Текст книги "Хуан-чай. Стихи"

Хуан-чай
Стихи
Сергей Сапронов

© Сергей Сапронов, 2023

ISBN 978-5-0055-3667-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Хуан-чай

На просторах Икстлана роскошно цветёт Хуан-чай.

По всему так выходит, что скоро индейское лето.

Запылённое небо хвостом подметает комета,

Приподняв покрывало заката за вытертый край.

Резкий северный в спину свистит. Лучше не отвечай.

В проперчённой таверне во взглядах мачете со льдом.

Повернёшься спиной, ловко ткнут проникающим словом,

Осенясь перед этим знаменьем козырным, крестовым.

Здесь во время поста всё как после и перед постом.

Беспросветное небо украшено Южным крестом.

Дотянуть до рассвета и жить только благо даря,

За семь бед по счетам заплатив подходящим ответом.

Каждый новый промилле в сосудах твердит лишь об этом.

Или, кажется, кто-то смеётся в углу втихаря,

Мятый лист вырывая из вечного календаря.

МУМУ

 
Герасим ловит тунца на собаку,
В поисках истины лезет в драку,
Держит в кармане, как фигу мраку,
Святодиод в сто ватт.
Слов не использует больше слога,
Выглядит странно, но смотрит строго,
В рясе и лыжах на босу ногу —
Вылитый пастор Плятт.
 
 
Барышне мил и де Сад и Басков.
Первый суров, а последний ласков.
Ей исключительно в серых красках
Видится белый свет.
Вот бы найти хоть какого мужа?
Но из приданого грязь и лужи.
Суженых выбор предельно сужен
И вариантов нет.
 
 
Маленькой рыженькой сучке грустно.
В миске нет мяса – одна капуста.
Чаще и чаще приходит чувство,
Вроде финита ля.
Вот бы оставить всё это скотство,
Взять и, пока позволяет возраст,
В космос уткнуться холодным носом
Звёздного корабля.
 
 
В общем, всем грустно, не надо песен.
Каждому быт их постыл и тесен,
Внутренний мир доедает плесень
Словно гнилой банан.
Здесь по сюжету приходит лето,
Но на раздаче тепла и света
Думают: на фиг сдалось всё это?
И открывают кран.
 

Молись люби

 
лепи горшки работай до
восьмого пота вей гнездо
секи побеги как садо
вникай во что-то
родись живи молись люби
болит терпи устал беги
в итоге вместо not to be
тоска почёта
не худший антипод борьбе
стихослужение  себе
в глухой нетоптанной избе
темно и сухо
шесть пятилеток на печи
не верь не бойся не кричи
молись люби и приручи
свечного духа
переживи свой день сурка
скажи своим пока-пока
взгляни на небо свысока
как будто вправе
немного глины наскреби
своё подобие слепи
вдохни в него одно люби
и тише ave
 

Мы вместе пережили трёх котов

 
Мы вместе пережили трёх котов,
Не утонули в чёрном море чая
Вприглядку под вечернее кино.
От времени, которого полно,
Закономерно право получая
Любой рассказ начать с «давным давно».
 
 
Но, кажется, нас время провело.
Не так, как школьники проводят лето,
Не егерем по узенькой тропе,
А шулером-попутчиком в купе.
В игре, где миг, как мелкая монета,
Одолженная самому себе.
 

Колобок

 
Колобка задолбали звери —
Волки, зайцы, медведи, лисы.
Вот бы взять и, по меньшей мере,
За границу свалить без визы.
 
 
Как простой перекатный голем,
Прошмыгнуть меж зубов Отчизны.
Подкатить Елисейским полем
К перспективам беспечной жизни.
 
 
Благонравным прослыть бисквитом,
Породниться с голландским сыром.
Позабыв, каково быть битым,
По-буддийски сливаться с миром.
 
 
Лишь под вечер, укрывшись пледом
От промозглой осенней хмари,
Вспомнить, как там старуха с дедом?
Ну, и прочие эти твари.
 

Монодрама

 
Шуршащая ночная тишина,
Скрипучий пол. Непуганые мыши
Давно плюют на старого кота.
Он крепко спит, он всё равно не слышит.
Резона нет мышам шуршать потише.
Трещит дровами старая плита.
 
 
На брёвнах стен густая седина,
Как ледяная плесень. Без дыханья
Квадрат окна неясен и размыт,
Но оживлён подсушенной геранью.
Кровать застелена тряпичной рванью,
И в ней дыра с дырою говорит.
 
 
Как лёгкие курильщика сипит
Кипящий чайник. Книжные брикеты
Стоят на полках вдоль и поперёк.
Кроссвордом зарешёчена газета,
На все вопросы найдены ответы.
В углу висит икона и чеснок.
 
 
Прекрасный повод выучиться ждать
Прихода лета, вдохновенья, смерти,
Рассвета, времени кормить кота,
Известий в свежевыпавшей газете,
Глобального песца на всей планете
И, в общем-то, нестрашного суда.
 

Трёхслойное

 
Он шагом шатким шуршит об лёд
По водосводу подмёрзшей толщи.
Для понимания рыбам проще
Считать, что по небу он идёт.
 
 
Из ржавых бочек и якорей
Ему воздвигнут сырые храмы.
Притащат в храмы мольбы и драмы
И свалят в кучу у алтарей.
 
 
А он с рыбалки идёт по льду,
В бидоне плещутся рыбьи души.
Фигура с крыльями в небе кружит,
Перекрывая собой звезду.
 

Альцгеймер

Заметаю осколки памяти в свой совок,

По сусекам скребу когтями голодным псом,

Моё прошлое лаконично, как некролог,

Лангольеры его смакуют беззубым ртом.

Моё «я» – это только память о прошлых «я»,

В моих фотоальбомах под пылью лишь чистый лист,

Эти люди вокруг, вероятно, моя семья,

И мой сын, получается, кто-то один из.

Как матрос не забывший, как крепится к рею грот,

Даже если со всей командой идёт ко дну,

Свою жизнь отмотав кинолентой наоборот,

Я запомню, запомню, запомню тебя одну..

Брат милосердия

Держи, старик и пей, вот твой стакан

И можешь умирать, я не расстроюсь,

Лицом в твою одежду не зароюсь

И не притронусь к высохшим щекам.

Я буду рядом и воды подам,

Но я не сын тебе, никто из близких,

Всего лишь брат тебе я… медицинский

И смерть твою по смене передам.

Быть может, даже лучше, уходя,

Не видеть слёз от своего ухода,

Как будто речку перейдя у брода,

Не замечаешь капель от дождя.

Билет в рай

 
К церковной лавке подошёл старик,
У входа взял стоящий грязный веник,
Снег отряхнул на мокрый половик
И протянул пригоршню медных денег:
 
 
«Не продадите в рай один билет?
В один конец, обратного  не надо.
Я  долго жил, мне также много лет,
Как прутьев у кладбищенской ограды.
 
 
Не получилось выжить из ума,
Не держат здесь долги, дела и люди,
Квартира, словно старая тюрьма
И тело непослушно будто студень.
 
 
В раю друзья зовут меня во двор,
И мама на плите готовит ужин,
С отцом могу пойти чинить забор,
И мой щенок там носится по лужам.
 
 
Там ждёт меня родная столько дней,
Я их считал и так мечтал о встрече,
Чтоб лишь рукою прикоснуться к ней
И тёплый шарф накинуть ей на плечи.»
 
 
Дрожит рука над ящиком свечным
И воск под огоньком тихонько тает,
И кажется сквозь полумрак и дым
За ним печальный ангел наблюдает.
 

Дорога в рай

Логически рассуждая, по совести говоря,

Люди в поисках рая время теряют зря.

Натаптывают мозоли, калечат в поклонах лбы,

Стараясь познать законы нелепой своей судьбы.

Лягушка шуршит в сметане и рыба бьётся об лёд,

Лишь только когда на грани, лишь только если припрёт.

Вот так обстоит и с раем: дорога туда видна

Только с самого края, только с самого дна.

Только из полной тени кажется ярким свет,

Становится ценным время, когда его уже нет.

Ласковым зной июля кажется лишь зимой,

Знанье, что пуля-дура приходит вместе с войной.

Не ходят туда трамваи и не рассчитать маршрут,

С отрезанными ногами люди туда ползут,

Подтягиваясь зубами, видят сквозь слёзы свет…

Дорога туда такая, другой, вероятно, нет.

Блок-пост

 
Блок-пост под крышей Петрограда
В последних числах февраля,
Отключен шнур у аппарата
Шестьсот двенадцать два ноля.
 
 
Равнина крыш белеет снегом,
Чернеет труб печных лесок,
Бежит прохожий скорым бегом,
Срезая двор наискосок.
 
 
За ним летит шальная пуля,
За ним следит дворовый пёс,
За ним обрывок снежной бури
Звук выстрела сюда принёс.
 
 
Шесть долгих метров до спасенья,
Одно дыханье, два рывка,
Ноль вариантов для везенья
И ноль спасителей пока.
 
 
Огонь хрустит щепой в камине,
Краснеет от вина бокал,
Застыл сюжет на половине
И демиург творить устал.
 
 
Листа вторая половина
Белеет, как венец из роз
И пулей пролетает мимо
Так и не заданный вопрос.
 

Средиземное небо

 
Я мухой, согнанной с плеча Персея,
Останусь в янтаре веков Эллады.
Здесь небо и вода неотличимы
От воздуха, где слышен звон цикады.
 
 
От вечера, где слышен звон бокала,
От площади, где слышен звон Сиртаки.
И Боинг, пролетающий во мраке,
Лавирует меж веточек коралла.
 
 
А в облаках сиреневые скаты
Играют электричеством хвостами.
А мы лежим в прозрачном океане
И миллиарды звезд застыли с нами.
 
 
В прозрачном янтаре веков Эллады
Ракушки, Боги, звезды и герои,
Как звездочки в хрустальном ярком шаре,
Подбрасываемом детскими руками…
 

Письмо в бутылке

Дорогой «кто попало», неведомый «как вас там»,

Завладевший случайно прибитой волнами тарой,

Я пишу эти строки не то чтобы лично Вам,

Но тот факт, что Вы их прочтёте, бодрит, пожалуй.

Я живу здесь один, попугай и коза не в счёт,

Шведский стол из бананов на завтрак, обед и ужин,

Мой корабль с командой на илистом дне гниёт,

Впрочем, я им и раньше был не особо нужен.

Весь мой остров от силы шагов семьсот,

Девяносто шесть пальм, пляж, ручей и гора в придачу,

Через годик возможно удастся построить плот,

По ночам я смотрю на небо и часто плачу.

Я бы с радостью отослал Вам координат,

Но секстант утонул, а по звёздам плюс минус мили.

Ну, за сим распрощаюсь, признаюсь, был очень рад…

Как считаете, все и вправду меня забыли?

Облака линяют снегом

 
Облака линяют снегом,
Как домашний старый кот,
Засыпают шерстью белой
Черный мир наоборот.
 
 
И такая высота
У летящего кота,
Что захватывает душу,
Словно прыгаешь с моста.
 

Первый день весны

Первый день весны опоздал на месяц,

Он прощался с зимой и забыл про время.

Ему так хотелось обнять ей руки

И своим теплом ей согреть колени.

Они жили в сыром и холодном доме,

Без детей, без гостей, орхидей и кошек.

Он хранил дрова на пустом балконе

И топил камин днем и ночью тоже.

Ей хотелось льда, холодов и снега,

Но она любила его – вот странно

И в его объятьях тихонько таяла,

А он строил на лето такие планы.

Она тихо ушла в первый день апреля,

Вся последней снежинкой зимы истая,

Первый день весны опоздал на месяц,

В дальний край любовь свою провожая.

Аритмия

К апрелю в ручьях растворилась холодная вьюга,

А мы доживали какую-то  жизнь друг без друга.

Весна аритмично стучала дождями по крышам,

Не слишком заботясь о тех, кто, проснувшись, услышит.

Последние дни, чёрно-белые кадры на ленте,

Нескладные строчки, засохшие в старом конверте,

Ненужные лица в экранах цветных мониторов,

Чужие стихи, словно скучные роли дублёров.

И вдруг череда серых дней наполняется цветом,

Углями заката и ярко горящим рассветом,

Космической синью, развёрнутой над головами

В просветах листвы неподвижных деревьев над нами.

И музыка, музыка, музыка в уличном гаме,

И гаммой мажорной звучит переход под ногами.

Мелодией Стинга в дрожащем звонке телефона

И в голосе так незнакомом и  всё же  знакомом.

Идущие вместе

 
Идущие по дороге просто так и по делу,
Поющие буги вуги соло и акапелло,
Тихие словно рыбы и шумные будто куры,
Мудрые словно книги и обычные дуры,
 
 
Сидящие на колёсах и в колесе Сансары,
Идущие в одиночку и в сопровождении пары,
Нежные словно плесень на благородном сыре,
Исполненные депрессии или гармонии в мире,
 
 
Белые как батоны и чёрные будто шины,
Катящиеся под гору, ползущие на вершины,
Чёткие словно лозунг и смутные как сомненья,
Стоящие в гордых позах в поиске вдохновенья,
 
 
В целом обыкновенные, с серенькими мозгами,
Врозь и попеременно двигающие ногами…
 

Легион

 
Не просыпаемся под зов трубы,
Не погружаемся в азарт борьбы,
Не отличаем, как Адам, добра от зла,
Не отделяем агнца от козла.
Творим себе кумира из шута
И думаем, не закрывая рта,
Свой образ ставим во главу угла,
Мы сила, что извечно бла-бла-бла…
Из пушек мы палим по воробьям,
В постели спать ложимся по краям,
Мильон меняем честно по рублю
И парус надуваем кораблю.
Мы не проносим лапоть мимо рта,
У нас сибас всегда гниет с хвоста,
И если что написано пером,
Мы ловко вырубаем топором.
Себе мы отпускаем все грехи,
Мы любим всех, от тещи до снохи,
Снимаем шляпу вместе с головой
И говорим спасибо, что живой.
Мы не в своих санях летим вперёд,
Умом нас вряд ли кто нибудь поймет,
Мы слышим звон и пофиг где же он,
Нас рать, а может даже легион.
 

Мальчик и козёл

Мальчик в синей курточке бодается с козлом,

Им в какой-то степени очень повезло:

Из окна гостиницы весь видеоряд

Сняли три фотографа на фотоаппарат.

И в журнале глянцевом ровно через год

Будет публикация в целый разворот.

И получат премию, славу и почёт

Наши три фотографа, если повезёт.

Мальчик скоро вырастет и козёл помрёт,

А сюжет останется на года вперёд,

Словно аллегория битв добра со злом

Поединок рыцарский мальчика с козлом.

Soledad

Дон Кихот с Дон Жуаном в чилийском трактире

Разливают текилу за грязным столом,

Телевизор жужжит о событиях в мире,

В синем небе el condor поводит крылом.

За плечами Жуана простое сомбреро,

Под столом у Кихота подержанный таз,

Россинант припаркован от входа налево,

Рики Мартин играет задумчивый джаз.

Ресторанный muchacho шныряет с подносом,

И за пальмой вдали полыхает закат.

Дон Жуан выдыхает дымок папиросы,

Тычет пальцем в меню просто так, наугад.

Дон Кихот говорит, обращаясь к Жуану:

Отчего ты всегда беззаботен и пьян?

Из динамиков ветром доносит Нирвану,

I guess It makes me smile, подпевает Жуан.

…Ты бы мог посвятить себя подвигам чести,

Побеждая врагов и пленяя их дам.

Дон Жуан же опять предлагает по двести

Кесадилью ломая свою пополам.

Дон Кихот огорчен, озабочен и мрачен,

Не находит ответа постылый вопрос:

Коль судьбою для подвигов он предназначен,

Отчего же тосклив он, как брошенный пёс?

Отчего Дульсинея скрывает улыбку,

Когда он преклоняет колени свои?

И в трактире его обдирают как липку

Пока он вдохновенно поёт о любви.

Может прав Санчо Панса и мир не способен

Оценить по заслугам сей рыцарский труд…

В синем небе орёл одинок и свободен

И из бара ещё два по двести несут.

Из нельзя и бессмысленно…

Из «нельзя» и «бессмысленно» состоят наши дни,

Волосами из лысины ускользают они,

Сединой мажут бороду, бесом тычут в ребро,

Сердце трогают холодом, жмут одышкой в метро.

На «неважно» и «некогда» мы меняем родных,

В Новый год и на кладбище вспоминаем о них,

И бежим как по кругу мы по делам, по делам,

Заменяя общение на бессмысленный спам.

Ненавидим и маемся, забывая простить,

Про себя удивляемся, как же можно любить?

Свечи жжем под иконами, чтоб унять свою боль…

Сыпет вьюга со стонами с неба крупную соль.

Снег укроет позёмкою: спи, бай бай, засыпай,

Белой, белой каёмкою обметает он край.

Край земли, край терпения, край меж явью и сном,

Скоро вновь Воскресение, вот тогда заживём…

Безнадежная истина льется в тонкий бокал:

Нам отбыть здесь пожизненно высший суд насчитал.

И в итоге отмерится всем сестрАм по кругам,

Тихо крутится мельница, сыпет манну к ногам.

Поисковый запрос

Мне будет не хватать шагов по тротуару,

Прозрачных спиц дождя и листьев на ветру,

Мелькания зонтов, спешащих по бульвару

И тонкого луча сквозь листья по утру.

Мне будет не хватать трёх вытертых ступеней,

Под хмурым козырьком подъездного крыльца,

Прохлады ветерка и запаха сирени,

Улыбки за окном знакомого лица.

Мне будет не хватать… а, впрочем, что за тема?

Ведь в памяти храним мы жизни каждый байт

Есть в каждой голове такая микросхема,

Что грузит на экран воспоминаний сайт.

Всего один запрос – мне шесть и рядом мама,

Щелчок – и школьный двор зовёт играть в футбол.

Не мельтишит в углах настырная реклама,

И я раскрыл окно на весь рабочий стол…

Горячий душ дождя стучит по мокрой крыше

И яхты коробок несется по волнам,

Я бегать босиком под дождь из дома вышел

Под радугу из брызг и солнца пополам…

Окей, мой друг, окей. Скажи, братишка гугл,

Как всё мне сохранить, когда погасят свет?

В ответ пустой экран, курсор забился в угол,

Увы, «на ваш запрос не найден был ответ».

Случай в разведке

 
Над деревней не слышны куры,
Над деревней не дымят трубы,
И бурьян вокруг такой… бурый,
Я смотрю на это, сжав зубы.
 
 
Я в разведке третий год с хреном
И давно не стынет кровь в жилах,
Я такие повидал сцены,
Что не каждый сочинить в силах.
 
 
Над колодцем воронья стая,
Жирным слоем на земле сажа,
Не сгорел один сарай с края,
И не выбита в нём дверь даже.
 
 
Показалось вдруг скулит кто-то,
Будто плач из-за двери слышен.
Я к дверям, а немец тут, вот он,
На крыльцо с ножом в руке вышел.
 
 
Заорал я: «Хенде хох, гнида!»,
На прицел его и в грудь целю,
Ну а он не подаёт вида,
Вот же, черт его дери, смелый.
 
 
Пулей я ему попал в сердце,
Лёг он навзничь и глядит в небо…
Только слышу голосок детский:
«Дядя, немец нам принёс хлеба…»
 

Война

Огнемётом жары тычет в спину горячее солнце

И каратель-июнь добивает остатки весны,

Партизанским отрядом прохлада по лесу крадётся,

Не решается тень хоть на шаг отойти от стены.

Оппозиция лета хранит в холодильнике банку

Прошлогоднего снега и ходит в +30 в пальто,

Фармацевты старушкам в кредит продают валерьянку,

Завышая продажные цены процентов на сто.

Что поделать, на свете война между черным и белым,

Между холодом света и жарким дыханием тьмы,

И свободной душе в обезьяннике бренного тела

Вяжут крылья, как вяжет язык вкус неспелой хурмы.

Встреча

Как в двух словах расскажешь о войне?

Ну, если только «всякое бывало».

А, всё равно, мурашки по спине

И сердце будто холодом сковало.

Но для меня война не рёв атак,

Не кровь на стенках глиняных окопов,

Не штык-ножом убитый первый враг

И не расстрельный клёкот пулемётов.

Я вижу солнцем залитый вокзал,

Салют сирени, ситцевые платья,

Счастливый блеск в заплаканых глазах,

Холодных рук горячие объятья.

Но ярче всех девчонка лет шести.

В руках букет, застыла, смотрит робко.

В толпе отца пытается найти,

А дома на комоде похоронка.

Мои бы тоже в этот светлый час

Меня встречать на крыльях прилетели,

Когда бы не проклятый тот фугас,

Когда бы в ту бомбёжку уцелели.

И вдруг девчонка тянет мне цветы

(Беру неловко, как медвежьей лапой)

И снизу вверх тихонько шепчет: «Ты

Согласен быть моим любимым папой?»

Я ком сглотну и китель на груди

Сожму рукой, чтоб сердце тише стало

И протяну ей руку: «Ну, веди…»

А на войне – там всякое бывало

Нормальные герои

Нормальные герои всегда идут в расход,

Их вдовы в голос воют, безмолвствует народ,

Прикручены медали, закрыты их гробы,

Печатают газеты этапы их судьбы.

В кладбищенской конторе таблички по дверям:

«Героев принимаем без очереди к нам.»

Почётные могилы, гранитный монумент,

Ассортимент прощаний на шелке чёрных лент.

А в детском телефоне пропущенный звонок,

Тот, на который в школе ответить сын не смог.

Теперь отец навечно вне действия сети

И ни в каком вацаппе не написать «прости».

Дорога у героя до ужаса проста —

Одной ногой в могилу, другой на пьедестал,

Душой в ворота рая, портретом на комод…

Не плачь, не плачь родная. Смелей, герой, вперёд!

Путешествие из Петербурга…

Петербургский туман дирижирует палочкой Коха,

Глаз опухшего неба сочится угрюмым дождём,

Тычет ветер под ребра ножом, словно пьяный пройдоха,

Забираясь под юбку апреля шальным октябрём.

В суши-баре калмык рубит ролы с лицом самурая,

С каждым взмахом катаны цитируя строчку Басё,

Рок-н-рольный квадрат здесь играют колёса трамвая,

Двадцать пятые кадры монтирует в фильм режиссёр.

Получает зарплату Начальник Камчатки стихами,

Ленинградское время сменяв на угли Саш на Баш,

Бледный конь осеняет поэта своими крылами,

Заставляя писать чем-то красным простой карандаш.

Вкус взрывного веселья застыл на граните цветами,

Щурят окна дома из под жести нахмуренных крыш,

Это было давно, было очень давно и не с нами,

Как афиша Кино под слоями увядших афиш.

Рапунцель

 
Рапунцель, сбрось свои волосы,
Такие причёски в минусе,
Ну, хочешь, оставь до пояса
На случай модного кризиса.
 
 
Рапунцель, брось свои фикусы,
Свои огурцы и кактусы,
Смелее трать свои бонусы
И быстро вырастешь в статусе.
 
 
Ждать принца на белом брабусе
В уютном своём пентхаусе,
Можно до самого климакса
С книжкой об алом парусе.
 
 
Рапунцель, слей свои акции,
Не путайся в тёмном форексе,
Наплюй на мамины санкции
И сваливай в город из области.
 
 
Стремись на вершины Яндекса,
Будь твердой как льдины полюса
И принцу тогда не спрятаться,
А все остальные обломятся.
 

Греческий салат

Позолота заката с небес ниспадает на стены,

Декорируя в храм Аполлона обычный Ашан,

Нелегал Одиссей, слыша зов полицейской сирены,

Торопливо подносит беруши из воска к ушам.

Триста бритых спартанцев свирепо бредут к стадиону,

В красно-белых доспехах и пешими против коней,

Вслед им смотрит богиня победы, присев на колонну,

Что воздвиг на горе некий скульптор грузинских кровей.

Терпсихора танцует канкан в стриптиз-баре в Перово,

Собирает аншлаги и копит на новый Ниссан,

В пять пятнадцать утра она выжата и нездорова,

Возвращаясь на первом метро в сонный свой Теплый стан.

Аргоносец Язон изымает руно у дракона,

Что в родном ОВД повышает его реноме,

И мечтает, как будет зачислен в бригаду ОМОНа,

Не забыв указать этот опыт в своем резюме.

Мельпомена снимает рекламу в трагическом стиле

Про борьбу с простатитом и корм для пушистых котят,

Ее ролики крутят охотно в вечернем эфире

И мужчины с котятами жадно в экраны глядят.

Диоген с фонарем снова в сумраке ищет чего-то,

По запарке забыв, где в квартире включается свет,

Модный блогер Эзоп публикует скандальное фото,

Предвкушая как брызнет ретвитами весь интернет.