Текст книги "Кремль"

Глава 5
Выбор

Ты, кажется, любитель заключать договоры. По-твоему, тебе все всегда удается, дубина ты стоеросовая!

Ратов спустился со второго, «президентского», этажа, прошел пост охраны и вышел на Ивановскую площадь. Посмотрел на Царь-пушку, так никогда и не пригодившуюся для защиты Кремля, и залюбовался куполами соборов. Едва успев включить мобильный, он сразу почувствовал, как телефон раздраженно подмигивает и дрожит в руке.

Звонил Олег Петрович:

– Почему не докладываете?

– Олег Петрович, я только что вышел из здания.

– Могли бы позвонить мне на сотовый, – выразил недовольство «кадровик». – Как беседа?

– Мне кажется, все в порядке. Впрочем, не знаю.

Игорь действительно так и не понял, почему им заинтересовался президент. Скорее всего Борис Павлович Бровин удружил любимому племяннику и переговорил с кем надо, с тем же Олегом Петровичем. Но президенту он зачем понадобился? Что-то серьезное? Иначе не пригласили бы для разговора. Впрочем, все как-то зыбко, неопределенно, непонятно.

«А может, это как раз нормально. Многие чиновники проводят в состоянии неопределенности десятилетия, привыкают и не представляют другой жизни».

– Зайдите ко мне, – озабоченно произнес Олег Петрович. – Обсудим.

– Я сейчас в Кремле, – уточнил Ратов.

– Ничего, здесь рядом. Можно пешком дойти. Я вас жду.

Машина с водителем, числящаяся за институтом Ратова, ждала его на стоянке. Он был бы не прочь и сам заехать в Кремль, но авто, зарегистрированные на частных лиц, сюда не пропускали.

Водитель с уважением посмотрел на Игоря. Он впервые оказался за рулем внутри Кремля и, когда потребовалось повернуть в Троицкие ворота, запаниковал. Еще бы! Всегда старался объезжать дежурящих здесь строгих ментов, а тут поезжай прямо им в лапы.

– На Старую площадь, – небрежно распорядился Ратов.

В шестом подъезде пропуск был уже заказан.

«И почему он волнуется? Даже не поздоровался», – с раздражением подумал Игорь о заботливом Олеге Петровиче.

Увидев Игоря, женщина-секретарь, не говоря ни слова, показала ему на дверь кабинета.

– Что он сказал? – тут же спросил Олег Петрович вместо приветствия.

– Сказал, что подхожу.

– Очень хорошо.

– Да, но мне хотелось бы понять, для чего.

– Что значит – для чего?

– Для чего подхожу.

– А что, служебные обязанности не обсуждались?

– Нет, даже не затрагивались.

– А что вы сами думаете? О чем конкретно шла речь?

– О повышении эффективности антикризисной программы и формировании новой модели управления.

– Вообще-то эти вопросы относятся к функциям правительства, – поморщился «кадровик». Теперь, после беседы Ратова с президентом, он уже не скрывал, что «пересечение функций» вызывает у него серьезные опасения.

– Ну почему обязательно правительства? – попытался успокоить его Игорь. – Ответственность за то, что российские компании оказались по уши в долгах, несет Центральный банк. Кредиты за рубежом брать было выгоднее. Выпустили ситуацию из-под контроля. Следовало бы ввести регулирование получения иностранных займов.

– Центральный банк, говорите. Допустим, – нехотя согласился Олег Петрович. – Но ответственности с правительства это не снимает.

– Нет, я серьезно! Политику Центрального банка нужно пересматривать. Причем срочно. Ввести валютное регулирование. Чтобы деньги, которые тратятся на поддержку рубля, оставались на счетах в России, а не оказывались за рубежом, – не ослаблял напора Ратов.

– Ну ладно, что-нибудь придумаем, – вздохнул Олег Петрович. – Вообще-то странно, что он вам не сформулировал конкретное поручение. Хотя тоже правильно. Вы еще не оформлены. В первую очередь напишите положение о вашем управлении.

– Да, но...

– Напишите на основании того, что вы сегодня обсуждали. Никаких «но». Я же на беседе не был. И завтра передайте мне. Через несколько дней получим визы подразделений. У нас сильный козырь – с президентом все согласовано. Вы это имейте в виду. – Встретив вопросительный взгляд Ратова, Олег Петрович неохотно пояснил: – Если будут приставать, что да зачем, так и говорите: «Все согласовано». Умников у нас много. Вы перед каждым отчитываться не обязаны. А жизнь все расставит по своим местам.

– В общем, так оно и есть! – торжествующе согласился Ратов. – Не только согласовано, но и непосредственно вытекает из указаний президента.

– Вот это уже совершенно другое дело, – проворчал Олег Петрович.

В его глазах Ратов заметил искреннее удивление: «Быстро учится, не ожидал такой прыти».

* * *

– Я больше не могу! – кричал Ратов.

Еще мгновение, и он бросит телефонную трубку. Шарахнет ею об стену. Так, чтобы телефон рассыпался на мелкие кусочки.

Марина красноречиво молчала. Из трубки доносилось только ее дыхание. И, как показалось Игорю, запах – знакомый, дразнящий, сводящий с ума.

– Не кричи.

– Ты хочешь быть со мной? – уже тихо спросил Ратов.

– Да, очень хочу.

– Приезжай. Или я приеду к тебе. Соберем вещи, и переедешь ко мне.

– И все начнется по-старому?

– А что плохого?

– Ты никогда не поймешь. – Марина вздохнула.

– Но ты ведь не любишь мужа!

– Не обязательно любить, чтобы быть счастливой. Главное, что он любит меня.

– Ну, знаешь! Не сравнивай меня с твоим Максом, – возмутился Игорь.

– Давай останемся друзьями.

– Я не смогу. Говорить, шутить, видеться и знать, что тебя ласкает другой мужчина. А ты его. Я же все помню. Каждое движение. У нас было по-настоящему. Как можно после этого дружить? Я знаю одну пару, у которой были страстные отношения. После того как они расстались, не могут видеть друг друга.

– Переходят на другую сторону, когда встречаются на улице?

– Не знаю, что происходит на улице, но если случайно пересекаются на вечеринке, то делают вид, что не знают друг друга. Выглядит нелепо и очень грустно.

– Ты этого хочешь?

– Ты знаешь, чего я хочу, – сказал Игорь. – Я люблю тебя.

Марина тяжело вздохнула.

– Не молчи, – просил Игорь. – Только не молчи.

Но все было напрасно. «Абонент вне зоны досягаемости», – повторял кокетливый женский голос.

* * *

Она была очень похожа. Одно лицо. Те же движения, даже прическа. Взгляд не такой прямой и дерзкий, как у Марины. Скорее мягкий. Но это – единственное отличие. Да, пожалуй, еще возраст. Заметно моложе.

– Что будем делать? – спросила девушка с внешностью Марины.

Она сидела по другую сторону офисной стойки и смотрела на экран компьютера, где высветился банковский счет Ратова. Черный пиджак в светлую тонкую полоску подчеркивал официальность, но смотрелся кокетливо, как строгая форма на красивых стюардессах.

– Сделать вам распечатку?

– Простите?

– Вы хотите знать поступления на ваш текущий счет? – Девушка уже с беспокойством смотрела на симпатичного высокого мужчину, который, казалось, думал о чем-то своем, глядя на нее напряженным взглядом. Слишком напряженным.

– Да, сделайте распечатку, – опомнился Игорь.

«Удивительно. Если бы я не знал, что Марина – единственная дочь в семье, то подумал бы, что у нее есть сестра-близнец. Нет, эта все же отличается от Марины. Сразу чувствуется, что характер намного мягче. В жизни было меньше разочарований. Все еще впереди».

– Что будете делать с остатком средств? Хотите снять их? Я рекомендую сначала перевести на депозит, а потом снять. Иначе придется платить комиссию за снятие наличных, – улыбнулась девушка.

– Кажется, я видел вас в университете. Вы студентка? – наобум спросил Ратов и тут же пожалел: «Подумает, что пристаю. Ну и пусть думает».

– Я учусь в Плехановке, на вечернем.

– А как вас зовут? – спросил Ратов. Ему было уже все равно. Пусть думает, что он обычный «приставала».

– Марина, – ответила девушка.

* * *

Сирота опоздал на десять минут. Ратов уже прогуливался во дворе высотного здания Академии наук на Воробьевых горах, разглядывая скрюченные фигуры, привинченные к стенам. Походило скорее на театр авангарда и абсурда, чем на научное учреждение.

Поднявшись лифтом на верхний этаж здания, друзья заняли столик с потрясающим видом на набережные и центральную часть города. Семенов, сокрушенно просмотрев раздел меню с мясными блюдами, сделал заметное волевое усилие и заказал более безобидные, по его мнению, – суп из белых грибов и филе дорадо в кокосовом молоке, приготовленное в водорослях нори. Ратов выбрал тушеный телячий язык с лесными орехами, сморчками и картофельным пюре, а также филе окуня Изуми-дай с крабовыми палочками и драниками из цуккини.

– Как рыбка? – спросил Игорь, заметив, что Семенов подозрительно задергал носом.

– Вкусненько, но отдает водорослями.

– В этом вся прелесть, – радостно возразил Ратов.

– Кому прелесть, а кому не очень.

– Что тебе объяснять, мясоед! Заказал бы кабанятину.

– Хватило после охоты. Надолго. Так много пить нельзя.

Ратов хотел сказать, что не так уж много они выпили и все дело не в напитках, а в том, что Сирота превращается в подкаблучника. Но обсуждать очевидное и тем более обижать друга нелестными замечаниями не было желания. Не для того встретились.

– Ты согласился на новую работу? – спросил Семенов.

– От таких предложений не отказываются.

– А чем заниматься будешь? Я, кстати, твое назначение всячески приветствую. Мало ли как сложится. Надеюсь, не откажешь в помощи, если потребуется. По старой дружбе.

«Меня еще не назначили, а уже появляются лоббисты своих компаний. Даже Сирота отметился», – подумал Ратов. Он хотел рассказать, что не все так просто и замечательно, но, отправив в рот кусочек драника, лишил себя свободы слова.

– Я вижу, тебя что-то сдерживает, – заметил наблюдательный Семенов.

– Очень странная ситуация. Не могу понять, чего от меня конкретно ждут. Главный работодатель говорит, что мои предложения его интересуют. Но сам делает заявления, которые эти предложения как бы опровергают.

– Всему есть объяснение. И ты поймешь, в чем дело. И тебя вылечат. Но не сразу.

– А если не вылечат?

– Да ладно! Будешь ломаться, в следующий раз не пригласят. Кстати, что ты конкретно предлагаешь? Я в последнее время не очень внимательно слежу. Текучки много. Только успевай разгребать. – Семенов расправился с рыбой, тщательно вытер салфеткой рот и еще раз тоскливо просмотрел меню, которое официант коварно оставил на столе.

– Все просто. Почему государство хранило все сбережения за границей, получая низкий процент, а крупнейшие компании были вынуждены брать кредиты у тех же зарубежных банков? Дешевле, чем в России, но все равно по более высокому проценту. Кто-нибудь мне объяснит, в чем сермяжный смысл: отдавать заработанные деньги ростовщику и у него же брать взаймы?

– Ну, объяснений достаточно. Во-первых, если разместить деньги в России, их цинично украдут и резерва не будет. А во-вторых, некоторые считают, что это плата Западу за поражение России в «холодной войне». Откупаемся от них, чтобы не очень доставали. Второе объяснение, разумеется, бред, но насчет воровства – я бы не стал спорить. Действительно могут. – Сирота сочувственно посмотрел на Игоря.

– Чтобы не крали, существует государство. Для этого мы платим налоги. Предлагаю предельно упростить ситуацию. Зачем было загонять российские компании в долговую яму к зарубежным дядям? Или думали, что кризиса никогда не будет?

– В этом ты прав, – согласился Сирота. – Говорят, что резервов уже не хватает. Весь итог скопидомства за восемь золотых лет! Даже смешно. Купались в деньгах, а накопили на год и всем должны.

– И собственные банки превратили в карликов, – заметил Ратов.

– Ну, положим, не все. Мой банк стал крупнее. Правда, многих клиентов мы лишились. Кредиты давать некому. А как зарабатывать? Возьму я все же десерт. Разволновал ты меня.

Воспользовавшись паузой, методичный Ратов решил довести свою мысль до конца:

– Конкретно: я предлагаю создать Национальный совет по инвестициям во главе с президентом. Этот Совет будет контролировать финансовую политику крупных компаний, частных и государственных, распределять ресурсы, давать разрешения на привлечение внешних кредитов.

– Не всем понравится. Ты предлагаешь структуру, которая может подменить собой правительство!

– Какое правительство? Управление – прежде всего деньги. Если так посмотреть, то у нас реальные исполнительные функции на семьдесят процентов сосредоточены в Министерстве финансов. Структура, которую я предлагаю, вернет правительству контроль над финансовыми ресурсами.

– Все равно это меняет полномочия. Будет много обиженных.

– Наоборот, будет создано необходимое звено для совместной работы президента и премьера.

– А они тебя об этом просили?

– Вообще-то речь идет о создании управления экономических реформ в Кремле. Президент проявил интерес. Я с ним встречался.

– Тогда я совсем ничего не понимаю. Создание какого-то там Совета – это косметика. А реформы где? Что собираются реформировать?

– Ты, батенька, радикал! Любая дорога начинается с первого шага.

– Иногда и заканчивается. Как бы, Игорь, не подставили тебя по-крупному. Смотри, парень. Можешь оказаться пешкой в большой игре. Нет, все же не буду брать десерт, – буркнул Сирота. – Аппетит пропал.

– С тебя причитается. Наш разговор можно считать моим вкладом в твою диету, – улыбнулся Ратов.

– М-да, с этим не поспоришь. Так ты решился?

– Гложут сомнения, но согласие я дал. Надеюсь, все сложится, если не будет случайностей. Я боюсь случайностей.

– А я боюсь закономерностей, – признался Сирота и посмотрел через окно на заснеженный Кремль.

В городе поднялась метель. Хлопья снега понеслись вдоль реки, превращая студеную воду в бугристую массу. Словно застывшую пену кофе-капуччино. Самые смелые снежинки долетали даже до верхнего этажа. Правда, потом пропадали. Бесследно.

Глава 6
Не боги горшки обжигают

День шел за днем, а нашей работе не было видно конца.

Кожа приятно горела. В мышцах накопилась легкая усталость. Очень хорошо. Чем больше потратишь сил на тренировке, тем лучше. Скоро эта усталость сменится притоком энергии. А пока кровь разгоняет кислород по всему организму.

С утра премьер долго плавал в бассейне. Затем дал серьезную нагрузку на тренажерах и сейчас чувствовал себя в прекрасной форме. Накопившаяся раздражительность померкла и затаилась в глубине сознания. Мысли приобрели прозрачную четкость, и мелочи отошли на второй план.

Что сейчас главное, самое существенное и необходимое? Финансы? Нет, здесь пока спокойно. Резервов пока достаточно. Политика, регионы? Все под контролем. Кое-где нужно подкрутить гайки, но ничего страшного. Система достаточно прочная.

Спад производства. Неприятно, но одним решением ситуацию не изменишь. Нужно время. Правда, предлагают укрупнить управление отраслями. В первую очередь объединить всех металлургов. Создать эдакий «металлургический Газпром», мегакорпорацию. Говорят, мол, возьмем акции предприятий бесплатно, а потом, когда экономика пойдет вверх – рано или поздно этот момент наступит, – можно выгодно продать акции и заработать. В интересах государства. А что получается? Какой там бесплатно! Долгов больше, чем вся их «канитель» стоит. И долги растут.

Премьер чувствовал, как приятная расслабленность после утренней тренировки сменяется настороженностью и возмущением. Он физически чувствовал, что проект мегакорпорации несет в себе опасность, хотя и не мог найти достаточно аргументов.

Если всех металлургов объединим, как контролировать? Самый эффективный контроль осуществляется изнутри. Сверху далеко не все увидишь. Значит, потребуется сложная конфигурация контроля. Соразмерная по масштабам мега-корпорации. А где взять надежных людей?

И вообще эта тема спорная. Мегакорпорации хороши в условиях стабильности. Тогда в спокойной обстановке можно спланировать стратегию и четко ее реализовать. А в условиях кризиса? Перспективы мутные. Кто сядет на финансовые потоки? И зачем? Государство даже не будет иметь контрольного пакета в мегакорпорации!

Фактически он уже поставил диагноз. Но по давней привычке решил не раскрывать карты, а понаблюдать за процессом: кто будет настаивать, какие доводы приводить, кого возьмет в союзники. И главное – с какой целью. Это уже интересно. Премьер почувствовал охотничий азарт и не удержался от улыбки. Он любил оперативные комбинации.

* * *

Глава кремлевской Администрации слыл человеком аристократическим. Этому способствовали приглушенные «старо-петербургские» манеры, галантность в общении с женщинами, отстраненная вежливость с подчиненными, тонкий породистый профиль, стройная фигура и редкая, даже в Кремле, скрытность.

Один острослов, обсуждая его гордую осанку, наделил предводителя Администрации прозвищем Герцог с намеком на памятник Дюку Ришелье в Одессе. Некоторые аналитики, впрочем, усматривали попытку приписать новообращенному Герцогу качества совершенно другого Ришелье – католического иерарха, а по совместительству первого министра Франции, игравшего, по их мнению, роль «серого кардинала» при короле Людовике ХIII.

Это было нелепицей, ибо кардинальская мантия отсвечивала ярко-красным, весьма пронзительным, а отнюдь не серым цветом. «Серым кардиналом» прозвали не Ришелье, а его духовника и главного специалиста по безопасности отца Жозефа, который происходил из ордена капуцинов и на этом основании носил грубую рясу мышиных оттенков. Однако, несмотря на влиятельность и деликатность исполняемых поручений, отец Жозеф кардинальского сана не имел, а был рядовым монахом. Да и как можно сравнивать аристократичного Герцога и бестелесную монашескую тень. Несуразица!

Самого же Ришелье звали «Красный кардинал». Но любая попытка приписать высшему чиновнику Кремля звание «Красный кардинал» в условиях современной России тянула бы на провокацию политического характера и означала бы гнусные намеки на скрытые симпатии к коммунистам. К тому же глава администрации явно не претендовал на роль интригана и заговорщика – ни красного, ни серого цвета.

– Вот они, недостатки образования, – возмутился Борис Павлович Бровин, которого Ратов посвятил в эти пикантные подробности за неимением других заслуживающих внимания новостей. – Плохо учились. Что-то слышали, но все путают. Своему непосредственному начальнику псевдоним подобрать не могут. Беда!

Намеки и сравнения окончательно перепутались, забылись, а родившееся в результате бурной мыслительной деятельности прозвище осталось, превратившись, правда, из Герцога просто в Дюка. Так оно звучало уютнее, спокойнее и демократичнее. И в случае прокола не могло обидеть носителя гордого звания. Поговаривали, что он тоже пришел из разведки, как и премьер. А этих «ребят» чиновники сильно побаивались.

Без всяких усилий у Ратова сложились с Дюком доброжелательные отношения. Просто в какой-то момент совпало настроение: Дюк, по своему обыкновению, сдержанно улыбнулся, Игорь ответил – и все получилось само собой.

Ратов уже получил кабинет на Старой площади и приступил к своим служебным обязанностям. Должности, выделенные для нового управления, постепенно заполнялись знакомыми экспертами.

Работы и всяческих организационных забот хватало. Нередко случалось так, что Ратов не успевал пообедать и возвращался домой поздно вечером голодным и злым. К этому состоянию Игорь относился спокойно, считая его естественной реакцией на возникающие проблемы. Он полагал, что возмущение выражает потребность организма защититься от стрессов. Ничего удивительного. Важно, чтобы это состояние не затягивалось.

Общение с Дюком вносило приятную разрядку. Ратов не чувствовал опасности или недоброжелательства с его стороны.

Получив указание подготовить записку о создании Национального совета по инвестициям, Ратов справился буквально за один день.

– Вы очень оперативны, – удивился Дюк и посмотрел в календарь. – Хотя что я говорю! Как раз вовремя.

– Вы давали поручение подготовить предложения по федеральным заказам. Все готово. – Ратов достал из папки очередную подборку документов.

– Да вы просто стахановец! Но эти документы подождут. Я посмотрю, и потом решим, когда их докладывать.

– Может, стоит представить их на совещании? – спросил Ратов. Он чувствовал, что его бьющая через край активность не совсем уместна, но уже не мог остановиться.

– Каком совещании?

– Я думал, что по этому вопросу будет совместное совещание Администрации и правительства. Или я не прав?

– Должен вас разочаровать, дорогой друг. Никаких совместных совещаний в вашем понимании мы не проводим. Правительство занимается своими делами, мы – своими. Если в правительстве сочтут необходимым, они могут пригласить нашего представителя. Мы тоже можем позвать экспертов из Белого дома, но только в рамках их компетенции.

– А как же мозговые штурмы?

– Сколько угодно! Можете штурмовать! Но только в рамках ваших прямых служебных обязанностей и поручений, – великодушно разрешил Дюк.

– Я как-то иначе себе это представлял, – признался Ратов. – Совместные совещания, встречи, обмен мнениями.

– Высшие руководители в постоянном контакте. Президент периодически встречается с правительством. Вот президент поедет поздравлять правительство с Новым годом, я вас включу в список сопровождающих лиц. Пообщаетесь с коллегами. И если возникнут вопросы, будете в зоне досягаемости. Хотя вряд ли. Президент предпочитает самостоятельно вести беседы. На переговорах эксперты ему обычно не нужны.

– Я понял. Ко мне все? – спросил Ратов.

– Раз уж вы такой выдающийся аналитик, еще одно поручение. Самое важное на данный момент. Необходимо доработать список стратегических предприятий, которым будет выделена финансовая помощь. В рамках антикризисной программы. Поручение на особом контроле. Отложите все дела и займитесь только этим.

– А разве составление списка не функция правительства?

– Президент должен поставить свою визу. В принципе эксперты уже проверяли список, но вам нужно посмотреть свежим взглядом и еще раз проверить. Это – живые деньги.

«Понятно. Они не доверяют своим экспертам и опасаются, что каждый будет лоббировать близкую ему компанию. А я человек свежий, ни с кем не связанный. Или все наоборот – в случае скандала будет на кого свалить ответственность? Как говорится, а вас, Штирлиц, я прошу остаться», – тревожно подумал Ратов.

Но отказываться от важного поручения было некстати.

– Не расстраивайтесь, – подмигнул Дюк. – Не боги горшки обжигают.

* * *

Борис Павлович Бровин получил квартиру на улице Спиридоновка в наследство от своего отца – знаменитого хирурга и лауреата многих премий. Светло-кирпичный дом с лоджиями, обшитыми темным деревом, находился напротив Дома приемов Министерства иностранных дел – причудливого особняка, сочетающего модерн и викторианскую английскую готику.

Этот дворец был выстроен по заказу фабриканта и благотворителя Саввы Морозова для своей молодой жены Зинаиды. Савва обладал редким даром притягивать к себе скандалы, а когда их недоставало, то устраивать новые. Девятнадцатилетняя Зинаида уже была замужем и носила фамилию Морозова – ее муж приходился Савве двоюродным племянником. Однако это не остановило Савву, который развел Зинаиду со своим родственником, построил для нее сказочные хоромы и по купеческому обычаю оформил особняк на ее имя.

Строил замок малоизвестный в то время архитектор Федор Шехтель, ставший впоследствии «иконой стиля». А тогда он только успел создать собственное архитектурное бюро после отчисления из художественного училища за «систематические непосещения».

Савва уже заказывал недоучившемуся и не очень дорогому архитектору строительство дачи в Переделкино – деревянного терема – и остался работой Федора Шехтеля доволен. Кто знает, может, без знакомства с богатым заказчиком и щедрым «спонсором» Федор Шехтель не смог бы совершить головокружительное восхождение к высотам архитектуры.

Особенно роскошными получились интерьеры – панели из драгоценных пород дерева, витражи, перила парадной лестницы в виде экзотических животных. Картины «Утро», «Полдень» и «Вечер» в малой готической гостиной принадлежали кисти Михаила Врубеля.

Для московских вкусов, тем более купеческих, дворец получился слишком вычурным и даже нелепым. Рассказывают, что посетившая дом строгая маменька Саввы, тяжело вздохнув, сказала: «Раньше только я знала, что ты дурак, а теперь будет знать вся Москва». Некоторые историки, впрочем, утверждают, что эти ругательные слова маменька произнесла при посещении дома Артемия Морозова на Воздвиженке, построенного в стилистике староиспанского замка.

Либо маменька отличалась редким постоянством своих высказываний, либо историки что-то напутали. А может, все придумали конкуренты и недоброжелатели рода Морозовых.

Если маменька все же Савву выругала, то следует признать, что она жестоко ошиблась. Дворец считается шедевром архитектуры, отразившим, ко всему прочему, страдающую и постоянно неудовлетворенную натуру мятежного Саввы.

Из окон квартиры Бровина открывался прекрасный вид на морозовский особняк. Престижный жилой дом был сдан как раз перед вторжением советских войск в Чехословакию в 1968 году и принадлежал Министерству обороны. В высших кругах советской номенклатуры перешептывались, что «вояки» превзошли по уровню комфорта совминовские и цековские хоромы. Неудивительно, что в числе его обитателей наряду с маршалами и некоторыми особо заслуженными генералами оказалось сразу несколько влиятельных министров.

Имея на плечах три генеральские звезды, дед Бровина также получил в доме на Спиридоновке просторную четырехкомнатную квартиру, поражающую воображение даже избалованных партийных и правительственных чиновников.

Шло время. Дом постепенно пустел и приобретал запущенный вид, напоминающий не очень ухоженного пенсионера, ведущего скромный и даже стесненный образ жизни.

Сначала Борис Павлович потерял родителей, потом сестру, а овдовев, остался совсем один. Неудивительно, что он направлял нерастраченную отцовскую заботу на своего племянника Игоря, которому завещал все имущество, включая и эту квартиру. Правда, свое распоряжение он предпочитал сохранять в строгой секретности, дабы не искушать судьбу.

Женщины любили Бровина, но он редко допускал их в свое жилище, предпочитая заниматься любовными утехами на даче или в специально снимаемой для этого квартире.

Борис Павлович старался ничего не менять в привычной обстановке. Только заметно прибавилось количество книг, а в углу спальной притаился подаренный Игорем «дрессмен» – «человек для глажки». Похожая на робота хайтековская фигура, почти в рост человека, отлично разглаживала рубашки и костюмы.

«Дрессмен» понравился Бровину. Конечно, к нему регулярно приходила женщина, которая убирала квартиру, готовила еду, стирала и гладила белье, но были у Бориса Павловича любимые и весьма дорогие вещи, которые он доверял только «дрессмену».

Это вызывало законную ревность домоуправительницы, которая не раз говорила Бровину:

– Да уберите вы этого супостата. Испугаться можно. Забыла о нем, случайно увидела – и чуть сознание не потеряла.

– Нервы нужно укреплять, Маша. Витамины, диета, свежий воздух. А если будешь канючить, поставлю вместо него скелет. Давно собирался, – шутя пригрозил Бровин.

Этот аргумент оказывал магическое действие, и протесты против роботовидного «дрессмена» прекращались. До следующего раза.

* * *

Бровин увлеченно готовился к лекции. В последнее время он успешно совмещал операционную практику, руководство клиникой и преподавание в медицинской академии, где имел научное звание профессора. На его лекции приходили не только студенты, но и опытные врачи, считающие Бориса Павловича гениальным медиком. Коллега-историк, увидев такое столпотворение, даже сказал:

– Борис, не ожидал! По популярности ты мог бы поспорить с легендарным профессором средневековой истории МГУ. На его лекции рвались как на театральную премьеру. И все ради одной сцены. Когда профессор входил в экстаз, он простирал к залу руку и восклицал: «По Европе, оставляя за собой пожарища, горы трупов и покоренные страны, продвигались орды Карла Великого. А в обозах ехали красивые бля... Да-да, дорогие товарищи, именно так звали в те времена прекрасных придворных дам!» И зал сотрясался от аплодисментов.

– Это в тематику моих лекций не входит, – сухо возражал Борис Павлович.

Он почти закончил конспект лекции, когда в пустой квартире раздались телефонные трели. Звонили с поста охраны на первом этаже.

– К вам посетитель.

– Кто? Поздно уже. – Бровин подумал, что речь наверняка идет о городском сумасшедшем или о назойливом пациенте. Вообще-то он старался сохранять свой личный адрес в секрете.

Услышав ответ вахтера, Борис Павлович удивленно вздрогнул. Не ожидал услышать это имя.

– Пропустите, – мрачно произнес Бровин и запер верхний ящик стола. На ключ.

* * *

Нежданный гость чем-то походил на хозяина. Та же уверенная манера держаться, раскатистый бас, прямой взгляд. Однако Юрий Александрович Воронов был пониже ростом, и при ближайшем знакомстве оказывалось, что сходство с Борисом Павловичем страдало рядом существенных изъянов.

Говорил Воронов громко и отчетливо, что, несомненно, свидетельствовало о решительности и большой физической силе. Но без артистических интонаций, присущих не менее громогласному Бровину. Смотрел он вроде бы прямо в глаза, но слишком пристально разглядывая собеседника, причем делал это чуть брезгливо. Охотно улыбался, но с сардонической ухмылкой, от которой слабонервных собеседников тянуло проверить: а хорошо ли у них застегнуты штаны и не перевернулся ли галстук тыльной стороной наружу.

– Прошу, – гостеприимно приветствовал гостя Бровин, широким жестом указывая на холл и малую гостиную. – Вы раньше у меня не бывали, так ведь?

– Да, много слышал об этой замечательной квартире, но в гости пришел первый раз, – признался Воронов. – И без приглашения. Извините.

«Не только слышал, но, наверное, и читал. В доносах своих осведомителей», – подумал Бровин.

Он познакомился с Вороновым в 1996 году, когда на созданную для Бориса Павловича коммерческую клинику «наехала» мощная бандитская группировка.

По непонятным причинам генерал Воронов, служивший в каких-то таинственных спецслужбах, именно в это время подал рапорт об увольнении «по болезни», но сохранил связи с бывшими коллегами и возглавил крупный ЧОП – частное охранное предприятие. В этой структуре был полный набор услуг – от охраны и силового прикрытия до слежки и даже вербовки агентуры.

Воронов без труда разрулил ситуацию, приструнив зарвавшихся братков. В криминальных кругах его ЧОП пользовался устрашающей репутацией. Среди сотрудников «предприятия» было немало офицеров с боевым прошлым, прошедших пекло афганской войны и «горячих точек», разбросанных по всему миру, включая просторы развалившейся Великой Империи. Каждый такой офицер был «уникальным штучным изделием».

Только бывший министр обороны по кличке Мерседес не понимал этой простой истины. Во время первой чеченской войны он своими приказами посылал спецназовцев в лобовые атаки как обычную пехоту. Когда Воронов прямо сказал Мерседесу, что нельзя так бездарно тратить «золотой фонд», приобретавшийся десятилетиями, тот криво ухмыльнулся: