Текст книги "Проклятие рукописи"

Сергей Пономаренко
Проклятие рукописи

– Так-то так, господин Фауст, – сказал этот доктор, – но как же обстоит дело с духами, о которых говорят, что они не только днем, а и ночью мучают людей?

Легенда о докторе Фаусте

Если из истории убрать всю ложь, то это совсем не значит, что останется одна только правда, – в результате может вообще ничего не остаться.

Станислав Ежи Лец

© Пономаренко С. А., 2010

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», издание на русском языке, 2010, 2011

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», художественное оформление, 2010

Никакая часть данного издания не может быть скопирована или воспроизведена в любой форме без письменного разрешения издательства

Часть 1
Колдовской манускрипт

1
Базель. Март 1476 года

В город, раскинувшийся в предгорье Альп, на излучине широкого и полноводного Рейна, через ворота Шпалентор, охраняемые двумя круглыми зубчатыми башнями из красного песчаника, въехали двое всадников. Они едва поспели за тусклым диском солнца, что лишь угадывался в туманной дымке, спеша спрятаться за горизонтом, иначе бы провели ночь за городскими стенами.

– Томмазо ди Кавальканти, с письмом к его преосвященству, – громким, командным голосом назвался страже крупный мужчина средних лет, с небольшой, аккуратно подстриженной темной бородкой, слегка округлявшей его лицо, с длинными волосами, ниспадавшими из-под широкополой шляпы. Он говорил на немецком без акцента, лишь имя и крючковатый ястребиный нос выдавали в нем чужеземца. – Меня сопровождает оруженосец – Джованни Бальо.

Его спутник, кутавшийся в пыльный плащ с капюшоном, под которым виднелся нагрудник кирасы и к седлу которого была приторочена аркебуза, услышав свое имя, молча кивнул.

Командир окинул их внимательным взглядом и нетерпеливо взмахнул рукой.

– Проезжайте! – И тут же скомандовал алебардщикам: – Закрыть ворота!

К удивлению путников, на узких, вымощенных камнем улочках царило праздничное оживление. Здесь было полно ликующего народа, явно спешащего в центр города; повсюду слышался смех, радостные крики, издалека донеслись глухой барабанный бой и пронзительные звуки труб. Впереди всех, замедляя движение, шел в полном составе цех пекарей, одетых в традиционные одежды, в белых колпаках, далее следовали цеха суконщиков, башмачников.

– Если бы не начался Великий пост, то можно было бы подумать, что мы попали на карнавал, – недовольно промолвил Томмазо, – а сегодня даже не воскресенье.

В городе он был не первый раз, поэтому уверенно двигался к дому базельского епископа Йохансона III, расположенному недалеко от главной – Рыночной – площади, сразу за францисканским монастырем. Они пересекли площадь с большим фонтаном, украшенным статуей Богоматери, и миновали кафедральный мюнстерский собор с двумя шпилями, пронзающими начинающее темнеть небо.

Приземистый дом епископа – словно крепость в миниатюре – был темен, мрачен, и создавалось впечатление, что в нем нет ни души. Но когда путники спешились, а Джованни стукнул несколько раз бронзовым кольцом о кованую дверь ограды высотой более человеческого роста, отворилось небольшое смотровое окошко.

– Кто такие? Что нужно? – неприветливо поинтересовался привратник, словно навсегда уверовавший в коварство и злодейские помыслы всех людей без исключения.

– Мессир Томмазо Кавальканти с письмом к его преосвященству от его святейшества! – выкрикнул Джованни Бальо на итальянском, будто собирался докричаться до противоположного берега Рейна.

Окошко тут же захлопнулось.

– Тише, Джованни! В мои планы не входит объявить об этом всему городу, – одернул оруженосца Томмазо. – Рассчитываю завтра отправиться в обратный путь, до того как в городской магистратуре узнают о моем приезде.

Джованни вздохнул, понимая, что надежды отдохнуть после трудной дороги весьма призрачны.

Двери открылись не так быстро, как путники рассчитывали.

– Проходите! – Привратник в темной сутане вежливо склонил голову, блеснув тонзурой.

Следуя в дом, путники миновали двух стражников в блестящих кирасах, вооруженных алебардами. На входе их встретил еще один служитель в сутане, назвавшийся отцом Томасом, он держал в руке подсвечник с тремя горящими свечами. Они прошли через анфиладу темных комнат-зал, но Томмазо не покидало ощущение, что безлюдность здесь – кажущаяся, он все время ощущал чужой, враждебный, не оставляющий их взгляд из темноты.

Служитель подвел их к закрытой двери и, испытующе взглянув на Томмазо, промолвил:

– Его преосвященство вас ожидает! Одного!

Но он не спешил открыть двери. Томмазо его понял и, сбросив длинный плащ с капюшоном, остался в коротком камзоле, на поясе у него висели меч и кинжал.

– Его преосвященство не любит, когда к нему входят вооруженные. – Служитель требовательно протянул руку, и Томмазо, не колеблясь, отстегнул пояс с оружием и передал ему.

Служитель открыл двери, склонившись в поклоне, и пропустил его внутрь. Томмазо оказался в продолговатом зале, посреди которого был установлен длинный т-образный стол, покрытый белой скатертью, со стоящими через равные промежутки подсвечниками с горящими свечами. За столом сидел полный мужчина в малиновой пелерине поверх темной сутаны, на голове у него была маленькая малиновая епископская шапочка с хохолком сверху.

– Подойди ко мне, сын мой! – прогрохотал епископ, чей тембр голоса больше подошел бы кондотьеру в пылу сражения.

Вблизи круглое обрюзгшее багровое лицо епископа, пожалуй, даже гармонировало с цветом шапочки и пелерины. Томмазо, опустившись на одно колено, поцеловал пухлую руку епископа, украшенную драгоценными перстнями, словно у венецианской модницы, а, подняв голову, поймал пристальный взгляд маленьких поросячьих глазок.

– Я жду письмо его святейшества, – нетерпеливо произнес епископ.

Томмазо молча протянул свернутое в виде свитка письмо Папы. Выражение лица епископа ему не понравилось, и он предчувствовал, что помощи от него не будет.

– Ты знаешь, о чем говорится в письме? – поинтересовался епископ, закончив чтение.

– Да, ваше преосвященство, знаю.

– Я не смогу выполнить просьбу его святейшества – не имею для этого возможности. Власть в городе постепенно сосредотачивается в руках представителей цехов и торговцев – магистрат и Малый совет уже полностью принадлежат им. Взять Гирландайо под стражу и отослать в Рим – здесь это вызовет бурю негодования. Это то же самое, что поднести горящий фитиль к бочке пороха. – Епископ нервно поднялся, демонстрируя большой живот и широкий малиновый пояс. – Слышите, как веселятся?! – Он махнул рукой в сторону плотно закрытого окна, через которое, однако, проникал глухой гул толпы на площади.

– Что здесь происходит? Это веселье в столь неурочный час… – недоумевая, поинтересовался Томмазо.

– Празднуют победу. Карл Смелый[1]1
  Герцог Бургундский.


[Закрыть], желая расширить свои владения, напал на Грансон, взял его штурмом и жестоко отомстил за поражение при Фрахье[2]2
  В битве при Херикорте двенадцатитысячная бургундская армия отступила и была окружена возле Фрахье. Все захваченные швейцарцами пленные были казнены – сброшены в пропасть.


[Закрыть] – повесил всех захваченных в плен. Союз восьми кантонов под предводительством Берна собрал армию, к которой присоединились отряды из других швейцарских кантонов. Базель также собрал полуторатысячный отряд под командованием Петера Рота, несмотря на мои возражения и нежелание ссориться со столь могущественным государем, которого боится даже французский король Людовик XI. Объединенному войску помогло не иначе как чудо – оно разгромило отряды герцога, захватило обоз и более четырехсот орудий, и это при минимальных потерях. В отряде из Базеля никто не погиб, основные потери понесли бернцы – несколько десятков человек; бургундцы потеряли более трех сотен, не считая пленных, которых ожидает смерть. Теперь вы понимаете, почему я не могу ЭТОГО сделать?

– Вы напишете ответ Папе? – холодно поинтересовался Томмазо.

– Да, но не сейчас, завтра утром. Я распорядился – вас ждет вечерняя трапеза. До завтра, сын мой! – И епископ вновь протянул пухлую руку для поцелуя. – Я вас больше не задерживаю, отдохните после дороги.

Томмазо Кавальканти был родом из Ломбардии, отличался настойчивостью в достижении цели, и это про него была старинная поговорка: «Упрям, как ломбардиец». Отец рано ушел из жизни, оставив в наследство небольшое поместье недалеко от Павии, приносящее скудный доход, недостаточный для многочисленного семейства, где старшим мужчиной был Томмазо. Дядя по материнской линии – Чарполлоне – обеспокоился их судьбой и помог юному Томмазо стать при дворе миланского герцога Филиппе Мария Висконти пажом. Болезненно подозрительный герцог создал при дворе целую систему доносительства, подглядывания, постоянных проверок преданности и надежности. В первый же день Томмазо чуть не расстался с новой должностью, выглянув в окно башни замка, чтобы осмотреть с высоты птичьего полета окрестности. Дядя Чарполлоне с трудом убедил герцога, что племянник никому не подавал тайных знаков и оказался у окна случайно. Причуды герцога, мечтавшего о счастливой и вечной жизни, дошли до того, что, когда его старый верный товарищ по военным походам и веселью, много лет проживший вместе с ним в замке, смертельно заболел, он приказал отвезти его в другой дом. «В этих стенах смерти не должно быть!» – так объяснил он свое решение. Но смерть с ним не согласилась и вскоре, приняв вид болезни, забрала его самого. Вспыхнули беспорядки среди горожан, и, ввиду того, что у герцога не было прямых наследников по мужской линии, в результате образовалась Амброзийская республика. Выборный совет, установив власть большинства – демократию, в первую очередь принял решение разрушить замок-крепость Висконти, оплот сеньории.

Чарполлоне и Томмазо покинули Милан и стали служить известному кондотьеру Франческо Сфорца, сеньору Павии и Лоди.

Тем временем различные группировки, борясь за власть, ослабили былое могущество Милана, а неурожай и военная угроза со стороны Венецианской республики вызвали в городе новые беспорядки. Через три года Амброзийская республика развалилась, миланцы, уставшие от нестабильности, призвали нового герцога – Франческо Сфорца, женатого на незаконнорожденной дочери Висконти Бьянке. Чарполлоне и Томмазо вернулись в Милан.

Франческо Сфорца был полной противоположностью Висконти: несмотря на низкое происхождение, он добился высокого положения в обществе, а также любви и уважения людей, населявших герцогство, исключительно благодаря своему уму и славным воинским победам. Конечно, немалую роль сыграли и тайные эмиссары Сфорца, постоянно курсировавшие между Павией и Миланом: они задабривали словом и золотом именитых горожан.

Франческо Сфорца имел величественную внешность, вел речи спокойно и с достоинством, обладал неповторимым единством духовного и физического совершенства. Он приблизил к себе Чарполлоне, сделав того ближайшим советником, и это отразилось на карьере и росте благосостояния Томмазо, со временем построившего большой дом в Милане. Но чем более высокое положение при герцогском дворе занимали Чарполлоне и Томмазо, тем больше у них появлялось завистников, терпеливо ожидающих своего часа для нанесения рокового удара. В тридцать лет Томмазо задумал жениться на дочери кастеляна восстановленного герцогского замка в Милане – Франческе ди Гуффати. Его предложение было благосклонно принято, наметили дату помолвки. Казалось, судьба благоволила Томмазо, но затем – в одно мгновение – все рухнуло.

Все началось с того, что ближайшие, старинные друзья герцога, Троило и Бруноро, его предали и перешли на службу к неаполитанскому королю Альфонсо. Затем открылась тайна переписки брата герцога, Алессандро, с французским королем; в этих посланиях он просил Людовика ХI о поддержке своих честолюбивых устремлений получить герцогский титул. Призрак заговора стал постоянно витать в стенах дворца-крепости. В это время Томмазо отправили с поручением во Флоренцию, ко двору герцога Козимо Медичи. Через месяц туда же прибыл посыльный из Милана, и Томмазо с ужасом узнал, что его дядя Чарполлоне обвинен в измене и казнен. Герцог Сфорца требовал отправить Томмазо под стражей обратно в Милан, и не было сомнений, что там его могла ожидать лишь позорная смерть. Но герцог Козимо Медичи, относившийся к Томмазо с симпатией, не веря в его причастность к заговору, предоставил ему возможность бежать.

И вновь Томмазо пришлось начинать все сначала, имея лишь поручительское письмо от герцога Козимо к кардиналу Анджело, пребывавшему в Риме. С тех пор прошло долгих четырнадцать лет, за это время Томмазо вошел в ближайшее окружение папского престола, но, имея горький опыт, предпочитал находиться в тени и не претендовал на высокие должности. Жизнь, полная преследований и интриг, сформировала характер Томмазо – он умел легко играть нужную роль, в зависимости от обстоятельств, и тем заслужить доверие; прекрасно разбирался в слабостях людей и этим пользовался; не задумываясь, переступал через нравственные принципы; умело владел оружием в открытом бою, но при необходимости не отказывался и от подлого удара кинжалом в спину. Он выполнял особые, тайные поручения Пап: сиенца Пия II, венецианца Павла II, а теперь – генуэзца Сикста IV. Последний Папа даже предложил ему принять духовное звание, пообещав в скором будущем присмотреть место епископа, и это были не просто слова. Сикст IV уже возвел в кардинальское достоинство пять своих непотов[3]3
  Племянников.


[Закрыть], а десять других назначил на высокие церковные должности. Должности он раздавал при условии абсолютной личной преданности. Родовое честолюбие Папы было причиной постоянных серьезных конфликтов с Флоренцией, Миланом и Венецией.

Томмазо понимал, что невыполнение поручения Папы может серьезно осложнить их отношения, а полученное предложение казалось тем более заманчивым, учитывая приближающуюся старость. На самом деле он давно состоял в ордене доминиканцев, являясь терциарием – приняв обет и живя духовной жизнью ордена, он оставался в миру. Вот поэтому он до сих пор и не был женат. Его несостоявшаяся невеста Франческа через год после его бегства вышла замуж и к этому времени обзавелась тремя детьми. С недавних пор, негласно возведенный в чин генерала ордена, Томмазо руководил «Милицией Иисуса Христа» – союзом светских людей, созданным для защиты догматов Церкви и нравственного совершенствования. Желая в скором времени надеть епископский пояс, он был вынужден любыми путями выполнить поручение Папы, не останавливаясь ни перед чем.

Он не стал ужинать у епископа, не дав это сделать и Джованни. Сразу после аудиенции посланцы Папы скрылись в ночной тьме улиц Базеля. Они лишь на несколько минут задержались, чтобы расспросить привратника, как добраться до интересующего их дома, и предупредив, что еще вернутся на ночлег.

Шум на Рыночной площади не смолкал, и Томмазо из-за этого чувствовал крайнее раздражение, даже злость, еле сдерживая желание ее выплеснуть.

«Проклятый плебс! – с негодованием подумал он о людях, веселящихся на площади, невольно вспоминая давние события времен образования Амброзийской республики. – Считают себя здесь хозяевами – даже епископ боится их, а не гнева Папы!» Тут он задумался над тем, что в большей мере само духовенство, погрязшее в стяжательстве, роскоши и блуде, виновато в таком отношении к себе народа. Неудивительно, что то и дело становится известно о случаях ереси, с которой пока вполсилы борется инквизиция. А надо бы больше процессов и костров!

Спешившись возле нужного дома, Томмазо приказал Джованни статься с лошадьми, а сам несколько раз громко стукнул висящим на двери молотком. Пришлось долго ожидать, пока за дверью послышались шаркающие шаги.

– Кого это несет нелегкая?! – раздался недовольный женский голос.

Дверь приоткрылась, показалась заспанная пожилая женщина в чепчике и длинной полотняной рубашке, с наброшенным на плечи шерстяным платком.

– Прошу прощения за поздний визит, фрау. – Томмазо надел маску смирения. – Здесь проживает господин Арджиенто Гирландайо?

– Здесь, ну и что с того?! Это повод будить среди ночи почтенных людей? – Женщина была настроена воинственно, и Томмазо решил сразу погасить зреющий скандал – он протянул ей серебряную монету.

– Возьмите – это вам за беспокойство. А вторую монету получите, если проведете к господину Арджиенто. Надеюсь, он дома?

– А где же ему еще быть? – недовольно бросила женщина, успев попробовать монету на зуб. – Облегчи кошелек и следуй за мной. – Томмазо не заставил ее ждать другую монету. Он вслед за женщиной поднялся по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж.

– Могу принести вина и чего-нибудь поесть. Есть дичь – муж недавно вернулся с охоты, – предложила женщина, сверля взглядом кошелек на поясе у Томмазо, сразу почувствовавшего, как от голода скрутило желудок.

– Сейчас Великий пост – вина и дичи не надо. Принесите что-нибудь постное. Вот вам за беспокойство. – И вновь кошелек мужчины похудел на одну монету.

Женщина, довольная щедростью посетителя ее постояльца, стала спускаться по лестнице, а Томмазо дождался, пока ее нелепая фигура скроется из виду, и лишь тогда постучал. За дверью что-то невнятно крикнули, и, сочтя это приглашением войти, Томмазо открыл дверь.

Комната была большая, но скудно обставленная: из мебели были только стол, сундук для одежды, кровать и два табурета. Впрочем, этого было вполне достаточно проживающему здесь человеку, так как все свободное пространство занимали исписанные листы бумаги и множество горящих свечей, ярко освещавших помещение. Сам хозяин комнаты, одетый в колет и двухцветные бело-синие рейтузы – по флорентийской моде, стоял напротив двери с напряженным выражением лица, положив руку на рукоятку длинного кинжала ронделл, висящего на поясе. Это был бледный черноволосый невысокий мужчина лет двадцати пяти, хрупкого сложения, с вытянутым некрасивым лицом.

– Прошу прощения за вторжение, сеньор Арджиенто! – надев маску приветливости, поклонился Томмазо, в душе сожалея, что не оставил свое оружие Джованни, – именно оно насторожило хозяина комнаты.

– Кто вы? – Взгляд Арджиенто блуждал по фигуре Томмазо, останавливаясь то на лице, то на оружии, висящем на поясе.

Тотчас же Томмазо придал лицу растерянно-виноватое выражение.

– Томмазо ди Кавальканти, из Милана. – Томмазо вновь поклонился. – Нахожусь в этих краях по делам торговым. Я заметил, что вас смущает то, что я вооружен… Поступим так. – Он быстро расстегнул ремень с оружием и отбросил его в угол комнаты. – Приходится много разъезжать, а разбойников, как и добрых людей, довольно много.

Поступок гостя немного успокоил Арджиенто, но настороженность во взгляде осталась.

– Что вас привело ко мне? – Арджиенто уселся за стол, жестом указав на табурет, стоящий напротив.

Томмазо, осторожно передвигаясь, чтобы не наступить на разбросанные кругом листы и горящие свечи, приблизился и уселся на указанное место.

– Любопытство! – воскликнул он и добавил в выражение лица немного смущения. – Меня привело к вам любопытство. За время своего нахождения в здешних местах я столько слышал о вас… Точнее, о том чудесном манускрипте, которым вы владеете и который собираетесь напечатать.

– Что же вас так поразило? – сухо спросил Арджиенто, уже полностью успокоившись.

Томмазо чуть наклонился вперед и громко прошептал:

– Говорят, это необычный манускрипт. Как будто его нельзя прочитать непосвященному, так как он может ослепить такого человека. Что в нем собраны колдовские заклинания и с его помощью можно повелевать духами тьмы и демонами ночи. – Тут он округлил глаза, выражая высшую степень удивления, и еще больше понизил голос. – А еще, что манускрипт живой – ему все время требуется человеческая кровь!

– Неправда! Это полное невежество! Все это не соответствует действительности! – разволновался Арджиенто, вскочив с места.

– Так говорят люди, – смиренно пожал плечами Томмазо. – Я готов заплатить, только бы взглянуть на этот манускрипт… если вы гарантируете, что я не ослепну.

– Чушь! Этот манускрипт не таит никакой опасности, а, наоборот, может послужить добрым целям и укреплению христианской веры! Поэтому я хочу издать его в виде книги в количестве не менее ста экземпляров – для этого я здесь. Чтобы получить столько экземпляров манускрипта, пришлось бы нанять огромное количество переписчиков, и это было бы невообразимо дорого.

– Колдовская книга – добрым целям?! – по-настоящему удивился Томмазо, еле сдерживая себя, чтобы не рассмеяться.

– Из всего того, что я услышал от вас, правда только то, что ею могут пользоваться люди обученные и знающие.

– Колдуны? – вырвалось у Томмазо.

– Нет – люди ученые и добрые, истинные христиане, – немного успокоился Арджиенто, снова устраиваясь за столом. – А все эти домыслы и выдумки только на руку трибуналу инквизиции. – Он вздрогнул, вспомнив, как совсем недавно, будучи доминиканским монахом, по поручению приора ордена посетил пыточный подвал, где проводили свои дознания следователи инквизиции, перед тем как передать обвиняемого светскому суду. Приговор был заранее известен: «бескровная» смерть на костре. Без сомнения, приор не случайно послал его туда на три дня вести протокол допроса еретиков, наблюдать за их мучениями. Это было ему предупреждением: ведь арестованных по делам веры на первом этапе допроса приводили в пыточный подвал и вначале только показывали орудия пыток, предупреждая, что если те будут упорствовать, то в скором времени познакомятся с ними ближе. Благо, теперь он находится в свободолюбивом и веротерпимом Союзе швейцарских кантонов, и до него никак не может добраться инквизиция. Он непроизвольно перекрестился. – В манускрипте раскрывается духовная мудрость древних – как мудрецов, поклоняющихся Богу, так и магов-язычников. Здесь прославляется Бог и его любовь к человечеству.

– Так я манускрипт смогу увидеть? – Томмазо изобразил на своем лице смесь наивного любопытства и испуга.

– Смотрите – вот он. – Арджиенто встал и, бережно достав из сундука огромную толстую книгу в коричневом кожаном переплете, благоговейно держал ее в руках. – Его возраст насчитывает многие сотни лет! Не бойтесь, вы не ослепнете, но сомневаюсь, что сможете одолеть его содержание. – Он положил манускрипт на стол и осторожно раскрыл посредине. Текст, написанный четким, каллиграфическим почерком с затейливо выполненными заглавными буквами, прерывался рисунком: двойной круг с несколькими ломаными линиями в центре и изображением перевернутых вил с ручкой в виде креста. Томмазо вздрогнул – это был явно сатанинский знак. – Я собираюсь его печатать отдельными книгами. Уже готова для печати первая книга магических знаний, – он указал на стопку листов на столе, – должная подготовить желающего научиться доброй магии к тому, что он узнает из последующих восьми книг. Будущий христианский маг должен усвоить, что во всяком деле следует испрашивать благословения у Господа Бога и не думать, не говорить и не делать ничего без Божьего совета.

«Явный еретик, – подумал возмущенный Томмазо. – Церковь отвергает магию, колдовство, а он хочет смешать святую веру с демоническими, колдовскими обрядами. Жаль, что епископ не слышит богохульных речей этого еретика, а то бы немедленно применил свою власть и отправил его на суд инквизиции в Рим или вызвал бы инквизитора для борьбы с зарождающейся здесь ересью».

– Магия Арбателя, – вслух прочитал Томмазо название манускрипта, который не выпускал из рук Арджиенто. – Магия, колдовство… Как я и говорил, колдовская рукопись. Выходит – зло! Арбатель – это явно злой дух или демон.

– Духи не бывают злыми или добрыми. Их сущность определяет тот, кто их вызвал. В этой книге изображены символы семи планетарных духов, но знание символа духа само по себе еще не дает власти над ним – духа можно призвать только с помощью молитвы, обращенной к Богу, прося Его о том, чтобы Он послал этого духа нам на помощь. А для этого мы должны питать к Богу искреннюю любовь.

– Если я вас правильно понял, чтобы вызвать Сатану, мы должны обратиться к Богу?! – Томмазо еле сдерживал себя, чтобы не разразиться гневными тирадами в адрес нечестивца и чернокнижника.

Убедившись в том, что его путешествие сюда было оправданным, он воспрял духом и решил передать этого колдуна трибуналу инквизиции Рима. Даже если придется применить силу, он это обязательно сделает. Его, правда, смущало и настораживало одно: почему Папа уделяет особое внимание этому чернокнижнику и действует против него тайно? Почему не мог прислать сюда инквизитора в сопровождении кондотьера и солдат? Ведь в этом случае никто не стал бы противиться аресту чернокнижника, как в том случае, если бы это попытался сделать он, тайный эмиссар Папы, с помощью местного епископа.

– В этих девяти книгах будет описана христианская магия – ибо она основывается на христианских молитвах, обращенных к Господу Богу и Деве Марии. Первая книга – Изагог, в ней изложены законы магии. Она содержит сорок девять афоризмов, заключающих в себе главные правила всего магического искусства… – разглагольствовал расслабившийся Арджиенто, ошибочно приняв гостя за любопытствующего путешественника. – Вот послушайте. «Итак, вначале все вышло из тьмы к свету, вопреки всем злобным магам и тем, кто пренебрегает дарами Бога; для пользы и удовольствия всех тех, кто живет искренне и благочестиво, дорожит творениями Бога и использует их с благодарностью для прославления Бога и с пользой для себя и своих ближних».

– Сколько времени вам понадобилось, чтобы сочинить эту… рукопись? – Томмазо едва сдерживал себя от бурлящего внутри него гнева, особенно трудно ему было выговорить последнее слово – рукопись, не заменив его бранным словом, вертевшимся у него на языке.

– Я был бы счастлив, если бы мне удалось самому это написать. – Арджиенто растерялся и даже немного поник головой. – Но это значительно превосходит мои знания и силы. Я только выполняю свою миссию – дать рукописи свет.

– Кто же сочинил… ЭТО?! – Томмазо был весь внимание. – Он проживает здесь?

– Нет. Автор трактата о магии… – Арджиенто постучал по книге, лежащей на столе, и сделал паузу, усиливая эффект от своих последующих слов: – …Папа Римский!

Томмазо был так ошеломлен, что не сразу услышал громкий стук в дверь. В комнату вошла хозяйка дома, гордо неся поднос с тарелками, прикрытый белым полотном. Комната мгновенно наполнилась чудесными запахами, но даже они не смогли увести мысли Томмазо от услышанного, несмотря на то что последний раз он ел много часов тому назад. Томмазо, не задумываясь, что-то сказал женщине, и ему удалось очень быстро выпроводить ее из комнаты.

– Повтори – кто написал эту магическую чушь?! – Томмазо уже не мог собой владеть, он встал, пронзая негодующим взглядом Арджиенто.

– Кто вы? – Арджиенто побледнел и непроизвольно попятился к стене, мысленно ругая себя за то, что был так наивно доверчив с этим незнакомцем, который теперь внушал страх даже без оружия.

Томмазо молча вытащил висящий на шее серебряный медальон, скрывавшийся под табаром. Изображение собаки с горящим факелом в пасти[4]4
  Знак доминиканского ордена, ведавшего инквизицией.


[Закрыть] было хорошо знакомо Арджиенто, от него повеяло смертельной опасностью.

– Псы Господни… Вы – за мной? – произнес он, с трудом выговаривая слова, чувствуя, что язык одеревенел.

– Да, я приехал за тобой, – подтвердил Томмазо и потребовал: – Повтори, что перед этим сказал!

– В двух словах этого не передать, – вздохнул Арджиенто и начал быстро говорить, стараясь убедить страшного незнакомца в своей невиновности. – Я начну с давних времен. Более пятисот лет тому назад в Орильяке, в монастыре Святого Жерома, принял монашеский постриг юный Герберт. Он отличался огромной тягой к знаниям и умел задавать каверзные вопросы, порой ставившие настоятеля в тупик. Он много читал, как губка впитывал знания и был неудобен, даже раздражал невежественную монастырскую братию. Когда представился случай, он без раздумий покинул монастырь и отправился вместе с графом Борелем II в Испанию, где вскоре стал любимым учеником епископа Ато, известного своей ученостью. А еще ему довелось длительное время провести в Кордове – тогдашней столице Кордовского халифата – и ознакомиться там со старинными трактатами многих ученых, в том числе и по магии. Существует даже легенда, что он похитил у одного мага колдовскую книгу, с помощью которой можно было управлять духами ночи.

– Этому монаху повезло, что в те времена не существовала святая инквизиция! – зловеще улыбнулся Томмазо.

– Тем не менее своей ученостью он вскоре привлек внимание Папы Иоанна XIII, который даже рекомендовал его императору Священной Римской империи Оттону I Великому, сделавшему того воспитателем своего сына, в дальнейшем императора Оттона II. Но должность воспитателя, пусть даже и будущего императора, была для него слишком незначительна, и через два года Герберт возвратился в государство франков, где возглавил церковную школу в Реймсе, а далее стал архиепископом Реймса, а затем Равенны. Он прославился многими изобретениями, и даже та система счисления, которой мы сейчас пользуемся, его усилиями пришла к нам от мавров вместо более громоздкой – римской.

– Своим рассказом ты утомил меня и до сих пор не ответил на вопрос! – разозлился Томмазо.

– В 999 году архиепископ Равенны становится Папой Сильвестром II. Этот манускрипт – учение Папы Сильвестра II о христианской магии, созданное им на основе знаний, почерпнутых из древних арабских манускриптов. Арбатель – дух ночи и сновидений, которого Папе удалось подчинить себе и с помощью магической печати привязать к своей рукописи! – Арджиенто почти кричал, находясь в крайнем возбуждении, затем немного успокоился. – Меня, монаха доминиканского монастыря в Риме, два года назад привлекли к работе в папской библиотеке, где я обнаружил эту старинную рукопись. Она меня увлекла, и я стал ее обсуждать со своими братьями в монастыре. К сожалению, как в древние времена, так и сейчас есть множество невежественных людей, которым за всем непонятным видится дьявол. Мной заинтересовался трибунал святой инквизиции, и я бежал, захватив с собой рукопись, понимая, что она может быть уничтожена.

Томмазо вспомнил мраморный барельеф на могиле Папы Сильвестра II в церкви Святого Иоанна на Латеранском холме, выбитые на нем стихи, начинающиеся загадочными словами: «ISTE LOCUS MUNDI SILVESTRI MEMBRA SEPULTI VENTURO DOMINO CONFERET AD SONITUM!»[5]5
  «Здесь покоятся бренные члены Сильвестра, который встанет по звуку при приходе Господа».


[Закрыть] По легенде, когда очередной Папа должен будет уйти в мир иной, из-под земли послышится стук костей, а надпись увлажнится слезами. Когда умирал от болезни Папа Павел II, Томмазо даже пришел ранним утром к могиле, желая проверить, насколько справедлива легенда. Стука костей мертвеца он не услышал, а надпись была влажной, но, может, то была выпавшая роса? В тот день, ближе к вечеру, Папа Павел II предстал перед Небесами.