Текст книги "Пробуждение силы"

– А я к вам с радостной вестью… Договорился я относительно щенка для вас. Как и просили, ньюфаундленд… Даже с хорошей родословной. Но вас родословная, наверное, мало волнует?

– Мне все равно. Лишь бы добрым был и попусту не лаял…

– Такой и будет. Только придется подождать. Щенков отдают пятидесяти двух дней от рождения. Когда он у матери пройдет курс собачьей социализации.

– Это что такое? – Абдулло Нурович всегда боялся слов типа «социализм» или «капитализм» и слегка обеспокоился.

– Я сам только сегодня утром услышал. Это время, когда мать обучает щенка общаться в стае других собак. Чтобы потом не боялся и не бегал ни за собаками, ни от собак. Значит, через десять дней щенок будет у вас…

– Спасибо… – заулыбался Солимов. – А сколько я за это должен?

– Это – подарок…

– Спасибо…

Надо же, сколько счастья подвалило в одно утро! Не ждал, не гадал, а тут сразу…

– У вас все нормально? Милиция вас после вчерашнего не доставала? – вроде бы между делом поинтересовался Михаил Михайлович.

– Нет. Они сказали, если понадоблюсь, то дома найдут.

– И не звонили?

– Нет…

– И никто не звонил? – глаза врача смотрели внимательно и почему-то с недоверием. Впрочем, это могло Абдулло Нуровичу и показаться.

– Нет… Утром только… Девушка какая-то… Номером ошиблась…

– Ну, ладно… – стал прощаться гость. – Значит, ждите щенка. Имя придумайте…

– А кто будет, мальчик или девочка?

– Я точно еще не знаю… – Михаил Михайлович слегка растерялся. – Я узнаю и вечером или заеду, или позвоню… Может, даже днем, если рядом окажусь… Вы на своем участке будете?

– На участке… Хорошо… – У Абдулло Нуровича просто сияло лицо, и он слегка волновался.

– Ладно. Если что, я созвонюсь, и можем даже съездить посмотреть щенков прямо у матери. Чтобы выбрать того, кто понравится. Обычно выбирают самого подвижного. Или того, кто первым подойдет. Хотите?

– Хочу…

– Тогда я позвоню и узнаю…

Закрыв дверь за Михаилом Михайловичем, Солимов поспешил на кухню, где уже кипел большой чайник. Настроение и от повторения двух женских имен, и от известий о скором появлении в доме щенка приподнялось – оттого и чай в этот раз показался особенно вкусным. Единственно, что слегка портило настроение, это собственная недогадливость. Надо было бы спросить у врача, не знает ли он, кто такие Любушка и Мариша. Михаил Михайлович деменцией не страдает, и память у него хорошая. И вообще он о своем подопечном всегда знает больше, чем сам подопечный знает о себе. Может, подсказал бы…

Но это можно будет спросить и вечером, когда Михаил Михайлович приедет, как и обещал. Или днем, если он заедет на участок уборки…

Собирался Абдулло Нурович недолго, хотя тоже не спешил. У него была привычка одеваться аккуратно и тщательно, чтобы все было заправлено, чтобы ничего не мешало потом работе. И даже при всей своей неторопливости Солимов успевал собраться быстро. И взял под вешалкой скребок для чистки тротуара. Обычно инструмент дворник держит в каморке в подвале одного из подъездов. Но скребок, из которого вылетела одна заклепка, требовалось отремонтировать. Он отремонтировал и заново отточил орудие своего труда до такой степени, что им можно было тоненькими ломтиками колбасу резать. Сегодня по погоде скребок мог понадобиться…

– Абдул! Ты не ушел?

В дверь не позвонили, а трижды постучали. Так один только толстый Валерка делает. Абдулло Нурович открыл дверь. Валерка стоял в распахнутой куртке, заходить не собирался.

– Будь другом, Абдул… У меня жена на сутки дежурить заступила. Я вечером чуть-чуть отдохнуть собрался. А ко мне тут брат заглянуть должен. Привезти кое-что. Ты видел его… Ключ ему отдай… Он потом занесет. Я ему позвоню… Сделаешь? Я в долгу не останусь.

Валерка протянул ключ от своей квартиры.

– Отдам, – согласился Солимов. – Мне нетрудно…

Из дома он вышел в обычное для себя время и опирался на свой скребок, как на посох. Осмотрелся, поздоровался с соседкой, всегда в это время выгуливающей на шлейке большущего рыжего кота с удивительным по размерам хвостом, и сразу заметил чужую машину, стоящую на маленькой площадке, оборудованной специально для машин жильцов. В машине сидели двое, и смотрели они на него, на Абдулло Нуровича. Причем смотрели так, словно у него был какой-то непорядок в одежде. И Солимов даже куртку на себе одернул и проверил, все ли пуговицы застегнуты. В том, что он штаны надеть не забыл, Абдулло Нурович не сомневался.

С одеждой все было в порядке. Ну, смотрят, и пусть смотрят. За это деньги не берут. И он пошел к выходу из двора.

– Папа… – услышал он вдруг тот же голос, что говорил полтора часа назад по телефону. – Папа, это я – Мариша…

Абдулло Нурович остановился и посмотрел на молодую хорошо одетую женщину, что до этого шла навстречу с ребенком на руках, а сейчас остановилась против него. Он узнал только голос, но не узнавал лицо, хотя опять ощутил в груди долгую и щемящую, тонкую боль, которая была все же болью приятной и уносящей его.

Куда-то в другой позабытый мир.

– Вы… – начал он.

Но больше ничего сказать не смог. Женщина стояла и смотрела на него, и из широко раскрытых глаз ее катились слезы. И ребенка она прижимала к себе двумя руками сильно, а тому, видимо, было неудобно от таких объятий, и он пытался вывернуться. Она же хотела, видимо, еще что-то сказать, но горло заметно сжималось спазмами, и слова выговорить не получалось.

Так длилось, наверное, с минуту.

– Мне… На работу… – хотел что-то объяснить Абдулло Нурович, но тоже ничего объяснить не смог, потому что вдруг пришло не воспоминание, нет, вспомнить он ничего и никого не смог, пришло только ощущение воспоминания. Он ощутил что-то близкое, родное и беззащитное, что всегда, сколько он помнил, нуждалось в его помощи. Помнил? Он ничего не помнил… Но все же это было, и это было как в действительности. Все чувства смешались в груди, и мысли в голове перепутались.

– Что с тобой сделали, папа… Это я, твоя дочь, Мариша… Папа… А это внук твой, Андрейка… Ты его еще ни разу не видел… Это твой внук! – она уже не говорила, она кричала, отчего остановились несколько человек, жителей двора, и стали наблюдать за сценой.

– Но я же… – Абдулло Нурович хотел было сказать, что у него никогда не было детей, что женщина ошиблась. Он хотел бы, чтобы у него была такая дочь и чтобы был такой внук. Однако слова застряли в горле, и он сумел только выговорить одно, что раньше само сорвалось с губ: – Любушка…

– Мама дома… Дома мама… Ты вспомнил, папа!..

Женщина обрадованно шагнула к нему, так и не выпуская ребенка из рук, но тут Абдулло Нурович увидел машину, из которой минутой раньше на него смотрели двое. Машина быстро ехала по тротуару и приближалась к ним. Его бы она, конечно, не задела, потому что он стоял в стороне, но женщину с ребенком, Маришу с Андрейкой, она могла бы и сбить, и потому он быстро схватил свободной рукой женщину за плечо и сдвинул в сторону. Абдулло Нурович видел при этом, как мрачно смотрит перед собой человек за рулем, а второй в это время разговаривал по «мобильнику», но тоже смотрел на них. Маришу спасло только чудо. Но машина все же слегка ее задела, толкнув в сугроб, и сама не отъехала далеко. Ее занесло на скользком асфальте, потому что дворник в их дворе не был таким ответственным, как Солимов, и чистил тротуар плохо. Ткнувшись задним колесом в бордюр, автомобиль остановился. Водитель и пассажир тут же выскочили из распахнувшихся разом дверок и оказались рядом с женщиной, что, лежа боком в сугробе, по-прежнему прижимала к себе ребенка, а мальчик все так же извивался, и старался вырваться, и теперь уже громко плакал. Оба мужчины были в военной форме, поверх которой были надеты простые гражданские куртки, они схватили Маришу за локти и вместе с ребенком грубо потащили к машине, совершенно не обращая внимания на дворника.

– Эй… – сказал Солимов и шагнул вперед.

Тот, что ближе был и стоял вполоборота, видел движение дворника и просто хотел толкнуть его с силой в правое плечо. От такого толчка на скользком асфальте, если попытаться ему сопротивляться, легко было упасть. Абдулло Нурович не сопротивлялся. Он сам одновременно с ударом начал убирать левое плечо, и ладонь плечо догнала только в окончании своего движения. И потому толчок получился легким. Но Солимов, убирая левое плечо, одновременно подавал вперед правое, и подавал вместе с рукой, в которой держал черенок скребка. Черенок ударил мужчину прямо в лоб, опрокинув его в сугроб.

Второй мужчина, уже почти дотащив женщину с ребенком до машины, резко толкнул ее, заставляя упасть на багажник, а сам выхватил из-под куртки оружие какой-то странной формы. Короткий ствол еще только поднимался, когда скребок совершил стремительное круговое вращение, разворачиваясь, и острый нижний конец прошелся по горлу мужчины. Брызнула кровь, оружие упало со стуком. А с другого конца двора в их сторону неслась вторая точно такая же машина. И уже сомнений не было, что неслась она в помощь первой.

Абдулло Нурович поднял с земли оружие, посмотрел, словно искал на боковой щеке затвор, потом нашел его на верхней планке, передернул, выдвинул приклад и приложил пистолет-пулемет к плечу. Одной короткой очереди хватило, чтобы приближающаяся машина с пробитым колесом влетела в сугроб. Но из нее выскочило тоже двое, и с таким же оружием.

Две короткие очереди заставили их запрыгнуть за машину.

– Бегите в подъезд… – сказал Абдулло Нурович Марише.

Та побежала. Но не в ближайший, а в подъезд, из которого недавно сам Солимов вышел. И сразу над головой у нее засвистели пули. Стреляли в женщину, несущую на руках ребенка. Это совсем вывело Абдулло Нуровича из психического равновесия, и если раньше он стрелял в колесо, то теперь, видя, как за второй машиной приподнялся стрелок, сразу уложил его короткой очередью в голову. Дистанция была метров тридцать, но он, считающий, что никогда раньше оружия в руках не держал, стрелял точно. Второй и последний из противников присел за машину. И тогда Абдулло Нурович стремительно побежал, сокращая дистанцию и дав еще несколько таких же коротких очередей, чтобы не позволить противнику поднять голову. А когда тот решился голову поднять, Солимов стоял, отделенный от него только машиной. И выстрелил сразу.

Но, едва он успел опустить оружие, как новая очередь разорвала дверцу машины рядом с бедром. Стреляли в него, промахнулись всего на несколько сантиметров, и Абдулло Нурович, что со стороны выглядело странно для тех, кто видел пожилого дворника с седой бородой клинышком, одним прыжком перемахнул через машину, сразу сообразив, кто стреляет, и с какой стороны, и из-за какого укрытия. Стрелял тот, что получил удар черенком скребка в лоб. Он быстро пришел в себя, потому что удар был резким, но не сильным. А во двор уже и третья машина въехала, точно такая же, как и две первые, и Солимов, к своему удивлению, увидел, как из нее выскочили пятеро во главе с добрым врачом Михаилом Михайловичем, и у всех в руках, в том числе и у врача, были точно такие же пистолеты-пулеметы, что и у ранее нападавших.

Но Мариша с Андрейкой уже вбежала в подъезд. Абдулло Нурович тут же поднял оружие убитого стрелка и, стреляя с двух вытянутых рук одновременно, заставил тех пятерых, что бежали, упасть на асфальт, а стрелка спрятаться за машиной. Он даже не интересовался, попал в кого-то или нет. Он просто продолжал посылать одну за другой короткие очереди, и под их аккомпанемент быстро отступил к своему подъезду. Металлическая дверь распахнулась – это Мариша открыла ее, и Абдулло Нурович успел заскочить внутрь раньше, чем в дверь ударили пули. Но пули попадали под острым углом, рикошетили и улетали в окна соседнего дома…

Глава 4

Подписав два акта о смерти заключенных, на которых с их согласия ставились опыты, и передав акты для отправки в прокуратуру, генерал Аладьян устало отодвинул кресло от стола. Плевать на этих заключенных, они получили ровно столько, сколько заслуживали. И только их вина, что сердце не выдержало нервного напряжения. Значит, судьба такая… И не это портило Эдуарду Осиповичу настроение. Поспать в эту ночь он успел только три часа и чувствовал остро усталость. Конечно, бывало, что генералу выпадали и более продолжительные бессонные периоды, но здесь к усталости плюсовалось еще и неудовлетворение от результатов работы. Это особенно больно ударило после того, как он был полностью уверен в хорошем результате, и даже продумывал в голове, как наиболее эффективно провести доклад начальству. Планы на будущее строил… Был уверен в просто великолепном результате, который аннулирует все его вольности. Ну, если не аннулирует, то сделает их малозаметным фоном, на который внимания обращать не стоит. И сбой произошел в самый критический момент. Такое всегда переносится болезненно.

Эдуард Осипович устало положил руки на отдаленный от него стол, наклонился и положил голову на руки. Он так потягивался, прогибая спину и снимая усталость.

И как раз в это время зазвонил телефон. На сей раз сразу генерал номер узнал, вздохнул, как и прежде, и взял трубку.

– Профессор Аладьян, слушаю…

– Доброе утро, Эдуард Осипович. А я всю ночь прождал вашего звонка…

– Я пять минут назад вернулся из лаборатории, и у меня руки от усталости опускаются, – умышленно мрачным тоном, чтобы подчеркнуть свою усталость, сказал генерал.

– Да, в таком состоянии номер набрать трудно… – слегка ехидно согласился собеседник.

– В таком состоянии голова работает плохо, а я предпочитаю вести серьезные разговоры со свежей головой. Про Будду и блудного сына я помню. Но напомните мне свое имя…

– Меня зовут Владислав Аркадьевич Мазур.

– Да, конечно… Фамилию я помнил, потому что в пору наших контактов у меня был сотрудник с такой фамилией. А вот имя-отчество запамятовал… Итак, что вы хотите, если уж достали все-таки меня?

– Встретиться… – просто ответил Владислав Аркадьевич. – Нам есть что вспомнить, есть какие вопросы обсудить, поделиться успехами и посетовать на неудачи…

– Мне кажется, вы несколько заблуждаетесь относительно необходимости такой встречи. Даже, скажу более жестко, относительно возможности такой встречи. Если в начале девяностых наша совместная и взаимовыгодная деятельность… Хотя скорее для вас выгодная, а для нас не слишком, поскольку вы получили и результаты, и оборудование взамен финансирования дальнейших исследований, а мы получили только возможность за ту же зарплату вести свои исследования… Так вот, если тогда она была санкционирована и президентом, и правительством, то сейчас я санкции на встречу не имею ни от президента, ни от правительства. И соглашусь на нее, только если такая санкция будет. На этом, Владислав Аркадьевич, прошу меня извинить…

– Я разве предлагал вам обсуждение дел, которые имеют государственное значение? – искренне удивился Мазур.

– А о чем мы еще можем говорить?

– Уверяю вас, у нас найдется тема, интересующая обе стороны. Мы однажды с вами едва не столкнулись, сами того не подозревая… И только потом выяснилось, что это были вы со своими людьми. Можно и этот момент обсудить…

– Я не припомню такого момента.

– Это было около восьми лет назад на Северном Кавказе, на границе Чечни и Дагестана.

– Может быть, я и был тогда именно там, но я не помню, когда мы имели возможность столкнуться. Проясните ситуацию…

– Это не телефонный разговор. В моей памяти еще слишком свежа одна картина… Неприятно вспоминать, как вы захватываете своих же российских офицеров, чтобы использовать при опытах в лаборатории. Не понимаю, зачем вам эти офицеры? Неужели Россия настолько обеднела серьезным криминалитетом, чтобы с риском для жизни и карьеры искать что-то другое…

– Мы подбирали раненых, выхаживали их своими методами и только потом использовали. Но мы в состоянии вернуть их к нормальной жизни и намереваемся это сделать по завершении проекта. Так что никаких упреков я принять не могу…

– Память подводит вас, уважаемый Эдуард Осипович. Впрочем, я согласен все вспомнить еще раз. Но так, чтобы напомнить и вам, и даже показать видеоматериал. Он впечатляющий…

– Любопытно… – настороженно процедил сквозь зубы генерал. – И когда вы предлагаете встретиться?

– Как можно быстрее.

– Не получится… От нас до Москвы ехать сорок минут, потом в любую точку Москвы добираться три часа. А я просто засну за рулем.

– У вас есть водитель, который не провел такую трудную ночь, как вы… Надо же его заставить отрабатывать зарплату…

– Давайте лучше вечером…

– Беда в том, господин генерал, что я ограничен во времени. И потому так настойчив. В ваших интересах пойти мне навстречу…

– Хорошо. Говорите адрес…

Мазур продиктовал адрес.

– Это на окраине. До Москвы доберетесь, а здесь рядом. В час уложитесь…

– Я выезжаю. Ждите… Сами успейте только добраться, чтобы я не ждал…

Генерал позвонил в гараж и приказал готовить машину для поездки в Москву. Но уехать генералу вовремя не дали. Он уже стоял перед дверью и достал ключи, когда телефон зазвонил вновь. Определитель высветил номер подполковника Иванова, и Эдуард Осипович вспомнил, что обещал Михаилу Михайловичу решить вопрос с объектом «Солимов». В самом деле, решать что-то следовало. С одной стороны, жалко было лишать себя объекта, в которого столько вложено, к тому же, которого захватывали с большими трудностями, как, впрочем, и других спецназовцев. Но иного выхода, если нет каких-то конкретных данных относительно причин сбоя, не видится…

Эдуард Осипович снял трубку.

– Слушаю тебя, Михал Михалыч…

– Товарищ генерал, опять осложнения с объектом «Солимов»…

– Хватит нам этих осложнений. Хотел вскрыть ему черепную коробку?

– Хотел.

– Так вскрывай. Даю санкцию. Вопрос решения нашего проекта гораздо важнее одной человеческой жизни. Что там опять случилось? Снова побил кого-то?

– Осложнения иного характера. Пришли со стороны. Если помните, его семья живет в Москве. Я подозреваю, что они вчера видели передачу по телевизору. Криминальные новости… И узнали…

– И что? Он их узнать, насколько я понимаю, не должен. А с биографией у него все в порядке. Диспансерная карточка с самого детства ведется. Никто не подкопается…

Биографию объекту «Солимов» в самом деле сделали лучшую, чем всем остальным спецназовцам, задействованным в проекте. В Москве в самом деле проживал такой человек, страдающий деменцией, и был отправлен в лабораторию, где не выдержал больше месяца. А его место занял подполковник спецназа ГРУ Андрей Никитович Стромов, с которым в течение долгого времени проводилась работа по «введению в образ». Из Стромова сделали не просто дурака, но сделали настоящего Абдулло Нуровича Солимова, который узнавал на фотографиях своих родственников, мог рассказать всю подноготную воспитывавшей его матери и кое-что об отце, умершем, когда мальчишке не было еще пятнадцати. Единственное слабое звено во всей истории с Солимовым-Стромовым было в смене адреса. Двухкомнатную квартиру в доме, где настоящего Солимова хорошо знали, представлялось возможным поменять на другую, на другой район, только через органы опеки. Но путем взяток и там все удалось уладить. Разыграли хищных риелторов, и разыграли правдоподобно. Чиновники к подобным вещам давно привыкли и пошли навстречу.

– Они нашли его телефонный номер. Утром объекту позвонила дочь. А сейчас пришла к нему. Он с ней разговаривает рядом со своим домом.

– Захватывайте обоих… В одну машину ее, во вторую Солимова.

– Она с ребенком…

– Всех захватывайте. Потом и с ребенком разберемся… Не получится захват, уничтожить и его, и дочь… Если выплывет информация, нам всем, сам понимаешь…

– Понял. Передаю приказ.

– Мне обо всем докладывай… Я жду…

Генерал снял шинель, бросил в сердцах в кресло и вернулся за стол. Сонливость с него как рукой сняло. Вот, оказывается, с какой неожиданной стороны может подойти провал. Какие-то молодые дурни решили в патриотов поиграть. А, не имея головы, в такие игры играть опасно. В результате один из них в больнице с черепно-мозговой травмой, у второго выбиты черенком метлы три зуба, у третьего метлой повреждена роговица глаза, четвертого застрелили. Надо бы за компанию и пятого пристрелить, но он и сам теперь, думается, тихоней напуганным станет… Они даже не подозревали, какую бурю в состоянии вызвать своими действиями. Не вовремя оказалась на месте милиция, не вовремя там же оказались тележурналисты, не вовремя в семье Стромова включили телевизор. Целая цепочка не вовремя произошедших событий. И вот результат…

Телефон снова зазвонил через четыре минуты.

– Товарищ генерал. Неприятности продолжаются…

– Я уже привык… – холодно сказал Эдуард Осипович. – Выкладывай без предисловий…

– Солимов уничтожил сначала троих наших из группы захвата при попытке увести его дочь. Захватил их оружие. Как раз в этот момент я подоспел с четырьмя офицерами. Перед тем как войти в подъезд, он еще двоих застрелил, одного ранил…

– И что теперь? Захватывайте, я же сказал… Стреляйте… Уничтожьте их…

– Мы у подъезда. Нас всего четверо. Он сам нас просто и без затей уничтожит в секунды… У него два пистолета-пулемета… Стреляет по-македонски, с обеих рук… И без промаха…

– Уничтожит и правильно сделает… – холодно заметил генерал. – У тебя нейтрализатор с собой?

– Нет. Был бы, не было бы проблемы…

– Если ты его не уничтожишь и он тебя за твои улыбочки помилует, я тебя сам уничтожу. Ты завалил все, что можно было завалить. И придется отвечать. Запомни хорошенько. Я жду, когда мне привезут его труп и сделают анализ состояния его мозга. Вызывай подмогу. Звони Евстифееву. Скажи, со мной согласовано. Пусть нейтрализатор не забудет. Мне сообщай на «мобильник». Я уезжаю на важную встречу… Да… Свою «Скорую помощь» вызови… Трупы не оставляйте… Ни свои, ни чужие… Нашумели – значит, надо все срочно подчистить…

* * *

Привычный к работе с компьютером, старший следователь по особо важным делам Виктор Анисимович Бурундуков всегда терялся, когда перед ним на столе росла гора бумаг. А сейчас, на его взгляд, этих бумаг была целая гора. Одних папок с уголовными делами, возбужденными против самого убитого накануне чиновника мэрии Владимира Эриковича Соловьева или против его окружения и закрытыми по тем или иным причинам, было несколько. Соловьев оказался неуязвимым для следствия, хотя, если дел так много, само собой следует предполагать, что на руку он нечист.

Запрос на эти дела, просто надеясь на случайность, сделал один из сотрудников следственной бригады, которую Бурундуков накануне возглавил, и сразу получился такой улов. То ли еще будет, чувствовал старший следователь, когда вернется вспомогательная бригада из экономического блока следственного комитета. Еще накануне вечером были опечатаны сейф и кабинет Соловьева. Сейчас и в кабинете, и в возглавляемом убитым отделе идет изучение и изъятие документов. В следственный комитет по этому поводу уже сам мэр звонил, возмущаясь помехами в нормальной работе учреждения, но его вежливо спросили, желает ли он, чтобы нашли убийц? Мэр свои претензии благоразумно снял и мешать следствию не стал.

Перед отправкой бригады из экономического блока Бурундуков дал осторожную наколку. Возможно, что Соловьев конфликтовал с какими-то силовыми структурами. Возможно, даже государственными. На этом внимание заострять не стоит, но стоит к таким документам присмотреться. Но, в любом случае, конфликт должен был возникнуть не на пустом месте. И при этом уже должны были пострадать чьи-то крупные финансовые интересы. На это тоже стоило смотреть особо. Причем, вовсе не обязательно где-то должна иметь место откровенная несправедливость. Тот, против кого допускают несправедливость, как правило, не может оперировать группой квалифицированных автоматчиков. Следовательно, такой вариант можно рассматривать в последнюю очередь. Чаще всего случается так, что чиновник берется за определенную мзду выполнить что-то конкретное и не выполняет по не зависящим от него причинам. И бывает за это наказан. Но и это только предполагаемый вариант развития событий. Поэтому следует смотреть все версии…

Капитан Рублев с утра сидел в охранном предприятии «Цербер», пытался что-то вытянуть там. По крайней мере, уже звонил и говорил, что есть кое-что забавное по охраннику у ворот. Обещал вскоре прибыть с кучей документов. Максаков уже созвонился с заводом в Туле и потребовал срочно прислать полный отчет по поставкам пистолета-пулемета «ПП-2000». Массовое производство и поставки начались не так давно, следовательно, у заводчан это не должно занять много времени. Так и оказалось. Вскоре Максаков принес два листа распечатки.

– Интересная история…

– Что? Выбросили в свободную продажу? – без улыбки спросил Бурундуков.

– Если бы… Я бы себе два десятка взял… – так же без улыбки ответил майор, который вообще улыбался раз в год на день рождения жены, поскольку в свой день рождения всегда был мрачнее обычного. – Полюбуйся… Шестьдесят процентов от всего количества куда у нас ушло?

Бурундуков перевернул положенную майором на стол бумагу, нацепил очки на нос.

– По запросу правительства Чечни… Ну и что?

– И где эти штуки теперь выплыть могут?

– Везде. Как любое оружие… Но правительство Чечни может вооружать им и свои органы МВД, и местное управление ФСБ, насколько я понимаю, на балансе стоит у них…

– Едва ли. ФСБ своих снабжает централизованно.

– Это не суть важно. Но на всякий случай надо этот вариант тоже иметь в виду. Напомни, когда экономисты приедут, пусть поинтересуются взаимоотношениями убитого с чеченцами. Там может что-то быть. По крайней мере, по дерзости похоже на них… Меня при таком раскладе смущает только охранное предприятие. Эти с чеченцами контактировать не будут. Здесь бы все наоборот получилось. Опасный рикошет…

– Но в Москве такого оружия немного. Получали парни из спецназа внутренних войск… Получали спецподразделения ФСБ… И все… Пока даже ОМОНу почти не досталось…

– И в первую очередь искать следует здесь… – сказал Виктор Анисимович. – Чеченцы только как запасной вариант. Но искать следует…

Договорить он не успел, потому что раздался телефонный звонок от дежурного.

– Слушаю, полковник Бурундуков…

– Виктор Анисимович… Ты дело по вчерашнему убийству ведешь? По этому… По Соловьеву… Где «ПП-2000» фигурируют…

– Я.

– Сегодня с утра пораньше в городе опять стрельба с применением «ПП-2000»… Только что следственная бригада вернулась.

– Гони их шефа ко мне. Кто ездил?

– Калмыков…

– Скажи, я его жду…

Положив трубку, Виктор Анисимович поднял глаза на майора. Тот ждал со своей обычной невозмутимостью, ждал, что скажет начальник.

– Могу обрадовать… – Старший следователь попытался вызвать у подчиненного заинтересованность.

Не получилось. Максаков просто смотрел и ждал. Понимал, если нужно что-то сказать, начальство скажет. Если забудет, тем лучше.

– Опять перестрелка в городе. С применением «ПП-2000».

– С глушителями? С бронебойными патронами?

– Сейчас Калмыков доложит…

Подполковник Калмыков однако не сильно торопился, и ждать его пришлось минут десять. Когда же он наконец пришел, то сразу попросил включить чайник и напоить его кофе, поскольку он дежурил ночью, а утром, не успев смениться, отправился на выезд. А буфет закрыт из-за приема продуктов.

– Ты, Юрий Германыч, рассказывай пока… – попросил Бурундуков, включая шумный чайник. – Я тебе потом и одеяло выделю, а за стеной у меня кабинет временно свободный. Можешь на столе выспаться.

– Если все рассказывать, дня не хватит… – вздохнул подполковник.

– Тогда главные вещи…

– А что интересует? Конкретно!..

– Раньше, понимаешь, – авторитетно сказал Максаков, – не каждый день из «ПП-2000» стреляли. А теперь каждый…

– У вас тоже, что ли?

– Вчера…

– Рад за вас. Хорошо стреляли?

– Спецы… Троих искрошили. Двое в бронежилетах были… Один из них большая шишка из мэрии, некто Соловьев, по которому, судя по материалам, давно пули плакали… И сын с ним в машине был… Сын как раз без бронежилета… А твои стрелки?..

– Мои стрелки скромнее… У меня главный стрелок вообще – псих…

– То есть? Маньяк?

– Натуральный, по полной программе оформленный по слабоумию на инвалидность. Работал дворником неподалеку. Спокойный и улыбчивый. Коренной москвич, причем таджик по национальности. Общий любимец двора. Все о нем говорят только хорошо. Вышел утром из подъезда. Пошел, как соседи думают, на работу. С собой металлический скребок нес, чтобы тротуары чистить. Скребок, кстати, острый, как бритва. Свидетели рассказывают…

– Много свидетелей? – поинтересовался старший следователь Бурундуков.

– Много. Кто во двор не вышел, в окно смотрел. Утро. Люди только на работу собираются…

– И что рассказывают?

– Вышел этот Солимов Абдулло Нурович из подъезда. Двинулся, как обычно, в сторону улицы. Навстречу ему женщина с ребенком. Остановились, разговаривали, но разговаривали возбужденно. Это трое отметили. Женщина держала ребенка на руках, к себе прижимала. Вдруг срывается с места стоящая во дворе машина. Гонит прямо на женщину. Не давит, но боком сшибает в сугроб вместе с ребенком. Машина тут же останавливается. Выскакивают два мужика… Опять трое свидетелей говорят, что под гражданскими куртками на них была военная одежда. Мужики эти хватают женщину с ребенком и тащат в машину. Дворник пытался вмешаться, его толкают, он в ответ на это черенком своего скребка разбивает голову одному, второй выхватывает «ПП-2000», но поздно, потому что слабоумный дворник скребком, как бритвой, перерезает военному горло. С другой стороны двора на скорости мчит точно такая же машина. Опять двое, в таких же куртках, под куртками военная одежда. Слабоумный дворник поднимает оружие, и с первого выстрела едущей навстречу машине пробивает колесо. Двое выскакивают из автомобиля, начинают стрелять. Женщина с ребенком бежит в подъезд. Стреляют в нее, разбивают два окна в доме. Но в жильцов, мазилы, не попадают. Дворник пользуется моментом и тут же укладывает одного из стрелявших, несколькими очередями заставляет второго спрятаться за машиной, а сам, стреляя на бегу и не давая противнику высунуться, сокращает дистанцию. Когда тот парень высунулся, дворник расстрелял его в упор. Но тут начинает стрелять в дворника первый, которому он голову разбил черенком. Дворник машину перепрыгивает, как кенгуру, и отстреливается из-за нее. А с улицы к военным подъезжает подкрепление. Снова точно такая же машина, как две первые, но там уже пять человек. Все бегут вперед, у всех «ПП-2000». Дворник поднимает второй ствол, бежит к своему подъезду и одновременно лупит с двух рук, троих укладывает, оставшиеся боятся в подъезд зайти. Звонят, требуют подмогу. Очень быстро приезжает «Скорая помощь», которая увозит трупы и раненых, свалив их, как дрова. Кто-то сказал, что номер был черный, следовательно, армейский. И следом за «Скорой» микроавтобус, набитый парнями в кевларовых бронежилетах и в таких же касках. На спине надпись «Федеральная служба безопасности». Вламываются в подъезд, но быстро выходят, без дворника и без женщины, и уезжают вместе с остальными. Одну машину с пробитым колесом тащат на буксире. Вот и все, что я имел вам рассказать. Вопросы есть?