Текст книги "Посох заката"

– Хороший яд! – самого себя похвалил небожитель. – Недаром старался. Тридцать лет травы собирал.

Наконец все боевые иглы покинули волосы, и хитроумно уложенная прическа распалась. Роскошные седые локоны рассыпались по плечам. Они спускались, достигали пояса и текли дальше, почти до самой земли. Последняя игла нашла свою жертву – особо негармонично визжащий наемник вдруг замолчал и отправился к демонам, дабы и они могли насладиться красотами его вокального таланта. А небожитель остался с голыми руками против десятка вооруженных и до смерти перепуганных наемников.

Ну, тут Курт малость перепугался – а наемники, напротив, обрадовались. И заторопились, желая разом покончить со столь опасным противником. Они окружили его со всех сторон, и… небожитель резко взмахнул головой – и его волосы вдруг превратились в смертоносный боевой веер, ветром развернувшийся вокруг его головы.

Словно смертоносная коса прошлась по наемникам. Всего трое остались в живых и кинулись бежать.

Небожитель трижды хлопнул в ладоши. Вновь мягко дрогнула земля, где-то произошел небольшой камнепад – а убегающие воины… три тела лопнули со странным неестественным звуком, лопнули и рухнули на камни.

Курт предпочел не смотреть на то, что с ними сталось. На его счастье, было уже почти темно. В такое время нетрудно не видеть того, чего видеть не хочется.

– Остается большой начальник, – заметил небожитель. – Убежал, как все начальники делают. Ничего. Догнать можно. Я покажу.

Нагнувшись, он что-то подобрал, а подобрав, сунул Курту под нос.

– Маленький камешек, – пояснил он, хотя это было и так видно. – Маленький камешек может делать большие дела.

Его рука со свистом размазалась в воздухе, и через мгновение где-то в горах раздался крик.

– Главное – вовремя лишить врага равновесия, – наставительно заметил небожитель. – Остальное враг делает сам.

Жуткий крик оборвался.

– Кстати, у этого начальника вовсе не такой противный голос, как это показалось вначале, – задумчиво проговорил небожитель. – Перед смертью он пел совсем неплохо. Видно, раньше его голосу не хватало искренности. А когда он понял свою смерть – тогда и запел, как должно. Небожитель повернулся к скорчившемуся на земле Курту, и сквозь сгустившиеся сумерки, Курт увидел что он улыбается.

– Тебя как зовут? – спросило божество.

– Курт, – ответил Курт. – А вы… бог?

– Бог? – удивился небожитель. – Почему ты так решил, малыш?

– Ну… вы же спустились с неба. А те, кто там живет – боги, разве не так?

– Я спрыгнул со скалы, – пожал плечами «небожитель».

– Со скалы?! – ахнул Курт.

– Высоковато, согласен, но у меня не было времени идти в обход. Они бы до тебя добрались. Пришлось рискнуть. Я не бог. Я – отшельник.

– Но как вы их всех победили, это… – Курту трудно было сразу расстаться с идеей божественности – слишком уж необычными способностями владел встреченный им незнакомец.

– Я хороший воин, малыш, – пояснил тот. – Просто хороший воин. Старый – что немало для того, кто понимает, что такое старость и как ее правильно использовать. Опытный и битый во многих битвах. Я давно смотрю на мир. Много видел.

– Так вы – обыкновенный человек! – воскликнул Курт. – Такой же, как я?!

– Это ты-то – человек? – удивился отшельник – Скажешь тоже!

– А что? – Курт даже обиделся немного. Он конечно, не способен вот так, походя, справиться с отрядом наемников – но это не повод заявлять, что он и не человек вовсе.

– Да то, что ты маг, у тебя на лбу написано, – усмехнулся отшельник. – Причем такими громадными буквами, что прочитает даже неграмотный.

– Разрешите вмешаться, уважаемый, – ехидно проговорил до сих пор молчавший посох. – Как раз у этого парня на лбу написано, что он не маг и магом никогда не станет, что является большим горем для меня, поскольку меня ему ПЕРЕДАЛИ. Мой бывший хозяин перед смертью сошел с ума, не иначе…

Отшельник с обалдением вытаращился на посох.

– Так ты еще и говорящий? – поразился он. – Слышал про такое. Но не видел. Ни разу не видел.

– О, простите великодушно! – воскликнул посох. – Я позабыл поздороваться и представиться. И поблагодарить забыл. Нынче ночью все наперекосяк. Ну, абсолютно все.

– Положим, я тоже позабыл поздороваться и представиться, – с улыбкой в голосе заметил отшельник. – Ничего. Поправим. Но – не здесь. Ночные странствия в горах – опасная штука для новичков, даже если им и не грозят враги. Я приглашаю вас в свое жилище. Там и поговорим.

– Хорошо, – сказал Курт. – Ведите нас.

И они отправились в путь, осторожно нащупывая ногами тропу. Уже совсем стемнело, и следовало проявлять осторожность. Всю дорогу Курта не покидало ощущение, что посох тоже идет с ним рядом, идет, как человек. Курт потряс головой, отгоняя бредовое видение, и покрепче стиснул посох в руке. Да вот же он. Здесь, со мной.

– Горы порой вытворяют странные штуки с человеком, – обернувшись заметил отшельник. – Потому я и не хотел вас отпускать ночью. Ночью они особенно сильны. Впрочем, мы уже пришли… – перебил он себя. – Прошу, входите.

Отшельник привел их в симпатичную небольшую пещерку. Мягкая тишина и запахи трав.

– Садись вон туда, в угол, – скомандовал он. – Отдыхай. День был трудный.

Немного повозившись, он зажег небольшой очаг и самодельный масляный светильник. Когда отсветы огня легкими облаками заскользили по лицам, а тени улеглись в углах, как сытые послушные псины, отшельник поднял глаза на Курта и сказал:

– Я люблю болтать за едой, а ты?

– Никогда не отказывался, – ответил Курт.

– А я вообще люблю болтать! – объявил посох.

– Вот и отлично, – проговорил отшельник. – У меня есть жареное мясо, мед и дикий чеснок. Я приготовлю травяной отвар, тогда и поговорим.

Отшельник занялся приготовлением ужина, а Курт, от нечего делать и чтоб не заснуть, принялся разглядывать его жилище. Больше всего было трав. Травы свисали с потолка; их густой пряный аромат казался чем-то вроде самой крупногабаритной мебели. Во всяком случае, даже королевский диван под балдахином вряд ли занял бы больше места, если бы вдруг оказался под сводами этого жилища. Впрочем, Курт никогда не видел королевского дивана, а значит, мог оказаться и не прав. Если потолок был почти целиком занят травами, и лишь в одном углу висело несколько копченых окороков, слегка напоминающих толстеньких летучих мышей, то полом и стенами безраздельно владели шкуры. Отшельник оказался хорошим охотником. То, на чем сидел Курт, тоже было шкурой. Мягкой, прекрасно выделанной шкурой.

" Да уж, пещера – штука холодная, а отшельник – человек немолодой, " – подумал Курт.

И ему опять вспомнился Облачный Всадник. Интересно, с чего бы?

– Ну, вот и готово, – услышал он довольный голос отшельника. – Прошу к столу.

Столом служил плоский широкий камень. Отшельник улыбался, как полководец перед битвой, а предметы для приятного употребления пищи выстроились на этом окаменевшем от времени полигоне, как немногочисленное но бравое войско.

– Тебе чего – мяса, меду или сразу отвару? – спросил Курт у посоха.

– Я предпочитаю сумрак, – важно отозвался посох. – Серебристый, с фиолетовыми прожилками – кстати, не хочешь ли глоточек? – ехидно добавил он.

– Я не могу хотеть того, чего нет, – заметил Курт.

– Ты просто не видишь, – поддразнил посох.

– Ну, значит, я не могу хотеть того, чего не вижу, – сказал Курт.

– Это потому, что ты так грубо устроен, – насмешливо пояснил посох. – Я, по крайней мере, вижу ту гадость, которую ты называешь пищей.

Курт аж ахнул от неожиданности. Ну, надо же! Такая мудрая деревяшка – и такое ляпнуть!

Мгновением спустя посох также сообразил, что натворил, и бросился извиняться.

– Ох, уважаемый хозяин, я вовсе не хотел вас оскорбить, простите меня, мой болтливый язык, как всегда…

– Кстати, меня всегда интересовало, а какой у посохов язык? – весело перебил его отшельник. – Ты не мог бы мне его показать, уважаемый?

– Это страшная тайна… – мрачно заметил посох. – Но для вас… ладно, я скажу, – он вздохнул, помолчал, видимо, собираясь с духом и промолвил. – Я – это и есть язык. Я весь целиком – один здоровенный язык.

– А все остальное? – вырвалось у Курта.

– А все остальное пребывает не в этом мире, – спокойно пояснил посох.

– Но как это может быть? – Курт был по настоящему ошарашен.

– Ты ведь пытался быть бардом, – сказал посох. – В те минуты… я знаю, у тебя были такие минуты… так вот, в те минуты, когда все получалось – где, по-твоему пребывал твой язык? Неужели в той заднице, которую гордо именуют «этот мир»?

– Но ведь ты пребываешь здесь постоянно. Как же твое… все остальное без тебя обходится?

– С точки зрения того мира, откуда я высовываюсь, здешний мир существует непостоянно, – спокойно сообщил посох.

– Как это? – ошеломленно потряс головой Курт.

– А вот так это, – усмехнулся посох.

– Я знаю, ты просто мстишь мне за предложение поужинать, – вздохнул Курт. – Кто бы мог подумать… такая древняя, такая магическая, такая мудрая вещь – и такая мелкая месть, фу…

– Я всего лишь честно ответил на твой вопрос, – рассмеялся посох. – Ну какая же это месть? Нет уж, так легко ты не отделаешься, такие древние и волшебные вещи, как я, мстят совершенно по-страшному, так что ожидай и трепещи – возмездие грядет, и горе слабым. Да я тебе месяца два теперь лягушек в башмаки засовывать буду!

– И как ты, интересно, это проделаешь? – полюбопытствовал Курт.

– А я тебе не скажу, – отозвался посох. – Это будет дополнительной карой.

– Скорей уж основной, – фыркнул отшельник. – Лягушек в сапогах еще можно пережить, а вот не знать, откуда они там берутся…

– И все-таки я не понимаю… – проговорил Курт. – Как это может быть, чтобы мир то существовал, то не существовал…

– С мирами еще и не такое случается, – поведал посох.

– А почему никто не замечает этого… несуществования? – поинтересовался отшельник.

– А потому что замечать некому, – ответил посох. – Никого ведь при этом не существует. А снаружи – так даже очень заметно.

– Значит ты – это песня, просунутая из другого мира в наш, – задумчиво проговорил отшельник. – Забавно. Красиво.

– Невероятно, – закончил Курт.

– Чего только не бывает, – заметил отшельник. – Даже если это легенда, уважаемый посох… по крайней мере ты с лихвой искупил свою бестактность. Теперь мне будет о чем подумать долгими зимними вечерами, когда в голову не идут ни сон, ни стихи… А теперь давайте действительно представимся друг другу, а то мы так удачно отодвигаем эту забавную традицию, словно нам действительно есть, что скрывать.

– Ну, после всего что с нами сегодня произошло, было бы странно думать, что мы в разных лодках, – сказал посох. – Я начну, если не возражаете.

– Не возражаем, – сказал отшельник. – Право старшего на первое слово священно в этом доме, а ты, безусловно старше меня – я уж не говорю об этом достойном юноше.

– Имя мое, данное мне при рождении, великим шаманом Артадом Сюйгеном, звучит следующим образом: Анга Каум Да Эгинай Гох Туренар Лекле Лорма Мур Шуех Арамбур, – ехидно сообщил посох. – И не пытайтесь уверять меня, что вы его запомнили, или что вы от него в восторге – все равно не поверю. На самом деле этот Артад Сюйген был тот еще псих, теперь такие уже не водятся. А для друзей я просто – Мур. Мне кажется, так гораздо лучше.

– Да… – задумчиво проговорил отшельник. – Сюйген был тот еще типчик. Сам я его, конечно не застал, но дедушка мне рассказывал, что этот самый Сюйген здоров был в подпитии винными кружками драться. А уж какими он словами при этом говорил, про то даже легенды не сохранились, потому как никакая легенда с такими словами не выживет. Отравится.

– Именно, – согласился посох. – В конце концов он и сам этими своими заклятьями отравился и умер. А меня подобрал Ашлатой Эленген – на тот момент главный маг при королевском дворе Джанхара. Так началась моя долгая служба джанхарской короне, которая прервалась сегодня в середине дня – на мой вкус немного неожиданно.

– Так значит… тот маг, что тебя мне передал… это и был великий Ашлатой Эленген? – удивленно спросил Курт. – Я столько баллад о нем слышал… Не думал, что встречу его… вот так… не думал… что он… такой… Вообще не думал, что он еще жив! Он ведь уже, ну… герой преданий, что ли…

– Реальность сильно отличается от песен, – заметил посох. – Но мой нынешний хозяин был вовсе не Ашлатой Эленген. Моего нынешнего хозяина звали Этерме Ларт, светлая память этому мерзавцу. Он все же был неплохим парнем, хотя и не успел удостоиться песен.

– Понятно… – протянул Курт. – Люди все же не живут так долго. Даже маги.

– Некоторые живут, – заметил посох.

– Например?

– Например, наш уважаемый хозяин, – сказал посох. – Он старше любого известного мне мага. Сам подумай – если его дедушка знавал еще Артада Сюйгена…

– Что ж, я действительно долго живу на свете, – спокойно подтвердил отшельник.

– И сейчас, уважаемый хозяин, твоя очередь рассказывать о себе, – добавил посох.

– С удовольствием, – усмехнулся отшельник. – Ко мне редко забредают интересные собеседники. Обычно тех, кто сюда попадает, больше всего интересует как отсюда выбраться – так что если мне и удается поговорить с людьми, то уж никак не о себе, а ведь я довольно интересный человек. Имя мое – Санга Аланда Линард.

– Ой… – сказал Курт.

– Чего-то в этом роде я и ожидал… – обронил посох.

– Вы… вы тот самый великий полководец, времен короля Хапара Арамбура и Священного Оннерского Союза! – восхищенно и недоверчиво воскликнул Курт. Он смотрел на сидящего перед ним человека, и ему хотелось ущипнуть себя.

Вот он, живехонький – герой настолько глубокой старины, что в нее уж не всякий и верит-то. Сидит рядом с Куртом на шкуре, попивает себе отварчик, руку протяни – дотронешься.

– Насчет собственного величия у меня сильные сомнения, – негромко заметил отшельник. – Никаких нимбов над своей головой я не замечал. Ни разу. И вообще, полководцу величия не полагается. Величие годится для надутых пустоголовых вельмож и зажравшихся жрецов. А война – штука такая… на ней работать нужно. Сначала головой, потом телом. И духом, все время духом.

– Значит, все эти великие древние баллады из «Ожерелья Арамбура» посвящены вам? – все еще не веря, пробормотал Курт.

– Не знаю, – развел руками отшельник. – Их, верно потом придумали. Я вот ни одной не слышал…

– Ну как же! – воскликнул Курт – «Битва при Гедене», «Взятие Шутута», «Оборона Кесленга», «Поединок на Сау»… и особенно – «Исчезновение»!

– Особенно «Исчезновение», – фыркнул отшельник. – Тогда все решили, что я исчез. Многие даже думали, что меня убили враги. Да, какое-то время я еще интересовался делами внешнего мира, тогда меня очень позабавила возникшая паника. Пожалуй, это было именно то чего, я хотел. Это вернуло мне чувство душевного равновесия. Врагов у меня и в самом деле хватало, так что исчез я вполне правдоподобно. Без хвастовства замечу: Оннерский Союз – моя работа. Король Арамбур, конечно, был символом этого дела, на то он и король, чтоб быть символом, любому такому делу нужно знамя – но именно моя воля стояла за всеми решениями. Мы положили конец распространению Голорской Империи, а Княжество Анголок стало провинцией Брина. И магов там повывели. Все ихние Черные Ордена. Под корень. Все они меня ненавидели. Было за что.

– А теперь сердцевина бывшей Голорской Империи зовется королевством Рон, там опять черные маги, а Оннерского Союза нет, и один лишь Джанхар противостоит всей этой мерзости, – вставил посох.

– То-то эти гаденыши показались мне такими знакомыми, – задумчиво проговорил отшельник. – Я ведь, не раздумывая, принял вашу сторону.

– А почему вы так неожиданно исчезли тогда? – спросил Курт.

– Когда из воина и полководца начинают делать «великого», когда с него снимают шлем, чтобы надеть нимб, он должен исчезнуть, – сказал отшельник. – Исчезнуть, чтобы остаться. Мне хотелось убить всех этих придворных лизоблюдов, они только что в уши ко мне не лезли! Впрочем, вру – иногда пробовали. Оннерский Союз был установлен, войны окончены, и надолго. Я, в сущности, стал не нужен. Король увлекся утонченностью, и я начал раздражать его своими грубыми речами.

– Король был просто дурак! – воскликнул Курт. – Когда мы только встретились, вы говорили на языке своего времени, и я с трудом вас понимал – а теперь вы говорите со мной на моем языке, я понимаю каждое слово. И ведь я не заметил, когда это произошло.

– Я быстро приспосабливаюсь к языку собеседника, – кивнул отшельник. – Мне нравится, когда люди меня понимают, а я понимаю их. Короля не устраивало совсем другое.

– Что же?

– Я могу хорошо говорить, но всегда говорю то, что думаю. Короли не любят этого. Пока я был нужен – меня терпели, а потом… я не стал дожидаться ссылки, ее политические последствия могли вредно сказаться на деле всей моей жизни.

– Да уж… – вздохнул Курт.

– Споешь мне потом баллады про меня, – попросил отшельник. – Интересно же…

– Я плохой бард, – огорчился Курт. – Верней, совсем не бард, и сида у меня нет.

– Ничего. Не страшно, – промолвил отшельник. – Я давно не слышал, как поют люди – только ветер и птиц. А с балладами этими вот что еще интересно: все эти сражения я считал своими неудачами, проигрышами, бедой.

– Почему? – удивился Курт. – Разве вы не побеждали?

– Побеждал, – вздохнул отшельник. – Большой кровью. Это не те победы, которыми мне бы хотелось гордиться. У меня были другие… Солурга, Арам, Сибил, стояние у Анголока… Почему нет ни одной песни о моих настоящих победах? Обидно. Неужели победа, не политая ничьей кровью, даже в памяти людской победой не считается? Обидно. В Солурге не было ни одной жертвы. Арам мы захватили ночью. Погибло пятеро наших и трое врагов. Сибил – ни одной жертвы. Ангалок – одна жертва: вражеский полководец покончил с собой от досады и злости. Ни одной песни о том, как правильно побеждать.

– Смешная штука – история, – сказал посох.

– Всех бы этих историков… – вздохнул отшельник.

– Но если побеждать без жертв правильно, тогда зачем вы убили всех этих наемников? Они ведь обещали уйти, даже в плен просились. – Курт не мог удержаться от этого, как он сам вполне сознавал, бестактного, вопроса.

– Ну, конечно, в плен… – фыркнул отшельник. – Так я им и поверил… – и, немного помолчав, добавил. – Как полководец, я горжусь малой кровью своих побед, еще больше горжусь бескровными битвами. Глупый противник – не страшно. Страшно, когда умный. Умного без крови победишь – поймет, испугается, больше не полезет. Дурак полезет, конечно… ну так дурак – не страшно. Дурака бьешь – умные боятся. Так вот… как полководец, я горжусь такими победами. А как воин… Как воин я хорошо знаю, что нельзя оставлять поблизости от себя недобитого врага. Кроме того, я просто люблю убивать мерзавцев. Есть у меня такая слабость. Но ведь я сразу предупредил, что слухи о моей святости сильно преувеличены.

– А как же так вышло, что вы столько прожили? – Курт наконец решился задать тот вопрос, который волновал его едва ли не больше всего остального. Не бывает ведь такого! Любой скажет, что не бывает. А вот надо же…

– А я со смертью поругался, – смущенно заявил отшельник. – Зашла она ко мне как-то поболтать, а я тогда только-только сюда перебрался и сильно переживал, честно говоря, свое «исчезновение». Поэтому нервы у меня были ни к черту. В общем, оскорбил я ее чем-то и даже сам не заметил. Она свое в ответ – а я еще пуще. И еще. Тогда она ужасно обиделась и сказала, что больше ко мне не придет. Совсем.

– Чего только не бывает… – пробормотал Курт.

– Могу открыть одну страшную тайну, – доверительно предложил ему посох.

– Какую еще тайну? – пробурчал Курт. – Я за сегодня узнал их столько, что скоро из ушей посыплются.

– Жизнь – удивительная штука, – торжественно сообщил посох. – Помня эту тайну, проще разобраться со всеми остальными. Кстати, сейчас твоя очередь рассказывать о себе, так что давай, не тяни.

– А со мной пока ничего такого не происходило, – сказал Курт. – В смысле – ничего настолько интересного не происходило, – поправился он. – Зовут меня, как я уже говорил, Куртом. Сколько себя помню, всю жизнь слонялся с отцом из города в город. Матери совсем не помню. Отец говорил только, что была красавица, но ничего не рассказывал, а после таких расспросов напивался по-страшному и бил меня как сумасшедший, так что я быстро перестал интересоваться этой темой. Она у меня и в самом деле больная: слишком мне за нее больно доставалось. Отец у меня был менестрелем. Одним из лучших. Он бывал принят при лучших королевских дворах, в домах знатнейших вельмож. Но ему нигде не удавалось задержаться надолго. Он сильно пил и любил подраться, причем пьяному ему было все равно, кого бить – хоть бы и самого короля. Я вообще удивляюсь, почему его не повесили. Наверное, все-таки удача… однако из-за своего характера и привычек он постоянно скитался, и вечно был без денег, если не просто по уши в долгах. Он пытался меня учить, но толку было мало, бардом я так и не стал. А здесь, в Денгере, в драке его убили, и я остался один. Поскольку ничему путному я так и не выучился, а такого взрослого в ученики уже не берут, я и придумал пристроиться зазывалой для нищих. Садился рядом с ними – играл и пел. Иногда нам подавали больше. Иногда давали по шее. По разному бывало. При этом я был вроде и не музыкант, вроде и не нищий. Ни в одну гильдию платить не надо было. Да я и не смог бы заплатить, мне едва-едва на еду и ночлежку хватало. А недавно я встал и ушел из города. Сам не знаю, что на меня накатило. Вот встал и ушел. То есть… не совсем сам, мне одна нищенка, моя «соседка по кружке» сказала, что уходить пора, что раз война, значит в городе плохо будет… но она предлагала идти в деревню, у нее там даже вроде кто-то был, а я вдруг решил – не знаю куда, но точно, что не в деревню. А когда этот умирающий маг сказал – Джанхар, я понял, что иду в Джанхар. А еще, пока я сюда добирался, я убил человека. Наемника. Он на меня напал, а я убил его и разбил свой сид о дерево, нарочно разбил, потому что так было правильно, – Курт облегченно вздохнул. Тяжело объяснять другим то, чего ты и сам не понимаешь.

– Ну, вот – а говоришь, с тобой ничего не происходит, – усмехнулся отшельник. – А на самом деле вон сколько уже всего произошло. Не на одну поэму хватит.

– Скажете тоже, – смутился Курт. – Кто ж о такой ерунде поэмы сочинять станет?

– Как человек, о котором уже кое-что сочинили, сообщу по секрету – поэмы всегда сочиняются о ерунде. Да еще и перевирают все небось для красивости, историки хреновы… – проворчал отшельник. – А что касается тебя – поверь мне, это только начало. Твоя магия просыпается в тебе.

– Да нет в нем никакой магии! – возмутился посох. – Уж я бы знал, если бы была хоть крошка, хоть щепоть.

– Не спеши, – сказал отшельник. – Всему свое время. Даром он тебя, что ли получил? Такие вещи просто так не случаются.

– Это просто недоразумение! – возмутился посох. – Трагическая ошибка.

– А знаешь ли ты, уважаемый, что когда на вас напали, я был сильно далеко от этого места, и никак не мог не то что придти к вам на помощь, но даже и узнать что вы в этой помощи нуждаетесь, – промолвил отшельник. – Знаешь что, случилось потом?

– Что?

– Я оказался на скале. Прямо над вами. Летать я не обучен. Перемещаться в пространстве – тоже. Было что-то такое… вроде как звук рога. Далекий такой, будто из прошлого… Я так сразу тогда и подумал, что вот – молодой маг зовет на помощь.

– Невероятно, – объявил посох. – Почему же я ничего не ощущаю?

– Не знаю, – сказал отшельник. – Уж я-то точно не маг. Откуда мне знать?

А Курт вновь подумал про Всадника Облаков. Неужели тот и впрямь пришел ему на помощь?

Отшельник и посох долго еще спорили по поводу возможных магических способностей Курта, но он этого уже не слышал. Большое количество вкусной еды и усталость – лучшее снотворное всех миров, а рассказав о себе, он как бы выполнил на сегодня последний долг и мог спокойно покинуть этот мир и отправиться в причудливое странствие по мирам своих снов. Правда, в этот раз он был не один. Его сопровождал посох-оборотень, умеющий превращаться в кота и отзывающийся на кличку Мур, а также великий воин и полководец Санга Аланда Линард, который с легкостью поражал всех выползавших из сна тварей, метко бросая в них свой сияющий нимб. Больше всего Курта изумляло то, что нимб всегда возвращался обратно. А впереди скакал удивительный всадник, сотканный из теней и облаков. Он трубил в древний рог, воспетый в незапамятные годы позабытыми ныне менестрелями, и все сущее откликалось ему.

Внезапно надвинулось что-то темное и тяжелое. Курт задохнулся от ужаса. Тьма коснулась его руки так нежно, как только мама… и тут же все исчезло…

Колдовство?

Курт проснулся от звуков, чудовищных как по форме, так и по содержанию. Была глубокая ночь, лишь слабо теплящийся очаг освещал пещеру. И под покровом этого мрака кто-то рождал звук. Звук был такой, словно протаскивали заржавевшего удава сквозь игольное ушко, а тот при этом страшно сопротивлялся и вопил.

– Что это? – с трудом разлепив губы, хрипло пробормотал Курт. – Кто это?

– Я это! – раздался довольный голос посоха.

– А… что ты делаешь? – потрясенно вымолвил Курт.

– Пою, – гордо ответил посох, и чудовищный звук возобновился.

– Поешь! – завопил Курт. – Прекрати немедленно!

Пение смолкло.

– Между прочим, это те самые баллады, которые обещал спеть ты, – обиженно заявил посох. – Обещал, а потом заснул. Вот я и стараюсь. За тебя стараюсь, между прочим, так что нечего орать на меня.

– Послушай, Мур, – пробурчал Курт. – Я извиняюсь, конечно, но… я не знаю, как твой голос звучит в том мире где ты весь – но здесь, у нас, это просто чудовищно. Спросонья мне показалось, что кого-то пытают или казнят.

– Ну, так возьми и сам спой! – обиделся посох. – Все равно ведь проснулся.

– Я сейчас приготовлю еще отвару, – раздался голос отшельника. – Пригодится горло промочить со сна.

Отшельник завозился у очага, и повеселевшее пламя принялось отплясывать причудливый танец с его громадной шороховатой тенью.

– Ну, вот и готово, – сказал отшельник. – Держи свою кружку.

…А потом Курт пел. Так хорошо, как никогда прежде. Отшельник и посох подтягивали старательно и неумело. Их голоса плясали, как бумажные шарики на ниточках.

– Ну, не знаю, что там не понравилось разным высокоученым бардам, – сказал отшельник, когда Курт остановился, чтобы передохнуть. – А мне так даже очень нравится. Давай еще, парень. Молодец!

И Курт пел. Он спел все древние баллады, какие знал. Потом пришел черед современных песен. Наконец, когда он уже порядком устал, отшельник заметил, что вот теперь-то пора бы и поспать. С тем и легли.

Ночь шла своим чередом. Такая же, как всегда. На небе горели все те же звезды. Ночи было абсолютно наплевать, что под ее покровом на светлое королевство Джанхар волна за волной накатываются несметные полчища мрачного королевства Рон. Ночи не было никакого дела до людей, до их великих сражений и прочих мелких трагедий. Ей не было дела – но это не значит, что она была равнодушна. Просто у нее были дела поважней.

И в этой ночи луна светила, как некий чудовищный глаз, и рядом даже вроде бы второй угадывался. Он и приоткрылся было – на миг приоткрылся, да вдруг сообразил, что творит недолжное и закрылся вновь. Рябь пробежала по миру так, словно бы он был нарисован на воде или просто был отражением чего-то более реального. Мир закачался, как занавеска, задетая неловкой рукой, и где-то там, с той стороны послышались тяжелые удаляющиеся шаги…

Утро Курт проспал. Когда он продрал глаза, отшельник и посох уже вовсю беседовали. У этих двоих обнаружилось множество общих воспоминаний. И недаром. Оба они были невероятно древними и кое-что, что помнилось им въяве, для всех остальных было загадочной древней историей, которая то ли была, то ли вовсе ее не было.

– Я проснулся, – сообщил Курт, терпеливо дослушав до конца описание какой-то битвы, в которой оба великих героя принимали участие.

– Это хорошо, – тут же отозвался Мур. – А то я уж испугался, что ты до завтра будешь спать.

– А вот не надо было меня будить посреди ночи своими ужасающими песнопениями, – пробурчал Курт. – До утра потом разные ужасы снились.

– Ну, вот еще! – рассмеялся посох. – Не будить его! Что бы ты тогда сообщил мне спросонья, кроме самого факта своего включения в процесс всеобщего существования? А так ты имеешь роскошную возможность поворчать, заодно еще раз сообщив мне о том, до какой именно степени тебя ужасает тембр моего голоса.

– Да уж… – усмехнулся Курт. – Голосок у тебя – это нечто. Сам выбирал, или помогал кто?

– Я тут не при чем, – хихикнул посох. – В таких случаях принято все валить на богов, потому как у них шеи крепкие, но я не думаю, что это их проделки. Скорей тут замешан некий загадочный закон, который возник, как мне кажется, задолго до богов и причинил этим беднягам неприятностей не меньше, чем нам, если не больше.

– Какой-такой закон?

– Я называю его законом Всеобщей Пакостности Мироздания, – поведал посох. – В моем случае он выражается вот в чем: если уж ты поешь так, что твой язык покидает Мир в котором, ты существуешь, то согласно вышеобозначеному закону он непременно попадает именно в тот Мир, где от тембра твоего голоса у всех без исключения жителей начинается, в лучшем случае, головная боль. А то и чего похуже.

Наверняка и у Курта были свои счеты с упомянутым законом. Он даже рот открыл, чтобы высказать их, но не успел.

– Ну, вы тут пока посидите, а я пройдусь, – неожиданно вмешался отшельник. – Что-то мне птичьи голоса тревожны. Не иначе, снова враг в горах объявился.

Отшельник поднялся и вышел. За спиной у него покачивался меч в старых потертых ножнах.

– Кстати, ты не одинок в своем отвращении, – как ни в чем не бывало продолжил посох. – Всем моим хозяевам тоже не нравился мой голос, разве что Артаду Сюйгену, но он и на самом деле был сумасшедший, так что он не в счет. Поэтому у меня всегда был весомый аргумент в спорах со своими хозяевами: «Делай что я говорю – а то как спою!»

– И что – действовало? – поинтересовался Курт.

– Иногда, – усмехнулся посох.

– Но все же не слишком часто? – с надеждой спросил Курт.

«А что если он и меня так?»

– Чаще, чем ты думаешь, – уверил посох.

– Какой кошмар! – простонал Курт. – Лучше я засну обратно. Может, повезет проснуться в каком-нибудь другом, более ласковом мире.

– Даже не думай! – строго и чуть напуганно сказал посох. – Самое большее – через полчаса нам с тобой будет очень нехорошо. К тому моменту ты должен быть основательно проснувшимся, если хочешь выжить.

– А что случилось? – испугался Курт.

– Я думал, ты понял… – вздохнул посох. – Что вчера было, помнишь?