Текст книги "Последний писк полковника Зарубина. Детективная повесть"

Глава 5. «…Я задержу этих психов»

Обе женщины и даже Ревнилов почему-то встали. Здоровяк вновь потер плечо, причинявшее ему боль, с каким-то сожалением взглянул на Ревнилова и вышел.

И, правда, на Ревнилова было жалко смотреть. Он хотел всего лишь одного – пива, хотя бы одну бутылку. Таблетка с селеном на него не подействовала.

Я почувствовал, что наступил момент, когда я смогу помочь своему шефу. Я поднял глаза на обеих дам и задорно предложил: «Считаю, что надо немедленно выпить за успех предстоящего предприятия!» Испугавшись, что присутствующие почтут меня за алкаша – на часах было десять утра – уточнил: «Ну, хотя бы пивка». «Пивка – это я с удовольствием с вами выпью», – воодушевилась Анна Ивановна и тоже покосилась на часы, но затем махнула рукой. Я полез в боковой карман якобы за деньгами и уже приготовился сделать вид, что они неожиданно куда-то исчезли, но Анна Ивановна опередила меня: «Ребята, в такой день угощаю я!» и быстрым шагом направилась в буфет. Ревнилов облегченно вздохнул.

После того, как мой шеф наконец-то поправил здоровье, мы принялись за дело – начали поиск слепого Василия Ивановича. Раскланявшись с дамами, каждый из нас направился в свою сторону: я – в Ульяновское общество слепых, Ревнилов – на городскую телефонную станцию. В базе данных общества слепых я должен был найти всех, кого звали Василий Иванович. Таковых оказалось двадцать два человека. Информацию о них, а главное, номера домашних и мобильных телефонов я тут же отвез Ревнилову. Он, в свою очередь, заставил сотрудников городского телефонного узла проверить, не было ли у кого-то из этого списка в течение прошедшей недели телефонного разговора с Германией, а конкретно с Дюссельдорфом. Ведь именно из Дюссельдорфа слепой Василий Иванович сдернул Озерлика, сказав, что видит его Яну в коттедже у костоправа, и назвал адрес, добавив, что в коттедже находится та самая дама. А ведь она действительно была там днем раньше.

С городского телефона из двадцати двух слепых Василиев Ивановичей в Германию не звонил никто. Тогда пришлось трясти операторов сотовой связи. И вот тут нас ждала удача: оператор зафиксировал, что один из слепых Василиев Ивановичей то и дело звонил не куда-нибудь, а именно в Дюссельдорф! Как только мы получили на руки адрес слепого, на которого была оформлена SIM-карта, мы сели в маршрутное такси и поехали на встречу с этим без сомнения очень опасным человеком.

Дом, в котором жил злополучный инвалид по зрению, оказался обыкновенным бараком – старый, обшарпанный, в два этажа, с обвалившейся штукатуркой на желтом фасаде. Квартира, где проживал интересовавший нас человек, находилась на втором этаже. Это была большая коммунальная квартира. Чуть пониже звонка висел длиннющий список жильцов с указанием, кому и сколько раз следует звонить. Ревнилов отыскал нужную нам фамилию и нажал на кнопку звонка четыре раза. Никто не открыл. Капитан вновь повторил многократное нажатие, и опять никакого шевеления за дверью не было. И только на третий раз стало слышно, как кто-то шаркающей походкой приближается к двери. Дверь открыла какая-то старушенция. «Вот слепой черт! – недовольно буркнула она. – Он к тому же еще и оглох». И лишь потом она спросила: «Вы к Василию Ивановичу, видать?» Мы оба кивнули головами: «К нему». «Проходите. Третья дверь налево». – сказала бабуля. Капитан двинулся первым, я за ним. Я видел, как, приблизившись к двери, Ревнилов положил правую руку на кобуру, которая была скрыта под рубашкой, выпущенной поверх брюк. Он осторожно постучал костяшками пальцев левой руки в дверь и замер. Никто не открыл. Тогда капитан легонько толкнул дверь, и она со скрипом подалась. Мы с капитаном моментально оказались внутри комнаты и осмотрелись. Грязная комнатушка, все стены завешаны вырезками из журналов, немного книг, стол, кресло-качалка, но самого хозяина жилища не было нигде. Я вспомнил, что оставил открытой дверь, и оглянулся. За нами из коридора наблюдала та самая старушенция. «А где этот самый, как его, Василий Иванович?» – поинтересовался я. «А бес его знает!» – ответила бабуля. На меня нахлынуло чувство досады – искали, искали и зря! «Да он в сортире сидит». – тут же отозвался кто-то. Я воодушевился. Видимо воодушевился и капитан, потому что, отодвинув меня, он первым двинулся в ту сторону, куда указывала бабуля – к туалету. Ревнилов несколько раз нетерпеливо подергал ручку сортира. «Кто там?» – раздался скрипучий визгливый голос. «Василий Иванович, к вам гости приехали». – нарочито ласково ответил капитан. «Откуда приехали?» – недоверчиво спросили из-за двери. «Из самой Москвы!» – с гордостью произнес Ревнилов. Щелкнула щеколда, и мы оба увидели перед собой восседающего на унитазе крохотного седого дедушку. «А вы из Москвы от кого? – спросил старик, подняв на капитана мутные белые глаза. – У меня родственников в Москве нет». «А мы не от родственников, – продолжал Ревнилов все тем же елейным голосом. – Мы от организации». «Какой организации? Как название?» – строго спросил дед. «Федеральная Служба Безопасности, – ответил мой шеф. – Слышали про такую?» «Как ты говоришь, называется организация?» – спросил дед и, слегка приподнявшись, зачем-то полез рукой в глубь унитаза. «Да он к тому же еще и глухой!» – бросил мне Ревнилов, не придав значения движению руки старика. «Вами интересуется Федеральная Служба Безопасности, – нарочито отчетливо произнес мой шеф. – Нам нужно с вами побеседовать». «Побеседовать, это можно». – сказал дед, вставая. Левой рукой он держался за стену, а вот в правой руке я увидел то, что он извлек из унитаза. В следующее мгновение эта бурая масса полетела прямо в лицо капитана Ревнилова и залепила ему глаза. Капитан опешил, а затем стал метаться по коридору, пытаясь на ощупь найти дорогу туда, где есть вода. «Где у вас здесь раковина? Раковина где?» – адресовал он свой вопрос жильцам. Те, хотя и вывалили из своих комнат, но растерянно молчали. Я повел своего шефа туда, где, как мне казалось, должна быть кухня. Включил воду в раковине, оставил капитана заниматься своим лицом, а сам бросился в туалет к деду. Но того и след простыл. По крайней мере, в туалете его не было. «Где он?» – спросил я у сбившихся в кучу жильцов, но те в ответ испуганно молчали. Тогда я толкнул дверь комнаты старика. Она была заперта. Я заглянул в замочную скважину (она была широкой), но сквозь нее никого в комнате не увидел. Я продолжал всматриваться и вдруг услышал сопение где-то сразу же за дверью. Затем через скважину перестало быть видно что-либо – видимо дед расположился напротив, а спустя мгновение я услышал звук, напоминающий плевок, и мне в глаз полетела какая-то теплая липкая жидкость. Я отпрянул от двери. В это время подошел Ревнилов. «Плюется, гад!» – невольно пожаловался я начальнику, указывая на дверь. Капитан сначала пнул пару раз дверь ногой, а затем попробовал было сам заглянуть в замочную скважину, но моментально отпрянул. Из скважины высунулась вязальная спица, затем убралась, затем снова высунулась. Видно слепой дед наугад тыкал ею в отверстие в надежде поранить кого-то из нас, если мы находимся близко к двери.

«Что будем делать? – спросил я. – Ломаем дверь?» «У нас нет ордера» – удрученно ответил капитан и вдруг оживился. «У вас бельевая веревка есть?» – спросил он у соседей, перепуганных всем происходящим, и, получив веревку, спросил. – Где выход на чердак?» Кто-то один пошел показывать выход, а остальные жильцы коммуналки осторожно приблизились ко мне и стали расспрашивать: «За что же это вы дедушку-то нашего арестовываете? Чем он набедокурил? Тихонький ведь старичок, к тому же почти незрячий». Я пытался их успокоить уклончивыми ответами типа «Мы вовсе не арестовывать его пришли. Нам надо задать старичку несколько вопросов, а он нас, видимо, неправильно понял», и тому подобное, но заглядывать в замочную скважину я больше не решался. В настоящий момент я был уверен, что мы с капитаном не напрасно пришли по этому адресу.

В следующее мгновение за дверью раздался треск, звон стекла – капитан проник в комнату, выбив снаружи оконную раму. Звуки борьбы перемешивались с оханьем соседей и их ругательствами в наш адрес. И, когда все стихло, дверь чуть-чуть приоткрылась, и Ревнилов поманил меня пальцем. Я вошел, и он закрыл за мной дверь на ключ. Первое, что я увидел – это деда, привязанного к креслу-качалке все той же бельевой веревкой. Рот старика был заклеен пластырем. Окно было распахнуто настежь, на полу валялись осколки разбитого стекла. «Итак, дедушка, будем отвечать на мои вопросы?» – спросил Ревнилов, не отклеивая пластыря. Старик утвердительно закивал головой. «Вас зовут Капустин Василий Иванович?» – продолжал капитан. Дед в ответ утвердительно кивнул. «А теперь вы нам подробно расскажете, Василий Иванович, – Ревнилов привнес в голос стальные нотки. – Зачем вам понадобилась эта женщина с четырьмя грудями? Ведь расскажете, да?» Дед замер от неожиданности и просидел так, наверное, с полминуты, затем вдруг встрепенулся и снова утвердительно закивал головой. Тогда Ревнилов приблизился к нему вплотную и отлепил пластырь, сковывавший его рот. Но к удивлению вместо того, чтобы начать давать показания, слепой старик вдруг истошно завопил: «Соседи! Спасите меня! Это те самые сумасшедшие, которые вчера сбежали из городского дурдома. Я по телевизору слышал. Это они!»

Я вдруг вспомнил, что вчера по телеку действительно было такое сообщение. «Черт, а ведь мы действительно смахиваем на психов, – пронеслось в голове. – Особенно, когда капитан спрашивает про женщину с четырьмя сиськами». Ревнилов же, который телевизор не смотрел, продолжал: «Не валяй дурака, старый хрыч! Зачем из-за этой бабы с четырьмя грудями отрезали голову израильскому агенту и отстрелили верхушку черепа сотруднику американских спецслужб?» Старик, бешено водя блёклыми глазами, продолжал вопить: «Соседи! Звоните в городскую психбольницу. Пусть срочно едут. Я задержу этих психов». По доносившимся из-за двери звукам мне стало ясно, что жильцы квартиры стали предпринимать какие-то действия. Ревнилов же, не понимая всей абсурдности ситуации, как ни в чем не бывало, вел допрос: «Кто с тобой работает? Кто еще проявляет интерес к этой женщине с двумя бюстами? Телефоны? Адреса? Явки? Пароли?» В ответ старик продолжал истошно орать: «Психи! Меня взяли в заложники психи! Быстрей на помощь! Я их задержу».

Капитан успел еще несколько раз повторить свои вопросы, как послышался вой сирены. Я выглянул в окно: машина скорой помощи со спецсигналом приближалась к нашему дому. Она остановилась напротив нашего окна, из нее вышли три здоровенных санитара в синей униформе и направились к двери дома. Я тронул капитана за плечо: «Кажется, за нами приехали». «Кто приехал?» – не понял он. «Спецперевозка.» – ответил я и указал за окно. Ревнилов посмотрел туда, куда я указывал, и до него, наконец, стало доходить то, что я понял немногим раньше: услышав вопросы, которые он задает старику, любой нормальный человек сочтет его за психа.

Последнее, что успел сделать мой начальник, это вытащить из кармана слепого Василия Ивановича его мобильник и переложить в свой карман.

Двухметровый санитар выбил дверь одним ударом плеча. «Сопротивление не оказывать» – успел шепнуть мне Ревнилов. Я понял: нам нельзя попадать в милицейские сводки происшествий. Поэтому, когда к нам стали приближаться три здоровяка со смирительными рубашками, мы сразу подняли руки вверх, а капитан сказал им «Мужики, не надо нас вязать, мы пойдем сами». Я добавил: «Мы не буйные». Санитары недоверчиво переглянулись, но связывать нас не стали. Всю дорогу до больницы мы ехали молча. Работники спецперевозки были настороже, а Ревнилов погрузился в задумчивость, видимо, прикидывал план предстоящего разговора уже с врачами.

В приемном отделении нас встретил дежурный врач. Увидев, что мы вовсе не те, кто сбежал вчера из этого заведения, он сначала растерялся, но, вспомнив, на каком основании санитары больницы привезли нас сюда, приготовился проводить осмотр. При этом сам мужчина, а особенно его глаза, выглядели безмерно усталыми. «Ну, вот и вы помешались на этой бабе, – тяжело вздохнул он и уточнил, – с двумя бюстами». Мы с Ревниловым от удивления переглянулись. Оправившись от удивления и видя перед собой интеллигентного человека, мой шеф стал брать инициативу в свои руки. «Мы с коллегой как раз не помешались, – произнес он с той интонацией, которая взывает к конструктивному диалогу, и протянул врачу удостоверение сотрудника спецслужб, а когда врач перевел взгляд с удостоверения на его обладателя, то, приподняв рубаху, капитан показал кобуру с выразительно торчащей из нее ручкой пистолета «Стечкин». Усталые глаза врача немедленно оживились. «Так что, она все-таки существует, эта необычная дама?» – спросил он с неподдельным интересом. «По нашим сведениям, да, существует» – ответил мой шеф. «Обидно – неожиданно произнес медицинский работник. – Я уже было собрался кандидатскую диссертацию писать – согласовал тему, нашел руководителя…» «А что за тема?» – поинтересовался Ревнилов. Врач охотно ответил: «Внешние возбудители групповых психозов». «Понимаете, – увлеченно продолжил он. – Мне за время моей лечебной практики уже доводилось наблюдать, как какая-то идея вдруг овладевает умами большого количества людей с неуравновешенной психикой. Причем такая идея передается как цепная реакция от одного такого человека к другому. Например, лет где-то десять назад кто-то пустил слух о том, что в нашем городе живет гражданин, который держит в своей квартире живого пингвина, а сейчас он, якобы, уезжает за границу на два года. В связи с этим он ищет человека, с которым может оставить пингвина. На содержание пингвина он выделяет какую-то значительную сумму в твердой валюте. Условие такое: если по возвращении владелец птицы находит, что пингвин жив, то остаток выделенной суммы присмотрщик может взять себе». «И что?» – поинтересовался капитан. «А то, – ответил врач, – что из-за этой чертовой шарады у нас в психбольнице не стало хватать койко-мест для желающих заработать на содержании пингвина. Люди сначала шли в библиотеки – собрали информацию, чем питается пингвин и в каких количествах. Оказывалось, что рыбой. Затем шли в магазин и узнавали, сколько стоит самая дешевая рыба. Затем производили расчеты – получалось, что на выделенные деньги птицу прокормить нельзя. Но люди на этом не останавливались – бились над решением задачи, как все-таки сэкономить на кормлении пингвина, чтобы урвать с его хозяина солидный куш». «И что в итоге?» – спросил капитан. «В итоге тот, у кого умишко послабей, оказывался здесь. – ответил врач. – Мы их так и называли «пингвиноманы»».

Я молчал. Молчал, потому что вспомнил, что тоже был когда-то «пингвиноманом». Вспомнил, что такой слух прошел и по Москве. Я, будучи тогда студентом-первокурсником, вместе с приятелем тоже хотел подзаработать денег на этом проклятом пингвине. Я тоже ходил в библиотеку, интересовался, что ест пингвин и сколько, посещал рыбный отдел магазина, рынок в поисках дешевой рыбы. Производил расчеты, видел отсутствие прибыли, приходил в отчаяние, затем искал способы сэкономить…. Одним словом, с точки зрения психиатрии я страдал «пингвиноманией». Господи, сколько добрых и полезных дел можно было бы сделать за то время, которое я потратил на этого проклятого пингвина! Да и существовал ли он? Этот вопрос я и задал врачу.

«В том-то и дело, что никакого пингвина не было и в помине, – ответил медицинский работник. – Мы проверяли. Каждый больной утверждал, что телефон владельца птицы знает его друг, друг скажет его тогда, когда он даст твердое согласие ухаживать за птицей. Мы находили друга, но он отвечал, что телефон не знает, а получит у другого своего знакомого и лишь тогда, когда или сам согласится кормить птицу или найдет того, кто согласен. И так без конца. Вот это и называется групповой психоз. Я был уверен, что легенда о женщине с двумя бюстами, это – то же самое. Мы потому и перевозку за вами сразу отправили, когда нам сказали, будто вы допрашиваете какого-то старика на предмет местонахождения этой дамы. У нас здесь такими „эротоманами“ уже два отделения забито.» «И что они говорят о ней, эти „эротоманы“ – ваши больные?» – осторожно поинтересовался капитан. «Вас интересует содержание их бреда?» – уточнил врач. Ревнилов утвердительно кивнул. «Они говорят, что женщина со столь необычной физиологией должна произвести на свет Спасителя Отечества» – последовал ответ. «Ну, произведет она на свет Спасителя, а что потом? – наседал капитан. – Чего они от него ждут, от Спасителя?» «А дальше содержание бреда уже разнится, – ответил врач. – Кто-то ждет, чтобы он правительство поменял, кто-то – чтобы климат улучшил. Один больной был уверен, что спаситель сделает так, что в неделе будет восемь дней, а не семь. Помните такую пословицу „Каждый сходит с ума по-своему“».

После разговора с врачом мы решили поставить все точки над i – помчались обратно к слепому деду. Дверь открыла все та же старушенция, что и в первый раз. Увидев нас, она побледнела, и у нее от нервного тика задергалась верхняя губа. «Вы что, опять сбежали из психбольницы?» – еле слышно спросила она. Ревнилов нарочито ответил: «Да» и тут же проследовал к уже известной нам двери. Дверь была заперта. «Где дед? – задал Ревнилов вопрос старушке. «А он того – утек» – ответила бабуля. «Как утек?» – переспросил мой шеф. «А сумку какую-то собрал, взял свою палочку и утек» – последовал ответ.

Вечером в гостиничном номере Ревнилов то и дело брызгал на себя дезодорант и отчаянно материл старика. Меня же стали посещать сомнения. «Послушай, – донимал я шефа. – Не может быть, чтобы такой замызганный дедок, почти слепой, живущий в коммуналке, да к тому же в бараке, мог руководить ликвидацией двух агентов иностранных спецслужб, способствовать тому, чтобы нам с тобой закачали ацетилен в колесо в стенах собственного ведомства. А уж о том, что такой сморчок сможет дестабилизировать политическую обстановку в стране, вообще смешно говорить». Ревнилов, который был безумно зол на старика за его выходку в туалете, не хотел внимать моим аргументам и твердил свое: «Барак, коммуналка – это все маскировка для отвода глаз. А у самого виллы на Канарах, счета в швейцарских банках и связь со всемирной террористической организацией. Это, во-первых. А во-вторых, возможно никакой он и не слепой, а зрячий. Слепой бы мне говном в лицо не попал. Ну, вот объясни, как он исхитрился точнехонько мне в лицо швырнуть этот свой кал, если он меня не видит?» «На голос, – ответил я. – Он слышал, откуда идет твой голос, вот и швырнул в источник звука». «С трудом, но допускаю, – нехотя согласился со мной шеф, но тут же завелся вновь. «А зачем, скажи на милость, он вообще оказал сопротивление? Зачем он скрылся от нас?» «Испугался, – предположил я. – Ты же сразу стал его грузить, что к нему пришли из Федеральной Службы Безопасности. А он – человек маленький, живет в провинциальном городе, наверное, еще сталинские времена помнит – вот и сдрейфил». «Маленький человек, говоришь, – Ревнилов усмехнулся. – А вот мы сейчас посмотрим, сколько у него денег лежит на «мобиле»».

С этими словами капитан достал мобильник, который успел отобрать у деда прежде, чем нас отвезли в больницу, немного повозился с ним, а затем, взглянув на экран, с удовлетворением щелкнул языком: «Смотри». На экране дешевого мобильника высветилась надпись: «Баланс вашего счета…», а дальше шла просто астрономическая сумма. Оторвав глаза от экрана, я посмотрел на шефа и поднял вверх обе руки, что означало: я отказываюсь от сделанных заявлений о непричастности старика к трупам в Чириково и ко всему, что вообще происходит вокруг этой необычной женщины.

«А теперь, когда ты, наконец, прозрел, давай наметим план действий, – предложил Ревнилов. – Покопайся в его „мобиле“ в разделе „набранные номера“ и перепиши те, которые начинаются на четверку. Это код Германии». Я покопался в памяти мобильника: звонков через код «четыре» было много, но все они поступали на один номер. Я выписал номер, на который то и дело звонил старик, и положил перед капитаном. «Нам следует туда позвонить, но, конечно же, не с этого телефона. – Ревнилов указал взглядом на мобильник старика. – Будем иметь хотя бы предварительную информацию о контактах нашего подопечного». Рука капитана потянулась было к телефонному аппарату, который находился в номере, но замерла на полпути. «Ты по-немецки „шпрехаешь“?» – спросил меня начальник. Я отрицательно закачал головой. «Ну, понимаешь хотя бы?» «Нихт ферштейн» – произнес я в ответ, наверное, единственную фразу, которую знал на этом европейском языке. «Такой звонок нам ничего не даст, – удрученно выдавил шеф. – Что делать?» «Ждать до утра» – ответил я. Ревнилов поднял на меня глаза, в которых застыл вопрос. Я изложил план: «Утром пойдем в офис к этой самой Анне Ивановне. А вдруг кто-то из ее сотрудниц знает немецкий. Кстати, с ее телефона и позвоним, чтобы не светиться». Мой шеф одобрительно кивнул головой.

Легли спать. Постепенно мои веки сомкнулись, казалось сон вот-вот примет меня в свои объятия, как вдруг у самого изголовья кровати раздался резкий звук, напоминающий скрип. «Что бы это могло быть? – подумал я, – паркет что ли скрипит под тяжестью водруженного на кровать тела?» Я, было, свыкся с этой мыслью, но ее оспорила другая мысль. «А почему в прошедшую ночь паркет не скрипел? Ведь кровать стояла там же, тело на ней лежало то же – то есть мое? Непонятно». Скрип раздался вновь. Капитан Ревнилов тоже зашевелился на своей постели – видно необычный звук заинтересовал и его. «Что это может быть?» – шепотом спросил я своего начальника. «Газом нас хотят отравить. Когда в перекрытии титановым сверлом делают отверстие – именно такой звук» – уверенно ответил капитан. «Кто хочет нас отравить?» – не понял я. «Дед проклятый, кто же еще? – огрызнулся капитан и уточнил. – И его шайка». С досадой в голосе Ревнилов добавил: «Все-таки выследили нас, собаки!»

После этих слов Ревнилов резко вскочил с постели и с криком: «Врешь! Не возьмешь!» выхватил пистолет и нажал на клавишу выключателя на стене. Вспыхнул свет. Мы оба метнулись туда, откуда раздавался скрип…, и замерли от неожиданности. На полу к белому листу бумаги, густо намазанному клеем, прилипла мышь. Она прилипла всеми четырьмя лапами и хвостом. Она прилипла даже мордочкой – одновременно и верхней, и нижней челюстью, так, что не могла пищать, как это обычно делают грызуны, а только издавала звук, похожий на скрип.

Ревнилов грязно выругался, сунул пистолет под подушку, схватил листок бумаги с приклеившейся к нему мышью, распахнул дверь и побежал искать дежурную по этажу. Его ярости не было предела. Я в это время, сидя на кровати, просто давился со смеху. Вскоре они появились вместе – Ревнилов и аккуратная седая бабушка с мышью, приклеенной к листу, в руках. Ревнилов, брызгая слюной, отчитывал старушку. «Да, не горячись, сынок, – успокаивала его последняя. – Это не диверсия. Это я принесла тебе бумажку, намазанную клеем, я её под кровать положила, а мышь сама к ней прилипла. Причем тут диверсия?» «А зачем бумажку-то положила, не унимался Ревнилов, – да еще с клеем?» «Как зачем?! – в свою очередь удивилась старушка. – Да мы так в гостинице изводим мышей. На мышеловки-то денег нет, а на бумагу и клей хватает». Капитан загнул такой трехэтажный мат, что дежурная по этажу даже присела на тумбочку.

«Меня достал этот провинциальный быт! – в сердцах воскликнул Ревнилов, когда вытолкал старушку за дверь. – Говном кидают, мышей подбрасывают. Возьму за задницу слепого старика и назад в столицу. Завтра чуть свет звоним из офиса в Дюссельдорф».