Текст книги "Мягкие зеркала (полная версия)"

ТИГРОВАЯ ЯМА

Десантники отошли от драккара и, как это было в их обычае, выстроились цепью, выгнутой полукругом. Точно рыцари, которым надо оберегать шатер сюзерена. Бакулин примкнул к левому флангу. На правом возвышалась очень заметная в лиловой «Селене» богатырская фигура Асеева.

Элдер повел рукой вправо от ледяного «моста»:

– Первое звено – Кизимов, Йонге, Джанелла, – прощупайте лидарами глубину расселины. Ваш участок – в пределах километра.

Трое десантников молча вскинули руки к лицевым стеклам своих гермошлемов – задание, дескать, принято к исполнению – и, придерживая на бедрах белые кобуры с похожими на многозарядные паллеры портативными лидарами, ушли, вернее, ускакали вдоль трещины почти синхронными «кенгуру».

– Второе звено – Винезе, Симич, Лорэ. – Элдер указал в другую сторону. – Аналогичное задание, но ваш участок короче. За пределы террасы не уходите.

Полукруглый строй совершенно распался.

– Звено взрывников – Михайлов, Нортон, Бакулин, – готовьте фугас.

Звено взрывников поспешило к «Циклону».

– Пилоты остаются в драккарах и наблюдают за изменениями ситуации в рабочей зоне разведки. Об изменениях докладывать немедленно. – Элдер выдержал паузу и со вздохом добавил: – А нам с тобой, Коля, – грибная охота отставников.

Да, десантники страшно не любят собирать и капсулировать образцы. Называют это «женской работой» или «грибной охотой отставников».

Краски были насыщенные, резкие. Лед блестел, люминесцирующие скафандры пылали язычками разноцветного пламени, белизна инея казалась светящейся, тени – как мазки тушью. По инструкции сектор его наблюдения охватывал всю местность вправо от осевой линии «Казаранга». Осевая линия упиралась в «Циклон» с Накаямой в пилот-ложементе и звеном взрывников где-то в чреве грузового твиндека. Справа прыгало над трещиной второе звено разведчиков ее глубин – звено Симича – и, покачиваясь, шагал в сопровождении тонконогого киберконтейнера Элдер, а в открытом сверху контейнере поблескивали головки капсул. Сзади ничего не было. Сзади была наполовину скрытая тенью куполообразная наледь, и он туда не смотрел. Он провожал взглядом Элдера, и у него было гадкое ощущение, что все у них идет не так, как надо. Он отказывался понимать Бакулина, его молчание.

С борта «Циклона» Элдера окликнул Накаяма:

– Командир! Самоотвод Бакулина из состава звена взрывников.

– В чем дело?

– Не знаю. Михайлов и Нортон перенесли Бакулина в ложемент. На вопросы Мстислав ответил: «Дьявольски кружится голова. И что-то с глазами. Передайте Элдеру мой самоотвод».

Он увидел, как, прекратив работу, застыли командир, Асеев и оба звена десантников. Асеев встревоженно:

– Меф, а твое самочувствие?..

– Я абсолютно в норме. Однако могу… – Он хотел сказать: «…Могу объяснить, что случилось с Бакулиным», но Элдер вдруг рявкнул:

– Всех прошу помолчать! Аб, дай мне Бакулина.

Пауза. Голос Михайлова:

– Командир, не надо тревожить Мстислава. Не стоит ему разговаривать. У него, по-видимому, сотрясение мозга.

– Черт знает что!.. – пробормотал Юс.

Длинная пауза. Десантники, облитые светом низкого солнца, стояли совершенно неподвижно.

– Кто из нас имеет профессиональную медподготовку? – риторически спросил Асеев.

Винезе тушканчиком поскакал к «Циклону».

– Что толку, – сказал Джанелла. – Если там сейчас даже стекло гермошлема открыть невозможно…

– Вздор болтаешь, – произнес Лорэ. – Винезе хотя бы знает, какой внутрискафандровый иньектор задействовать…

– Замолчите вы оба, – сказал Симич (Асеев поднял кверху чуть разведенные в стороны руки). – Говори командор!

– Десант продолжается, – сказал Асеев. – Я возглавляю первое звено, Элдер – второе. Тимур, помоги взрывникам.

Теперь поскакал к «Циклону» Кизимов. Начальник рейда и командир группы возглавили осиротевшие звенья. Асеев спросил:

– Меф, как это случилось с Бакулиным?

Он рассказал.

Ты уверен, что это был именно луч? – спросил командир.

– Да, лучевой удар в днище. Залп.

– Хочешь сказать – похоже на осмысленную атаку?

– Вряд ли. Ведь ничто не мешало ее завершить, однако нас больше не тронули.

– Иными словами, времени для повторной атаки было достаточно?

«Более чем достаточно», – подумал он. И снова не повернулся язык предать гласности драматический эпизод вылавливания Бакулина над пропастью. Да и никому это сейчас не нужно.

– У меня гипотеза! – сказал Джанелла. – Это был залп ледазера. Слова «лед» и «лазер» в синтезе. Обозначают редкое явление природы. Суть в том, что внутренние напряжения планетоида сотни, а может быть, и тысячи лет производили энергетическую «накачку» какой-нибудь глыбы сверхчистого льда на дне Кратера…

– А когда глыбе надоело «накачиваться», – вставил Асеев, – на пути «ледазерного» луча случайно оказалось днище драккара.

– Ладно, – легко согласился Джанелла, – явление это не редкое. Сокращаю срок до нескольких месяцев. Или дней.

– Или минут, – не преминул добавить Накаяма. – Но все равно ты гений.

– Он прав в одном, – возразил Йонге, – на этом чертовом планетоиде не все чисто…

Ситуация там, где над трещиной ползало с лидарами звено под руководством Элдера, не менялась. Зато у открытого люка «Циклона» показались фигуры десантников, которым сегодня выпало быть взрывниками. (Звено выволакивало на лед какие-то круглые коробки – части фугаса, надо полагать.) Он был обеспокоен, несколько даже шокирован молчанием Элдера.

– Юс! – окликнул командира Асеев. – Кажется, мы нашли то, что надо: лидар показал глубину в шесть тысяч метров.

Было слышно, как кто-то присвистнул.

– Не может быть, – усомнился Лорэ.

– Мы нашли вход в Преисподнюю! – торжествовал Джанелла. – Мой лидар показал шесть тысяч одиннадцать. Провалиться мне сквозь планетоид, если фугас не уйдет здесь вниз по трещине километров на пять.

– Свистать всех сюда? – спросил Йонге.

– Отставить, – вдруг сказал Элдер. – Я помогу взрывникам, а первое и второе звенья – на сбор и капсулирование образцов. Но более чем на полтора километра по радиусу не удаляться.

Пока Михайлов, Нортон, Кизимов и Элдер монтировали и опускали взрывное устройство на пятикилометровую глубину, «грибники» молча делали свое дело. Никто из них не обнаруживал склонности «удаляться по радиусу» даже на полтора километра. По-видимому, всем было здесь неуютно. Только Джанелла в обществе верного, как собака, киберконтейнера продолжал двигаться куда-то вдоль уступа террасы. Поскольку десантник был в секторе его наблюдения, он не спускал с него глаз: боялся потерять из виду, если тот вдруг надумает спрыгнуть с уступа; но когда Джанелла тихо пробормотал: «О, кажется, алмазный лед!.. – а затем сдержанно посмеялся чему-то и еще тише добавил: – Дальше, песик, мы с тобой не пойдем…» – он успокоился и перевел взгляд на компанию взрывников.

– Аб, – спросил Элдер, – Клим меня слышит?

– Борт рейдера на приеме, – подтвердил дежурный координатор Клим Рукосуев. – Вопросов, как видишь, не задаю, но одиссею твоих парней наблюдаю на семи экранах.

– А мой график десанта выверяешь на восьми таймерах, – дополнил Элдер, принимая из рук Нортона люминесцентно-алый, как живое пламя, цилиндрик РИФа (радиоинициатор для взрыва фугаса в нужный срок).

– Служба, – ответил Клим.

– Что скажешь о разбросанных по Ледовой Плеши сейсмодатчиках?

– Ничего дурного не скажу. Нормально транслируют на борт контрольный сигнал.

– Когда пойдут сигналы рабочие – дашь сюда оценку качества.

– Охотно. А когда они пойдут?

– Через тысячу секунд. – Элдер что-то сделал с алым цилиндриком и швырнул вниз. Словно стряхнул с руки в темноту расселины язычок пламени. Для порядка скомандовал: – Всем покинуть зону огня!

Громогласно произнесенная на весь Оберон команда касалась лишь самого командира и трех стоящих рядом десантников.

– Я, пожалуй, попрыгал к драккару, – сказал Михайлов, десантным ножом счищая с оранжевого рукава налипшую ледяную крошку. – Грузовые фиксаторы надо отжать – торчат там рогами. Заодно подберу упаковку. Только сели – а мусора уже вокруг «Циклона»…

– Да, нехорошо, – согласился Юс, том же методом очищая колени и верх башмаков. – Представляете, сел бы здесь «Леопард»?

Десантники промолчали.

– Не напрягайте умы свои, ибо вижу знамение и прорицаю! – издали вмешался Джанелла. – Будет здесь то же самое, что на несчастной Европе. Четыре раза я десантировался на Европу и, увы, за монбланами мусора ни разу не видел ее естественного горизонта. Я там боялся ходить.

– Джанелла, как всегда, сгущает краски, – сказал Кизимов. – Но в принципе верно. Я бывал на этом планетоиде…

– Все, кто бывал на Европе, – сказал Нортон, – говорят о ней одинаково: крупнейшая мусорная свалка Внеземелья.

– А кто виноват? – спросил Михайлов, спрятал нож и прыгнул в направлении «Циклона».

– Я там боялся ходить, – повторил Джанелла. – Особенно после того, как узнал, что основное количество фугасов в европейские трещины заложили Михайлов и Нортон.

– Пусть швырнет в нас камнем тот, кто не имел отношения к мусору на Европе, – сказал Михайлов. И повернулся, словно окидывая взглядом присутствующих в районе А. – Нет таких? Искренне жаль.

– Он прав, – сказал командир. – Нелепо заниматься поисками виновных, когда вот они, друг перед другом. И сами перед собой. – Элдер закончил чистку, жестом указал Нортону и Кизимову на «Казаранга»: – Винезе, я и вы – комиссия по освидетельствованию последствий залпа из Кратера. Давайте осмотрим драккар Аганна.

Они остановились перед носом машины. Командир в отливающем золотистой броней скафандре, Тимур в бело-синем «Шизеку» и Дэвид Нортон в голубовато-серебристом, как у Бакулина, «Витязе».

– Меф, куда вам влепило?

Он объяснил.

Включив наплечные фары, Юс скрылся под днищем.

– Никаких следов залпа я не вижу. Дэв, Тим?

– Ни ожогов, ни вмятин, – сказал Кизимов.

– Чисто, – подтвердил Нортон. Полюбопытствовал: – Меф, а насколько резким был удар?

– Будто с размаху коленями в подбородок, – ответил он и в этот момент ощутил, как дрогнула и покачнулась на амортизаторах ступоходов машина.

На том участке, где был снаряжен и заложен фугас, из расселины выметнулось в звездное небо сильно искрящееся со стороны солнца громадное облако, очень похожее на пучок серебристо-белых, серых, черных и золотых перьев. Просторы западного сектора округи района А накрыла тень.

– И машина будет в тени, – заметил Юс. – Аб, включи свет.

С верхушки «Циклона» ударил прожекторный луч, и в луче появился Марко Винезе. Его «Селена» пылала фиолетово-синим огнем.

– Командир, после телеметрической диагностики медиколог считает, что нам не следует слишком затягивать отправку Мстислава на борт рейдера.

– Силой отправить? – осведомился Юс.

– Почему силой?..

– Потому что плохо ты его знаешь. Мстислав намеренно перешел с борта «Казаранга» на борт «Циклона». Верно, Меф?

– Не знаю, – рассеянно ответил он, – возможно… – Он пытался понять, что у него происходит со зрением: лучи прожекторов и фар казались ему странными – в лучах неприятно пульсировали зеленоватые блики. «Может быть, я отравился?..» – мелькнула мысль. Его мутило, во рту ощущался ядовито-железистый привкус.

– Ну вот, – сказал Элдер, – вся комиссия в сборе. Меф, принимай гостей… Нет, вчетвером будет тесно. Сначала – я и Винезе. Остальные – потом.

Юс и Марко ощупали ложемент второго пилота.

– Меф, повтори, как было дело.

Он повторил. Пока он рассказывал, солнце, проглянув сквозь прореху в перистом облаке, неожиданно озарило наледь перед «Циклоном» и скрылось, и в той стороне тень стала гуще, и ничего уже там не было видно, кроме пронзительного (с прозеленью) света фар и прожекторов.

– Меф! – ударил в барабанные перепонки голос Накаямы. – Командира срочно просит на связь дежурный координатор.

– Если просит – пожалуйста.

– Ким? – спросил Элдер. – Что у него стряслось?

– Это не у меня стряслось – у тебя. Точнее – у вас. Я таких сейсмограмм отродясь не видывал.

– А в чем дело?

– Если б я не знал, на каком расстоянии от места вашей посадки находятся сейсмозонды, я заподозрил бы, что кто-то их пинает ногами! Юс, мне кажется, сейсморазведку Ледовой Плеши следует повторить. Похоже, Оберон гудит как надтреснутый колокол…

– Повторим, – заверил командир. – Организуем новый десант и повторим.

– Хочешь сказать, не сегодня?

– Да. Сегодня нам нужны в основном образцы ледорита со всей территории района А. Все наши дальнейшие планы зависят от того, найдем ли мы в образцах изотопные микроследы работы двигателей «Леопарда».

Во время переговоров Элдера с координатором Меф усиленно жмурился и моргал, пытаясь избавиться от мелькания этой чертовой зелени. И вдруг ощутил два толчка. Катер сильно шатнуло, и автоматика ступоходных движителей заставила «Казаранг» немного попятиться с дифферентом на корму. Окрик Элдера:

– Меф, что происходит?!

– Не знаю. Похоже, наледь дала осадку.

Он видел в зеркало, как Элдер нетерпеливо подтолкнул Винезе к выходу.

– Командир! – снова ударил в уши голос Накаямы. – Бакулин просит слова.

Элдер замер в проеме люка.

– Юс, – проговорил Бакулин, с трудом (это чувствовалось) ворочая языком, – прикажи парням… ближе к «Циклону». С Обероном шутки, видать, плохи. Кажется, я догадался: лед с планетоида унесло не… не взрывом. И вообще никуда его не уносило – карст поглотил. Ледовая Плешь – это ледовый карст. Кратер – ледово-карстовая яма, провал… – Переводя дыхание, Бакулин сделал паузу, которой никто не воспользовался. – Понимаешь, вся масса льда – внутрь… Как в прорву.

– Бред, – пробормотал кто-то.

И тут все заговорили разом:

– Почему «бред»?

– Вот именно. Мысль интересная…

– А известно тебе, сколько миллиардов тонн льда было в сегментной шапке, которую потеряла Ледовая Плешь? И вся эта масса ухнула внутрь Оберона?!

– Почему обязательно «ухнула»? Может быть, в процессе… постепенно…

– Ты мог бы представить себе необходимое количество внутренних вместилищ с достаточным для этого объемом?

– Пустот?

– Не пустот, не прорв, а именно вместилищ. Какие, к черту, пустоты внутри полужидкого планетоида! Прорва – это, конечно, впечатляющее понятие, но я хотел бы знать ее физический механизм.

– Ишь чего захотел!..

– Как ни вертите, а проблему эту Мстислав ковырнул глубоко. Никуда ведь не денешься – Кратер действительно здорово смахивает на карстовый провал. Необычайная глубина при сравнительно небольшом диаметре, почти отвесные стенки и нет обязательного для взрывных и ударно-взрывных кратеров кольцевого вала…

– …Зато есть совершенно необязательный для карстовых пропастей залп из придуманного Рамоном ледазера.

– Напрасно иронизируешь над моим ледазером, напрасно. Если у вас нет здоровья придумать что-нибудь иное, пусть будет ледазер.

– А мне, парни, тоже не нравится сейсмоактивность этой ледяной тарелки. Что-то слишком долго бродит подо льдом эхо нашего взрыва… Смотрите-ка, опять тряхнуло!..

– Но ведь Клим говорил: вся луна гудит как надтреснутый колокол.

– Погудит – перестанет.

– Она-то пусть себе гудит. Нам бы не загудеть.

– За разговором не забывай о деле – и дрожь в коленках пройдет.

– Ты нам свое бесстрашие не показывай – таких храбрецов на кладбище тринадцать на дюжину.

– Верно. Эта луна, парни, выглядит сверхподозрительно. Избыток странностей. Если не сказать – чудес…

– А что о чудесах думает сам Мстислав?

– Не дергай ты его зря! Он, между прочим, впервые на этой луне и не виноват, если процессы тут протекают такие… своеобразные. Скажем, лед сжимается, погружаясь куда-то внутрь, а излишек энергии – наружу… залпами.

– Сжимается?

– Отстань, я не гляциолог.

– Вот именно.

– Меф, слышишь меня? – голос Бакулина.

– Да.

– В глазах тоже зеленые просверки?

– Да…

– Может, это нам теперь на всю жизнь, а? – Мстислав тихо и нехорошо, неестественно рассмеялся.

Он не ответил. Справа, в той стороне, где невидимо затаилась среди наледей и торосов исполинская пропасть, мельтешили вспышки зеленых зарниц. В районе Кратера… впрочем, как и везде на просторах Ледовой Плеши, что-то происходило. Непонятно что… Ледовую равнину словно бы затягивало дымной пеленой – все там шло морщинами, складками, шевелилось, горбатилось. Лица замершего в проеме люка Элдера видеть он, конечно, не мог, но почему-то был уверен: Юс в состоянии шока. Командир не был готов к осложнениям. Они застали командира врасплох. Лед вздрагивал под ступоходами «Казаранга», быстро сгущалась мгла – возникло почти мистическое ощущение, будто Ледовая Плешь расправляет черные крылья…

– Полундра!.. – прошептал кто-то.

– Работу отставить! – встревоженным голосом приказал Асеев. – Элдер, где ты? Все по машинам! Аганн, освещение!

Он врубил всю бортовую иллюминацию и увидел, что Юс успел уже спрыгнуть к стоящим группкой Нортону, Винезе, Кизимову. Сильный боковой толчок заставил машину качнуться на левый борт. Вторым толчком, еще более мощным, ее развернуло градусов на шестьдесят вправо; четверых десантников опрокинуло – они падали друг на друга, как падают шахматные фигуры с наклоненной доски.

– Всем к «Циклону»! – выкрикнул Элдер, – Бросай оборудование! Стартовая готовность!

Освещенную фарами поверхность наледи пересекла, отделив десантников от «Казаранга», сабельно-кривая трещина. В поисках Рамона он повел лучом прожектора по краю террасы и обомлел: террасы не было – курилась струями снежной пыли обширная яма, с морскую бухту величиной, а из мутных глубин этой ямы невесомо всплывал, уходя верхушкой в черное небо, рог ледяного утеса…

– Командир! – крикнул он. – Джанелла исчез!!!

– Всем на «Циклон»! – яростно командовал Элдер, подталкивая десантников. – Меф, мы с тобой стартуем после «Циклона».

Потрясенный реакцией командира, он проводил взглядом длинные, уродливо деформированные тени Винезе, Нортона и Кизимова, прытко уползающие под зеленоватый свет фар и прожекторов «Циклона». «Как же так?! – думал он в совершенном ошеломлении. – Выходит, все они мгновенно примирились с гибелью Района? Или я чего-то не понимаю?..»

– Рамон! – позвал он без всякой надежды, сознавая уже, что чуда не произойдет и Джанелла не откликнется.

Серия ударов снизу. Впереди взлетел фонтан осколков льда, и сквозь эту сверкающую в луче прожектора россыпь было видно, как временный обелиск-рог над могилой Рамона внезапно разрушился и глыбы, странно меняя свои очертания в момент вспышек зеленых зарниц, отваливались и отплывали в стороны. Ледовая Плешь, быстро потемневшая и помутневшая от снежной пыли, ощетинилась султанами газовых и осколочных выбросов, айсбергоподобными громадинами выдавленных из трещин кусков наледей, кусками и плитами ледового панциря. Он смотрел, как обозримое пространство Ледовой Плеши быстро тонет во мгле, как все вокруг ломается, дыбится и крошится, чувствовал дрожь ступоходов, а потом почувствовал невесомость – несколько мгновений невесомости и удар – катер словно бы по собственной инициативе спрыгнул в глубокую яму и сильно ударился днищем.

Удар был страшный. Действительно, будто с размаху коленями в подбородок – искры из глаз…

Во рту было больно, горячо и солоно («Не натекло бы в маску, ч-черт!..»), губы и нижняя челюсть быстро немели. Он похолодел, когда, оглядевшись, не увидел прожекторов драккара. «Циклона» не было, люди спешили обратно, за их спинами жутко клубился зеленоватый «дым» в каньонообразном провале, и все вокруг сползало туда сплошным ледопадом. Он сразу понял, что «Казаранг» – единственное теперь средство спасения людей на взбесившемся Обероне, и до предела увеличил яркость прожекторов.

– Меф, – хрипло выкрикнул Элдер, – на тебя вся надежда!

Первым прыгнул в кабину Йонге. За ним – Симич. Кизимов ввалился в люк, держа под мышкой кого-то недвижного в оранжево-белом «Шизеку». Лорэ?.. Освобождая место для других, десантники опустили Лорэ в ложемент второго пилота. Чей-то голос предупредил: «Осторожней, у него переломы!» Кажется, голос Винезе. После Винезе в кабине стало тесно. Тяжелый удар сзади – машина опасно вскинула корму, но устояла. Очень опасно…

Он ждал. Пальцы застыли на рукоятках, изготовленных к действию в позиции старта. Краем глаза он видел, как Элдер отшвырнул Нортона к люку и десантным ремнем пристегнул себя к переднему ступоходу. Правильное решение. В кабину, пожалуй, мог бы втиснуться еще один человек, но не более…

Из-за клубов ледяной и снежной пыли, радужно сверкающей под светом прожекторов, видимость на озаряемом зелеными зарницами пятачке снизилась до нескольких десятков метров. За пределами отчетливой видимости угадывалось перемещение каких-то пугающе огромных масс, мимо катера медлительно перекатывались или проплывали на уровне блистера крупные глыбы, в шлемофоне сипело, хрипело, трещало, лед под ступоходами дрожал и лопался, и создавалось впечатление, будто машина все время куда-то проваливается. Он ждал. Слившись в одно целое с гашетками старта и форсажа, он чувствовал, что сила толчков нарастает, что ситуация осложняется с каждой секундой, следил за траекториями хода самых больших обломков и ждал. Наконец в разрывах снежно-дымчатой завесы показался Асеев с Михайловым на плече. Мелькнул в прыжке и пропал, а сквозь завесу выпер под луч прожектора белопенный горб кипящего вала!.. По нервам ударил крик Элдера:

– Нортон, назад!!!

Было видно, как Нортон, повинуясь приказу, остановился, и вал на лету рассыпался снежными шапками и лоскутами, застывая сугробами. Потом вынес на лед кого-то в белом скафандре – кого-то облепленного с головы до ног искрящимся инеем, – и когда этот кто-то знакомым жестом протер лицевое стекло и расчетливо уклонился от шального обломка, стало абсолютно ясно: зарождающийся водяной фонтан выпустил только Асеева. Одного, без Михайлова… Сквозь хрипы и треск голос Элдера:

– Николай, Дэвид, в люк! Быстрее!!!

Казалось, что удар расколол планетоид на части. «Казаранг» низко просел на корму. Оскальзываясь передними ступоходами, дергаясь и дрожа, машина делала попытки вырваться из ледяного капкана. Голос Асеева:

– Меф, сам видишь: больше никого не будет. Старт!

В кабину хлынули отсветы сине-фиолетового пламени – гашетки стартовой тяги вдавлены до упора. Парализованный ужасом, он чувствовал, что задние ступоходы заклинило намертво. Машина, вибрируя от напряжения, задрала нос, но не стронулась с места. Под днищем, заливая все вокруг нестерпимо ярким фиолетовым светом, пульсировал плазменный смерч, сзади буйствовал ураган лилового огня и пара, впереди закутанным в белое призраком-великаном набирал высоту столб фонтанирующей пены, над блистером едва ли не с плотностью чаек на птичьем базаре проносились стаи обломков и крупные глыбы. Все вокруг шевелилось, двигалось, прыгало, плыло, катилось.

– Отстрелить ступоходы! – громко рявкнул Асеев. – Старт!!!

Рука, сжимавшая рычаг отстрела, не подчинилась приказу. Убить Элдера, чтобы спасти остальных… Но если вон та вертлявая глыба успеет долбануть в блистер – всем крышка…

Не успела. На перехват выпрыгнула из люка фигура в обындевелом скафандре – короткое «эк!..» совпало с рубиновой вспышкой разблокировки фиксации рычага и похожей на агонию судорогой отстрела. Тяжесть стартовой перегрузки, стянутая алыми буквами полоса транспаранта «Гермолюк закрыт», куда-то вниз провалилась озаряемая зелеными вспышками белая муть, и вдруг распахнулся простор звездно-черного неба. Горошина Солнца над запрокинутым горизонтом… Деревянные пальцы левой руки разжались, отпустили ненужный теперь красный рычаг, деревянно сомкнулись вокруг рукоятки управления катером. И что-то со зрением: зеленоватый серп Урана словно бы расслоился ледяными пластинками, оброс лучистой бахромой – перед глазами все стало мутным, нерезким.

– Эй, кто-нибудь!.. – позвал он. – Вместо меня… Я не смогу причалить машину.

– Не будь идиотом, – тяжело дыша, сказал Лорэ.

– Мэф, ты намерен убить нас на финише? – полюбопытствовал Нортон.

Остальные молчали.

Он вспомнил про воздуходувку внутри гермошлема, включил. Облизнув разбитые губы, посмотрел с высоты на Ледовую Плешь. Кратера не было видно, всю центральную область ледяного диска затянуло дымчатой рябью. Издали похоже на овечью шерсть. Точнее, будто овца улеглась в огромное блюдо. Значит, вот как погиб «Леопард»… По сути, Ледовая Плешь – ловчая яма. Прорва, прикрытая слоем льда, – Бакулин был прав. Западня. Тигровая яма…

Потом, уже на орбите, когда ошеломленная команда рейдера обеспечила «Казарангу» радиус-ход в режиме зонального захвата и напряжение после маневра несколько спало, он с большим трудом взял себя в руки и понял, что надо делать. «Высажу всех – и обратно, – лихорадочно думал он. – Даже в этой каше можно… еще можно и нужно искать. И найти. Хотя бы одного найти… Не дадут резервный „Циклон“ – угоню „Казаранг“, никто не посмеет меня задержать.»

Однако посмели. В вакуум-створе он дрался с Нортоном у открытого люка «Циклона», был бит и пленен. Вел себя глупо и агрессивно. Как будто на рейдере кто-то в чем-то был виноват. Потом он притих. Как только почувствовал свою ненормальность – моментально притих. А когда перед ним впервые возник Жив-здоров – вообще поджал хвост. Мигом смекнул: Ледовая Плешь – это не просто тигровая яма, а западня с каким-то немыслимо изощренным механизмом клеймения упущенных жертв. В сильнейшей тревоге он пытался предугадать, в каком направлении развернутся события, когда «нормальная» часть корабельной команды подметит странности «заклейменных». В том, что это непременно приведет к расколу экипажа рейдера на два лагеря, можно было не сомневаться, – между ними, как минимум, встанет стена отчуждения. Да, как минимум. Ведь нет и не может быть никаких гарантий, что сила страха и отвращения «нормальных» по отношению к «заклейменным» не достигнет критической величины. Поэтому нет и не может быть твердой гарантии (особенно при таких обстоятельствах, да еще в неимоверной дали от родимой планеты!), что обыкновенные, нормальные люди, которых на борту гораздо больше, не вознамерятся очистить рейдер от экзотического меньшинства. Откроют вакуум-створ пошире и скажут: «Не нашего вы роду-племени, извольте выйти отсюда вон, – туда, откуда пришли». Как быть в таком случае? Сопротивляться? Сделай только одно движение – моментально и, главное, безжалостно перебьют, ведь у страха глаза велики. Тем более у страха, помноженного на отвращение. Апеллировать к чувству гуманности? Но ведь гуманизм – категория чисто человеческих отношений, и рассчитывать на него им, «нечистым», так сказать, по меньшей мере рискованно… Н-да, дело принимало оборот чрезвычайно опасный… Оставалась очень слабая надежда на апелляцию к рассудку «чистых». Но по логике ситуации именно рассудочность экипажа должна стать источником беспокойства за безопасность Земли! Причем в равной степени для лагеря «чистых» и для лагеря «нечистых»!..

Это была совершенно новая для него область размышлений на общечеловеческие темы, и на первых порах он был потрясен и растерян. Он был не в состоянии прийти к какому-либо определенному решению, и это вернуло ему ненавистное, а теперь вдобавок и тысячекратно усиленное ощущение собственной неполноценности, ущербности. Однако случилось то, чего он не ожидал: никто из экипажа пристально к ним но приглядывался, никто не замечал на борту экзотических безобразий. Ну ни единого подозрительного взгляда! Сочувственных – сколько угодно, подозрительных – ни одного!.. Так и летели – тихо, мирно. «Чистые» относились к «нечистым» очень доброжелательно, сердечно и объясняли их настороженную замкнутость пережитым на Обероне, а «нечистые» приходили в себя, обретали твердость в ногах, отрабатывали методы охраны тайны своего уродства и жили по принципу «поживем – увидим». Казалось бы, настала пора вздохнуть свободнее. Он так и сделал. Но тут же поймал себя на том, что простосердечная беспечность экипажа неприятно его удивила. «А если бы действительно произошла подмена? – думал он. – Если б и на самом деле в составе человеческого экипажа летела к Земле группа нелюдей? Неизвестно, как на других кораблях, а вот на борту „Лунной радуги“ нелюди почувствовали бы себя вполне непринужденно…» Впрочем, еще было рано судить о своей человеческой или нечеловеческой сущности. Надо было как следует присмотреться к самому себе, к новизне потрясающих свойств своего тела… «Поживем – увидим, – думал он, обливаясь по ночам холодным потом. – Поживем – увидим…»

…Осознав, что опять лежит на жестком полу, лицом – на розовом пузыре пневмокресла, Меф открыл глаза, шевельнулся и сел. В командной рубке никого уже не было. Гнетущая тяжесть в затылке прошла, общее состояние улучшилось, но сегодня это почему-то не радовало.

Сидя в пилот-ложементе, Меф долго смотрел на Япет – туда, где над чертой горизонта белесым волдырем вспухала верхушка Пятна. Размышлял, машинально потирая и массируя пальцы.

Собственно говоря, предаваться глубокомыслию не стоило. Думать ему уже не хотелось. И так все было ясно. Сколько мог, он всеми правдами и неправдами цеплялся за орбитальную базу. Его идея легально обосноваться на малолюдной орбитальной базе в Сатурн-системе шла прахом. Здесь обстановка складывалась так, что через сутки ни Жив-здоровам, ни ему самому на «Анарде» не поздоровится… Надо нырять в Черную Бороду, иного выхода нет. В покое его не оставят – это уж точно. Есть веские основания полагать, что МУКБОП его вычислил.

Он смотрел на Пятно и в последний раз взвешивал все «за» и «против». Впрочем, на чаше весов с надписью «против» был только Тобольский. «Но ведь Андрей все равно будет ползать вокруг Пятна до прихода „Виверры“, – думал Меф. – Я и „Анарда“ Андрею совсем ни к чему. Считай, у него пуповина с „Анардой“ оборвана: ни связи у нас, ни резервного катера. А на борту люггера – два превосходных драккара типа „Мистраль“ и, как минимум, два десятка десантников-профессионалов. Да и „Байкал“ в конце концов сюда приведут… В общем, сутки Андрей продержится запросто. А я за сутки смогу уйти далеко. Перехвата не будет – гарантия. Не на чем и, главное, незачем. Если бы „старый, выживший из ума капитан“ направил свой танкер к Земле – переполоху было бы на все Внеземелье. В диаметрально противоположную сторону – двигай себе, валяй, катись, проваливай, никому ты не нужен, оберонский монстр…»

– Угон «кашалота» никого, кроме селенологов, особенно не расстроит, – вслух подумал Меф. – А функционеров службы космической безопасности, наверное, только обрадует… Не могу же я без жилища, без крыши над головой. Взамен этой пыльной развалины я оставляю людям всю Солнечную Систему.

Розовую, мерцающую муаровыми разводами рукоять Главного ключа для запуска маршевого двигателя он перевел в позицию «предстартовый разогрев стеллараторов».

Черная Борода… Барба Нэгра, Коул Бэйсмент, Погреб Дьявола, Зона Мрака… Ну что Барба Нэгра? Солнца он и здесь практически не видит. Маленький, тоненький ободок… А там, в обширных просторах самого края Системы, в Зоне Мрака, среди мириадов рыхлых, как пыль, заплутоновых астероидов ему неизменно будет сиять удивительно яркая звездочка.