Текст книги "Пикассо и его несносная русская жена"

Но это так: каждый американец, считавший себя творческим человеком, по приезде в Париж должен был нанести визит в дом № 27 по улице Флерюс. Гертруда жила все в той же студии в глубине двора, где принимала Пикассо и Матисса: просторная комната, заметно обветшавшая, была загромождена темной и тяжелой испанской мебелью, подчеркивавшей краски на картинах Сезанна, Ренуара, Пикассо, Брака, Гриса, висевших в тесном соседстве друг с другом. Приемы проходили по раз и навсегда установленному ритуалу, хотя правильнее было бы назвать их «аудиенциями», по аналогии с папскими: Гертруда восседала на высоком готическом стуле, утопая в складках тяжелой накидки то ли из вельвета, то ли из твида. Она принимала только мужчин, женщины оставались уделом Алисы, пока Гертруда подвергала суровому допросу допущенных до ее милости особ мужского пола. Горе тем, кто отвечал неудачно и не выказывал должного уважения к «божественной» персоне. Впрочем, даже те, кто вел себя с положенным смирением, ничего от этого не выигрывали. Независимо от их стараний, она разносила всех в пух и прах».

В самом деле, ее мнения было достаточно для того, чтобы уничтожить или, наоборот, укрепить практически любую репутацию[6]6
  Гертруда Стайн умерла от рака в 1946 году, оставив всю свою недвижимость и коллекцию произведений искусства Алисе Токлас. В 1961 году эта коллекция была продана на аукционе за 6 миллионов долларов.


[Закрыть]. А ее брат Лео Стайн вырос до положения известного критика-искусствоведа, также весьма влиятельного.

Амбруаз Воллар появился на свет в 1866 году на острове Реюньон, а к 1909 году, основав свою собственную арт-галерею, стал одним из наиболее значительных торговцев произведениями искусства в Париже. Он прославился тем, что поддерживал как финансово, так и морально большое количество художников, включая Сезанна, Матисса, Майоля, Гогена и Пикассо. Многих из них «открыл» именно он, человек резкий и грубый, живший по принципу «покупай дешево – продавай дорого»[7]7
  Амбруаз Воллар погиб в автомобильной катастрофе в 1939 году, не оставив прямых наследников. Его огромная коллекция была распределена между дальними родственниками и друзьями, и многие шедевры оказались утеряны в годы войны.


[Закрыть].

Став известным галеристом и издателем, Воллар делился впечатлениями со знакомыми, говоря, что люди приходят, смеются над картинами, а потом покупают именно те, над которыми хохотали громче всего.

Даниэль-Анри Канвейлер родился в 1884 году в Германии и, переехав в 1902 году жить в Париж, стал одним из крупнейших пропагандистов французского кубизма. Амбруаза Воллара он считал своим учителем. Во всяком случае, по его примеру он тоже открыл свою арт-галерею на улице Виньон, где через несколько месяцев познакомился с Пикассо и его друзьями[8]8
  Даниэль-Анри Канвейлер умер в Париже 11 января 1979 года.


[Закрыть].

* * *

Итак, Гертруда и Лео Стайны, Амбруаз Воллар и Даниэль-Анри Канвейлер начали покупать работы Пикассо. Это мгновенно отразилось на благосостоянии Пабло с Фернандой. В результате, осенью 1909 года они получили возможность перебраться в большую и гораздо более комфортабельную квартиру на бульваре Клиши, в доме № 11. Неподалеку от весьма своеобразно известной на весь мир пляс Пигаль. Вскоре после этого у них появилась прислуга.

Фернанда обожала кино и с готовностью наивной простушки перенимала повадки роковых женщин, которых видела на экране: она шила себе экстравагантные платья, заказывала какие-то безумные шляпки, больше напоминавшие голубятни в Ботаническом саду… Благо, что она теперь могла себе это позволить. А еще она обожала духи. У нее была просто страсть к ароматам. И однажды она истратила все сто франков, которые Пикассо дал ей на недельную покупку продуктов, купив себе флакон самой модной и самой дорогой парфюмерии.

Пикассо хотел было возмутиться, но передумал. В конце концов, они теперь и в самом деле могли себе это позволить. Гораздо больше его напрягало другое. Оказалось, что Фернанда хочет от него детей. Ей, такой высокой и красивой девушке, поначалу был просто любопытен этот «чудаковатый испанец с горящими глазами» (ростом он приходился ей примерно по плечо). Но любопытство быстро сменилось любовью, и с каждым месяцем их совместной жизни ее чувства только усиливались.

И настал день, когда Фернанда, грезившая «о настоящем семейном очаге», начала разговоры о детях.

В отношениях между мужчиной и женщиной рано или поздно этот момент наступает, и уйти от него практически невозможно. Разные люди в подобных обстоятельствах ведут себя по-разному. У Фернанды с Пикассо ситуация была особенно запутанна. Возможно, после первых родов Фернанда не могла больше иметь своих детей. А может быть, все дело было в том, что Пикассо еще не полностью излечился от подхваченной в Барселоне венерической болезни и боялся зачать ребенка. Как бы то ни было, они вдруг решили взять из приюта девочку по имени Леонтина.

Карлос Рохас констатирует:

«Для Пикассо она станет замещением Кончиты, и он избавится от странных угрызений совести, которые мучили его столько лет; обратите внимание, что когда доходит до выбора ребенка, он останавливается на девочке, а не на мальчике».

Подобное утверждение нуждается в пояснениях. У Пикассо было две сестры – Лола и Кончита (Консепсьон), и последняя в семилетнем возрасте умерла от дифтерии. Произошло это в январе 1895 года, когда самому Пикассо было тринадцать лет. Кончиту похоронили на кладбище Ла-Коруньи, и художник всю оставшуюся жизнь помнил о ней, страшно переживая по поводу того, что он остался жить, а ее не стало. Ее смерть превратилась в постоянный кошамр и, возможно, маленькую Леонтинуон и в самом деле воспринял как ее психологическое «замещение». Но, как говорится, не сложилось. Учитывая образ жизни и характер новоявленных родителей, история эта закончилась грустно: ведь Пикассо вечно был погружен в работу, а Фернанда – в свою лень. В результате имя Леонтины почти не упоминается, и многочисленные биографы, восхваляющие гений Пикассо, обходят ее стороной, хотя известно, что он как-то зимним вечером не выдержал и оставил несчастную девочку на бульваре Клиши у сжалившейся над ней консьержки.

Конечно же, подобный жизненный поворот не мог пройти для Пикассо без последствий. Мало того, что Пабло оказался явно не готов к отцовству, он еще и переложил всю вину за случившееся на Фернанду. Ведь именно она инициировала всю эту историю с Леонтиной, значит, и виновата во всем именно она. Для мужчин-эгоистов это типичный ход: а как же.

Более того, как выяснилось, она уже давно представлялась всем как «мадам Пикассо». Это говорило о том, что любовница всерьез собралась за него замуж. Казалось бы, а почему нет? Но в планы Пикассо это не входило. Да и не могло входить. Молодому, амбициозному и полному творческих замыслов художнику было в тот момент вовсе не до создания семьи.

– Ты женишься на мне? – как-то, не выдержав, спросила Фернанда.

– Нет, дорогая, я не собираюсь жениться. Я по-своему люблю тебя, очень люблю, и ты это знаешь, но я не могу себя связывать. Каждый человек должен что-то сделать в этой жизни. Что-то значительное, понимаешь, и брак этому – лишь помеха. По крайней мере, сейчас, когда дела только-только стали налаживаться…

После такого откровенного и одновременно решительного ответа крах матримониальных планов Фернанды стал очевидным. Даже разговоры об этих планах безумно угнетали Пикассо. Что тут же нашло отражение в творчестве, например в работе 1909 года «Бюст женщины». Не нужно быть искусствоведом, чтобы увидеть: в ней уже не воспевается красота некогда обожаемой женщины, а напротив, изображаются некое подобие карикатуры на ее внешность.

Как это обычно бывает, раздражение Пикассо нарастало. Более того, он, как оказалось, уже завел совсем необременительные отношения на стороне. Ведь его неугомонный характер требовал смены натурщиц и источника вдохновения.

Короче говоря, довольно примитивная Фернанда Оливье просто-напросто наскучила Пикассо, и к 1911 году их бурный поначалу роман угас.

* * *

Целых семь лет Пикассо страстно любил свою музу и желал при этом только одного – чтобы она целыми днями, ничего не делая, создавала чувственную обстановку в его мастерской, которую охотно посещали мечтающие о славе писатели, поэты и художники – Модильяни, Аполлинер, Пьер Реверди, Макс Жакоб и другие. Это ей прекрасно удавалось.

А потом Пикассо приелись рубенсовские формы Фернанды. Появилось новое увлечение – волнующая худышка Марселла Юмбер, настоящее имя которой было Эва Гуэль. Художник сразу отметил, какая у нее изумительная фигурка.

Впрочем, парочка Пикассо – Оливье и до этого не слишком-то хранила друг другу верность. Само собой Пикассо не пропускал ни одной юбки. Его любимой фразой была следующая: «Ничто так не похоже на пуделя, как другой пудель, то же самое относится и к женщинам».

А еще он любил «философски» изрекать:

– Для меня существует всего две разновидности женщин – богини и подстилки.

При этом с настоящими подстилками ему всегда было скучно, а любую другую, лишь только заподозрив, что она чувствует себя слишком уж богиней, он всеми силами старался превратить в подстилку. Такой вот странный парадокс – порождение великого множества комплексов. Время от времени он говорил Фернанде:

– Не думай, что я привяжусь к тебе навсегда. Я дорожу своей независимостью.

А она каждый раз отвечала ему:

– Я тоже.

И улыбка тут же сходила с его лица. Он страдал от ревности, но это была ревность собственника, не допускавшего и мысли, что его любимой игрушкой может играть кто-то другой. Вот говорят, что женщина ревнует, потому что недостаточно любит себя, а мужчина – потому что слишком любит себя. Это точно про Пикассо. Похоже, он и влюбился в Фернанду из одной только ревности.

Позднее Фернанда призналась, что Пикассо заставлял ее жить, как затворницу. Собственно, так оно и было. Паталогически ревнивый художник обзавелся надежным замком и, уходя, всякий раз запирал ее снаружи. В результате, Фернанда могла неделями не выходить на улицу, а однажды осталась под замком на целых два месяца. Что это было, если не своеобразное сексуальное рабство? Но оно до поры до времени устраивало обе стороны. К тому же Фернанда умудрилась каким-то образом завести отношения с Роже Карлом, а потом – с умным и приятным художником Убальдо Оппи из Болоньи, который был на восемь лет младше ее.

Этот человек был подлинным атлетом, и человеческое тело изучал, наподобие греческих скульпторов, в гимнастических залах. Высокий и мускулистый брюнет с моложавым лицом, на котором Фернанда успела разглядеть задиристое, почти мальчишеское выражение. Он практически во всем был полной противоположностью Пикассо.

* * *

Догадавшись о появлении Марселлы Юмбер, Фернанда призадумалась. Она понимала, что ни один из начинающих художников не будет способен обеспечить ей такую роскошную, по ее понятиям, жизнь, как Пикассо. Но в то же время она безумно жаждала близости с таким привлекательным Убальдо…

Она не считала себя предательницей. До поры до времени это был ее секрет, но никак не ложь. Она молчала. Но лгать – не лгала. Или почти не лгала, ведь очень трудно жить, когда лжешь. Проще иметь тайны.

Пикассо отвечал тем же. Тоже молчал. Тогда женщина придумала ход, который показался ей гениальным: она почти демонстративно убежала к Убальдо и спешно принялась с бешеным темпераментом удовлетворять свою страсть, ожидая громовых ударов в дверь и появления распаленного столь характерной для него ревностью Пикассо. Ведь он обязательно должен был примчаться, чтобы попытаться вернуть ее домой. И она, само собой, обязательно вернулась бы…

Однако ожидание затянулось сверх всякой меры, и, в конце концов, Фернанда поняла, что ее старая как мир уловка завершилась полным провалом. Пикассо после ее ухода лишь вздохнул с облегчением и… перевез к себе домой Марселлу, его дорогую «Куколку».

Эту историю можно было бы назвать гротескной, не обойдись она Фернанде так дорого. Не то чтобы она умирала с горя… Вовсе нет… Однако Убальдо ей вдруг моментально надоел. Не зря же народная мудрость гласит: избавиться от любовника очень просто – достаточно выйти за него замуж. И что самое смешное – в 1912 году они и в самом деле поженились, но он оказался явно слабоват. Не в физическом смысле, конечно. С этой точки зрения, у него как раз все было в полном порядке. Просто денег у него никогда не было, не говоря уже о каком-то особом таланте.

Поняв, что возврата к Пикассо не будет, Фернанда бросила Убальдо и разыскала своего прежнего «ужасно милого» Роже Карла. За него она вышла замуж в 1918 году. Роже был чудаковатым, но вполне надежным малым. И Оливье прожила с ним двадцать лет. Конечно, их отношения были фарсом, но фарсом, не бросавшимся в глаза. И второй брак не принес Фернанде счастья. В конечном итоге, она так и не смогла найти «своего» мужчину и закончила дни в бедности и одиночестве. После похорон в ее квартирке обнаружили шкатулку для драгоценностей, в которой лежало… зеркальце в форме сердца. До своего последнего дня, а умерла она 20 января 1966 года, она любила неистового Пикассо, а это был его подарок.

* * *

Относительно недавно в Великобритании вышла книга «Любить Пикассо: личный дневник Фернанды Оливье», полная пикантнейших подробностей о взаимоотношениях гениального художника и первой женщины, с которой он начал жить «одной семьей».

Ставший очень богатым, Пикассо оставил бывшую возлюбленную без гроша. Впрочем, нищета не была для нее самым тяжелым испытанием – к ней она привыкла. Совершенно невыносимым для женского самолюбия оказалось то, что, как выражается Карлос Рохас, «она не разделила с ним достатка». Тогда-то «прекрасная Фернанда» и решила написать полные ностальгии воспоминания о годах, проведенных в обществе Пикассо. Надеясь, что их скандальное содержание привлечет к ней внимание и позволит заработать на жизнь.

Летом 1930 года выдержки из книги появились в парижской газете Soir (Вечер). Пикассо был в бешенстве, ведь Фернанда рассказала о том, как он давал ей курить опиум, об их интимных отношениях, о жалких условиях, в которых они жили.

В частности, она писала:

«Под воздействием опиума все представляется каким-то особенно отчетливым, прекрасным и хорошим. Благодаря ему, кажется, я сумела постичь истинный смысл слова «любовь». Наконец-то я поняла Пабло!.. Он – именно тот, кого я ждала так долго.

Любовь вдруг проснулась во мне, распустилась, как бутон, стала расти. Пабло сделался частью моего существа, и «голова», поддерживая «сердце», требовала, чтобы это чувство не покидало меня. Несомненно, это и было причиной моего столь неожиданного решения соединить наши жизни».

Скандал действительно разразился, однако денег Фернанде он не принес. Тогда разгневанная разоблачительница стала бомбардировать Пикассо письмами с угрозами открыть миру еще бо́льшие его тайны, если он не поделится с ней своими баснословными доходами. Но художник был неумолим.

В 1933 году Фернанда выпустила книгу «Пикассо и его друзья». Макс Жакоб назвал ее «лучшим зеркалом кубистского Акрополя», а Гертруда Стайн даже пообещала найти американского издателя. Впрочем, об этом обещании Стайн быстро забыла – примерно в это же время вышла ее собственная книга «Автобиография Алисы Токлас», быстро ставшая бестселлером. А Фернанда в очередной раз осталась ни с чем.

Она умерла 20 января 1966 года в возрасте 84 лет. Квартира была разграблена, и вместе с немногочисленными ценными вещами исчезла и часть личных бумаг. Однако крестник Фернанды, Жильбер Крилль, собрал все, что осталось от ее воспоминаний, дневников и различных записей, и плодом его усилий стала книга, вышедшая в Париже в 1988 году, через много лет после смерти Пикассо.

В книгу «Любить Пикассо: личный дневник Фернанды Оливье» вошли самые разные тексты – и из «Пикассо и его друзей», и из книги, написанной самим Криллем. А еще – отрывки из ее дневников, жалобы неудачницы Фернанды на судьбу и на жадного Пикассо, грязные подробности их интимной жизни, сплетни о наиболее знаменитых друзьях художника… Если бы Пикассо был жив, он ни за что не допустил бы подобной публикации.

Глава четвертая
Марселла Юмбер

Итак, Пикассо расстался с Фернандой Оливье, и она тут же превратилась в горько-сладкое воспоминание о прошлом.

А с Марселлой Юмбер он встретился в 1911 году в парижском кафе «Эрмитаж». В то время она давно была любовницей уроженца Варшавы художника-кубиста Луи Маркусси. Она родилась в 1885 году и была на четыре года младше Пикассо. В отличие от Фернанды, девушка была маленькой, стройной и нежно-чувственной. И по внешнему виду, и по сути она была полной противоположностью предшественницы.

Напомним, что от рождения она звалась Эвой Гуэль. Так почему же Марселла, да еще Юмбер? У биографа Пикассо Карлоса Рохаса по этому поводу читаем:

«Марселла Гуэль выдавала себя за Марселлу Юмбер, утверждая, что она развелась с человеком, давшим ей эту фамилию, который на самом деле никогда не существовал».

Пикассо стал именовать ее Евой, вероятно, желая подчеркнуть, что именно она – первая и единственная женщина в его жизни. А может быть, он себя хотел в этом убедить…

На момент знакомства и Пикассо, и Марселла были в постоянных отношениях, но они, не задумываясь, разрушили их, целиком отдавшись новому чувству. При этом, как принято считать, Марселла Юмбер не стала для гения любовницей-однодневкой, он влюбился в нее по-настоящему.

С появлением хрупкой и изящной, как статуэтка, женщины, которую Пикассо ласково называл «Куколкой», многое в его жизни изменилось.

* * *

Однажды он спросил:

– У тебя есть дети?

Он просто вдруг подумал, что совсем ничего не знает о Марселле.

– Нет. И я никогда не была замужем. Впрочем, в наше время это не обязательно, и большинство моих подруг, родивших детей, не замужем. Но у меня детей нет.

Пикассо отметил, что Марселлу, похоже, вполне устраивает такое положение вещей.

– Извини, – смущенно улыбнулся он.

– Извиняться тут не за что, – усмехнулась Марселла. – Я знаю, ужасно признаваться в подобных вещах, но у меня никогда не появлялось желания иметь детей. Наверное, на свете есть много людей, которые могут быть отличными родителями, но что-то подсказывает, что я не отношусь к их числу. Мне никогда не хотелось брать на себя такую ответственность.

Пикассо подобная постановка вопроса очень даже устраивала. Ему тоже в тот момент совсем не нужны были дети.

А потом они отправились путешествовать по Европе, упиваясь своей любовью. Им хотелось лишь одного – не встречать никого из знакомых, чтобы всегда оставаться только вдвоем. Имя Ева символизировало для художника внутреннее обновление: Ева – первая женщина на Земле, а он, соответственно, – Адам – первый мужчина.

На холстах Пикассо тут же появились радостные и жизнеутверждающие акценты. Ради Марселлы он готов был совершать любые сумасбродства.

У художников есть особый рецепт завоевания женских сердец – они их рисуют, и это трудно сравнить с каким-либо другим видом ухаживания.

Однажды Гертруда Стайн навестила Пикассо, когда он заканчивал работу над картиной «Моя красавица».

– Это не может быть Фернанда Оливье, – догадалась она.

Это действительно была не Фернанда, на полотне была изображена Марселла Юмбер, и картина «Моя красавица» стала его первым художественным признанием в любви к ней.

А затем вышла целая серия полотен под общим названием «Я люблю Еву».

Ну, а что Марселла? Она ответила взаимностью на подобное признание в любви, ступив тем самым на скользкую дорожку небезопасных отношений с Пикассо.

* * *

В 1912 году Пикассо снял квартиру на Монпарнасе, на бульваре Распай, в доме № 242, а затем перебрался на находившуюся по соседству улицу Шёлшер (rue Schoelcher), в дом № 5-бис.

Жан-Поль Креспель по поводу этого переезда пишет:

«Пикассо, ненадолго остановившись на бульваре Распай, поселился на улице Шёлшер, напротив кладбища, в новом доме с лифтом – роскошью, приводившей в восторг его друзей. Причиной переезда явилось не только исключительно тонкое чутье, подсказавшее ему, что современное искусство переметнулось именно на Монпарнас, но также стремление оказаться подальше от вспыльчивой Фернады Оливье – его большой любви «розового периода», которую он не так давно оставил».

Там Пикассо поселился вместе с Марселлой, и там начал зарождаться его новый стиль. Это были кубистические натюрморты, в которых Марселла часто предстает в виде гитары, покоящейся рядом с пачкой табака и трубкой (например, картина «Скрипка. Я люблю Еву»).

Марселла была полной противоположностью высокой, крепко сложенной и шумной Фернанде, к тридцати годам уже утратившей очарование и загадку молодости. Жан-Поль Креспель называет ее «очаровательной, хрупкой и элегантной». На полотнах Пикассо Марселла такой и появляется, но в виде символа изящества, легкости и невесомости. Именно поэтому ее гармоничный образ у художника и связывается с музыкой и музыкальными инструментами.

Удивительно, но Пикассо, обычно «кричащий» с полотен о своей любви, не создал ни одного реалистического портрета Марселлы. То есть в его интерпретации мы не имеем ничего, что могло бы дать нам представление о ее реальной внешности. Да и вообще, когда создавалась галерея изображений женщин Пикассо, удалось найти лишь два ее фотоснимка, да и то плохого качества (на одном она, одетая в кимоно, стоит на фоне закрытой двери, на другом, сделанном двумя годами позже, – сидит у большого стола, а у ее ног спит немецкая овчарка).

Итак, не существует ни одного «нормального» портрета Марселлы кисти Пикассо, поскольку они познакомились в разгар его увлечения кубизмом. Совместное изобретение с художником Жоржем Браком. А это, как известно, наиболее оторванное от реальности течение в современной живописи. Значит, в период увлечения Марселлой Юмбер на полотнах Пикассо уже не могло быть обычной натурщицы, а изображались лишь некие формальные композиции. Но Пикассо все-таки сумел обессмертить ее имя, хотя довольно странным способом: на нескольких его полотнах есть надпись «Радость моя», а на двух написано «Я люблю Еву».

* * *

По мнению Карлоса Рохаса, его отношения с Марселлой «были настоящей идиллией». Они клялись друг другу, что будут вместе, пока смерть не разлучит их. Они говорили это совершенно искренне, даже не думая о том, что эта самая смерть может быть уже очень близко. О смерти вообще мало кто задумывается, когда нет и сорока.

На горе Пикассо Марселла Юмбер умерла 14 декабря 1915 года. Ее хрупкое телосложение обусловило и ее болезненность. И потом она заразилась туберкулезом, а в начале прошлого века эта болезнь далеко не всегда успешно вылечивалась. В тот момент ей было всего тридцать…

Когда Марселла заболела, у Пикассо создавалось ощущение, что, если он покинет ее хотя бы на минуту, битва за ее жизнь будет немедленно проиграна. Нет, этого никак нельзя было допустить, и он до конца был уверен, что не отпустит ее во тьму без борьбы, что удержит ее рядом с собой, что отобьет ее у смерти. В результате он категорически отказывался отойти от ее кровати и был преисполнен по-испански упрямой решимости.

В начале декабря 1915 года Пикассо написал Гертруде Стайн трогательное письмо, возможно, самое проникновенное из всех его писем, в котором сообщалось, что Марселла уже месяц как лежит в больнице, и ее положение безнадежно. «Моя жизнь – это ад», – признавался художник.

Карлос Рохас рассказывает:

«Он каждый день навещает Еву в больнице, мотаясь из конца в конец, и у него совсем не остается времени на живопись. Гертруде Стайн письма Пикассо приносят много огорчений, поскольку она искренне привязалась к Еве, как раньше была привязана к Фернанде, а Ева, начиная с прошлого года, слабеет на глазах. И Гертруда Стайн совсем не одобряла переезд художника и Евы в новую роскошную квартиру […], окна которой выходили на кладбище. Зиму 1914 года Пикассо прожил, охваченный страхом перед немецкими воздушными налетами. Вечера они с Евой нередко проводили у Гертруды Стайн, где кроме них бывала и ближайшая подруга Гертруды Алиса Токлас. Ужинали при свечах, поскольку электричество отключали, а потом все собирались в кабинете хозяйки дома. Пикассо обычно садился на своего любимого конька, пускаясь в рассуждения о войне, представлявшейся ему преступной и бессмысленной, и о том, как они все будут выглядеть, когда Брак и Дерен вернутся домой из окопов и, положив костыли на стол, начнут похваляться своими военными подвигами. Устав, Алиса и Ева засыпали, пока сирены не возвещали окончание воздушной тревоги; иногда самолеты противника так и не появлялись в парижском небе. Свечи гасли, и Пикассо с Евой возвращались в свою роскошную квартиру, окна которой выходили на кладбище».

Пикассо понимал, что подаренная ему судьбой женщина безвозвратно уходит от него. Высшие силы ее у него забирали. Понятно, что в наказание… Но за что? Ведь его Ева пробыла с ним так недолго, и Пикассо казалось, что эти четыре с небольшим года пролетели, словно одно короткое мгновение.

Конечно же, смерть Марселлы Юмбер стала сильным ударом для художника.

Жан-Поль Креспель пишет:

«Марселла мучилась кашлем: вскоре она умерла от туберкулеза, оставив безутешного Пикассо в одиночестве. Возможно, она была единственной женщиной, заставившей страдать поглощенного искусством Синюю Бороду».

В самом деле, ее внезапную кончину влюбленный Пикассо переживал очень тяжело, со смесью боли, чувства безвозвратной потери и тихой скорби. Их радужные мечты разбились на мелкие кусочки, как рассыпалась на фрагменты реальность на его полотнах. Для него это была потеря всего – надежды, жизни, будущего, потеря тепла, потеря самого дорогого, что может быть у человека. Проклятая смерть отняла у него ту единственную, которую он не успел разлюбить и оставить сам…

* * *

Когда художник шел от свежей могилы, его ноги подкашивались. Целый день Пикассо просидел в своем жилище на улице Шёлшер, не желая никого видеть. Не было сил смотреть на привычную обстановку, в которой уже больше никогда не прозвучит звонкий смех «Куколки», не раздадутся ее легкие шаги. Перед глазами постоянно стояло ее лицо, каким он видел его в больнице – болезненное, безжизненное и бледное. И ему трудно было вспомнить, как она выглядела здоровой.

Почему она умерла? Почему Бог вместо нее не забрал его, ведь он, если это было наказание, гораздо больше провинился перед ним?

Но надо было как-то свыкнуться с ужасной потерей и понять, как жить дальше…

* * *

8 января 1916 года Гертруда Стайн и Алиса Токлас, находившиеся на Мальорке, получили короткую записку от Пикассо: «Моя бедная Ева умерла».

У Карлоса Рохаса читаем:

«Она всегда была очень добра к нему, и его горю нет предела […] Пикассо был с ней совершенно счастлив. Через тридцать лет, насмешливо рассказывая Франсуазе Жило о своих прежних романах, художник ни словом не обмолвится о Еве».

В самом деле, в книге Франсуазы Жило «Моя жизнь с Пикассо» упоминаний о Марселле Юмбер нет.

Биограф Пикассо Мэри Мэтьюз Джедо считает, что именно Марселла Юмбер послужила моделью для картины «Сидящая женщина в кресле», написанной в 1916 году. Она полагает, что некое подобие огромных гвоздей, словно вбитых в женскую грудь, является метафорой страшной болезни – туберкулеза. А после смерти Пикассо в его личной коллекции была найдена незавершенная картина «Художник и его модель», работа над которой, по всей видимости, была начата в 1914 году. Исходя из того, что Пикассо очень бережно хранил эту картину, Пьер Дэкс полагает, что изображенная на ней женщина – тоже Марселла Юмбер.

Мэри Мэтьюз Джедо утверждает, что выбор Пикассо, которому было свойственно трагическое мироощущение, не случайно пал на женщину обреченную, на ту, кому суждено было вскоре умереть.

Карлос Рохас по этому поводу рассуждает несколько иначе:

«Однако в связи с отношениями между Пикассо и Марселлой Юмбер возникает ряд вопросов, на которые непросто найти ответы. Как могло случиться, что человек, которого один вид человеческих страданий, душевных или физических, приводил в ужас, связал судьбу с женщиной, больной туберкулезом, и испытал с нею, по всей видимости, самое полное и счастливое за всю свою долгую жизнь чувство, точно зная, что болезнь ее по тем временам неизлечима, а затем в течение шестидесяти лет ревниво, бережно и преданно хранил память о ней, ни с кем не желая делить свою тайну? Почему этот человек, которому мысль о смерти внушала панический ужас, и в ней он со свойственным ему суеверием видел символ враждебного и противостоящего человеку начала в мироздании, перебрался вместе с Марселлой в квартиру, окна которой выходили на кладбище, и, казалось, не замечал этого, пока Гертруда Стайн не обратила его внимание? И если в отношениях с Фернандой Пикассо скорее похож на покорного сына, который занимается уборкой и ходит на рынок, то с Евой он обращался, как нежный отец с обожаемым и тяжелобольным ребенком».

Далее биограф пишет:

«Трудно сказать, как могла бы сложиться жизнь Пикассо и Евы, не умри она так рано. Кстати, Пьер Дэкс не исключает возможности, что Пикассо, несмотря на совместное счастье, время от времени изменял Еве, когда они перехали в их последнюю квартиру. Возможно, именно ее образ ищет Пикассо в молодых возлюбленных, противопоставляя их каждый раз типу возлюбленной-матери. И каждый раз воспоминание о Еве, вызывая в душе образ несчастной Кончиты, переносилось на юных возлюбленных, которые вполне годились художнику не только в дочери, но и во внучки».

Смерть унесла Марселлу Юмбер в первую военную зиму. А еще из жизни художника по разным причинам ушли его сестра Кончита и приемная дочь Леонтина, удивительно похожие на Марселлу. Вернее, не так – это Марселла была удивительно похожа на них, и это уж точно не случайно. Наверное, где-то в глубине души что-то подсказывало Пикассо, что эти его поиски «замещения» противны природе из-за потаенной внутренней связи с инцестом. Наверное… Он так и не смог залечить свои эмоциональные раны. Но когда человек пытается искусственно сократить время прохождения через все стадии душевной боли, это лишь продлевает его страдания. Вот и Пикассо, пытаясь избавить себя от мучений, продлевал их, и мы в этом очень скоро убедимся.