Текст книги "Мягкие зеркала (полная версия)"

СВЕТЛАНА

– Здравствуйте. Кому я тут понадобился, кто хотел меня видеть?

Андрей окинул взглядом гостиную Грижаса (с той поры ничего здесь не изменилось), посмотрел на молодую русоволосую женщину, забравшуюся с ногами в широкое кресло. Женщина сидела у пылающего камина.

– День добрый, – приветливо ответила она. Высвободив руку из-под белой шали тончайшей вязки, указала на кресло рядом: – Пожалуйста, устраивайтесь поудобнее.

Он сел. Потянулся к теплу, чувствительно исходящему от огня на несгораемо-вечных поленьях. Незнакомка словно бы чего-то ждала. Он покосился в ее сторону. Она улыбнулась – в серых глазах дрожали язычки каминного пламени, – сказала:

– Я чувствую, мне пора представиться. Светлана Аркадьевна Фролова, бывший практикант-медиколог базы «Титан-главный», в настоящее время – медиколог базы «Япет-орбитальный».

– Очень приятно, – сказал он. – Андрей Васильевич Тобольский, бывший пилот, в настоящее время – экзот. И, может быть, даже с приставкой «супер»…

– Хотелось бы, чтобы вам действительно было очень приятно.

Он взглянул на нее.

– А можно, я буду называть вас просто по имени? – вдруг спросила она.

– Сделайте одолжение.

– Но только в обмен на ваше согласие тоже называть меня просто Светлана.

– Считайте, Светлана, мое согласие вы получили.

– Спасибо. Так мне будет легче беседовать с вами на равных, – пояснила она.

– Я понимаю.

– И давайте сразу примем за аксиому: приставка «супер» у вас, Андрей, без всяких «может быть». Истины ради: комплекс присущих вашему организму экзотических свойств уникален. И хорошо, что это известно теперь и вам самому. Вы не напрасно экспериментировали над собой почти сутки…

– А вы, конечно, за мной наблюдали. – Андрей покивал.

Светлана слабо улыбнулась:

– Заглядывать в мемориальную каюту волен каждый.

– При этом нетрудно было заметить, что в момент моего появления мемориальная каюта превратилась в жилую.

– Вашего появления… В этом все дело. Надо было понять, кто вы.

– Даже так? Ну и… каков итог?

– Благополучный, одним словом.

– То есть по крайней мере я могу надеяться, что вы не собираетесь меня физически уничтожать?

Серые глаза Светланы расширились.

– Вы… серьезно? – спросила она недоверчиво.

– Вполне.

– Я понимаю… вы раздражены, однако… простите, Андрей, ваша досада выглядит несколько… – Она помедлила.

– Что?

– …Экстравагантно. Согласны?

– Нет.

– Почему?

Он не ответил. Просто сидел и смотрел на огонь.

– Будьте со мной откровенны, Андрей.

– Я говорю то, что думаю. Этого мало? – Он продолжал смотреть на огонь.

– Мало. Нужна доверительность в отношениях. Судя по всему, нам с вами предстоит общаться, и… и недоверие друг к другу может превратить такое общение в пытку.

– А вам не приходило в голову, что вы уже отравили мне радость возвращения заговором молчания?

– Чем? – не поняла она. – Заговором?..

– На протяжении суток я никому здесь не был нужен.

– Ах да, ведь вы же ничего не знаете…

– Виноват. Меня приветливо встретили, толком все объяснили.

– Андрей, – перебила она, – не надо иронии. Давайте во всем разберемся спокойно, по-деловому. А главное – по порядку. Допустим, я скажу вам, что за любым, кто появляется на борту базы, в принципе мы должны наблюдать не менее двадцати двух часов. Если, конечно, хотим отделить зерно от плевел со стопроцентной гарантией… Это мое сообщение не вызывает у вас категорического протеста?

– Продолжайте.

– Я сказала: «должны наблюдать». Но мы уже устали от бесконечных наблюдений, сопоставлений, экспериментов, анализов, и на практике привыкли больше доверять опыту, чутью. За восемь лет можно многому научиться. Мне, к примеру, достаточно только взглянуть и… Вероятно, вам трудно следить за моим рассказом?

– Да, но вы продолжайте. Пока мне ясно одно: мое появление здесь после восьми… гм… восьми лет отсутствия – событие для вас вполне заурядное.

– Не совсем так, – возразила она, – Точнее – совсем не так.

– Тогда я ничего не понимаю, – сознался Андрей.

– Я объясню. Дело в том, что ваше внезапное возвращение – случай совершенно уникальный, но, к сожалению, здесь он был воспринят именно как событие заурядное. Кроме меня – никто… Впрочем, тут есть своя логика. Ведь появились вы необычайно эффектно: из облака снежного выброса, верхом на лавине, машину вашу трудно было узнать. Десантники южного штурм-лагеря и моргнуть не успели – вы уже были в ангаре «Япета-орбитального». То ли вы не замечали их попыток обратить на себя ваше внимание, то ли…

– А вы взгляните в ангар и полюбопытствуйте, на чем я прилетел. Вдобавок у меня кончился кислород.

– Как все совпало!..

– Что совпало?

– Ваше совершенно неожиданное появление, странное поведение на Япете и вдобавок это… Дежурные, которые осматривали ваш старинный, лишенный даже признаков кислородного обеспечения скафандр, без колебаний приняли вас за эфемера. Ничего удивительного…

– За кого меня приняли? – не понял Андрей.

– За эфемера. Экзот довольно долго может не дышать, но вообще без кислорода обходиться не может. К тому же, в отличие от эфемера… – Она взглянула на Андрея и сама себе скомандовала: – Стоп! Я вижу, этот термин вам незнаком.

– Смысл его я улавливаю, но применительно к человеку слышу впервые.

– Нет, к людям термин «эфемер» неприменим… Вот видите, как бывает, когда пытаешься объяснить все сразу. – Она смущенно улыбнулась, потерла пальцами виски. – Я совсем упустила из виду, что к тому времени, когда вы познакомились с Копаевым, о способности экзотов производить матрично-эфемерные копии функционеры МУКБОПа начинали только догадываться. И конечно, не знали, что эфемерные копии могут существовать лишь от полутора до двадцати двух часов – не более того. Свое существование все эфемеры заканчивают одинаково: быстро деформируются – как бы оплывают – и затем уже спокойно тают лужицей блеска… Первое время нам было очень не по себе. Потом привыкли. Привыкли к частым визитам субъектов в блестящих одеждах, острота реакции притупилась. Вплоть до того, что иногда только взглядом скользнешь – и мимо него, сердешного, дальше…

– В блестящих одеждах, говорите?..

– Да. Хотя в последние полтора года одежда на них перестала блестеть. Наши эфемерологи связывают это с какими-то сдвигами в эволюции гурм-феномена. Специалисты группы Калантарова называют иные причины… Но как бы там ни было, а удобный индикатор для визуального распознавания эфемеров исчез. Теперь приходится вглядываться в каждого встречного. Пялим глаза друг на друга… Казалось бы, мелочь – однако жизнь из-за этого осложнилась. Ну вот вам свежий пример: неделю назад в северном штурм-лагере один из незамеченных вовремя эфемеров поднял катер, не справился с управлением и в результате разбил машину. Впрочем, в ту минуту он, возможно, просто прекратил свое существование, а машина разбилась сама…

– Дожили, – вслух подумал Андрей. – Призраки в пилот-ложементах драккаров!..

– Эфемеры не призраки, – возразила Светлана с хорошо уловимой ноткой грусти в голосе. – Мы понятия не имеем, зачем они появляются и отчего исчезают, но… Но, собственно, для нас эфемеры – это недолговечные, однако вполне вещественные и внешне довольно точные копии того или иного человека… или, скажем, экзота. Скульптурно, если угодно, точные копии.

– Внешне, – с нажимом повторил Андрей. (Перед глазами назойливо маячила спина псевдодесантника в глянцевито поблескивающем и очень твердом на ощупь «Снегире»…) – А внутренне?

– Эфемер копирует не только облик, но и особенности поведения, свойственные оригиналу. Живому оригиналу или давно погибшему – все равно. Некоторые из нас, общаясь с эфемером, порой даже «слышат» голос оригинала. Звук, правда, тут ни при чем – иллюзию голоса, как ни странно, вызывают в основном оптические эффекты. Так что просим извинить, у нас наличествуют призраки лишь одной категории – призраки голосов.

– Очень гибкий ответ. Предпочитаю более прямолинейные.

– Извольте. Эфемеры не дышат. Температура тела нормальная, сердцебиение и пульс не прослушиваются.

– И это все?

– Чтобы увести наш разговор в сторону, и этого оказалось достаточно. Андрей, вы все узнаете из бесед с эфемерологами и темпорологами. И те и другие сошлись недавно на том, что способ существования эфемеров чем-то похож на способ существования гурм-феномена. Но чем именно – не моя компетенция.

– Понимаю…

– Я вижу, вы разочарованы. – Она приятно, мягко улыбнулась. – Скажу по секрету: после бесед с темпорологами вы будете знать об эфемерах меньше, чем знаете сейчас. Я уже убедилась на собственном горьком опыте… А если серьезно, вопросы о физическом существовании гурм-феномена и эфемеров до того сложны, что только для правильной постановки этих вопросов был создан какой-то специальный раздел теории спиральной структуры Пространства-Времени. Я представляю, как хочется вам во всем разобраться, но вы не должны спешить в такого рода делах.

– Жаль, что этот полезный принцип не соблюдался в тот самый момент, когда меня скоропалительно приняли за эфемера.

– О, вы злопамятны!

– Да, знайте это на будущее.

– Теперь понятно, почему вы даже в качестве эфемера ужасно смутили наше начальство. Неспроста главный администратор базы предупредил меня: «Внимательно понаблюдайте за ним, это эфемер какого-то нового типа…»

– Кто главный администратор?

– Андрей Степанович Круглов.

– Ах вот оно что!.. – вырвалось у Андрея. – Скажите, Светлана, а почему, наблюдая за мной, вы не сразу смогли отделить зерно от плевел?

– Я знала, что вы не эфемер. Пыталась это втолковать Круглову.

– И что же?

– Ничего особенного. Произошел очередной никому не нужный конфликт. И стала я с безумным нетерпением ждать, когда наконец истекут эти двадцать два часа испытательного срока, чтобы иметь право крикнуть Круглову прямо в лицо…

– Простите, Светлана, а отчего такая экспрессия – «с безумным», «крикнуть», «в лицо»?

Она помолчала, наматывая на ладонь конец своей тонкой шали. Невесело усмехнувшись, сказала:

– От переизбытка чувств, вероятно. Мне хотелось быстрее встретиться с вами, поговорить… Я ведь знала, что вы – нормальный экзот, что испытательный срок не нужен и даже вреден, поскольку ваша реакция на длительное одиночество будет скорее всего негативной. – Светлана вздохнула, отпустила кончик шали. – Поначалу вы меня порадовали тем, что вам нужен был сон, – эфемеры не спят. Потом у вас нормально прошла левитация. Ваше недоумение показало мне, что левитатчик вы еще неумелый. Но как только вы, экспериментируя над собой, продемонстрировали мне свою способность проникать сквозь стены, я, грешным делом, подумала… Нетрудно, впрочем, догадаться, о чем я подумала в этот момент…

– Это когда я… из гимнастического отделения в душевую?

Она кивнула.

– Я и сам был потрясен не меньше, – признался Андрей. – Я не знал, что это у меня получится… Просто цвет стены напомнил мне дымчатую «мембрану», вот я и… решил попробовать. «Мембраны» – это участки туманных стен между полостями в центре гурм-феномена…

– Но ведь стены вашего бытотсека из листового металла!

– Я в курсе. Но понимаете… я как-то очень серьезно вообразил себе, что продавливаю «мембрану». Или, напротив, как-то очень несерьезно. Сейчас я даже и не знаю… Что-то надоумило меня попробовать. Возможно, попробовал просто из озорства и… и вдруг получилось. А что… никто из экзотов так не умеет?

– Сквозь стену? Нет… Вы – единственный в своем роде. Если, конечно, этому нельзя научиться.

– Не советую, – сказал Андрей.

– Почему?

– Я с удовольствием разучился бы. Ощущение не из приятных…

– Было больно?

– Нет, но… Меня, знаете ли, словно бы вывернули наизнанку и отстегали по внутренностям крапивой.

– Ну а сейчас? Ощущение прошло?

– Да, ощущение внутреннего ожога прошло, однако, знаете ли… зуд, неприятное такое покалывание в голове и вдоль позвоночника. Странно как-то и тревожно… Вы не подскажете, Светлана, чем все это может закончиться?..

Она улыбнулась. Затем не выдержала – рассмеялась. Он молча смотрел на нее.

– Ох, Андрей, простите ради всего святого! Глупый смех… Восемь с половиной лет назад, я, будучи еще студенткой, рвалась в Сатурн-систему на медикологическую практику. Ну разве я могла в то время даже вообразить, что мне доведется выслушивать здесь жалобы пациентов на желтизну в глазах после экстрасенсорного перенапряжения, на ушибы при нечаянной левитации в полусне! На зуд после проникновения… простите, «продавливания» через листовой металл! .. Ну что я как медиколог могу в этом случае вам посоветовать? Старайтесь как можно реже проходить сквозь стены. Чаще пользуйтесь дверью, а перед употреблением не забывайте ее открывать. Или хотя бы попробуйте выбирать для «продавливания» стены не из металла!..

– Что ж, ваши рекомендации мне кажутся вполне разумными, – сказал Андрей, – я их принимаю. Правда, в мое время здесь не было стен не из металла… Вы правы, это смешно, и в следующий раз я обязательно постараюсь проникнуться юмором ситуации.

– Великое Внеземелье! Меньше всего я хотела обидеть вас!

– Верю. Скажите, Светлана, а кто еще из экзотов, кроме меня и Мефа Аганна, здесь на борту?

Светлана метнула в него быстрый взгляд. После этого долго молча смотрела в огонь – не торопилась с ответом.

– Андрей, вы были последним, кто видел Аганна.

– Вот как? Куда же он подевался с «Анарды»?..

– Лучше спросите, куда он делся вместе с «Анардой». След «Анарды» затерялся где-то среди ледяных астероидов Зоны Мрака.

– Сбежал, значит!..

– Пять лет назад в том направлении, куда Аганн угнал танкер, была зарегистрирована подозрительная вспышка. Специалисты считают, что вспышка имела характеристики термоядерного взрыва. По-видимому, это был взрыв безектора «Анарды».

Андрей поднялся. Подошел к «окну». За темными силуэтами сосен утопающего в снегу перелеска догорала багрово-дымная полоса по-северному стылого закатного зарева. Он не мог вообразить себе, что Аганна уже нет в живых. Еще труднее было вообразить, что Аганна нет в живых уже пять лет. Он не чувствовал скорби. Безусловно, он верил всему, что говорила Фролова, но эта беседа казалась ему порождением странного сна. Пять лет назад, восемь… Да, он собственными глазами видел в долине Атланта стационарный лагерь космодесантников и понимал, что создать такой лагерь за двое-трое суток невозможно; да, видел в ангаре новые «Вьюги» и знал, что таких катеров просто не было в системе Сатурна в день появления Пятна на Япете; наконец сделался страдающим очевидцем кошмарных изменений на борту «Байкала». При всем при том не мог убедить себя перенастроиться согласно сногосшибательному сдвигу времени, а когда попытался заставить – с отчаянием вдруг почувствовал в этот момент, что впервые в жизни очень близок к самой настоящей панике!.. Либо сейчас сюда войдет Грижас и с его приходом немедленно выяснится, что пилот Тобольский – наивная жертва хитро задуманной и гениально осуществленной мистификации, либо…

– Я вас понимаю, Андрей, – донеслось от камина. – Но, даже если случится чудо и сюда войдет Грижас, который не может войти, потому что летает теперь на «Тоболе», все равно эти восемь лет никуда ведь не денутся. Восемь лет четыре месяца девятнадцать суток…

Андрей уставился на виднеющийся над спинкой кресла стриженый затылок Светланы. Спросил:

– Вы умеете читать чужие мысли?

– Нет, но мне нетрудно угадывать ваше настроение. Каждое ваше движение, каждый жест, направление взгляда говорят о многом…

– Особенно когда вы сидите ко мне спиной.

Фролова не шевельнулась. Молчала, глядя в огонь.

– Извините, – сказал Андрей. – Прошу прощения, минутная слабость… Капитан «Тобола», надо полагать, Валаев?

– Валаев уже не летает.

Андрей решил, что ослышался. Переспросил:

– Как вы сказали? Валаев уже не летает?

– Вину за то, что с вами произошло, он взвалил на себя и подал в отставку. Переубедить его было невозможно. Я не сумею описать вам его состояние. Расспросите здешних десантников – кто-нибудь из них вам расскажет, с каким трудом они перехватили катер, в котором Валаев намеревался таранить поглотившее вас чудовище…

Андрей слепо сел в кресло.

– Где и… кем он теперь?

– Калуга, академический музей космонавтики. Научный сотрудник отдела истории внеземных открытий темпорологии… или чего-то в этом роде.

– Экипаж «Байкала»… в основном теперь на «Тоболе»… Был. Теперь – не знаю… Не забывайте, Андрей, ведь все это происходило более восьми лет назад.

Помолчали.

Андрей обвел помещение тоскливым взглядом. Поежился, вспомнив, как, направляясь сюда, заглядывал в командную, пилотажную и навигационную рубки.

– Скажите, Светлана, а вместе со мной и с вами хоть с десяток народу здесь наберется?

– Мне кажется, вы еще не успели созреть для общения с многочисленной группой. Иначе я уступила бы место другим заинтересованным лицам. Разведчика гурм-феномена поджидают с нетерпением чрезвычайным.

– Да, вам правильно кажется. А велика ли «многочисленная группа заинтересованных лиц»?

– На борту орбитальной базы их немного – сотни полторы…

Андрей взглянул на Светлану.

– На Япете, – продолжала она, – в три раза больше. Точное число заинтересованных лиц в районе Япета – считая, разумеется, и меня – шестьсот пятьдесят шесть.

Пытаясь скрыть замешательство, Андрей весело пошутил:

– На десяток не дотянули – было бы точное попадание в порядковый номер центрального кратера гурм-феномена.

– С вашим появлением точное попадание произошло! – подхватила Светлана. – Вы один стоите десятерых. И это по меньшей мере.

– Э-э… спасибо, конечно, но с чего вы это взяли?

– Мой брат не устает повторять, что, если Земля еще способна рожать людей вашего типа, земная цивилизация довольно уверенно может плыть и дальше под всеми парусами неоднозначного своего прогресса.

– Он меня высоко ценит, ваш брат.

– А знаете, за какие ваши два основных качества?

– Нет.

– За чувство ответственности перед миром и за верность долгу.

– Хорошие качества. Но такими качествами обладает каждый землянин.

– Заблуждаетесь.

– Должен обладать, – уточнил Андрей.

– Вот это другое дело – должен… Скажите, Андрей, а почему, когда я представилась, вы не поинтересовались, имею ли я родственное отношение к Марту Фролову?

– Избегаю задавать однотипные вопросы слишком часто.

– Слишком часто?..

– У меня такое впечатление. Ну, такое… будто я разговаривал с вашим братом трое суток назад. Его странноватый ответ удивительно свеж в моей памяти. Кстати, память у меня довольно цепкая – восьмилетний срок ей нипочем.

Светлана слабо улыбнулась:

– Я знаю, что ответил вам брат, но ему действительно надоело отвечать на этот вопрос. К тому времени в Сатурн-системе уже скопилось около десятка наших родственников и однофамильцев, а тут вдобавок и я прилетела…

– Где Март сейчас?

– На Земле. В институте Пространства-Времени он теперь правая, можно сказать, рука самого Калантарова, один из ведущих специалистов-темпорологов. А начиналось с того, что будущему темпорологу закрыли визу и предложили покинуть систему Сатурна на танкере «Аэлита», и он был вынужден это сделать. – Светлана взглянула на собеседника сбоку и пояснила: – Это когда вы не вернулись вовремя и стало ясно, что кислорода у вас больше нет.

– Понимаю. А были попытки проникнуть за мной в недра гурм-феномена?

– Были. Не счесть попыток проникнуть туда и на флаинг-машинах, и гибкими манипуляторами, и снарядами буровых установок. Разными способами пытаются зондировать внутренности темпор-объекта… прошу прощения, но именно так называют теперь гурм-феномен. До сих пор на зондаж тратится много усилий, средств, а результаты, как и предсказывал Март, очень скромные. К моменту прилета на Япет «Виверры», от разлома, о котором вы сообщали, осталась только неглубокая оплывающая нора. Космодесантники ринулись было внутрь, но буквально в нескольких метрах от входа атака захлебнулась. Начались всевозможные чудеса, и десантники отступили, пожертвовав плотно увязшим катером. Ладно хоть люди успели уйти…

– Сверхвизг? – полюбопытствовал Андрей.

– И сверхвизг, и выверт. А самое неприятное – паралич мышц, которые управляют движением глазного яблока. К счастью, это прошло.

Андрей покачал головой:

– Такого у меня с глазами не было… Ну а потом? Разлом совсем затянуло?

– Да. Собственно, с этого и началась эпоха зондирования темпор-объекта всевозможными приборами. Любой прибор из любого материала, погружаемый в тело этого чудовища с какой угодно стороны под каким угодно нажимом, проходит в толще облакоподобной массы со смехотворной скоростью: около одной двадцатой километра в год. Если поинтересуетесь длиной кабельных шлейфов самых ранних наших зондов, выяснится: за восемь с лишним лет зонды прошли в недра темпор-объекта едва на четыреста метров…

– Вы говорите, Март это предсказывал?

– Он быстро понял, что белесый колосс – это не просто экзотический коктейль хорошо известных нам физических свойств. Когда на «Титан-главный» пришло сообщение о результате обследования «норы», он заподозрил, что мы имеем дело с четко локализованным объемом какого-то видоизмененного Пространства-Времени. Март был по горло занят отправкой к Япету спецлюггера «Вомбат» с очередной группой десантников, но ухитрился подготовить к экстренному заседанию ученого совета небольшой доклад или, как он сам говорил, «записку». В этой «записке» феноменальное явление на Япете впервые было названо «спиральной структурой дальнодействия темпор-пространственного прогиба», а белесая поверхность Пятна, – «оптической границей темпор-прогиба местного выреза». С тех пор в научных кругах за гурм-феноменом закрепилось название «темпор-объект», а «Запиской Фролова – Тобольского» пользуются вместо введения в «Общую темпорологию».

– При чем здесь моя фамилия? – спросил Андрей.

– Не столько ваша фамилия, сколько ваши наблюдения, – возразила Светлана. – Они помогли Марту обосновать и отстоять на ученом совете очень нужную в те первые сутки рабочую гипотезу. Математическое обоснование своей гипотезы Март сделал едва ли не на ходу, в организационных хлопотах, за полтора часа до истечения срока действия визы, но это обоснование считают теперь классикой тсмпорологии… На том же заседании, кстати, ученый совет потребовал от УОКСа немедленной передачи «Байкала» под орбитальную базу для разведчиков темпор-объекта. Уже тогда было ясно, что исследовательская группа должна довольно значительно вырасти.

– Накал страстей тут, видать, был нешуточный, – уверенно предположил Андрей.

Светлана кивнула:

– Да, бурное было время… Но как-то все утряслось. Колония у Япета постепенно стабилизировалась, Март привык руководить работой исследователей темпор-объекта «дистанционно», как он сам выражается. Впрочем, дистанционный стиль руководства тяготит его, и раз в полугодие он неизменно подает заявление о пересмотре запрета на визу. И каждый раз УОКС аккуратно ему отвечает стандартно-вежливым отказом.

– А чего другого он ждет?!

– Видите ли… Март всегда был почему-то уверен, что вы не погибли и обязательно вернетесь. «Такой человек не затеряется даже в складках темпор-прогиба», – говорил он о вас. На сеансах телесвиданий он не однажды пытался объяснить с помощью математических выкладок мне и другим, что какая-то формула предсказывает на конец девятого года резкое сокращение границы темпор-прогиба местного выреза и что у вас есть шанс дотянуть до этого момента. В доводах его математической логики я ничего не понимала, да мне это не нужно было. Я и так знала, что вы вернетесь. Я чувствовала: вы должны вернуться несколько раньше, чем обещали формулы Марта… Струился во мне странный ток постоянного ожидания.

«Япет-орбитальный», это не «Байкал», – мелькнула мысль у Андрея. – Орбитальная психолечебница.»

Светлана окатила собеседника завораживающим взглядом широко открытых серых глаз, и Андрей почувствовал, как у него шевельнулись и невольно затрепетали веки.

– Не беспокойтесь, – сказала она, – я действительно не умею читать ваши мысли.

– Но вы умеете угадывать мое настроение, а это почти то же самое, – возразил он.

– Как медиколог я обязана угадывать настроение. Вас, по-видимому, смущает повышенный, как выражается Март, потенциал моих к вам сопереживаний…

– Да, в определенные моменты нашего разговора я начинаю почему-то ощущать себя чуть ли не вашим родственником. Но с Мартом мы хотя бы заочно знакомы!..

– Не могу еще раз не похвалить вашу уже хваленую вами цепкую память, – сказала она насмешливо и печально. – Я надеялась, очное наше знакомство будет более долговечным…

– Простите, – перебил он, – не будем ходить вокруг да около. Ну что делать, я действительно не помню, где это мы с вами успели…

– Здесь, – проговорила она.

– Это где, значит? В Сатурн-системе? Или в Дальнем Внеземелье вообще?

– Это значит – на борту «Байкала». В кабинете-приемной Грижаса, то есть в соседнем помещении. Когда? Восемь с половиной лет назад. Впрочем, по вашей шкале времени – совсем недавно… Каких-нибудь два месяца миновало.

– Так вот вы кто!.. – Андрей с облегчением рассмеялся. Он сразу вспомнил корабельный чемпионат, вторую свою победу подряд не по очкам, а нокаутом, ироническое поздравление Грижаса, осматривающего в приемной поврежденный в жестком бою нос победителя; за пультом отвратительно шипящего физиотерапевтического агрегата Грижасу ассистировала длинноногая, от бедер до бровей закутанная в белое девица, которую Грижас по своему обыкновению весьма церемонно представил: «Вы, кажется, еще не знакомы? Сейчас мы это мигом исправим. Мой молодой коллега, медиколог-стажер Светлана. Коллега временно – до прихода в систему Сатурна – исполняет очень ответственные и, скажем прямо, очень почетные обязанности рейсового медиколога в секторе П. Но, поскольку в пассажирском секторе поводов демонстрировать свое медицинское мастерство едва ли не меньше, чем в нашем, мы с коллегой поровну делим добычу, которая нам в обоих секторах перепадает. Сегодня нам повезло – в наши руки попал самый крупный из альбатросов Дальнего Внеземелья… Видите повреждение хрящевого основания носа? Что будем делать, коллега?.. Верно, маску Румкойля… Вы слышали, Андрей Васильевич? Коллега предлагает радикальный способ лечения и через десять минут вас можно будет поздравить не только с победой, но и с выздоровлением. Вот вы и познакомились. Прошу друг друга любить и, не побоюсь этого слова, жаловать. Маска не жмет?» У Грижаса было хорошее настроение. Не исключено, что хорошее настроение было и у его коллеги, но девица очень смущалась.

У пациента тоже было хорошее настроение – он отпустил из-под маски Румкойля какой-то подобающий случаю комплимент. Не в чей-то конкретный адрес, а медицине вообще. Однако что-то не получилось с коэффициентом рассеивания и весь комплиментарный заряд целиком пришелся на беззащитные центры эмоций молодого, неопытного медстажера. Этого следовало ожидать; с одной стороны – довольно известный первый пилот единственной в мире «сверхлюстры», зрелый мужчина приятной наружности, в роскошной форме – альбатрос и золотая лилия на груди, с другой – юная пичуга, впервые в жизни выпорхнувшая в Дальнее Внеземелье. Он понял это, но поздно. Пытаясь взглянуть на нее из-под неудобной маски, он только усугубил ситуацию: над пультом ему удалось-таки высмотреть краем глаза что-то пунцовое на белом фоне. Он никогда не думал, что нормальная человеческая кожа может краснеть до такой степени.

И если бы Светлана об этом не заговорила, он ни за что бы не догадался, что та длинноногая, постоянно красневшая без особого повода, нескладная девица с порывистыми движениями, и эта уже весьма уверенная в себе, хотя на вид еще и очень молодая женщина с прелестным профилем и плавными жестами – один и тот же человек!

Честно объяснив собеседнице свой нечаянный всплеск веселья, Андрей извинился и выразил убеждение, что уж теперь-то общаться им, старым знакомым – почти друзьям, будет намного проще. Светлана, видно, поняла это по-своему.

– Да, теперь мы с вами почти ровесники, – проговорила она. Бесцельно собирая в пригоршню свисающий край белой шали, тихо добавила: – Я очень вас ждала… Очень. Все эти восемь лет я ловила на себе сочувственные взгляды… разные взгляды я ловила на себе, но верила, что вы вернетесь. Знала.

– Почему? – сорвался у него с языка совершенно неуместный, глупый вопрос, и он вдруг ощутил себя дурак дураком.

– Потому что я… люблю вас, – просто сказала она. – И это началось у меня гораздо раньше, чем вы думаете.

На этот раз он промолчал. Неторопливым, мягким движением она высвободила из кресла свои длинные, замечательно стройные ноги, плавно встала. Спохватившись, он тоже вскочил и невольно подтянулся, расправил плечи, полностью выпрямился. Рост Светланы его поразил. Было видно, конечно, что уютно расположившаяся в кресле женщина – довольно рослая особа, но Андрею как-то и в голову не приходило, что она может быть ростом почти с него.

– Не знаю… видимо, и так бывает: избалованный вниманием герой с приятной внешностью, известный пилот в красивой форме, лилия на груди, – продолжала Светлана. – Да, наверняка так бывает. Но у меня было все по-другому. Испуг, когда вы, проломив перила, сверзились в сугроб с высокого крыльца нашего домика на гималайской турбазе «Гулливер». Еще больший испуг, когда я близко увидела вашу залитую заледенелой кровью куртку-штормовку, окровавленное лицо, лоскуты биопластыря на небритой щеке. Мне было очень страшно, когда вы, преодолевая слабость, с трудом подняли голову, одеревенелой рукой запихнули в рот горсть снега и, улыбаясь здоровой щекой, спросили одну из глазевших на вас девчонок, не найдется ли в нашем бунгало телефона, свежего биопластыря и чего-нибудь съедобнее перепуганных школьниц. Потом мы всей группой ходили смотреть, откуда вы «спрыгнули» в нашу долину. Тот, кто нам показывал это место, наверное, ошибся, потому что слететь оттуда живой могла только птица…

Светлана отошла к «окну». Повинуясь малозаметному ее жесту, хорошо запрограммированная бытавтоматика заменила куцый пейзаж тусклого зимнего вечера безбрежностью звездной ночи. И опять Андрей невольно обратил внимание на осанку своей собеседницы. Грациозное изящество плавных движений… Такое впечатление, будто она давно не бывала на Земле и тело ее уже привыкло жить исключительно в условиях пониженной гравитации. Но давно не бывать на Земле тоже можно только при обстоятельствах исключительных. Скажем – если УОКС упразднил отделы ОТ и ОЗ (отделы Охраны Труда и Охраны Здоровья). Он смотрел на нее и чувствовал себя несчастным. Он все уже понял и почти не слушал ее. То, что она говорила, уже не имело значения. Его, во всяком случае, это не должно трогать.

– Пилот с приятной внешностью, – говорила Светлана, – появился в моей жизни тоже гораздо раньше, чем вы успели заслужить золотую лилию. В одном из выпусков новостей агентства Информвнезем я увидела ваше лицо и узнала, что вы – второй пилот балкера «Фомальгаут». Это меня взволновало – я места себе не находила. Долго не могла понять почему… Заказала видеокопию этого выпуска новостей, и с той поры стереопортрет второго пилота балкера «Фомальгаут» был со мной постоянно. И вдруг – о, волшебство случая! – вы и я на одном корабле! Могу видеть вас почти каждый день, видеть близко, иногда разговаривать с вами! А бывают моменты, когда могу наяву прикоснуться к герою девичьих моих сновидений!.. И знаете, я была счастлива. Такое счастье вам, наверное, трудно понять, однако поверьте мне, я была счастлива. Внезапно вы ушли в разведку – и случилось… то, что случилось. Правдами и неправдами мне удалось улететь к Япету помощником медиколога группы десантников на люггере «Вомбат». Не однажды я пыталась взять приступом непроницаемо-вязкие стены белесого исполина и от бессилия плакала под аккомпанемент его эхокашлей. Потом, когда во время телесвиданий Март с великим трудом объяснил мне физический смысл идеи темпор-прогиба и посоветовал обратить внимание на скорость погружения зондов, я поняла, что грубой силой туда не проникнешь. Надо было как-то по-другому. Но как?.. «Если темпор-прогиб, – думала я, – результат деятельности неземного Разума, то неужели этот Разум меня не поймет?!» Я часами простаивала у стен инозвездной крепости, однако так и не довелось мне увидеть хотя бы что-нибудь похожее на вход. Белесое чудище проявило полное равнодушие к моим слезам и мольбам… Стоя у его стен, я часто находила созвездие Девы, подолгу смотрела на Спику – ее лучи казались мне струнами, на которых звучала завораживающая мелодия… В конце концов, все это спокойно можно было отнести на счет моего воспаленного воображения, но едва только я проговорилась Марту о «звонкострунной» Спике – он окатил меня несвойственным ему рассеянным взглядом и прервал связь. Неделю они с Калантаровым что-то вычисляли, подняли на ноги весь институт, а потом Март с удивлением и восторгом сообщил мне, что моя «звонкострунная» лучше всех других звезд этого класса удовлетворяет условиям существования вектора дальнодействия темпор-прогиба. Честно говоря, я так и не поняла, что представляет собой «вектор дальнодействия» в ракурсе теоретической темпорологии, но у меня был свой ракурс. Просто я хорошо ощущала: Спика звучит в моем воображении струной потому, что вы движетесь где-то в том направлении… Ну, вот и все… Остальное вы знаете.