Текст книги "Честный враг – наполовину друг"

Хорошо, что у подъезда моего дома в этот момент никого не оказалось. Слух о моих злоключениях наверняка уже распространился среди жильцов. И каждый встречный пожелал бы задать вопрос о том, что произошло. А у меня имидж вежливого и культурного человека, преподавателя, и имидж следует поддерживать. Да и смена имиджа сразу вызвала бы подозрение. Но объяснять никому и ничего не пришлось. Должно быть, люди обсуждали событие на собственных кухнях. И это правильно.

Спать ложиться я тоже не пожелал, но чашку кофе все же выпил. Захватил свой мобильник, до которого по какой-то неведомой мне причине руки ментовских бандитов не дошли, захватил ноутбук, надел пальто нацепил, шляпу и отправился пешком в свой гараж. Благо до него идти всего пять минут. На своей машине я всегда себя чувствую увереннее. Пусть попробуют догнать и поймать, если обнаружат. Нужен мощный спорткар, чтобы угнаться за моим «БМВ».

За руль своей машины я сел по простой логике. Менты не смогут предположить от меня такой витиеватой наглости. Я в розыске. Я одного из ихнего племени сегодня убил карандашом, второму всю харю своротил, и после этого разве я смогу сесть за руль собственной машины? Нет, я, как они считают, должен прятаться под чьей-то кроватью. Не смогут просто иначе подумать. Мы с ними существа разной крови...

* * *

Компьютер закончил расшифровку и сообщил мне об этом звуковым сигналом. Вспоминая о том, каким образом я оказался в нынешней ситуации, я сидел в кресле с закрытыми глазами. Я переживал все произошедшее заново – ничуть не слабее, чем тогда. И от этого накатилась усталость. Даже тогда я не чувствовал такой усталости, я был истерично весел и радостен тем, что сумел выйти из трудного положения. И жаждал действия. Я жаждал все узнать, найти и наказать виновного, того, кто все это задумал.

И вот компьютер сообщил мне, что, возможно, пришел ответ на один из моих вопросов. Мне несколько лет не удавалось вплотную заняться поисками. Я из дома в леса увел людей, и я был за них ответственен. Я не мог их оставить и решать свои дела. И совесть не позволяла заставить их решать эти дела. Я был хорошим эмиром и решил много задач. Кроме главной, своей...

Итак, что принесла мне электронная почта?

Эх, Людоед, Людоед... За что же тебя так ненавидят менты? Наверное, за то, что ты сам их ненавидишь? Но вот меня взять. Ты меня инвалидом сделал и из армии уволил. И племянника моего изуродовал, оставив без ног. А я по какой-то непонятной мне причине тянусь к тебе, хочу тебя найти, но ненависти к тебе при этом не испытываю. Это я уже сам обдумал и проверил. Нет во мне ненависти. Может быть, я тебя и убью, чтобы ты больше не оставлял инвалидов. Но не из ненависти. Нет ее у меня, а вот у ментов есть. Кто же ты, Людоед? Ископаемое животное? Своего рода динозавр? Великан среди современных карликов своего племени? И что за ловушку тебе подстроили и держат это в таком большом секрете, что даже не подпускают к данным подполковника милиции, который несколько лет занимался твоим розыском?

Мне странно было ощущать, а еще более странно было анализировать свои чувства, свое отношение к Исрапилу Азнаурову. Чем больше я собирал на него данных, тем больше меня тянуло добраться до него.

На улице быстро стемнело, а я перечитывал то, что написал для Ангела, и понимал, что взялся не за свой труд. Тем не менее я решил все оставить как есть. Не слишком понятно написано, но именно так я понимаю. Я отправил письмо на электронный адрес, который мне сообщил Ангел.

Ответ, на удивление, пришел почти сразу. Естественно, Алексей Викторович не мог еще прочитать те пять страниц текста, что я насочинял за остаток дня и вечер. Но действовать он, видимо, начал сразу после моего звонка. Навел необходимые справки. Хорошо, если Интерпол работает не с той же скоростью, что наше МВД.

Письмо было подробным и насыщенным информацией. Ангел начал поиск не с данных на самого Людоеда, а с его жены. При этом объяснил причину такого подхода темой диссертации Азнаурова. Если человек пишет диссертацию на такую тему, следовательно, жена его очень уважает и ценит, и матриархатом в доме не пахнет. Муж для нее – авторитет непререкаемый, несмотря на то что она занимается большим бизнесом, и ее деньги составляют основу бюджета семьи. Такая жена всегда считает, что муж ее поступает правильно, даже если он становится врагом общества. И никогда его не предаст, не откажется от него, несмотря на свои убеждения: моральные, религиозные или политические. Она обязательно будет искать компромисс и не пойдет на разрыв. Исходя из этого, Ангел предположил, что Катрин Азнаурова обязательно поддерживает с мужем связь. Возможны телефонные разговоры, возможно общение с помощью электронной почты, возможно вообще довольно распространенное общение с помощью веб-камеры, но это зависит от того, в каких условиях может выходить на связь сам Исрапил Хамзатович.

Технические средства, к которым имел возможность прибегать в розыскных мероприятиях антитеррористический отдел Интерпола, видимо, были отличными. Интерпол вообще неплохо оснащен различного рода техникой. Это я знаю не понаслышке, поскольку однажды имел возможность держать в руках пистолет-пулемет, сделанный без единственной металлической детали. В основе лежали керамические материалы и пластик. Даже пули были керамическими, а патроны безгильзовыми[5]5
  Безгильзовые патроны – разработка таких патронов началась в восьмидесятые годы прошлого века активно сразу в нескольких странах с целью экономии цветных металлов и облегчения оружия. Вместо гильзы использовался лак, скрепляющий пороховой заряд. Но производство таких патронов оказалось более дорогим, чем обычных, и многие военные лаборатории зашли в тупик. Тем не менее исследования продолжаются. Готовые образцы патронов используются в спецоружии.


[Закрыть]. Такое оружие свободно можно было проносить в самолет или на какое-то политическое мероприятие, где выставляется охрана, и ни один прибор не показал бы наличие оружия. Этот пистолет-пулемет, как говорили, сделан специально для агентов Интерпола.

Ангелу для работы по моему запросу не было необходимости прибегать к оружию, но со всеми другими средствами он, видимо, имел дело, и потому довольно быстро, не дожидаясь, когда я пришлю ему электронные адреса Катрин и Зураба, сына Исрапила, сам каким-то образом нашел их и даже сумел перлюстрировать несколько последних сообщений. Но ничего интересного найти не сумел. О Людоеде в этих сообщениях ничего не упоминалось. Но, как решил сам Ангел, это вовсе не говорило о том, что переписка не ведется. Просто скорее всего каждый из членов семьи имеет по нескольку электронных адресов, и какие-то из них используются в одних целях, какие-то в других.

Неудача на первом этапе работы не остановила Ангела, он продолжал сбор информации и сразу же нашел кое-что, возможно, интересное для Интерпола и для меня. Катрин трижды разговаривала по телефону и дважды общалась по электронной почте с одним человеком, и тема их разговоров показалось Ангелу любопытной. Несколько раз возникал вопрос о какой-то слежке, что велась за Катрин и за членами семьи людьми восточной внешности. И можно было понять, что впервые такая слежка была замечена еще в то время, когда Исрапил Хамзатович только готовился к защите диссертации, то есть до того, как он стал эмиром банды. Следовательно, это не могли быть спецслужбы России, пытающиеся найти Азнаурова. В ответ на это после проверки собеседник сообщил Катрин, что сумел выяснить данные на одного из ее преследователей. Им оказался эмигрант из России, имеющий вид на жительство в Великобритании. И обещал дать более подробный отчет в ближайшее время.

Пока Ангел не мог сказать точно, что за человек давал Катрин данные, но проверкой этого человека уже занимаются люди в Лондоне.

Другой интересный факт, требующий, как показалось Ангелу, повышенного внимания, касался проверки всех финансовых дел Катрин Азнауровой, проведенной некоей аудиторской фирмой без согласия на то самой Азнауровой. Кто-то посылал запросы о ее банковских счетах и каким-то образом получал исчерпывающие ответы на эти запросы, хотя такие действия противоречат английским законам. И допускаются только следственными действиями по решению суда или же по заказу самой Азнауровой. Катрин была этими действиями озабочена и желала нанять сотрудников детективного агентства, чтобы те нашли любопытных. Два агентства поочередно брались за выполнение заказа, но через короткий промежуток времени возвращали аванс и от заказа отказывались. Катрин не понимала, в чем дело, и чувствовала, что ей угрожает опасность.

Эти данные Ангел сумел набрать за несколько часов. Что же он сможет сделать за чуть более полутора суток, которые, как он говорил, у него свободные! Мне осталось только ждать, когда мне положат в руки решение этого странного ребуса.

* * *

Однако просто так ждать, ничего не предпринимая, я тоже не умел.

Получив за день довольно много информации, поломав голову над решением задач, решить которые невозможно, и убедившись в слабости доводов, которые я могу привести самому себе, я почувствовал усталость и потому завалился спать. Не знаю, что я видел во сне, не помню просто. Но проснулся я с ясным ощущением того, что мне следует сделать. И сразу поднялся. Кажется, я нашел способ выйти на Людоеда.

– Ты что? – спросила Люба, повернулась на другой бок и, не дожидаясь ответа, снова уснула.

Она часто что-то спрашивает во сне и ответа не ждет. Потом говорю ей, она не верит. Уверена, что все помнит, если не спит. А если спрашивает, значит, не спит. К сожалению, все мы считаем, что все помним, что делаем, а многое делаем, словно во сне, и не зная, следует ли это делать. Но я в этот раз отчего-то знал точно, что мне обязательно нужно выйти на Людоеда.

Включив компьютер, я вышел в Интернет, и из письма, присланного Димой Батухановым, выбрал электронный адрес Зураба, сына Азнаурова. Я не стал писать Катрин, поскольку женщины, как уверял сам Людоед, должны заниматься кухонными делами. Но с сыном Людоед обязательно поддерживает контакт. Обязательно. Мне так казалось, хотя я не знал сам, откуда подобная уверенность ко мне пришла. Написал я просто. Попросил Зураба передать отцу, что в Чечне готовится провокация, целью которой является заманить Исрапила Хамзатовича в ловушку. Сама операция готовится в условиях повышенной секретности, поэтому никаких конкретных данных я привести не могу, мне их просто не удалось добыть. Но организаторы провокации уверены, что Исрапил Азнауров обязательно попадет в западню.

И я сразу, пока не передумал, отправил письмо, надеясь, что мальчик перешлет отцу и мой электронный адрес, и сам Людоед пожелает узнать, кто посылает ему предупреждение. И, таким образом, мы установим с ним контакт.

Сделав дело, я спокойно лег спать, но теперь, перевозбужденный, долго не мог уснуть.

* * *

Утром я включил компьютер и проверил почту. Мне было только одно письмо. От Ангела.

Алексей Викторович писал, что с трудом смог уяснить мою позицию по отношению к Людоеду. Вернее, он уяснил, что я не обладаю конкретной позицией и сам не понимаю, чего хочу. Это тем не менее не помешало ему продолжить работу, и он разослал по нескольким инстанциям в своей службе запросы, которые могут помочь разобраться с ситуацией.

Я тут же ответил на это короткое письмо. Честно сознался в том, что отправил письмо Зурабу Азнаурову, и пересказал содержание. Компьютер у Ангела был, видимо, включен постоянно, потому что и он ответил мне сразу и предупредил, что подключает мой электронный адрес к контрольной линии, что поможет определить местонахождение Людоеда, если тот что-то мне напишет. Дело понятное и хорошее; тем не менее я опять остался недоволен тем, что сделал, потому что ситуация складывалась так, будто это я как раз и есть тот человек, который устроил Людоеду ловушку, о которой сам же его и предупреждал. Это выглядело не совсем честным даже по отношению к врагу, каковым Людоед, несомненно, являлся. Сам он, помнится, таких сомнительных действий себе не позволял. Он даже не пристрелил меня на прощание, беспомощного и безоружного, собирающегося его самого подстрелить. Ранение в ногу – это мера вынужденная. Вариант самозащиты, с тем чтобы исключить преследование. Но меня он явно пощадил. И я обязан это помнить. Именно потому у меня не возникает мысли о том, чтобы убить Людоеда? Возможно, именно потому в голове такая путаница, что даже Ангел не сумел толком понять, чего я добиваюсь?

Да, это допустимый вариант, потому что подсознание всегда лучше нашего разума знает, как нам вести себя в определенной ситуации. Перебороть подсознание – это значит перебороть себя. Иногда это полезно, иногда это выглядит так, словно через себя перешагиваешь. И тогда лучше тебе не будет...

Выпив утреннюю чашку чая, я стал собираться в больницу, а Люба к себе в институт, у нее с утра были две пары лекций. Как-то так традиционно сложилось, что мы никогда не завтракаем. И не потому, что любим подольше поспать. Просто аппетита утром не бывает. Аппетит приходит, когда что-то сделаешь. А мне лично после завтрака ничего и делать не хочется.

– Ты меня не отвезешь? – спросила Люба.

– Я пешком.

– Ногу не перегружай.

Она ушла раньше. А я уже оделся и стоял у двери, когда зазвонил мобильник. Посмотрел на определитель. Опять Ангел.

– Да, Леша, слушаю тебя.

– Прочитал ответ?

– Прочитал. Ты правильно понял, что я сам ничего не понимаю.

– Я не о своем ответе. Я об ответе Людоеда.

Я не раздеваясь и не выпуская из рук телефона, вернулся к компьютеру и включил его.

– Не успел еще. Хотел к сестре в больницу сходить. У нее второй раз подряд инфаркт. Это после сына, которому граната Людоеда досталась. Обе ноги ампутировали.

– Ты говорил... Короче, дело обстоит так. Мы засекли его. В Интернет он выходит через мобильник. То есть имеет возможность, если у него есть ноутбук, выходить с любой точки, где находится. В настоящее время он работает с окраины бывшего совхозного поселка Кирпичный завод – так поселок называется. Запомни... Это в Ставропольском крае, на самой административной границе с Чечней, в двух километрах от федеральной трассы. Я так понял, что Людоед милиционеров расстрелял по дороге домой.

– Значит, он теперь под контролем? – спросил я.

– Нет. Так сказать нельзя. Под контролем его мобильник, через который он выходит в Интернет. Как правило, это бывает отдельная трубка, самая простенькая, купленная именно для таких целей. А для телефонных разговоров люди имеют другую. Мы держим под контролем ту трубку, что соединена с компьютером. А он может и не брать ее с собой, когда уходит из дома. Значит, контроля за ним нет. Но ты прочитай его письмо. Может, наладите контакт, узнаешь номер мобильника, позвонишь, и тогда мы его засечем. Только перед звонком меня предупреди, чтобы я твою трубку тоже на контроль поставил.

– Хорошо. Я уже загрузил компьютер. Сейчас выйду в Интернет, прочитаю. Подожди. Будешь слушать?

– Я уже прочитал. Просто предупредил тебя. Бывай здоров. Нога беспокоит?

– Разминаю понемногу. Надеюсь через год в строй встать.

– Добро. Дерзай. До встречи!

– До встречи.

Интернет подключился не сразу, были, видимо, какие-то сбои у провайдера. Но с третьей попытки связь установилась. Письмо Людоеда я открывал, признаюсь, с некоторым трепетом.

«Благодарю за предупреждение. О возможности ловушки я думал сам. Но хотел рискнуть. Теперь рисковать буду иначе. Не знаю, чем обязан, тем не менее это моей благодарности не уменьшает. Предполагаю, что судьба при каких-то обстоятельствах сводила нас.

Мой сын не знает русского языка, и потому переслал мне ваше письмо целиком, вместе с адресом. Если смогу быть вам полезен, обращайтесь к Зурабу. Людоед».

В принципе трепетать здесь было не от чего. Все коротко, вежливо и сдержанно. И вполне в духе Людоеда. На иное я рассчитывать, по большому счету, и не должен был. Тем не менее ждал чего-то более конкретного, указывающего на возможность установления контакта. Но контакт уже установился, пусть и через третье лицо. И это было началом – впереди возможен прямой контакт. Только нужен ли он Людоеду. Чего ему ждать от подполковника спецназа, которому он прострелил колено? Этот контакт ничего ему кроме угрозы нести не может. А зачем Людоеду лишняя головная боль? С головой он дружит и подставляться под удар не пожелает. И будет прав во всем. А все мои мысли – это просто бред какой-то, не больше и не меньше...

Но чего же я желаю? Заманить его в ловушку я не хочу. Может быть, я хочу понять, почему он не застрелил меня тогда? Я же представился, и он понял, что перед ним комбат спецназа ГРУ. Почему стрелял только в ногу? Пожалел человека, который только что без жалости уничтожил его отряд, человека, который его самого чуть не уничтожил...

Почему?

Сам я на этот вопрос ответить не мог. Мне его и командование тоже задавало, когда в госпитале забирало мой рапорт. Жалость Людоеда всем казалась неестественной.

Почему же?

Пусть на этот вопрос ответит при встрече сам Людоед... А мне вдруг стало совершенно ясно, что я должен написать ему в следующем письме. Мне необходимо сказать ему, кто предупредил его о готовящейся ловушке. Просто напишу, как писал, на русском языке и сообщу, что я и есть тот самый подполковник спецназа ГРУ, тот самый комбат, которого он почему-то не убил в свое время, хотя имел возможность...

* * *

Засидевшись за компьютером, я совсем было забыл про то, что в больнице существуют приемные часы и выделено определенное время для посещения больных. Следовало ехать к Татьяне, иначе еще начнет волноваться, а в ее положении волнение чревато нехорошими последствиями. Сам виноват, приучил сестру к ежедневным посещениям. Но кроме меня из родных некому к ней прийти. Андрей на своей коляске не покидает квартиру. Брат наш в Москве и выбраться не всегда может.

Сначала Татьяна даже отмахивалась:

– Делать, что ли, нечего? Каждый день ходишь.

Через неделю, когда я не пришел, мне Андрей позвонил:

– Дядь Леш, ты где?

– Дома. А что? Понадобился?

– Мамка звонила. Волнуется, что ты не пришел...

– Завтра схожу...

Сама Татьяна мне позвонить не решилась. Боялась еще больше расстроится, если у меня что-то не так. Но мне после этого так и пришлось ходить каждый день. Да и Андрея заодно навещать. Больница от их дома расположена всего-то в трех трамвайных остановках. Если забрался в этот район, то уж сразу...

Чтобы не опоздать, я поехал на машине. Благо гараж у меня во дворе, чуть в стороне от моего подъезда, рядом с несколькими другими разномастными металлическими гаражами. Мой еще более-менее – стандартный сборный армейский ангар. А остальные вообще нагородили кто что сможет. И по высоте разные, и по длине, и по ширине, и выезды в разные стороны.

Машина по мне соскучилась и казалась необыкновенно динамичной и управляемой. Я по своей «десятке» тоже, признаться, скучал. И доехал я быстро, потому что утренние пробки уже успели рассосаться.

Посещение мое было традиционно коротким. Вручил пакет со свежими фруктами, поулыбался и обменялся несколькими фразами.

– Я домой звонила, – сказала Татьяна. – Андрей что-то хандрит... Только «да» и «нет». Словно других слов не знает.

– Трудно ему, – пытался я подыскать слова оправдания. – Со временем привыкнет...

– Сколько ж ему времени понадобится, чтобы привыкнуть, – вздохнула сестра. – Чтобы к колесам вместо ног привыкнуть, всей оставшейся жизни не хватит.

– А мы ему от бригады машину купим, – неожиданно для самого себя брякнул я. – С ручным управлением. Пусть ездит. Хоть какое-то развлечение в жизни.

– Вот еще, – не поверила Татьяна. – Кто ж денег даст?

– И райсобес должен, и военкомат, и бригада. Наберем.

– Права у него есть, – с задумчивым видом согласилась сестра. – Может, и меня возить будет.

– Но это не завтра, – на всякий случай уточнил я. – Просто в бригаде возник разговор, я поддержал...

Вот и причина для меня съездить в бригаду. Если разговора и не возникало, то его следует завести. И в райсобес тоже есть смысл заехать, и в военкомат. Конечно, у военкомата денег нет и не будет. У бригады тоже, хотя что-то наскрести можно. А органам соцзащиты, как они теперь называются, этим заниматься просто положено...

На этой обнадеживающей ноте мы с сестрой и расстались. Нужно было еще к Андрею съездить, его подбодрить, объяснить, как опасно своим плохим настроением мать расстраивать. Случись что с ней, ведь совсем один останется. Я ведь могу только от случая к случаю помогать...

ГЛАВА ПЯТАЯ

На Западе, в Великобритании в том числе, детективные агентства работают из рук вон плохо. У нас давно бы все, что мне необходимо, добыли и выложили. У нас в такие агентства идут работать самые крутые ребята, для которых ментовка или следственный комитет – это все равно что наручники на руках во время соревнований по карате. Иначе у нас не прожить. А на диком Западе дурацкий закон, который людям жить мешает, уважают и лелеют. И стараются не нарушать ни за какие деньги. Сопляки. Поучились бы у наших «шнырей»[6]6
  «Шнырь» (блатн. жарг.) – частный сыщик, сотрудник детективного агентства.


[Закрыть] нормальному частному сыску. Что вам нужно? Надо прослушивающее оборудование поставить? Какие проблемы, давайте ставить. Надо из свидетеля показания выбить? Почему бы не выбить... Мало ли что говорить не хочет. Значит, надо заставить говорить. Способов для этого много.

Именно по этой причине я через Катрин обратился в частное сыскное предприятие, организованное выходцами из бывшего СССР. Причем, что особенно ценно, работали там крутые парни из разных республик, в том числе и из Чечни. Они имели связи практически среди всех советских и постсоветских эмигрантов. Я много лет назад, когда однажды возникла такая необходимость, уже прибегал к услугам этой фирмы, и должен сознаться, что остался ею доволен. Вопросы, которые мне следовало выяснить в этот раз, я переслал жене. Оплату, естественно, она взяла на себя. Но когда сообщила, в какую сумму вылились услуги, я покраснел, сидя перед компьютером. За дураков нас, что ли, держат? Никак не ожидал, что за несколько минувших лет фирма настолько окрепнет, что бросит свои демпинговые замашки и начнет по три шкуры драть с клиентов. Добраться бы до них и объяснить, что они не правы. Но ради результата пришлось о выплате большого вознаграждения забыть. Оставалась, правда, надежда в будущем наградить их по справедливости. Но это уже как Аллах распорядится. Посмотрим...

Через курьера на адрес одного моего друга передали диски с шифрующими программами. Отдельно по электронной почте пришла инструкция по работе с этими дисками. Сложности никакой. Поставил программу на компьютер, в момент зашифровки поставил один диск, набрал первую шифрующую комбинацию, как опознавательный знак, и запустил программу. При расшифровывании все в обратном порядке. Программа, как меня предупредили, эксклюзивная, разработанная фирмой специально для скрытной работы с клиентами.

Я вытащил страницу из принтера и стал читать текст. Главный вопрос, который мне изначально необходимо было решить, сводился к тому, кто собирал сведения о медиахолдинге и о состоянии банковских счетов Катрин, и куда эти сведения передавались. То есть я хотел узнать, кто готовил против меня провокацию, следовательно, кто виновен в превращении меня из молодого и многообещающего доктора наук в эмира боевиков. Для меня это было важно, и без решения данного вопроса я уехать из страны не хотел.

Вторая часть вопроса была более сложной. На первую часть мне ответили почти сразу – заинтересовалась мной чеченская криминальная группировка в Лондоне, тесно связанная с такими же группировками, что существуют практически во всех крупных городах России. Мне даже поименно перечислили тех, кто и в каких действиях участвовал, кто какие суммы платил отдельным государственным чиновникам или служащим компаний, кто кому угрожал расправой в случае отказа от сотрудничества. Полномочия у бандитов были, видимо, большие, и финансы на подготовку были затрачены тоже немалые. Кое-кого сумели найти там же, в Лондоне, попробовали добыть информацию, но ответная реакция последовала незамедлительно. Даже слух пошел о войне между различными криминальными структурами, потому что участники акции пропадали без следа, лишь два трупа удалось выловить из Темзы. Оба с огнестрельными ранениями. Оставшиеся в живых срочно покидали Англию и перебирались домой, в Чечню, но по подложным документам, поскольку по своим документам ехать в родные края для них было опасно. Тут уж мое детективное агентство развернулось, поскольку имело выходы на всех изготовителей липовых паспортов, водительских удостоверений, страховок и прочего. И все координаты переходили ко мне.

Оставалось только начать действовать активно...

В бытность мою эмирскую возможностей для этого я практически не имел и занимался чаще решением чужих проблем, чем своих. Так, случилось однажды перехватить одного за другим двоих бандитов, которые бандитами считали и звали меня и моих людей, а себя чуть ли не представителями федеральных сил. Для этого они имели кое-какие основания, поскольку, по возвращению из Лондона с новыми документами, не отражающими их уголовное прошлое, оба пошли работать в милицию, причем имея на руках даже какие-то дипломы, тоже, естественно, нарисованные опытной рукой профессионалов своего дела, и эти люди сразу получили офицерские должности и звания. Ну, естественно, кому-то сколько-то пришлось и за это заплатить. Коррупция на Востоке считается делом престижным и обязательным, а кто взятки не берет, тот занимаемой должности не стоит.

Свою лондонскую операцию, как они ее называли, оба хорошо помнили и с удовольствием откровенничали, сваливая все на других, кто ими руководил, но по сути своей они были мелкими сошками с большим самомнением и знали мало. Хотя и сообщили мне, что в один из моментов оба принимали участие в разработке плана похищения обоих моих детей. Но потом из Грозного на этот план наложили запрет, и дело затухло, хотя на подготовительном этапе было уже даже оплачено. Этот эпизод заставил меня срочно подумать о создании охранной структуры там же, в Лондоне. Катрин стала официальной ее хозяйкой, а сама структура, помимо других дел, осуществляла охрану нашего дома и наших детей. И все негласно, аккуратно. Даже сыскное агентство не смогло заметить появления рядом с Катрин новых лиц с определенными функциями. А сыскное агентство тоже за всем слегка присматривало. Но на них в плане охраны я не надеялся. Охранники должны получать заработную плату из рук того, кого они охраняют. И только тогда на них можно положиться.

Короче говоря, та парочка ментов, что попала ко мне в руки, хотела откровенничать, но откровения не получилось. Отпускать их – это значит всерьез натравить на свою семью криминальные структуры. Если кто-то вознамерится кого-то убить, никакая охрана защитить не сможет. Современные дальнобойные снайперские винтовки стреляют на три с лишним километра. Прятаться от них – это значит вообще не жить... А я хотел, чтобы мои жена и дети, да и мама моя, делящая с ними дом, жили нормальной жизнью, могли гулять, резвиться, развлекаться, заниматься спортом или тем, что им по душе. Не каждому ребенку выпадает возможность заниматься тем, что нравится. Моим детям эта возможность предоставилась, и я не хотел, чтобы она же спрятала их в четырех стенах без возможности свободно дышать воздухом.

Менты клялись, что готовы работать на меня, и работать бесплатно. Обещали для меня кучу фактов собрать. Я поверил, что они готовы. Но только до того момента, как на свободе окажутся. Они могли бы назвать основных действующих лиц операции против моей семьи. Но назвали только троих, значащих, как я понял, не больше, чем они сами. Пришлось их расстрелять...

Другие менты, до которых я добраться не успел, оформили это тоже как террористический акт против силовых структур. Мне, впрочем, было все равно. Но мне хотелось добраться до главных действующих лиц...

Фамилия человека, что стояла в проекте договора о продаже медиахолдинга – я при побеге из следственного комитета этот договор прихватил с собой – была мне знакома. Иналуков Зубаир Джунидович... Этот человек, экономист по профессии, работал в экономическом блоке правительства Чечни, когда нынешний президент еще руководил правительством. Но сам этот человек, естественно, не мог иметь большое влияние и большой властью не обладал, чтобы развернуть большую многоходовую операцию, включающую в себя даже организацию террористического акта на одном из московских вокзалов. Кто-то за этим стоял, стоял кто-то более крупный и серьезный, и мне очень хотелось узнать, кто именно. Была надежда, что человек, имя которого было вписано в договор, знает больше других, и мне необходимо было с ним приватно побеседовать. Но у меня никак не хватало времени, чтобы добраться до Зубаира Джунидовича Иналукова. Мой отряд – парни, которых я поднял с насиженных мест и которые мне доверились и пошли за мной – отнимал все время и все силы. Как-то так само собой получилось, что, имея под рукой боевую мощь, я не имел возможности этой мощью воспользоваться так, как хотел бы, как задумывал первоначально.

И вот теперь весь мой отряд состоит только из меня и Давида Копченого.

Признаюсь, у меня давно зрела идея или распустить своих парней по домам, или передать их в руки какого-то другого человека, только обязательно достойного и честного, умного и обладающего необходимым авторитетом, а самому углубиться в дела, которые меня волновали. Иногда от безысходности, от невозможности заняться своими делами и делами семьи подступала смертная тоска. Но все амнистии прошли, новой, кажется, не предвиделось, и никто уже не принял бы моих парней с распростертыми объятиями. А отпускать их в камеру следственного изолятора было бы жестоко. Они достойны большего. И человека, с которым отряд не скатится до откровенного бандитизма, тоже не подворачивалось. И я вынужден был с тоской тянуть свою лямку...

Конечно, я не подставлял своих парней, как говорят сейчас менты, дескать, подставил, бросил, и их перебили. Не так все было. Все случилось неожиданно, и в момент, когда мы собрались в полном составе, что случалось редко, чтобы провести большую резонансную операцию и выставить требования властям. Однако не успели даже выступить. Окружили нас грамотно, без звука, перекрыв все пути и выходы, сняли дальние посты и начали планомерно расстреливать из минометов. По квадратам, в шахматном порядке. Жестко и безжалостно.

Выход оставался один – прорваться, пока всех не уничтожили, и уходить через пещеры. Но входы в пещеры и путь через них знали только четверо из оставшихся. Я разделил всех на четыре группы, но само разделение должно было произойти только после прорыва. И мы прорвались через ряды «краповых». А с другой стороны подпирали «летучие мыши». Мы прорвались на склон с остатками, многих потеряв по пути, но отсюда, со склона, можно было уйти через пещеры, о которых посторонние вообще мало знали. Однако во время прорыва из всех четверых, кто знал проходы, я один остался в живых. И вообще прорваться колонной не получилось, и группы рассеялись, разбились на мелкие группы, ища спасения от кинжального огня за ближайшими к ним укрытиями, а эти укрытия разбивали колонну на ручейки. Я остался с тремя бойцами и вел их к одному из проходов, когда нас стали догонять. Проход в пещеру оказался завален оползнем. Я двинулся искать другой. Идти всем вместе – заметно. Одному проще. Я спрятал парней в низинке у ручья, там кусты гуще, и пошел на поиски. Проход я нашел. Но вернулся уже тогда, когда в живых остался только один Давид Копченый, и тот стоял с поднятыми руками перед четырьмя солдатами. Спецназ ГРУ стреляет быстро и точно. Я не успел бы всех четверых уложить. Тогда решил действовать по-другому. Я показал Давиду, стоящему ко мне лицом, гранату. Он увидел меня и гранату увидел, и все понял. Гранату я бросил с близкого расстояния, навесом, чтобы точно попасть в место, откуда осколки полетят веером и без помех, и сам едва успел отскочить за камень. И вовремя отскочил. Прятался от осколков, а спасся еще и от пуль – в меня стрелял пятый спецназовец. Пули срикошетили от скалы, за которой я прятался.