Текст книги "Маркиза де Помпадур. Три жизни великой куртизанки"

Летом 1743 года французы отступили к Рейну, а в сентябре был взят Эгер – последняя крепость, которой они владели в Германии.

* * *

В мае 1744 года Людовик XV, подстрекаемый герцогиней де Шатору, лично отправился в поход. Он сделал войскам смотр, а затем восьмидесятитысячная французская армия, воодушевляемая присутствием короля, вступила в западную Фландрию. Кампания развивалась победоносно, и в течение полутора месяцев были взяты города Менен, Куртрэ, Фюрн, Ипр и Диксмюйден.

Вскоре в армию прибыла и герцогиня де Шатору в сопровождении своей сестры мадам де Лорагэ. Их появление произвело на всех весьма дурное впечатление: солдаты называли их потаскушками, распевали оскорбительные песни под окнами их квартиры и… даже в присутствии самого короля. Поэтому после взятии Эйперна Людовик XV вынужден был отослать обеих дам, приехавших к нему в гости, в Дюнкирхен.

Приехав туда вскоре на свидание с сестрами, король получил известие, что австрийцы переправились через Рейн и заняли нижний Эльзас. Узнав об этом, он бросился защищать свои восточные владения. Мадам де Шатору в сопровождении Дианы де Лорагэ последовали за ним. В пути граф де ля Сюз, генерал-квартирмейстер двора, должен был заботиться о том, чтобы во всех квартирах, где король останавливался для ночлега, было устроено сообщение между покоями короля и покоями герцогини.

Король должен был остановиться в Меце. Там графу де ля Сюзу также надлежало позаботиться о поиске квартиры для короля с вышеозначенными удобствами. Для фаворитки квартира была найдена в аббатстве Сент-Арну. Впрочем, квартиру эту в то время занимал епископ Марсельский, настоятель аббатства. Но хозяин дома, служивший председателем городской управы, попросил епископа уступить на время его квартиру герцогине де Шатору. Волей-неволей аббат вынужден был согласиться. Квартира эта находилась довольно далеко от квартиры, предназначенной для короля, и, дабы соединить их одна с другой, пришлось устроить специальные галереи, ведшие из аббатства прямо к дверям квартиры короля.

Со времени своего отъезда из Парижа король Людовик XV, не привыкший к большим переездам, был сильно измучен предпринятым путешествием. На другой день после прибытия в Мец он почувствовал себя нехорошо. К вечеру того же дня у него началась сильная головная боль – это было 8 августа. В тот же день королю была пущена кровь, а на следующее утро ему дали слабительное. С этого момента местный доктор Нассера, призванный лечить короля, объявил, что, находя болезнь довольно серьезной, он решится отвечать за жизнь короля только в том случае, если за королем будет надлежащий уход и присмотр, и если король будет пребывать в полном покое. После этого, по распоряжению герцога де Ришелье, все двери были заперты, и допуск к королю был воспрещен для всех без исключения. Ему остались прислуживать только самые приближенные к нему камердинеры, а также герцог де Ришелье, герцогиня де Шатору и ее сестра Диана де Лорагэ.

Положение короля было так плохо, что все ждали его смерти. Вскоре навестить умирающего мужа приехала королева, поэтому герцогиня де Шатору, которая до этого неотлучно находилась при нем, вынуждена была по приказу короля удалиться из лагеря.

Но Людовик XV не умер, и дела его вдруг резко пошли на поправку. Придя в себя после болезни, он переправился через Рейн и начал осаду Фрайбурга. Капитуляция этой крепости в ноябре 1744 года повлекла за собой оккупацию австрийской Швабии. Бавария была очищена от войск противника.

На других фронтах события развивались с еще большим успехом. Командовавший французской армией в Нидерландах Мориц Саксонский, недавно ставший маршалом Франции, осадил Турне. Желая выручить этот город, голландцы и англичане атаковали в мае 1745 года французские позиции. Таким образом, на глазах короля произошла битва при Фонтенуа, знаменитая тем, что перед ее началом французские и английские офицеры никак не могли решить, кто произведет первый выстрел. Благородный лорд Хей кричал:

– Джентльмены французской армии, огонь!

Не менее благородный граф д'Отерош отвечал ему:

– Нет, нет, милорд! Мы не откроем огонь первыми!

Так продолжалось довольно долго, но потом огонь все же был открыт, и для тысяч людей этот день оказался последним в их жизни. Победа далась французам дорогой ценой, но зато после Фонтенуа популярность Людовика XV достигла апогея.

В следующем месяце французские войска торжественно вступили в Турне, Гент и Брюгге.

* * *

В середине сентября король возвратился в столицу. Парижане, обезумевшие от радости, встречали торжественную процессию: они забрались на крыши домов, на статуи, на деревья… Женщины плакали, дети прыгали, размахивали руками и восторженно кричали. Все с обожанием взирали на молодого, тридцатичетырехлетнего правителя, ставшего снова прекрасным, как молодой Бог.

Мадам де Шатору находилась в толпе, она была горда и счастлива, наблюдая триумф своего любовника. Какой-то прохожий узнал ее.

– Вот она, шлюха! – крикнул он и плюнул ей прямо в лицо.

Домой герцогиня вернулась не на шутку расстроенная, но счастливая тем, что горожане не растерзали ее «под шумок».

Людовик XV снова расположился в Тюильри. Мария Лещинская наивно полагала, что он остепенится и вернется к ней, как в старое доброе время. Она мечтала об этом, но быстро опустилась с небес на землю. Как только к королю вернулись силы, он стал громко жаловаться: нечестный духовник коварно воспользовался его болезнью и вынудил недостойно поступить с «особой, чья вина заключалась лишь в чрезмерной любви к нему». Целый месяц он только и думал, что о своей герцогине. Наконец 14 ноября в десять часов вечера, не в силах больше сдерживаться, он тайно покинул Тюильри, миновал Королевский мост и отправился на улицу дю Бак к ней домой.

Герцог де Ришелье по этому поводу потом написал в своих «Мемуарах»:

«Он желал вновь вдохнуть ее очарование, решил без посредников узнать условия ее возвращения ко двору, жаждал получить прощение за все происшедшее во время его болезни в Меце».

Войдя к мадам де Шатору, король был неприятно удивлен: огромный флюс обезобразил лицо молодой женщины. Разумеется, он сделал вид, что ничего не заметил, и попросил ее вернуться в Версаль. Красавица, однако, оказалась злопамятной.

– Я вернусь, – заявила она, – лишь при том условии, что все мои враги будут изгнаны.

Король, горевший желанием возобновить близость с герцогиней, согласился на все ее требования. Для закрепления примирения они немедленно отправились в ложе страсти.

Герцог де Ришелье констатирует:

«Мадам де Шатору без страха и упрека решила доказать любовнику свое расположение. Трудное путешествие, необычные волнения, сложные противоречия и долгое воздержание донельзя их распалили. Они были так возбуждены, так несдержанны, что король оставил свою возлюбленную с приступом сильной головной боли и высокой температурой. Она серьезно заболела».

* * *

Зная теперь, кто такая герцогиня де Шатору, и каковы были ее отношения с королем, мы можем лучше представить себе, что последовало за тем, как она увидела лесные прогулки Жанны-Антуанетты.

Не ведать о существовании мадам д’Этиоль и о ее далеко идущих планах фаворитка короля не могла: ее «глаза» и «уши» были повсюду. Известен, например, такой факт. Однажды герцогиня де Шеврез имела неосторожность произнести в присутствии короля имя мадам д’Этиоль. Герцогиня де Шатору, услышав это, так крепко наступила ей на ногу, что бедняга от боли чуть не упала в обморок.

На другой день фаворитка короля отправилась с визитом к подруге, слегшей от полученной травмы в постель, и как бы между прочим сказала:

– Разве вы не знаете, что теперь многие стараются познакомить короля с этой кокеткой д’Этиоль? Но друзья д’Этиоль – мои враги, и у них нет на это ни средств, ни возможностей.

В результате Жанне-Антуанетте было категорически запрещено появляться в местах, где бывал Людовик XV. Такой щелчок по носу должен был навсегда отрезвить соискательницу, но не тут-то было: именно в подобных обстоятельствах и начали проявляться главные черты ее характера – настойчивость и целеустремленность.

Жанна-Антуанетта не оставила своих попыток, и вскоре судьба отблагодарила ее за упорство. Однажды вечером была сильная гроза, Людовик XV укрылся от непогоды в замке Этиоль и в знак благодарности за гостеприимство подарил хозяину дома рога убитого им оленя. Польщенный Шарль д’Этиоль повесил их в большом зале над камином. Жанна-Антуанетта тоже была рада подарку. Она сочла произошедшее добрым знаком и с этих пор окончательно поверила: все, о чем она мечтает, рано или поздно сбудется…

* * *

Вскоре тяжело заболела мать Жанны-Антуанетты. Похоже, это был рак, от которого толком не умеют лечить и в наши дни. Больная оставила общество и надолго слегла в постель. Как и следовало ожидать, ее дочери от этого стало намного легче: без сопровождения матери ее стали гораздо охотнее приглашать к себе в гости нужные ей люди.

Всякое свое появление в будуарах многочисленных подруг, равно как и в гостиных высшего света, куда ей теперь открылись двери, Жанна-Антуанетта использовала с выгодой для себя. Многочисленные слухи, сплетни, а порой и вполне достоверная информация – все шло в копилку ее представлений о жизни короля и его двора. Все было для нее важно, все можно было как-то использовать.

Вскоре имя мадам д’Этиоль стало звучать не только в Париже, но и в Версале.

Великий Вольтер писал о ней так:

«Девушка была хорошо воспитана, умна и любезна, исполнена изящества и дарований, обладала врожденным здравым смыслом и добрым сердцем. Я знал ее довольно хорошо; я даже был поверенным ее любви. Она призналась мне, что всегда втайне предчувствовала будущую любовь короля, а в себе ощущала сильную склонность к нему… Ее мать беспрестанно говорила ей, что она красивее мадам де Шатору».

* * *

А тем временем случилось так, что фаворитка короля мадам де Шатору сильно заболела. Одиннадцать суток провела бедная герцогиня в беспамятстве. В бреду она кричала, что ее отравили, что яд ей прислали ее враги, что враги повсюду, и в ее лице они угрожают самому королю. Когда сознание ненадолго к ней возвращалось, она исповедовалась у отца Лего.

Герцогине де Шатору во время болезни десять раз пускали кровь, однако ничего не помогало: жар с каждым днем все усиливался, а бред становился почти беспрерывным.

8 декабря 1744 года герцогиня де Шатору умерла в ужасных мучениях. При вскрытии ее трупа никаких признаков отравления найдено, конечно же, не было. Причиной смерти оказалась банальная пневмония. Через два дня она была предана земле в склепе часовни Сен-Мишель близ церкви Сен-Сюльпис.

Так закончилось владычество сестер де Нель. Эти дамы не принесли ни малейшей пользы Франции, напротив, они истощили ее. После смерти любовницы король вновь обратился к своей жене, но Мария Лещинская не захотела воспользоваться этим обращением и оттолкнула мужа навсегда.

Мадам д’Этиоль, естественно, восприняла все эти события как сигнал к действию.

* * *

После смерти герцогини де Шатору Людовик XV несколько растерялся. Разумеется, никто не сомневался в том, что рано или поздно он обзаведется новой пассией. Назывались и имена возможных кандидаток на эту роль. Их было немало, и начали даже составляться целые группы в поддержку той или иной герцогини, маркизы или графини. Но время шло, а король, казалось, свято хранил память о Марии-Анне. Так продолжалось несколько месяцев.

Не помогали ни охоты, ни государственные дела. Тоска… Король никого не желал видеть и все чаще стал запираться в своем великолепном замке Трианон, где предавался глубокой скорби и печали. Людовик XV определенно не знал, где искать новую любовницу, достойную предыдущей.

Придворные дамы, почувствовав это, перешли в решительное наступление. «Ах, ах! Король скучает, какое несчастье, на него больно смотреть…» Коридоры Версальского дворца как по мановению волшебной палочки наполнились разного рода красотками, любыми способами пытавшимися привлечь внимание тоскующего короля. Кто-то делал вид, что «случайно» разорвалось декольте, кто-то «будто по неосторожности» вздергивал юбки, чтобы продемонстрировать свои соблазнительные ножки, кто-то банально распространял лестные слухи о своем темпераменте и любовном опыте.

* * *

Помимо короля, смерть герцогини де Шатору очень расстроила еще одного человека. Это был Луи-Франсуа-Арман дю Плесси, герцог де Ришелье.

Мы уже несколько раз упоминали имя этого человека, и теперь настало время рассказать о нем подробнее. В год смерти герцогини де Шатору ему исполнилось сорок восемь лет. Каким же он был, этот носитель столь знаменитой фамилии? Его дедушка был сыном сестры того самого легендарного кардинала де Ришелье, первого министра короля Людовика XIII, которого все знают по произведениям Александра Дюма. Проще говоря, наш де Ришелье был внучатым племянником того де Ришелье, и это открывало ему любые двери. В четырнадцать лет его представили королю, а в девятнадцать, после смерти отца, он наследовал его герцогский титул.

Жизнь этого человека была полна приключений: он был несколько раз женат и трижды сидел в одиночной камере в Бастилии, и все потому, что обладал удивительным темпераментом и менял любовниц, как перчатки.

Герцог де Ришелье состоял в родственных связях с такими древними дворянскими родами, как де Гизы, де Ноайи и де Фронзаки, и был исключительно влиятельным человеком. Он был и главным камергером, и дипломатом, и почетным академиком, и пэром Франции, и генерал-губернатором Лангедока, а с некоторых пор – еще и маршалом. А еще у него была репутация «укротителя всех женщин» (так его называл в своих «Мемуарах» его приятель, президент Парижского парламента Шарль Эно) и «Дон Жуана, лишенного каких-либо стеснений» (так его называет современный биограф Ольга Вормсер). Вольтер о нем писал:

 
Индюшка в чесноке, сеньор, пропахший амброй,
Вот ужин специфический поставлен на поднос:
Лишь только Ришелье наш хоть вдалеке появится,
Вы прикрывайте сердце и зажимайте нос.
 

Лучшей характеристики этому беспринципному карьеристу и сердцееду не придумать.

После смерти герцогини де Шатору герцог де Ришелье пребывал не столько в большой печали, сколько в еще большем страхе. Дело в том, что у герцогини де Шатору, задушевного друга герцога, женщины, на честное слово которой он всегда мог положиться, в особом портфеле хранилась вся его переписка с ней, и в этой переписке де Ришелье давал ей множество весьма интимных и даже циничных советов относительно короля. Почти все советы были направлены против хорошо известных герцогу королевских слабостей. Ведь он считал так: чтобы прекрасная фаворитка могла держать короля в «ежовых рукавицах», гораздо практичнее было использовать до поры скрытые пороки Людовика XV, нежели его всем известные добродетели. Итак, в этой переписке короля отнюдь не щадили, и если бы этот портфель случайно попал в руки Его Величества, то Луи-Франсуа-Арман очень легко мог бы лишиться его благорасположения.

Герцог де Ришелье так боялся, что на всякий случай уехал из Парижа и начал молиться:

– Господи! Не допусти, чтобы король нашел портфель герцогини!

Король, однако, ничего не нашел или, быть может, притворился, что ничего не нашел. Поэтому герцог де Ришелье, не слыша ни слова об этом портфеле и не получив никакого тайного повеления себе от короля, успокоился и возвратился в Париж, где король, которого рассказы герцога всегда чрезвычайно занимали, принял его гораздо ласковее, нежели об этом можно было даже мечтать.

Герцог де Ришелье, видя, что король крайне опечален, постарался побыстрее найти ему новую подругу. Сначала он попытал счастья у красавицы маркизы де Флавакур. Он заявился к ней и стал агитировать ее всеми доступными ему способами. Маркиза, вам не хватало богатства? Так Людовик – богатейший государь на всем белом свете. Вы мечтали о том, чтобы министры разных государств выстраивались в очереди под вашими дверями? Вы хотели возвысить свою фамилию? Так рядом с Людовиком вы сделались бы дарительницей королевских милостей и должностей. Маркиза с улыбкой глядела на коварного искусителя.

– Все, что вы говорите, очень заманчиво, – осторожно сказала она, – я это прекрасно понимаю, но…

– Но что же? – не понял герцог.

– Но я всему этому предпочитаю уважение современников.

И это все, чего он смог добиться от этой дурочки…

Тогда он обратил свой взор на маркизу де Рошешуар. Она была недурна собой, но, несмотря ни на что, не имела при дворе никакого успеха. Да, она считалась весьма симпатичной внешне, но ее нелепое поведение, часто граничившее с дерзостью, перечеркивало все. Известно было, что она часами пряталась в местах, где мог пройти король, а как только тот появлялся, выскакивала из своего укрытия и начинала заламывать руки и устремлять на него полные страсти взоры. Раздраженный такой бесцеремонностью, Людовик XV, не оборачиваясь, проходил мимо, насмешливо говоря, что мадам де Рошешуар, «словно лошадь из малой конюшни – всегда на месте и никогда не нужна».

Между тем король день ото дня становился все более печален и все более скучен. Герцог де Ришелье, дабы хоть как-то развлечь короля, обратился к общественным увеселениям. В результате в начале февраля 1745 года жаждущих занять место фаворитки внезапно взбудоражило сообщение: в Версале готовится бал-маскарад в честь свадьбы дофина с испанской инфантой… Бал-маскарад? Карнавальное веселье и суета? Тысячи приглашенных? А вдруг именно в этот вечер король сделает свой выбор – почему бы и нет?

Немедленно стали заключаться пари. Придворные дамы, считавшие, что имеют определенные шансы, пускались на все, лишь бы выведать, в каком костюме появится на балу король. Но это хранилось в строжайшей тайне. Единственное, что стало известно, так это то, что мероприятие состоится 25 числа, и Людовик XV решил пригласить на него не только опостылевших ему придворных, но и самых богатых и известных парижских буржуа. Новость эта многих расстроила: и без того мощная конкуренция возрастала, ведь в Версаль обязательно прибудут все самые прелестные горожанки, молодые женщины и совсем юные девушки, которых умирающий от тоски король еще никогда не видел. Боже, какой же поднялся переполох, какие пошли пересуды!

Все та же мадам де Рошешуар возмущенно кричала:

– Ах, эти горожанки! Они непременно будут вести себя, как публичные девки! Уж они-то на все пойдут, лишь бы забраться в постель к королю! Нас, я уверена, ожидают самые непристойные сцены!

Ее подруги-конкурентки вторили ей:

– Да уж, нечего сказать, достойное предстоит зрелище! И это в то время, когда взоры всей Европы будут обращены на нас!

* * *

Вечером 25 февраля 1745 года в Большой галерее Версальского дворца резвились под звуки приятнейшей музыки все без исключения хозяева тогдашней жизни.

Кого тут только не было: Арлекины и Коломбины, китайцы в соломенных шляпах и размалеванные дикари, пастухи и страшные колдуны, феи и диковинные существа из сказок… Фантазия участников маскарада не знала границ. Не имела она и финансовых ограничений, ведь на балу присутствовал весь королевский двор, представители всех самых видных семейств Парижа.

Это был бал-маскарад, посвященный женитьбе дофина, сына Людовика XV. По словам очевидцев, это празднество было одним из самых замечательных и грандиозных событий за всю историю Версаля.

В описываемом нами 1745 году пятнадцатилетний дофин Луи, старший сын Людовика XV и Марии Лещинской, женился на Марии-Терезии Испанской. Проживет он с ней, кстати, недолго – всего неполных два года, а потом женится на Марии Саксонской, от которой у него родится восемь детей, в том числе сразу три короля Франции: будущий Людовик XVI, будущий Людовик XVIII и будущий Карл X.

Помимо официального бракосочетания дофина, был у этого праздника и еще один тайный подтекст. После смерти фаворитки короля мадам де Шатору все хорошенькие молодые дамы Парижа и окрестностей пришли на этот бал-маскарад с решимостью испытать судьбу и не упустить свой шанс, если таковой выпадет.

Проникнуть в Версаль было несложно. Туда в тот день допускались все желающие: особам женского пола достаточно было быть богато одетыми, а особам мужского пола – иметь при себе шпагу. Это и понятно, проверить личности тысяч пришедших все равно не было никакой физической возможности.

Всех волновал один вопрос, кого из многочисленных красоток выберет для себя король? Этого заранее не знал никто. Да и на вопрос, а кто, собственно, король, тоже ответить было непросто. Бесконечный хоровод переодетых мужчин и женщин в масках был так ярок, что рябило в глазах…

Одной из дам, некоей мадам де Портай, показалось, что она узнала Людовика XV. Подобравшись поближе, она, по воспоминаниям Жана-Луи Сулави, «стала его преследовать и заигрывать с ним». О произошедшем далее у Сулави написано так:

«То оказался стражник из охраны короля. Он-то прекрасно знал мадам и не замедлил воспользоваться ее ошибкой. Увлекши ее в маленький салон, он получил от нее все, что только можно было желать. Когда дело было сделано, дама, счастливая такой удачей, вернулась на праздник. Король завоеван! А стражник рассудил, что вовсе не обязан хранить в тайне расположение, предназначавшееся другому. Разумеется, он поведал всем и каждому о своем приятном приключении».

Правильно говорят, любая ошибка может быть кому-то выгодна.

* * *

Ну, а что же король? Время, как известно, – лучший лекарь, и его душевная рана хоть и не перестала болеть окончательно, но, по крайней мере, больше не кровоточила. В два часа ночи переодетый в тисовое дерево с цветочной вазой наверху он все же выдал себя, обратившись с комплиментами к некоей юной красавице в одеянии Дианы-охотницы. Его Величество был не прочь познакомиться. Их сразу же окружила восторженная толпа. Прекрасная Диана в ответ на предложение снять маску вдруг начала дразнить короля, маня его за собой, но маски не снимая. Сильно заинтригованный, Людовик XV стал пробираться за ней следом. Продолжая кокетничать и громко смеяться, Диана все время терялась в толпе. Таинственная незнакомка, похоже, прекрасно знала слабое место короля: паническую боязнь скуки. Погоня за ускользающей Дианой – это было новое приключение, слишком хорошая приманка, чтобы Людовик XV пренебрег ею.

В руке у Дианы был платок. То, что произошло дальше описывает собиратель пикантных историй о маркизе де Помпадур Жан-Луи Сулави:

«В руке у нее был платок, и то ли случайно, то ли специально она его обронила. Людовик XV торопливо поднял платок, но он не мог пробраться к его владелице и со всей учтивостью, на какую был способен, бросил ей этот изящный комочек».

В зале раздался смущенный переходящий из уст в уста шепот:

– Платок брошен… Платок брошен… Платок брошен…

Диана ловко поймала платок. Она победила. Всем остальным соискательницам освободившегося места в сердце короля стало ясно: у монарха зарождается новый любовный роман, и «ловить» им в прямом и переносном смысле этого слова больше нечего.

Молодая женщина, которую при всех выбрал король – а это оказалась Жанна-Антуанетта д’Этиоль – была необыкновенно хороша собой. Светловолосая, с задорными искрящимися глазами, глядящими сквозь прорези в маске, высокой грудью, прекрасными руками с тонкими запястьями и элегантными пальчиками. Лишь один недостаток нарушал это совершенство. Да, собственно, и не недостаток вовсе, а так – небольшой дефектик на фоне общего совершенства. Современники отмечали, что у избранницы короля были слишком бледные, словно обветренные губы. Этот факт объяснялся привычкой постоянно их прикусывать – вот невидимые сосудики и порвались. Ничего страшного, даже в чрезмерно бледных губах можно найти определенную прелесть.

В одно мгновение молодая женщина стала мишенью для тысяч ненавидящих взоров – все приглашенные на бал-маскарад безжалостно ее разглядывали и, конечно же, осуждали. Придворные дамы чувствовали себя оскорбленными. Это неслыханно! Им предпочли неизвестно кого! Место в Версале займет любовница не из аристократок, а из буржуа! История Франции подобного еще не знала…

* * *

Но король уже принял свое решение, и оно было окончательным и бесповоротным. После эпизода с оброненным платком мадам д’Этиоль не пришлось долго ждать. Людовик XV приказал своему камердинеру Бинэ вновь доставить кокетку в Версаль.

Король и «малютка д’Этиоль», так Людовик XV пока называл свою избранницу, вместе поужинали. Разумеется, «лакомый кусочек для короля» вскоре очутился в самой завидной постели Франции.

Когда король вошел, в халате и колпаке, Жанну-Антуанетту охватила тревога. Без помпезной одежды он оказался даже более хорош собой, чем она могла ожидать. Его пронзительно-синие глаза изучающе осматривали ее, а по движению черных усиков она догадалась, что результаты осмотра его вполне удовлетворили.

– Вы великолепны! Но не пугайтесь так, моя дорогая, я буду с вами нежен…

Король не стал тушить свечи. Как потом оказалось, так он получал от любви гораздо больше удовольствия. Жанна-Антуанетта покорно ожидала своей участи. Король стал осыпать ее тело поцелуями, а она, так долго ждавшая этого момента, всеми своими силами устремилась к нему, готовая отдаться переполнявшему ее чувству.

Но, увы! Случаются ситуации, когда даже могущественные монархи бывают бессильны… Он осыпал ее поцелуями, нежно гладил ноги, обтянутые шелковыми чулками. Какая прелесть! Но в самый ответственный момент на Людовика XV вдруг напала внезапная слабость, и он «дал осечку». Вроде бы все было, как всегда. Но что-то не так. С самого начала все пошло как-то наперекосяк. Возбуждение вдруг пропало, и королю пришлось признать, что сегодня – не его день. Понятное дело, все проблемы мужчин – в голове, а не ниже, как бы это ни могло кому-то показаться…

Конечно, для проформы он пробормотал что-то вроде того, что выбранная позиция оказалась неудачной и мешала ему двигаться. Жанна-Антуанетта, не показывая своего разочарования, сказала, что готова исправить свою ошибку и переменить положение, но было уже поздно. Обещавший быть сказочным вечер был уже испорчен. Король поспешно встал, скрипнули двери, и Жанна-Антуанетта осталась одна наедине со своими мыслями, никак не желавшими выстраиваться во что-то мало-мальски стройное.

На следующий день всевидящий и всезнающий королевский двор уже тайно нашептывал насмешливые куплеты на эту тему:

 
Незнатность рода – вот беда.
Смириться с этим? Никогда!
Старался он, и вновь, и вновь —
«Дала осечку» их любовь.
 

Несчастная Жанна-Антуанетта ждала этого момента с девяти лет! И что? Да как-то ничего. Ничего особенного. Никакого фонтана эмоций. Никакого любовного огня, пронизывающего тело. Никакого блаженно-сладостного расслабления. Короче говоря, не лучше и не хуже, чем с д’Этиолем. Произошедшее страшно расстроило ее, но она не теряла надежд на лучшее, хотя совершенно не представляла, захочет ли король еще раз увидеться с ней. Сама проявлять активность после имевшего место фиаско, виновницей которого она считала себя, она не решилась и предпочла ждать. Пусть все будет так, как будет, и да поможет ей Бог…

* * *

Прошло несколько дней. Мужское самолюбие короля было задето. Что же это такое? Прекрасная женщина после первой ночи любви не напоминает о себе, не ищет с ним новых встреч. К такому повороту событий он не привык. Да, он оказался не на высоте, но такое может случиться с каждым. Что за беда? Если бы ему предоставили еще один шанс, он показал бы себя во всем своем великолепии. А раз так, нужно немедленно найти малютку д’Этиоль и доказать, что произошедшее в первый раз – лишь досадное недоразумение.

Королевский камердинер Бинэ, которому вновь была доверена эта деликатная миссия, озадачил Людовика XV еще больше. «Совершенно случайно» ему стало известно, что мадам д’Этиоль, оказывается, без ума от короля, не может ни есть, ни спать, но ужасно страдает из-за того, что изменила обожающему ее мужу, а тот, возможно, теперь убьет ее, но зачем ей жить без мужчины своей мечты…

– Так прямо и сказала, «без мужчины своей мечты»? – удивился король.

– Да, Ваше Величество, прямо так и сказала.

Чтобы еще больше убедить короля, Бинэ рассказал также, что малютка д’Этиоль, оказывается, всегда и всем говорила, что могла бы изменить любимому мужу только с королем, но разве она могла предположить, что эта ее полумечта-полушутка станет действительностью, и она окажется в объятиях самого короля, а теперь же ей остается только мечтать об уготовленной ей смерти, как об избавлении от душевных мук…

Король был потрясен. Она без ума от него! Но это же замечательно!

К новой встрече он готовился несколько дней и, удесятерив силы интенсивным поеданием сметаны и морепродуктов, смог в той же самой постели доказать всю мощь переполнявших его чувств…

Что он там доказал, никому доподлинно не известно. Но Жанна-Антуанетта теперь уже не допустила никаких просчетов. Перед королем она предстала в образе бесконечно любящей женщины, потерявшей голову от переполняющей ее страсти.

Второй «осечки» быть просто не могло. Для этого Жанна-Антуанетта напрягла все свое воображение и повела себя так, как должна была бы повести себя женщина, получающая несказанное удовольствие. Король распалился настолько, что не мог более сдерживаться и бросился в атаку… Потом в другую… Потом в третью…

Как ни странно, ощущение того, что королю хорошо, а в этом можно было не сомневаться, доставило Жанне-Антуанетте немалое удовольствие. Предмет ее девичьих мечтаний был счастлив, значит была счастлива и она. Оказалось, что полет фантазии способен доставить не менее сладкие и возвышенные впечатления, чем реальные действия, а произнесенные слова живут своей самостоятельной жизнью, как бы заменяя то, что они, по идее, должны были бы только описывать.

Наверное, поставь себе Жанна-Антуанетта другую цель, она могла бы стать великой актрисой. Это и впрямь одна из самых трудных ролей, которую кто-либо когда-либо исполнял. Право же, непросто сыграть безумную страсть, когда с детства страдаешь слабым здоровьем и не испытываешь от физической близости ничего, кроме неудобства и недоумения, как такое могут считать «небесной каплей, которую боги влили в чашу жизни, чтобы уменьшить ее горечь».

Как бы то ни было, Жанна-Антуанетта победила. На этот раз окончательно. Король вновь поверил в себя, поверил в искренность ее чувств, а также в то, что ревнивый муж убьет его избранницу, если она осмелится вернуться под супружеский кров.

Людовик XV был удовлетворен, влюблен и полон желания защитить свою новую фаворитку. Со стороны Жанны-Антуанетты это был гениальный ход – при таком раскладе скуки, докучавшей королю после смерти мадам де Шатору, уже больше не было и в помине, и он пообещал, что после возвращения из Фландрии произведет свою новую любовь в официальные фаворитки.