Текст книги "Красная роза. Документальная повесть"

– Что будем делать, товарищи колхозники? – спросил председатель. – Передадим дело в органы или будем судить общественным судом?

– Сами будем судить! Общественным судом! – загалдело собрание.

Слезы брызнули из глаз провинившегося мужика. Как он благодарил односельчан, клялся искупить вину. Следователь, отобедав с колхозниками, испив чарку самогону, уехал в район. Мужику объявили общественное порицание.

Как-то осенью 1938 года районный уполномоченный с целью перевыполнения плана сдачи зерна государству потребовал от председателя сдать, кроме всего прочего, общественный семенной фонд.

Данила Сергеевич запер амбар, отдал ключи однорукому сторожу и отправил его на дальнее поле, чтоб долго искать. Уполномоченному же было сказано: «Амбар закрыт, ключей нет, открыть не могу. Хочешь, сам ломай замок и сам вывози зерно. Помощников тебе в этом деле здесь нет».

Ломать амбар колхоза – уголовное преступление. Уполномоченный уехал ни с чем.

А соседние колхозы дрогнули, сдали семенной фонд. В районе им обещали привезти зерно – весной, к началу посевной.

Наступила весна. И ведь привезли! Берите! На станции в Измалково вагоны с отборным зерном стоят. Да вот ведь беда. Зима выдалась снежная. Весна выдалась дружная. Ручьи и реки вздулись, мосты посносило, дороги развезло. Каждый овраг – неодолимая преграда. Как зерно со станции развозить по колхозам? А ведь весной каждый день дорог.

Как же пригодился семенной фонд, сохраненный председателем (пришлось, конечно, делиться с нерадивыми соседями).

Каждую ночь зимой и летом Данила Сергеевич вставал в два часа. Он одевался, выходил из дома и шел осматривать колхозное хозяйство. Заходил на конюшню, в коровник, проверял амбары, сеновалы, перекидывался парой слов со сторожем, с конюхом. Часам к четырем он возвращался домой, садился за стол, наливал себе стопку самогонки, кружку кваса, разрезал луковицу, солил горбушку. Не спеша выпивал, закуривал (у него был свой самосад) и что-то писал в толстую тетрадь (многолетние систематические записи с наблюдениями за особенностями погоды, состоянием почвы, урожайностью различных культур и прочее впоследствии бесследно исчезли в государственных архивах). В пять часов председатель ложился спать, а в семь часов уже вставал и шел на работу.

Кроме своих председательских дел, он никогда не считал для себя зазорным работать в поле наравне с рядовыми колхозниками.

В 1934 году в село провели радио. Большой черный рупор был вывешен над крыльцом сельсовета. Когда передавали концерты, песни, музыку – собирались слушать всем селом. В годы войны собирались слушать сводки Совинформбюро.

В этот же год впервые в село на телеге привезли кинопередвижку. Собирались люди со всех окрестных деревень. Фильм показывали на сельской площади после заката солнца на специальном белом экране. Аппарат работал от громко трещащего и дымящего бензинового движка. Титры читали вслух. Оплачивался сеанс из общественной кассы колхоза – 40 рублей. За лето кинопередвижка приезжала три-четыре раза. Много фильмов было немых. Первыми привезенными в село звуковыми фильмами были «Трактористы» и «Мы из Кронштадта».

Электричество же в село провели только в 1950 году.

К 1939 году колхоз стал крупным богатым хозяйством. Пятьсот гектар пахотной земли. Три американских трактора «Фордзон». Приобрели грузовик ГАЗ-АА – «полуторку». Закупили племенных производителей (быка и кабана), обновили сельхозинвентарь. Колхозники приоделись, отъелись. Зажили.

Урожая 1939 года хватило сельчанам почти до конца войны. Весной 1945 года уже остро ощущалась нехватка хлеба. В 1946—1948 годах, вплоть до урожая 1949 года, был настоящий лютый голод. Люди умирали.

В 1941 году, 22 июня, началась Великая Отечественная война.

Данилу Сергеевича в армию не взяли по возрасту (56 лет).

В ноябре 1941 года, в связи с приближением фронта, Измалковским райкомом партии был создан партизанский отряд. Дом Данилы Сергеевича был назначен «явочной квартирой», сам же он оставался членом подпольного райкома партии.

Немцы пришли в село Преображенье 20 ноября 1941 года и были выбиты кавалерийскими частями Красной армии 5 декабря 1941 года. За это время (15 дней) ни партизанский отряд, ни подпольный райком не успели провести каких-либо акций в отношении оккупантов.

Деревня и колхоз в целом от немцев почти не пострадали. Конечно, немцы забрали всю скотину (коров, овец, свиней), переловили всю птицу (кур, гусей, уток, индюшек), вывезли всю муку и зерно из амбаров (что нашли, конечно, хотя особо и не искали – «кое-что» осталось). Но ни одного дома не сожгли, мельницу сохранили, сельхозинвентарь не тронули. Ни одного человека не расстреляли, не повесили, не арестовали и не угнали. Боя в деревне тоже не было. Наши ушли без боя, и немцы ушли без боя.

После ухода немцев и восстановления советской власти селяне наловили по лесам и оврагам отбившихся бесхозных лошадей (и наши бросали, и немцы), прикупили в нетронутых фашистами районах кое-какую скотину, отрыли спрятанное в схоронах зерно и понемногу начали жить.

Военная зима 1941—1942 года выдалась морозная, вьюжная. В окрестных оврагах появились волки. От голода да холода они осмелели. По ночам и даже по вечерам их вой был слышен в деревнях. Собаки скулили и прятались. По утрам на заснеженных во дворах и сельских улицах – свежие волчьи следы.

Однажды вьюжным зимним вечером Данила Сергеевич вышел во двор, в руках были вилы (шел в коровник – сена скотине дать). Через пару шагов завернул за угол дома. Прямо в лицо – оскаленная пасть, распластавшееся в прыжке сильное звериное тело. Волк! Машинально, на уровне подсознания присел, расставил ноги, выставил вилы (все в долю секунды, одним движением). Всей своей лютой злобой, всем своим бешеным порывом зверь напоролся на стальные зубья. Как сноп сена председатель поднял замершего волка над собой и уже бездыханного отбросил в сторону.

Вернулся домой на ослабевших ногах. Не раздеваясь, сел, дрожащими руками свернул самокрутку. Закурил. «Там волк», – только и сказал он.

Потом вдвоем с сыном Александром затащили тушу в сени – шкуру снимать. В том волке было около ста килограммов веса.

Летом 1943 года, в преддверии Курской битвы, командованием Красной армии было принято решение об эвакуации предприятий и населения прифронтовой полосы. Передовая находилась тогда всего в сорока километрах от Преображенья.

Колхозники переделали свои телеги в кибитки (поставили дуги и обтянули их мешковиной), погрузили нехитрый домашний скарб, привязали к телегам коров и длинным обозом двинулись на восток, прочь от войны. Бросили дома, сельхозинвентарь, запасы зерна. Перебили птицу да закоптили в дорогу все, что успели. Всего ведь с собой в кибитке не увезешь. Место для жительства им было определено в одном из колхозов дальней Рязанской области.

Долго и медленно шел обоз. Ломались колеса и оси на телегах. Лошади теряли подковы, хромали. Маленькие дети плакали. Дней через двадцать беженцы прибыли на место. Остановились табором на лесной опушке возле какого-то ручья. Здесь их ждала радостная весть. Советские войска на Курской дуге перешли в контрнаступление. Фронт покатился на запад. Уныние сменилось радостью. Колхозники передохнули, починились и уже знакомой дорогой бодро тронулись обратно домой. Кратковременная эвакуация закончилась.

Военное горе-лихо не минуло сельчан. Из ушедших на фронт более семидесяти здоровых сильных мужчин, вернулись живыми всего лишь семеро – израненные, покалеченные, обожженные, контуженные.

Данила Сергеевич Парахин – крестьянин, солдат, большевик, коммунар, русский мужик – умер в январе 1947 года от физического истощения (от голода). Не уберегся – простудился, а выздороветь сил не хватило. Зима выдалась снежная, сельское кладбище замело сугробами. Весна же выдалась дружная, половодьем смыло все кресты, сровняло все холмики. Там он и покоится по сей день. Русский человек в русской земле.

Всего в семье у Данилы Сергеевича родилось четырнадцать душ детей, девять из них умерли в младенчестве, а пятеро выросли и прожили свою непростую жизнь.

Сыновья: Ефим, Николай и Александр.

Дочери: Мария и Зинаида.

Екатерина Андреевна Парахина (в девичестве Шеховцова) – жена Данилы Сергеевича Парахина. К слову сказать, большая часть крестьян села Успенье носила фамилии Парахиных или Шеховцовых.

Родилась Екатерина в 1886 году в селе Успенье Орловской губернии. Школьного образования не получила, малограмотна. Работала на земле, в доме, по хозяйству.

В 1905 году Екатерина Андреевна году вышла замуж за Данилу Сергеевича Парахина.

В 1906 году проводила мужа на воинскую трехгодичную царскую службу.

В 1914 году проводила мужа на германский фронт.

В 1918 году проводила мужа в Красную армию.

В 1919 году вместе с мужем вступила в красную крестьянскую коммуну.

Работала. Растила детей. В селе, в коммуне, в колхозе Екатерина Андреевна считалась непревзойденной мастерицей-стряпухой в приготовлении еды (щи, каши, окрошки, квашения, соленья), а главное – в выпечке мягкого душистого хлеба.

Готовить обеды для полевых бригад трактористы-механизаторы просили только ее. Если готовил кто-то другой – мужики, бывало, отказывались от еды.

В селе ее любили за скромный и тихий характер, за отзывчивость, за чистоплотность и опрятность, за трудолюбие и доброту. Огород, скотина, двор, дом – всегда у нее ухожены, всегда в порядке.

С началом войны, когда мужики поуходили на фронт, Екатерина, как и все женщины, работала в колхозе и за себя, и за них.

Осенью 1942 года вместе с женщинами – бойцами банно-прачечного отряда – солила для Красной армии на зиму капусту, огурцы, грибы, солонину. Отряд был укомплектован калмычками по национальности – к соленьям не привычным. Екатерина добродушно помогала девушкам во всем, а чему могла – научила их на будущее.

В зиму 1942—1943 года частенько наезжал с фронта в село старший лейтенант интендантской службы, а с ним пара-тройка бойцов. Был «старшой» маленького роста, но с пышными усами. Звали его промеж себя «Шурупчиком». Нагрянет, бывало, к ночи в пробитой снегом шинели. Вытащит на стол фляжку со спиртом да пару банок американской тушенки, да хлеба казенного буханку. Тишком пристроит пару пачек махорки хозяину дома да пару кусков банного мыла хозяйке. Да шуточки-прибауточки. А нужно-то было всего-навсего служивому – за ночь вне очереди перемолоть на колхозной мельнице привезенное с собой зерно, чтобы к утру отправиться с мукой в сторону фронта. Ну конечно же, все делали для служивого. Как тут не использовать служебное положение мужа, председателя колхоза. А пока мельница на полных оборотах работала – тут и картошечку в мундирах на стол, и капустку квашеную под стопочку спирта казенного, и медку липового в чаю. Да разговоры задушевные велись про жизнь мирную да войну проклятую.

Весной и в начале лета 1943 года, перед Курской битвой, через село непрерывным потоком шли на передовую маршевые роты пополнения. Часто останавливались на дневку. Конечно же, бойцов и кормили, и обшивали, и обстирывали.

В село часто приезжали военные с передовой по различным делам, с различными поручениями (до августа 1943 года Преображенье находилось в сорокакилометровой прифронтовой полосе). Бывали на постое и офицеры, и рядовые, и раненые, и обмороженные. Екатерина Андреевна всегда была радушной и заботливой хозяйкой для гостей-фронтовиков.

Всю жизнь Екатерина Андреевна Парахина проработала на земле. Вырастила трех сыновей и двух дочерей. Русская женщина. Крестьянка. Коммунар.

В 1947 году схоронила мужа. Переехала жить к детям, Николаю и Марии, в Волгоградскую область.

Умерла в 1965 году в селе Варламовка Калачинского района Волгоградской области, на руках у своих родных детей – сына Николая и дочери Марии.

Ефим Данилович Парахин

Первым делом, первым делом – самолеты…

Первым делом – самолеты (сл. А. Фатьянов, муз. В. Соловьев-Седой) из к/ф «Небесный тихоход», 1946 г.

21 февраля 1913 года в восемь часов утра двадцать один пушечный выстрел из Петропавловской крепости возвестил о начале торжественного и всенародного празднования 300-летия царствования дома Романовых. Празднично зазвонили колокола. День этот, на радость верноподданным, по всей Российской империи был объявлен неприсутственным. Сам же год великого юбилея велено было упоминать как вершину процветания империи.

Тем временем сибирский вурдалак Григорий Распутин, вольготно устроившись в дворцовых покоях, нагло бесчинствовал в царской семье.

26 мая 1913 года молодой российский авиаконструктор Игорь Иванович Сикорский с замиранием в сердце поднял в воздух первый в мире четырехмоторный самолет «Русский витязь».

27 августа 1913 года в Киеве над Сырецким полем известный отчаянной храбростью штабс-капитан Нестеров Петр Николаевич на самолете «Ньюпор-4» впервые в мире выполнил «мертвую петлю», чем положил начало высшему пилотажу.

Путем неимоверных усилий, беспримерного мужества и тяжелых жертв норвежцем Руалем Амундсеном и британцем Робертом Скоттом был достигнут Южный полюс Земли.

Американский химик Терри Уильямс ради красоты своей любезной сестры Мейбл изобрел тушь для ресниц, знаменитую ныне «Maybelline».

Из тиши библиотек Копенгагенского университета Нильс Бор возвестил миру о новейшей и фантастической модели строения атома.

В Лондоне вышел в свет и был распродан с прилавков за один день увлекательнейший роман Артура Конона Дойля «Затерянный мир».

А в благословенной Румелии, среди кипарисовых аллей и оливковых рощ, возле скалистых берегов Босфора, гремели жаркие бои. Южные славяне в который уж раз сошлись в кровавой схватке с жестокими османами.

Уходили на балканские фронты эшелоны с русскими добровольцами, и сердца оставшихся на перроне юных барышень сжимались до слез под бодрые звуки «Прощания славянки».

Никому не известный юноша Георгий Жуков исправно работал подмастерьем в скорняжной лавке.

Ефим Данилович Парахин родился в 1913 году в деревне Парахино, что возле села Успенье Орловской губернии. Точная дата рождения, число и месяц, к сожалению, сегодня позабылась. Указанная во всех нынешних документах дата (20 января) взята Ефимом Даниловичем в 1943 году, после освобождения из фашистского плена, как день второго рождения из мрака смерти на свет божий.

Босоногое детство Ефима пришлось на годы Революции и Гражданской войны. В 1919 году в усадьбе бывшего помещика Мишина крестьянами-бедняками была создана коммуна «Красная роза», где председательствовал поначалу его отец, Данила Сергеевич Парахин. Вот так мальчишке и довелось с малых лет стать коммунаром.

Со временем в хозяйстве появился колесный трактор американского производства «Фордзон». Босоногий малец, как галчонок, размахивая руками, бегал по вспаханному полю за механическим чудом. Он задорно вскакивал на железное крыло и восторженно глядел на движение рычагов, педалей, механизмов, на уверенные действия тракториста.

А в пятнадцать лет парнишка уже сам стал коммунарским трактористом.

Случилось это так. Летом 1928 года доморощенный механизатор, молодой парень, уехал из коммуны на заработки – на угольные шахты Донбасса. Осиротевший трактор одиноко застыл в поле на меже.

Ефим азартно, тайком ото всех решил попробовать завести мотор и поехать. И ведь получилось! Трактор двинулся по борозде. Ефим был мал ростом и разместился под сиденьем, так как иначе он не доставал ногами до педалей. По этой причине он с головой скрывался за высокими крыльями колес, и со стороны не было видно, кто управляет агрегатом. Будто бы тот сам по себе едет. Но председатель коммуны М. В. Горбатых быстро разобрался в ситуации и своей властью насовсем закрепил подростка за трактором. Перекрестился председатель-коммунист и прошептал: «Слава богу, родился тракторист».

Так и повелось. Весной и летом – работа на тракторе в поле, осенью и зимой – учеба в школе.

В 1928 году Ефим вступил в комсомол. В 1931 году закончил школу колхозной молодежи на базе семилетки (ШКМ).

Однажды над вспаханным полем низко протарахтел мотором одинокий самолет. В те годы это было большим событием в деревне, и оно долго на все лады обсуждалось сельчанами. Парень задумчиво смотрел вслед крылатой машине, а когда та скрылась за горизонтом, тяжело вздохнул и вновь сел за руль своего «Фордзона».

Проработав последнее лето на тракторе, осенью 1931 года Ефим уехал в Воронеж, где поступил в Воронежский авиационный техникум на самолетостроительное отделение.

В 1933 году, уже учась на втором курсе, он как-то проходил мимо здания ОСАВИАХИМ33
  Общество содействия обороне, авиационному и химическому строительству (сокращенно ОСОАВИАХИМ) – советская общественно-политическая оборонная организация, существовавшая в 1927—1948 годы, предшественник ДОСААФ.


[Закрыть] и увидел большой плакат – «Комсомолец, на самолет!». Там же было и объявление о наборе в Тамбовское летное училище гражданского воздушного флота.

Самолеты строить – дело хорошее, но соблазн летать самому был слишком велик.

В обкоме комсомола с трудом выпросил путевку и, никому ничего не говоря, «зайцем» махнул в Тамбов, где поступил в школу пилотов и авиатехников. В 1935 году успешно ее закончил. Воронежский техникум, разумеется, пришлось бросить.

Это были незабываемые годы становления советской авиации.

В 1933 году Валерий Чкалов поднял в небо поликарповский И-16 – лучший в мире истребитель того времени.

В 1934 году – знаменитая челюскинская эпопея. Летчики-полярники А. В. Ляпидевский, С.А Леваневский, В. С. Молоков, Н. П. Каманин, М. Т. Слепнев, М. В. Водовьянов, И. В. Доронин – первые Герои Советского Союза.

В 1937 году экипаж в составе Валерия Чкалова, Георгия Байдукова и Александра Белякова на туполевском АНТ-25 совершил беспосадочный перелет из Москвы через Северный полюс на Американский континент.

Советское небо гордо бороздил восьмимоторный гигант «Максим Горький»

Из всех репродукторов страны бодро гремел «Марш авиаторов».

В 1934 году Совнарком СССР принял решение о реорганизации органов управления Гражданского воздушного флота (ГВФ). Было образовано 12 территориальных управлений, в том числе и Восточно-Сибирское управление ГВФ с центром в городе Иркутске. Возглавил это управление Голованов А. Е., впоследствии герой Великой Отечественной войны, главный маршал авиации.

Вот туда, на сибирские просторы, и был направлен после окончания Тамбовского училища молодой летчик Ефим Парахин. С 1935 по 1939 год служил в летном составе Иркутского авиационного отряда. Стал летчиком 1-го класса.

В Иркутске, кроме «сухопутного» аэропорта с грунтовой взлетно-посадочной полосой, действовал еще и гидроаэропорт, расположенный на реке Ангаре, в районе устья ее притока Ушаковки. Именно с вод Ангары поднимались гидросамолеты, летавшие на Крайний Север. Из Иркутска летчики прокладывали маршруты воздушного пути с выходом на дальневосточные и полярные морские побережья – к Охотскому морю, к морю Лаптевых.

С 1928 по 1941 год действовала первая в Советском Союзе гидроавиационная служба на линиях Иркутск – Бодайбо и Иркутск – Якутск.

Самолеты с ночевками преодолевали расстояние до Бодайбо за 30 полетных часов, а до Якутска – за 56 полетных часов. Зимой рейсы в один конец длились до девяти суток. Полеты осуществлялись без радиосвязи. Нередко случались поломки самолетов и вынужденные посадки.

С «сухопутного» аэропорта самолеты отправлялись в Читу, Новосибирск, Ургу (Улан-Батор).

В 1939 году Ефим Данилович назначен заместителем начальника Якутского авиаотряда. В 1940 году вступил в ряды членов ВКП (б).

Якутская АССР расположена в «полюсе холода» северного полушария планеты. Зимой 1885 года в Верхоянске зарегистрирована температура минус 67,8 градуса, а зимой 1938 года в Оймяконе зарегистрирована температура минус 77,8 градуса.

В Якутске гидроаэропорт действовал с 1928 года на берегу реки Лены.

С 1935 года вступил в строй Якутский «сухопутный» аэродром с грунтовой взлетно-посадочной полосой. Совершались полеты в Вилюйск, Оймякон, Алдан, Усть-Маю, Нелькан, Чурапчу. Была создана и широко использовалась «исполкомовская авиация» (У-2, П-5, Я-6), предназначенная для связи столицы Якутии с районными центрами и отдаленными приисками.

В зависимости от состояния грунта или снежного покрова (весной и осенью) приходилось на промежуточных аэродромах менять колеса на лыжи, и наоборот. Для этого оборудовали по две взлетно-посадочные полосы – грунтовую и снежную.

Самолеты той эпохи – У-2, ПС-7, Г-1, МП-6, МП-1 (Т), Я-6, П-5 – были малоскоростными, с моторами малой мощности, с открытыми пилотскими кабинами. Летом – колесное шасси (на суше) или поплавки (на воде), зимой – лыжи.

Удивительны были летные «доспехи». На ногах – мохнатые унты. Поверх мехового комбинезона летчик надевал на себя тулуп, лицо закрывал меховой маской (в полете всегда нарастали ледяные сосульки в прорезях для рта и носа). На руках были натянуты до самых локтей трехпалые меховые краги, связанные крепкой тесьмой, перекинутой за шею, чтобы их не сорвало струей воздуха за борт самолета.

Одним словом, легендарная северная авиация.

Одной из главных задач отряда являлась перевозка приискового золота. Золото перевозилось в брезентовых мешках, помещалось в специальные контейнеры под крыльями самолета. Контейнеры тщательно опломбировывались. Доступ пилота к контейнерам во время полета исключался.

О золоте всегда ходило много легенд и баек. Ефим Данилович утверждал, что как-то в Магадане, в обувной мастерской, сапожник подбил ему подошвы сапог золотыми гвоздями (других, мол, не было). Потом, где-то при многочисленных переездах, эти сапоги якобы пропали бесследно.

Запомнилась одна история. В конце тридцатых годов один из летчиков Якутского авиаотряда как-то заразился «золотой лихорадкой». Прилетел из Магадана в Якутск со вскрытым контейнером, без золота (на маршруте приземлился, вскрыл контейнер, закопал золото). Во время следствия утверждал, что попал в метель, «болтанку», снежные разряды, потерял ориентиры, на малой высоте задевал за верхушки сосен – вот контейнер и открылся, а мешок выпал. Невероятно, но факт – поверили! В тридцатые-то годы!

Прошло время. Отгремела Великая Отечественная война. Тот летчик воевал храбро, остался жив, ничем себя не запятнал. В мирные послевоенные дни он взял отпуск и отправился отдыхать на Байкал. Добрался до Якутска. Нашел в тайге приметное ему одному место. Откапал свой клад. Долго ли, коротко ли, нашел сговорчивого зуботехника, продал ему золото. Казалось бы, все позади, живи да радуйся. Но тут посыпались жалобы на вставные зубы со стороны пациентов стоматологических клиник. Выяснилось: золото – да не то. Требуется техническое, а не самородное. И поехал летчик снова в Магадан, уже не добровольно.

Быль это или небыль – кто знает.

Время шло. У Ефима Даниловича увеличивался общий налет часов. Приобретался бесценный опыт полетов в экстремальных условиях.

В мире было тревожно. Полыхали войны в Испании, в Китае, в Абиссинии. Мюнхенский сговор открыл дорогу гитлеровской агрессии в Европе.

Под натиском танковых клиньев вермахта, под бомбовыми ударами люфтваффе пали Чехословакия, Польша, Дания, Норвегия, Бельгия, Голландия, Франция, Югославия, Албания, Греция.

Пришел на советскую землю грозный 1941 год.

Рапорт Ефима Даниловича об отправке на фронт был удовлетворен. Но на боевых машинах летать сразу не пришлось. Судьба распорядилась по-своему. Вчерашних пилотов Гражданского воздушного флота стали готовить к роли фронтовых извозчиков.

23 июня 1941 года, на второй день войны, Совет народных комиссаров принял постановление о подчинении в оперативном управлении Гражданского воздушного флота Народному комиссару обороны Советского Союза и формировании из личного состава ГВФ особых авиационных групп. Непосредственно для обслуживания Народного комиссариата обороны и Народного комиссариата военно-морского флота была сформирована Московская авиационная группа особого назначения – МАГОН ГВФ с базированием на аэродроме «Внуково». В этой группе были собраны лучшие летчики гражданской авиации СССР. Уже 1 июля был подготовлен к вылету 51 самолет ПС-84.

Транспортный самолет ПС-84 был двухмоторным монопланом, вариантом грузопассажирского лицензионного американского самолета DС-3. Экипаж – 6 человек, вместимость – 24 пассажира или 1600 килограммов груза. В первые месяцы войны ни вооружения, ни парашютов для экипажа на этих машинах не предусматривалось. Вооружение начали устанавливать только с сентября 1941 года – один пулемет 12,7 мм в турельной установке, два пулемета 7,62 мм по бокам фюзеляжа, один пулемет 7,62 мм в носовой части. С сентября 1942 года самолет стал называться Ли-2. Под этим именем он и вошел в историю Великой Отечественной войны.

Начались полеты по обслуживанию нужд фронта.

На войне нет легких и безопасных должностей.

Летать приходилось много: и на фронт, и за линию фронта, и в тыловые районы страны – куда прикажут.

В октябре 1941 года танковые клинья гитлеровского генерала Гейнца Гудериана рванули моторами на город Орел с директивой – выйти на Тулу и Москву. Советский генерал Лелюшенко Дмитрий Данилович с крайне малыми силами вступил с фашистами в бой. Наша транспортная авиация днями и ночами без сна и отдыха везла на участок вражеского прорыва войска, вооружение, боеприпасы. Экипажу Ефима Даниловича поступил боевой приказ – высадить группу автоматчиков на аэродроме в городе Орел.

Приняли десант, взлетели, легли на курс. Добрались нормально. При подходе к городу с борта самолета наблюдались пожары, перестрелка на улицах, а совсем близко к западной окраине города уже подходили механизированные войска врага – танки и автомашины. При посадке на аэродром увидели, что внизу тоже идет жаркий бой – стрельба, трассы очередей, разрывы снарядов. Приказ надо выполнять. Сели прямо в огонь. Десант – с самолета прямо в бой. Пора взлетать. Но из двух двигателей один работает, а другой заглох. На одном двигателе никак не взлететь. Стрельба уже идет на взлетной полосе и по самолету. По какому-то случаю в кабине экипажа находился сотрудник особого отдела НКВД. Чекист достал откуда-то ракетницу, зарядил ее, направил на приборную доску и заявил, что если самолет не взлетит, то он его подожжет, чтобы не сдавать машину врагу. Экипаж, опасливо поглядывая на особиста, погнал самолет на одном моторе сквозь стрельбу и разрывы по взлетной полосе. В самом конце взлетной полосы внезапно заработал второй мотор. Самолет взлетел. Легли на обратный курс. Домой добрались нормально.

В другой раз, там же под Орлом, выполняли задание по доставке на передовую боеприпасов. На борту плотно друг к другу стояли ящики с бутылками, наполненными горючей смесью. Таким оружием наша героическая пехота уничтожала фашистские танки и бронетранспортеры. Но на пути транспортников встретились немецкие «мессеры». Завязался неравный воздушный бой. Вскоре огнем противника в машине Ефима Даниловича воздушный стрелок и турельная установка были выведены из строя.

В самолете возник пожар – загорелись ящики с бутылками. Огонь начал распространяться. В жарком огне и ядовитом дыму члены экипажа сумели пробраться к дверям и их открыть. За борт полетели горящие ящики с бутылками. На людях горит одежда, трудно дышать, пламя обжигает руки, лица, но экипаж не прекращает борьбу с огнем. Вражеские летчики-истребители злорадствуют. Они подошли вплотную к транспортнику, оказавшемуся в одиночестве и в беде. Ефим Данилович и его второй пилот вытворяли чудеса пилотажа маневрируя тяжелой машиной, как говорится – вопреки всем законам аэродинамики.

Стремились всеми силами уйти от вражеского огня. Последнее, что оставалось, так это со злости стрелять по фашистам, по их наглым физиономиям в открытую форточку из ракетницы и пистолетов, а бортовой механик и радист азартно бросали бутылки по гитлеровцам в открытую дверь. Покинуть самолет экипаж не мог – нет парашютов. Производить вынужденную посадку некуда – внизу нет подходящей площадки. Так в сопровождении конвоя из вражеских истребителей дотянули до места приземления. Наши зенитчики прикрыли огнем горящую машину, отогнали немецкие самолеты, дали возможность произвести посадку. Большая часть груза была доставлена по назначению. Задание было выполнено.

Глубокой осенью 1941 года враг подошел к самым стенам Ленинграда. Ефиму Даниловичу довелось увидеть подвиг его защитников. В осажденном городе царил страшный голод. Ленинградцы остро нуждались в помощи с Большой земли. Ладога еще не покрылась льдом, и «дороги жизни» в те дни не было.

По заданию Ставки Верховного Главнокомандования наши транспортные самолеты повезли в город продовольствие. Недалекое расстояние с аэродромов подскока Кушевры, Хвойная, Тихвин и Новая Ладога позволяло совершать нашим экипажам по несколько полетов в день. Самолеты везли крайне необходимое людям продовольствие – муку, крупу, мясо, масло, колбасу, консервы, сгущенное молоко, сахар, соль и многое другое. Обратным рейсом на борту самолета рассаживали голодных, истощенных детей. Наши транспортники нагружались, что говорится, «под завязку». Все нормы мирного времени были напрочь забыты. Брали в Ленинград по три тысячи килограммов груза при норме полторы тысячи. Усаживали в рейс на Большую землю пятьдесят детишек вместо двадцати одного.

Частота и массовость полетов транспортных самолетов в город Ленинград не остались незамеченными противником. Фашисты бросили на Ладогу свои истребители. Однако закрыть нам путь фашистам не удавалось. Огонь наших воздушных стрелков часто валил фашистских молодчиков на дно озера. Нашим экипажам тоже доставалось.

На всю жизнь запомнился Ефиму Даниловичу осенний полет 1941 года. Взлет с Ленинградского аэродрома. Взят курс на Большую землю. На борту самолета дети. Поначалу все шло хорошо. Но все же над гладью Ладожского озера из облаков свалились «мессеры». Мимо носа самолета прошла огненная трасса. Капот мотора лизнули языки пламени, и потянулся шлейф черного дыма. Руки Ефима Даниловича из последних сил сжимают штурвал. Машина горит. Внизу – холодная купель зимней Ладоги. Фашисты не уходили, били сверху очередями по горящей машине. Добивали.

С борта подбитой машины в штаб Ладожской флотилии пошел радиосигнал бедствия: «На борту дети. Самолет горит. Садимся на воду. Окажите помощь». Самолет покачивается на волнах, держась крыльями на поверхности. Фюзеляж постепенно наполняется ледяной водой. Яростно ощетинившись зенитным огнем, вздымая форштевнем пенную волну, к тонущему самолету полным ходом спешил какой-то буксир. Экипаж самолета и моряки работали быстро, четко, без паники. Сорок шесть детей и семь членов экипажа были спасены. Все эвакуированы на берег, на Большую землю.

Потом у Ефима Даниловича случилось воспаление легких. Город Ярославль, госпиталь в здании старейшего в России драматического театра. После излечения – снова в строй.