Текст книги "Маркиза де Помпадур. Три жизни великой куртизанки"

Когда Людовику XV исполнилось девять, в Париж приехал российский император Петр для проведения переговоров, как он сам говорил, о «сватанье за короля из наших дочерей, а особливо за среднею Елизавету». Версаль был явно не в восторге от перспективы женить Людовика на дочери бог знает кого. Происхождение Екатерины, жены русского императора, было всем хорошо известно[3]3
  Она была родом из литовских крестьян, работала прачкой, вышла замуж за шведского солдата, при взятии Мариенбурга была захвачена фельдмаршалом Шереметевым, потом «попала» к любимцу императора Меншикову и лишь после этого «перешла» к Петру.


[Закрыть], и второй после Генриха I, женившегося на дочери Ярослава Мудрого, франко-русский монарший брак не сложился. Красивая и бойкая Лизетка, как звал Петр свою среднюю дочь, осталась дома и явно не прогадала, став затем императрицей российской.

* * *

Но для укрепления династии короля все-таки следовало женить, и в Версальском дворце продолжили тщательно просматривать списки всех имевшихся в наличии европейских невест. После отказа русской царевне не подошла и еще пара кандидатур поскромнее. В конечном итоге, предпочтение было отдано Марии, дочери польского короля Станислава Лещинского.

Когда французскому королю исполнилось пятнадцать, их поженили. А незадолго до этого (2 декабря 1723 года) герцог Филипп Орлеанский, выполнив до конца назначенную ему судьбой миссию регента, внезапно скончался.

Новая королева Франции была на восемь лет старше Людовика XV, чрезвычайно набожна, скучна и не особенно привлекательна. Зато она обладала мягким характером, была несварлива и тихое женское семейное счастье ценила превыше всего на свете.

По отзывам современников, король в то время представлялся многим самым красивым юношей во Франции. Все восхищались его благородными манерами и приятной наружностью. Но уже тогда он начал тяготиться своими королевскими обязанностями и всячески старался «переложить» их на своих министров. Делать это он мог с чистой совестью, ибо с 1726 года обязанности первого министра королевства исполнял его детский наставник аббат де Флери, ставший к тому времени кардиналом.

В двадцать лет Людовик XV был чист и непорочен сердцем, а его двор, как это ни покажется потом удивительным, представлял собой средоточие самых невинных и простодушных нравов. Король страстно увлекался охотой, любил игру, вкусную еду и тулузские вина. А еще он любил работать руками и не чурался даже самой черновой работы: с удовольствием выращивал лук, вышивал по нанесенному на ткань рисунку и вытачивал весьма красивые деревянные табакерки. В своей частной жизни он был скромен, добр и со всеми любезен. Робкий при большом стечении людей, он однако становился очень остроумен в частной беседе. Эти утонченные словесные «пикировки» он обожал не меньше охоты и почти всегда выходил в них победителем.

Несмотря на большое количество окружавших его красивых и соблазнительных женщин, король долгое время хранил верность своей законной супруге. Первые годы их брака были безоблачными, почти образцовыми, и у них за менее чем десять лет родилось десять детей.

* * *

Перечислим детей Людовика XV. Сначала в 1727 году родились сестры-близнецы Элизабет, ставшая инфантой, и Генриетта. Королю было тогда всего семнадцать лет, и он с гордостью говорил:

– Ну и где все те, кто говорил, что я неспособен сделать ребенка?!

В 1728 году родилась дочь Луиза-Мария, но она, к несчастью, умерла, не дожив и до пятилетнего возраста.

Первый сын, Луи де Бурбон, родился в 1729 году и стал наследником престола, именуемым дофином. Воспитывали дофина по довольно странной методике: даже наказания ему назначались таким образом, чтобы усилить его гордый характер. Казалось бы, этикет должен был утомлять этого царственного отрока, но наказывали его за малейшие проступки как раз отменой этого самого этикета. То его в наказание посылали к обедне всего с одним пешим слугой, а если проступок вдруг оказывался более серьезным, стражникам запрещалось отдавать ему военную честь при его приближении.

Методика эта, однако, дала результат: к двенадцати годам дофин был самым наипротивнейшим существом, какое только можно было найти на свете.

Следующий ребенок Людовика XV – герцог Анжуйский – родился в 1730 году, но, как и его сестра Луиза-Мария, умер тремя годами позже.

Как-то королева назвала дофина Луи злым ребенком, на что тот с ехидной усмешкой ответил:

– Согласитесь, однако же, что вам было бы очень досадно не иметь меня вашим сыном, особенно со времени смерти герцога Анжуйского.

Как видим, ответ этот не свидетельствовал ни о хорошем уме дофина, ни о его доброте, ни о снисходительности.

Далее пошли одни девочки: Аделаида, Виктория, София, Мария-Терезия и Луиза.

Принцессы, за исключением Элизабет, вышедшей замуж, жили под опекой своей матери. Характеры этих принцесс были весьма различны, некоторые были очень даже странны. Старшая из них, Генриетта, была добра, рассудительна и умна, но очень робка. Принцесса Аделаида, напротив, была весьма решительна. Она отличалась наклонностями молодого мужчины: хорошо ездила верхом и любила охоту. Наибольшим ее желанием было сделаться мужчиной и отправиться на войну. Что касается принцессы Виктории, которая имела наклонности если не менее страстные, то, по крайней мере, более миролюбивые, то это была очень красивая особа со смуглым лицом и большими выразительными глазами, очень похожая на короля. Кстати сказать, король любил ее больше других дочерей. Принцесса София, напротив, была белолицей, но тоже очень походила на отца. Самая младшая – принцесса Луиза – была очень маленького роста, но характером обладала таким веселым, что никак нельзя было предположить, что она сделается монахиней.

Родив десять детей, Мария Лещинская, женщина и без того от природы не особенно темпераментная, стала обнаруживать по отношению к королю усталость и холодность.

– Только спать с ним, беременеть и рожать… Как же это скучно! – призналась она как-то одной из своих придворных дам.

Призналась… и повела себя, как самая обыкновенная женщина, смертельно уставшая от выполнения «супружеского долга»: стала увиливать от него под всевозможными предлогами. А что же король? Король был мужчиной. Подобная сексуальная голодовка ему быстро надоела, и он постепенно начал отдаляться от жены. Пишут, что однажды, обиженный упорным нежеланием королевы принять его у себя вечером, он поклялся никогда больше не требовать от нее плотской любви. С тех пор их совместная жизнь стала ограничиваться только официальными церемониями, а место Марии Лещинской в сердце чувственного короля заняли другие женщины, более изящные, более раскованные и податливые.

И тут следует сказать, что система воспитания, принятая в свое время для Людовика, сводилась к тому, что король должен был твердо знать свои права, но почти ничего – о своих обязанностях. Аббат де Флери старался все представить ему в розовом свете и этим убил в нем волю…

Но природа не замедлила взять свое, и молодой король подчинился ее влиянию. Брак с Марией Лещинской не переродил его вялую эгоистическую натуру. Теперь он пребывал в поиске развлечений, но даже в удовольствиях требовал толчка, желал, чтобы другие изобретали и готовили все, а ему оставалось лишь пользоваться подготовленным. В этом смысле он представлял собой драгоценную находку для придворных – оставалось только решить вопрос, кто будет управлять им.

По сути, именно так началась эпоха фавориток Людовика «Горячо любимого», как прозвали короля в народе. Кстати, существует версия, что это прозвище он получил вовсе не за склонность к женскому полу и его ответное отношение к нему. Однажды, отправившись на войну, он тяжело заболел. Парижан уже начали готовить к очередным королевским похоронам. Но тут стали приезжать гонцы с известиями, что король поправился, и подданные от радости и в порыве искренних чувств – это исторический факт! – целовали морды лошадей тех гонцов, что привезли добрые новости. Оттуда якобы и пошло прозвище «Горячо любимый», но все же красота короля и его отношения с женщинами видятся нам более веской причиной для такой его характеристики.

* * *

Первой фавориткой Людовика XV стала графиня де Майи, дочь фрейлины королевы маркизы де Нель (de Nesle). По словам очевидцев, большой красавицей Луиза де Майи не была, но отличалась веселым нравом и была весьма приятной в общении. Большего королю в данный момент и не требовалось.

Она была ровесницей короля – им обоим только что исполнилось по двадцать два года. Людовик XV тайно встречался с ней, дрожа от мысли, что строгий кардинал де Флери узнает про эту связь. Но страхи его были напрасны, и он был бы очень удивлен, если бы узнал правду: ведь именно де Флери принимал участие в выборе для него этой прелестной любовницы.

Не следует думать, что такой достойный человек, как кардинал де Флери, исполнял роль тривиальной сводни. Вовсе нет, им двигали исключительно государственные интересы. Понимая, что Людовик XV рано или поздно все равно заведет любовницу, и выбор его может пасть на какую-нибудь дурочку или интриганку, он решил опередить события и найти для короля женщину, не представляющую никакой опасности. К тому же, де Флери надеялся, что любовница займет все свободное время короля, а сам он сможет спокойно управлять делами королевства.

В результате герцог де Ришелье, следуя совету кардинала, отправился к королю расхваливать прелести мадам де Майи. Его доводы оказались убедительными, и на следующий день Людовик XV согласился встретиться с молодой графиней. Та провела перед зеркалом несколько часов, превзошла сама себя, прибыла во дворец и стала ждать натиска истосковавшегося по женским прелестям короля. Но тот из-за своей обычной робости ограничился лишь одобрительным кивком головы и скрылся в соседней комнате.

Их вторая встреча была организована гораздо лучше. Теперь все произошло до смешного просто – мадам де Майи сама взяла инициативу в свои руки и набросилась на Людовика XV…

Впрочем, надо сказать, что король не особенно и сопротивлялся. Ему нужен был толчок, и он его получил.

Так он в первый раз изменил своей жене Марии Лещинской. Впоследствии он стал менее застенчив, и мадам де Майи имела полное право гордиться доброй услугой, оказанной ею прекрасной половине населения Франции.

Эта связь долго оставалась тайной, а двор жаждал узнать имя фаворитки. В течение трех лет мадам де Майи в назначенный час поднималась по золоченым лестницам, ведущим в скрытые от посторонних глаз комнаты короля. Три года об этом практически никто и не подозревал. Но в 1736 году тайное стало явным, графиню случайно заметили, и на следующий день об этом говорил уже весь Париж…

Граф д’Аржансон, в частности, написал в своем дневнике:

«Король, не довольствуясь прелестями одной только королевы, полгода назад взял себе в любовницы госпожу де Майи, дочь господина де Неля. Она хорошо сложена, молода, но некрасива. У нее большой рот, полный зубов, а потому смешной. Она не умна и не имеет никаких взглядов…»

Он же чуть ниже добавил:

«Кардинал, которого устраивает подобное положение вещей, приказал выдать этой даме двадцать тысяч ливров. Муж ее, ранее располагавший лишь жалким фиакром, разъезжает теперь в изысканном экипаже. Все устроено было тайно, как всегда, когда дело касается любовных приключений сильных мира сего. Ведь верхние этажи и маленькие комнаты короля имеют множество выходов. Все утверждают, что королева ничего не знает, но о многом догадывается и находит утешение с месье де Нанжи, несмотря на его преклонный возраст».

Последняя фраза – явная клевета. Поведение королевы можно было бы назвать безупречным. Когда она узнала об измене мужа, она едва не потеряла сознание и закрылась в своей комнате, чтобы выплакаться. Огорченный этим Людовик XV в тот же вечер явился к ней вымолить прощение и изъявил свою волю – остаться в спальне супруги, но королева ему отказала.

Все тот же д’Анжансон свидетельствует:

«Он провел четыре часа в ее постели, но она никак не отвечала на его желание».

Король якобы всячески ее упрашивал, но королева, решив, что это небезопасно для ее здоровья, поскольку мадам де Майи водила знакомства с придворными развратниками, все закутывалась в свое одеяло и притворялась спящей. Короче говоря, она осталась глухой к королевским мольбам. Наконец, раздраженный король выскочил из постели со словами:

– Мое терпение лопнуло, я здесь в последний раз!

И вышел, хлопнув дверью. С тех пор он стал открыто появляться везде с мадам де Майи.

* * *

Подобное поведение шокировало добропорядочный люд, и все принялись яростно поносить распутника-короля и его бесстыжую фаворитку. Этого-то и ждал хитроумный кардинал де Флери. Однажды вечером он принялся строго отчитывать короля за совершенный им грех. Молодой монарх, сильно увлеченный своей любовницей, попался в заготовленную ловушку, заявив:

– Я доверил вам все королевство и надеюсь, что вы оставите мне возможность быть хозяином хотя бы своего собственного поведения.

Ловкий кардинал покачал головой и с огорченным видом вышел. На самом же деле, он едва мог скрыть свое ликование. Король только что признал то, о чем он, кардинал де Флери, так давно мечтал: теперь он имел в стране практически абсолютную власть…

Чтобы проводить собственную политику, де Флери сформировал сильное правительство, членов которого Людовик XV не глядя утвердил по представлению кардинала. Должность канцлера занял способный юрист Анри-Франсуа д’Агессо, внешнеполитическое ведомство возглавил Жермен Шовелен, бывший президент Парижского парламента, генеральным контролером финансов стал Филибер Орри, военным министром – Клод Ле Блан и т. д. Главные члены этого правительства происходили из служилого, а не военного дворянства, как это было раньше. Все они были отличными профессионалами, верными де Флери. Кроме того, новое правительство располагало очень хорошими и способными интендантами в провинциях.

А еще при кардинале состояли два его любимца – аббат Кутюрье и камергер Баржак. Аббат Кутюрье, очень суровый и скромный, управлял политической корреспонденцией министра с Францией и со всей Европой. Баржак же знал все слабости кардинала и имел на него влияние: в особенности, он умел льстить ему надеждой на долгую жизнь. При помощи этих двух господ де Флери знал все, что замышлялось против него при дворе, и торжествовал над всеми кознями.

Герцог де Крои (de Croy) так оценивал потом эпоху правления кардинала де Флери:

«Он всегда правил с большой добротой, и никогда Франция не была такой мирной, как при нем».

Таким образом, эпоха кардинала де Флери стала для Франции своего рода «золотым веком». Впрочем, кардинал так и не провел ни одной подлинно решительной реформы, что и явилось, как можно теперь судить, слабой стороной этой в целом весьма счастливой эпохи. Умрет кардинал де Флери 29 января 1743 года, и все во Франции изменится.

* * *

С детства Людовик XV был меланхоличным, сдержанным, скрытным и, по словам одного историка, «равнодушным к развлечениям». Перед тем как узнать мадам де Майи, он проводил целые дни, слушая и считая птиц, пролетающих перед его окном. Вряд ли это так уж весело, но такой это был человек.

Молодая фаворитка, чтобы развлечь короля, принялась устраивать увеселительные ужины – неизменно пикантные и полные всевозможных выдумок. Они проходили в небольших, специально для этого приготовленных апартаментах. Эти интимные, мило убранные комнаты сообщались с комнатой Его Величества посредством потайных дверей. Быть приглашенным на такой ужин считалось особой милостью.

Женщин, кандидатуры которых были одобрены королем, обычно предупреждали заранее, мужчинам же приходилось мириться с довольно любопытным этикетом. Их усаживали на двух скамьях лицом к лицу с приглашенными женщинами. Это называлось «быть представленными». Король направлял большой лорнет на эти скамьи и писал несколько имен. Мужчины, сидевшие на скамьях, собирались потом в зале перед кабинетами. Привратник с запиской короля в руках приоткрывал дверь и называл одно имя. Счастливый избранник кланялся остальным и проникал в святая святых. Там уже вовсю шло веселье, которое затем превращалось в настоящую оргию: дамы раздевались, а приглашенный мужчина старался доказать им свою состоятельность…

На рассвете приходили слуги и доставали из-под стола совершенно пьяных монарха и приглашенных гостей. Эти вечеринки, стоящие у истоков распутной карьеры Людовика XV, наконец-то развеселили его и вывели из состояния психологического ступора. Однако он не выражал за это никакой благодарности придумавшей все это мадам де Майи – ей доставались лишь смехотворные подачки «с барского стола». Говорят, она получала от короля так мало денег, что ходила в дырявых платьях. Не будучи по натуре интриганкой, она не осмеливалась ничего просить, и ее окружение даже стало над ней насмехаться. Однажды кто-то осмелился сказать ей, что король любит, как грузчик, и платит соответственно. Она покраснела и грустно ответила:

– Не следует на него за это сердиться. У Его Величества вместо сердца мешок!

Людовик XV обращался с ней, как ему вздумается, и часто не проявлял даже элементарной любезности. Достаточно привести один пример. В октябре 1737 года некий герцог обратился к мадам де Майи с просьбой устроить одного важного для него человека. Он закончил свое письмо фразой:

«Слово, замолвленное таким прелестным ротиком, как у вас, поможет делу».

Она показала просьбу королю. Тот рассмеялся и вдруг заявил:

– Ну, я не думаю, что вы можете похвастаться прелестным ротиком!

Несчастная, чтобы скрыть слезы, убежала к окну.

В декабре придворные – а они всегда были в курсе всех событий в интимной жизни короля – внезапно нашли новый достойный предмет для разговоров. Людовик XV, взяв назад данное слово, провел ночь с Марией Лещинской и проявил себя настоящим мужчиной, если, конечно, судить по словам дежуривших за дверями комнаты слуг. Это всех удивило. Молва побежала по столице, обрадовав добропорядочных подданных короля, позабавив европейские дворы и заинтересовав Эдмона Барбье, сделавшего в своем «Журнале царствования Людовика XV» следующую запись:

«В Рождественские праздники король спал с королевой. Этого давно не случалось, потому это и было сразу замечено».

Но сближение с супругой на том и закончилось, и король вернулся к мадам де Майи. Но уже в январе он изменил и ей, что имело для него самые малоприятные последствия. Послушаем все того же Барбье, описывающего это событие со свойственной летописцам откровенностью:

«Король чувствует себя лучше. Но на охоту он еще не ходит. По слухам, у него сифилис, ведь Башелье, его первый камердинер, тайно приводил ему каких-то девушек, а тут уж не до уважения королевской особы».

Этой неприятной болезнью его наградила дочь одного мясника, которая, в свою очередь, подхватила ее от дворцового стражника во время народного гуляния. Заболев, король начал быстро худеть. Предупредили кардинала де Флери. Вызванный в спешке королевский хирург стал лечить Людовика XV народными средствами: повязками из корнишонов, припарками из огурцов и мазями из толченых улиток. Естественно, весь двор следил за недомоганием короля, а информация об этом распространилась по всей стране. Вскоре уже во всех городах и селениях королевства подданные, подмигивая друг другу, говорили о «недуге короля».

Участь мадам де Майи также внушала придворным опасения. Они спрашивали друг друга, удалось ли бедняжке избежать несчастья, или ей тоже кое-что досталось.

Как видим, в отличие от нынешних времен, в XVIII веке народ был в курсе малейших деталей жизни своего правителя. Монарх жил тогда словно в стеклянном дворце.

* * *

Будучи не особо большим любителем слишком шумного общества, король предпочитал тесные компании, состоявшие всего из нескольких друзей и красивых женщин. В связи с этим он в 1739 году приобрел охотничий дом Шуази, находившийся, кстати сказать, всего в двух лье (примерно в девяти километрах) от замка Шарля д'Этиоля[4]4
  Через семь лет король подарит Шуази Жанне-Антуанетте, ставшей к тому времени маркизой де Помпадур.


[Закрыть].

Этот небольшой замок был построен в XII веке и принадлежал аббатству Сен-Жермен-де-Пре. Расположение этого дома сразу понравилось королю: кругом густой полный всевозможной дичи Сенарский лес и река, петляющая посреди зелени великолепных парков. Он велел совершенно перестроить дом и с максимальной роскошью обставить его. Все было сделано по его вкусу: покои, украшенные статуями и полотнами знаменитых художников, роскошные диваны, обитые персидским бархатом, сады, где посреди мраморных бассейнов и фонтанов были расставлены столы с яствами и висели клетки с экзотическими певчими птицами, огромные букеты благоухающих роз…

В Версале король теперь появлялся только в торжественные дни. Тут он старался быть образцовым супругом и добрым отцом, постоянно присутствовал на церковных службах. Все остальное время он жил в Шуази. В этом святилище любви, кстати сказать, впервые появились механические столы, избавлявшие пирующее общество от присутствия порой излишне наблюдательных и болтливых слуг. Каждый приглашенный имел перед собой столик с прибором из золота и хрусталя, писал на нем, какое хочет иметь кушанье и какое вино. Посредством хитроумного механизма столик этот уходил под пол и поднимался обратно, уставленный заказанными блюдами.

Как же непохожи были обеды в Шуази на официальные обеды в королевском дворце, где вокруг сидящих за столом постоянно крутились куча слуг и пять камергеров, один из которых стоял близ стола и вместе со специальным кухонным служащим пробовал кушанья. Эта проба простиралась на все: на воду, на вина, на жаркое, на соусы, хлеб и фрукты.

Луиза де Майи умела, как никто другой, придавать очарование обедам в Шуази: она была так весела, так наивна, так заразительно смеялась, что король, склонный по характеру к меланхолии, тоже начинал веселиться и хохотать, как ребенок.

* * *

Однако графиня де Майи недолго властвовала над сердцем Людовика XV.

Ее ревность надоела королю. Шутки придворных над постоянством его страсти сердили Людовика и возбуждали тщеславие. И вот уже новая любовь вкралась в его сердце, и он поспешил расстаться со своей первой фавориткой.

А дело было так. В конце 1738 года Луиза де Майи сама представила двору свою сестру Фелиситэ де Нель, бывшую двумя годами ее моложе. Зта особа покинула монастырь Порт-Руаяль с четким намерением заменить старшую сестру, пленить сердце короля, прогнать кардинала де Флери и править Францией. Программа, как мы видим, у нее была весьма насыщенная.

Фелиситэ тотчас же приступила к делу, хотя в ней не было ничего особенно соблазнительного. Некоторые мемуаристы даже писали, что от нее плохо пахло. А герцог Анри де Кастри отмечает, что у нее был «рост гренадера» и «жесткий взгляд». Тем не менее ей удалось стать любовницей Людовика XV. В день Масленицы 1739 года она появилась на балу, переодетая в пастушку, рядом с королем, который был в костюме летучей мыши.

В то время как графиня де Майи оплакивала судьбу в своем парижском особняке, все принялись спешно искать снисходительного мужа для новой фаворитки. Такового нашли достаточно быстро в лице графа Феликса де Вентимилля, внучатого племянника парижского архиепископа. Фиктивный брак был заключен, и Вентимилль, получивший за это 200 000 ливров, стал делать вид, что проводит с женой медовый месяц. На самом деле, возле его супруги по ночам продолжал находиться Людовик XV.

С этого дня мадам де Вентимилль стала для короля незаменимой, и он начал буквально осыпать ее подарками. В Шуази любовники все время проводили в постели. Мадам де Вентимилль отличалась бурным темпераментом, и король, как пишет один мемуарист, «засыпал лишь после того, как семь раз докажет ей мощь своего скипетра». Слуги разносили информацию о его подвигах, и на следующий день все только об этом и говорили. В результате даже те, кто не отказался бы, чтобы Людовик XV проявлял больше рвения в государственных делах, гордились подобной прыткостью короля.

Всеобщая радость достигла апогея в тот день, когда от наблюдательных слуг стало известно, что фаворитка впервые устала раньше своего любовника. Действительно, утром обессиленная мадам де Вентимилль отвергла его, сказавшись больной. Король сильно разгневался и заявил:

– Мадам, я знаю способ вылечить вас. Надо отрубить вам голову. Это вам должно пойти на пользу, поскольку у вас довольно длинная шея. У вас возьмут всю вашу кровь и заменят на кровь ягненка. Это будет полезно, так как вы желчная и злая.

Эти слова в один миг облетели королевство. Но, как говорится, милые бранятся – только тешатся, и 1 сентября 1741 года мадам де Вентимилль, благодаря заботам короля, родила прелестного мальчика, названного графом де Люком. После этого фаворитка могла бы рассчитывать на самое блестящее будущее, но, к несчастью, она умерла после родов от внезапной лихорадки.

Людовик XV был безутешен. Когда его фаворитка заболела, он приказал постелить солому вдоль замка, чтобы цокот копыт ее не тревожил. Были остановлены все фонтаны. В течение недели двор жил, затаив дыхание. Когда мадам де Вентимилль умерла в страшных мучениях, жестокая тоска овладела королем. Сначала он целый день плакал, а потом несколько недель перечитывал письма, которые он писал своей любовнице и которые получил от нее. В конце концов, он вернулся к Луизе де Майи, усыновившей новорожденного.

Сам Людовик XV, кстати, никогда не забывал о графе де Люке, об этом малыше, который был так поразительно на него похож, что придворные называли его «второй Людовик».

* * *

Но новое расположение к графине де Майи длилось недолго. В начале 1742 года король заинтересовался третьей сестрой де Нель – герцогиней Дианой де Лорагэ. Эта юная особа не была очень красива, но обладала, как пишет один историк того времени, «приятной полнотой форм, высокой и нежной грудью и округлым задом». Кстати, женщины именно такого типа считались особенно привлекательными в XVIII веке.

Людовик XV испытывал к ней влечение, удивившее придворных, а уж они-то, казалось, уже ничему не должны были удивляться. Он любил ее постоянно и повсюду: на скамейках, на диванах, в креслах, на лестничных ступенях. Герцогиня, явно испытывавшая слабость к подобного рода времяпрепровождению, «позволяла» королю все, издавая при этом радостные крики. Вскоре король стал предавался с ней и не совсем невинным удовольствиям. Однажды он потребовал, чтобы графиня де Майи присоединилась к ним, желая «спать между двумя сестрами», чьи прелести представляли явный контраст. Луиза де Майи любила короля и согласилась. Но эксперимент «а ля труа» доставил Людовику XV весьма скромное удовольствие, и он заскучал пуще прежнего. В конце концов, надоела ему и герцогиня де Лорагэ, не отличавшаяся особым умом, и, дабы избавиться от нее, но всегда иметь под рукой, он назначил ее фрейлиной своей старшей дочери.

Осенью 1742 года графине де Майи показалось, что теперь она снова в фаворе и обладает достаточной властью, чтобы вмешиваться в политику. Но куда там! В ноябре было перехвачено одно из писем маршала де Белль-Иля, в котором содержались прозрачные намеки на самозванную роль фаворитки. Людовик XV пришел в ярость и быстро поставил на место свою бывшую любовницу. После этого он обратил свой взор на четвертую сестру де Нель – Марию-Анну, вот уже больше года бывшую вдовой маркиза де Ля Турнелля.

Подобная «карусель» сестер де Нель породила среди французов ироничную эпиграмму следующего содержания:

 
Одна почти забыта, второй уж нет на свете,
А третья – вот, у ног, уже покорно ждет.
Иметь столько подруг из одного семейства —
Неверность это проявлять или наоборот?
 

Четвертая сестра, в отличие от трех предыдущих, была сказочно красива. Быстроте народной реакции можно только позавидовать: о ней тут же было сочинено следующее четверостишие:

 
Из четырех отметим ту сестрицу,
Чьи мысли поглотили распутство и разврат.
Вам, Ля Турнелль, есть чем гордиться,
Прекрасен ваш перед, а также – зад.
 

Однако характером четвертая сестра обладала гнуснейшим и запросами просто непомерными. Прекрасно характеризует ее хотя бы такой факт: свою сестру Луизу де Майи, к которой король еще испытывал какие-то добрые чувства, она приказала удалить подальше от двора, а когда узнала, что король начал с ней переписываться, пресекла и переписку.

– Мадам, вы убиваете меня, – попытался возмутиться король.

– Ничего страшного, Ваше Величество, – спокойно ответила мадам де Ля Турнелль, – король должен постоянно умирать и воскресать.

Двадцатичетырехлетняя интриганка выдвинула и ряд других условий. Она потребовала немедленно и публично возвести себя в статус официальной фаворитки, выторговала себе прекрасные апартаменты, достойные ее нового положения, ибо не желала, как ее сестры, ужинать и тайком заниматься любовью в каких-то жалких комнатушках. В случае недостатка в деньгах она желала получать их из королевской казны с правом самой подписывать расходные документы. А если она забеременеет, то не будет скрывать этого, и дети ее будут считаться законными детьми короля.

Людовик XV был так сильно влюблен, что согласился на эти условия. 17 января 1744 года парламент узаконил королевский дар: во владение мадам де Ля Турнелль было передано герцогство де Шатору с доходом в 89 000 ливров в год.

* * *

Вместе с герцогиней де Шатору к руководству королевством пришла воинственная партия, требовавшая показать Австрии, кто хозяин в континентальной Европе. Под ее нажимом Людовик XV в 1740 году поддержал Пруссию и Баварию в их войне за австрийское наследство.

Все дело в том, что в тот год (20 октября) умер глава Священной римской империи и эрцгерцог Австрии Карл VI, оставив после себя лишь одну дочь Марию-Терезию. Пока император был жив, ее права все признавали, но как только он умер, все тут же начали выдвигать свои претензии на освободившийся престол. Больше всех усердствовал баварский курфюрст Карл, женатый на дочери брата отошедшего в мир иной императора.

А прусский король Фридрих II Великий никаких претензий на австрийский престол не выдвигал, он просто взял и без всякого объявления войны ввел свои войска в Силезию, заявив, что она теперь принадлежит ему.

Летом 1741 года французская армия перешла Рейн и в ноябре захватила Прагу, однако через год она была там блокирована, потерпела поражение и была вынуждена отступить.

В 1743 году умер первый министр Франции кардинал де Флери. Умирая, он советовал королю не иметь более первого министра.

– Монарх в тридцать три года, – говорил он, – должен управлять сам.

Но характер Людовика XV обрекал его, казалось, на вечную зависимость. Тем не менее король объявил, что отныне он будет руководить страной сам, подобно тому, как это делал его предшественник Людовик XIV. И он окружил себя четырьмя государственными секретарями, заведовавшими различными областями управления: Антуан-Жан Амело де Шайу отвечал за иностранные дела, маркиз де Морепа – за флот, граф де Сен-Флорентен – за вопросы религии, маркиз д’Аржансон – за военные дела. Так, со смертью де Флери, разрушилось единство управления королевством, а Людовик стал вести жизнь более деятельную, начал серьезно вникать в дела и даже порой председательствовал в государственном совете. Надо сказать, что он имел немало достойных качеств, например, острый ум и сильное чувство власти, но непреодолимая слабость характера никогда не позволяла ему быть до конца самим собой, так что он почти всегда уступал чужому влиянию. На заседаниях государственного совета, например, Людовик обычно высказывал много весьма дельных вещей, но практически никогда не мог настоять на своем мнении.