Текст книги "Как белый теплоход от пристани"

– Да потому, – ответила Ира, нападая, – что ты, кроме своих полуголодных аквариумных рыбок и собственных гормонов, больше никаких животных не видишь в упор! К тебе обращаться – только расстраиваться.

Я слишком люблю Ируньку, чтоб сказать ей, мол, это – неправда, что в упор я очень даже увижу всякую зверюгу – и большую, и малую. Даже блоху на её диване от подобранного котёнка. Но спорить не стал – иначе мы ввязались бы в перепалку и скатились бы до мелочных обвинений, типа «Ты мне испортил всю жизнь!». Близилась ночь. Или, как это обычно говорится в подобных случаях, – смеркалось… Честно сказать, вся эта затея с верховой ездой в столь позднее время была мне, культурно выражаясь, не очень по душе. Тем более что я был не ужинамши. Но я покорился и, ослабленный стрессом и девичьей слезой, смиренно позволил транспортировать себя вниз по Рязанскому проспекту до пункта назначения.

Мы вошли в полночь и робко попросили смотрящего (или как там он у них называется). Смотрящий, молодой человек с природной пушкинской завивкой волос, был склонен к дневному образу жизни – на зов откликнулся с плохо скрытом на заспанном лице раздражением. Мы робко попросили у него экипировку для выездки (или как там она у них называется) и с извинениями пожелали его кучерявой голове удобно пристроиться на подушке.

В стойлах перебирали ногами полусонные лошадки. Копытные недовольно фыркали и настороженно подносили к незнакомцу кожаные футляры морд. Катьку я до этого никогда не видел. Но, братцы, когда я увидел её, эту аристократку белой кости и белой масти, я умилился, сердцем – размяк, а душой – взбодрился. Во мне проснулись казаки по материнской линии. Зачарованный я видел себя чубастым молодцем, карьером летящим по степи в гудящей лаве. Над головой моей высекала из воздуха искры вострая шашка, на могучей груди, заполненной громовым «ура!», подпрыгивали и, стучась друг о друга, позвякивали в полном наборе Георгиевские кресты, а ноздри приятно щекотал дым сожжённого неприятельского лагеря. Я принял позу. В движения вошло раздолье и грозная решимость. Мне захотелось верхом.

Тем временем Ира живо обхаживала кобылу, подготовляя к выездке. С некоторых пор эта конюшня стала для Иры вторым (после театрального) домом. Кобыла ещё не прилежит к числу движимого имущества полячки, но знала её далеко не первый месяц и только с лучшей стороны, а потому спокойно отдаётся заботливым рукам своей хозяйки.

Извергов, которые тревожат бедное животное среди ночи по одной своей бабьей прихоти, кроме нас, больше не нашлось. Манеж был свободен и открывал широту для маневренной выездки. Утомив животное галопированием и мастерской вольтижировкой, взмыленная наездница Самусько, торжественно подвела Катьку ко мне и вместе с уздой, седлом, лукой и стременами отдала в пользование, словно вручила переходящую награду, сопроводив жест вызывающе сакраментальной фразой:

– Бери. С тобой женщина остынет.

Я не сробел – принял под уздцы. Полез, хотя страх опозориться сказывался даже в том, чтó и кáк я промямлил Ире в ответ.

Надо сказать, Катька – барышня с характером. Норовистая, немного капризулька – впрочем, какой и должна быть любая женщина, по-моему. С объятьями незнакомого мужчины долго не соглашалась. Перекатывая мускулатурой меж моих деревенеющих ног, выражала свой протест тотальным игнором корявых дилетантских команд. В итоге я запарился и запутался вконец, дёргая её направо вместо лева и наоборот. Пришлось заговорить с лошадью по-русски, матом, чтоб быть убедительней. Грубая сила голоса вынудила её признать моё превосходство, и с той минуты наш тандем стал подлинным украшением манежа: как трон, исполненная достоинства и грации блондинка, а поверх неё – Иван-дурак, на мгновение ставший царевичем, с напряжённой улыбкой, оживлённо переваливающийся с бока на бок при каждом движении женщины снизу. Куда там, думаю, карьером – шагом бы осилить…

И вот я сижу сейчас, быстрыми строчками заполняю собственную память, едва не пылаю лихорадочным жаром. Наверно, я заболел. Дело не в ноющих бёдрах и спине. Дело в движении естественном и в то же время аномальном, в двустороннем общении с умными глянцевыми глазами, сопереживающими, ведающими, кажется, самую потаённую твою тревогу. Дело в губах, что мягче материнской груди, и в том, как бережно эти лоскутки бархата снимают морковку с твоей ладони. Дело в бескорыстии, с которым лошадь отдаётся на волю слабому младшему брату – человеку.

Я даже не буду пытаться жить без этого теперь, когда о многом узнал из приглушённого рассказа копыт. В моих силах сделать это спутником жизни.

Семейный триллер. Продолжение

«Едва Он подошёл к входной двери и звякнул ключами, как дверь распахнулась, и его взору предстала шикарная белокурая женщина. Супруга стояла, опершись о косяк двери, нарочно дразнясь изгибами тела. Подняв соскользнувшую с плеча бретельку платья, Она улыбнулась ему и пригласила войти, слегка растягивая слова:

– Милости просим, барин. А мы уж вас заждались совсем.

– Ты прекрасно выглядишь. Чё это на ночь глядя?

«Барин» вошёл, и Она захлопнула дверь. А потом потянулась за его поцелуем, но вдруг отстранилась и произнесла:

– Проходите, барин, и всё сами узнаете.

В который уже раз Он отметил про себя её красоту, ум, характер, мастерство управлять отношениями. Было время, когда Он это бесконечно ценил, а сейчас… «Ну ладно – попробую ещё раз».

Свет в квартире был погашен, ориентиром служило лишь слабое мерцание из гостиной. Он причесался, вытер лицо и руки о влажную салфетку и пошёл на свет. Ожидание сюрприза расплылось в улыбке…»

6 апреля, 2003 год

В Ирке бродит молодость. Гуляет душа моя напропалую, а о Катьке вспоминает лишь для того, чтобы заботу о ней целиком и полностью взвалить на горб моей вдруг очнувшейся совести. Я её понимаю: в 21 меня тоже тяготила бы любая ответственность, и усыпанные стразами инстинкты меня тоже больше бы влекли в московские клубы, нежели в конюшню. Ну, ладно. Мне-то хорошо, мне-то – как бальзам на раны, а вот Катюха тоскует…

7 апреля (понедельник)

То ли родить от смеху, то ли умереть на месте!

Рассказываю.

«Дальновидное» начальство впервые на моей памяти поступило разумно: в попытке удержать ценного и перспективного сотрудника (то есть – меня) повысило ему (то есть – мне) зарплату. Такие же конвульсивные вздрагивания бывают у мозга, когда к нему перестаёт поступать кислород. Это зовётся агонией. Проблески гениальности при общем маразме. Вспышки энтузиазма на фоне делового упадничества.

Видимо, я настолько приучил их к собственному безволию, что решили, подкормившись, мне будет совестно обижать их своим заявлением. Им трудно понять, что мотив Поступка может лежать вообще вне финансовой неудовлетворённости (особенно в случае угрозы личностного распада). Что глаза человека могут открываться не только на ширину монеты, и что зубы могут щёлкать не только в унисон банкомату.

Кому-то длинный рубль напоминает спасительную соломинку, мне же больше – ксиву чекиста. Он лишает инициативы. Он разрушает бдительность и отравляет решимость. Он гад навязывает свою волю и вынуждает подписать гибельные для тебя бумаги. Ты становишься желеобразным, невнятным, похожим на образ совковой единицы. Замшелый, безликий и жалкий снова садишься спокойно наблюдать, как зеркальное отражение тебя гибнет в диссонансе среды и собственных возможностей.

Уберите прочь свои проклятые серебряники! В отличие от многих ваш рубль – пахнет! И не просто пахнет – он воняет. Воняет, смердит разложением личности. Он произрос на прахе погибших замыслов и шелестит могильным плачем деятельного ума. Ваш хлеб – заплесневел, ваше масло – прогоркло! Я ухожу не от трудностей. Трудностей я не боюсь – я желаю их! Я ухожу от правила Прокруста, где мерят под себя и под себя же режут!

Теперь, внимание: хотите – записывайте, хотите – запоминайте. Я дышу свободнее – и звучать буду ещё патетичней!

Прощай, о мой сосуд подавления! Я покидаю тебя налегке, как возмущённая пена покидает бутылку с шампанским вином! Я салютую и оставляю тебе всю твою дрожжевую затхлость! Пробку – долой, я – высвобождаюсь. И пусть удаляющийся стук моих уверенных шагов раздавит тебя в пыль, как фанфары марша победителя! А я прослежу, чтоб ни пылинка не зацепилась за подошвы моих сапог. Аминь.

Семейный триллер. Продолжение

«Войдя в комнату, Он сразу огляделся, как обычно делал в местах, куда попадал впервые. И хоть всё здесь ему было хорошо знакомо, Он не чувствовал себя дома. Всё было по-старому, но как-то иначе. Что-то мешало, давило, казалось необязательным или вовсе чужим. Быть может – жена, эта хранительница очага, гармонии и равновесия в доме? Нелепо было такое подумать – но он подумал. И встал в проходе, пока Она сама его не пригласила шутливо и нараспев:

– Ну что же вы, ба-арин? Так и будете в дверях-то стоя-ать?

Затем Она встала и включила музыку.

Он сразу приосанился, распрямился, выдвинулся вперёд и расположился за столом, который Она своими силёнками как-то передвинула на середину зала. Стол был украшен серебряными приборами скорее для красоты, потому что есть-то по сути было нечего, кроме одного-единственного блюда. Но этим блюдом был маринованная в белом вине рыба, названия которой он не знал. Рыба лежала в центре стола на широкой тарелке, дно которой было художественно устлано листьями салата. Кроме этого, на столе красовалась бутылка вызывающе дорогого белого вина, а по обеим сторонам от рыбы в струнку вытянулись две изящные свечки. Небогатое освещение от них плавно растекалось по комнате и, сглаживая все углы и неровности предметов, выставляло их в самом выгодном свете. А возле стола, на комоде, Он заметил книгу её любимых сказок Андерсена, как будто случайно забытую…»

13 апреля (воскресенье)

У моей Ируньки есть любимая подруга. Тоже – Ирунька (на самом деле – Ирэн, но кого этот пижонистый нюанс интересует!). И тоже актрисуля. Красивая, как чертовка, и недоступная, как миллион долларов. Премилое создание с тончайшими запястьями, разлётными бровями и кавказской фамилией, известной в народе вызывающе европейской наружностью её обладателей. Творчество Набокова и двойной эспрессо она глотает с одинаковым аппетитом постоянно растущего интеллекта.

Она меня робеет почему-то.

Не знаю, чем я мог её так напугать, но даже на провокационные расспросы сокурсниц обо мне она всегда отвечает только правду. Портит, словом, мою репутацию. Могла бы и соврать, между прочим. Но на вопрос «Харатьян, ты спишь с Самородским?» она несколько раз прерывисто выкрикивает «Нет!» и надувает пухлые губки, словно в обиде за то, что я их никогда не целовал.

Вдруг позавчера она изловила меня в эфире ночной столицы. За вечер разработала агрессивный макияж и к полуночи скрыла под ним все комплексы и страхи. А также ум, здоровье и маломальский жизненный опыт. В общем, начисто утратила собственную личность и портретное сходство с паспортом. И обновлённая встретила новую ночь с волевой упорностью амазонки.

Чертовка знала, где меня искать. Поэтому сразу пошла по дешёвым кабакам. Есть на Китай-городе одно заведеньице, где стеллажи уставлены книгами. Предполагается, что и чужой водкой и чужими мыслями из борзописного ширпотреба здесь следует упиваться одновременно. Мы с Женькой любили его, хоть при этом тусклом и затабаченном свете так и не смогли прочесть ни строчки.

Позавчера мне не пилось. Мой стакан упал, и у меня даже ничего не ёкнуло, когда пиво бросилось на свободу через его стеклянные стены. Харатьян нашла меня, когда я сидел за столом и мутно смотрел, как хмель утекает в трещину стола, точно годы молодые. Она подсела, не поздоровавшись, и нагло спросила:

– Ну что – много прочёл?

– Неа, – помотал я головой.

– А что так?

– Если я начну интересоваться тем, что думают и пишут идиоты, у меня не останется времени на мысли умных людей.99
  Оригинальная цитата Эрика-Эммануила Шмита. (А. С.)


[Закрыть]

– Жаль. А то я вот тоже зашла книжоночку на ночь полистать.

– Романчик с неприличным названьем?1010
  Оригинальная цитата Владимира Высоцкого. (А. С.)


[Закрыть]

Эта ассоциация мне показалась смешной, и Ира увидела в ней знак для несдержанных действий.

– Мой неприличный романчик – это ты, Самородский, – сказала она, и провокация искрой пробежала по её зачернённым ресницам. Я приоткрыл было рот для внеочередной сальности, на которые так горазд, но в самый последний момент вспомнил, что нахожусь на пути к исправлению.

– Забудь, обо мне, уважаемый читатель, – из меня все страницы теперь вырваны.

– А я, может быть, юный книголюб! – продолжила она. – Я проглажу тебя горячим утюжком и вклею все твои недостающие листочки.

Тут она взяла меня за руку, вывела под свет уличного фонаря и, преломлённая в талии, выставила передо мной своё аппетитное бесстыдство, как бы вопрошая:

– Ну, что скажешь?

– Ты, как Масленица.

– В смысле?

– Столько же теста, жареного на масле, – пояснил я.

– Ты что – дурак, Самородский?

Её реснички задрожали, подбородочек затрясся, каблучки начали оступаться и проваливаться в щели брусчатки. Ну, что мне оставалось делать? К тому же она была так красива…

– Я у тебя первый, конечно? – подмигнул я, когда мы снова вышли под свет московских фонарей.

– Ну, – чирикнула она, намотав бронзовый локон на указательный пальчик, – если не считать предыдущих, то – да, первый.

Она порхнула ресницами и сгинула в тумане предрассветного утра.

Я же остался стоять на китай-городском пустыре, растворяясь в ультрамариновых парах своего сексуального экспромта. Повернулся лицом к витрине, где, как в зеркале, без всякой лести отразилась моя изломанная беспутством фигура, и подумал: «Наверно, она так передо мной извинилась. За весь тот священный позор, которому прилюдно меня много раз подвергала. А я, стало быть, её извинил. И что ж теперь? Друзья?..»

Семейный триллер. Продолжение

«Ах, как Она была соблазнительна в отблеске этих свечей! Тени от ресниц ложились на щёчки глубоко и ровно, глаза укрупнились и потемнели и стали похожи на две океанские впадины с несметными сокровищами затонувших кораблей в их недрах. Малейшее движение было преисполнено кошачьей грации и изящества. Бретелька то и дело соскакивала с её хрупкого плеча, а в глазах и на губах играла роковая томность, уверенно сочетаясь с вороватой застенчивостью.

– Ты прекрасна, – выдавил Он из себя комплимент и, смилостивившись, добавил: – Я восхищён.

– Спасибо, любимый, это всё для тебя. Разреши, я за тобой поухаживаю.

Она распределила по тарелкам самые красивые куски рыбы, а Он налил в бокалы вино и ласково в пространство произнёс:

– За тебя, красавица.

– За нас, – подхватила Она, протягивая бокал для соприкосновенья. Он сделал вид, что не заметил этого движения и выпил свою порцию без промедления, залпом.

– Я очень люблю тебя, – проговорила Она и в свою очередь опустошила бокал.

– Я тоже, – отозвался Он, не уточняя, однако, кого именно.

С первой же вилки Он признался:

– Боже, как вкусно! Изумительно вкусно! Почему ты раньше не готовила ничего подобного?

– Потому, что раньше ты не давал мне для этого повода, – попыталась пошутить Она. Шутка не показалась смешной. Во всяком случае Он над ней не посмеялся. И даже бровью не повёл, будто не понял, о чём речь.

Спустя полтарелки и два бокала волнение испарилось, уступив место самоуверенной расслабленности. Отрывочные фразы преобразовались в добрую беседу, не отвлекавшуюся более на тосты. Прошло ещё немного времени, и из собеседника Он превратился в пассивного слушателя. Она всё лепетала и лепетала что-то про любовь, про радости семейного бытия, а Он её не слушал. Он смотрел на волосы, лицо, плечи, руки, пальцы, заглядывал в декольте и любовался, потягивая вино. Вскоре её черты поплыли. Он всматривался в них, напрягая уставшие глаза, и от напряжения заметил в них образ Бонни…»

14 апреля (понедельник)

Прекрасным апрельским днём старые друзья-приятели наконец-то высвободились из праздничных пут городской холостяцкой жизни и собрались вместе. Четвертью века проверенную компанию составили нордический красавец и циник журналист Толоконников, южнославянский «томагавк войны» Максим, пухленький боровичок Андрейка и я, ведущий неказистые эти строки.

Очередной провал Андрейкой кандидатского минимума, ясное дело, не мог не послужить поводом для мальчишника, хотя друг друга мы убедили, что собрались просто посмотреть футбол. И пообщаться.

– Ну? Чё молчим-то? Может, поговорим? – предложил Макс, спустя сорок минут.

«Спартак» играл вяло, пиво быстро иссякло, и, мучаясь, как изжогой, игрой любимой команды, мы переглянулись.

– О чём? – зевнул Серёга во всю пасть «акулы пера».

– Ну понятное дело, что не о «Спартаке» вашем, – хмыкнул Максим, с малолетства отдавший свою совесть аббревиатуре «цска», давно утратившей былые значение и смысл.

– А о чём тогда?

– О футболе.

– Это о Марадоне, что ль, твоём любимом? Я уже и так татуху «d10s»1111
  Сочетание букв и цифр, ставшее нарицательным по всему миру. В нём обыгрывается №10, под которым играл Диего Марадона, и слово «dios» – бог, в переводе с испанского. (С. О.)


[Закрыть] набил под влинянием твоих пламенных речей. Мы все уже признали его лучшим футболистом мира, успокойся.

– Кстати о мире. Граждане с чувством ответственности здесь присутствуют? – выступил я, подгоняя в бокале язычком остатки пивной пены.

– Тамбовский волк тебе гражданин, – икнул Серёга.

– А что, Самородскай, – заинтересовался Андрейка, – есть сомнения?

С недавних пор теле– и радионовости, как рот мальчиша-плохиша1212
  Персонаж сказки «Мальчиш-Кибальчиш» А. Гайдара. (С. О.)


[Закрыть], заполнились единственной документалистской сладостью, которая не то чтобы сильно меня волновала, но дискуссию обещала интересную.

– Друзья мои, – начал я, – англо-американцы вторглись в Ирак. Прошло уже столько времени, а мы – ни в одном глазу. То есть – ни ухом, ни рылом. Как-то неприлично продолжать обходить эту тему стороной, я считаю, тем более что Марадону мы уже обсудили вдоль и поперёк всех полосок на его аргентинской майке.

Собутыльники дружно закивали.

– По моему скромному мнению, – продолжал я, – Россия от этого только выиграет. Свою точку зрения готов обосновать на шпагах. Но для начала хотелось бы услышать ваши мысли, господа. Прошу вас – высказывайтесь. Но по одному, ибо – регламент.

Умами собутыльников Мысль – и родился Спор. Жаркий и беспощадный. Мужской. Это когда кулаками по столу, пятками в грудь, и чтобы никаких баб.

Первым взял слово наш политолог Андрейка.

– Господин Самородскай, – сказал он и грохнул опустевшим бокалом о стол, – совершенно не понимаю, чтó Россия может выиграть от войны, сска, в Ираке. Многолетние советско-российские инвестиции в нефтяную промышленность этой страны пошли прахом. По окончании войны эРэФ в числе делящих нефтяной «пирог» не окажется. Может, корочку подгоревшую кинут в виде всемилостивейшего, сска, допуска наших геологов и инженеров на их предприятия. – Он облокотился о колено, чуть подался вперёд, указательным пальчиком ткнул в пространство и заговорщицки проговорил мне в розовое лицо: – Саддам Хусейн, конечно, нехороший политический деятель. А как человек – возможно, ещё хуже. Но это личное, сска, дело иракского народа! Вот если бы в Ираке была гражданская война, и были бы официальные просьбы о помощи через ООН – вот тогда другое дело. А сейчас, сука, – агрессия в чистом виде в погоне за контролем над нефтеносным районом.

Слушать политическую мысль Андрейки – это всегда сплошное, сска, удовольствие. Однако на вопрос мой он всё же не ответил. Или не успел ответить – встрял боевитый Максим.

– Теперь ясно видно, – разверз он уста в праведном обличении, – что хвалёные профессионалы Пендосии и воевать-то толком не могут! И если им в голой пустыне люлякей дают, то что было бы в нáших полесьях! А если б эти сволочи вошли в Косово!.. С нетерпением жду случая, – раздухарился он, – как-нибудь… Миккимаусы вонючие! Отомстить им за казаков Лиенца!

– Многоуважаемый господин Самородскай, – сказал Андрейка, выдвинув под столом свои полные ножки, – редкий случай, когда могу целиком согласиться с господином Зениным.

– Ну, – отозвался я, – предположим, что и я согласен с «господином Зениным». Речь-то не об этом.

По-моему, в этот момент «Спартаку» красиво занесли в самую «девятку».

– Господин Толоконников, – поинтересовался Максим, – а вы-то согласны с господином Зениным?

Серёга вальяжно поднял веки, скосил глаз и начал:

– Тамбовский волк тебе господин. Я был против войны ещё до её начала. – Сердца наши едва не зашлись: каким-то чудом вратарь отвёл новую угрозу от спартаковских ворот. – Так вот. Я был против начала войны в том её виде, в котором она предполагалась и, собственно, зачиналась: с пох..истистикой на мировое общественное мнение. Но уж коль она началась, то я поддерживаю америкосов так же, как я сопляком поддерживал советских солдат в Афгане. Не берусь предполагать, кто из этого выиграет и сколько, но считаю, что с террором разговаривать может только сильный и только с позиции силы. Обороняться от него только нападением. Нефть или не нефть – для меня как для простого жителя планеты это вопрос вторичный уже. Пусть мировые корпорации там сами потом разбираются – мне параллельно, у кого из них бензин покупать. А вот шествие исламизма по миру меня тревожит. Неспокойно как-то за близких и самому ещё хотелось бы при конституции пожить, а не под законом шариата. Поэтому давить эту гадину! Хоть с ООН, хоть без. И в её же логове.

– Вот-вот, – поддакнул я.

– Многоуважаемый господин Толоконников! – в очередной раз взял слово Андрейка так, что от негодования взметнулся к потолку его всегда послушный чёрный хохолок. – Я категорически отказываюсь понимать, кáк можно поддерживать захватчиков!..

– Как? – ухмыльнулся Максим. – Под белы рученьки!

– Зенин! – взвизгнул Андрейка, и на могучем пузе его отлетела пуговица. – Щас, сска, вылетишь отсюда! – Максим снисходительно промолчал, Андрейка же вновь овладел всеобщим вниманием. – Кáк можно поддерживать захватчиков, самым беззастенчивым образом нарушивших все возможные законы международного публичного права? Практически уничтоживших данную отрасль права! К чёрту Хусейна – не о нём, сска, речь! – «Спартаку» заколошматили ещё «баночку», а Андрейка явно казался увлечённым проблематикой беседы. – Давно в мире не было столь откровенной, ничем неприкрытой агрессии против другого государства, со столь откровенными колониальными целями! Или что – вы настолько, сска, наивны, что порошочек в пробирке, которой Пауэлл1313
  Колин Пауэлл, государственный секретарь США 2001—2005 гг. (С. О.)


[Закрыть] потряхивал на совбезе ООН, приняли за оружие массового уничтожения и поверили, что Вашингтону есть дело до тех, кого им будут массово уничтожать?! Нефть, нефть и дестабилизация региона у российских границ, – Алчущий понимания он простёр к нам руки, точно проповедник, – вот, что я хочу донести до вас, смертные!

В этот момент прозвучал свисток, возвестивший об окончании первого тайма, и команды с разными чувствами отправились по раздевалкам на аудиенцию с тренерами. Максим оперативно собрал со всех деньги и начал собираться в магазин, я же отдался раздолью мысли.

– Друзья мои, – говорю, – я не совсем об этом. Прав ли папаша Джо или нет – можно спорить долго, и консенсус на эту тему мы выработаем вряд ли. Я спросил, – говорю, – о выгодах и роли России в этой войне. В любом случае «священная наша держава»1414
  Слова из государственного гимна РФ. (А. С.)


[Закрыть] выигрывает политически, что гораздо важнее, и вы с этим согласитесь, сиюминутных экономических выгод. Смотрите сами. – Я хрустнул остатками вяленой рыбёшки и, поводя в воздухе пятернёй, стал гипотетически предполагать: – Вариант первый: США доводят своё дело до победного – тогда система международного права окончательно посрамлена и вые..ана. ООН остаётся в дураках, и наступает глубочайшая конфронтация между цивилизованным миром и интересами Штатов, их политикой навязывать этому самому миру свою первостепенную волю. Внимание! Все чаяния и взоры молебные на кого падут? Ну не на Китай же. Правильно – на Россию на матушку, единственную, кто способен противопоставить США хоть что-то внятное. Вариант второй: Буш увязнет в арабии, как муха в говне, либо во время войны, либо в её последствиях. Здесь мама-рашша выходит на арену мировой политики, гордо воздев подбородок, как владелица самого громкого голоса против войны. Мол, мы говорили, мы протестовали, мы предвидели заранее и предупреждали, а нас никто не слушал. Естественно, что в данной ситуации к её мнению тогда не смогут не прислушаться, в то время, как авторитет США начнут стремительно упадёт. В общем, в интересное время живём, граждане, – что-то да будет.

У неутомимого политолога Андрейки, как всегда нашлись возражения. Сию же минуту.

– Многоуважаемый господин Самородскай, гладко было на бумаге, да забыли про овраги. Ты упустил ещё один вариант, сука, развития событий, – не без самодовольствия сказал он. – Америка выигрывает войну и делит Ирак с Англией. Так как вся система международного права вместе с ООН, как ты совершенно верно заметил, посрамлена и вые..ана, вслед за Ираком оккупируются другие, не менее лакомые страны нефтеносного Ближнего Востока и мира. Венесуэла, например. Часть из них не станет сопротивляться и подвергнется «мягкой» колонизации. Часть будет захвачена, сска, вооружённой рукой. Перед Евросоюзом встанет вопрос ребром: либо мы такие честные и справедливые и в разделе не участвуем, либо – «господин барон, присоединяйтесь». Но – раз пошла такая пьянка – режь последний огурец! Евросоюз, подсчитав в уме прибыль и убытки, на этот раз к агрессии присоединится… Кстати, а рыбка ещё осталась? Серёнь, подай кусочек. Спасибо… Так вот. – За мыслью он следил строго – цепь последовательностей никогда от него не ускользала. – Китай, сокрушённо кивая головой, под шумок прихватит какое-нибудь из сопредельных государств. Мир, сска, будет поделен, и Россия в этом дележе участия не примет, так как реальных сил у неё для этого просто-напросто нет. Одни понты, которых хватит, разве что, на новый состав команды «Зенит». В результате захвата основных нефтяных месторождений цены на чёрное, сска, золото резко упадут, а это чревато для России экономическим крахом. Как естественная реакция на территориальные захваты и передел мира, прибавят в весе национально-освободительные движения радикального фундаменталистского толка, а также крайне, сска, левых и крайне, сска, правых течений в Ливии, Сирии, Египте. И вот тут-то, сука, начнётся самое, как ты сказал, интересное… Надеюсь, – заключил Андрейка, обсасывая хвостик, – что этого всё же удастся избежать.

Вслед за Андрейкой свой вариант сценария не замедлил предложить ещё один бог-аналитик – Толоконников.

– Кстати, – встрял Серёга, – если ООН и осрамится, то в лицах оонистов не произойдёт ровным счётом никаких изменений. Там такие одарённые артисты сидят, что состроить рожицу а-ля «янеприделах» им не составит усилий (как это, замечу, было уже неоднократно). И «работа» продолжится в привычном режиме: недееспособная ООН убедительно настаивает, что-де по-прежнему вершит судьбы народов, а НАТО, убеждённо с этим соглашаясь, беспрепятственно ведёт свои творческие поиски оружия массового уничтожения дальше, заглядывая всё глубже и глубже в нефтяные скважины. Все – счастливы, все – при деле, Россия – одна со своим не пришитым к манде «гласом вопиющего в пустыне».

– Вот именно, – поддакнул Андрейка. – Так что, какие тут выгоды?

Политический спор, как и бывает в подобных случаях, почти полностью подчинился инициативе Андрейки. Тем не менее, под языком у меня ещё нашлась парочка аргументов.

– Какую печальную картину вы нарисовали, братцы, – отреагировал я. – Как и вы, как и большинство, надеюсь, разумных людей, полагаю, что подобное всё-таки не произойдёт. И не произойдёт это по той причине, что вы сильно преувеличиваете военные способности США.

– Я не преувеличил – не умеют они воевать, – вклинился Макс, ни дня не прослуживший в армии, и выскочил за дверь.

– Ну не совсем же полные идиоты там, в Вашингтоне, сидят! Они ж академиев наканчали и должны понимать, что время римов и рейхов прошло и удержать в своей деснице полмира уже не выйдет. Джин из бутылки выпущен, и теперь такая катавасия пойдёт – не до нефти им будет (и, между прочим, на очереди стояли не нефтеносные страны, а Северная Корея, если мне память не изменяет), дай бог самой Америке не развали: Техас, Калифорния… Ещё три-четыре таких года, и силы экономики этой страны будут истощены. Они и так при Буше в долгах по самую Миссисипи, а военные походы по Востоку и вовсе выжимают из них последнюю кока-колу. И предложенный тобой, – с вызовом взглянул я на Андрейку, – вариант развития цивилизации больше на страшную сказку похож: ведь сказано же в пророчествах, что перед концом будет рассвет России, и золотой православный крест ещё воссияет над куполом Святой Софии в Царьграде. Так что флаг – нáм в руки, священный, трёхцветный!

Ах, как я пожалел, что в эту минуту рядом не оказалось Максима – уж он бы ухватился за фразу! уж разошёлся бы ученик Ильи Муромца!.. Андрейка же так возмутился и, возмутившись, так напрягся, что потные градины повисли даже на мочках ушей.

– Многоуважаемый господин Самородскай! Саша, – схватился он за голову, – что ты несёшь?! Что ты, сска, мелешь?! Ты что, к бабкам ходил? Какие нахрен пророчества? Какая, к едрене матери, сска, Северная Корея?! Перекрестись, брат! Я тебя уверяю, что при всех реверансах Кондолизы1515
  Кондолиза Райс, государственный секретарь США 2005—2009 гг. (С. О.)


[Закрыть] в сторону Ким Чен Ира, следующей в очереди будет не она по трём причинам. Причина первая. – Андрейка принялся загибать пухленькие пальчики. Предваряя первую причину, загнул почему-то сразу два. – Наплевать им на отсутствие или наличие там демократии. Их интересуют деньги и только деньги, которые они там смогут сделать. В Корее, – говорит, – нет ничего такого, за что не жалко было бы гробить солдат и губить дорогую технику. Причина вторая. – Мыслящий Андрейка промокнул салфеткой увлажнившийся лобик. – То, что у Саддама нет оружия массового уничтожения, доказала комиссия ООН, после чего успокоенные америкосы туда и полезли. А у Северной Кореи вполне может оказаться что-то весьма, сска, серьёзное. Где гарантии, что из десяти баллистических ракет хотя бы одна не долетит? А этого будет вполне достаточно. Или есть сомнения, что тамошний режим засмущается перед мировым сообществом шарахнуть в ответ на агрессию? – Андрейка поддерживал мысль целостно и широко: пораскидал вокруг себя рыбьих очисток, Серёгу дважды задел размашистым вспомогательным жестом. – И наконец – третья. Если даже у Северной Кореи ничего опасного и нет, то несомненно, что там есть джунгли, к которым американцы с некоторых пор стойкое отвращение имеют. Там есть самая, сска, многочисленная в мире армия, а также агрессивно-фанатичное население, истинное настроение которого никому неизвестно и которое не возьмёшь измором: они и так уже сколько лет, сска, голодают в отличие от избалованных нефтедолларами иракцев – привыкшие. Я полагаю, – подытожил он, – можно сделать вывод: если агрессия против Северной Кореи и будет, то не в ближайшем будущем. Хотя, может, я и ошибаюсь. Что вряд ли. Но – время покажет.