Текст книги "Миллионер"

Глава 4: Штрафной удар

– Слушайте, кто вам позволил совать свой нос в наши дела! Это что – консалтинг? В гробу я видел таких советчиков, в белых тапочках. Ах ты жаловаться будешь?! Это я буду жаловаться на тебя и твоих проходимцев!

Генеральный директор «Интер-Полюса» Дронов, наорав на Максимова, бросил трубку и потребовал немедленно соединить его с председателем Наблюдательного совета Крюковым.

– Николай Семенович, это Дронов. Спасибо, со здоровьем у меня все в порядке, и вам не болеть. Хочу пожаловаться. На кого? На Максимова, консультанта гребаного. Ах он уже звонил? Когда только успел! Дайте сказать, Николай Семенович. Конечно, понимаю. Ну и что? Не дам я ему сведения о налоговых и таможенных схемах. Как это не дам? А вот так и не дам! Вы настаиваете? Вы пожалеете об этом, Николай Семенович! Это приказ? Всего вам доброго!

Литвин, заместитель генерального директора компании, сочувственно смотрел на своего непосредственного начальника, пристроившись, как маленькая нахохлившаяся птичка, на самом краешке стола для совещаний.

Дронова действительно можно было только пожалеть – красный и потный, он откинулся назад в кресле и пальцами выстукивал по поверхности письменного стола мелодию «Половецких плясок».

– Не слушает? – сочувственно спросил Литвин.

– Ни х...я!

– Вообще-то они за пределы контракта не выходят. Вот я смотрю план их работ: оптимизация налогов должна соответствовать законодательству страны и быть понятной иностранным инвесторам.

– А взятки таможенникам нужно с инвесторами согласовывать? Или так сойдет?

– Это забота консультантов, по какой статье провести эти расходы, чтобы все было прозрачно, но дело не пострадало.

– Антонович, что ты из меня дурака делаешь! Ты же, блин, понимаешь, что невозможно из одной компании сделать сразу две – одну на продажу, а другую реальную.

– Но ты же не возражал, когда контракт с консультантами подписывали!

– Во-первых, возражал. Я сразу сказал Крюкову, что «Интер-Полюс» для публичной продажи акций не созрел. Не доросли мы. У нас специфический бизнес. Если все карты раскроем, то нужно либо дело закрывать, либо сразу идти в прокуратуру и сдаваться. Во-вторых, он пошел на принцип: «Если будешь возникать, можешь собирать вещи и уеб...ть из компании». Но он мне обещал, что до налоговых схем и наших таможенных фортелей, блин, консультантов не допустят.

– И ты ему поверил, а он свое мнение поменял, – подвел итог дискуссии невозмутимый Литвин.

Краска постепенно стала сходить с багровых щек Дронова.

Он молча встал, подошел к шкафу, открыл заветную дверцу и налил на два пальца коньяку – себе и Литвину.

Выпив, Дронов заметно побледнел и успокоился:

– Ладно, что, мне больше всех надо?

Литвин, в свою очередь, закрыл папку с контрактом о консалтинге и вопросительно посмотрел: «На этом все?»

– Задержись, – сказал Дронов. – Ира, пригласите Максимова. Поговорим с этим парнем.

Максимов появился буквально через пять минут: высокий, стильный и совершенно спокойный, как будто забыл, что Дронов только что орал на него по телефону.

– Извините, – сказал Дронов. – Погорячился. Почему вы обращаетесь напрямую в службы компании, минуя генерального директора?

– Мне казалось, что мы обо всем договорились. Создана совместная рабочая группа, согласован и утвержден план нашей работы. Зачем же лишний раз беспокоить? У вас масса более важных проблем. Если каждый вопрос задавать лично вам, то мы вообще из этого кабинета не должны выходить. Поставить здесь раскладушку и проводить у вашего стола и день, и ночь.

«Он прав, – подумал Дронов. – Формально прав».

– Вы понимаете, в нашем бизнесе есть деликатные вопросы. С таможней приходится договариваться. И в налоговой сфере не все так просто – используем определенные технологии.

– Их весь мир использует. В офшорной зоне на Кипре еще недавно были зарегистрированы около ста тысяч зарубежных компаний, из них российских фирм – не более пяти тысяч.

– Ну, кипрский офшор нас уже не устраивает.

– Виктор Владимирович! – Максимов неожиданно жестко и подчеркнуто официально обратился к Дронову. – Я подписал обязательство не разглашать коммерческую тайну вашей компании. Я понимаю это дословно и не делаю из этого обязательства никаких поправок и исключений. Если вы недовольны моей работой или не доверяете мне, скажите прямо. Если все нормально, дайте возможность спокойно работать.

«Симпатичный парень. Зря я на него накатываю – в конце концов, эти вопросы надо решать с Крюковым и с Рюминым».

– Ладно, забудем! Вы получите всю информацию.

* * *

Известный московский журналист Гудков влюбился в Екатерину, когда был еще студентом, и она ему ответила взаимностью. Но идиллия продолжалась недолго: вскоре, сейчас Гудков уже не помнил из-за чего, они поругались и расстались. Потом опять сошлись, но Екатерина вряд ли рассматривала Гудкова в качестве своего потенциального мужа. В то время он не производил впечатление серьезного человека, а ей хотелось «принца на белом коне».

После этого у Гудкова было много женщин, но первую любовь забыть он не мог. Его чувство со временем приобрело мифологические формы, превращая Екатерину в недоступную богиню и самое яркое воспоминание в его беспокойной жизни.

Ему рассказывали, что в Лондоне его бывшая возлюбленная окончила еще один университет и вышла замуж за инвестиционного банкира или какого-то консультанта. В Москве она практически не появлялась и Гудкову не звонила.

Он так и не женился, ссылаясь на свою вечную занятость. Только самому себе и по большому секрету он признавался, что причина не в работе, а совершенно в другом – ни одна женщина не могла заменить ее. Может, он ее действительно выдумал и реальная Катерина была далека от мифического образа, но это уже ничего не меняло. Гудков чувствовал себя неспособным к нормальной семейной жизни. Он закостенел в журналистских заботах и даже подумывал стать писателем.

Пролетел сухой и теплый ноябрь, за которым на Москву обрушились декабрьские снегопады.

Отпраздновали Новый год, бесконечно долго тянулись январские праздники.

Гудков воспользовался этой порой всеобщего отдыха и беспробудного пьянства, чтобы уйти в творческий отпуск и дописать книжку, в которой пытался поделиться с благодарными читателями своими размышлениями о политике, бизнесе, человеческой порядочности и низости и даже – страшно сказать – о смысле жизни.

Отпуск таял на глазах, а до завершения этого эпохального труда было еще далеко. Более всего на свете Гудков теперь опасался подхватить грипп, который свирепствовал в Москве, и сорвать творческий процесс по причине инфекционного заболевания. Он запасся продуктами и решил не выходить на улицу, пока не закончит книгу.

И все же на улицу тянуло – просто пройтись, а заодно и купить свежие журналы, до которых Гудков был большой охотник. Он прикинул, что можно совершить марш-бросок до ближайшего киоска. Заходить никуда не надо, риск заразы сведен к минимуму, общаться придется только с продавцом, который сидит внутри.

И Гудков решился. Он шел по улице, радуясь пронзительному ветру, почти весенней капели, почерневшему за ночь снегу, робким лучам испуганного непогодой солнца.

Встав перед киоском на безопасном расстоянии, Гудков сделал впечатляющий заказ – свежие номера почти всех журналов, которые были в продаже.

Пожилая тетенька-продавец, изумленная необычным покупателем и желая убедиться в его платежеспособности, стремительно, как ящерица из травы, высунула голову из окна киоска, бегло осмотрела Гудкова, громко чихнула ему прямо в нос и снова спряталась в киоске.

Гудков вытер капельки со щек, посмотрел на коварную переносчицу инфекции и обреченно побрел домой.

С крыш противно падали крупные капли воды, ноги скользили по льду, пронзительно завывал ветер.

«Как сквозняк из подворотни», – подумал Гудков.

Было мокро и холодно.

На письменном столе в беспорядке грудились листы бумаги с пометками, укоризненно подмигивал экран компьютера, застыла чашка с черной кофейной гущей.

Гудков вздрогнул от пронзительного звонка и поднял трубку.

– Здорово, писатель! Много написал? – раздался в трубке веселый голос. – Я в Москве. Уже три месяца. Решила вот тебе позвонить.

– И очень правильно сделала. Я ждал твоего звонка. – Гудков мог бы добавить «все эти годы», но подумал, что это попахивало бы мелодрамой.

– Может, встретимся?

– В любое время! Когда, где?

– Ты же москвич. Предложи сам.

– Итальянская кухня устроит?

– Обожаю! Макаронами накормят?

– Ты не изменилась, – сказал Гудков.

* * *

В недавно открывшемся «пафосном» ресторане предлагали вариации на темы средиземноморской кухни – салат из осьминога с теплым картофелем, сельдереем и маслинами, «рапсодию» из листочков рукколы с жареными креветками, козьим сыром и печеной свеклой, феттучини с куриным филе, сырным соусом и чечевицей, рыбный суп с хересом и прочие плоды кулинарной фантазии, не ограниченной традиционными рамками и предрассудками.

– Это действительно итальянский ресторан? – засомневалась Екатерина.

– Повар русский.

– Ты его знаешь?

– Знать не знаю, но догадаться несложно. Посмотри на выражения типа «помидорчики», «грибочки», «уточка». Итальянцы строже подходят к названиям. Да и не встретишь у них таких причудливых сочетаний.

– Ах да. Вижу – тут же целый раздел русской кухни. – Екатерина увлеченно погрузилась в чтение. – Какая прелесть! Я бы взяла жареных карасей с картофелем и вешенками в сметане или стерлядь на пару. Все же закажу стерлядочку – она нежнее. А ты? Может, выберешь куриные котлетки?

– Не дождешься. Гулять – так гулять! Винегрет с килькой, борщ и запеченную корейку ягненка. И водки в графине!

– Ты такой голодный, жена не кормит?

– Я не женат.

– Развелся?

– Нет, я и не был, – сдержанно сказал Гудков и жестом подозвал официанта. – Что ты будешь пить? – спросил он притихшую Екатерину.

– Пожалуй, тоже водку. Напьюсь с тобой.

– С горя или от радости?

– Сама не знаю.

Вопрос вертелся в воздухе, но беседа не клеилась.

Гудков ел с аппетитом и после первых двух рюмок стал с юмором и присущим ему сарказмом рассказывать о московских нравах, журналистских приколах, общих знакомых.

– Ты меня удивил, – сказала Екатерина.

– Чем? – чуть не поперхнулся Гудков.

– Стал писать книгу. Зачем тебе это?

– Ты лучше спроси о чем.

– Я знаю о чем – вернее, о ком. О нас.

– Вот тут ты глубоко заблуждаешься, мой друг. Что о нас писать? Ты сбежала в Лондон, бросила меня, вышла замуж. Банально! И писать тут не о чем.

– Тебе ничто не мешало приехать в Лондон. Ты сам не захотел.

– Во-первых, ты меня и не приглашала. А во-вторых, не нужно лукавить. Я тебе просто надоел, захотелось новых впечатлений. Вот ты и сбежала. Понимаю и не осуждаю. Я сам себе тогда надоел.

– Допустим. А почему ты не женился? Здесь так много умных и красивых женщин. Больше, чем в Лондоне и любом другом городе.

– Я любил тебя. Нет, монахом я, конечно, не был, но от тебя так и не смог избавиться. Просто наваждение какое-то!

– Я тоже часто о тебе думала.

– Это не помешало тебе выйти замуж.

– А что мне было делать? Оставаться одинокой?

– Ты по крайней мере его любишь?

– Очень любила, а сейчас даже не знаю.

Екатерина в отличие от Гудкова только попробовала принесенные яства, пригубила замороженную до синего сияния водку и задумчиво рассматривала респектабельный интерьер ресторана с коваными решетками, серебристыми зеркалами и темно-коричневыми диванами.

За тяжелыми драпировками на окнах угадывалась ночная Москва.

– Кто он? – спросил Гудков. – Сын олигарха или сам олигарх?

– При чем тут олигархи? Отец – военный, сейчас в отставке. Мать – врач. Обычная семья.

– Маленький, горбатый, сморщенный Квазимодо?

– Какой все-таки ты вредный. У меня очень симпатичный, даже красивый муж. Умный, трудолюбивый, современный. Если бы он был уродом, тебе было бы легче?

– Не имеет значения. Я все равно вызову его на дуэль, – солидно пообещал Гудков.

– И напрасно. Он отлично стреляет.

– Воевал?

– Нигде он не воевал. Его научил отец. Раньше увлекался охотой. Сейчас как все – фитнес, теннис, горные лыжи.

– Скучно. У меня есть предложение.

– Какое еще? – недоверчиво прищурилась Екатерина.

От Гудкова можно было ждать чего угодно – натура творческая и непредсказуемая. Особенно когда выпьет.

– Предлагаю тебе выйти за меня замуж.

– Вот так прямо сейчас и выйти?

– Не кощунствуй. По-нормальному выйти за меня замуж. Стать моей женой, если так тебе понятнее.

– И бросить все, что я построила?

– Ты что, строитель? Чего ты там такого построила! Придумала все. Ты меня все эти годы любила и любишь. Для меня лучше тебя никого нет. Так в чем же дело? Выходи за меня замуж – это ультиматум!

– Погоди-погоди. И бросить своего мужа? Но это же предательство.

– А меня ты не предавала? Ты меня бросила, сбежала! Это как?

Предложение Гудкова застало Екатерину врасплох. Она даже подумать не могла о том, чтобы уйти от Максимова. Да, поостыли чувства, она переживает, не может найти себя. Но это пройдет. А Гудков? Страстный любовник, остроумный, часто наивный, искренний. Нет, ничего не выйдет.

– Послушай, – сказала Екатерина. – Я тебе очень благодарна за это предложение. Руку и сердце не каждый день предлагают. Но прошу тебя, пойми. Я очень сожалею, что мы в свое время расстались. Ни я, ни ты не виноваты. Так сложились обстоятельства. Очень сожалею! – повторила Екатерина.

– Еще не поздно все исправить.

– Нет, уже поздно, да я и не хочу. Пусть все будет так, как есть. Но я хочу, чтобы ты знал. Я как хорошо к тебе относилась, так и отношусь. Ведь мы можем быть друзьями?

– Не получится. Или полная и безоговорочная капитуляция – «руки вверх, штаны наверх», – или мы расстаемся.

– Ты серьезно?

– Нет, конечно. Куда я денусь? – сказал Гудков и солидно выпил еще одну рюмку водки. С верхом.

* * *

Максимов вновь задержался на работе. Подписывая контракт, он даже не представлял себе, как все может быть запущено. Иногда казалось, что стоит снести эту причудливую и одновременно уродливую конструкцию до нуля и построить все заново. В любом случае это было бы проще, чем пытаться приспособить бизнес «Интер-Полюса» к публичному выходу на биржу и открыть его для назойливого любопытства инвесторов.

«“Почему вы так рано уходите с работы – еще только десять часов вечера?” – спросили консультанта. “Извините, ребята, но я в отпуске”», – вспомнил Максимов профессиональный анекдот и посмотрел на часы.

Они показывали уже половину одиннадцатого.

«Поеду домой. Хоть сегодня буду пораньше».

Максимов выключил компьютер, убрал в сейф документы, надел бежевое кашемировое пальто и вышел, поставив дверь на сигнализацию.

В коридорах и похожих на спортивные площадки служебных помещениях в стиле «открытое пространство» никого не было.

Максимов подошел к столу, за которым обычно сидела Кристина, отвечавшая в группе консультантов за связь с подразделениями компании. Стол излучал аромат ее духов, в углу стояла фотография в рамке – веселый рослый парень с теннисной ракеткой.

«Наверное, жених», – подумал Максимов и в одиночестве спустился на лифте в гараж.

Екатерины дома не было.

«Опять тусуется», – безразлично подумал Максимов.

Он принял душ и в одиночестве лег на широкую кровать. Несколько минут листал журналы, потом погасил свет причудливой лампы на тумбочке – его все же сводили в «органоморфные» бутики, где он приобрел этот желтоватый светильник в форме сердца.

Заснул сразу, как провалился в черную пропасть, и не слышал звука открываемой двери.

Екатерина появилась через два часа, долго возилась в душе, потом – осторожно, чтобы не разбудить, – пристроилась рядом с Максимовым.

* * *

Пронзительные телефонные трели раздались в пять утра. Звонили одновременно три мобильных телефона, выданных Максимову в «Интер-Полюсе», и городской телефон в кабинете.

– О Господи! Да выключи ты телефоны, – простонала Екатерина сквозь сон.

Максимов соскочил с кровати и поднес к уху первую попавшуюся трубку.

– Александр Михайлович, это дежурный «Интер-Полюса» Смирнов, – по-военному четко доложили в трубке. – Вас срочно вызывают на работу.

– Кто вызывает? – выдавил из себя Максимов.

– Господин Дронов. Вызвали также господина Литвина и руководителей департаментов. За вами послали автомашину.

«Что-то серьезное приключилось», – подумал Максимов, впрыгивая в брюки, натягивая на ходу сорочку и пиджак.

Галстук он сунул в карман. «Надену по дороге. Вроде все – документы на месте».

– Ты такой незаменимый? – услышал он недовольный голос Екатерины, выбегая на улицу.

* * *

В конференц-зале во главе стола уже восседал Дронов.

Рядом в своей обычной манере, словно птичка на жердочке, устроился Литвин.

В отличие от Дронова, который выглядел свежим, будто и не ложился спать, Литвин имел помятый вид – лицо покрылось пятнами, под глазами набухли мешки. Было очевидно, что он не засыпает, не приняв стакан водки, – более изысканные напитки плохо сочетались с его образом, – и ранняя побудка была для него особенно мучительной.

Максимов заметил за столом директора финансового департамента Кострова, молодого, но уже весьма авторитетного менеджера с внешностью героя-любовника. «Непросто ему в бухгалтерии», – подумал Максимов, которому рассказывали, что красивый Костров был постоянным объектом сексуальных домогательств женщин, преобладавших в финансовом департаменте. К чести Кострова, следовало, однако, признать, что он стоически сопротивлялся греховному искушению и в общении с подчиненными женского пола был неизменно строг, но корректен.

В зал вошли, а точнее, ворвались поднятые с постелей руководители налоговой и юридической служб, а также главный логистик Саблин, крупный и полный мужчина, с грохотом усевшийся за стол для заседаний, поближе к главным действующим лицам.

Литвин приподнял усталые веки, с мучительной тоской посмотрел на Саблина и на всякий случай отодвинулся от опасного соседа – как бы не задавил ненароком.

– У нас чрезвычайная ситуация, – сообщил Дронов. – Только что на складах арестована продукция, предназначенная для зарубежных поставок. Через два-три часа в компанию прибудут комиссии проверяющих, которые будут трясти нас по поводу нарушений налоговой дисциплины. Можно ожидать также обвинений в подкупе таможенников. В общем, наезд по полной программе. Хорошо, что добрые люди предупредили нас заранее. Есть время подготовиться, правда, его совсем немного.

– Маски-шоу будут? – озабоченно поинтересовался Саблин, который уже дважды пережил это представление и сохранил о нем самые неблагоприятные воспоминания.

– Вроде удалось договориться, что на этот раз без фанатизма обойдутся. Но мы должны проявить полную готовность сотрудничать с компетентными органами.

– Меня беспокоит утечка сведений из компаний, – не поднимая глаз от стола, заметил Костров. – Явная наводка на компанию. Мы в финансовом департаменте обеспечиваем сохранность информации. Возникают вопросы: как она просочилась, по каким каналам, в каком объеме? Если мы не будем представлять всей картины, будет крайне сложно работать.

– Я тоже хотел бы это знать! – сказал Дронов и посмотрел на Максимова: – Может, вы нам подскажете?

– Вы полагаете, что утечку допустили консультанты? – Максимов не собирался прятать голову в песок и всем своим видом показывал, что готов к жесткому разговору.

– Не исключаю! – Дронов также был настроен на открытый конфликт.

«Он хочет воспользоваться этой ситуацией, чтобы прикрыть наш проект. Может, он сам все это и организовал. Предлог хороший», – подумал Максимов.

– Не будем ссориться, – подал голос пробуждающийся к жизни Литвин. – Эту тему нужно обсуждать с господином Рюминым и с нашим Наблюдательным советом. Я имею в виду господина Крюкова. Они обо всем договаривались. А мы чего будем понапрасну собачиться?

– Господин Литвин прав, – довольно громко сказал Максимов. – Эти вопросы относятся к компетенции руководителей наших двух компаний. Я же со своей стороны могу только подтвердить, что группа консультантов не нарушала коммерческую тайну и мы к этой чрезвычайной ситуации никакого отношения не имеем.

– Надеюсь, – проворчал Дронов.

– Вы требуете, чтобы мы свернули свою деятельность, я так понимаю? – спросил Максимов.

– Вот уж нет! Продолжайте, и чем активнее, тем лучше! – Дронов сделал округлый жест рукой, словно обрисовывая размеры огромного арбуза. – В глобальном, так сказать, масштабе.

«Он издевается?»

– Сейчас ваша работа для нас лучший аргумент, что мы ничего не прячем и вообще взяли курс на полную открытость. Как нудисты! – пояснил свою мысль Дронов. – А кто нас сдал, будем выяснять.

«Меня это тоже интересует, даже очень», – подумал Максимов.

Впрочем, он уже знал ответ и хотел только удостовериться в своих догадках.