Текст книги "Легенды бандитской Одессы"

Но, кроме версий, приведенных в начале истории о Соньке, оказывается, есть и другие…

Сонька Золотая Ручка стала легендой и на самом Сахалине: ходил слух, что настоящая Сонька гастролирует по Европе, а каторгу вместо нее отбывает другая женщина, – вера в изворотливость и удачу знаменитой воровки была настолько велика! Слова Чехова мы уже процитировали, кроме того, известный в начале ХХ века журналист Влас Дорошевич отмечал несоответствия между внешностью каторжанки и легендарной Соньки. По внешнему виду та, что томилась на каторге, была как минимум на десять лет старше Соньки.

К тому же именно в 1890-х по Европе прокатилась целая серия таинственных ограблений, по почерку весьма напоминавших работу Соньки Золотой Ручки. Однако, как гласит эта версия легенды, Софья Блювштейн пробыла на Сахалине до 1917 года, когда большевики упразднили каторгу как таковую.

Постаревшая аферистка вернулась в родную Одессу, некоторое время жила на улице Прохоровской, а когда в 1921 году ЧК расстреляла ее последнего любовника, перебралась в Москву к дочерям, которые стали неплохими актрисами и весьма стеснялись прошлого своей матушки.

Софья Блювштейн, по этой версии, умерла в конце 1920-х годов, немного не дожив до семидесятилетия, и была похоронена на Ваганьковском кладбище. На деньги одесских, ростовских, неаполитанских и лондонских воров на ее могиле был поставлен необычный памятник работы миланских мастеров: возле высокой кованой пальмы беломраморная фигура женщины поднимает к небу руки.

Мы, пожалуй, тоже остановимся на этой версии. Сонька достойна красивой легенды…

Глава 7. Мэтры подделок

Человек, жаждущий ответа, должен запастись терпением. Человеку, обладающему знанием, приличествует важность.

И. Бабель. Одесские рассказы

Одесса славилась подделками всегда. Но Одесса XIX века – о, это что-то особенное! Ловкачи подделывали самые ходовые товары: парфюмерию, спиртное, дамские платья, мужские костюмы, сигареты и табак. Многие добротные вещи, в которых ходила Европа, были сшиты в Одессе, даже парижские щеголи, случалось, красовались в костюмах, сшитых из контрабандного сукна именно одесскими портными.

Поставщиками отменных фальшивок были различные синдикаты, артели и товарищества. Чем ярче и громче было название фирмы, тем меньше там уделяли внимание качеству создаваемого товара. В те времена товарищества и артели все-таки имели и собственные названия. Товарищество «Гвоздь» изготавливало, к примеру, недорогие дамские костюмы, фирма «Урожай» специализировалась на поддельной заморской парфюмерии, тоже не весьма дорогой. Спиртовая фабрика «Илиада» творила фальшивые французские коньяки.

На Привозе можно было без особых проблем и совсем недорого купить у перекупщиков любой дефицитный (как много позже это стали называть) товар. Прямо с возов торговали заморской мануфактурой, разнообразным спиртным. Французские духи можно было приобрести у торговки, которая одновременно продавала еще и бычков или камбалу.

На Привоз, кстати, обычно приходили пораньше – ведь это был не супермаркет, а скорее культурный центр. Тут можно было не только купить тех же бычков, но и узнать свежие новости, посплетничать, удачно прицениться к выбранному товару или просто совершить выгодный гешефт.

Сделать Привоз – совершить удачную покупку, поторговаться как следует и устроить на рынке перебранку с продавцом, хай.

Гешефт – спекулятивная выгодная сделка. Чаще употребляется в несколько негативном смысле: выгода, полученная не самым честным способом.

Продавцы, случалось, подсовывали покупателям откровенный пшик, то бишь искусную подделку. Очень качественная подделка паспортов на жаргоне называлась «рисованием». Одесские махинаторы могли «нарисовать» любой документ просто в два счета. «Нарисованные» паспорта покупали в основном беглые преступники, брачные аферисты, контрабандисты. Купить в городе хорошо «срисованный» паспорт, в сущности, было нетрудно: на Привозе он стоил всего 25 рублей.

Однако паспорта не только «рисовали», то бишь изготовляли вручную, но даже вполне удачно печатали. К примеру, в печатной мастерской господина Р., которая находилась, конечно, на Малой Арнаутской. Эта история произошла в 80-е годы XIX века. Втайне от хозяина, мосье Р., этим прибыльным промыслом занимались его подчиненные – приятели Григорий Ш., бывший свободный художник, и Илья З., опытный типограф. Хитрецы-махинаторы купили несколько настоящих паспортов умерших одесситов и с этих документов «рисовали» весьма качественные подделки. Хозяин фирмы, законопослушный одессит и уважаемый в околотке человек, ничего не знал. Полиция выяснила, что иногда работники сами по вечерам закрывали контору. Как-то переодетый агент полиции купил у «махинаторов» поддельный паспорт. Приятелей арестовали прямо в типографии, когда они ставили печати министерства внутренних дел на свеженарисованных паспортах. В судебном заседании вину «махинаторов» полностью доказали, свидетельства были неоспоримыми. Обоим дали по девять лет каторжных работ.

Но из Сибири подельники бежали и снова появились в Одессе. Уже через два месяца после побега беглых мастеров в городе вновь стали появляться поддельные паспорта. Качество их было настолько высоким, что теперь их охотно приобретали фальшивомонетчики и даже крупные международные сутенеры и серьезные налетчики. И опять дело «махинаторов» процветало. Они сбывали десятками весьма качественные подделки, временами даже каждый день. Как-то к «мастерам пера» заявился их постоянный клиент Рувим П. по кличке Ушастый.

Он пришел за очередной партией готовых липовых паспортов. Но сначала, вероятно, для поднятия настроения, успел посетить шинок, где, само собой разумеется, часть денег потратил. Хотя, быть может, дело было не в растрате, а в чем-то ином. Во всяком случае, он предложил за новые документы куда меньше денег, чем обычно, – дескать, качество «липы» настолько невысокое, что ни копейки больше он не даст. Такие претензии привели одного из мастеров – З. – в ярость. Между ним и Ушастым завязалась драка. Пол квартиры, где устроились мастера тонкого дела, усеивали кредитки и поддельные документы. К драке присоединился и второй умелец. К несчастью «мастеров», мимо проходили полицейские. Услышав шум или, как говорят в Одессе, гвалт, они сочли нужным заглянуть на огонек и разобраться, что к чему. Стражи порядка тут же задержали беглых каторжан, которые пытались связать нетрезвой и уже изрядно избитой жертве руки. В квартире обнаружили мастерскую по изготовлению фальшивок.

Рувиму П. за покупку и сбыт фальшивых паспортов присудили пять лет тюрьмы, а мастерам фальшивок – еще по девять лет каторги. Кстати, уже на процессе выяснилось, что указанный Рувим П. промышлял в основном сбытом поддельных античных древностей и даже входил в банду гробокопателей, которые по ночам разрывали могилы в поисках древних ценностей. Мы сейчас таких «мастеров лопаты» чаще называем черными археологами. Хотя подобные копатели к науке не имеют никакого отношения. Разве что к арифметике…

История Одессы, как мы знаем, весьма обширна. А история земель вокруг прекрасной Южной Пальмиры еще богаче, как ценностями, так и древними захоронениями. Греческие полисы, скифские курганы, руины времен турецкого владычества, Триполье… У любого археолога, хоть «черного», хоть профессионального, глаза просто разбегаются.

Как только была открыта Ольвия, крестьяне окрестных деревень ринулись раскапывать курганы. Ольвия была весьма значимым звеном в системе античных поселений. «Черные» копатели не брезговали ни керамикой, ни металлом, ни даже человеческими останками, которые выставлялись на торги наряду с другим хабаром сухопутных ловцов удачи. В раскопках, правда, чаще искали вазы, украшения, золото. Археологический бум породил в Одессе новую воровскую специализацию – в городе появились целые семьи «кротов». Жулики вскрывали могилы, делая глубокие подкопы. Оттуда извлекались все найденные ценности. Судьба этих ценностей, в общем, была много лучше, чем тех, что находили крестьяне. В отличие от проданных на черных рынках невежественным «знатокам античности», найденные «кротами» ценности копировались. Потом, конечно, копии выдавались за самые что ни на есть оригинальные оригиналы. Но хотя бы эти оригиналы не уничтожались сразу.

Некий господин К. (его вина так и не была доказана) поставил на поток изготовление поддельных золотых монет, выдавая их за древнегреческие и древнеримские. Такая монетка стоила от 80 до 100 рублей – согласитесь, был смысл рискнуть. Ведь в Одессе на 50 рублей можно было прожить целый месяц, ни в чем себе не отказывая; хотя, разумеется, с учетом уровня запросов.

Римские сестерции, сарматское серебро, дублоны французской Одессы, крестики первых христиан – эту удивительную липу в городе штамповало несколько ювелирных лавчонок. Подпольные конторы через гешефтмахеров – посредников – были связаны с крупными перекупщиками и аферистами всей Европы. Особый спрос был на картины, естественно, поддельные, известных мастеров: одесского Рубенса можно было приобрести за полторы-две тысячи рублей золотом в магазинчике прямо на Ришельевской. Офорты Гойя, созданные на Молдаванке, стоили чуть дешевле – всего тысячу золотых рублей.

Самыми дорогими были подделки под средневековых мастеров. Их «творили» на Старопортофранковской. Альбрехт Дюрер из Одессы стоил пять тысяч, а «подлинный Рублев на подлинных досках» оценивался в десять тысяч рублей за штуку. Золотых рублей, понятное дело.

Мода на прекрасное – штука, конечно, замечательная. Родившись неведомо когда, она никуда не исчезает, только меняет свое лицо и мастеров, умеющих создать подделку, с трудом отличимую от оригинала. Причем, согласитесь, это касается всего мира, а не только более или менее благополучной Российской империи. Кстати, небезызвестная баронесса фон Штейн, о которой речь пойдет позже, тоже немало потрудилась и славно заработала и на Рубенсе, и на Гойе. А вот откуда она их брала… сие есть великая тайна.

Ну как тут не вспомнить прекрасный фильм «Как украсть миллион» и просто неотразимый диалог:

«– Он не рассказывал, что ему достался Тулуз-Лотрек из коллекции Бонне?

– Твой Лотрек или Лотрек Лотрека?

– Мой, натурально.

– О-о-о!

– Надеюсь, что мой Лотрек не хуже, чем Лотрек Лотрека!»

Одесские махинаторы были о себе примерно такого же мнения. Как мы увидим позже, они таки не ошибались. Кроме того, они замечательно подделывали отечественных мастеров живописи. Причем даже подделывали подпись так, что автор не мог отличить ее от своей. Известен случай, когда Айвазовский, уже будучи признанным мастером, академиком Российской императорской академии живописи и целого ряда академий европейских государств, увидел картину, писанную неизвестным мастером и украшенную подписью Айвазовского. Так вот, великий художник картину, разумеется, не узнал. А вот подпись свою признал безоговорочно. Так честно и сказал: «Картины этой я не писал, а вот подпись моя».

В Одессе существовал целый концерн, который создавал живописные полотна. Он предусматривал занятия для разных специалистов: одни художники занимались эскизами, другие копировали сюжеты, третьи подделывали подписи. Отдельные, особые мастера умело состаривали холсты.

Конечно, раньше или позже на след мошенников выходила полиция. Была раскрыта деятельность шести ювелирных мастерских, напрямую связанных с перекупщиками поддельных полотен.

Но все же особым уважением пользовались мастера по металлу. Искусство их было так велико, что именно одесский мастер был награжден золотой медалью «Салона декоративных искусств» за создание подделки, которую и ювелиры, и историки с археологами признали подлинником. Речь идет о знаменитой тиаре царя Сайтаферна. Но тут лучше остановиться и рассказать эту историю неторопливо и со вкусом. Причем начнем мы не с мастера, а… да-да, именно с них, с заказчиков.

Братья Гохманы, Шепсель и Лейба, были антикварами. В их лавочке можно было увидеть немало интереснейших находок, причем подлинных. Да и лавочку умные одесситы открыли совсем неподалеку от Парутино, найденной не так давно Ольвии, древнего греческого полиса, процветавшего некогда в дельте Южного Буга. Но удача антиквара – дама капризная. И в голове предприимчивого Шепселя, безнаказанно провернувшего немало афер, созрел план…

Хотя вряд ли он тогда осознавал, что осуществление этого плана поместит его имя в десятку величайших авантюристов, а афера станет не просто успешной (тьфу-тьфу, таки зачем нам не надеяться на успех?), а настоящей аферой века. Умному и оборотистому антиквару удалось нагреть не какого-то там Ротшильда или Рокфеллера, а целый Лувр. Да и сумма оказалась по-настоящему красивой – 200 тысяч франков. Шепотом заметим, что франк конца XIX века стоил немало.

Но все началось не в Париже, а под Ольвией-Парутино. Несколько лет подряд братья Гохманы вели самостоятельные раскопки, но неудачно: глиняные черепки – вещь прекрасная, но мечталось-то о монетах, оружии, украшениях… Однако любая неудача имеет и обратную сторону: братья Гохманы прослыли археологами честными, настоящими, преданными науке энтузиастами. Так о старшем, Шепселе, говорил приват-доцент фон Штерн, директор Одесского археологического музея. Более того, сей достойный муж утверждал, что, «как все инородцы», Гохманы тянулись к учению, и, чтобы поддержать их столь похвальную тягу, сам фон Штерн презентовал им две очень важные книги: учебник по археологии и репродукции картин из парижского Лувра.

Фармазон(-щик) – мелкий жулик, дешевый аферист. Некогда так именовали крупных мошенников, сбывающих фальшивые драгоценности.

Ольвию раскапывали все кому не лень – от босяка до профессора. Тысячи бесценных археологических находок поступали на черный рынок. К сожалению, для науки многие из них были утеряны безвозвратно. Съезд археологов в Тифлисе, проходивший в сентябре 1881 года, согласился с мнением упомянутого приват-доцента, назвавшего подобную ситуацию с находками просто критической.

Именно в Ольвию в свое время и отправились братья Гохманы, пытавшиеся стяжать славу великих археологов. Но, увы, их добыча на второй клад Приама не тянула. Местные жители, правда, пытались выдворить нежданных гостей со своих «археологических угодий», но что могли они сделать против выучки, приобретенной братьями Гохманами на Молдаванке? За это, да еще за глубокие знания по археологии местные вскоре зауважали Гохманов. Знания, к слову, братья черпали из учебника, подаренного фон Штерном. Со временем Гохманы в Парутино стали своими.

Шепсель взял патент на раскопки, открыл антикварную лавку в Очакове, но, увы, пока продавать там было особенно нечего: за год братья нашли немало черепков и пару-тройку серебряных монет. Этого едва хватало на жизнь и неизбежную мзду местному уряднику, который был выдающимся взяточником. Прошел еще год, а вторая Троя так и оставалась несбыточной мечтой.

Идея выдающегося «экспоната» уже созрела в голове старшего брата, но для ее осуществления необходим был стартовый капитал. И тогда братья изобрели красивую в своей простоте аферу, которую назвали «троянский конь». Афера к нынешнему времени стала уже классической. Давайте же и мы с удовольствием полюбуемся «троянским конем».

Николаевский помещик Р., отставной поручик, имел все: усадьбу, состояние и хобби. Хобби было достаточно экзотическим – история, причем история родных мест. Проштудировав в свое время всего Карамзина, помещик пришел к выводу, что в нем течет кровь скифов, да не простых, а самих скифских царей. К счастью, в жизни отставного поручика появился приятель и собеседник – Гохман, археолог, владеющий в Очакове антикварной лавкой.

Как-то раз, прогуливаясь с барышней по улочкам, носящим отпечаток всех «известных мне, согласитесь, дорогая, времен и событий», поручик решил, что подвернулся случай блеснуть ученостью и как следует пустить девице пыль в глаза.

Крестьяне из соседнего села принесли «ученому» помещику разбитый горшок с монетами. Тот сразу понял, что это монеты из ольвийских раскопов. Известно, что ольвийские монеты зачастую несут на себе профиль Борисфена – Нептуна. Увидев такой профиль, поручик Р. в своем мнении укрепился, но все равно не торопился покупать у селян горшок с монетами. Несомненно, это было настоящее сокровище, клад, но все же следовало провести хоть минимальную проверку.

Помещик велел напоить и накормить крестьян, а сам, взяв монету на пробу, отправился в Очаков к ученому другу, антиквару Гохману. Тот сразу определил, что монета ценная – медный дихалк IV века до нашей эры. Он предложил за монету пять рублей. Но тут в разговор вмешался столичный археолог, заглянувший в лавку. Он предложил целых десять рублей. Начался торг, благовоспитанный, как это обычно бывает у людей глубоко интеллигентных. Результат торга был необыкновенным – столичный знаток выдал за монету целых 25 целковых!

Помещик сообразил, что сможет сколотить целое состояние, выгодно продав монеты из горшка. Но для этого сначала надо было купить их у селян. Умный помещик сделал селянам щедрое предложение: он готов выкупить у них весь клад по цене рубль за монету. Однако селяне, жадные и невежественные, почуяв выгоду, тоже начали торговаться. Торг был долгим и закончился, к взаимному удовлетворению, следующим: отставной поручик получил весь клад, а селяне – по десять рублей за каждую монету. Впрочем, поручик понимал, что это сущие гроши по сравнению с тем, что он выручит, продав драгоценные – причем в прямом смысле этого слова – монеты.

Не тратя времени попусту, помещик вновь поторопился к Гохману. Каково же было его разочарование, когда приятель-антиквар, вооружившись лупой, вынес печальный вердикт: подделки, причем не самые искусные. А к ним, вероятно, чтобы цену набить, умелые мастера или знатоки подложили и подлинные монеты. Такие, как та, что ранее помещик привозил Гохману.

Помещик вознегодовал и послал за полицией. Разумные жандармы, конечно, никаких селян не нашли и посоветовали отправиться в ту самую Ольвию-Порутино: может быть, коварные торговцы фуфлом прячутся именно там.

Коварных торговцев не нашли, зато обнаружили мастерскую, которая изготавливала фальшивые древнегреческие монеты. В артели работали местные жители, крестьяне. Преступники были задержаны. Надо ли говорить, что арестованные члены артели когда-то попили крови у не самых везучих братьев Гохманов?..

Приват-доцент фон Штерн, рассматривая очередные находки, принесенные для оценки в музей, сокрушался, что две трети антиквариата на рынке составляют фальшивки. Причем подделывается все: золото, медь, мрамор… Негодяи-изготовители при этом конкурируют друг с другом.

Итак, полиция в Парутино накрыла подпольный цех конкурентов – и Гохманы увидели, что везение наконец на их стороне. Конечно, ведь каждый хочет заполучить кусочек истории. Честные антиквары Гохманы скупали их и перепродавали… Но на всех не хватало – и тогда умные братья организовали свой маленький цех по производству «хорошего товара». Да, иногда это был именно «троянский конь»…

Гохманам все-таки следует отдать должное: классическую, известную аферу «троянский конь» они все время обновляли и совершенствовали. Причем они понимали, что, если хочешь иметь настоящий гешефт, на специалистах экономить нельзя. Правда, Шепселя Гохмана взяли под скрытый надзор полиции, но ему было не до этого: они с братом готовились к большой афере.

И для этого умные братья освоили еще один вид подделки: они начали фармазонить с мрамором. Мраморная плита с выбитыми на ней письменами по цене не уступала золотым монетам. Шепсель сам изучил древние тексты. Сырье, мрамор, находили на месте. Иногда покупали в Крыму. Это были плиты поздних периодов – их доставляли в Очаков, в мастерскую братьев. Здесь скульпторы сбивали подлинные, иногда достаточно древние надписи, а на их месте выбивали новые, которые полностью соответствовали официальной истории Ольвии и Эллады. И опять книга, которую когда-то приват-доцент фон Штерн подарил Шепселю, стала главным справочником фармазонов.

Нужно отдать должное усердию и талантам Шепселя: имея за спиной пару классов еврейской школы, хедера, он постоянно учился. Он вникал в каждую мелочь, изучал все необходимое для дела. За восемь лет старательской профессии в совершенстве изучил историю античности, латынь и древнегреческий.

В начале 1890-х полиция изъяла и передала музею большое количество поддельного мрамора, на котором мошенники, малограмотные люди, выбивали греческие надписи, не зная даже греческих падежей.

Да, кстати об этих самых падежах. Шепсель начал с изучения настоящих греческих надписей на плитах. И мог с уверенностью сказать, что с падежами там тоже далеко не все было гладко. Ну чего требовать от греков? Древние же…

Беда была в том, что греческие консультанты Гохманов тоже оказались фармазонами. Забавно то, что это были студенты того самого фон Штерна в Новороссийском университете. Шепсель сделал выводы и нанял «очень приличного человека» – профессора из Киева. И с падежами сразу стало все хорошо. Как и с товаром – теперь он был просто безупречен.

Но тут, как назло, мода на античность стала увядать: в 1897 году под Киевом археолог Викентий Хвойка нашел материальные остатки энеолитической культуры и по месту находки назвал ее «трипольской». Вместе с модой от берегов эллинистической культуры отхлынули и деньги. Нужно было менять курс. И Шепсель уже знал, куда именно.

Оставшиеся в лавке «липовые» плиты старший Гохман продал Одесскому археологическому музею, разумеется, после экспертизы фон Штерна, «учителя и наставника». Но даже младший Гохман не догадывался, что афера с плитами – это тоже этап той самой, большой и невероятной аферы. Аферы века.

В 1893 году Шепсель Гохман из уважения к учителю, приват-доценту фон Штерну, преподнес ему осколок древней мраморной плиты. Причем заметим, не продал музею, а именно преподнес в дар. По-немецки дотошный фон Штерн перевернул всю библиотеку и нашел изображение и описание основной части плиты!

Ее обнаружили в далеком уже 1822 году. На плите был высечен декрет: скифский царь Сайтаферн угрожал жителям Ольвии. Богатый купец Протаген принес варвару в дар 900 золотых. Царь намек понял и пощадил город. Нижняя часть декрета, точнее, плиты, была отбита. И текст декрета окончания не имел.

На осколке же плиты, которую Гохман подарил учителю, обнаружились окончание декрета. Теперь было ясно, что, помимо золота, в дар царю была преподнесена драгоценная тиара, которую ювелиры Ольвии изготовили специально для безжалостного вождя варваров. На плите нашлось и описание тиары. Фон Штерна поразило это описание на осколке плиты. И приятно порадовало, что Шепсель безвозмездно пожертвовал его музею…

А теперь перенесемся в прекрасный Париж 1894 года. В Лувре появляется венский маклер Шиманский, время от времени поставлявший ценные экспонаты в музеи Вены и Парижа. Он привозит предложение от антикваров Одессы – те предлагают купить свежевырытый ольвийский клад. Цена была достаточно высокой даже для такого музея, как Лувр, – Шиманский запросил 200 тысяч франков (в конце XIX века на эти деньги можно было купить 58 килограммов золота). Дирекция музея согласилась, что цена просто невероятная, – покупку такого масштаба должен был дозволить французский парламент. Но тут за честь прекрасной Франции вступаются меценаты – они ссужают Лувру необходимую сумму.

В назначенный день в музей прибывает бесценное приобретение – золотая тиара царя Сайтаферна. Та самая, более двух тысяч лет назад описанная на удачно найденном осколке плиты. Но музейные ученые – люди недоверчивые. Несмотря на экспертизы, проведенные ранее в Вене, они организовывают новую и приглашают знаменитых специалистов Рейнака, Мишона, Бенуа и Молинье. Ученые господа сошлись во мнении, что привезенная реликвия и есть настоящая тиара Сайтаферна, описанная в ольвийском декрете.

Тиара представляла собой куполообразный шлем высотой 18 см из чистого золота. По нижнему фризу шли изображения сцен жизни и быта скифов, а по верхнему – иллюстрации к сюжету гомеровской «Илиады». Фризы разделяли изображение крепостной стены Ольвии и надпись на древнегреческом: «Царю великому и непобедимому Сайтаферну. Совет и народ Ольвии». Тиара сохранилась замечательно, работа была просто изумительной. Лишь в одном месте виднелась небольшая вмятина, напоминающая след от удара мечом. Но неповторимые изображения не пострадали. Сопоставление элементов резьбы происходило по описанию в специализированном археологическом издании. Так совпало, что сообщение с описанием тиары Сайтаферна на древней плите было размещено в археологическом журнале рядом с выступлением приват-доцента фон Штерна на IX съезде археологов, проходившем в Вильно. Доклад господина фон Штерна назывался «О подделках классической древности на Юге России». Подлинность тиары подтверждали также и знаменитые археологи: венские профессора Бендорф, Шнейде и Борман, а также французские – де Вильфос и Рейнак. Вывод был однозначным: удивительная находка представляет огромную историческую и не меньшую художественную ценность.

И вот наконец свершилось: 1 апреля 1896 года (день дурака во Франции отмечали уже четыре века!) Лувр приобретает тиару. И более семи лет тиара остается украшением коллекции знаменитого музея.

Находка была столь драгоценна, что за осмотр тиары брали дополнительную плату, продавая специальный билет для посещения зала, где она экспонировалась. Но очереди все равно выстраивались, и немалые. Так было до 1903 года, когда триумфом тиары заинтересовались газетчики. В газете «Фигаро» было опубликовано скандальное заявление некоего ювелира Мажанса о том, что это он изготовил тиару, получив за работу четыре с половиной тысячи франков. А через несколько дней была опубликована другая телеграмма – ее автором был переехавший из Одессы в Париж ювелир Лифшиц. Он утверждал, что сам был свидетелем того, как тиару изготовил другой одесский ювелир – Израиль Рухомовский.

После этой публикации газетчики нашли в Одессе упомянутого ювелира Рухомовского. Поначалу ювелир, прекрасный чеканщик и гравер, отказался от какой бы то ни было причастности к изготовлению драгоценной тиары. Но через некоторое время ювелир передумал и подтвердил, что готов выехать в Париж и доказать, что тиара – его рук дело. За визит он потребовал 1200 франков. Жадные до жареных фактов газеты оплатили эту поездку.

Рухомовский привез в Лувр модели, рисунки и чертежи, по которым изготавливалась драгоценная тиара. Французы решили подойти к делу со всей серьезностью и собрали комиссию под председательством профессора Клермон-Гане. На ней присутствовали видные ученые, историки, ювелиры и искусствоведы. Комиссия для начала провела беседу с Рухомовским и поразилась тому, насколько он невежественен в истории и археологии. Профессора в один голос утверждали, что настолько малограмотный человек не мог создать тиару. Более того, ювелира чуть ли не заперли в мастерской, выдав инструменты для чеканки и золотой лист.

Не имея ни рисунков, ни образца, мастер из Одессы принялся за работу, которую, по мнению выдающихся ученых, просто невозможно было выполнить. Через день Рухомовский по памяти повторил часть рисунка тиары. Кроме того, он назвал состав металла, из которого тиара была изготовлена.

Сказать, что это был шок, – значит, ничего не сказать. Высоколобые академики были просто уничтожены. Париж потешался над их самоуверенной надменностью. Публика рукоплескала Рухомовскому, выставившему знаменитых ученых дураками и невежами.

Конечно, имени заказчика Рухомовский полиции не назвал. А сам он перед правосудием был чист – ведь он просто создал по заказу некое золотое изделие и никому ничего не продавал. Да и оплата работы была совсем невелика – всего 1800 рублей.

Фон Штерн, несмотря на весь свой ум, так и не понял, что Шепсель Гохман сделал его не только посмешищем, описавшим подделку как подлинный артефакт, но и своим подельником, настоящим фармазоном…