Текст книги "С новым счастьем"

– Точно! А если добавить к этому, мягко говоря, разногласия между ним и мной во время твоего переезда, то всё становится ясно.

– Вот за это он и просил у меня прощения. И ещё поклялся, что сделает всё для того, чтобы мы были вместе.

– Эля, а давай мы избавим парня от клятвы – он и так уже много сделал.

– Давай! А как?

– Просто будем вместе, не дожидаясь его участия.

– Лёня, отличная мысль! Я согласна!

Леонид закрыл за собой дверь палаты и ещё с минуту стоял, прислонившись к ней спиной. Он сиял счастливой улыбкой. Кое-кто из персонала больницы, проходя мимо, улыбался в ответ.

Мужчина направился к выходу. Коридор его не слушался: то раскачивался из стороны в сторону, то кружился. Еле добравшись до машины, Леонид не без труда сел в кресло водителя и откинулся на подголовник.

Непослушными руками нашёл в кармане куртки телефон. Позвонил Максиму. Как друг он разделил с Леонидом радость от восстановления отношений с Эльзой, но предложение срочно напиться отклонил.

В трубке послышался голос Юлии. Леонид понял, что Максиму не до него. Но Юлия спросила, о чём они говорили с Эльзой, и Леонид переадресовал ей свою просьбу о встрече. В отличие от Максима его подруга с энтузиазмом поддержала счастливчика. Из чего Леонид сделал важный для себя вывод: обо всём, что касается Эльзы, в первую очередь сообщать Юлии.

Успокоившись, он поехал к друзьям.

Юлия встретила Леонида и провела его в квартиру. Накрытый для романтического ужина стол смутил гостя. Он чувствовал себя виноватым за свою радость, не вписавшуюся в планы хозяев.

– Максим, Юля… если я не вовремя, тогда я лучше уйду.

– Лёня, гость никогда не бывает не вовремя. Просто хозяева нерасторопны.

Ослепительно улыбаясь, Юлия провела Леонида к столу и усадила в кресло.

– Видишь ли, дорогой Леон-джан, я предложил Юле выйти за меня замуж…

– Мои поздравления…

Максим поднятым бокалом дал понять Леониду, чтобы тот его не перебивал.

– И она согласилась. Такая красавица – и за такое колченогое чудовище. Но могла ли моя радость быть полной в одиночку?.. Ты же после разговора с Эльзой позвонил нам? Это ты нас извини, что мы, передавая тебе приглашение от болящей, не учли такого развития событий и увлеклись своими делами. Так что всё в порядке… Располагайся, будем праздновать.

Со второй попытки Леонид всё же поздравил Максима и Юлию. Рассказав им о подвиге Генриха, он поинтересовался, почему молодого человека нет за столом в столь знаменательный для его отца час. Но Максим поведал, что Генрих уже знает об этом событии. Парень поздравил отца и Юлию, но пока не убедится, что тётя Эльза и Леонид вместе, он дома не покажется. Пока живёт в офисе, но через неделю переселяется в новую квартиру.

– Я даже не знаю, как на это реагировать. Между мной и Эльзой снова мир и лад. Мог бы и нарисоваться. Ладно, как знает… Но через неделю Эльзу выписывают.

– Вот это новость! – воскликнул Максим.

– Вот это совпадение, – поправила его Юлия.

– Всё-таки согласись, Лёнчик, мне с подругой повезло!..

– Соглашусь и без «всё-таки». А что, если через неделю нам всем собраться на квартире Генриха?

Предложение Леонида было принято единодушно. Максим тут же позвонил сыну. Тот не без некоторого колебания согласился.

Дальше беседа коснулась тем работы и времяпрепровождения в целом. Юлия собралась переходить из патронажных медсестёр в «нормальные» (по её выражению). Максим просил её повременить с этим шагом до окончания его курсов по реабилитации и профессиональной переориентации. Всего-то десять месяцев, заверил он, и снова в строю. Кем, в принципе неважно, поскольку у него есть хобби, способное, по его расчётам, приносить небольшое материальное удовлетворение.

– Ты решил обучать шахматам? – поинтересовался Леонид.

– Не только.

Максим подъехал к письменному столу, на котором стоял компьютер, и вынул из верхнего ящика небольшой продолговатый предмет. Вернувшись, он показал его Юлии и Леониду.

– Это диктофон. Приобрёл незадолго до аварии. Зачем – тогда не знал. А теперь не представляю, как я жил без него… Юленька, не ревнуй. Пока лежал в больнице, наговаривал что в голову взбредёт. По возвращении домой прослушал. И появилась идея написать книгу.

Юлия поцеловала Максима в макушку.

– Спасибо, милая. Надеюсь, что твоими устами ко мне Господь приложился.

– Вне всякого сомнения. К тому же персональную музу приставил. А что, Максимум… на нём и твой сон записан?

– Конечно. Уважаемый публикум, eine Augenblick! Только здесь и сейчас!

Максим нажал кнопку воспроизведения записи.

– «Такое со мной впервые. По крайней мере, не знаю, когда это случилось в последний раз. Просыпаясь, я обычно не могу пересказать сон. Но вчерашний запомнил в мельчайших, насколько это возможно, подробностях. Наверное, потому, что он касается всех ныне здравствующих родных мне людей. И меня самого, разумеется.

Итак, действующие лица. Их буду представлять по мере появления. Я. Не потому, что являюсь инкубатором для этого сна. Первым я увидел себя, созерцающим сверху собственное тело, лежащее на больничной койке. Вокруг то ли врачи, то ли ангелы. Вдруг у одного из врачей-ангелов стали чернеть крылья. Остальные с белыми крыльями вытолкали его прочь. Дальше провал, темнота, потом яркий свет. Очень похоже на обрыв плёнки во время киносеанса. Только “Сапожник!” – кричать не хотелось.

Новая картинка. Я в инвалидной коляске. Её катит незнакомая женщина. Такое ощущение, что она делает это не только по обязанности. Навстречу идёт Леонид, мой друг. В руках ведро воды. Первая мысль: хорошо, что не пустое. Попросил женщину оставить меня наедине с Леонидом. Спрашиваю: куда с ведром?.. Он мне: в церковь, креститься иду. А сам смеётся. Надоели мне, говорит, эти свободные отношения. Только что очередную даму выставил и решил завязать. Я ему: зря смеёшься. Всё так и есть. Та, кто тебя оставила, последняя. Скоро ты встретишь женщину, с которой не захочешь расставаться.

Снова обрыв плёнки, и смена картинки. Опять я на прогулке, и со мной моя сопровождающая. Солнечно, птицы заливаются на все лады, но ещё прохладно. Весна! Я о чём-то разговариваю со своей “попечительницей”, и вдруг внезапно разлившейся по телу теплотой приходит еле уловимое ощущение счастья от того, что мне одинаково хорошо с ней и говорить, и молчать. Мы прогуливаемся, и в одном доме через улицу напротив, на балконе второго этажа, вижу Генриха, своего сына. Он явно кого-то выглядывает.

И точно! Вдруг показались Леонид и неизвестная мне дама. Со спины она показалась мне похожей на Эльзу, мою сестру. “Вот негодяй, – подумал я, – решил соблазнить её. Мало ей досталось!..” Генрих на балконе сосредоточился. Он ждал Леонида. Женщину рядом с ним он не узнал. Генрих вылил на них ведро воды и тут же скрылся. Когда женщина огляделась по сторонам, я увидел, что это Эльза…

Потом опять больничная палата. Те же врачи-ангелы проводят обряд бракосочетания. Жених – Леонид – одет соответственно. А вместо галстука-бабочки – большая живая бабочка яркой расцветки. Невеста, моя сестра, – в больничном халате и с такой же бабочкой в волосах. Свидетели – я и моя спутница. Имени её не знаю, но чувствую, что она и есть моё второе Я. На бракосочетании присутствуют Генрих и несколько медсестёр, одна из которых – Римма, оставившая меня после аварии, другая… Что-то мне подсказало, что это последняя пассия Леонида».

– Вот и всё. Ну, и как вам сон?..

– Нет слов! Совпадений столько, что нет смысла их перечислять. И слава богу, что я в своё время не настоял на его пересказе. Одно непонятно: участие Риммы и Беллы. Насколько оно необходимо?..

– Люди друг другу – учителя и ученики одновременно. Знают они об этом или нет – неважно. Встречи, контакты, даже самые короткие, не случайны. Они всегда имеют цель. Что-то показать, о чём-то предупредить.

– Например, ты и Римма?..

– Моё увечье прояснило наши отношения. Мне было показано, кто со мной рядом. За Римму я ответить не могу, но думаю, что так она проверила себя «на вшивость». За пару дней до моей выписки она приходила просить прощения. Значит, не всё потеряно. Она тоже, надо полагать, чему-то научилась. Дай Бог, чтобы с другим мужчиной она не совершила подобных ошибок.

– Понятно. А я и Белла?

– Ты остался другом вопреки ни к чему не обязывающей с твоей стороны связи. Плюс. Белла посчитала тебя предателем. Не захотела понять и принялась мстить.

Леонид хотел ещё о чём-то спросить, но случайно перехватил нежный, любящий взгляд Юлии, направленный на Максима, и почувствовал себя лишним. «Всё-таки это их праздник. И тут я свалился как снег на голову. А окончание сна мне очень понравилось».

Леонид попрощался с гостеприимными хозяевами и ушёл. По дороге домой он улыбался тому, что за месяц с небольшим всё, что ему представлялось незыблемым, устоявшимся, рухнуло. «А скоро из больницы выйдет олицетворение всего нового, без которого уже не могу представить жизнь…»

На следующий день Леонид приехал к Эльзе и предложил ей выйти за него замуж. Когда женщина попросила дать ей время подумать до выписки, он сообщил, что выписка совмещается с выпивкой по случаю новоселья Генриха, куда все приглашены.

И Эльза приняла предложение.

«Herzlich Willkommen!»[1]1
  «Добро пожаловать!» (нем.)


[Закрыть]
(май)

«Жаль, что нет профессии “вокзальный гид”, – сокрушался Рудольф. – Тогда мне точно не нашлось бы равных».

Не выходя из своей квартиры, он мог бы проинформировать о любых закоулках всех вокзалов и железнодорожных станций в окружности до пятидесяти километров от своего города каждого, нуждающегося в этих сведениях. В его базе данных имелся фаворит, отличавшийся от остальных «просто вокзалов» полным и точным расписанием поездов.

«На этом, уважаемые дамы и господа, наша экскурсия закончена. Спасибо вам за внимание и счастливого пути», – такими словами он простился бы со своими туристами, а затем поторопился раствориться в разноликой и разноязыкой толпе людей, чтобы направиться к пятиэтажному дому на неприметной улице.

Рудольф знал наизусть названия всех автобусных остановок по дороге к этой улице, помнил в мельчайших подробностях маршрут и количество шагов к заветному дому. Там, на третьем этаже, за окном с голубыми шторами, его ждала та, чьё имя он произносил благоговейным шёпотом. Сюда Рудольф приезжал обычно вечером на выходные, в пятницу или субботу. Это время он выбрал с таким расчётом, чтобы на случай «провала явки» успеть на последний поезд, а дальше – или ночным экспрессом, или пешком – к себе домой.

И так почти полгода. По какому-то необъяснимому стечению обстоятельств два его предыдущих знакомства закончились через полгода, так и не перейдя в стадию отношений.

Но не только приближение роковой даты пугало Рудольфа. Более, чем реальность превращения эйфории от встреч с Линдой в яркие воспоминания, тревожил его вопрос «Что же дальше?», казавшийся нерешаемым.

И для опасений у него имелись веские основания. Сын Линды, ученик последнего класса гимназии, заявил, что он категорически против любого мужчины, претендующего на его мать. Рудольф предложил Линде потолковать с ним, но тут же поддался на её уговоры отложить эту идею до лучших времён.

А пока он вечерами, изображая заблудившегося путника или прохожего на прогулке, подходил к дому, где жила Линда, и с расстояния, не позволяющего допустить, что он оказался здесь преднамеренно, смотрел на окна её квартиры.

Плотно закрытые шторы означали, что вход Рудольфу открыт. Тогда он взлетал на третий этаж, затаив дыхание, звонил в дверь… и прощался с Линдой в воскресенье в середине дня. Раздвинутые шторы – надлежит оставаться на улице и ждать распоряжений: либо они просто прогуляются на свежем воздухе, либо ему следует уезжать.

С того времени, когда впервые Рудольф спросил себя о перспективах отношений с Линдой, он всякий раз, отправляясь к ней, давал обещание их прояснить. И всякий раз возвращался, кляня себя за малодушие. Встреча с Линдой ближе предыдущих продвинула к осуществлению мечту Рудольфа о семье, пусть даже основанную на так называемых гражданских принципах. Официальный вариант брака Линду не привлекал, о чём она заранее предупредила Рудольфа. Да и от «гражданского» она была не в восторге.

Так Линда указала Рудольфу на место любовника. И он согласился, надеясь, что когда-нибудь сможет укротить строптивость своей женщины.

Постепенно уверенность покидала Рудольфа. Подарки, ближние поездки, прогулки, спонтанный, но при этом всегда ожидаемый секс, – всё это было и не имело причин меняться.

Непреклонность Линды словно канатом подтягивала Рудольфа к ответу на всё чаще задаваемый вопрос: «Что же дальше?»

Он грустно улыбнулся мысли, что подобные вопросы обычно задают женщины. «О времена! – подумал Рудольф. – О нравы! Женщины ведут себя как мужчины, а тем ничего не остаётся, как ломать голову над женскими проблемами».

Наконец он собрался снять с себя все обвинения в отсутствии воли и чрезмерной толерантности поступком, способным, по его мнению, возродить чувство собственного достоинства.

Рудольф ехал к Линде, чтобы поставить ребром вопрос о продолжении отношений.

Увидев раздвинутые шторы, он впервые посмотрел на эти шпионские штучки с глубочайшим равнодушием. «Никакой разницы, где объясняться, – холодно заметил себе Рудольф. – На улице даже лучше. Свежий воздух. К остановке ближе».

Он позвонил и через несколько минут увидел выходившую из дома Линду. Женщина сразу обратила внимание на отсутствующий взгляд Рудольфа. А его деревянный поцелуй поверг её в недоумение.

– Руди, с тобой всё в порядке? – спросила Линда, пытаясь улыбкой растопить айсберги в глазах мужчины. – Извини, Пауль дома. Обещал, что с друзьями в клубе до утра зависнет, а потом у своей мамзели останется. Но что-то не заладилось.

– Со мной всё в порядке, Линда, – симметрично ответил Рудольф. – Пойдём куда-нибудь. Хотя бы в парк.

– Только не в парк. Жара утихла. Сейчас там народу – как шпрот в банке. Лучше на вокзал.

– Хрен редьки не слаще.

– Не скажи. В парке люди – величина постоянная, на вокзале – меняющаяся.

– Отличный выбор, – согласился Рудольф и подумал при этом, что судьба всё решила за него.

Он даже немного повеселел. Оглядев пустой перрон, предложил Линде присесть на самую дальнюю скамейку.

Солнце окрашивало закатной киноварью край медленно опускающегося занавеса сумерек. Мужчина и женщина сидели молча. «Ситуация, однако, тупиковая, – подумал Рудольф. – Что ж, будем прояснять».

– Линда, ты помнишь, что ты мне сказала, когда я предложил поговорить с твоим сыном о нас?

– Что ещё не время?.. Помню. С чего ты вдруг надумал вернуться к этой теме?

– Не вдруг. Совсем даже не вдруг. Ты по-прежнему считаешь, что ещё рано поднимать её?

– Да, Руди. Посуди сам. Пауль намерен после гимназии учиться в университете…

– Пауль, Пауль… Я всё понимаю. Он твой сын. А я кто?.. Я-то знаю. Но мне важно, что ты скажешь.

– Ты мой любимый мужчина.

– Скажи прямо: любовник. Линда, твой любимый мужчина – твой сын. Или он не мужчина?.. Или не любимый?..

– Руди, как ты не понимаешь, что это разные вещи! А хоть бы и любовник. Тебе не нравится это слово?

– Линда, мне не нравится это положение. Я согласился бы и на звание любовника, но лишь при условии, что твой сын признает меня. Но это вряд ли случится. Сначала университет, потом он женится, внуки появятся. А мне что же – всё время в любовниках?..

– Почему «всё время»? Когда-нибудь он поймёт, что у его матери тоже может быть личная жизнь…

– Нет уж, уволь. Я не хочу ждать, пока твой сын поумнеет. Полагаю, нам необходимо расстаться. Не навсегда, хотя бы на неделю. Подумать о том, как мы представляем себе любовь.

– Руди, ты первый сказал о расставании. Если мы по-разному видим любовь, давай, как в таких случаях говорят, останемся друзьями. Неделя раздумий ничего не даст. Хвост собаке лучше отрубить сразу, чем по частям.

– Линда, это только так говорят. Я не представляю, как можно при этом остаться друзьями. Не врагами – и на том спасибо.

Они встали. Линда уходила не оглядываясь. Рудольфу, шедшему чуть позади, казалось, что её спина выпрямилась и плечи расправились, будто освободившись от непосильного груза. «Мужик с возу – кобыле легче! – Он чуть не рассмеялся, но взял себя в руки. – Неуместно как-то. Ситуация больше похожа на похоронную. Типа, не умирай, любовь. Но была ли она?»

По-прежнему не оборачиваясь, Линда спускалась в подземный переход. Несмотря на печальный опыт предшествующих романов, Рудольфа захватили тревога и чувство пустоты. «Домой, зализывать раны! – Мужчина стоял под экраном и не отрывал взгляд от ползущей секундной стрелки. – Дома и стены помогают. Дважды в этом лично убедился».

Подъехал поезд. Рудольф смотрел на уплывающий за окном перрон. Вскоре побежал навстречу ставший родным пейзаж, замелькали знакомые станции.

В свой город Рудольф прибыл около полуночи и последним автобусом добрался до дома.

От свалившейся на него усталости не избавил даже прохладный душ. «Значит, горячий чай с парой капель рома и баиньки, – пришла спасительная мысль. – Наутро – как заново родился».

На следующий день, проснувшись почти в полдень, Рудольф и в самом деле чувствовал себя прекрасно. После завтрака, на свежую голову и сытый желудок, он приступил к разбору полётов. Пробежав на компьютере дневник, Рудольф поразился тому, что количество фиаско не пополнили багаж знаний. «Ахи-охи, прогулки под луной, букеты-конфеты-сонеты и секс как апогей отношений, – добавил он запись. – Разве всем этим исчерпывается понятие любви? Через это, конечно, пройти надо, но, пройдя через это, и не единожды, разве можно понять, что такое любовь?»

Рудольф отвлёкся от компьютера и задумался. Затем встал и подошёл к шкафу. Пробежавшись глазами по книгам, взял одну и принялся её перелистывать. «Ага! Вот оно! – обрадовался он находке. – “Влечение сердец рождает дружбу, влечение ума – уважение, влечение тел – страсть, и только все три вместе рождают любовь”».

Рудольф снова устроился перед монитором. Добавив цитату из Конфуция, он задумался и пришёл к выводу, что Линда на все его слагаемые ответила только одним: телесным. «Превосходная, однако, иллюстрация, – печально усмехнулся мужчина, – на тему “один любит, другой позволяет себя любить”. И где же здесь уважение, которое суть влечение ума?»

Окончательно восстановив душевные силы, Рудольф приводил в порядок свои ощущения, словно музыкант, настраивающий инструмент. Вспомнив, что любовь слепа, подметил, что она к тому же и глуха, и привёл пример из последнего опуса.

Он ждал Линду в парке. Увидев, что возлюбленная идёт, Рудольф спрятался за дерево. Линда подходила к месту встречи и разговаривала с кем-то по телефону. Он услышал окончание беседы. Не зная, что Рудольф стоит за деревом в паре метров от неё, Линда произнесла: «Ничего особенного. Но хоть кто-то, пока никого поприличней нет».

Тогда он оставил её слова без внимания, подумав, что Линда говорит о ком-то другом. А если о нём?.. «Всё. Хватит. Обнуляю, – Рудольф, сделав несколько глубоких вдохов и медленных выдохов, стал спокоен, по его выражению, как удав. – Но снова в бой рановато. Три дня передышки, чтобы настроиться, и – вперёд!»

По истечении срока, отведённого на подготовку к продолжению поисков, Рудольф восстановил анкету на сайте знакомств.

За полгода его отсутствия контингент мало изменился. Одни ушли, новые пришли, наметилось нечто вроде ядра. «Ничего удивительного, – резюмировал Рудольф, – этот процесс имеет свойство затягивать и превращаться в самоцель. Завсегдатаи кучкуются по интересам: с кем-то дружат, с кем-то враждуют».

Несколько женщин из разных группировок отметились на его анкете, поприветствовав как старого знакомого, и тут же принялись вводить в курс общественной жизни. Рудольф отреагировал как дипломат. Поблагодарил их за то, что не забыли, и пообещал, что полученную информацию обязательно примет к сведению. А про себя отметил, что дамы из «постоянного корпуса» – не его целевая аудитория. Рудольфа интересовали вновь прибывшие. И после них – те из постоянных, с которыми он и пары слов не сказал.

Просмотрев новеньких, он поразился тому, насколько те не в ладах с головой. «Как можно рассчитывать на серьёзные отношения и размещать свои фото в стрингах? – недоумевал Рудольф. – А потом известно чтó – “все мужики козлы”».

Не найдя среди дебютанток ни одной, на ком зацепился бы взгляд, он стал более пристально изучать искательниц со стажем. Вскоре Рудольф поймал себя на мысли, что он старается найти не абы кого, а ту, которой он предпочёл другую, ставшую очередным полугодичным романом.

Найдя её, он удивился своей неразборчивости. «Линда и Мария. Свет яркий, слепящий, но холодный, и свет мягкий, спокойный и тёплый. Агрессия, напор – и покой, уступчивость. Что ж, – подвёл итог сравнительному анализу Рудольф, – лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и пожалеть. И поскольку Мария всё ещё здесь, у меня есть шанс проверить свои догадки».

После ознакомительных реверансов Мария попросила Рудольфа написать о себе то, чего нет в анкете. Ему такой ход понравился. Серьёзные отношения должны начинаться соответствующим образом. К тому же пожелание Марии шло в унисон идее Рудольфа.

Смысл идеи был вот в чём. Раньше он стеснялся своих недостатков, скрывал их. Но в открытом контакте всё тайное становилось явным и, как следствие, проявлялось (иногда в резкой форме) недовольством, считалось попыткой втюхать бракованный товар. А те дамы, которые всё же приобретали этот хлам, оттягивались по полной. Действительно, чего с ним церемониться?.. Да и выбросить не жалко.

Сейчас Рудольф пришёл к выводу, что если рассчитывать на серьёзные отношения, то начинать их следует именно с недостатков. Полагая, что личные качества проявляются в общении, до которого ещё надо дожить, он избрал в качестве «антирекламы» свои физические изъяны. Когда-то, едва ли не сразу после регистрации на сайте знакомств, Рудольф прибегал к такому методу самопрезентации. Теперь он убедился, что это – единственно верное решение.

На женщин, ответивших на подобный стриптиз отказом от общения, Рудольф не обижался. «Так, по крайней мере, честно, – оправдывал он их. – Если богатых и здоровых любят все, это ещё не значит, что бедных и больных не любит никто. Крайности только стремятся к экстремуму, абсолюту».

В ожидании ответа на свои откровения Рудольф всматривался в единственную фотографию Марии. Цвет её глаз ему выяснить не удалось – на фото они выглядели тёмными. Но Рудольф испытывал состояние нарастающего экстаза, глядя в эти большие миндалевидные грустные глаза, которые в союзе со смущённой, застенчивой улыбкой делали Марию инородным телом в этом ярмарочном балагане. Рудольф не мог себя простить за то, что испытал новый метод знакомства на Марии. Этим он поставил под удар возможность ещё когда-нибудь увидеть эти глаза и эту улыбку.

С нетерпением ожидая ответа Марии, находившейся в сети, Рудольф раскрыл её фото на весь монитор. Он почти смирился с тем, что его резюме уйдёт в корзину, что его самого ждёт нелёгкий и ненужный выбор кого-то из раскрашенных кукол.

Рудольф свернул изображение Марии, зашёл на свою страницу и… обнаружил одно сообщение. Сердце зашлось барабанной дробью. Сообщение пришло от Марии. Двух слов – «Herzlich willkommen!» – оказалось достаточно, чтобы мужчина ощутил себя счастливым.

С трудом успокоившись, он предложил поговорить по телефону и после обмена парой реплик получил согласие на встречу.

Город, где жила Мария, находился в получасе езды на поезде. Рудольф иногда наведывался туда. Впервые – «по знакомствам», потом просто прогуляться. А по вокзалу он мог водить экскурсии. Вспомнив про вокзал, Рудольф захотел, чтобы его специфические знания больше не пригодились.

Встретившись, они после официальных приветствий какое-то время смотрели друг на друга. В их лицах отражались робкие улыбки. Вдруг Рудольф сделал то, чего с ним на первой встрече никогда не случалось. Он взял Марию за руку.

Реакция женщины поразила Рудольфа. Мария не только не отдёрнула руку, она ещё удобнее расположила её в ладони мужчины, взяв его за средний и безымянный пальцы.

О близлежащих городах Рудольф обладал сведениями в определённой степени оригинальными. Вокзал, несколько кварталов и остановки всех видов транспорта вокруг него. Встречи с женщинами расширяли кругозор. Накануне Рудольф вытрясал из интернета информацию об истории и достопримечательностях городов. Если рандеву становилось первым и последним, он иногда превращался в одинокого исследователя улиц, парков, музеев и всего остального, чего он вдруг лишался по прихоти очередной знакомой.

В город, где жила Мария, Рудольф ехал как на встречу с добрым приятелем. Скрыв это от Марии, он попросил показать её любимые места.

Их оказалось немного. В сквере с фонтаном вблизи от центральной площади она любила гулять с дочерью и внуком. Там же кондитерская и кафе – неизменное место проведения «брифингов» с подругами, и магазины, куда Мария заходила больше для спасения от одиночества, чем за покупками. «Как и я, – подумал Рудольф. – Только я иду не в магазин, а на вокзал».

Наблюдая за Марией, он сделал приятное для себя открытие: у неё прекрасная улыбка, озаряющая лицо. При этом смешно и мило морщится нос, а в глазах сверкают фейерверки. Вопреки желанию остановить время пришло понимание, что надо проститься до следующего раза. Ещё самую малость – и они оба перегорели бы, как лампочки от короткого замыкания.

Рудольф уже еле удерживал себя от опрометчивого шага.

– Маша, извини. Так не хочется прощаться… но скоро мой поезд.

– Рудик, ты почти всё время молчал. Что-то не так? – Мария снова стала похожа на свою фотографию на сайте. – Вот дура! Что же я спрашиваю!

– Маша, Машенька! Всё так, всё так! – Волнение мешало Рудольфу придать голосу уверенность. – Мы встретимся. Через неделю. Обещаю!

Он снова сделал то, чего никогда до этого не делал, – по крайней мере, на первом свидании: глядя в глаза женщине, поцеловал её ладонь. Мария улыбнулась, её глаза влажно блестели. Рудольф мизинцем убрал несуществующую слезинку.

– Мы встретимся, – повторил он. – И на этот раз говорить буду я.

Объявили прибытие поезда. Медленно поплыл перрон. Мария, пробежав несколько метров, остановилась, помахала рукой и скрылась из вида. Промелькнувшая мысль об истраченном впустую полугоде больно кольнула. А за предположение, не игра ли всё это, он там же в поезде чуть не надавал себе тумаков.

Добравшись до дома, Рудольф прежде всего позвонил Марии.

Поблагодарив друг друга за прекрасный вечер и пожелав спокойной ночи, они условились ежедневно хоть на пять минут созваниваться. Взятые на себя обязательства они с лихвой перевыполняли.

Недостатка в темах Рудольф и Мария не испытывали. Они легко переходили с одной на другую, теряли нить, возвращались к старой. Сосчитав до минуты время до встречи, они проговорили напролёт всю ночь. И тем не менее у них ещё оставалось что сказать друг другу.

Рудольф сдержал слово и поведал Марии о городе, в котором она прожила почти двадцать лет, многое из того, о чём женщина слышала впервые. Он представил ей ботанический сад, место, где Мария так ни разу и не побывала. Укрывшись от начинающего припекать солнца, они присели на скамейку под ивой, склонившей к пруду длинные тонкие ветви.

– Машенька, я до сих пор под сильным впечатлением от твоего предложения чистосердечно признаться в своих недостатках. Мне показалось, что ты имела в виду физические. Тем более что эта проблема для меня в принципе неразрешимая. А «Herzlich willkommen!» стало контрольным выстрелом в голову.

– Рудик, а теперь мой реверанс. Ты абсолютно верно понял мою просьбу. Я больше полугода на сайте. Ты первый, кто разгадал мой простенький ребус. А «Herzlich willkommen!» – знак того, что мы прекрасно поняли друг друга. Хочу тебе признаться… Ты мне сразу понравился, но я боялась первой написать. Потом ты исчез. Я подумала, что ты нашёл подходящую женщину и больше не вернёшься. А когда ты снова появился, я твёрдо решила не повторять прошлой ошибки. И плевать на то, если кто-то что-то об этом скажет. Но ты опередил меня.

– Да, я уходил. Но не с кем-то, а сам по себе, – Рудольф хотел подтвердить предположение Марии, но подумал, что такая правда перечеркнёт накрывшее не его, а их счастье.

Он не мог не заметить, как Мария смотрит на него. А неделя, пролетевшая в ежедневных бдениях у телефона, привела к тому, что её голос возымел на него магическое действие. «Теперь – хоть в любовники, – бросался Рудольф в омут своих желаний, – лишь бы слышать этот голос, видеть эти глаза и улыбку, иметь возможность прикасаться к ней. И … нет, нет…»

– Рудик, что с тобой? Тебе плохо? – Покрасневшее лицо Рудольфа, его затуманившийся взгляд напугали Марию. В её руке появился телефон. – Вызвать «скорую»?

– Что ты, Машенька, какая «скорая»! У меня всё в порядке. Просто здесь немного душно. Прогуляемся малость?

– Тогда я приглашаю тебя к себе. На чашку чая, – в улыбке Марии угадывался компромисс между наивной таинственностью и тревогой.

Но Рудольф от её предложения отказался, объяснив тем, что ему необходимо побыть наедине со своими мыслями. Телефон, естественно, остаётся для связи.

На перроне Мария наставляла Рудольфа беречь себя, советовала не находиться без нужды на жаре, больше пить воды и, самое главное, – всегда находиться в зоне доступа.

– О многочасовых телефонных марафонах придётся забыть. Я буду тебе звонить примерно раз в два часа на пять, максимум десять минут, – строго и мягко одновременно сказала она, не отрывая при этом от Рудольфа заботливого взгляда.

Он вновь открыл для себя Марию и подумал, что так на него смотрела только мать.

Заметив прибывающий поезд, Мария, по-прежнему держа Рудольфа за средний и безымянный пальцы, стремительно, будто надеясь, что это останется незамеченным, поцеловала его в щёку. Прошептав: «До встречи, Рудик», она чуть ли не оттолкнула его, находящегося, так ей показалось, на перепутье – уехать или остаться.

Всю дорогу домой и до отхода ко сну Рудольф разбирал короткую историю знакомства с Марией: от первого сообщения до сегодняшней встречи. Старания соблюсти беспристрастность оказались напрасными. Сомневаться в том, что испытывала к нему Мария, не приходилось. Более того, её внезапный поцелуй и отстранение говорили о том, что она готова принять его любое решение. Это Рудольф понял ещё на перроне.

Теперь ему предстояло определиться со своими чувствами к Марии. В её ответе на свои откровения о проблемах здоровья он видел намерение быть вместе и в горе, и в радости. «Получается, – подумал Рудольф, – что Мария призналась в любви, не произнося вслух этого слова». В одной умной книге по психологии он вычитал, что так поступают люди, дорожащие и этим понятием, и обозначающим его словом.