, и притом напомнили, что они были посланы именно для исполнения человеколюбивых видов главнокомандующего. Наполеон возразил: “Да, без сомнения, в отношении к женщинам, детям, старцам; но мое приказание вовсе не касалось вооруженных солдат; лучше было умереть, чем привести мне всех этих несчастных. Ну что я с ними стану делать?” И Наполеон целых три дня рассуждал об участи пленников, ожидая, не придут ли с попутным ветром какие суда, которые бы избавили его от необходимости снова проливать кровь людей. Но на море не появлялось ни одного паруса; войско начинало роптать, и приказ о расстреле арнаутов и албанцев отдан 10 марта».

Итак, 4 тысячи пленников были выведены на берег моря и расстреляны. «Никому не пожелаю пережить то, что пережили мы, видевшие этот расстрел», – признался потом один из французских офицеров.

В книге «Тайные злодеяния и явные лжи и обманы Наполеона Бонапарта», изданной в 1816 году, по этому поводу говорится:

«Пули и картечь градом посыпались на несчастные и беззащитные жертвы. Между тем Наполеон издали смотрел в зрительную трубку и, приметив поднявшийся дым, радостно воскрикнул: “Их нет!” Генерал Клебер сильно выговаривал Наполеону за сие злодейство. С сего времени Наполеон воспылал мщением к Клеберу. Не умершие турки от пуль и картечи доколоты были штыками».

Позднее о событиях в Яффе Наполеон рассказал лорду Эбрингтону, одному из наиболее просвещенных и заслуживающих доверия путешественников, посетивших его на острове Эльба, следующее:

– В Яффе я действительно приказал расстрелять около двух тысяч турок. Вы находите, что это чересчур крутая мера? Но в Эль-Арише я согласился на их капитуляцию под условием, что они возвратятся в Багдад. Они нарушили это условие и заперлись в Яффе; я штурмом взял этот город. Я не мог увести их с собой в качестве пленных, потому что у меня было очень мало хлеба, а эти молодцы были слишком опасны, чтобы можно было вторично выпустить их на свободу, в пустыню. Мне ничего другого не оставалось, как перебить их.

Безусловно, по военным законам, пленный, не сдержавший данного слова, уже не мог рассчитывать на пощаду. Тем не менее, как отмечает Стендаль, «это жестокое право победителя редко осуществлялось», а в те времена, то есть в самом конце XVIII века, «никогда не применялось к такому множеству людей одновременно».

Кстати, произошедшее в Яффе нанесло очень сильный удар по неокрепшей еще нервной системе сына Жозефины, считавшего себя виновником гибели людей, которым он лично пообещал свободу. Однако, что бы он ни думал по этому поводу, изменить что-либо он был не в силах.

* * *

19 марта 1799 года французская армия подошла к крепости Сен-Жан-д’Акр, находившейся в 30 лье[1]1
  Лье – старинная французская единица измерения расстояния. Сухопутное лье равнялось 4444,4 м (длина дуги 1/25 градуса земного меридиана), морское – 5555,5 м (длина дуги 1/20 градуса земного меридиана).


[Закрыть] к северо-западу от Иерусалима и в 36 лье к юго-западу от Дамаска. Ее осада длилась более двух месяцев и окончилась полной неудачей. Причин тому множество: у Наполеона не было осадной артиллерии и других осадных принадлежностей, обороной крепости руководили опытные английские офицеры, с моря осажденным постоянно подвозились припасы и оружие, турецкий гарнизон был слишком силен и т. д.

В продолжение двухмесячной осады французы восемь раз ходили на приступ и каждый раз были отражены с большим уроном. Наполеон лишился трети своей армии и потерял бы ее до последнего человека, если бы не преодолел свое упрямство. В конечном итоге ему пришлось снять осаду, за время которой французы потеряли около 3 тысяч человек, в том числе дивизионного генерала Бона, бригадного генерала Рамбо, полковников Буайе и Вену, а также адъютанта главнокомандующего капитана Круазье. Но наиболее чувствительной потерей была гибель генерала Каффарелли дю Фальга.

* * *

Отметим, что у Сен-Жан-д’Акра Наполеон совершил еще одно злодеяние.