Текст книги "Человек без лица"

– О-хо-хо… – вздохнул Доктор Смерть.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

– И, значит, вооружившись этим ружьем, вы, полковник, пытаетесь сделать то, что уже много лет не могут сделать федеральные силы, включающие в себя много высококлассных специалистов… – уважая старика, ветерана войны, бывшего батальонного разведчика, Сохно говорил без улыбки и даже с некоторым нарочитым восхищением. – Ну хоть бы автомат приобрели. В здешних краях это не проблема. А то – такое ружье.

– С этим ружьем еще мой дед воевал. И оно ни разу его не подводило. И меня не подводит. Если бы ты не напялил на себя эту штуку, – палец ткнул в бронежилет, – то…

– Для того я и напялил, чтобы живым остаться. И на Зелимхане такой же может оказаться. Что тогда будете делать, полковник?

– А на этот случай у меня есть кинжал.

– Тоже дедовский? – улыбнулся Сохно.

Но улыбнулся совсем незаметно. На его довольно неулыбчивой физиономии, изрисованной несколькими заметными шрамами, украшенной неаккуратно сломанным носом, любая радость выглядит для окружающих слегка угрожающе, и, зная это, подполковник улыбается только среди друзей, к такому давно привычных.

– Нет, что ты, сынок. Этот кинжал совсем старый… Я и не знаю, кто из предков в первый раз прицепил его к поясу. Сейчас такие не делают.

Полковник Рамазанов вытащил из-под куртки кинжал вместе с ножнами. Должно быть, подходящего случаю старинного пояса у старика не было, а к простому современному прицеплять этот кинжал он не захотел.

Сохно взял оружие в руки, обнажил клинок и попробовал остро отточенное лезвие. Потом постучал по металлу ногтем, слушая звук, и хмыкнул еще раз. Любопытство свое подполковник привык удовлетворять, а его любопытство очень возбудилось от вида несимметричных, словно бы случайно нанесенных темных, будто черненых полосок. Для проверки своей мысли он вытащил из-за спины свой боевой нож и ударил лезвием о лезвие. Сталь звонко вскрикнула.

– Ой-е… – вскрикнул и подполковник, обнаружив на лезвии своего ножа из современной высоколегированный стали зазубрины и не обнаружив таких зазубрин на старинном кинжале.

Отставной полковник остался доволен результатом осмотра и реакцией подполковника:

– Я же говорю, это ценный кинжал. Сейчас таких не делают. Булат.

– Это не совсем булат, – поправил Сохно. – У булата рисунок сплава не такой. Линии вдвое мельче. Это – харлуг.

– Что такое – харлуг? – недоуменно спросил Рамазанов.

– Булат выплавляют. Булатная сталь – обыкновенная сталь с большим содержанием углерода. Только мало кто знает пропорции, без которых булат не сваришь. А харлуг делают иначе. Берут полоски простой стали и полоски углеродистой, нагревают, переплетают косичкой, а потом расковывают. И получается аналог булата…

– Ты хорошо разбираешься в оружии, – одобрительно сказал отставной полковник. – Может быть, посидим, передохнем? Я не привык так быстро ходить. Сейчас не те силы, что были раньше… Раньше я над усталостью сам смеялся, а теперь, как видишь, она смеется надо мной…

Сохно глянул на часы.

– Идти немного осталось. С меня командир голову вместе с шапкой снимет. Я должен был давно вернуться. Трудно, полковник?

– Тогда, пойдем. Твоя голова тебе еще сгодится…

Тропа в снежной целине, проложенная не так давно Сохно, все-таки не давала возможности идти ходко. Всего-то дважды прошел – туда и обратно. И если подполковник, даже взяв на себя обязанность идти ведущим и старательно протаптывать снег для идущего следом Казбека Рамазанова, усталости не чувствовал, то отставной полковник дышал заметно тяжело и давно отстал бы, если бы Сохно не передвигался для себя непростительно медленно. Но сам Сохно при этом прекрасно осознавал, что когда человеку переваливает за восемьдесят, простой выход в горы можно считать для него подвигом. А этот выход совсем не простой…

В наушнике «подснежника» послышалось потрескивание, похожее на шуршание.

– Наконец-то, – обрадовался Сохно и поправил около рта микрофон. – Рапсодия! Я – Бандит… Как слышишь?

– Слышу, Бандит… Что у тебя там был за выстрел?

– Расскажу… Иду с пополнением…

– С каким еще пополнением? Откуда?..

– Одного знакомого полковника встретил, – Сохно обернулся и кивнул через плечо Рамазанову, подбадривая. Тот дышал совсем тяжело, и увесистый пастуший посох стал, похоже, для старика не помощником, а нелегким грузом.

– Не понял… – сказал Согрин.

– Долго рассказывать.

– Полковник с группой?

– Нет. Один…

– Совсем не понял…

– Скоро расскажу… Он сам расскажет… – Сохно еще раз обернулся. – Ему трудно идти. Не теряйте нас, мы передохнем…

– Ранен?

– Нет. Просто устал. Это не сложно, когда тебе за восемьдесят.

– Кому за восемьдесят? – спросил Кордебалет. – Тебе?

– Моему полковнику… Остановимся, полковник. Командир не возражает против привала.

– Не возражаю, – согласился Согрин. – Я сам тебе хотел сказать, чтобы дожидался нас на месте. Нас снимают с поиска!

– Как – снимают? – Сохно бросил на Рамазанова новый взгляд.

Значит, обстоятельства меняются, и совместная охота на Зелимхана Кашаева отменяется. Сохно почему-то было жалко бросать в горах хорошего немолодого человека, обрекающего себя на обязательную гибель без помощи спецназовцев. Бросать, и никак не пытаться его защитить, как он намеревался было.

– Элементарно. Зачем-то мы понадобились в Москве. Туда вызывают.

– Хоть бы недельку еще выпросил. Мы никогда к Кашаеву так близко не подбирались.

– Ты думаешь, я не просил? Но приказ категоричный. В РОШе даже не знают, чем это вызвано. Для них уничтожение Кашаева – предел мечтаний и куча орденов. Может быть, хоть кем-то заменят. Группа Разина должна прибыть с отдыха. Соображай, что можно передать по наследству.

– Ладно, мы ждем. Расскажете на месте.

Связь опять пропала. Горы экранируют…

Сохно уже проходил недлинный путь дважды, часть его преодолел в третий раз, и ожидал, что Согрин с Кордебалетом, даже если не будут слишком торопиться, тем не менее через час появятся. Этот час вполне можно использовать с выгодой для себя, как подполковник и привык всегда делать. И он разлегся на сугробе между деревьями «крестом» – то есть разбросив руки и ноги как можно более широко. Это лучшая поза для отдыха и набора сил на дальнейшее.

Отставной полковник сел проще, прислонившись спиной к дереву, и, поглаживая холодный ствол своего длинноствольного ружья, словно согревая его и лаская. И даже глаза закрыл, изображая спокойствие и невозмутимость, и тем не менее его старческая грудь под курткой заметно шевелилась. Дыхание восстанавливалось трудно, как ни старался гордый старик это скрыть.

Сохно не стал раньше времени расстраивать Рамазанова сообщением о том, что их отдельную мобильную группу по неизвестной причине снимают с перспективного маршрута. Конечно, он не уйдет со спецназовцами. Не для того забирался так далеко в горные леса, чтобы бросить свою задумку только оттого, что случайные союзники вынужденно оставляют его одного. Да он и не сможет идти так, как они привыкли ходить. И им самим такая обуза ни к чему. Но и оставлять боевого полковника здесь на погибель – от этого чувствовать себя лучше не будешь.

Именно на гибель. Иного не дано. Хотя старик погибать вроде бы и не намеревается. Он думает, что успеет подобраться к Зелимхану Кашаеву на дистанцию выстрела. И надеется не промахнуться. Остальное Казбека Рамазанова вообще не интересует. Возвращаться он, может быть, и не собирается. Для него главное – сделать дело, то есть выполнить долг «кровника». Наивный… Если даже такая группа, как трое опытнейших спецназовцев, всю сознательную жизнь войне посвятивших, на подобное дело не пойдут, как на безнадежное, то что же говорить о нем.

Сохно лежал с закрытыми глазами, но, конечно же, не спал, хотя имеет навык моментального засыпания, когда организму необходимо срочно отдохнуть. И не то чтобы он не доверял старику. Сохно сам проснулся бы от первого близкого скрипа снега под чьей-то ногой. А без скрипа по снегу ходить практически невозможно. Просто сон к организму, настроенному на большие нагрузки, не шел.

Отпущенный на дорогу час прошел. Сохно почувствовал это, но на всякий случай и на часы посмотрел. Точно – ровно час. А нет пока никакого звука приближающихся шагов, как нет и связи. Он сел и осмотрелся. Отставной полковник, казалось, так же дремал, прислонившись спиной к стволу сосны. Но только подполковник встал, как тот открыл глаза и огладил бороду.

– Что-то долго добирается твой командир…

Сохно внешне никак не проявил озабоченности или беспокойства, только поправил на себе амуницию, словно приготовился к чему-то. Он и в самом деле приготовился, хотя сам не сразу это осознал.

– Я думаю, что он и не добирается. Иначе он давно был бы здесь. Он готовится принять бой.

– С кем? С бандитами? – отставной полковник встал. – Да… Здесь уже близко люди Зелимхана… До ближайшего поста около километра.

– Там услышали ваш выстрел… Пришли посмотреть…

– Что будем делать?

– Я должен быть рядом с ними.

– А я?

– Вам бы я посоветовал воспользоваться заварушкой и обойти нас стороной. Тогда вы попадете к базе Кашаева между постами и основными силами. Мы отвлечем внимание на себя.

– Ты дело говоришь. Скоро темнеть начнет. Одному там пройти можно, – инстинкт разведчика, хотя и бывшего, заставил старика мыслить правильно. – Тогда – прощай. Мы можем больше и не увидеться.

– Прощайте, полковник…

2

– И что? По домам? – выйдя во двор и уже взявшись за ручку дверцы машины, спросил подполковник Хожаев.

Они только что прослушали допрос хозяйки квартиры, из которой стрелял снайпер, и ее старшего сына, а заодно и мужа, мало что сообщившего о недавнем происшествии, вогнавшем всю семью в такой страх, что взрослые сейчас думали только о том, как, каким образом и куда уехать из Грозного, готовые бросить и квартиру, и работу, готовые детей из школы сорвать в разгар учебного года – только бы спастись от угрозы с любой стороны. «Фээсбэшники» и сами, одновременно с ментами, задали несколько сопутствующих вопросов. Допрос закончился, хозяйку и сына увезли менты, чтобы сделать с их помощью фотороботы преступников, которые, как ни странно, и не стремились свои лица скрыть. В квартире остался только глава семейства, которому менты обещали жену и сына обязательно доставить назад на машине. Если так настойчиво обещают, то сделают это только утром, после окончания комендантского часа, если вообще сделают – это знали все.

«Уазик» республиканского управления ФСБ остался у подъезда один. Хожаев ждал ответа капитана, а тот задумался.

– Я бы предпочел все же в госпиталь вернуться, – сказал наконец Трапезников.

Подполковник вздохнул демонстративно. И за что, дескать, ему такая доля досталась – с прикомандированными возиться. Каждый прикомандированный приезжает сюда на короткий промежуток времени и старается в этот промежуток вместить работу гораздо большую, чем помещается в тот же промежуток, ограниченный обычным рабочим днем. Отдыхать они дома любят. И в общежитии сидеть не хочется – скучно, и соседи, бывает, попадаются надоедливые. Потому и рвутся работать, работать и работать. А у Хожаева дома семья, дети, с которыми тоже стоит сейчас больше времени проводить, чтобы потом волками не выросли.

– А что в госпитале? Думаешь, что-то там будет?

– Поговорю, – капитан ответил уклончиво, сам, похоже, не зная толком, что будет там делать. – Подумаю. Может быть, больной с помощью врачей в себя придет. Тогда его сразу надо в управление доставлять.

Он тоже знал понаслышке о стремлении местных кадров к размеренной жизни и службе, и потому ленивому настроению подполковника не удивился.

– Ладно, так сделаем, – решил Хожаев как старший по званию. – Я тебя завезу, и пока ты там говоришь и думаешь, меня до дома добросят. Будет что интересное, звони. Машина за тобой закреплена до утра. Надо будет, за мной пошлешь. Я дежурного предупрежу. Спать захочешь, тебя тоже отвезут.

Госпиталь рядом, но чтобы проехать к нему, следует большой круг сделать. Да еще большая часть круга проходит по разбитой и присыпанной снегом дороге. А потом Хожаеву еще из Ханкалы в Грозный добираться. И машине, где останется один водитель, по вечернему городу ехать. Впрочем, до комендантского часа еще далеко, а до этого времени езда считается почти безопасной. Боевики и террористы караулят в темноте те машины, которые ездят во время комендантского часа, следовательно, имеют спецпропуск и относятся к силовым местным, федеральным или просто местным административным структурам. В тех и в других стреляют с одинаковой охотой. И стреляют частенько. Пулю можно ждать из любых развалин. Потому и не поощряется ночная езда без надобности.

«Уазик» остановился у ворот госпиталя. В вечернее время, памятуя режим безопасности, там пришлось долго объяснять, что капитану Трапезникову здесь надо и вообще кто он такой. Служебное удостоверение личности не произвело впечатления, потому что такими удостоверениями боевики и террористы сплошь и рядом козыряют. Пришлось и самому подполковнику машину покинуть, чтобы подтвердить сказанное, и даже дежурному по управлению позвонить, чтобы и тот сделал незнакомых омоновцев более сговорчивыми.

Наконец, все уладили. Трапезников и Хожаев еще раз пожали друг другу руки, капитан перепрыгнул через выставленный на проезжую часть бетонный блок – ежевечерняя мера безопасности! – когда за спиной у него послышался звонок сотового телефона. Капитан обернулся. Подполковнику кто-то позвонил.

Но не успел Трапезников до дверей госпиталя дойти, когда услышал, как Хожаев окликнул его:

– Виктор! Подожди! Я с тобой!

Капитан остановился и обернулся, дожидаясь старшего опера.

– Надумали, товарищ подполковник, присоединиться? – усмехнулся Трапезников.

– Начальство, чтоб ему неладно было, позвонило. Интересуется выстрелом. Надо хотя бы знать, что докладывать. – Хожаев не смог сдержать вздоха сожаления.

На лестнице им встретился тот самый ментовский майор, что возглавлял следственную бригаду. Откровенно обрадовался, увидев фээсбэшников, невозмутимое лицо выразило надежду.

– Так что, надумали дело забирать?

– Куда нам с тобой торопиться? – охладил майорский пыл Хожаев. – После разговора с больным и решим. Я, честно говоря, боюсь, что здесь простой и банальный криминал. Между собой лаются и кусаются, и шерсть клочьями по сторонам летит. А это уже по вашей части, нам и своих дел на несколько лет бессонницы хватит.

– Для криминала пластическая операция – это слишком круто. – Лицо майора с потерей надежды быстро избавиться от бесперспективного дела, приобрело прежнюю невозмутимость.

– Вот уж не скажи. Там у вас сейчас такие деньги вертятся, что многим боевикам и не снились. Сам помнишь, месяц назад задержали простого бандюгу, и у него в карманах полторы сотни тысяч баксов.

– У этого в карманах двести десять баксов и двести восемьдесят евро. И ни одного рубля. Если бы его выкинули из машины бандюги, они обязательно вычистили бы карманы.

Мимо прошли две медсестры и прервали свой разговор, услышав упоминание о деньгах. О чужих деньгах люди всегда любят поговорить или хотя бы послушать разговор, потому что своих всем и всегда не хватает. Подполковник посмотрел на медсестер так строго, что они шаги ускорили, и чуть не бегом по лестнице заскакали. Хожаев умеет строго смотреть.

– С этими деньгами в Грозном можно полгода безбедно прожить. Если деньги не фальшивые. Если фальшивые, на три месяца хватит. Проверяли?

– Когда нам успеть. Внешне выглядят нормальными. Если фальшивка, то не чеченская. Такую только со спецаппаратурой определишь. А я такую аппаратуру с собой не ношу. В карманах не помещается… – Майор, похоже, вконец разобиделся, хотя лицо его этого и не показало, и заторопился по лестнице к выходу.

– Отпечатки скатали? – вдогонку спросил подполковник.

– Скатали. – Майор еле-еле обернулся. – Отправили на идентификацию.

– Нашим тоже отправьте, – добавил капитан Трапезников. – У нас своя картотека.

– Уже отправили и даже в Интерпол загнали. – За майором захлопнулась и снова приоткрылась от пружинящего удара дверь.

Дневальный солдат с перевязанным горлом, носящий на руке повязку с надписью «помощник дежурного», хрипло вздохнул, встал со стула и прикрыл ее. С улицы дует…

– Это будет слишком сильная нагрузка на сердце, – бесстрастностью дежурный врач может потягаться с ментовским майором. Он и сам по званию майор, только армейский, майор медицинской службы. – Впрочем, сердце у него на поверхностный взгляд хорошее. Кардиограмму мы, конечно, не делали.

– Почему? – спросил Хожаев, мало сведущий в медицинских вопросах.

– А какая была необходимость? – вопросом на вопрос ответил врач. – Для этого больного вообще следовало бы отправить в кардиологическое отделение городской больницы. Или хотя бы в наше терапевтическое, поскольку мы своего кардиологического не имеем. Но состояние больного не внушает опасений, потому необходимости в снятии кардиограммы мы не видим.

– И все-таки, если мы разбудим его этим уколом? – поинтересовался капитан Трапезников. – Есть какая-то гарантия, что он полностью вернется в сознание? Что-то нам такое неуверенное говорил ваш заведующий отделением… О том, что больной не совсем правильно реагирует на окружающее…

– Да… Больной отвечал на вопросы что-то невнятное. Томографию мозга мы тоже не делали. Поскольку у нас такой аппаратуры нет. Но реакции зрачка на боль у него положительные. Я думаю, больному надо просто отдохнуть, а вам дождаться, когда он придет в сознание естественным образом. Это будет надежнее и по крайней мере не нанесет вреда его здоровью.

– А если будет новое покушение? Мы даже не знаем, кто он такой, кто на него покушался, и по какой причине. Но даже вам, должно быть, известно, что просто так в людей не стреляют снайперы, которым ради одного выстрела необходимо захватить чужую заселенную квартиру и угрожать оружием женщине и ребенку. Слава Аллаху, что не убили их…

– Что может случиться с объектом вашего интереса? – невозмутимо пожал плечами врач. – Вы сами видели, какая охрана стоит вокруг госпиталя. Мы, врачи, здесь работающие, проходим с трудом и с проверкой. Вас тоже, наверное, не сразу пропустили. Снова снайпер? Это, я думаю, не так просто. К тому же кровать передвинута, свет в палате выключен, шторы задернуты.

– И все же… – капитан Трапезников настаивал.

– Хорошо. – Майор наконец согласился. – Я поставлю ему укол. Только обычную дозу кофеина. Не больше. Может быть, он проснется, может быть, не проснется… Я не знаю. Как не могу предположить, сможет ли он ответить на ваши вопросы, даже если проснется. Снотворное ему вкололи сильное, и все зависит от организма индивидуума. Как он отреагирует на кофеин – это никому не известно.

Вместе они вышли из ординаторской. Врач, приобняв за плечи, сказал что-то дежурной медсестре, сидящей за письменным столом в коридоре. Та согласно кивнула. И когда офицеры входили в палату, уже догнала их с приготовленным шприцем в руке.

На зажегшийся в палате свет больные не отреагировали. Они понимали, что после такого неординарного события, что произошло несколько часов назад, всем им беспокойства доставят еще немало.

Медсестра поколдовала над рукой, протирая ее ваткой со спиртом, и поставила укол.

– Как быстро это подействует? – спросил капитан Трапезников.

– Минута – две – пять… Я же говорю, все зависит от индивидуальных особенностей организма. Мне бы было достаточно шприц понюхать. А кому-то ведра кофеина не хватит.

Он склонился над лицом больного, поднял веко и стал ждать реакцию зрачка. Потом приложил пальцы к сонной артерии, прослушивая ее пульсацию.

– Бесполезно… Спит, как убитый… – и поправил пластырь на оторванной мочке уха. Уголок пластыря отклеился. – Ждите до утра. Я думаю, проснется часов в одиннадцать, не раньше. Лучше будет, если вы в нормальных условиях до этого времени отдохнете, а потом приедете. И вам удобнее, и нам меньше беспокойства.

– Хорошо, мы так и сделаем, – согласился подполковник Хожаев.

Капитан Трапезников вздохнул. Ему показалось, будто они с подполковником упустили какой-то важный момент…

3

Ответ из Лиона на банковский запрос пришел только вечером, когда на московских улицах уже давно стемнело и снегопад светился искрами в свете уличных фонарей. Раньше, еще в середине дня, пришел ответ по поводу документов убитого в Саудовской Аравии человека, зарегистрировавшегося в гостинице под именем Алимхана Абдуловича Кашаева. Басаргин сразу отправил в Чечню Зураба Хошиева, и Андрей Тобако, охотно исполняющий обязанности экстраводителя антитеррористического бюро, отвез товарища в аэропорт Жуковский, откуда Зураб должен был вылететь в Ханкалу. Сам Тобако в движении на колесах всегда чрезвычайно скор и потому уже успел вернуться.

– Я сегодня уже говорил, что горжусь своим командиром во всем, что касается его необыкновенных провидческих способностей, – таким образом Доктор Смерть, расшифровавший послание штаб-квартиры, глядя на экран монитора, прокомментировал полученный ответ. – Только даже ты не поверишь, откуда был произведен расчет. Ты просто не мог этого предположить.

– Откуда же, добрый человек? – невинно и кротко спросил «маленький капитан».

– А вот это-то как раз сообразить нетрудно, – не согласился с Доктором Басаргин, движением руки останавливая уже готовившееся сообщение. – Я предполагал и раньше, что деньги должны быть переведены из России.

Доктор Смерть крякнул, как удивленная гигантская утка.

– Ты, однако, чрезвычайно храбр в своих предположениях. Объяснить не пожелаешь?

– Пожелаю. И объясню.

– Мы слушаем.

Басаргин занялся обычным своим делом – стал прогуливаться от двери кабинета до окна и обратно, на ходу высказывая свои соображения.

– Все мы знаем, с каким трудом перевозятся деньги, причем небольшими партиями, в Чечню, чтобы оплатить работу террористов. Значительная часть курьеров пропадает бесследно. Около половины пропавших курьеров попадает в руки наших спецслужб, остальные – неизвестно куда. Допускается даже, что просто исчезают с чужими гораздо большими деньгами.

– Логичный ход, – прокомментировал Ангел. – Если люди воюют за деньги, они без зазрения совести возьмут их и без войны. К чему рисковать жизнью понапрасну, если можно рисковать по минимуму, умея при этом хорошо прятаться. Так?

– Так. Посмотрите недавние обзоры Интерпола, – продолжил Александр. – Там напрямую сказано, что в «Аль-Кайде» создается некоторое подобие службы собственной безопасности. Причем в эту службу специалисты «Аль-Кайды» уже пытаются завербовать в массовом порядке всех желающих сотрудников крупнейших мировых банков, и даже банков сравнительно скромных, в том числе и в России. О чем это говорит? Это говорит, что «Аль-Кайда» старается отладить действенность собственных финансовых потоков. Они ощущают, что их обкрадывают собственные же надежные и трижды проверенные люди. Если так обстоит дело в «Аль-Кайде», где достаточно высока культура деловой деятельности, я допускаю мысль, что аналогичные менее известные экстремистские организации самого разного толка сталкиваются с такими же проблемами постоянно, но не имеют возможности с этим бороться. В результате чего просто нищают.

– Это понятно, – сказал Доктор Смерть, который только на днях обсуждал с Басаргиным эту тему. – Непонятно только, откуда «растут ноги» у твоего предположения.

– Что ж тут непонятного. Насколько трудно доставить деньги в Чечню из-за границы, настолько же трудно и вывезти их оттуда за границу. Возможно даже, что многократно сложнее, потому что на объявленные деньги всегда найдется куча охотников, а большие суммы не могут пройти необъявленными. В Чечне, как всем известно, этот фактор следует возвести в квадрат.

– Однако большинство эмиров уводят на зиму свои джамааты за границу, – не согласился Ангел. – Или хотя бы часть джамаатов, если остальные моджахеды имеют возможность легально или нелегально провести зиму дома. Чаще, как мы знаем, нелегально. В подвалах. И именно поэтому, чем ближе к зиме, тем большим спросом в Чечне пользуются электрические обогреватели. Там, говорят, просто бум продаж начинается.

– Ну, не только поэтому, – усмехнулся Тобако. – Дома ремонтируют медленно, тепло подают в ограниченном количестве. А с электричеством пока проще. Вот и причина бума.

– Часть причины. Но джамааты все равно за границу уходят. Можно вынести и деньги, только маршруты знай. А Кашаев их знает.

– Несколько сот тысяч долларов – это без проблем, – согласился Басаргин. – Каждый год они столько уносят. Но я предупреждал Доктора, когда он составлял текст запроса, что речь должна идти о десятках миллионов долларов. А такую сумму вынести – надо бригаду носильщиков нанимать. И неужели сами моджахеды не поинтересуются, что за груз переносит их эмир? А это, как мы все понимаем, опасно. Такой человек, как Алимхан Кашаев не допустит бесспорного промаха и не станет подвергать из-за каких-то нескольких десятков миллионов баксов риску собственную жизнь и жизнь брата… Сколько, кстати, Доктор, там переведено? Тридцать один миллион?

– Тридцать один миллион долларов, – сообщил Доктор. – С некоторой мелочью…

Весь личный состав антитеррористического бюро дружно присвистнул, удивляясь не сумме, а прозорливости своего командира.

– Из Питера? – переспросил Басаргин.

Теперь присвистнул один Доктор:

– Это-то ты как просчитал?

Басаргин улыбнулся:

– Обо всем по порядку… Я еще не закончил предыдущую мысль. Итак, я пришел к выводу, что такой человек, как Алимхан Абдулович Кашаев, имея не слишком богатый опыт практической работы в «девятке», но прошедший все же основательную подготовку после окончания Высшей школы КГБ, не будет рисковать никогда. Этим он и отличается от брата. И там, где брат предпочел бы силовой метод решения проблемы, Алимхан Абдулович выберет метод наиболее действенный и безопасный. Я думаю, то, что Зелимхан Абдулович до сих пор жив и, более того, находится на свободе, – это полностью можно отнести к братской заботливости Алимхана и к его профессиональным качествам охранника. При этом охранника следует рассматривать не только как величину, заботящуюся о личной неприкосновенности брата. Охранник Алимхан Абдулович – это не телохранитель. Это полновесный руководитель службы безопасности Зелимхана Абдуловича. А в обязанности начальника службы безопасности входит, помимо обеспечения личной безопасности, еще и безопасность вся прочая, в том числе и финансовая. Алимхан хорошо учился в высшей школе КГБ. И должен помнить все вероятные схемы, используемые преступниками при отмывании денег. Эти схемы придумывались не в России и не в последние десятилетия. Здесь они только интерпретировались и использовались, но они существуют уже много десятков лет и были неоднократно опробованы. И для Алимхана Абдуловича гораздо легче и безопаснее провести такую операцию по переводу крупной суммы, чем вывозить громадные не только по сумме, но и по физическому объему наличные средства в ненадежной ситуации, с вероятными боями и при ненадежных людях, мечтающих урвать хотя бы толику от этих денег. Я ясно объясняю?

– Многословно, но, в общем-то, ясно, – сказал Тобако. – Можно было бы от общих рассуждений перейти к конкретике.

– Особенно если это касается Питера… Удовлетвори мое любопытство, – попросил Доктор.

Басаргин опять улыбнулся:

– Честно говоря, я пару месяцев назад умудрился телевизор в кои-то веки посмотреть… У нас тогда в делах затишье просматривалось. И там случайно поймал информацию, что одна питерская фирма закупила у какой-то австрийской фирмы новейшее оборудование по добыче нефти в шельфовой зоне Белого моря.

– По добыче? – переспросил Тобако. – Не поиску, а именно по добыче? И именно в Белом море?

– Вот… И тебя это смутило. И я уловил в этом естественное нарушение логики. У нас еще не развернут поиск шельфовой нефти, поскольку поиск этот очень дорогой. Государство только планирует создание международного консорциума, занимающегося поиском шельфовой нефти взамен убывающей сибирской. Проект многомиллиардный… А тут – добыча… И какой-то неизвестной фирмой. Это первое. А второе, мне сразу понравилось, что разработкой шельфовой нефти занимается австрийская фирма. Фирма страны, не имеющей своего собственного выхода в море. Где, интересно, в Австрии разрабатывать, исследовать и испытывать такое оборудование. Но, зная, как любят все путать журналисты, я решил уточнить и навел справки по своим каналам – использовал старые дружеские связи. Оказалось, журналисты ничего не напутали. Тогда я и понял, что это простое отмывание денег. Меня удивило, что такая крупная сделка прошла свободно и никого из контролирующих органов не смутила. И даже обратил на факт внимание одного своего бывшего сослуживца. Он обещал заняться вопросом, как только освободится, но так почему-то и не занялся. А потом он уехал, кажется, в полугодичную командировку в Чечню, кому-то передал поручение, этот кто-то навел справки о происхождении денег, убедился, что это был кредит, и успокоился. Успокоился и я, поскольку меня это касалось мало, а своих забот навалилось много. Сейчас я сопоставил факты. И предполагаю вариант… Кредит действительно брался, но краткосрочный, и был возвращен в самое непродолжительное время. Возвращен деньгами Зелимхана Кашаева. Наличными. А те деньги, другие, ушли на подставной счет человека, «потерявшего лицо», и обретшего новое лицо вместе с новыми документами. Я думаю, это дело стоит проверить. Андрей, ты займешься?

– Займусь, – согласился Тобако. – Я займусь прохождением денег в России. Кто-то пусть возьмет на себя их прохождение за границей. Что за фирма-получатель, какое она имеет отношение к чеченскому вопросу, если имеет вообще? И что за оборудование они в состоянии поставить?

– Это мы с Пулатом проверим, – нашел себе работу и Ангел.

– Доктор, – продолжил Басаргин, – а ты в дополнение к предыдущему запросу по поводу пластической хирургии уточни вероятное местонахождение клиники. Возможно, это Австрия или что-то рядом – Швейцария, Италия, Франция… Может быть, в Лионе есть какие-то данные на этот счет. Но здесь не должно быть никакой связи с чеченской диаспорой. Вернее, с диаспорой может быть, но не с исламистами, нашедшими там убежище. Кашаевы обязательно должны планировать выход в мир в новом качестве, совсем не воинственном.

– И почему я не смотрю телевизор, – посетовал Доктор Смерть, подергал себя за бороду и придвинул ближе клавиатуру компьютера.