Текст книги "Мне тебя заказали"

Казалось, ненависть Михаила к Кондратьеву не знала предела почти с самого начала их знакомства и совместной работы… Но когда он узнал про него новое обстоятельство, он стал ненавидеть его во сто крат больше… Нет, никаких сомнений… Пришли братаны, и ладно! Сами подстроили эту встречу, и отлично! Нужен он им, и прекрасно, главное – отомстить и нажиться… Будь что будет…

Он погрузился в свои мысли настолько, что даже не заметил, как мощная мужская фигура возвысилась над их столиком.

– Киряешь, братишка? – послышался голос сверху. Михаил вздрогнул и поднял голову. На него глядели круглые водянистые глаза Коляки. Блестела под огнями люстры мощная золотая цепь.

– Зашли вот, – улыбнулся Игорь. – Садись, Коляка, выпей с нами.

– А я не пью! – рассмеялся Коляка. – В завязке я. Опаскудело квасить.

– Садись, поболтаем.

Николай сел, закинул ногу за ногу, небрежно закурил сигарету. На Михаила он даже не глядел.

– Коль, ты что, не узнаешь? Это же Миша Лычкин, наш сосед по Ленинградке, мой одноклассник, – улыбался Игорь, указывая на побледневшего Михаила.

– В натуре? – нахмурил жиденькие бровки Коляка. – Точняк… Миха! Здорово, братан! Как живёшь-можешь? На что живёшь? Бабки паханские пропиваешь? Тоже дело…

– Мишка меня выручил в том году, денег дал взаймы, – сказал Игорь. – А я отдать не могу. Может, выручишь, я отдам…

– С чего отдашь, пацан? Налей-ка пива лучше, в горле пересохло. Что, с пустыми бутылками сидите? Эй, халдей! – заорал он, оглядываясь назад.

Как из-под земли вырос официант, угодливо наклоняясь к нему.

– Принеси «Амстела» с полдюжины! Галопом! Только холодненького!

– Мигом! – растворился официант, и не успел Николай откашляться, как на столе появилось шесть запотевших бутылок «Амстела» и три чистых бокала. Официант разлил пиво по бокалам и так же мгновенно испарился.

– Ну, Коль, надо же парню помочь, – канючил Игорь.

– Я не благотворительная организация, чтобы всем помогать, – проворчал Коляка, отхлёбывая пиво. – Мне бы кто помог… Сам хожу по лезвию, – сверкнул он глазками-бусинками и сплюнул прямо на пол. Парочка за соседним столиком опасливо покосилась на него и стала суетливо собираться восвояси.

Михаил вспомнил слова Игоря о том, что только вчера Живоглот замочил при разборке какого-то человека, и похолодел. Старался не глядеть в холодные глаза своего опасного собеседника, суетился, ёрзал на стуле. От Живоглота это не ускользнуло, он слегка усмехнулся.

– Чего дёргаешься, парень хороший? – спросил он. – Выпей вон пивка холодненького. Рекомендую. Фирма!

Михаил покорно отхлебнул пива и попытался изобразить на бледном лице удовольствие.

– Кайф, правда, братан? – буравил его глазками Живоглот.

– П-правда, – промямлил Михаил, делая ещё один глоток. Поперхнулся и закашлялся.

– Ты чего? – притворно удивился Живоглот. – Чего это тебе поплохело, братан?

– Да ничего, поперхнулся просто, – продолжая кашлять, пытался произнести Михаил.

– Не, в натуре, братан, – мечтательно окинул взором ресторан Живоглот. – Клёвые времена настали… Для деловых людей, имею в виду… За бабки что угодно можно купить, хоть дворец, хоть «Боинг», хоть пароход, хоть атомную бомбу… И пожрать можно всласть, и выпить…

– А коли денег нет, Коляка, тогда что? – угодливо щерился Игорь.

– Тогда тухни, понятное дело, – деловито объяснил Живоглот. – А я так полагаю, денег теперь нет только у закоренелых мудаков и фраеров дешёвых… Глянь, братан, – по-дружески обратился он к Михаилу, слегка дотрагиваясь до его пиджака пальцем в огромном золотом перстне. – Что я? Кто был? Дитя коммуналки, подзаборник, папашу своего мы с Игоряхой знать не знаем, мамаша сам знаешь кто, университетов не кончала и школ, по-моему, тоже, – усмехнулся он. – Не уверен, умеет ли она читать.

– Умеет, умеет, – возразил Игорь. – Я точно знаю, она недавно книжку на помойке нашла. «Чапай и чапаята». И всю её от корки до корки прочитала. Уселась на диван, затихла вся, затаилась и читает, читает, прибубнивает что-то себе под нос, падла… Во дела, я удивился… Я ей – офонарела, мать, что ли? Жрать давай. А она только отмахивается и матюгается… И читает, читает… Во дела… Потом книгу, правда, все равно в сортире по делу использовала, туалетной бумаги не было как раз…

– Ну, спорить не стану, это мне все равно, факт, что не профессор… А я? Отбарабанил, Миша, я по двести шестой три годика, только вышел, а жрать-то хоца… И пошли с друганами хату бомбить, балдежная хата, упакованная до всех пределов. Бабки наличные взяли, технику, ружьё. А Дездемон, подлюка гнойная, жадная, для своей биксы колечко припрятал, и на ней колечко это через месяцок и приметили нужные людишки. Бикса раскололась, Дездемона повязали и раскололи в лягавке, как гнилой орех… Так-то вот, паря… Жаль, что Дездемон в зоне загнулся, я бы ему кишки-то повытащил, не захотел все на себя брать, гадёныш, как будто ему от этого убавилось. Прибавилось! – расхохотался Живоглот, сверкая золотыми фиксами. – Групповуха, Миш, групповуха, братан… А я, короче, ещё на четыре загремел, не успев воздуха вольного в себя вдохнуть. Потом скостили, через три годика вышел… Что, разве это жизнь, а? – слегка дёрнул Мишу за рукав Живоглот. – То ли дело теперь? Хату трехкомнатную купил в Крылатском, ремонтик запузырил зашибец, купил «бээмвуху», а сейчас к ней ещё джип «Мицубиси» собираюсь прикупить. Жру в кабаках, телок имею наилучших. Хотите, сейчас отсюда поедем потрахаемся ко мне… Сейчас братаны звякнут…

– На что трахаться-то? Биксам платить надо, – угрюмо пробасил Игорь.

– Оплачу на этот раз, угощаю коньяком и блядьми, – улыбнулся Живоглот. – Я помню Мишку-то, помню его добро, как он нам колбаску дефицитную доставал, как мамаше лекарство от печени раздобыл и путевочку в Ессентуки, а то бы она давно бы загнулась от пьянства. Что же я теперь, другану братана родного не могу телочку оплатить? Оскорбляешь, Игоряха, оскорбляешь не по делу… Жмотом никогда не был, братва не жалуется…

Михаил потихоньку начал приходить в себя. Страх перед бандюгой и убийцей стал потихоньку пропадать, появилось уважение… Оно усилилось после того, как на белом «БМВ» они поехали в Крылатское и туда, в шикарно обставленную и отремонтированную квартиру, им доставили сногсшибательных телок, на которых он бы в другом месте и взглянуть побоялся, не то что клеиться… Все под метр восемьдесят ростом, одна краше другой… Хороши телочки, смотреть страшно, до того хороши…

Но они приехали сюда не для того, чтобы на них смотрели. Всю ночь они творили чудеса групповухи. И все равно Живоглот остался недоволен. Под утро он избил одну из проституток и выставил всех вон. Позвонил куда-то и пожаловался на плохое обслуживание.

– Если ты, вампир, мне ещё таких шалашовок пришлёшь, я тебя самого и раком и рыбой поставлю… Ничего не умеют, только мордой накрашенной торговать и ляжки свои показывать… А секс – это тоже наука… Учить надо, курсы организовать, нужную литературу давать почитывать! Я тебе не лох, я всякое видел, за свои бабки, кровью и потом заработанные, кайфа хочу, а не суходрочки. Понял, обосрак?! – побагровел он и яростно грохнул хрустальный фужер с шампанским об пол.

Потом утихомирился и завалился спать. А Игорь с Михаилом, не понимающие, от чего это он так разъярился, на цыпочках вышли из квартиры.

На другой день Михаил не явился на работу. Кондратьев весь день звонил ему, но он к телефону не подходил. А ещё на следующий день, когда Михаил с мрачным, вызывающим видом появился на работе, Кондратьев заявил, что делает ему не первое, зато последнее предупреждение.

– За что? – позеленел от злобы Михаил. – За то, что на работу вчера не вышел? Так я болел, что я, заболеть не имею права?

– А за все хорошее, Миш. А болезнь твоя видна невооружённым глазом. Ты сюда работать пришёл, а не пьянствовать. Нам прогульщиков и лоботрясов не надо, сейчас не застойное время, на себя работаем, не на дядю чужого. Что за народ такой, в толк не возьму. Прежний помощник пил, как лошадь, а теперь и ты за дело взялся.

Михаил метнул взгляд на Аллочку, потупившую глаза и печатавшую что-то на машинке. И тут же на своём протезе в комнату ввалился Сергей Фролов.

– Что творится на белом свете? – улыбнулся он своей ослепительной улыбкой.

– Да ничего особенного. Вот, отношения выясняю с помощником.

– Да? – равнодушно переспросил Фролов, даже не здороваясь с Михаилом. – Слушай, Леха, тут такое дело намечается, пошли туда, переговорить надо… Я тебе вчера на квартиру тарабанил аж до часу ночи. Где ты пропадал? Я одну торговую точку нашёл, обалдеть… В розницу торговать будем… Пошли переговорим поподробнее, – взял он друга за рукав куртки. – Так где же ты пропадал?

– У Инны был, – прошептал Алексей, но Михаил расслышал.

– Так я пошёл, – пробормотал он, бледный как полотно от распиравшей его злобы.

– Да, иди, иди, – махнул рукой Алексей. – Езжай на склад и проверь там новую партию товара. Только мой совет – бросай ты такую жизнь, не доведёт она тебя до добра, ты ещё молодой. Не поздно завязать…

– А вот в советах я не нуждаюсь, – на сей раз Михаил густо покраснел. – В кои-то веки выпить со старыми приятелями имею право, я тебе не крепостной, – добавил он.

А Фролов, не обращая на все это ни малейшего внимания, тянул друга в соседнюю комнату для беседы.

– Пошли, пошли, не нуждается он, не крепостной он, пошли, слушай меня…

И они исчезли за дверью.

Михаил, как побитая собака, бросил мимолётный взгляд на Аллочку, но она продолжала, не глядя на него, стучать на машинке.

– Крышка всем вам, – процедил он сквозь зубы, выйдя из офиса на улицу.

Глава 4

Алексей открыл глаза и поглядел на лежащую рядом с ним Инну. «Похожа на Лену, как похожа, особенно во сне», – подумал он. Инна безмятежно спала после бурно проведённой ночи. Алексей встал и прошёл на кухню. Закурил, задумался…

Всего три месяца, как он познакомился с Инной Костиной. Она работала бухгалтером в Фонде афганцев-инвалидов и приходилась какой-то дальней родственницей их секретарше Аллочке, какой именно, он так и не понял. Поначалу она консультировала его по всевозможным хитросплетениям бухгалтерии, пока он не принял на работу в свою фирму опытного бухгалтера Ковалёва, ранее работавшего в КГБ. Сначала он был равнодушен к ней. После страшной смерти Лены он вообще не глядел ни на одну женщину, хотя чувствовал, что, например, очень нравится двадцатилетней миниатюрной секретарше Аллочке. Та бросала на него нежные взгляды, а он словно их не замечал. А тут… что-то дрогнуло в его раненном от страшной потери сердце. Какой-то поворот головы, какое-то брошенное слово, интонация… Алексей на секунду закрыл глаза и воочию увидел перед собой покойную жену. Точно, похожа, и глаза, и волосы, и походка, и голос…

Инне Костиной было двадцать три года. Но, несмотря на молодость, её голубые глаза были полны какой-то тайной грусти. Она была молчалива и строга, охотно помогала Алексею, когда он обращался к ней за советами, но не делала ни малейших попыток перевести отношения в какую-нибудь иную плоскость. А он порой не мог оторвать от неё своего взгляда, стоял рядом и глядел, глядел… И что-то происходило в его душе…

– Что вы на меня так смотрите, Алексей Николаевич? – как-то спросила она.

– Так… – неожиданно вздрогнул и смутился он.

Инна не знала о том, что произошло с семьёй Кондратьева. Сергей Фролов, весельчак и балагур, был в таких вопросах нем как могила и ничего никому не рассказывал. Просто представил Кондратьева как своего боевого товарища, и все…

– У него есть семья? – спросила на следующий день Фролова Инна.

– Была, как же без семьи? – помрачнел Сергей. – А тебе-то что до этого? Влюбилась, что ли? А вот я тебе… – И погрозил ей пальцем.

– А что, нельзя? – покраснела Инна. – Я женщина свободная, поэтому и спрашиваю вас, свободен ли он…

– Он не свободен от чёрных мыслей, Инночка, – покачал головой Сергей. – Он бесконечно одинок. Живёт пока у меня, но собирается уйти и снять квартиру. Думает, бедолага, что стесняет меня… А что? Пусть снимает, деньги у него теперь есть. Надо и ему личную жизнь налаживать. Нас-то с Настюшкой он не стесняет, а вот мы его стесняем своей любовью, это точно. Мужик же он, в конце концов, ему всего-то тридцать четыре годика…

– Неужели только тридцать четыре? – удивилась Инна. – А я думала, уже за сорок…

– Уже за семьдесят, дорогая, если каждый год в Афгане считать за десять… А если ещё прибавить что-то другое, то и за двести… А ты вот что, составь-ка мне к завтрашнему дню отчёт для налоговой инспекции…

– А что другое? – привстала с места Инна. Её стало жутко интересовать прошлое Алексея.

– Экая ты любопытная личность… – нахмурился Фролов. – Вот я, например, не интересуюсь твоим прошлым, и Леха не интересуется. А она, понимаешь, вся затрепетала от любопытства… Если интересно, возьми сама да спроси… Язык-то есть небось… А я в такие дела встревать не люблю…

Но на следующий день и Алексей стал расспрашивать друга про Инну.

– Да вы что? – расхохотался Сергей. – Сговорились, что ли, меня извести своими вопросиками? Она про тебя спрашивает, ты про неё. Ну она, понятно, молоденькая, неопытная, только институт закончила. А ты? Боевой офицер, кавалер орденов… Интересно, возьми да спроси её саму… Ладно, – хлопнул он друга по плечу. – Знаю, что свободна, знаю, что хорошая девчонка, а что красавица, ты и без меня углядел, иначе бы не интересовался… А о том, что у неё была в прошлом какая-то личная драма, я могу только догадываться по её печальным голубым глазам… Остальное узнаешь сам, Леха. Действуй, – с грустью поглядел он на него. – Что поделаешь? Прошлого не вернёшь, а живым жить… Идёт жизнь, никуда не денешься. Одной работой жив не будешь, а тебе ещё так мало лет… Хотя времени с … ну… прошло ещё мало… Короче, тебе решать, ты мужик взрослый…

Вскоре Алексей снял квартиру неподалёку от работы и съехал от Сергея.

А как-то заехал по своим делам в Фонд и снова увидел там Инну.

– Здравствуйте, – произнёс он, входя в комнату.

Инна вздрогнула и густо покраснела.

– Здравствуйте, Алексей Николаевич, – пробормотала она. – Вы к Сергею Владимировичу? А его нет, вы разве не знаете, он уехал с делегацией на Конгресс миролюбивых сил в Швейцарию.

– Правда? А я и не знал, я в Китае был по своим торговым делам. И когда он будет?

– Не раньше вторника. А у вас что-то срочное?

– Да нет, время терпит. Я пойду тогда… В офис надо. Дела, понимаете ли…

Он уже направился к выходу, как вдруг резко остановился, поглядел на Инну и выдавил из себя:

– А что вы делаете сегодня вечером? Пятница, завтра выходной, – добавил он почему-то.

– Ничего не делаю, нет у меня никаких дел. А что?

– Пойдёмте со мной в ресторан, посидим, – предложил Алексей. – Если вам это не неприятно, конечно…

– Конечно, нет, – привстала с места Инна. – Почему мне это должно быть неприятно? Мне, напротив, это очень даже приятно…

Они посидели в ресторане «Дома туриста» на Ленинском проспекте, а потом он проводил её домой. Жила Инна с родителями в двухкомнатной квартире на улице Удальцова.

…В ресторане Алексей разговорился, рассказывал Инне о своей службе, о боях и погибших друзьях. Особенно много рассказывал о Сергее Фролове.

– Если бы не он, я бы, наверное, не выжил, – добавил он в конце рассказа.

– Да? – удивилась Инна. – А он мне говорил, что, наоборот, это вы ему жизнь спасли в Афганистане, вынесли его раненого с поля боя.

– Было и это, – еле слышно проговорил Алексей. – Но это все ерунда. Его помощь для меня была гораздо весомее. Его могли спасти и другие ребята. А вот меня, кроме него, спасать было некому…

Инна вопросительно глядела на него, но он уже замкнулся в себе, не желая продолжать этот разговор. Видения снова охватили его… Гарнизон, пыль, духота… И Митенька в голубой кепочке, бегущий к нему. «Папа приехал! Папа приехал!» Он побледнел и вздрогнул.

– Да что с вами? – встревожилась Инна.

– Ничего, извини. Скучно тебе со мной, Инна. Ты молодая красивая женщина… А я… – махнул он рукой.

– А вы… А ты… что, старик, что ли? Вам… Тебе едва за тридцать…

– Это с какой стороны поглядеть… Давай выпьем… За тебя!

– За все хорошее! А плохое само придёт…

…И вот он проводил её до подъезда.

– Зайдёшь? – спросила она. – Я одна… Родители в санатории.

Он промолчал. Сделал было движение к подъезду, но вдруг снова вздрогнул и остановился. Неловко поцеловал Инну в щеку и зашагал восвояси… Инна в недоумении осталась стоять на месте…

А на следующий день он снова поразил её. Была суббота, выходной день. Часов в одиннадцать она вышла в магазин. Стоял ясный ноябрьский, почти зимний день, ярко светило солнышко. Инна стала заворачивать за угол и вдруг нос к носу столкнулась с Алексеем. Он был гладко выбрит, хорошо выглядел в своём темно-синем пуховике и держал в руке букет розовых гвоздик.

– Здравствуй, – произнёс он, протягивая ей букет. – Я к тебе… Только вот номера квартиры не знаю… Как бы я тебя нашёл, ума не приложу, пришлось бы соседей опрашивать, неудобно как-то…

– Да? – смутилась она. – А я вот в магазин…

– Пошли вместе.

Через полчаса они сидели в её уютной квартире перед бутылкой шампанского.

– Ты мне очень нравишься, Инна, – тихо сказал Алексей. – Но… ты меня извини… Моё поведение кажется тебе странным. Я сам расскажу тебе обо всем… Давай только выпьем немножко. А то мой рассказ будет слишком тяжёлым…

… – Боже мой, боже мой, какой кошмар, какое горе! – рыдала Инна. – Как все это ужасно… Твоя жена, твой малыш… Твой погубленный малыш…

Она просто билась в истерике, и уже Алексею пришлось утешать её. Но она никак не могла успокоиться. И именно в этот момент Алексей испытал к ней, к этой хрупкой девушке, чем-то напоминавшей ему покойную Лену, чувство настоящей любви и нежности….

– Нет, я не могу, я не могу, я не имею права… – продолжала рыдать она, уже в постели, полураздетая. – Ты такое пережил… Нет, я не могу… Не могу, извини, Алёша…

Так и началась их любовь…

Алексей старался при Инне не упоминать о покойной Лене. Она была такая впечатлительная, такая ранимая… У неё в недавнем прошлом была несчастная любовь, она с неохотой и каким-то раздражением поведала ему об этом.

Им было хорошо вдвоём. Постепенно начинала оттаивать душа Алексея. И свой гарнизон он вспоминал все реже и реже, старался не вспоминать. Ни гарнизон, ни вокзал в Душанбе, ни голубенькую кепочку, ни лакированную босоножку… Слишком уж больно все это было…

Так прошло три месяца. Фирма «Гермес» процветала, и недавно Алексей сумел полностью рассчитаться с Фондом за предоставленный кредит.

Жизнь шла своим чередом. И иногда Алексей Кондратьев начинал чувствовать, что он снова счастлив… Он не знал, какие сюрпризы преподнесёт ему жизнь в самом ближайшем будущем…

Глава 5

… – Я сразу понял, что ты остался хорошим парнем, Миша, – широко зевнул Коля Живоглот и потянулся к пачке «Мальборо», лежавшей на столике. Вытащил сигарету, а Лычкин угодливо щёлкнул зажигалкой. Живоглот с наслаждением затянулся сигаретным дымом. – И больше всего мне в тебе нравится, что ты честолюбив. Ведь в большинстве своём люди – это стадо баранов, тупые, безынициативные… Ничего им не надо, тоскуют только по колбасе за два двадцать и пионерским песням под шум барабанов и горна. Но ты не такой, ты мужик… Оскорбил тебя этот Кондратьев, и ты хочешь ему отомстить. И правильно, никому ничего спускать не надо… Я вот никогда никому ничего не спускаю, таков мой жизненный принцип. Друзьям ты помогаешь, хотя и сам нуждаешься, а врагов хочешь уничтожать… Ты мужик, Миша, ты молоток… А теперь к делу, дело прежде всего. Надо, чтобы наше с тобой сотрудничество стало взаимовыгодным, иначе ничего не получится. Главное – это выгода… Ты не хочешь пахать на Кондратьева за гроши, ты хочешь стать директором собственной фирмы, и правильно, плох тот солдат, который не хочет стать генералом. Но до этого тебе ещё далеко, все это надо заслужить. Я вот прошёл через две ходки, голодал, холодал, били меня смертным боем и менты и кореша… А что? Не без этого… Результат видишь сам – хата, тачка, скоро будет вторая, дачу собираюсь строить, участок вот купил по Боровскому шоссе, двадцать соток… Хочу, чтобы мамаша на старости лет пожила на своей земле… Но у каждого свои преимущества. У меня вот жизненная школа, а у тебя что? – Он пристально поглядел своими глазками-бусинками на молчавшего Михаила. – Ну, чего молчишь, братан? Ты говори, излагай. А я покумекаю над твоим предложением… Только если ты хочешь явиться к Кондратьеву на хату или на службу и прирезать его при свидетелях, то тут уж ты сам, без меня, на такие подвиги я не подписываюсь, ни за какие бабки… Есть у тебя планчик?

– Есть, – тихо произнёс Михаил.

– Тогда излагай. Только конкретно, без всяких там ширлей-мырлей… Не люблю пустобайства.

– Значит, так, – отдышался бледный как полотно Михаил. – К Кондратьеву постоянно приходят клиенты, заключают договора на поставку продуктов в разные районы. Делается это так. Предоплата двадцать пять процентов. Предоставляется копия платёжки, заверенной банком отправителя. Но обязательно нужна банковская гарантия в том, что намерения компании серьёзные. А остальная сумма – семьдесят пять процентов – должна быть выплачена через месяц с момента получения товара согласно договору.

Живоглот курил, внимательно слушал Михаила.

– Давай, давай, хорошо излагаешь, бродяга, чувствуется высшее экономическое образование. Не вахлак какой-нибудь неграмотный… Вот в этом и есть твоё преимущество, в образованности и сообразительности. Ты скажи мне вот что: как они, клиенты эти, всегда вовремя расплачивались? Проколов, кидняка не было?

– Никогда не было, ни разу. Все шло гладко…

– А теперь должна произойти осечка, пора пришла? – рассмеялся Живоглот. – Я правильно уловил ход твоей научной мысли?

– Правильно.

– Итак… Что требуется от меня?

– Скоро должен приехать клиент из Тюмени. Я его знаю, его фамилия Дмитриев. Борис Викторович Дмитриев. Он уже дважды приезжал в «Гермес», брал большие партии. Продукты предназначены для нефтяников Сибири. Так вот, – уже совершенно задыхаясь от волнения, произнёс Михаил, – мне пришла в голову мысль, а что, если этого Дмитриева заменить другим человеком? Дмитриев приезжает с печатью своего предприятия и доверенностью. И печать, таким образом, будет на поддельной доверенности совершенно подлинная…

Глазки Живоглота загорелись каким-то адским огнём. И это понравилось Михаилу, он понял, что планчик заинтересовал бандита.

– Так, хорошо излагаешь, грамотно. А куда же мы денем настоящего клиента, ну, этого самого Дмитриева? – хитро глядя на собеседника, спросил он.

– Ну… – замялся Михаил. – Вот в этом ваша помощь и будет заключаться.

– Вона как, – расхохотался Живоглот. – Экой ты, оказывается… А что, такие дела в перчатках не делаются… Вернее, наоборот, именно они делаются в перчатках. Чтобы пальчиков не осталось на трупе…

От произнесённого вслух слова «труп» Михаил опять побледнел.

– Так, – посерьёзнел Живоглот. – Теперь ты мне, братан, скажи вот что. На какие суммы заключаются эти договора?

– На разные. Но мне доподлинно известно, что сибиряки на сей раз хотят взять товар на сумму пятьсот тысяч долларов. И в случае удачи весь товар будет наш, – торжественно провозгласил Михаил, желая произвести на собеседника впечатление. Но тот и глазом не моргнул, только закурил очередную сигарету.

– А кто будет заниматься реализацией товара? – спросил он.

– Весь товар реализую я, – твёрдо заявил Михаил. – Имею такую возможность.

– И правильно, правильно, – одобрил его слова Живоглот. – Берёшь на себя инициативу, не желаешь перекладывать на плечи других то, что можешь сделать сам. А то, чего не можешь, предлагаешь сделать мне и моим корешам… Очень даже благородно и справедливо… Я посоветуюсь с компетентными в подобных делах людьми. В целом твой планчик неплох, а детали мы обговорим позднее. Сейчас я немножечко спешу, минут через двадцать за мной должны заехать братаны. Я буду одеваться. А ты мне скажи одно – что ты лично хочешь иметь со всего этого? Какова твоя доля?

– Я хочу иметь тридцать пять процентов, – глядя в пол, произнёс Михаил.

Живоглот присвистнул.

– Губа у тебя не дура, как я погляжу. Это сколько же получится, братан? Продашь небось за «лимон», значит, триста пятьдесят штук «зелени» твои. А не жирно ли тебе будет?

– Я продам товар по оптовой цене склада. В Рязани продам, имею там нужных верных людей. Деньги будут немедленно, за день обернёмся. То есть не за «лимон», а за пол-»лимона»…

– Тоже верно, зачем светиться? Продашь оптом, надёжным людям. И сразу нал, драгоценный, любимый всеми нами нал… Но и сто семьдесят пять штук – это очень много, очень… Крутовато запрашиваешь, братан. Думаю, компетентные люди на это не пойдут… Такое дело серьёзное, мокрое, братан, дело-то, – улыбнулся Живоглот и стал натягивать на себя джинсы.

Раздался телефонный звонок.

– Алло, я… Я… Да… Жду… Заезжайте, – пробасил мрачным голосом Живоглот и положил трубку. – Минут через десять будут, – доверительно сообщил он Михаилу, вытащил из-под матраца «ПМ» и сунул его в задний карман брюк, при этом подмигнул собеседнику. – Такие дела, что поделаешь? Жизнь такая, – словно оправдывался он за свой жест. – Сплошная, братан, трансформация, пертурбация, а попросту говоря, хаос… А нам что остаётся? Только барахтаться, чтобы не потонуть… И ты, я вижу, тонуть не желаешь. А желаешь сытно жрать, ездить на иномарке и жить в собственном доме… Правильно. Я посоветуюсь с кем надо о твоём планчике, но моё мнение, что ты слегка переборщил насчёт процентов. Я тебе звякну денька через два-три… Если живой буду, разумеется. А так… не поминай лихом.

Раздался звонок в дверь, Живоглот открыл, и в комнату ввалилось трое парней. Один был особенно колоритен. Ростом под два метра, чёрный ёжик волос на голове и шрам через все загорелое дочерна лицо. А правый глаз слегка прижмурен, и было непонятно, видит он им или нет. Пудовые кулачищи были совершенно синими от татуировок. Таких экземпляров Михаилу до сих пор видеть не доводилось. Этот человек вопросительно поглядел на него, а затем на Живоглота, как бы спрашивая его, кто таков, почему не знаю. Живоглот слегка кивнул головой, свой, мол…

– Как дела? – прохрипел двухметровый, глядя своим левым открытым глазом на Михаила.

– Н-н-нормально, – ответил тот.

– Ну и ништяк, раз нормально.

– Ладно, Миш, бывай, – сказал Живоглот, хлопая Михаила по плечу. – Мы бы тебя подвезли, да места в машине нет. Ничего, скоро будешь на своём «мерсе» разъезжать…

И Михаил бочком стал протискиваться к двери… Аккуратно закрыл входную дверь.

– Куда сейчас? – хриплым голосом спросил татуированный Живоглота.

– Поехали на толковище, передёрнем затворы «пушек», – предвкушая интересное, улыбнулся Живоглот. – Давно уже не разминали старые кости, а, Амбал?

– Давненько, – согласился тот. – Целых трое суток… Застойные явления в нашем деле…

– …не проходят, демобилизуют, портят кровь, – добавил Живоглот.

Он накинул куртку, и вся пятёрка рванула вниз. Там наготове стояли две машины «Ауди-100» и джип «Шевроле-Блейзер» с работающими двигателями. Они были битком набиты угрожающего вида людьми. Живоглот сел в свой «БМВ», и тут же три машины рванули на Рублевское шоссе. Эту кавалькаду наблюдал уже вышедший на шоссе Михаил. Живоглот заметил его и махнул ему рукой. Тот помахал в ответ, сам того не замечая, как сгибается в угодливом поклоне. Зато это заметили Живоглот и сидящий с ним рядом Амбал.

– Гнилой он какой-то, – заметил Амбал, отхаркиваясь и сплёвывая харкотину в окно. – Чего у тебя с ним?

– А это не твоё дело, – дружелюбно отозвался Живоглот. – Твоё дело мозжить черепа и шмалять из волыны. А думать будем мы с Гнедым. Согласен со мной, братан?

– Согласен, – пробасил Амбал.

Однако разогреть кровь и помозжить черепа не удалось. Никто из враждующей группировки на толковище не явился. Что, впрочем, было воспринято братвой как бескровная победа.

– Все свободны! – скомандовал Живоглот. – А мы с тобой, Амбал, поедем к Гнедому. Благо тут совсем недалеко.

Главарь группировки Гнедой проживал в своём шикарном особняке на Рублево-Успенском шоссе, только не на самом шоссе, а в приятной тихой глубине, неподалёку от Москвы-реки, в живописнейшем месте. И место это, и сам особняк Гнедого очень нравились Живоглоту, и он хотел, чтобы его будущее жилище было ничуть не хуже. Но для этого нужны были, во-первых, деньги, во-вторых, деньги. Только деньги, и ничего больше. Да, ещё живым надо было быть, такая маленькая, но важная деталь. А толковища порой бывали в последнее время не на жизнь, а на смерть. Все понимали, какое это решающее время. Не дай бог, наведут в стране порядок, сложнее будет работать…

Особняк Гнедого окружал высоченный бетонный забор. В середине были железные ворота. Живоглот позвонил, и ему сразу же открыли.

– Свои, свои, – улыбался Живоглот. – Дома Евгений Петрович?

– Дома, дома, ждёт вас, – улыбался и охранник, пропуская за ворота Живоглота и Амбала.

Живоглот шёл по дорожкам из гравия, оглядывал территорию и откровенно завидовал своему шефу. Как он быстро обустроился… Но строительство ещё не было закончено, и с правой стороны, и с левой, несмотря на зимнее время, велись какие-то работы, сновали туда-сюда молчаливые рабочие с каменными лицами. Знали, кому строят…

А вот и дом… Хорош, построен со вкусом, не то что у некоторых, смотреть страшно… Три этажа, красивый бежевый цвет, черепичная крыша, большие окна, веранда и на первом этаже, и на втором. На крыльце ковровая дорожка. И очаровательная блондинка в умопомрачительном мини-платье встречала их у входа.

– Здравствуйте, Николай Андреевич, – обворожительно улыбнулась она. – Евгений Петрович просил немного подождать, он плавает в бассейне. Что-то у него с утра голова разболелась, – обеспокоенно заметила она.

– Не щадит себя Евгений Петрович, – покачал головой Живоглот, проходя в дом. – Слушай, Амбал, иди, поболтайся по участку, а у меня с Евгением Петровичем конфиденциальный разговор. Люсенька, принеси Амбалу пивка, пусть он отдохнёт вон там, за тем столиком, сегодня довольно тепло…

Амбал сел на лавочку перед круглым белым столиком, очищенным от снега, и Люсенька принесла ему холодного пива и солёных орешков. Амбал мигом осушил две бутылки «Пльзеня» и потребовал ещё.

… – Здорово, Живоглот, – приветствовал Николая Гнедой, заходя в огромный холл в ярко-красном махровом халате и модных синих шлёпанцах.

Гнедому было сорок три года. Роста он был довольно высокого, крепко сложен, хотя и явно склонён к полноте. Лоснилось чисто выбритое розовое лицо. Он вообще был похож то ли на артиста, то ли на композитора, нельзя было подумать, что у него за спиной два убийства и ещё несколько ходок в зону. Только он, Живоглот, знал, насколько опасен этот полнеющий, лысеющий человек. Гнедой не признавал ничего, кроме личной выгоды. Ради выгоды он был готов на все. А если что-то было не выгодно, он бы и пальцем не пошевелил. Но зря рисковать не любил, не был особенно мстителен. Только деньги – это был единственный бог, которому он поклонялся.