Текст книги "Уничтожить Бессмертного"

Глава 5

– Олег Петрович! Мне кажется, я что-то нашел, – громко позвал Кашинский, ощупывая странный предмет, похожий на плетеную сумку. Увлекшись разгадыванием этой тайны, он поднимался выше и выше в своих поисках, и вскоре руки наткнулись на грубую материю, под которой чувствовалась теплая человеческая плоть. Догадка, осенившая профессора, заставила его отпрянуть от исследуемого объекта. Подслеповатые глаза Кашинского с трудом различили в темноте силуэт человека с дубиной в руках.

– О-Олег, к-кажется, у-у нас гости, – тихо произнес профессор заикающимся голосом.

Воронов подошел к профессору.

– Какие гости? Нам и без гостей хр…

Речь Воронова прервалась, причиной этого была картина, за минуту до этого представшая перед Кашинским.

Темная фигура с дубиной произнесла басовитым голосом:

– И где твой Змей?

Из-за ноги человека с палицей показалась лохматая голова.

– Ан нет Змея-то, – пропищал карлик.

– «Ан нет», – передразнил богатырь и обратился к незнакомцам: – Меня Дружиной кличут, а вы кто такие будете?

Олег помог профессору подняться, тихо спросил:

– Что им ответить?

– Надо разговаривать с ними на языке Древней Руси.

Воронов постарался выудить из сосуда своих знаний старорусские слова, но на ум приходили лишь изречения из комедийного фильма «Иван Васильевич меняет профессию». Он с трудом отмел «аз есмь», «елико понеже», «житие мое» и ответил:

– Мы это, как его, купцы мы. Из краев далеких возвращаемся, типа это на родную землю.

– Куда путь держите? – вновь задал вопрос Дружина.

– Мы-то? Ну, это… – Воронов бросил взгляд на Кашинского.

Тот оторопело смотрел на представителей иного времени.

– Профессор, выручайте, – тихо проговорил Воронов.

Профессор молчал.

– Ясно, – не дождавшись ответа, произнес Олег и улыбнулся Дружине. – Мы, мил человек, в Новгород поспешаем, да вот заплутали.

– В Новгород, молвишь, слышал о сем граде. Сей малый градец недалече от Нево-озера находится. Только что же вы за купцы такие: ни товару у вас нет, ни оружия, ни доспехов? Время-то ныне худое, ворог по земле нашей ходит. Часом, не лазутчики ли вы гунманские? – подозрительно промолвил Дружина.

В разговор вступил профессор:

– Пограбили нас в пути тати-разбойники из племени печенежского, едва от полона ушли, потому нет товару у нас и оружия.

– Коли так, с нами заодно будете. Я в Княжин поспешаю, князю Радегасту челом бить. Лихо у нас случилось. Беда. В то место, где горы Каменные, из коих Камень-река течет, упало копье Перуново. Видать, прогневали мы его чем-то. Так вот, в том месте, куда оно упало, и округ его все мертвым стало: и дерева, и вода, и живность разная. Кто бы туда ни наведывался, все как один сгинули. Содрогнулась земля, вздыбилась, вышли из берегов реки, а затем из этой, значит, Черной Земли стали являться чудища разные: кони о шести ногах, зайцы величиной с корову, медведи о двух головах с копытами вместо когтей и много нечисти разной. Там же объявился и Кощей Бессмертный на колеснице огненной.

– Какой еще Кощей Бессмертный?! Профессор, что за бред он несет! – воскликнул Воронов.

– Извините, Олег, но я пока и сам мало что понимаю. Прошу вас без лишних эмоций, вы можете пробудить агрессию у наших друзей.

– Какой Кощей. Тот самый, Бессмертный, которого ни меч, ни копье, ни стрела каленая не берут. Многие пытались его одолеть, да никому это не удалось.

– Профессор, а вам не кажется, что нас кто-то пытается разыграть и все это невинная шутка?

– К сожалению, не кажется, и не стоит строить иллюзий на этот счет. Все, что происходит на данный момент, реальность.

– Чего это вы промеж собой речь чужеземную ведете? – нахмурился Дружина.

– Внемлем тебе, воин, а на чужеземном языке речь ведем, чтобы не мешать твоему рассказу, – вновь пришел на помощь Кашинский.

– Так вот, построил тот Кощей себе град на горе Зилантовой. В услужении у него вои железные, великаны – волоты, полканы и много других тварей, а самый страшный и злобный из них Змей Горыныч Трехглавый. Тот Кощей племена многие покорил за Камнем и привел оттуда народ неведомый – гунманов, над коими князем стал, пленив повелителя их Карамана. С тем народом да чудищами пошел он войной на другие племена. Примучил лесовян, горинов, у коих град Горияр пожег и князя Беляна жизни лишил. Узров степных с их земель прогнал, хазар, булгар да хвалисов зорил. Те убоялись гнева его, данью откупаются да воев ему шлют.

– Понятно, местный рэкет, – констатировал Воронов.

– Чего? – Богатырь вопросительно глянул на Олега.

– Проехали. Все путем, Дружина, калякай дальше.

– Чего? Чего?

– Молвите далее, Дружина, слушаем вас, – вступил в разговор Кашинский и, обернувшись к Воронову, тихо проговорил: – Олег, старайтесь говорить на языке этого времени, иначе вызовем подозрения у местного населения.

– Лады, профессор. Давай, Дружина, сказывай сказы.

– Так вот, – продолжил Дружина, – ныне же наш черед настал, находит ворог на мурому, мерю, чудь заволочскую и вятичей. Гунманы Кощеевы люд в полон уводят, грады и веси жгут.

– Лес мой пожгли и сельцо, что в нем стояло, – жалобно пропищал Лешко и, осмелившись, вышел из-за ноги богатыря.

– Злобный враг не знает ни пощады, ни жалости. – Дружина погладил Лешко по голове.

Лесовик всхлипнул.

– Ты, Лешко, мне тут мокрину не нагоняй. Будя, – успокаивая лесовика, сказал богатырь. – Ежели так далее пойдет, Кощей все земли захватит, и не только славянские, но и всех народов, какие есть на свете. Вот и послал меня старейшина-воевода Храбр к князю славному Радегасту – защитнику градов славянских – весть тревожную передать да помощи испросить. Так-то вот, купцы, имен ваших не ведаю.

– Вот блин, мы-то и забыли представиться! Как там, профессор? Вспомнил! Аз есмь Олег сын, значит, Петров, а это, – Воронов указал на Кашинского, – Альберт сын Венедикта.

– Выходит, варяги вы, коли кличут вас тако. То-то речь ваша вроде славянская, а вроде нет. Ладно, покуда темень, пойдемте в стан наш, недалече здесь. Почивать пора, да и конь у меня там. Волки ему не супротивники, а вот медведко задрать может. Пошли, люди добрые. Завтра, ежели хотите, с нами до Княжина доберетесь. – Дружина махнул рукой и шагнул в заросли папоротника, увлекая всю компанию за собой.

Глава 6

Краснокрылой птицей взлетела над землею богиня утренней зари Зимцерла, возвещая всем о начале нового дня. Проснулся лес, проснулись и его обитатели. Возрадовавшись новому дню, весело защебетали птицы, заставляя пробудиться людей, которые нашли временный приют в наполовину сгоревшем лесу.

– Эх, чевой-то в брюхе урчит, надобно отыскать съестного да голод утолить. Пойду поохочусь. Может, зверь али дичь попадется, – сквозь зевоту изрек Дружина, потягиваясь и поводя могучими плечами.

– Почто живность губить, и так ее великое множество Горыныч проклятый сгубил. Сам пойду снеди раздобуду, а ты покуда костерок разведи. Смотри лес мне не спали, – сказал Лешко, подымаясь с земли.

Олег, не вставая, осмотрел полусонными глазами окружающий его мир, а затем вновь сомкнул веки, чтобы продолжить сон, но пришедшая в голову мысль, словно кипятком, обожгла его. Через секунду он был на ногах. Потерев лицо ладонями, он затравленно посмотрел по сторонам и произнес:

– Ёпрст, это чё, не сон, что ли?! Вот так дела! Благодарю вас, профессор, мы в полном дерьме!

Кашинский, никак не реагируя на слова Олега, с унылым видом разглядывал подслеповатыми глазами остатки ППВ.

– Олег, я совсем плохо вижу. Все как в тумане. Видимо, вспышка отрицательно подействовала на мое зрение, – отозвался профессор после минутного молчания.

Воронов посмотрел на немолодого, лысеющего интеллигента со старомодными усиками и бородкой, грустно взирающего на разрушенное дело всей жизни, и ему стало жаль этого несчастного человека.

Лешко понял, о чем ведет речь профессор, и промолвил успокаивающим голосом:

– Ты не кручинься, как там тебя? Галь, Каль. Тьфу ты, не вымолвишь-то сразу.

– Меня зовут Альберт Венедиктович, – вторично представился профессор.

– Во, во, Мольберт Веник Блинкович. Очи твои мы исцелим, как неясыть будешь ночью видеть, а днем ясным соколом глядеть. Мои предки, лешие да домовые, знаниями знахарскими обладали. Вот и я каждую травинку-былинку в лесу знаю, так что не кручинься, как там тебя, Галь, Каль. Тьфу ты, Мельхиор Вареникович.

– Альберт Венедиктович, – повторил Кашинский.

– Да, да, все не упомню никак. Больно нарекли тебя мудрено.

– Он прав, профессор, трудновато ему твое имя-отчество выговаривать.

– Дед говорил, мы род от князей Кашинских ведем, отсюда, думаю, и фамилия.

– Что-то не слыхивал о таких князьях, нешто варяжские князья-конунги какие, – вступил в разговор Дружина.

– Может быть, – ответил профессор, предпочитая не вдаваться в подробности, – а Венедиктом отца дед назвал. Мой отец в науку пошел, физиком-ядерщиком стал, вот меня в честь Эйнштейна и назвали Альбертом.

Слушая профессора, Воронов вынул из кармана пачку «Бонда», достал сигарету, прикурил, с наслаждением сделал первую затяжку. Через секунду тонкая струйка дыма вырвалась изо рта Олега. Сделав вторую затяжку, он стал пускать дым кольцами. От увиденного глаза Лешко расширились, а через секунду он стоял за стволом близстоящего дерева, оглашая лес истерическим криком:

– Дружина! Дружина! Вороги это! Бей их, злыдней! Вона, гляди, Змей Горыныч облик человеческий принял, дым уста его извергают, а длани огонь! Сам видел! Палицей их, Дружина! Палицей! Покуда они облик истинный не приняли! Чуял я, дух от них иной исходит!

– Ах вы, змеюки подколодные! – грозно взревел Дружина, хватаясь за палицу. – Не меня ли вы удумали погубить, прознав, что я от старейшины Храбра гонец? Ведь сразу приметил, иные вы, и облаченье ваше и речь иные.

Олег миролюбиво поднял руки вверх.

– Так, короче, Склихасовский, тормози. Свои мы, не враги, а дым это от сигареты. Вот, попробуй. – Воронов протянул Дружине недокуренную сигарету.

– Отринь зелье колдовское! Рази их! Я тебе помогу! – закричал Лешко, стремительно взбираясь на дерево.

Дружина осторожно, не сводя глаз с Олега, взял у него сигарету и поднес ко рту.

Лешко, взирая на происходящее с верхушки дерева, причитал:

– Ой, беда, беда! Ой и прост ты, Дружинушка! Ой доверчив! Такого могута сгубили злодеи! Эх, велик лоб, да в голове мох.

– Вдыхай в себя, – подсказал Олег.

Дружина затянулся всей силой могучих легких. Воронов видел, как огонек с половины сигареты в мгновенье ока достиг фильтра и ожег пальцы богатыря. Дружина машинально отбросил окурок. Лицо его покраснело, отчего веснушки стали незаметными, и без того не маленькие светло-серые глаза богатыря расширились, из груди вместе с тучей дыма вырвался громкий всхлипывающий кашель.

– Ой, погубили Дружинушку славного! Ой, сгубили! – истошно закричал Лешко, прыгнул с ветки на землю и исчез в кустах орешника.

Спустя некоторое время богатырский кашель прекратился, Дружина пришел в себя, грозно посмотрел на пришельцев и, надвигаясь на Олега, вымолвил:

– Отравить удумали, злодеи?! Ан не вышло! За подлость вашу испробуйте палицы моей!

– Что ж, спарринг так спарринг.

Воронов снял куртку и футболку, оголяя рельефный торс.

– Дружина! Не тронь его! Князь это! Гривна златая на вые его и на деснице знак, – раздался из зарослей орешника голос Лешко.

Дружина бросился было на Олега, но остановился. Воронов с удивлением стал оглядывать себя, пытаясь понять причину резкого изменения в поведении новых знакомых. Обнаружив на себе золотую толщиной в палец цепочку, оставшуюся со времен предпринимательской деятельности, и наколку на правом плече, напоминание о службе в морской пехоте, он стал догадываться об истоках этих самых изменений.

– Вижу, непростой ты человече, коли медвежий знак на тебе, – проговорил Дружина и указал на плечо, где была наколота морда оскалившегося медведя с беретом морского пехотинца.

Лешко осторожно выбрался из кустов.

– Вот и я думаю, добро от них исходит, худых людей я зараз чую.

– Почто же сразу не почуял? Чуть людей добрых не изобидели.

– Правильно, добрые мы люди и не враги вам, а друзья. А это, – указал Олег на валявшийся на земле окурок, – обычай такой, нами из дальних земель привезенный. Это для того, чтобы нечисть всякую отпугивать.

– Негожий то обычай: дым из уст выпускать и меня отпугивать, – обиженно произнес Лешко.

– Коли так, замиримся, – добродушно сказал Дружина, протягивая Олегу руку.

– Так я пойду снеди раздобуду. – Лешко улыбнулся, радуясь тому, что все закончилось миром.

Дружина проворчал:

– Давно пора. Солнце выше ели, а мы еще не ели.

Лешко хмыкнул, исчез в зарослях.

– Огонь-то угас совсем, надобно веток принести. – Тяжело ступая, Дружина направился к ближайшим деревьям и вскоре вернулся с огромной охапкой веток.

Не успели Олег с Дружиной развести костер, как появился Лешко с торбой на плече и глиняным горшком в руках. Не откладывая дел в долгий ящик, он сразу же принялся за приготовление пищи.

Через некоторое время горшок с варевом, состоящим из кореньев, трав, коры, сушеных грибов и невесть где раздобытых Лешко зерен пшеницы, стоял перед остальными членами небольшой команды, источая ароматный, вызывающий дикий аппетит запах.

Ели по очереди, так как большая деревянная ложка, больше напоминающая половник, была у Добрыни. У него же оказался и черствый жестковатый хлебец, который он поделил на всех, не забыв угостить коня. По окончании трапезы друзья стали собираться в путь.

– Эх, чуть не позабыл! – вскликнул Лешко и вновь убежал в лес.

Дружина стал нервничать, когда, держа в одной руке пучок травы, а в другой наполненный засушенными черными ягодами сверток из лопуха, появился Лешко.

– Вот, Аль, Альберт Ме, Ве, Венедиктович, – с трудом выговорил лесовик, – отведай ягоды черной да травки этой пожуй, а после на вежди приложи, и очи твои ясными станут.

– Все, пора! Веди, Лешко, надобно в Княжин поспешать, – сказал Дружина.

Вскоре три человека, Лешко и конь покинули лесную поляну.

Глава 7

– Это удивительно, но после назначенного Лешко лечения мое зрение стало гораздо лучше. Я чувствую прогрессию. Если так пойдет и дальше, то вскоре мое зрение восстановится полностью, то есть станет нормальным, – сказал Кашинский, лежа на обочине и наблюдая за стремительно летающими в голубом небе стрижами.

– Сдается мне, профессор, будут в нашей здешней жизни и не такие чудеса. Вы слышали, что они говорили о Кощее Бессмертном, о Змее Горыныче. Это не перемещение во времени, а какое-то путешествие в сказку, – ответил сидевший рядом Олег и с наслаждением вдохнул свежий, пахнущий разнотравьем, землей и весной воздух, от которого с непривычки кружилась голова.

– Эх, воздух-то какой! Это вам не город. Тишина! Ни тебе городского шума, ни машин, лишь звуки природы. Красота! Весна здесь ранняя по нашим меркам. Растительность так и прет, да и теплее гораздо. – Олег сорвал стебелек травы, стал его грызть, сплевывая оторванные зубами кусочки на землю.

– Полагаю, что климат в данный период времени был теплее, то есть цикл смены времен года был иной. Могу предположить даже некоторое смещение временного цикла.

– Понятно. – Воронов выплюнул изо рта оставшийся кусочек былинки. – Чудно, я всегда завидовал зоологам, археологам, географам, путешественникам там разным, а тут такое. Слушай, Венедиктович, вот о чем хотел потолковать. Позавчера, когда выходили из леса, прошли мы мимо того места, куда нас твой ППВ доставил, а потом к реке вышли возле холма. Помнишь?

– Помню.

– Лешко тот холм Волчьим угором назвал.

– Да, помню, и что?

– Так вот, что мне пришло тогда в голову. Возвышенность в нашем городе, на которой кремль стоит, Волчьим бугром зовется, нам, когда я в строительном институте учился, о нем рассказывали, об архитектуре, фортификации. В общем, я, как человек, знающий геодезию, план и расположение нашего города, прикинув и сравнив расстояния, пришел к выводу, что в момент нашей переброски мы оказались в том месте, где в наше время стоит «Бастилия».

– Что?!

– АБВГдейка.

– Извините, не понял.

– Мой дом, профессор.

– Ага, кажется, я уловил вашу мысль, – задумчиво произнес Кашинский.

– Река протекает у самого бугра, а в наше время она метров на сто пятьдесят удалена от него.

– Вы правы. Насколько я знаю, ранее река текла под самыми стенами кремля, но со временем изменила свое русло. Думаю, ваши расчеты верны, мой друг.

После минутного молчания Воронов произнес:

– Да-а, дела. Надо бы запомнить то место, может, пригодится.

– Может быть, – грустно вымолвил профессор.

– Профессор, а как вы оказались во дворе нашего дома, если вы там не живете?

– Пытался уйти от преследования бандитов.

– Ясно, следы путали.

– Путал, как видите, сам запутался.

– Ничего, профессор, пробьемся. Бог не выдаст, свинья не съест. – Олег стал напевать песню, всплывшую в памяти из далекого детдомовского детства.

Лешко прилег рядом с Вороновым, проворчал:

– Все песни поешь с глаголами неведомыми, лучше бы сказ какой поведал, а то все бу, бу, бу.

– Это тебе не бу, бу, бу, а классика российской эстрады.

– Чаво?

– Чаво. Эх, деревня! Сказками нас, уважаемый, в детдоме не особо баловали, кроме колобка да семерых козлят больше в голову ничего и не лезет. Рассказать бы тебе про жизнь в нашем времени, вот была бы для тебя сказка, да не поймешь ты, о чем толковать буду. Ладно уж, организуем тебе сказ. Был у нас на траулере…

– Где?

– Как тебе объяснить? На ладье, в общем. Уяснил?

– Угу.

– Был у нас рифмоплет один.

– Кто?

– Вот, блин, достал! Профессор, как ему объяснить?

– По-иному бахарь, сказитель, – пришел на помощь профессор.

– Теперь уразумел?

– Угу.

– Заладил, как филин, угу, угу. Слушай сказ того бахаря:

 
В сказках это завсегда.
В стародавние года,
Уж не помнится когда,
Вдруг пришла на Русь беда.
Много дней Зеленый Змей
Борет всех богатырей.
 

– Прямо как наш злыдень, – ввернул Лешко свое слово.

Олег недовольно покосился на лесовика, но продолжил:

 
Кличет царь всех, кто решится
Со змеюкой той сразиться.
Объявил народу царь:
«Змея кто того погубит,
Злата получает ларь
И царевну, коль полюбит».
Но никто не отозвался,
Всех Зеленый Змей свалил,
Лишь Иван Сиварь остался,
Он в глухой деревне жил.
Но как только сообщили
Весть такую Сиварю,
По дорогам да по пыли
Прибежал Сиварь к царю.
И сказал Иван Сиварь:
«Одолею енту тварь!
Но награда мне нужна.
Три бочоночка вина».
Царь сказал ему: «Добро!»
Стал наш Ваня собираться,
Выпил браги он ведро
И пошел со Змеем драться.
Тридцать три сходились раза,
Только Змею все равно.
Превращается, зараза,
Он то в водку, то в вино.
Восемь дней Иван стоял,
На девятый день упал.
 

– И то верно, нешто такую гадину одному одолеть, – не сдержался от комментария Лешко.

– Не умолкнешь, продолжать не буду. – Олег направил сверлящий взгляд на лесовика.

– Я это, я ничего, я молчать буду. Молви, Олегушка, больно складно у тебя получается. Сказка – складка, послушать сладко.

– Тогда слушай.

 
Змей, гадюка, торжествует,
Но своей беды не чует.
Через час Иван очнулся,
В чан с водою окунулся,
Три раза перекрестился,
Чаркой водки похмелился
И давай, ядрена мать,
Змея сызнова гонять.
Говорят, что до сих пор
Не окончен этот спор,
И поныне на Руси,
У кого ты ни спроси,
Этот факт в стране имеем –
Боремся с Зеленым Змеем.
 

– Добрый сказ, но вот Змея победить надобно, – изрек Лешко философски.

– Извините, Олег, но до высокой поэзии здесь далеко, – резюмировал профессор Кашинский.

– Согласен, профессор, хулиганство, безвкусица, но, раз Лешко это рифмоплетство понравилось, получается, польза от него есть. А вы что, разбираетесь в поэзии?

– Увлекался в молодости и даже немного печатался…

Дружина прервал разговор:

– Будет вам сказы сказывать, в путь-дорогу пора. Надобно засветло до Княжина добраться.

Заглушая его последние слова, заржал конь, спустя секунду раздался грозный рык. Все четверо вскочили на ноги. Увидев животное, которое издавало столь устрашающий звук, путники замерли. Метрах в пятнадцати от них, возбужденно помахивая украшенным кисточкой хвостом, стоял гривастый лев.

Воронов прохрипел:

– Не может быть.

– Может, – выдавил из себя Кашинский.

– Профессор, мы что, в Африке? Откуда здесь львы?

– Есть сведения, что в конце десятого века нашей эры львы обитали на территории Южной Руси.

– Спасибо, Альберт Венедиктович, но этот факт не прибавил оптимизма, и мне без разницы, в каком веке меня сожрет эта милая кошка.

– Кот, – поправил Кашинский.

– Что?

– Это он, лев. Видите, у него грива.

– Профессор, я вас умоляю! Вы убиваете меня своей педантичностью. Дружина, а как бы нам избавиться от этого столь враждебно настроенного соседа. А?

– Видать, за конем пришел, а может, мы в его владения вторглись. Сдается мне, не пойдет он на нас, многовато на одного. Однако нам надобно не спеша убираться восвояси.

– Не пойдет, ежели не голоден. Вот за мудрость твою я тебя, Дружинушка, и уважаю. Правильно молвишь, уходить нам отсель надобно, да поскорее, в Княжин пора поспешать, – дрожащим голосом вымолвил Лешко.

– Это я на него чары напустил, оттого он нас и не тронул, – сказал Лешко, когда лев остался далеко позади.

– Иди, чародей, – иронично произнес Дружина, посмотрев на тщедушного лесовика. – Хвалилась овца, что у нее хвост, как у жеребца.

Воронов обратился к Кашинскому:

– Эх, профессор, зря, наверное, я за тебя заступился. Сейчас бы сидел дома перед телевизором, попивал бы пивко с воблой, а теперь, того гляди, самим закусят.

– Простите, мой друг, что так получилось. Сожалею, что стал причиной вашего появления здесь. Жизнь такова, что иногда приходится сожалеть о содеянном.

– Не переживай, Венедиктович, шучу я. Все было сделано правильно. Насчет сожалений о содеянном это ты прав. Я один случай вспомнил. Был у нас на судне пес, Тайфуном звали. Он с нами два рейса сделал, мы его на берегу щенком нашли. Умнейший пес вырос, здоровенный, ростом со среднеазиатскую овчарку. Весь экипаж его любил. Так вот, стояли мы как-то в порту, на ремонте, неподалеку БМРТ стоял из Находки.

– Простите, что?

– Большой морозильный рыболовецкий траулер.

– Ага, понятно.

– Так вот, у них тоже собака была – Марта. Так мы выпускали их иногда по причалу побегать, чтобы не скучно им было. А через некоторое время узнали, что Тайфунова подруга бешенством заболела, старпома покусала. Вскоре вышли мы после ремонта в рейс. Тайфуна, разумеется, с собой взяли. Смотрим, не ест ничего, пена у него изо рта. Думаем все, заболел наш Тайфун, видимо, бешенством от подруги своей заразился. Короче, боцман его… меня попросил помочь… – Олег досадливо сплюнул на землю и на короткое время замолчал, заново переживая случившееся, затем продолжил: – Потом у него в пасти щепку обнаружили. Меж зубов застряла, оттого и не ел он. Не было бешенства… Если бы назад отмотать. И не только это, а и другие неприглядные моменты жизни.

Профессор вздохнул:

– Увы, как говаривал Гераклит: «В одну и ту же реку нельзя войти дважды».