Текст книги "Битва за воздух свободы"

Что за поворотом?

Я не сомневаюсь в том, что система падет, и будет падение ее велико. Давайте оглядимся в который раз.

Вертикаль власти – это такая башня, которую наглухо задрапировали лозунгами.

Под землей – башня глубоко бурит недра, над землей в башне считают прибыль. Вокруг башни слоняются миллионы подданных, духовно и материально опущенных. На плакатах, надежно укутавших башню, аляповатые лозунги: «Россия, вперед! Кто против – урод», «Объединение церквей. А чужебесие развей!», «Олимпиада в Сочи, всех порвем в клочья», «Слава стране-суверену! Враг, убейся об стену!», «Народу страшно навредя, опять ползут враги вождя»…

Юный подданный РФ с дешевой цигаркой в зубах, разбитыми в драке кулаками и без всякого светлого будущего чавкает бутсами по снегу, запрокинулся, скалится: «Блин, здорово. А мы-то крутые!» Сплюнул в снег и бредет дальше, аполитичный, асоциальный, и именно поэтому всегда готовый голоснуть за «крутую Россию» – за того, кого назовут по телеящику. Вот тебе и «возрождение национального инстинкта»…

Драпировка глухо закрыла вертикаль. Однако сквозь плотный кумач так и слышится скрип, скрип, скрип, плаксивый, монотонный, наивный, как у детских качелей. Это пилят бабло. Те, кто выстроил под свои аппетиты вертикаль.

Не случайны их выпады сразу против «позднего совка» и «клятых 90-х». Они ведь наследники тех и тех, но более грамотные. В этих выпадах не только пропаганда, но искреннее менеджерское недоумение о предшественниках (мол, раньше и впрямь послабее нашего держались). Новые управленцы извлекли урок. Они – дельцы абсолютные, для которых идей нет, а есть эффективность контроля и предельное бесстыдство идеологических спекуляций. Им непонятно, как это – проиграть, если уже дорвался.

Поздние советские чиновники были рыхлыми и не бойцовыми, в том числе потому, что эти старички из Политбюро не владели реальной собственностью. Убого, криво, но как первопринцип сохранялся «социалистический уклад». Был некий высший смысл над старичками. Реформистская элита, утвердившаяся под победный крик о демократии, наконец-то стала хватать в личное распоряжение госсобственность. Но и эта элита была уязвима, поскольку не могла отказаться от убогого, кривого, но все же идеала «либеральных прав и свобод». Был некий высший смысл над гангстерами. Новая власть выкинула все идеалы и принципы. Есть стратегия выкачки недр и распила бабла узкой компашкой, народу же – довольно тряпичных лозунгов на башне.

* * *

Понятно, что подобная картина может быть воспринята как безрадостно-схематичная. Но ведь правда же – нет у них воли что-то сущностно менять! И при их системе никогда такой воли не будет. Менять – это дело если не опасное, то второстепенное… Главное для них – уклониться от перемен, держать подданных в полном подчинении, и, сидя в башне, поплевывать на темную страну. А самим иметь хороший доход и щелкать оппонентов.

Наличие любого самостоятельного оппонента – теоретически рискованно, – это власть помнит.

Гордо возвышается одна башня, а лачуга всякого, кто был против, либо сожжена дотла и житель ее спрятался в скит под землю, либо вымазана дерьмом позора, либо загнивает, опустев, ибо владелец перебежал в сытную башню, либо это – нежилой фанерный домик «потемкинской оппозиции».

И думают сидельцы башенные, что уже они и непобедимы, похерили пустую лирику, все отмели и зачеркнули, кроме специфического «криминального патриотизма». Прочна их башенка!

Заблуждаются.

По исторической логике вещей, слетят и они вместе с обломками своей башни… Слетят, потому что трагическая история России – это не монотонный распил бабла, а взмахи детских качелей: то государство насилует инакомыслящих, то инакомыслящие насилуют государство.

Мучая нас ложью и тупостью, эти «государственники» в очередной раз подставляют под удар целостность страны, которую проткнули стержнем своей башни. И об одном моя мысль: как бы не треснула и Россия, когда их башня расколется…

Эту власть могла бы смести широкая коалиция. Популярная. Авторитетная. Только коалиция всех активных гражданских сил на принципах патриотизма, социальной справедливости и свободы могла бы мощным порывом вихря сорвать фальшивые тряпки лозунгов с вертикали власти и вдохнуть живое обновление в граждан. За это я выступал, и для этого пошел в политику после ограбившей народ «монетизации». Мы стояли вместе перед многими тысячами сторонников на общем митинге – Рогозин, Зюганов, Глазьев, Лимонов. Явлинский поддерживал. Стремительно левели «либералы», а «патриоты» проникались смыслами свободы.

Но не получилось объединиться и надавить. Не вышло консолидации, например, с требованием провести референдум по ключевым вопросам общественной жизни. В референдуме отказали? Так надо было затопить центр Москвы гневливым людом.

Время утекало. И истекло. Одних демонизировали, других купили, третьи «слиты» и чахнут не у дел, четвертые – статисты.

Остался узкий, страшно далекий от народа кружок упертых либералов, ориентированных на «мировое мнение», – беспомощно и плохослышно стенают, и их легче легкого выставлять агентами Запада.

Осталась КПРФ. Но вряд ли в ближайшие сроки порадует нас сюрпризом-прорывом эта «недосогласная» парламентская партия, четко усвоившая «правила порядка».

На излете политической зачистки вдруг образовалась «Справедливая Россия», воспринятая мной как возможность раскола элит. Показалось, что власть готова допустить легальную критику изнутри, каковая неизбежно есть мина под всю их порочную систему. Мне удалось даже прорваться в федеральную тройку на парламентских выборах, но система среагировала молниеносно. Зазвучала команда из большой комнаты, и обитающий в комнатке поменьше чиновник гаркнул: «Слушаюсь и повинуюсь». И меня вычеркнули. Словом, допуская самые неожиданные сценарии, я не вижу в оформившейся «СР» (ее список и до меня был искромсан) независимого заряда, в отличие, между прочим, от того, что было с «Родиной», в которой такой заряд был.

* * *

Как действовать в политике дальше, когда политики нет?

Известна тотально внесистемная «Другая Россия», которой почти, как Прометею, хищный ОМОНовец клюет в печень на очередном марше, но это не ломает воли к маршу. Может ли «Другая Россия» хоть чего-то добиться? Предпочту повесить этот вопрос в воздухе.

Вот и уважаемый в народе, действительно перспективный оппозиционер Глазьев так и не доехал до «другороссов». Энергичный уличный боец за справедливое дело юноша Удальцов отшагнул от них. Туда же – и замечательный Делягин, органично и аргументированно сочетающий названные выше идеи патриотизма, социальной справедливости и свободы. Эти три элемента и, кстати, эти три человека могли бы быть полезны.

Полновесный субъект отсутствует. По этой причине свернул былую оппозиционность чуткий к историческим перепадам Проханов.

А кого-то поманит сумасшедший (вернее, вполне «нормированный») маршрут: ринуться в «Единую Россию». Пытаться наполнить мертвые слова о великой России – действенным содержанием… Но попытки влиять на власть изнутри и менять ее в сторону «любви к народу» – пусты. Власть не будет сотрудничать с честными, сложно и самостоятельно мыслящими. Власть готова признать своими только тех, кто прошел инициацию, – пнул поверженного чужака. Это обязательный ритуал: пнуть и без того пинаемых «шпиона» Каспарова или «фашиста» Лимонова. И поскольку я неоднократно отказывался участвовать в этой дурной забаве, меня власть любить не может.

Вдруг политическая оттепель не случится мгновенно и впереди «новое средневековье»?

Вдруг, намеренная сохраниться, система станет следовать сценарию возрастающего упрощения, а значит, и ужесточения?

Не исключено, что скоро нельзя будет по ТВ сетовать на низкие пенсии, а потом нельзя будет умалчивать о своей любви к великому строю, если ты хочешь публично говорить о политике. Это случай конспиролога Кургиняна – при Ельцине его не пускали на экран как державника, теперь пускают, но за это он должен сочно славить… А потом примутся требовать славословий уже ото всех, кто активен, кто хочет расти и цвести, – от ученых, писателей, музыкантов, бизнесменов…

* * *

Что же делать?

Не бросать в мыслях народ и Россию. Не разлюбить.

Крепка вертикаль. Бессильна оппозиция. Но ведь увидим и падение унылой вертикали…

Все активные и мыслящие люди настраиваются против этой власти – чем скрытнее будут против, тем яростнее. Однажды (и не через семьдесят лет, поверьте! другие нынче темпы! стрясется все, думаю, негаданно скоро) внутри системы начнутся сдвиги, либерализация, развенчание «культа безликой личности», и возникнет общественный зазор, в который мощно хлынет запретное.

Первый канал станет крутить душевный фильм о страданиях праведного Ходорковского. В сознании «прозревшего плебса» Лимонов и Каспаров уподобятся Солженицыну и Сахарову. И все это как фарсовое повторение перестройки.

Один вопрос: не получим ли мы вполне конкретный распад той территории, к которой так нагло присобачила себя эта власть, даже обозвавшись «Единой Россией»? И неужели опять впереди – перестроившаяся номенклатура, жгущая партбилеты, да стреляющие веером разбойнички? Вряд ли новым диссидентам достанется контроль над падающими кусками…

Дикий морок. О чем он?

Об отсутствии скрепляющей идеи.

О том, что деморализованной оппозиции не стоит впадать в исторический нигилизм, в отчаянное неразборчивое упоение «западными нравами», в исступленную скорбь по 90-м…

…Не впасть в тряское отвращение к «тысячелетнему навозу государства» и «вечно крепостным». Не поддаться на искушение демонтажа в своем сознании России – государства как воли и представления, Родины, своеобычной, для каждого особенной, но теплой, иначе накроют с головой ледяные волны злобы с пеной апатии. Было бы дурковато – назло власти отморозить свое сердце, ожесточиться, проклясть страну. Наоборот, в неприятии системы и либерал, и государственник должны ощутить единый гул, одну музыку, кровоточащую, солнечную – как патетично сказал западник Герцен по поводу славянофила Константина Аксакова: «Мы, точно головы орла, смотрели в разные стороны, но в нас билось одно сердце».

А не случится ли, что в момент падения лживой системы вся наша ведущая оппозиция начнет бессердечно топтать вчерашних гонителей, забыв о милости к падшим? Не будет ли оппозиция блевать взахлеб на фальшивые лозунги о величии, забыв о том, что подлинное величие необходимо?

С любовью к Родине и заботливостью о судьбе нашего народа, с милосердием – только так и такая победит оппозиция. Это востребовано вокруг и поможет быстро победить.

Патриотизм – это прежде всего чувство. А любовь трудно объяснить схемами.

Над моими словами, пожалуй, и рассмеются.

А, не дай бог, получится как всегда – хрястнет качелью возмездия по высокой башне, надломится вертикаль, побежит трещинами русская земля…

Давайте помнить, что нынешняя власть спекулирует на настроениях народа лозунгами вроде: «Россия, вперед!», но лозунг этот честно отвечает настроениям измочаленного народа. Россия должна быть большой, сильной, самостоятельной, и транслировать не столько нефть, сколько особый подход, свою идею, свет миру, добротолюбие.

Распад России – это нам грозит.

Кремль будет наш, но должно с любовью и решимостью удержать груз страны.

И мы узреем ненавязчивые очевидные признания: «Почет бюджетникам-героям – теперь зарплаты им утроим!» или: «Суверенная страна – олигархии хана», или: «Разорви чинуша смету – за коррупцию к ответу!», или: «У нас в стране свобода слова – указ Сергея Шаргунова».

До встречи.

Канонизация 90-х?

Однажды я написал роман «Ура!» и одну из глав назвал «Поздний совок».

Спелое золотое детство прощальной империи было в этой главе. Время, когда даже воздух казался густым, как кисель, каждая черта пейзажа обещала покой и достаток, на всем лежала сиреневатая магическая печать «Сделано в СССР». Помню возмущение критики. «Вот и до романтизации брежневизма докатились…» – едко недоумевал уважаемый критик Немзер. Позитивный взгляд на период мрущих один за другим генсеков казался противоестественным и эпатажным. Все это было еще до сериала «Брежнев» и иже с ним, до повального увлечения граждан ретро-мелодиями.

Сегодня глава «Поздний совок» стала явью. Страна бесконечно и сладко спекулирует на достижениях и образах позднего совка. И нравы тогда были чище, и государственный аппарат был, в общем-то, вегетарианский, и самая большая на свете территория скорее величественно развивалась, нежели загибалась. Так считают люди. Долг писателя и политика – ощущения людей улавливать, как точным зеркальцем улавливают рассеянный свет, а дальше можно выводить гулять по стенам тех блестящих солнечных зайчиков, которые суть «искусство» или «идеология». (То есть можно и иногда нужно не соглашаться с общим, коллективно-рассеянным мнением, но улавливать это мнение надо, потому что это мнение и есть историческая тенденция.)

Я же теперь предупреждаю: рано или поздно (вероятно, достаточно скоро) в обществе начнется романтизация 90-х.

Да, кромешных 90-х, когда всех нагнули с приватизацией и вкладами, танки шарахали по Белому Дому, началась чеченская война, пьяный Ельцин плясал и шатался, и все было просто жуть.

До недавнего времени поздний совок тоже считался злом. Разложение элит – типажи циничной мрази-комсомольца и маразматика из Политбюро, ступор экономики, обрыдшая пропаганда. Кошмар. Ан нет, полюбили и теперь облизываем совок, как оказалось, вовсе и не помоечный, а золотой.

Что тому виной? Конечно, последовавший за совком период. Свобода в экономике, политике, культуре обернулась нищетой, болью и унижением маленького человека, который якобы перестал быть советским винтиком и оказался либеральной солью земли. Вот-вот. Растерли благополучных стальных советских винтиков до состояния соли, многих закопали в землю, некоторых пока ветер еще носит над землей, неприкаянных.

Эти потерянные люди с тоской неизъяснимой и присягают сейчас на верность позднему совку. Они молятся на священный жирный слой в десять или пять лет, когда их предсказуемое, расцвеченное ансамблем «Пламя» существование было столь близко к освобождению.

Чем ближе к падению, тем острее ностальгия. 84-й – слезы ручьем! Близко изгнание из рая! Рай еще тянулся, тяжелый, переспелый, наливалось гнилью родимое пятно у последнего генсека, чтобы через короткое время, прорвав гниль, вырвался огонь катастрофы.

Короче, люди ностальгируют.

Но есть люди, рожденные уже после СССР, выросшие в новой реальности. И тот смысловой откат в поздний совок, который происходит нынче как символическое отмщение за поломанные судьбы их отцов, этим новым, несоветским людям чужд.

* * *

Мы привыкли жить символами, а не фактами, словами, а не делами.

Почему де-факто провалились 90-е? Потому что либералы, имея власть, вполне могли бы обеспечить прозрачность судов, обуздать коррупцию, повысить безопасность и благополучие, но они лишь расхищали собственность, прикрываясь пустыми словами вроде «реформ» и «демократизации». Настоящих практических реформ, кроме разворовывания, не было.

Но ведь и поздний совок вовсе не был так прекрасен, как хотелось бы. Зачем же мы на него любуемся? А нам нравятся апокрифы! А мы наслаждаемся мифами! Поздний совок – это единственное противоядие, приняв которое, отходишь от обмана и насилия 90-х.

Тут и начинается самое интересное. Каким войдет в народное сознание первое десятилетие 2000-х годов? Как период стабилизации, порядка, повышения качества жизни, или?.. Или – очередного пустословия, только «патриотического»? Уже сейчас вошло в обиход понятие «нулевые годы». Может быть, через несколько лет, после какого-нибудь экономического кризиса люди будут плеваться, вспоминая грандиозный обман, удивляясь: чем же мы дышали в условиях полной несвободы, необычайного усиления чиновников, спецслужб и прочих держиморд? Куда это, в какие иллюзорные мракобесные топи мы свернули с проторенной европейской дороги?

Не хотелось бы, чтобы так говорили.

Но так обязательно будут говорить, если нынешние патерналистские ужимки останутся прикрытием очередного передела собственности.

В перестройку и в 91-м народ вдохновенно поверил в образ «свободы», но жестоко разочаровался. Западные ценности оказались сурово дискредитированы. То, что сейчас народ уверовал в «патриотизм», обещает крах веры. И новый виток новой абсурдной веры.

Снова предупреждаю: романтизация 90-х!

Попробую встать на позицию подобного романтика.

Это было время свободы… Да, Ельцин стрелял в оппозицию, но сразу же и дал восстановиться ей в полную мощь. Да, начал войну в Чечне, но и устроил мир. И т. д. и т. п…

Сво-бо-да! Особенно поздние 90-е. 98-й год. Накануне кризиса. Я говорю и о Москве, и о крупнейших городах, куда постоянно наведывался. До кризиса ощущение появившегося «среднего класса» было таким же, как и сейчас. Даже большим. Кафе забиты посетителями. Веселые кислотные девочки гуляют всюду. Пирсинг, тату, Гайд-парк. Веселое телевидение. На митингах Анпилов жжет, шахтеры загорают на Горбатом мосту, милиция не мешает. НБП не чувствует нужды устраивать что-то противозаконное, тусуется эстетски. Улицы гораздо приветливее, чем сейчас. Никто не ждет взрывов домов или метро или захватов школ. Да, были Буденновск и Кизляр, но в целом все нормально, страх террора не мучает, потому что власть не перегибает палку. Время бодрости, вольницы, полемики, и никаких тебе тупых фанатов президента с бейсбольными битами. Дать бы этому времени нынешние цены на нефть – и вперед, с песней Лагутенко: «Ее мальчик далеко, в чужих морях пьет других девчонок сок!» Идущие врозь… В нормальное свободное общество.

* * *

Только что я озвучил не собственное мнение, а то мнение, которое обязательно зазвучит в народе, если власти не перестанут заниматься исключительно пиаром вместо реального улучшения ситуации в стране. Пока уровень жизни не шибко лучше, чем в 90-е, а вот свободы мало. Это значит, что идеалы «суверенной демократии», а проще – патриотизма будут опорочены, как это уже случалось с идеалами «либерализма». И будет – извините за пошлое слово – спираль.

Это значит, что смысловой либеральный реванш неизбежен. Допустим, после 2010 года. Тогда-то и прозвучит сакраментальное: «Как же вы жили при Путине, бедненькие, когда вам даже пить пиво запрещали на улице, отменяли студентам отсрочки от дикой армии, и за малейшую политическую выходку сажали в дикую тюрьму и справляли на дикую зону? Нет, вот в 90-е было зашибись!»

Советские люди улягутся в землю, ельцинское молодое поколение станет зрелым. Романтизация 90-х настанет. Ельцина канонизируют.

А дальше?

Обман и разочарование – это конвейер. Будут сплошные слезы народные и новые мифы о недавнем прошлом – пока российская властная элита не преобразится и не возвысится до внутренней революции. Надо быть как Петр Первый, как янки с их протестантской этикой, как черти лысые.

Реальными надо быть, а не мыльными.

О возврате ценностей

Общество ничем уже не удивишь. Последнее, что может шокировать и взбодрить, как электроразряд в погасшее сердце, – возврат ценностей.

Что такое эти ценности?

Заунывное доктринерство, назидание скрипучим голосом, промывка мозгов, отказ от энергичности в пользу музейности, оглушение нечестивых колокольным звоном?

Ценности – это, прежде всего, нечто выходящее за рамки привычной политической возни, бессмысленного междусобойчика. Нечто, обращенное от продажной закисшей элиты, – к «другим».

Верить в ценности – значит иметь собственную правду. Ту, которой можно заразить других. Которая внятна. Апеллирует к вселенскому.

Такой «русской правдой» могла бы стать идеология добротолюбия. Но пока разговор о потребности в ценностях как таковых.

Во все времена власть имущие старались подводить под свои действия, даже самые жесткие, ценностную базу, обращались к глобальному благу человека – будь это спасение души, интересы труженика или свобода выбора. «Нравственно то, что служит делу революции/пролетариата», – на разные лады повторявшаяся нечаевская и позднее ленинская мысль была своеобразной индульгенцией «красных репрессий». И ведь действительно, красная полоса развела отца и сына, брата и брата, люди гибли не только от рук «главного класса», пролетариата, но и с верой в его историческую победу.

Мы клянем Джорджа Буша, однако все ли могут устоять перед пресловутым букетом «демократических аксиом» и «прав личности», которые этот суровый ковбой преподносил очередной стране-изгою, оправдывая свое желание бомбить и володеть? Давайте называть Запад эксплуататором, уличать в двойной морали и глубокой недемократичности, и все же человек адекватный понимает: претензии Запада – не просто повод к хищной агрессии, а следствие стройной системы ценностей.

* * *

Есть ли у нас такая ответная система?

К сожалению, правящая российская элита все глубже погрязает в убежденности, что идеи не нужны – нужен эффективный менеджмент, охватывающий все сферы жизни. При таком лишенном «завиральных идей» отлаженном управлении можно неплохо торговать сырьем и держать граждан в узде, подкармливая их и полностью контролируя политический процесс. А на вопросы «общественности», возмущенной очередным беспределом ОМОНа или телевизора, отвечать с менеджерской усмешкой: «Да все же хороши… На свете правды нет, но есть суверенность».

Разумеется, в этом проблема не только России, но и Европы и США. Менеджмент все активнее оккупирует сознание элит – и непосредственно через власть корпораций, и идеологически, вытесняя всяческую идеологию и замещая ее чистой коммерцией.

До добра такое не доводит.

Почему война с Гитлером была войной человечества за свое будущее? Да потому, что, несмотря на внутригерманский пафос, в плане вселенском нацисты действовали как космические пираты – наглые убийцы и поработители остальных народов, разорвавшие законы и пакты, идеологически оправдывавшие захват «чужого ресурса». Именно здесь сущностное значение Второй мировой войны – победа над силами тотального пессимизма, цинично рифмующегося с «эффективным менеджментом».

Почему проиграл Советский Союз? Потому что под конец он оказался идеологически гол. Некому было обосновать удержание Восточной Европы. Нечего было сказать гэкачепистам на своей пресс-конференции, ибо они понадеялись на танки. И были не только наивны, но и слепо-эгоистичны.

«Жалок тот, в ком совесть нечиста», – пушкинский приговор надо понимать шире, чем инвективу в адрес провинившегося властителя. Это приговор туркменбашизму – никчемной пошлости абсолютизма. Другое дело – Петр, хоть и отметившийся насилием, но движимый высшими задачами: «О мощный властелин судьбы!/ Не так ли ты над самой бездной/ На высоте, уздой железной/ Россию поднял на дыбы?».

Как ни полагайся на силу и дутые рейтинги, но если политик не задумывается о глобальном оправдании себя, о метафизике, о своей большой правде, о ценностях, итог такого политика печален.