Текст книги "Чума XXI века, или Новый Декамерон. Навеяно созерцанием угасающих образов прошлого столетия из окна, выходящего в будущее"

Новелла третья
Марина рассказывает о жизни маленьких людей

События в большом мире не вдохновляли на романтические рассказы, счёт жертвам вируса в мире шёл уже на миллионы жизней, и наша, спрятавшаяся от мира компания, ощущала весь спектр человеческих чувств. От сострадания неудачливым соседям по планете до раздражения образом жизни, присущим самым уязвимым слоям общества, кашляющим друг на друга в троллейбусах и подземельях метрополитена и, тем не менее, настойчиво выходящим на работу, в результате несущую им смерть и несчастья. Марина, одна из немногих, остро понимала мотивы очень простого человека, толкающие его на этот скользкий путь к могиле, но взамен делающие его тем, кем он есть, существом, способным выбраться из любой передряги, и при этом мимоходом сделать мир хоть на малую толику лучше, чем он был до этого!

– Маленький человек, – начала свою историю Марина, – жил в маленькой комнатушке площадью 14 метров, называемой малосемейкой. Он каждый день ходил на работу, а когда пришло лето, получил от своего предприятия участок в СНТ, всего четыре сотки, но с этих соток он собирал столько земляники, что часть её приходилось продавать. Его тесть (мой отец) работал водителем в «Совтрансавто», из каждого рейса он привозил красивый каталог Nekkerman, и мой Денис, изучая эти каталоги, мечтал накопить на магнитофон «Шарп». Чтобы ускорить это радостное событие, я подрядилась в своё ЖЭУ убирать подъезды, а в свободное время принимала заказы на шитьё. Выйдя из декретного отпуска, устроилась завхозом в университет и, несмотря на то, что семейный бюджет был откровенно дефицитным, первую же зарплату вложила в магнитофонную копилку. Ещё через месяц Денискина мечта сбылась, и двухкассетный «Шарп» начал работать на износ, копия записи «Пинкфлойдов» или Майкла Джексона стоила немного, но заказов от друзей и знакомых было немало, и бюджет семьи неуклонно пополнялся. В популярном анекдоте той поры внук миллиардера купил яблоко за десять центов, натёр его до блеска и продал за доллар. Слушатели, предвкушающие лавинообразный рост доходов от продажи натёртых фруктов, обламывались, так как дедушка юного предпринимателя изволил почить и оставить внуку миллионное наследство. С нами произошло нечто подобное, но приключение растянулось на долгие десять лет. Конечно же, «Шарп» тут ни при чём, да и лишились мы его довольно скоро.

Однажды, проснувшись среди ночи на своём участке, где уже стоял небольшой щитовой домик, я услышала сдавленный шёпот, в темноте было видно, что по дому крадутся двое. В руках у одного из них был топор, и я молилась только о том, чтобы Денис не проснулся и не затеял потасовку с вооружёнными грабителями. «Шарп» унесли, но в стране начинались такие перемены, что было не до этого. Денис учредил кооператив и начал строить дома новоявленным хозяевам жизни, и один из них пригласил нас за компанию в круиз по Средиземному морю. Через некоторое время я получила приглашение от соседей по каюте посетить их зимний домик в чешских Татрах, затем чехи приезжали в гости к нам, и вскоре дружба переросла в деловое сотрудничество. Бизнес был мелочным, но сети по продаже секонд-хенда из Европы и импортных красок были ещё в новинку, и наши с Земанами доходы множились не по дням, а по часам. Через год Марек и Маркета выиграли тендер на отделку офиса президента одной из послеразвальных республик, и все работы были поручены Денису. Вот на этом-то этапе уместно будет вспомнить анекдот про яблоки. Денис, прибыв в один укромный офшорный уголок для расчёта с четой Земанов, узнал, что Марек с Маркетой развелись, и теперь владельцем всех активов Марека, оставшихся тому после судебных разбирательств, является именно он. Разрыв между супругами был столь основательным, что Марек, опасаясь новых исков от бывшей супруги, не придумал ничего лучше, чем доверить свои активы новым друзьям. Портфель, записанный на Дениса, был чрезвычайно пёстр. У Земанов было много корзин с яйцами, как рачительный хозяин, они распихивали эти корзины по различным уголкам постсоветского пространства, не считая фабрику туалетной бумаги в Милане и букмекерскую контору в Белфасте. Некоторое время Марек вводил Дениса в курс своих дел, и когда он перестал выходить на связь, Денис уже самостоятельно оформлял разрешение на застройку жилого микрорайона в Чешских Будейовицах и влиял на выбор управляющей компании в сданных в эксплуатацию домах. Через пару лет по почте пришло письмо от поверенного Марека в Праге с известием о том, что пан Земан приказал долго жить, и, так как других наследников у него не оказалось, Денису перешло право собственности на его пентхаус на Вацлавской площади и все права на управление благотворительным фондом. Что ещё? После того, как мы вывели из тени имя основателя фонда, назвав его фондом Земана, его бывшая супруга Маркета нашла нас, но совсем не для того, чтобы отсудить имущество бывшего мужа. Это именно она познакомила нас с Евгением, а Женя помог нам основать такой же фонд в России. Кроме этого, Маркета передала нам кейс с документами, который осторожный, но рассеянный бывший муж забыл забрать при разводе. Как оказалось впоследствии, без них управление многими активами было просто невозможно!

Из угла, где сидел Вадим, раздались снисходительные аплодисменты. Не глядя в его сторону, Марина тихо продолжила:

– Ни за что не догадаетесь, что было самым поучительным для нас с Денисом в этой истории. Мы ведь с самого первого дня, после того, как узнали про завещание, затаились и вели дела так, чтобы Маркета нас не нашла. Так что из этого эпизода мы узнали о себе много нового, и это знание угнетало нас всё больше и больше. И когда Денис однажды спросил у меня, так ли уж сильно нам нужен пентхаус на Вацлавской площади, я с облегчением поняла: несмотря на глубину нашего падения, пути к выздоровлению, кажется, есть! Немыслимые препятствия, которыми сопровождалась наша попытка осчастливить сына Маркеты и переписать на него злополучную недвижимость, давали нам понять, что где-то, параллельно нашему бытию, происходит совсем другая жизнь. В ней покупка квартиры своему бестолковому отпрыску не только не является делом чести уважающего себя родителя, но и напротив, выглядит зловредным и демотивирующим фактором.

Рассказ Марины закончился, Сергей с Евгением стояли на свежем воздухе и смотрели на луну. Луна была большая и белая, в её нарядном свете ёлки на правом берегу казались очень изысканными. Осторожная белая неясыть, возможно, считала себя хитрой и скрытной птицей, сидя на высокой антенне за вагончиком, но её глупая тень лежала прямо у их ног и в другой раз могла бы насмешить, когда она начинала своей длинной, как у зайца, ногой чесаться, подобно шелудивой собаке. Но сейчас настроения не было, рассказ Марины вызвал воспоминания, и у каждого они были свои. Сергей, который никогда не курил, откуда-то достал смешную чёрную сигарету и сейчас дымил ею, тупо уставившись на тень совы.

– Скажи, Женька, когда мы перестали быть социальными животными и стали такими индивидуалистами? Вот ты, сколько соседей по подъезду ты знаешь, у кого из них ты был в гостях? Или я один такой урод, который, проходя мимо закрытой двери, вспоминает только соседа, который неожиданно остановился на мосту, вышел из машины и прыгнул с шестидесятиметровой высоты? За ним следом прыгнул и его взрослый сын. Их тела так и не нашли, а ехавших с ними в машине второго сына с его матерью я каждый день встречаю возле лифта. Вначале я ещё делал попытки поздороваться с ними, но они в ответ только взволнованно мотали головой и отворачивались. Звучит невероятно, но на этой же лестничной клетке живёт семья с двумя взрослыми сыновьями, один из которых примерно в то же время сиганул из окна девятого этажа, что-то не поделив с родителями. Сидящие на лавке соседи-пенсионеры охренели, когда за их спинами раздался глухой удар. Парень был ещё живой и даже попросил закурить, но дядьки разбежались, кто вызывать скорую, кто на девятый этаж, сообщить семье. Говорят, что вся семья сидела на кухне, а глава семьи, выслушав скорбную весть, сказал, что всё уже знает.

Некурящий Евгений взял тлеющую сигарету из Серёгиного рта и мрачно затянулся, в его взгляде, прикованном к полной луне, был нескрываемый сарказм.

– Я ведь из подъезда уехал сразу после школы, а после студенческой общаги сразу попал в дом своих родителей на Рублёвском шоссе. Посёлок маленький, я знаю почти всех, там в воздухе витает корпоративный этикет, и, в общем-то, мы живём на виду друг у друга. Но я тебя очень хорошо понимаю.

Сергей стоял в аляске, под которой была только футболка, и тапках на босу ногу и уже порядком задубел, но хотелось высказать именно Женьке то, что могли неправильно понять остальные. Нарваться в этой замкнутой среде на дискуссию по поводу СССР было как-то страшновато даже для человека, вооружённого учением Хулио Микицки. (Да, дорогой читатель, отправляясь в экспедицию, наша компания прошла подготовку по курсу «психологическая совместимость в условиях ограниченных пространств» под руководством опытнейшего психоаналитика!)

– Понимаешь, Жека, иногда я слышу о том, что вселенная расширяется, и не очень-то этому верю. Когда я был маленький, и мои родители строили социализм, это можно по-разному воспринимать, но вот тот социализм – это действительно была вселенная! У нас не было почти ничего, но мы пребывали в наивной уверенности, что смысл жизни нужно искать на Байконуре, на Луне, в Магеллановых облаках и туманности Андромеды, а о том, что в США и Европе есть жвачка и пластинки «Битлз», думать было неинтересно. Мой максимум сомнений в правильности пути заключался в крамольной фразе, что коммунизм – это развитой социализм плюс джинсы «Левистраусс» со жвачкой в кармане!

Когда СССР пал, вселенная схлопнулась до размеров земного шара. Стало очевидно, что Париж и Вашингтон в каком-то смысле намного дальше от Москвы, чем облако Оорта, и теперь усилия бывшего советского народа будут перенаправлены на эти предметы, и теперь он во все свои телескопы пытается разглядеть то, что, в общем-то, находится у него под носом. Изучение сил, отталкивающих друг от друга галактики и их скопления, откладывается. На повестку дня вышло изучение причин, отталкивающих друг от друга страны и даже отдельные части стран, дробя их, урезая большие страны на несколько стран поменьше, разделяя народы и даже семьи по неведомым пока линиям разлома.

– Кому-то они ведомы. Со своей невысокой колокольни я вижу, что происходит какой-то процесс, называемый некоторыми архаизацией общества. Старый добрый капитализм уже давно пытается создать надстройку, чтобы она управляла миром не по старинке, как учил папа Карл Маркс, не денежками, как продуктом овеществлённого труда. Новые мессии, из которых снизу торчат руки тех же хозяев тех же денежек, строят новый мир. В нём попытаются учесть не только избыток людей на планете, но и доступ их к различного рода ресурсам захотят регулировать. Я думаю, что первым принял на себя удар самый мощный человеческий инстинкт, отвечающий у нас за продолжение рода. Ну и, как следствие, удар приходится на страны, исповедующие традиционные ценности. Думаешь, просто так твой смартфон предлагает тебе всё, о чём ты только что подумал, с доставкой и по специальной цене? Все эти сервисы создали не для тебя, Серёга, это, считай, людоеду, для его же удобства, дали вилку, ложку и мясорубку.

– Пошли спать, дружище, и пусть нам всем приснится добрый русский гей из Липецка, прогуливающийся под ручку со строгим, но справедливым гомофобом из Роттердама, и пусть они обсуждают проблемы самоидентификации сирийских курдов, волей случая узнавших о несправедливости по отношению к независимому Донбассу.

Новелла четвёртая
Рассказ Вадима о своей бишкекской эпопее

– Моя поездка в Киргизию в роли «челнока» – это самое тупое, что я совершил в своей жизни. Оправданием мне служит только то, что я поехал вместо какого-то товарища, личность которого уже не помню. Накануне отбытия поезда мне позвонил мой друг Санёк по прозвищу Блэкмор и сказал, что его напарник заболел, и я должен оформить на работе десять дней отгулов и выдвигаться с ним в город Фрунзе. Да, возьми деньги, все, которые найдёшь, добавил он!

На следующий день мы уже сидели на нижних полках плацкартного купе и с ужасом ждали станцию Туркестан. Народ в вагоне был тёртый, и, по их мнению, после Оренбурга комфортным условиям придёт конец. Так всё и было. После Оренбурга в вагоне стали появляться дикие люди с чрезвычайно большими и вонючими баулами из какой-то рыхлой и влажной мешковины. Они появлялись вне зависимости от остановок поезда, как бы из ниоткуда, и только непроницаемые лица проводников наводили на мысль о безбилетном проезде и нарушениях в системе РЖД. Когда за окном начали появляться живые верблюды, как одинокие, так и в составе небольших табунов, весь наш вагон был заполнен мешками и этими степными людьми. Мы неожиданно поняли, что о жизни страны знаем чуть больше, чем ничего, раз не подозревали, что совсем недалеко, фактически на расстоянии дневной поездки на автомобиле, происходят такие вещи и проживают такие люди. Они не умели или не желали говорить по-русски, неожиданно появлялись и так же неожиданно исчезали. Ближе к границе мы узнали, что город Фрунзе теперь называется по-другому. То ли Пишпек, то ли Бишкек, эти названия пока утрясались на национальном уровне, но эти подробности нас волновали мало. У нас была задача – закупить чего-нибудь, пользующееся успехом в цивилизованном мире, и продать его с прибылью для себя. Двоюродная сестра Блекмора, у которой мы остановились, в коммерции не разбиралась, и, помотавшись пару дней по городу, мы поняли, что нам нужна помощь, так как собственной бизнес-идеи у нас не было. Сестра работала продавцом в большом продмаге, зайдя к ней на работу вечером второго дня, мы, похоже, произвели на её товароведа впечатление прожжённых спекулянтов и сразу же получили от него предложение купить ящик сигарет «Памир». Мы вяло отмахнулись, но он настаивал, удивляясь тому, что мы упускаем очевидную выгоду. Сигареты пришлось купить, и вот мы уже несём огромную разваливающуюся коробку по центральному бульвару столичного города, вспоминая все известные нам нецензурные слова и выражения. Пройдя пару километров, мы присели покурить на скамеечке возле киоска. Решение оставить груз и тихо уйти уже было принято, когда появилась хозяйка киоска и спросила, за сколько мы готовы расстаться со своим добром. Наша цена её устроила, и всю добавочную стоимость мы тут же потратили на две бутылки импортного ликёра «Шерри-бренди» и «Амаретто». Первый коммерческий успех вдохновил нас на дальнейшие подвиги. В магазине у Шуры было ещё много «Памира», и все киоски на проспекте на следующий же день были снабжены этим отвратительным куревом. Киоскёры были согласны сами получать его через заднее крыльцо Шуриного магазина, а после нашего отъезда она продолжила спекуляцию в особо мелких размерах, и это стало началом её собственной предпринимательской деятельности.

Следующей гениальной операцией стало посещение вещевого рынка где-то за городом, это было тягостно для нас, заподозрив в нас малодушных слюнтяев, нахальные торговцы тащились за нами по пятам, призывая купить какие-то некрасивые пуховики ядовитых расцветок, как они уверяли, на «чистом лебедином пуху». Уже на выходе с рынка дорогу нам преградил не слишком трезвый киргиз с неслабым мешком каких-то ботинок. Предложение выглядело, на его взгляд, заманчиво – забрать весь мешок, не пересчитывая ботинки. Цена при этом всё же фигурировала, но Блэкмор, склонный к импульсивным решениям, не торгуясь, забрал этот мешок Шрёдингера, резонно, как он думал, рассудив, что иначе мы вообще уедем ни с чем. Следующие пару дней мы колесили по рынкам, скупая чудовищные перчатки на заячьем меху, женские, как их называли, «кардиганы», превращавшие одетых в них девушек в старушек, шарфы мохеровые и пуховики на «лебедином пуху». Но бюджет был практически не израсходован, и нам требовалось радикальное решение вопроса. В итоге Блэкмор вспомнил, что в основе любого крупного состояния лежит какое-нибудь преступление, и вышел на своего одноклассника, проживающего теперь в этом городе. Встреча состоялась на квартире у Троцкого, как называл своего приятеля Блэкмор. После молниеносного мозгового штурма Троцкий пересчитал оставшиеся у нас деньги и выдал нам товар. Он заверил нас, что в мешке, размером со среднюю подушку, находится самая ароматная во всей Чуйской долине трава.

Наученные горьким опытом, на этот раз мы купили билеты в купе и ехали, лёжа на верхних полках. Периодически просыпаясь и отрезая себе по кусочку от большой палки сырокопчёной колбасы, мы опять погружались в здоровый паровозный сон. На границе по поезду пошёл слух, что сейчас по вагонам пустят пограничника с собакой, и мы с Блэкмором запаниковали. Подушку с товаром он положил себе под голову, и нужно было срочно придумать, как её спрятать. В поисках тайника мы дошли до дальнего тамбура, и там, увидев отсек для жидких отходов, спрятали своё добро прямо в эти помои. Подушка была упакована в пять полиэтиленовых пакетов, и мы были абсолютно спокойны за сохранность своего добра. Однако русская пословица не зря гласит, что на любую преступную старуху бывает вполне справедливая проруха! Этим же утром ударил крепчайший мороз, и все наши попытки извлечь контейнер из замёрзших помоев успехом так и не увенчались.

С реализацией нашего добра трудностей не возникло, это была молниеносная операция, и в ней приняли участие все наши друзья и знакомые. Был вопрос к ботинкам, найти два одинаковых в этом мешке оказалось невозможным, но умелый маркетинг помог решить и этот вопрос. Если вам встречался на улице человек неформального вида в разных кроссовках (в американских фильмах их носят негры, как раньше называли афроамериканцев), то, вероятно, это был именно наш клиент. В процессе реализации мы с Блэкмором несколько раз лично стояли на вещевых рынках города, и это был бесценный опыт в процессе познания общества.

Достоин упоминания парень, долго примерявший монструозные кожаные перчатки на кроличьем меху, и в итоге их не купивший, по какой-то причине ему показалось, что они летние. Совсем отдельная тема – милиционер, присматривавший за рынком. В первый же день он вручил мне огромную упаковку жвачки с наказом продать как можно быстрее. На следующий день мне же было поручено продать несколько блоков сигарет. Всё было продано молниеносно, и, увидев его, слоняющегося по рядам, я спросил, нет ли у него на продажу дефицитных в то время алкогольных напитков. (В тот исторический период недорогую водку можно было купить только в специальных отделах, предъявив талончик, выданный по месту прописки.) К моему удивлению, он ответил, что торговли пока не будет, так как он отдал товар каким-то прохвостам, а они тут же скрылись. Мои намёки на то, что это был я, он проигнорировал.

– Те были с кардиганами, а вы с ботинками!

Я всё же уговорил незадачливого спекулянта забрать деньги, и в дальнейшем, увидев меня, он всегда подходил и шутливо говорил:

– А, это ты, привет, аферюга!

Новелла пятая
Сергей вспоминает авантюрные проекты своей фирмы

– В свете учения о прибавленной стоимости, не зная, что делать с выручкой, осенью 1994 года мы решили отправить человека в Керчь заключать контракт на поставку кильки. Выбор пал на Устинова. Однако вместо кильки он неожиданно прислал факсом счёт на эмалированные кастрюли Керченского металлургического завода. Через неделю прибыли вагоны с посудой. Несмотря на наш скепсис, часть кастрюль быстро нашли покупателей, а оставшийся вагон с маленькой тележкой Устинов загрузил в КамАЗ, на котором со своими новыми друзьями узбеками отправился в Фергану. Да, была в истории фирмы и внешняя торговля! На авантюру его подбил сосед, ферганский кореец по фамилии Ю. Он был членом группировки, продававшей в Ульяновске узбекскую редьку и прочее восточное добро. Дело верное, говорили они, вы платите только за солярку, говорили они…

По их замыслу Устинов в Фергане должен был обменять кастрюли на урюк и извлечь из этого немалую прибавочную стоимость. (Учение Маркса проникло и в Ферганскую долину, покорив местных дехкан). О, если бы мы на тот момент знали, что значит загадочное слово «хоп», которым эти люди закругляют любое соглашение! Дядя Ю утверждал, что эта формула сродни подписи нотариуса под договором о наследстве, однако жизнь показала, что азиат, говоря тебе «хоп», думает следующее:

– Ну вот, с этим простофилей, похоже, пока проблем нет!

КамАЗ выехал в мае, но ни в июне, ни в июле никаких вестей от Устинова не было. Жена подала в розыск, однако всё прояснилось только в конце сентября, когда вся экспедиция вернулась обратно. Устинова было не узнать. Месяцы, проведённые в неторопливой мусульманской среде, наложили на него отпечаток покорности и упования на милость Всевышнего. На все вопросы он отвечал «бисмилла рахман рахим» и «хоп», европейский темп и тип мышления возвращался к нему медленно, но вскоре мы узнали, что ничего не случилось, просто КамАЗ постоянно ломался, и ехали они очень долго. Потом были проблемы с реализацией кастрюль, а весь урюк в Ферганской долине был съеден долгоносиком. В итоге посуда была конвертирована в матрасный тик, бязь и фланель.

Коммерческий гений Бармакова позволил пристроить матрасный тик в исправительные структуры для шитья матрасов, а прочую мануфактуру – на предприятие «Красная Роза», использующее труд инвалидов. Не говоря о том, что у каждого из нас до сих пор хранится пара рулонов этого экологичного продукта.

После этого приключения пути компаньонов начали потихоньку расходиться. Гарин ушёл от нас к своему товарищу в успешную фирму с госконтрактами. Бармаков пытался привить нам тему евроремонта, и ещё пару лет по офису ходили наши сантехники, а меня изредка просили постоять с рацией в подвале многоэтажки, чтобы вовремя перекрыть воду. В один прекрасный день мы поняли, что это не наше. Поводом послужили и сантехник, залезший в кирзачах с прилипшим к подошве гравием в ванную за 10000 $, и самопровозглашённый мастер по укладке паркета, запоровший пол в квартире площадью 180 метров. А апофеозом был демарш заказчика, пожелавшего обустроить на площадях общего пользования личный висячий зимний сад площадью 2 сотки, примыкающий к этой квартире. Идя у него на поводу, мы с Бармаковым смогли согласовать в архитектуре проект всех этих излишеств, но вмешалась общественность подъезда, и его высокое положение руководителя учебного заведения оказалось под угрозой. Нужно отдать ему должное, в финансовом вопросе он оказался более чем порядочным, оплатив загубленный паркет и все работы по обустройству и демонтажу зимнего сада, но спасение его репутации и репутации органов, выдававших разрешение, требовало именно нашей крови, крови никому не известных и не нужных начинающих предпринимателей. На этом эпизоде евроэтап нашей деятельности был завершён, и Бармаков покинул нас вместе со своими кафельными магазинами. Сейчас он владелец успешного предприятия по переработке вторичного алюминия.

Таких хлопотных и безобидных авантюр в моей жизни было много, но настоящая авантюра была впереди. Начинался новый век, и он оказался новым во всех отношениях. Если раньше я привыкал к тому, что я уже не авиационный конструктор, а владелец автосалона, то в год миллениума у меня взлетел и немедленно стал в строй первый самолёт. Случилось это незаметно, глядя на моих друзей дельтапланеристов, я начал финансировать постройку самолёта и вскоре втянулся в этот процесс. В коридорах различных авиационных ведомств я теперь проводил времени больше, чем в своём кабинете, и речь там шла о лицензировании и сертификации нашего воздушного судна для проведения авиационных работ. К началу сезона 2001 года пара наших самолётов была готова к битвам с жуком кузькой и нехорошими болезнями у растений. Я знал о проблемах неплатежей, поэтому командиры наших судов не начинали работу без надлежаще заключённого сильнейшего договора, разработанного нашим лучшим юристом! Мои друзья-дельтапланеристы решали проблему неплатежей при помощи бартера, все их мастерские, гаражи и даже квартиры были заполнены бочками с растительным маслом, куриным яйцом, мешками с мукой и прочими бакалейными подробностями, и большая часть деятельности у них была связана с реализацией этого добра. По завершению сезона я с ужасом обнаружил, что наши сильнейшие договоры не работают! Вся система хозяйствования была построена вокруг возврата крестьянином банковского кредита на посевную и уборочную кампании, и, несмотря на оперативно выигранный арбитраж, исполнительный лист был лишь бесполезной красивой бумагой, не вписывающейся в правила этой большой игры государства с земледельцем. Мои должники, в принципе, платить не отказывались, но денег у них не было, а зерно уходило на погашение государственных кредитов. Решение пришло само по себе в один прекрасный день, после безуспешного визита с исполнительным листом в деревню Сюндюково.

Приехав на колхозный ток, я наблюдал, как пайщики крестьянско-фермерского хозяйства получали свои паи. Кто-то приехал на уазике, кто-то на телеге, было много женщин с маленькими тележками, инвалид на одной ноге с костылями командовал стайкой своих внуков, пристраивающих мешки с зерном на небольшую тележку. Появившийся председатель объяснил мне, что для хозяйства будет большой удачей, если до нового года удастся выдать зерновые паи всем пайщикам, а в качестве компенсации за потраченное время предложил пообедать в колхозной столовой. Это был маленький павильон с сырым земляным полом, по которому в одних колготках бегал маленький сынишка поварихи. Накормили меня жидким супом с листиком капусты на первое и макаронами с растительным маслом на второе. Эта отчаянная бедность шокировала, грустная повариха рассказала, что их управляющий – настоящая гиена, он открыто грабит хозяйство, оставляя на месте успешного колхоза выжженную пустыню. Правила игры пришлось немного изменить. Для начала я побывал на крупном элеваторе и выяснил, что зерно от рядового сдатчика обязательно будет нетоварным, если не позаботиться о его судьбе заранее. Взявший надо мной шефство местный зерновой барон низшего звена по имени Радик сразу познакомил меня с заведующей лабораторией Оксаной Мальцевой. Он не стал скрывать, что перепробовал несколько подходов к заведующей и даже приглашал её на ночь в местный отель «Орхидея», но в его пшенице и после этого клейковины не прибавилось, так как Оксана Евгеньевна посчитала, что в результате акции он получил удовольствия больше, чем сама Оксана Евгеньевна.

– Сергей, – говорил он, – если у тебя много зернО (смешной татарский прононс, мой водитель Ренат так же смешно говорил: давайте продадим самолёт, вместо него купим СЛОН (!) и будем показывать его за деньги, толку будет больше!), то нам с тобой нужно дружить! Приглашение в «Орхидею» от Оксаны я получил в тот же вечер. Нельзя сказать, что я был целомудренным мужчиной, к тому же в словаре нормального джентльмена слово «нет» стоит в самом конце списка, но совсем недавно у меня появилась новая семья, а год назад родился сын. Поэтому, увозя симпатичную Оксану Евгеньевну навстречу приключениям в провинциальном отеле, я очень надеялся, что вопрос решится цивилизованно. Так оно и случилось, ещё по дороге в гостиницу Оксане позвонила свекровь и сообщила, что её пятилетний сын упал с горки и повредил ключицу. Так что вместо деловой встречи в номере провинциальной гостиницы я до самого утра мотался с ними между скорой, травматологией и домом Оксаны.

В те доисторические времена при покупке номера трубку давали в подарок, и следующим моим шагом стала покупка десятка сотовых телефонов. Их я раздал десяти водителям КамАЗов-зерновозов, с которыми меня познакомил тот же Радик. Счастливой случайностью стало то, что в бухгалтерии элеватора работала женщина, некогда знавшая моих родителей. Она наткнулась на мою фамилию в договоре, нашла меня и рассказала, как двадцать лет назад юная Наташа Малиновская вышла замуж за военного и уехала из нашей Доманёвки в татарские Бурундуки. Так, совершенно случайно я получил возможность доступа к информации о зерновых счетах своих дебиторов. Я своевременно узнавал о том, кто из моих должников выполнил обязательства перед банком и государством, и теперь ссылающийся на ограничения должник получал от меня порцию презрения и выписку из бухгалтерии. КамАЗы начали потихоньку курсировать между хозяйствами и элеватором. К концу сезона зерна на нашем счету было столько, что мне пришлось нанимать не только лицензированного менеджера от РЖД, но и зафрахтовать баржу в грузовом порту Тетюши. Чёткость работы этого конвейера не осталась незамеченной, к тому же мне везло на различные коллизии, в которые я попадал каждый божий день. Вот я вместе с Наташей Малиновской разыскиваю в притонах дальнего Засвияжья её непутёвого сына, а вот мой сверкающий хромом «Кадиллак» едет к моему новому знакомцу Радику для сопровождения его свадебной церемонии! Но больше всего мой авторитет укрепился после решения одной проблемы. Состав с зерном, отправленный с элеватора, за несоответствие в карантинном сертификате был заблокирован службой фитоконтроля на границе какого-то субъекта РФ, и, по правилам, требовалось вернуть его обратно на элеватор для спецобработки. Срочно созванная комиссия решила немедленно возвращать состав, но я связался со своим лицензированным менеджером, а у него очень своевременно оказались пломбы и полномочия для вскрытия и опечатывания вагонов. Молниеносно проведённая им работа по обработке зерна какими-то препаратами сэкономила владельцам элеватора миллионы рублей, а наша компания стала его надёжным партнёром со многими вытекающими из этого факта последствиями! В частности, имея на счету сто тонн пшеницы, я, при необходимости, мог отправить покупателю двести тонн! Человек, знакомый с этой темой, усомнится в том, что двумя самолётиками можно заработать такие объёмы, но не зря этот рассказ именно про авантюру. В этой зерновой эпопее подвохи есть везде, их множество, в каждом звене цепочки от землепашца до производителя булочки с повидлом, иначе бы я рассказывал её в разделе о том, какой несправедливой бывает порой наша жизнь! Поэтому мои контрагенты, убедившись в том, что полученное от них рациональное и даже не очень рациональное зерно я не только провожу как продовольственное высшей категории, а потом не просто пристраиваю его покупателю, но и сразу же получаю от него деньги, проникались доверием к нашей компании. Узнав же о том, что все оказанные нам в ходе этого процесса услуги моментально оплачиваются, они начинали испытывать к нам дружбу и даже любовь! В реальности это выглядело так: к должнику приезжал один пустой КамАЗ, а уезжало на элеватор уже несколько машин с зерном. Колхозные пайщики, вместо того, чтобы клянчить в кассе правления свои несчастные копейки, объединяли свои зерновые паи и с благоговением просили меня позаботиться о судьбе своего личного зерна!