Текст книги "Моя жена оттуда…"

Глава 5

Жизнь шла своим чередом уже в нашей новой квартире, выделенной институтом. Наши девчушки росли такими же голубоглазыми белоснежками, как и их мама в детстве. Аля немного изменилась. Голубые, но по-прежнему большие глаза посерели, на лице появились лёгкие морщинки, а волосы потемнели, будто она отдала часть своей красоты нашим дочкам, но в остальном она оставалась прежней, такой же стройной красавицей, даже ещё женственней, ведь теперь она была матерью.

Я начал примечать за своей Алей любопытную особенность, она всегда будто заранее знала, что предстоит, и всегда умело подстраивала наши с ней действия к этому. Именно поэтому жизнь казалась такой гладкой. Она никогда не говорила об этом открыто, просто в обычных разговорах, требующих каких-то действий, что по семейным вопросам, что по служебным, направляла умелым образом мои мысли, позволяя принять правильные решения. Поначалу я списывал это на природную интуицию своей жены, которой привык доверять за прожитую с ней жизнь, но работая как учёный, как аналитик стал приходить к выводу, что всё это не случайно. Аля будто заранее знала предстоящее, будто читала это откуда-то. При этом никогда не ошибалась и никогда не говорила о грядущем, только в тот вечер, когда погибли мои родные. Как-то я задал ей прямой вопрос:

– Алюша, послушай, откуда ты заранее знаешь, что скоро произойдёт, ведь наши все решения как поступать в той или иной ситуации, пусть и исподволь, но подсказываешь именно ты? Как это можно объяснить?

– Я знала, что ты задашь именно такой вопрос. Вот почти слово в слово знала.

– Но откуда? Ты всю жизнь заранее всё знаешь, всегда.

– Не знаю, честно тебе говорю, не знаю. Это возникает само собой внутри, я начинаю нутром чувствовать, что нужно делать и как поступить. Мистика какая-то. Мне самой порой становится страшно от таких моих способностей, поэтому я стараюсь их скрывать от посторонних. Может, я обладаю даром провидца или предсказателя, хотя сам знаешь, это все бред и шарлатанство. Но что-то я чувствую. Раз уж зашёл у нас такой разговор, давай поставим эксперимент, спроси меня о том, что должно быть, например, завтра.

– Ну, и задачку ты задала, – ответил я, но сообразив, схватил программку телепередач, – так, посмотрим, что там на завтра… А-а, вот, завтра будет футбол, Динамо-Спартак. Ну, и кто выиграет?

Аля посмотрела на меня, её глаза, словно на мгновение стали более голубыми, и тут же ответила:

– Динамо выиграет со счётом два – один.

– Хорошо, так и запишем, прямо на завтра. Два – один. Вот завтра и посмотрим

– Сашенька, это дурь какая-то, хватит ерундой маяться. Мы же взрослые умные люди, кандидаты наук, а не темнота безграмотная, верящая во всякое потустороннее и мистическое. Хватит, веди девчонок спать, поздно уже, довольно им книжки читать, ещё и пяти лет нет, а уже запоем читают, за уши не оттянешь, завтра в садик рано вставать.

На следующий день футбольный Спартак продул Динамо именно со счётом один – два. Мы не могли объяснить сами себе совпадение это или действительно дар предвидения. Именно по этой причине мы больше не проверяли Алю и уж, тем более, не пользовались этим в корыстных целях.

Не прошло и года, как в стране произошла смена власти, экономика полетела под откос, а у нас в институте возникли проблемы финансового характера. Денег начало не хватать. Потом всё хуже и хуже. Я подумывал, как бы найти новую работу, но кому нужен специалист в области космических исследований, если в стране жрать нечего. Дочки пошли в первый класс, а мы еле сводили концы с концами. Иногда деньгами помогали родители, но Владимир Андреевич был уже в почтенном возрасте, продолжая работать адвокатом и юристом не так активно, как раньше. Его былые связи во власти пропали, а Ольга Васильевна была уже на пенсии.

Становилось туго. Денег катастрофически не хватало, а в стране шёл кризис за кризисом. Появились вехи нового времени, поменялся экономический строй, возникла частная собственность и прочие атрибуты такой вожделенной ранее заграничной жизни, но жить становилось всё труднее и труднее. Мои приступы головной боли становились угрожающе частыми, возможно, из-за волнения. Моему тестю удалось добыть для меня через знакомых врачей одно лекарство, которое значительно снижало последствия, помогая пережить мои боли не валяясь пластом на руках у Али.

Мы через третьи руки устроились давать частные уроки нерадивым отпрыскам новых русских, помогали этим бестолочам поступать в ВУЗы, хотя и попадались смышлёные детишки. Нам редко подкидывали учеников, но потом и сарафанное радио разнесло, что есть толковые репетиторы за небольшие деньги. Мы так и перебивались, толком не имея возможности формировать семейный бюджет и строить как-то планы на будущее. Перестали ездить в отпуск на море из-за банального отсутствия средств. Но, несмотря на этот тотальный дефицит денег, мы не стремились во что бы то ни стало заработать, как можно больше звонкой монеты. Я и Аля относились всегда к деньгам с неким презрением, только, как к необходимому средству для жизни. И не более. Теперь уже я понимаю, что будь наша воля, можно было бы использовать способности моей Алюши для получения всех денег и благ мира, причём в буквальном смысле этой расхожей фразы. Смысл нашей жизни не сводился к деньгам, как у большинства людей тогда в тяжёлые времена. Да что в тяжёлые времена, в общем-то, всегда и во все времена. Нам важна была любовь, любовь к детям, к людям, к стране и миру в целом.

Настали времена, когда денег стало настолько мало, что мы вынуждены были отказываться от большей части еды в пользу наших крошек. Мы с Алей недоедали, а я отчаянно искал приработок. Как-то в конце лета мы возвращались домой всей семьёй от родителей. Мы старались почти каждые выходные проводить у них и даже, порой, оставались ночевать. Девочки очень любили бабушку и дедушку, а мы с Алей очень трепетно относились к папе и маме. Я тоже называл их своими родителями, ведь после той трагедии это так и было. Мы друг другу помогали в это сложное время, то мы им, то они нам.

И вот мы спустились в метро и дождались электропоезда у края платформы. Двери вагона открылись, но вдруг Аля молча нас всех удержала руками, не позволив войти в вагон. Я уже попривык к таким внезапным, хоть и редким действиям своей жены, но всякий раз в груди ёкало сердце. Двери вагона закрылись, и поезд, грохоча, умчался в туннель.

– Мамочка, а почему мы не сели в вагон? – обе дочки, ещё не привыкшие к таким внезапным решениям своей мамы вопросительно смотрели снизу своими голубыми глазёнками.

– Так надо, мои хорошие, – Аля погладила их обеих по голове, – так надо. Мы поедем на следующем поезде.

Мы вошли в приехавший следом другой поезд и дружно уселись на сиденье. Вагон был полупустой, и на сиденье были ещё места. Мы весело что-то обсуждали. Вдруг среди шума движения поезда в туннеле раздался голос:

– Здравствуйте, ребята!

Мы подняли головы. Перед нами в проходе вагона стоял наш бывший классный руководитель Юрий Иванович. Он сильно постарел, носил очки и седые усы, но это был именно он. Прилично одетый, и не походивший на тех нищих учителей, в которых превратились люди этой профессии в стране.

– Боже мой, Юрий Иванович! Это вы? – я подскочил с места, усаживая нашего учителя среди нас. – Вот это встреча!

– Здравствуйте, Юрий Иванович, – спокойно, но искренне радостно приветствовала его Аля, явно ожидая именно подобной встречи, недаром же она пропустила один поезд.

– Здравствуйте, – прощебетали наши дочки, вежливо приветствуя незнакомого человека.

Юрий Иванович широко улыбался, очень радуясь нашей встрече. От него пахло дорогим парфюмом и лёгким перегаром. Он был чуть-чуть подшофе, возвращаясь домой на метро, а не своём автомобиле.

– А я вас сразу узнал, как только вы вошли в вагон. Ребята, вы же вообще не изменились. А прошло уже лет пятнадцать с тех пор, как вы окончили школу. Это ваши милашки?

– Да, Вера и Надя.

– Какие красивые у вас дети, ну, кто бы сомневался. При такой-то маме и таком симпатичном папе. Молодцы! Со школьной скамьи сохранили чувства! Искренне завидую! – Юрий Иванович, сделав нам комплимент, обратился к нашим дочкам. – В школу ходите, девочки?

– Да, пойдём уже во второй класс! – звонко ответили близняшки.

– А учитесь-то, надеюсь, отлично? Ваши родители были отличниками.

– Да, четвёрок нет, – прозвенели наши дочки.

– Какие умнички, но я и не сомневаюсь. А ведь я приложил немного руку к тому, что ваши папа и мама поженились. Знаете об этом?

– Нет, – замотали головами девчушки.

– В пятом классе ваш папа уговорил меня посадить его за парту с вашей мамой. В вашу маму были влюблены все мальчишки, и только ваш папа сделал решительный шаг.

Мы разговорились. Оказывается Юрий Иванович был директором одной гимназии, в которой учились дети разных влиятельных людей. Видно было, что он очень любит детей, хотя собственных у него не было. Не сложилось в жизни. Узнав о наших денежных затруднениях, Юрий Иванович предложил мне работать в гимназии учителем математики и физики.

– Но, Юрий Иванович, у меня же нет профильного образования для работы учителем, – возразил я, когда мы уже вышли из метро на нашей станции.

Юрий Иванович вышел вместе с нами, весело сказав, что поймает тачку и доедет до дома.

– А ты думаешь, Саша, что сейчас все учителя, тем более в престижных гимназиях, учителя с дипломами? Они пришли за бабками, ведь там учатся дети властьимущих и бандитов. А у тебя золотая медаль, красный диплом, учёная степень – это дорогого стоит. Я замолвлю словечко за тебя перед нашим советом попечителей. Всё будет хорошо.

Хмель в голове нашего бывшего учителя вываливался на его язык накопившимся внутренним протестом против сложившегося устройства жизни. Однако он вынужден был подчиняться, если хотел жить хорошо. Он был совестливый человек, хоть и несколько слабый характером.

Наш бывший учитель предложил и моей жене работу у себя. Аля вежливо отказалась от такой возможности неплохо зарабатывать в частной модной гимназии, оставшись заниматься нашей научной темой в институте.

Так я устроился по совместительству в престижную гимназию преподавать физику и математику и, скрепя сердцем, наступая на собственную гордость, учил распальцованных детей богатеньких людей. Всё ради денег и возможности обеспечивать семью. Нам даже в голову не могло прийти, что можно попробовать использовать дар предвидения Алюши для заработка. Мы лишь однажды обмолвились об этом, сразу решив, что было бы не достойно так поступить. Мы не разу и не злоупотребили этим, хотя и соблазн, и возможности были.

Лишь один раз между мной и Юрием Ивановичем произошел разговор по душам. Он, также, будучи хорошо выпивший на каком-то вечере в гимназии, куда я вынужден был ходить, просил у меня прощения за ту историю с дракой. Видимо, это чувство вины не позволило ему тогда навестить меня в больнице.

– Саша, пойми меня, я не мог тогда пойти против указаний сверху. Ради всего святого, прости меня, я видел, как тебя избил этот подонок, и я оттащил его от тебя, но потом испугался связей его отца, – этот седой человек оправдывался передо мной, хоть я ни в чём его и никогда даже в глубине души не обвинял, – всю жизнь я исполняю волю этих мразей, зная, что так нельзя и неправильно, а всё равно делаю.

Он опрокинул ещё рюмку водки и зло стукнул пустой стекляшкой о стол.

– Ты хороший парень, Саша, оставайся таким и дальше. Не завись от этих упырей, ой, не стелись и не прогибайся перед ними! Затянет так, что сам станешь таким, как они!

Посмотрев на меня уже мутным взором, я заметил в его глазах крупные слёзы.

Аля продолжала работать в нашем институте вместе со мной, только я на полставки. Она начинала отбиваться от назойливых приставаний мужчин из нового руководства в моё отсутствие. Мало кто мог спокойно пройти мимо такой великолепной женщины, которой всегда являлась и является моя жена. Частенько я встревал в разборки с этими мужланами, защищая свою жену. В такие моменты я не думал о последствиях, я готов был зубами порвать каждого, кто покусится на часть жены. Люди быстро понимая, что я не шучу и могу совершить нечто, немного остывали, к тому же, Аля, используя свой дар, могла умело свести к минимуму всю напряженность, связанную с её внешностью. Как это у неё получилось, не знала даже она сама.

Вера и Надя ходили уже в пятый класс, естественно, как и моя Аля, влюбив в себя всех пацанов школы и класса. Но, как и их мама, не кичились своей отменной внешностью, а мирно и ровно общаясь со всеми. Как и Аля эти две одинаковые капельки нашего счастья учились отлично и были гордостью школы, но не были зазнайками.

Глава 6

Шёл последний урок математики в одиннадцатом классе гимназии, который я вёл одним зимним днём. Зазвенел звонок. Ребята рванули на выход из класса, даже не дослушав задание на дом. Я уже привык, что учёба для них не важна вообще, а время в гимназии они просто отбывали, словно наказание. В дверях возникла секретарша канцелярии, но не могла войти, сносимая потоком подростков, с шумом вылетающих из класса.

– Что случилось, Елизавета Николаевна, – я подошёл ближе к двери, стараясь голосом перекрыть безумный ор детей.

– Вас срочно к телефону, что-то с вашей женой.

Как ошпаренный я вылетел из класса быстрее ребят и бегом помчался вниз по лестнице, не обращая внимания на весёлые комментарии школьников по поводу несущего во весь опор учителя математики.

– Алло, я слушаю! – схватив трубку телефона в канцелярии, крикнул я с неистовым стуком сердца в груди.

– Здравствуйте. Александр Михайлович?

– Да, я! Что с Алей, то есть с Алевтиной Владимировной? Кто на связи?

– Дежурная больницы номер… Не беспокойтесь, пожалуйста, так, с вашей женой всё уже в порядке, просто лёгкие ушибы, хотя могло быть и хуже. Её сбила машина, когда она переходила дорогу с девочками…

– С дочками?! – я обомлел и до смерти испугался, потому что знал о желании Али сегодня в свой отгул встретить девчонок из школы и сходить с ними в музей.

– Ради бога, успокойтесь, Александр Михайлович, девочки рядом с мамой они вообще не пострадали, им ничего не угрожает, также как и Алевтине Владимировне.

– Ваш адрес? Я сейчас же выезжаю.

По пути в больницу в такси мне стало плохо, от резких переживаний начался приступ головной боли. Попросив таксиста притормозить у обочины, я сделал себе инъекцию тем самым лекарством, без которого никогда не выходил из дома. Таксист сказал, что мы и так едем в больницу, но я знал, что мне там не смогут помочь.

Всё же шатаясь от боли в голове, но стоя на ногах, я влетел в палату к Але. Там сидели девчонки и бросились меня обнимать. Я взглянул на мою Алю. Она лежала на койке с парой ссадин на лице и перевязанной рукой. Взглянув на меня, Аля тут же поняла, что со мной не так.

– Голова? – спросила она участливо

– Да, бог с ней, ты-то как? Что стряслось? – терпя безумную боль, спросил я.

– Папочка, не беспокойся, садись быстрее сюда, мы сейчас сбегаем за водой и позовём тебе врача, – наперебой трещали Вера и Надя.

– Спасибо, лапочки, не стоит, – ответил я, беря в руки руку своей жены, – расскажите же мне всё, не томите.

Теперь я сидел возле больничной койки и страшно переживал за свою Алю. Будто история повторилась, но повернувшись другой стороной. Я сделал себе вторую инъекцию лекарства и через два часа боль почти затихла. Оказывается, когда Аля с дочерями переходила улицу в положенном месте, из-за поворота выскочил автомобиль на бешенной скорости. Аля была увлечена оживлённой беседой с девочками, поэтому не смогла предвидеть этого. Лишь в последний момент, когда автомобиль мог насмерть сбить моих крошек, Аля успела оттолкнуть их обеих, но сама получила сильный удар по касательной. Автомобиль скрылся, даже не остановившись. Скорая приехала быстро, хотя травмы моей жены были на удивление не серьёзные. Тем не менее, её отвезли в больницу и провели на всякий случай обследование, рентген и всё такое.

Вечером, мы уехали домой, дав расписку об отказе оставаться в больнице. Перед этим молоденький дежурный врач сказал, что всё в порядке и что никаких серьёзных повреждений у Али нет. Однако у него появились какие-то вопросы, и он хочет обсудить это со мной наедине.

– Александр Михайлович, меня смутили снимки вашей жены, – тихо сказал мне врач.

– В каком смысле?

– Простите, но ваша жена очень красивая женщина, даже слишком, если так можно сказать, но я не об этом. Не подумайте ничего дурного, я врач, а не ловелас, – молодой специалист завёл меня в ординаторскую, запер за нами дверь и стал показывать мне рентгеновские снимки, – вы знакомы с анатомией, Александр Михайлович?

– В общих чертах да, а что?

– Ваша жена когда-нибудь обследовалась раньше?

– Насколько я знаю, нет, а знаю я её, слава богу, с шести лет.

– Завидую вам, но сейчас не об этом. Сколько шейных позвонков должно быть у человека? – он включил экран и поставил первый снимок.

– Семь, сколько же ещё, – без запинки ответил я.

– Правильно, а у вашей жены их девять, и они тоньше, вот, считайте сами.

Я дважды пересчитал, их действительно девять. Так вот причины изящества её шеи – дополнительные позвонки.

– Это возможная аномалия, такое ведь бывает.

– Бывает, но не девять. Это ещё не всё. Остальные позвонки в позвоночнике, – врач переставил другой снимок, – также тоньше и имеют излишки по количеству. Всего у вашей жены семь лишних позвонков на весь позвоночный столб и лишняя пара рёбер. Что с остальными костями я не знаю, мы сделали лишь снимки спины и шеи, учитывая характер травмы. Но и это ещё не всё. Контрастность костной ткани Алевтины Владимировны больше соответствуют какой-то керамике, нежели обычным костям. Это уникальный случай, и как его объяснить я даже ума не приложу. Родители вашей жены живы?

– Да, живы, обычные люди, я их хорошо знаю и очень давно, а что?

– А то, что и это ещё не всё, – глаза врача блестели, как у мальчишки в предвкушении великого открытия.

– Что ещё? – почувствовав неладное, спросил я.

– У вашей жены неопределённая группа крови.

– Это как?

– Её кровь соответствуют сразу всем четырём известным группам и двум резусам. Я лично всё несколько раз проверял. Похоже, что ей подходит абсолютно любая кровь, а её кровь – никому вообще.

– Но так же не бывает.

– Вот именно, не бывает, но это неопровержимый факт. Я хотел бы больше исследовать вашу жену, как материал для своей диссертации. Вы позволите? Это будет грандиозное открытие!

Догадавшись, наконец, куда клонит этот врач, я сам испугался того, что услышал и, сообразив, попытаться спустить всё на тормозах. Когда-то в роддоме с Алей произошло недоразумение, на которое никто тогда толком не обратил внимания, ведь радость от рождения детей у всех была неописуемая. Все уже и забыть забыли об этом мелком эпизоде. Пока Аля ходила в женскую консультацию, в которой вели её беременность, у неё в карточке значилось первая группа крови с положительным резусом. А при выписке из роддома в той графе значился знак вопроса. Врачи объяснили, что, мол, когда брали новые анализы, аппарат определения группы крови поломался и выдал ошибку. Теперь я вспомнил тот эпизод и, несмотря на продолжающуюся, но уже терпимую боль в голове, быстро придумал дальнейшую стратегию.

– Для меня это также неожиданно, как и для вас, но можно вас попросить пока оставить это в тайне. Я поговорю с женой, кто знает, может она и согласиться, – я пытался заговорить ему зубы, увидев, что этот новоиспечённый врач пока ещё не набрался жизненной пакости и действительно одержим наукой, – а пока можно мне забрать с собой эти снимки и историю болезни, я с вами обязательно свяжусь.

– Ой, вы знаете, – начал мяться врач, снимки в единственном экземпляре, да и отчётность у нас по плёнке существует.

Понимая к чему клонит этот начинающий прохиндей, я тут же с жаром выпалил:

– Даю вам все деньги, которые у меня с собой, вот берите, тут не мало, я только сегодня получил зарплату. Ещё отдаю вам мои фирменные часы, стоящие приличных денег, как бонус, чтобы вы потеряли историю болезни моей жены. Больница большая, затеряться документы ведь могут.

– Да вы поймите…

– Нет, это вы поймите, я сам учёный исследователь в области космоса, и уверяю вас, что научные круги во всех областях одинаковые. Такому молодому врачу не позволят сделать никакого нового открытия, пусть вы даже семи пядей во лбу и представите убедительнейшие доказательства. Вам просто загубят карьеру и только, отобрав у вас предмет исследования и все данные в угоду присвоения учёных степеней другим шишкам, но совсем не вам. Вы ничего не добьётесь, а так я вам предлагаю вполне конкретную выгоду за ваше молчание и за мелкую халатность, ведь вы очень утомились в вашу дежурную смену и потеряли историю болезни, снимки и образец крови.

Врач опешил, но, похоже было, что он вовсе не дурак и услышал мои доводы. Мы все вернулись домой, а в моём кармане не было зарплаты, а на моей руке часов. Мы ехали домой в такси. Аля с девочками, обнимающие её с обеих сторон, сидели на заднем сиденье, а я спереди, затылком чувствуя на себе взгляд своей жены. Конечно же, я намеривался рассказать ей всё дома, обдумывая, с чего начать. Я ещё ей ничего не сказал, вернувшись из ординаторской в палату со снимками и историей болезни. Не выдержав, я обернулся и увидел её настороженный взгляд, тот самый взгляд, от которого у меня бегали по спине мурашки.

– Как твоя голова, милый? Прости меня, что не была рядом и не смогла тебе помочь, – нежность её голоса заставила водителя вздрогнуть и на секунду обернуться.

Моя жена частенько производила на незнакомых людей ошеломляющее воздействие.

– Не стоит извиняться, дорогая, ты же не знала.

– Знала, – сказала она так тихо, что услышал только я.

– Голова в порядке уже, родная, не беспокойся, сейчас важнее ты.

– Зачем ты говоришь мне неправду? Я ведь всё вижу.

– Ну, хорошо, терпимо, не переживай, поболит и перестанет. Бог с ней. У тебя ничего не болит?

– Уже ничего. Ты всё забрал в больнице? – теперь её голос соответствовал взгляду, но не осуждал и не был раздражённым или злым. Таким тоном люди вообще не разговаривают.

– Всё, – тихо ответил я, внутренне понимая, о чём именно она меня спрашивает.

– Но у них ведь что-то осталось.

– Знаю, но доказательства основные вот здесь, – я потрогал сумку.

– А кровь?

Мне пора было уже привыкнуть к такой прозорливости жены, но каждый раз она меня поражала.

– Этот дежурный врач вряд ли даст делу ход, я ему популярно всё объяснил о том, что его ожидает, если он попробует.

– Много денег потратил?

– Все, – я отвечал честно, ведь скрывать от Али что-то бессмысленно, да я это никогда и делать-то не стремился.

– Значит, мы теперь на месяц без денег?

– И без часов, – показал я запястье левой руки.

– Считаешь, это того стоило?

– Думаю, да.

Уже дома я осмотрел Алю подробнее. Ссадины на её лице уже почти затянулись, синяки почти пропали, а рана на руке уже не нуждалась в повязке. Всё заживало очень быстро. На девочках не было ни царапины, но они очень беспокоились за маму, возбуждённо щебеча весь вечер.

Когда мы уложили спать Веруню и Надюшку, то продолжили наш начатый в такси разговор более обстоятельно. Я рассказал обо всей беседе с врачом и всё показал на снимках и в истории болезни.

– Родная моя, ты вообще что-нибудь понимаешь? Эти снимки объясняют твою природную гибкость, но возникает ещё больше вопросов.

– Нет, я ничего не понимаю совсем, – она была сбита с толку, – я что, ненормальная? Я мутант? Я урод?

Она смотрела на меня с испугом.

– Что ты такое говоришь? Этому должно быть объяснение, но если ты его не можешь дать, то я не хочу получить его от кого-то ещё. Пусть останется всё, как есть. Ты в любом случае для меня особенная, пусть ты будешь даже из какого-то другого мира, я не перестану тебя любить всей душой и сердцем. Ты же вся моя жизнь!

– Я тебя тоже очень люблю, поэтому давай попробуем забыть обо всём и уничтожим эти снимки и историю болезни.

– Согласен. Забыть-то вряд ли забудем, просто не будем акцентировать на этом внимание, а вот сжечь это, давай. Прямо сейчас.

Мы пошли на кухню и на газовой плите спалили аккуратно всё, а пепел спустили в унитаз. Надымили, конечно, но открытая форточка нас спасла. Уничтожив следы загадки внутреннего строения моей жены, мы вместе отправились в душ и спать, а на утро и следов от вчерашней травмы на теле Али не было совсем.