Текст книги "Посох заката"

Внезапно Зикер заметил, что говорит вслух. Не очень громко, но все же. Он замолчал, огляделся и додумал уже молчком. Тварь, настроенная на поглощение магов, скорей всего означала одно – Джальн собирался уничтожить Орден поголовно. Что-то произошло. Что-то, отменившее эти планы. Чудовищная машина разрушения застыла, не пройдя и половины дороги.

Поразмыслив, Зикер отправился в свою башню и выпил с демонами пару бутылок самогона. Немного побузил и уснул. Будить не велел. Храпел так, что аж башня дрожала…

…Храпеть и сотрясать башню было тяжело, но демоны старались. Хозяин просил. Для дела. Всю ночь старались.

Пройдя тайными, одному ему ведомыми ходами, Зикер оказался в башне казненного художника. Предстояло многое выяснить, и он не собирался терять времени…

…Когда все выяснилось, Зикер удивлялся только одному – как он не заметил этого раньше? Ну видно же! Любому – видно! Вот – неаккуратный, небрежный такой, мазок на носу, а на ухе лессировка не просохла… теперь уж и не просохнет никогда, сгоревшие картины не сохнут. Впрочем, и не мокнут. Сгоревшие картины – вещь вполне неуничтожимая, уже хотя бы потому, что они и без того не существуют… эх, да что там – делать-то теперь что?

Уничтожить чудовище, впитавшее стихию огня? Немыслимо. Мало того, что он поглотил всех, кого смог, и теперь владеет их силой, так у него еще и канал в огненную стихию. Открытый канал. В одиночку такое не перекроешь. И всем орденом – вряд ли. Это если остальные вообще поддержат. Даже если поверят. И даже те, что поверят – поддержат ли? Нет. Тут что-то другое нужно придумать. Раз нельзя уничтожить чудище, быть может, стоит попробовать сделать из него человека? Ну хотя бы мага, если человека не выйдет. Он и сам что-то такое о себе понял. Не стал же жрать весь Орден подряд, хотя его создатель, бесспорно, именно на это и рассчитывал. Не стал. Не стал… значит, понял, что как всех сожрет – тут же ему и крышка. Потому как задачу свою он выполнит. Полностью выполнит. А ему жить охота. Нравится ему жить. Вот только он пока не совсем понимает, как это делается, и если ему помочь… очень противно, а придется. Убить его – все равно что пробку из парового котла не вовремя выбить. Разнесет к черту. Никакая магия не предохранит. От всех наших Башен одни щепки останутся. Или не щепки – камни? Черт его знает, что в таких случаях остается. Если вообще остается.

Зикер вздохнул. Неприятное решение было принято. Оставалось сжать зубы и приступить к его исполнению.

Аудиенции у Архимага Зикер добился легко. Видать, никто другой не догадался пообещать новоиспеченному Архимагу мозги. Или же просто больше никто не догадался, что у того они отсутствуют?

Когда Зикер Барла Толлен вошел в кабинет Архимага, тот увлеченно давил мух на подоконнике. Он был настолько поглощен этим захватывающим процессом, что попросту не заметил вошедшего. А когда заметил – испуганно отпрыгнул от окна и, смутившись, спрятал руки за спину. Зикер и бровью не повел, словно бы давить мух и впрямь достойное занятие. В самый раз для Архимагов.

– Ну?! – оправившись от смущения, требовательно поинтересовался Архимаг.

– Сегодня вечером, – понизив голос, таинственно сообщил Зикер.

– Что «сегодня вечером»? – спросил Архимаг.

– Сегодня вечером я добуду мозги и научу тебя ими пользоваться, – сказал Зикер. – Разумеется, я выставлю определенные условия.

– Буду ждать, – сказал Архимаг. – А теперь не мешай. Я занят важным делом.

Зикер чуть не рассмеялся, припомнив «важное дело» господина Архимага, но вовремя взял себя в руки, сдержанно поклонился и вышел. До вечера не так уж далеко.

Тому, кто совершенно не ведает, что такое мозги, можно выдать за них все, что угодно. Тем более, что он ни у кого ни о чем не решится спросить. Разумеется, Зикер не собирался доставать Архимагу настоящие мозги. Если честно, он просто не умел приживлять реальные органы ожившим карикатурам. Да и никто этого не умел. По крайней мере, Зикер не знал ни одного такого умельца. И даже не слышал о таком. Зикер собирался как следует поколдовать над Архимагом – так, чтобы превратить его в осмысленное существо. Это было возможно. По крайней мере, Зикеру казалось, что это возможно. Более того, тогда ему казалось что это – наилучший выход. Потому что если все пройдет как задумано, он обретет контроль над этим чудовищем. Мозги ведь нужно обучать, воспитывать. Сам Архимаг с такой задачей не справится – а он, Зикер, этак кстати окажется под рукой. Кому и быть, как не ему? Кто еще понял так глубоко всю сущность этого нарисованного чудовища? А там…

Выманить его за пределы Ордена, в какую-нибудь пустынную местность, отсечь от источника силы и убить. Если повезет, еще и в живых останешься. А может, и вообще не стоит его убивать? Если объяснить ему, что его жажда поглощения чревата гибелью для него самого. Если обучить и воспитать его. Такая фигура может быть очень полезна. Сильная фигура. Что греха таить, Зикер, конечно, старейший маг Ордена и все такое. Один из лучших мастеров. Пожалуй, единственный ясновидящий – если не считать тех мальчишек, которым кажется что они что-то видят… то видят, то не видят – что с них взять? И это ему Великие Магистры уступают дорогу – они ему, а не наоборот! Но… силы-то уже не те…

Какой-нибудь юный нахал, шалопай и халтурщик, еще и первую мантию не износивший, шутя его на обе лопатки положит. Да… сила – она или есть, или нет ее… Не сегодня-завтра всем станет понятно, что Зикер Барла Толлен далеко не такой великий герой, как прежде.

А значит, такую фигуру, как ручной Архимаг, нипочем нельзя терять!

Подумать нужно.

Карманное чудовище – это хорошо. Очень.

Процесс внедрения «мозгов» прошел вполне безболезненно. Да и что, в самом деле, может болеть у карикатуры? У нарисованных магов есть и свои преимущества перед живыми. Правда, недостатков больше. Снабженный «мозгами» Архимаг и не заметил, как превратился в послушное орудие в руках опытного мастера. В единый миг Зикер вознесся на самую вершину.

Тайный контроль над Орденом гораздо мощнее, чем явный. А умный контроль – это всегда контроль незаметный. По крайней мере, заметный не для всех. Господам Великим Магистрам пришлось смириться с тем, что настырный старик, «которому давно пора проведать своих предков», вдруг занял такое важное место при Архимаге. Занял – и занял. Воля Архимага – закон для прочих, о чем тут говорить? А что несогласные обзавелись дурной привычкой куда-то исчезать, все уже и так поняли. Зикер блаженствовал, выстраивая политику Ордена так, как ему давно хотелось. Великие Магистры, кланяясь, благодарили его за мудрые советы. А потом опять кланялись и снова благодарили.

Зикер блаженствовал недолго.

Однажды, привычным небрежным жестом распахнув дверь кабинета Архимага, Зикер вдруг столкнулся взглядом со своим ручным чудовищем.

Столкнулся – и замер.

У Архимага были совсем другие глаза. Умные и жестокие. А еще – улыбка. Улыбка, не предвещавшая ничего хорошего.

Глубоко вздохнув, Зикер сделал шаг и вошел. Дверь захлопнулась за ним, словно крышка гроба.

– Враг, – сказал Архимаг, глядя на Зикера ледяными, непрощающими глазами. – Хитрый.

– Не понимаю, – выдавил из себя Зикер, а ручейки холодного пота уже бежали у него по спине.

– Ты – понимаешь, – убежденно заявил Архимаг. – Ты все понимаешь.

Зикер молча глядел на Архимага. Вот сейчас. Сейчас. Бесполезно ведь сопротивляться. И на помощь никто не прибежит… Ненормальная муха монотонно билась в стекло. Ее омерзительное жужжание лезло в уши, мешало думать… Вот сейчас. Сейчас.

– Я не убью тебя, – вдруг сказал Архимаг. – Ты мне нужен. Я буду делать с тобой то, что ты делал со мной.

– Я только помогал, – сказал Зикер.

– Ты меня использовал, – возразил Архимаг, и Зикер понял, что благословенное время ушло безвозвратно. Этот Архимаг и в самом деле соображал, что к чему. Но что с ним произошло? Кто потрудился над ним? Кого из тайных недоброжелателей подозревать в первую очередь?

– Теперь моя очередь использовать тебя, – добавил Архимаг.

– Слушаю и повинуюсь, – развел руками Зикер. Как бы узнать, чьих это рук дело?

– Правильно делаешь, – кивнул Архимаг.

– А как ты догадался? – спросил Зикер.

– О чем? – нахмурился Архимаг.

– О том, что я тебя использую. – Ну-ка – ответит, не ответит?

– Я поглотил демона, – сказал Архимаг. – Из тех, что в библиотеке. Того, который занимался логическими выводами. Теперь я сам могу… Я поглотил его не для силы. Для ума. Того, что ты мне дал, было недостаточно. Добыв недостающее, я понял, почему ты дал мне так мало. Так тебе было удобнее. Я много что понял. И, в частности, то, что ты – с моей помощью – пытался нанести Ордену вред.

– Вред? – возмущенно воскликнул Зикер.

– Вред, – решительно объявил Архимаг.

– Я старался упрочить наше существование, примирится с соседями. Мне хотелось, чтобы все оценили выгоды своего пребывания поблизости от нас.

– Вот, – обвиняющим тоном сказал Архимаг. – Именно этим ты и занимался. Ты даже не скрываешь этого!

– Но… что же в этом плохого? – удивился Зикер.

– А то, что вместо всего этого нужно было готовиться к войне, – решительно брякнул Архимаг.

– К войне? – поразился Зикер. – А… с кем?

– Со всеми, – отрубил Архимаг. – Пришло время. Древняя Империя жаждет возрождения! Наша Империя! МОЯ!!!

– Кто тебе рассказал про Империю? – осторожно спросил Зикер.

– О ней помнил поглощенный мною демон, – ответил Архимаг.

– А кто посоветовал тебе поглотить именно этого демона? – еще осторожнее спросил Зикер.

– Тот недоразвитый мозг, который ты мне дал, – ответил Архимаг. – Сейчас я и сам удивляюсь, что его хватило на такую гениальную идею, но… так все и было, можешь поверить. Я не вижу смысла врать тому, кто настолько слабее меня. Так вот, я серьезно намерен возродить нашу древнюю Империю. Наш Великий Голор. МОЙ Голор!

– Боюсь, поглощение демонов пагубно сказывается не только на пищеварении, – вздохнул Зикер.

– Вздор! – рявкнул Архимаг. – Мое сознание в норме. Недавно я создал при своей особе Секретный Отдел.

«А мне – ни слова!» – мелькнуло в голове Зикера.

– И вот что они мне притащили, – продолжил Архимаг, потрясая перед носом Зикера выхваченным из-за пазухи пергаментом. – Вот! Смотри! Это – магическая копия «Великого Джанхарского Пророчества»! Читай!

Быстро пробежав глазами текст, Зикер поднял побледневшее лицо на Архимага.

– Когда произнесено пророчество? – спросил он.

– Вчера, – ответил Архимаг.

– Так, – сказал Зикер. – У тебя хорошая Секретная Служба, и… ты меня переиграл. Я сдаюсь. Приказывай.

Когда много лет спустя пьяный менестрель ввалился в широко распахнутые двери трактира «Тяжелые Кони», никто бы не сказал, что это заурядное событие как-то связано с той, уже успевшей стать древней, историей с магами Ордена Черных Башен. Орден, конечно, никуда не делся – но маги, как никто другой, умеют уходить в тень и становится незаметными. Если им это нужно. Ну, в самом деле – какая связь между магами и менестрелями? Да и произошли эти события слишком далеко друг от друга. И во времени и в пространстве – далеко…

Лишь тот, кто видит таинственную вязь событий, тот, для кого нет важного и неважного, тот, для кого все случайности закономерны, а закономерности случайны, мог бы, наверное, узреть продолжение тех древних событий – такой же почерк судьбы, ту же прямоту движений – в руке менестреля, решительно вцепившейся в трактирную стойку. Мог бы узреть – если бы задался подобной целью. Но, видно, он был чем-то занят. Поэтому никто не наблюдал этих событий. Разве что одно чудовище. В отличие от разных там рассеянных провидцев, чудовища всегда вовремя оказываются на месте. Они всегда видят то, что их интересует.

Тяжелое, темное, страшное, оно стояло в густой тени, и его мутные глаза сквозь ярко освещенное окно таращились на менестреля.

Не надо думать, что чудовище лично шлялось по всем интересующим его местам. Оно обитало и продолжало обитать в своем обиталище. И тем не менее ухитрялось присутствовать во плоти везде, где происходило что-либо для него интересное, не покидая собственного дома. На то оно и чудовище. У него и возможности чудовищные. Могут ведь боги быть вездесущими до назойливости? Могут. А почему чудовищу нельзя? Оно хоть и не бог никакой, а все-таки… и насчет того, что не бог… это как посмотреть…

Непроглядные глаза чудовища капля за каплей впитывали в себя каждое движение менестреля. Небрежные взмахи его рук. Заносчиво искривленные губы. Вот он широким и чуть театральным жестом швырнул на стойку пригоршню золотых монет. Прикрикнул на и без того заторопившегося хозяина. Плечом оттолкнул завсегдатая. Ведь нарывается, паршивец! Явно нарывается. Вот и столик он для себя отвоевал. Не по хорошему отвоевал. Попросту взял и выгнал пару-тройку засидевшихся пьянчужек. Но пьянчужки были своими, а он – чужак. Приблуда. Как он вообще смеет?..

Сегодня на площади он пел так, что слезы сами покидали глаза, а золото – кошельки честных граждан. Так поэтому он, что ли, решил, что ему все можно? Ну нет уж! Ему уже заплатили за песни. Сполна. А за этакое хамство и плата отдельная. Другой монетой.

С грохотом обрушившись на стул, менестрель потребовал вина. Он был уже мертвым, но еще не знал об этом. Живые часто не знают, что они уже мертвые. Ходят, говорят, пытаются что-то делать… Чудовище всегда удивляла эта особенность человеческих существ. Но эта смерть входила в его чудовищные планы. А раз покойный сам для себя старается – тем лучше. Нужно просто подождать. И даже не слишком долго.

Ну нельзя себя так вести в чужом месте. Так буянить можно там, где тебя уже все знают и связываться побоятся – или не захотят. А здесь ты – чужой. Совсем чужой. А значит – мертвый, потому что здесь тебя никто не боится. Никто ведь не знает, что лет десять назад ты был одним из лучших бойцов. Зато сам ты после второго кувшина вина забываешь, что эти десять лет уже миновали. А вот и вино! Как раз два кувшина. Бедолага, как же ты до сегодняшнего то дня дожил?

Запыхавшийся хозяин аккуратно выставил на стол перед клиентом два полных кувшина лучшего вина…

Когда донышко второго кувшина увидело свет, менестрель повторил заказ, подкрепив его энергичным ударом кулака по столу перед собой. Подпрыгнув, как мячик, перепуганный хозяин побежал исполнять приказ клиента, а менестрель с размаху шваркнул один из опустевших кувшинов в потолок, прямо над входной дверью. Осколки разбрызгом грянули во все стороны, посыпались вниз. Вниз, прямо на входящего в трактир человека. Менестрель не обратил на это ровным счетом никакого внимания. Он с интересом рассматривал второй кувшин.

А зря не обратил.

Хотя бы потому что на вошедшем также был плащ менестреля. Кроме того, на груди вошедшего менестреля на тонкой золотой цепочке, мягко мерцал знак старшины гильдии уличных музыкантов.

Старшина стряхнул с себя остатки кувшина и, недобро усмехнувшись, шагнул к веселящемуся менестрелю. Вслед за ним в дверной проем споро шагнули четверо хмурых молодцов, чей внешний вид не оставлял никакого сомнения относительно рода их повседневных занятий. В руках они держали тяжелые железные палки – такой, при случае, меч сломать можно. Старшина Гильдии Уличных Музыкантов подошел к столу и, наклонившись к занятому созерцанием кувшина менестрелю, что-то проговорил.

– Налог?!! Это я должен платить вам налог, кровососы драные?!! – вскакивая, заорал менестрель.

Стол, за которым он сидел, перевернулся. Пустой кувшин упал и разбился. В руках менестреля сверкнул дорогой старинный кинжал.

Старшина Гильдии Уличных Музыкантов города Денгера испуганно отскочил, бормоча себе под нос разнообразные слова. Только половину из них можно было условно считать музыкальными терминами.

– Организуйте ему гастроль! – зло приказал он своим людям. – Долгую.

– Сделаем, хозяин, – ухмыльнулся один из четверки.

– С аккомпанементом или без? – деловито поинтересовался другой.

– Обязательно с аккомпанементом, – важно кивнул Старшина Гильдии Уличных Музыкантов города Денгера. – Такой великий бард имеет право на все находящиеся в вашем распоряжении почести. Но чтоб дышал, – добавил он, направляясь к выходу.

– Пусть только попробует не дышать, – обронил один из обломов, помахивая своей дубиной.

Покачиваясь от выпитого вина, бывший великий боец и все еще неплохой менестрель храбро шагнул навстречу тяжелым железным дубинам в молодых недобрых руках.

Дубины ударили разом. Он дважды увернулся, перепрыгнул стол, наотмашь полоснул кого-то из врагов по неосторожно отставленной руке, еще раз уклонился… он помнил такие бои, что этим молокососам и не снилось… у них нет против него и тени шанса… вот сейчас… проклятье… почему его движения столь медленны… сейчас… сейчас… как гудит голова… и ноги… такие тяжелые… словно по колено в киселе… и воздух… кажется, он забыл дышать… так трудно дышать… подлец хозяин, верно, отравил свое вино… черт, они совершают просто смехотворные ошибки, нет, ну вот кто так двигается? Ему бы хоть немного сил, и… Шаг. Поворот. Выпад. Отскок. Шаг. Еще шаг. Выпад…

Дубины ударили разом. И некуда было деться. Некуда, потому что кончился пол, а вместе с полом кончилась и вся земля. За миг до удара менестрель отбросил кинжал и отчаянно расхохотался. Расхохотался, потому что понял, как именно его сейчас будут убивать. Такая простая тактика, такая детская… Они ведь щенки перед ним, глупые слепые щенки, а он…

Дубины ударили разом.

Очнувшись, менестрель заметил, что он куда-то идет. Медленно, правда, но идет. А значит, жив. Ну, да! Его ж не велено было убивать, вот и не убили. Просто поучили маленько, чтоб вперед не зазнавался и почитал старших. Плащ разорван, правая рука висит набрякшей колодой – вероятно, сломана – голова раскалывается от боли… но он тем не менее куда-то идет… Куда?

Если бы он мог оглядеться по сторонам, он, вероятно, заметил бы некие смутные фигуры, что, перебегая от дома к дому, осторожно крались за ним – но имея такую больную голову особенно не пооглядываешься. Притишилась боль, и ладно.

– Мне нужно добраться до гостиницы, – внезапно вспомнил он. – Сын. Я совсем забыл о сыне.

Но ему уже никуда не суждено было добраться.

Он свернул в узкий переулок. Тени домов накрыли его бархатным плащом тьмы, а тени людей догнали и окружили. Те самые пьянчужки, которых он разогнал. Те, что побоялись связываться с ним в открытую.

Он стоял, а темнота вокруг него наливалась лютой злобой и судорожной ненавистью. Он стоял со сломанной рукой и тяжелой до безобразия головой. Безоружный и растерянный, он стоял – впервые за свою долгую, полную драками жизнь, не зная что делать.

И когда темнота до краев налилась отвратительным кошмаром, насосалась знобкой жажды убийства, прозвучало одно-единственное, короткое:

– Бей!

Тяжелый удар сбил его с ног, а дальше…

В такой темнотище разве поймешь, кто его убил? Кому надо, тот и убил – а нам что за дело? Мы и вообще мимо шли. Да и не видели мы никого. Тут такие лужи – утонуть можно. Успевай, главное, под ноги смотреть. А не то чтоб… по сторонам шариться. Да и вообще, мы – народ занятой. Делать нам нечего – всяких мертвяков разглядывать. Вот вы – стража, вы и разбирайтесь! А мы, как честные граждане, до трактира шли. И желаем, чтобы, значит, этот путь продолжить. А тут темно. Так что ничего мы не видели, вот. И не надо меня руками! Вы этими руками небось зад чесали! И вообще. Вы бы этими руками лучше фонарь тут для смеху повесили. Вам же спокойней выйдет. Я кому сказал, не трожьте меня, меднолобые морды! Не тыркай, рожа! Сам ты благородие! Я человек, а не пакость! Нож в кармане?! Ну и что?!! Ну и что, я вас спрашиваю?! Я что, не имею права в трактире своим ножичком луковку порезать? А ты не шмургай мозгами, шкварка поганая! Ты сперва докажи, что это я его! Мы здесь все свободные люди! Ах, ты…

Визготня стояла в переулке. Длинная такая. До небес бы добралась, да крыши мешали.

В конце концов стража кого-то арестовала, но, кажется, даже он сам не был уверен, является ли он участником убийства.

В суматохе никто не заметил внезапно появившееся чудовище. Мы вообще редко замечаем чудовищ. Так уж они, чудовища, устроены, чтоб их замечали как можно реже. Встречая их, люди обычно пугаются до обморока, а потом возносят хвалу богам, что подобные вещи происходят с ними не каждый день. А между тем, стоит им научится вовремя оборачиваться через плечо… Впрочем, нет. Лучше не стоит.

Чудовище медленно наклонилось над убитым менестрелем и подняло его. Подняло осторожно, как младенца. А потом шагнуло в ночь. Далеко, за город, прямо сквозь стены зданий, сумрак фонарей, ругань стражи, храп обывателей, сквозь все то, что составляет ночное тело города. Крепостная стена чуть качнулась, словно отодвинутая занавеска, сон часовых на башнях стал чуть менее ровным, городскому голове приснился кошмар – его дочь вышла замуж за какого-то пьяного офицера, который на радостях спалил полгорода. Крепостная стена качнулась обратно, и ночь спрятала все. Никто не увидел странных, пугающих чудес. Ну, да ладно, может, оно и хорошо. Некоторых вещей лучше не видеть – пищеварение портится.

Когда стражники хватились убитого, он уже исчез, что вызвало новые яростные споры между ними и подозреваемым. В самом деле – раз никакого убитого нет, значит и убийства не было? Не мог же мертвый самостоятельно уйти!

Что? Хотите сказать, что я его в карман спрятал?! Да вы ж на меня все время таращитесь! Небось дырку уже проглядели!

Оказавшись за стеной, чудовище мягко подуло на менестреля – и его раны затянулись. Подуло еще раз – и он открыл глаза.

– Сын, – выдохнул он. – Я должен…

– Уже нет, – тихо сказало чудовище человечьим голосом. – У него другой путь…