Текст книги "Битва за воздух свободы"

Смерть молодежной политики

Надоела молодежная политика!

Противно это кислое словосочетание и обычно окружающие его колючие, как плавники, кавычки.

Для наступательной личности молодежность может быть исключительно прикрытием – средством максимально быстрого попадания вверх и вперед, в руководство большой партии и на передовую политической борьбы.

Если ты молод и рвешься, да, рвешься в риал политикс, если тебя влечет жаркая глина истории, и ты не хочешь всю жизнь проскулить в бессильном углу какой-нибудь аналитики, что делать? Сколачивать товарищей. Таков твой шанс на риал лайф.

Не успел я возглавить организацию, тотчас все кругом начали делать ставки, как долго это продлится: месяц или целых три? Ротозеи и завистники не могут отказать себе насладиться сценой драмы: пришел вдохновенный юноша с книжкой под мышкой и пожран был Аппаратом, и только вырванная мятая страница валяется на ковровой дорожке в коридоре власти. Чу! – близится уборщица Светлана, гудя пылесосом забвения.

Но организация была жива. Странствия, творческие вечера, ночи в КПЗ, памфлеты и речи, марши по брусчатке, танцы под ковром она пережила. Остановилась на имени «Ура!». И изготовилась к новому марш-броску.

И я вдруг понял: это не должна быть молодежная организация.

По-настоящему понял, совершив новый бросок. Успешный. Лоб в лоб столкнувшись с монолитом Системы и покидая «партийный контекст» РФ.

Давайте вспомним, как у нас стала модной молодежная политика. Пик пришелся на 2005 год, тогда молодежная активность рифмовалась с протестом, а протест – с восстанием.

Можно сказать, революция в России уже случилась. Яростная, но малочисленная, прокатилась, пенясь, как древняя подасфальтная речушка Неглинка, и так и не вырвалась на историческую поверхность. Эта московская фрустрированная революция сравнима с несколькими часами мятежа в городе Андижане. Для Андижана все обернулось кровавой баней. Для разгоряченной московской молодежи – колючим декабрем 2005-го, когда после выборов в городскую Думу старшие товарищи из «Родины» и «Яблока» не поддержали младших, желавших устроить Площадь.

Теперь молодежная политика напоминает фальшивую манежную речку Неглинку, протекающую среди яркого кафеля, но не из нутра земли, а из обыкновенного водопровода.

Власть расправилась с протестантами. Она создала отвязные и управляемые движения, перехватившие пылающий файер из ослабевших рук избитых АКМовцев или посаженных нацболов. Эти движения в интернет-терминологии можно назвать фейками – лжеюзерами. Фейки стали действовать теми же наглыми партизанскими методами, что и радикалы. Но если радикалов отправляют в лагеря за растяжку плаката на здании, то фейкам дозволено все, включая захват пресс-центра АИФ.

Основная характеристика фейков, отличающая подделку от оригинала, – безыдейность и склонность к массовке.

* * *

Итак, в битве за молодежность власть если и не добилась победы, то уж точно крепко дискредитировала буйство юнцов с бомбометанием помидоров, уличным театром и захватом присутственных мест. Власть жадно заграбастала флэшмобы, граффити, битые стекла, жженые флаги, падонкофские слоганы, а Че Гевара красуется на гламурных стягах «кремлевских отличников». Опопсение партизанщины еще не повод для истинных партизан-двоечников отказываться от своих вылазок, по-прежнему сулящих тюрьму, но и не причина встраиваться в хвост розовощеким отличникам, пытаясь дорасти до состояния безликих троечников.

В наши дни те, кому есть что обдумать и сказать, должны, подумав, сказать власти спасибо за чудесную возможность освободиться из скользких границ молодежной политики.

Во всем мире молодежная политика – это отстойник для карьеристов, которые, вдоволь порезвившись и полебезив, воплощаются в полноценных функционеров. Такие отстойники создают европейские партии. В России система примерно та же. Наспех сооружено с десяток отстойников, в которых резвится и лебезит скорая смена одной-единственной нашей партии – власти. Вот даже «Политзавод» придумали в «Единой России» специально, чтобы головастики не скучали. В лягушачье царство принимают денежных и клановых, но сама схема классична. «Молодой политик» – мелочь пузатая, которая тужится изо всех жиринок, дабы выбиться в пучеглазый и брюхатый upper class.

Проще говоря, молодежная политика со всеми ее потешными эксцессами – псевдоним чиновной карьеры. Это не мгновенный путь к властным рычагам и не путь к сердцам и умам современников. Это изматывающее вытравливание из себя всего подлинного, свободного, честного, пока не превратишься в мерзкую лягушку, млеющую бок о бок с другими бесполезными лягушками. На глянцевом берегу фальшивой Неглинки…

Но во всем мире реальные ребята – левые, правые, интеллектуалы или бестии – не цепляются за молодежность. Их возраст – это их сила, их смелость, выносливость, белизна зубов, крепость чресел. В правилах борьбы и в размахе идей они сами по себе.

Так и у нас должно быть!

Большинство отечественной идейной молодежи уже может создавать или возглавлять партии. Так надо делать, парни, наперекор обстоятельствам, а не заглядываться в чьи-то вареные гляделки.

Другой вопрос – куда податься, где взять необходимый ресурс для деятельности?

Кажется, я знаю, что делать. Стоит рисковать.

Для самостоятельных, для идейных, для истовых молодежная политика – часть личной истории. Одни, вроде молодежного «Яблока», хотели либеральной революции; другие, вроде «Евразийского союза молодежи», хотели их загасить; третьи, вроде молодежной «Родины», желали кардинальной встряски в пользу национального возрождения; четвертые, вроде АКМ, требовали ярко-красной революции низов.

Однако все были настроены на перемены и смыкались в секретном и экзотерическом, подсознательном и кричащем: «Дайте власть – идейным и творческим».

Большинство известных молодых деятелей вместе с командами уже зрелы, их статус «вечных политических подростков» воспринимается как анекдот.

Вы – сами сила. Рискуйте, навязывая новую линию. Не акцентируйтесь на юности.

Забудьте про нее.

Битва за воздух

Это напоминает бескислородную истерику.

В Москве возле метро «Университет» жильцы не дают рубить остаточную «зеленку». Крики, вой, частная фирма палит из револьверов над головами.

В городе Краснокамске жители захватили Городскую Думу, дабы остановить «уплотнительную застройку», в результате которой островок детской площадки должен съесть магазин.

Странная забастовка на Пермском пороховом заводе. Люди вроде и работают, но утверждают: «У нас – забастовка, а нового директора не признаем и не любим».

Тольяттинский АвтоВАЗ. Просят повысить зарплату до двадцати пяти тысяч рублей, столько обещала платить заводчанам, идя на выборы, «Единая Россия». Условия труда рабочих – нереальные. Почему не заплатить, округляя, тысячу баксов измученному рабочему в стране, где Стабфонд и прочие мешки денег рекордно вспухли? Чем прокопченный, оглохший и одышливый работяга хуже офисного бездельника? А получает нынче раб-рабочий в среднем двести-триста долларов…

Пролетарий – это священный и проклятый род. «Летающий пролетарий», – говорил Маяковский. Люди из античной мифологии, нищие духом и кошелем, пьющие, не спящие, грубые, обреченные на муку. ОНИ ОСТАЛИСЬ.

Главный пафос забастовки на АвтоВАЗе не деньги. Пафос в том, что сквозит во всех этих акциях протеста. В самом простом.

ДАЙТЕ ВОЗДУХ…

А то сердце лопнет!

Не случайно в петиции автовазовцев акцент поставлен на «условиях труда». Рабочие пишут об адовой температуре, об отсутствии ветерка в цехе, о системе кондиционеров, которая не менялась тридцать лет и стала трухой. Людям нечем дышать. Рабочих на Пермском пороховом заводе тоже бесит, что «обстановку нашего труда никто не намерен улучшить». Тяжелые пороховые легкие. Люди рвут и мечут из-за убиения деревьев и «уплотниловки», потому что лишиться последних глотков воздуха среди городского чада страшно, как лишиться последнего рассеянного света надежды.

* * *

За какой такой воздух поднимаются люди? Только ли за буквальный кислород? Они поднимаются за иссякающее гражданское право. В протесте заводчан много диковатого, нелепого и случайного, как в шатком бреду подводника, теряющего жизнь от кислородного голода. В протесте горожан, бьющихся за клочок зелени, так много лютого, истошного, истеричного, нехарактерного даже для гневных 90-х.

Откуда эта неадекватность?

От страха. Страха, что уволят, привлекут, отобьют почки, унизят, посадят за «социальную рознь». Люди, зачастую даже не вникая в ужесточение законов и процедур, чувствуют кожей, как становятся все безголосее. И они начинают истерить – протестом.

Велика обреченность в их протесте, но потому и точна их правда.

Власть должна услышать эти сдавленные хрипы и писки. Дать воздух гражданских возможностей. Дать воздух диалога (между профсоюзом и администрацией, товариществом жильцов и префектурой, рабочим и министром).

Низовые полураздавленные организации, знаю, придут на выручку к протестантам. Подсобят, принесут баллоны с кислородом – укрепить силы, уверить, что бедняги не брошены со своей отдельной бедой и беда эта рифмуется с бедой федеральной. Существенно – проследить за судьбами протестантов, иначе местные власти, прокуроры и заводчики свершат над ними гнусную тихую расправу.

Человек имеет право забастовать, человек имеет право защищать парк под окном, так случается во всем мало-мальски социально-развитом мире, и не надо толкать Россию в болото Нигерии, где эксплуатируемые добытчики алмазов хватаются за автоматы. Если мы не желаем внезапных и запредельных «выходок» – давайте вернем воздух обычному человеку, потому что телекартинка дыхалку ему не заменит.

Там, где вводят налог на воздух, – получают нигерийского партизана-крокодила.

А те офисные бездельники-политологи, которые поспешили объявить нынешний протест «немотивированным и кем-то инспирированным», пускай готовятся к ссылке на медно-кобальтовый рудник с подачкой в пять тысяч рублей и единственным правом – на молчание.

Не по сеньке санки

Власть словно бы и не хочет знать о законе исторического возмездия. Между тем такой закон работает исправно. Он гласит, что не только откровенные злодеяния, но и умышленные недомолвки, и приемы ложной пропаганды, способные скрыть злодеяния, трактуются общественным мнением как злодеяния.

И еще. Тем хуже для власти, чем больше активных людей она лично, не идеологически, но лично против себя обратит.

Народное безмолвие не мешает формироваться общественному мнению. Это мнение возникает не одномоментно, не как бойкая реакция «респондента», наспех озвученная в микрофончик, подставленный социологической службой. Оно накапливается трудно и тяжело, иногда годами, под влиянием людей активных, пока не застынет мутным и веским, мифологизированным и противоречивым, но в основе своей твердым – вердиктом.

В связи со всем этим непонятно: неужто власть, все еще правящая Россией, надеется на одобрительный вердикт? Неужели ждет понимания и прощения или даже исторической похвалы?

С одной стороны, ведут они себя как временщики, пильщики бюджетов и непробиваемые роботы, которым побоку «посторонняя лирика». С другой – велики их пиар-усилия, и мнится, что за этим не просто операция прикрытия. Так настрелявшийся богатенький браток приходит в церковь («Отпусти мне, батюшка, грехи»), и не столько кается, сколь красуется и ждет, что его к лику святых причислят. Примерно с тем же настроем власть вваливается к услужливым политтехнологам и безотказным телевизионщикам («Отмойте, да отскоблите, да оправдайте…»).

Следовательно, представители власти чают, будто пустая брехня о «наведении порядка» и «воскрешении национальной гордости» будет осознана страной как явь. Возможно, символические, вербальные результаты, достигнутые непосредственно властью, могли бы быть вменены ей в заслуги, если бы власть смогла вовремя остановиться.

И теперь припомнят этой власти сущностное, психологическое, характерное. То, что въедается в соленые анекдоты и траурные мифы. Менеджерский цинизм и мелкую мстительность, тупость насилия и конструирование «культа личности».

* * *

Отчего же власть не притормозит? Зачем все дальше уносит себя к срамному банкротству?

Все потому, что утрачено чувство реальности. Да и изначально элементарную адекватность кое-как заменяла экономическая конъюнктура. Не по Сеньке шапка, не в свои сани власть села, вот и давит встречных-поперечных, грубый и нелепый, вспотевший малый, и тяжелая шапка наползла на глаза…

Гремят Сенькины санки, скрежещут по асфальту, брызжет снег. Кто врассыпную, кто фальшиво лыбится, благословляет. Летит Сенька, сияет на солнышке сталь. С ненавистью замер в толпе инвалид, которому в прошлому году отхватило ступню вместе с валенком…

И как будто и не видит Сенька, сколько у него врагов, сколькие не простят ему унижения и боли быть сшибленными санями. Не в идеологиях уже дело, в личных, личных счетах! Мчит слепоглухой, только зубы сверкают победными рядами. А когда врежется Сенька в сугроб, и стащат его с саней, кто придет на выручку среди гама и улюлюканья? То-то и оно – ни одна душа.

Что же делать здравомыслящим современникам этого Сеньки и этих его санок?..

Кидаться под полозья?

Нет, надо жить своей жизнью. Научиться игнорировать Сеньку с санками.

Последнее время наблюдается интересное развитие актуального. Вчера нужно было пытаться сколачивать движения, выходить на улицы, сегодня – достаточно лично не принимать происходящее, быть самому себе – партией. Ведь Сенька ведет войну уже не против партий, а против личностей. Вот и требуется лично его отвергать. Вчера была потребность спорить с теми, кто возвеличивал эту систему, маркировал ее мнимые успехи. Сегодня – оторопь и иронию вызывают уже те, кто всерьез заговаривает о «современной политике».

Значит, Сенькин сугроб не за горами.

Птичий грипп

Заледенелые деревянные петушки-курочки высятся над Кремлем, над Москвой, над русской изможденной заморозками землей.

И несется из поднебесья тоскливая песнь о стабильности, о бесконечности «царя Дадона».

 
Петушок с высокой спицы
Стал стеречь его границы.
Чуть опасность где видна,
Верный сторож как со сна
Шевельнётся, встрепенётся,
К той сторонке обернётся
И кричит: «Кири-ку-ку.
Царствуй, лёжа на боку!»
 

Дешево золотясь под мощными струями прожектора, птичка-мутант индевеет над нами. Фальшак, обманка. Кукарекает о предсказуемости жизни, о росте ВВП, о незамутненном мире. Над Россией вещая птичка, нанизанная на нефтяную иглу.

Но вот вспыхнул птичий грипп. Словно кто-то подпалил деревяшку и пустил «красного петуха»… Азиатская зараза… Жар убивающий.

Одни говорят, что эпидемия гриппа – это выдумка, деза, дерзкая афера, пропагандистский блеф, то же самое, что «оружие массового поражения», некогда спрятанное в Пустоту по-чапаевски лихим Саддамом Хусейном. Нет никакой эпидемии. Масштабы бесстыдно преувеличены. За истреблением температурных птичек – экономическая выгода и геополитический расчет, так же, как за закланием больных бешенством британских буренок.

Другие говорят, что изобретение спасительной вакцины произойдет не скоро, а до этого грипп-оригинал выкосит половину земного шара, превзойдя средневековые босхинианские марши чумы и проказы.

Третьи говорят, что некто Грабовой решил сменить фамилию на Грипповой, и теперь уже не обещает воскрешать детей. Он решил превратить несчастных матерей в черных куриц.

А еще говорят, что кур доят…

А еще говорят, что не за горами летний – «грипп грибной», передающийся с помощью белых, подосиновиков, сморчков, мухоморов, опят – всех, кто под шляпками. Не извести упрямую грибницу. Леса закроют на карантин. Давайте последний раз сходим в лес. Давайте поцелуем снег.

* * *

В городе снег не снег. Под воздействием радиации городских учреждений снег, выпав, сразу тает. Погода в Москве соответствует политическому шизоидному климату, раздвоенности власти на злого бойцовского деспота и мокрую трепетную дурочку. Снег ложится и убегает ручьями. Власть не знает: либерализм или диктат, петушок не слушает курочку. Такая власть курам на смех. Горожанин шмыгает носом. Чихает на власть. Равнодушно чихнув, тут же хватается за сердце: а вдруг это проклюнулся легендарный грипп?

Кто от него исцелит?

Опять г-н Грабовой?

Нашелся повод для ЧП. Тотальный грипп – это взрывы домов от чиха к чиху. «Царствуй, лежа на боку…» – кричит бравурная наседка бредовым видением лохматясь над постелью.

Ну а если отдельные случаи адской хвори вызовут очистительную панику? Вслед за соляным и медным в русской истории возникнет гриппозный бунт. Так на заре двадцатого века схоже явилась зловещая «испанка».

Мы ждем сигнала. Хотим узнать, откуда придет весть о новом мире, какая внештатная ситуация – землетрясение на Манеже, веерное отключение света или отмена передачи с Петросяном – возмутит и поднимет народ…

Спасение бывает неожиданным. Гуси спасли Рим. Квелая тульская хохлатка, быть может, снесет дорогое яйцо, яркий тяжелый дар.

Знаем ли мы будущее?

Человек нового времени, шатаясь, кашляя, давясь огненным яйцом, выдыхает: «Нет!»

…А пока внимательно читаем Пушкина.

 
И в глазах у всей столицы
Петушок спорхнул со спицы;
К колеснице полетел
И царю на темя сел,
Встрепенулся, клюнул в темя…
 

Чучело зимы

Масленица – праздник, весьма характеризующий все режимы, вступающие в период стабилизации.

Для святой Руси это было и милым русскому сердцу «вчерась», и неизбежностью нововведений. Разве можно только и знать, что крушить идолища и воевать жрецов отставленного культа? Власть разумно подыграла ностальгии масс. С одной стороны, формально – язычество, ретропесни и пляски, даже сожжение чучела зимы, а на деле – полное надувательство, подготовка к Великому посту. «Не все коту Масленица…» – можно прочесть и как «скоту», презрительно-рассудочные аналитики и политтехнологи и тогда щурились на темных, ухающих с горок и ахающих над кострами простолюдинов.

Сейчас тоже ретро. Сшибать с постаментов фигуры Ильича, тянуть крючьями Дзержинского, переименовывать улицы и станции метро – уже не модно. Все слушают ансамбли «Пламя» и «Песняры». Вроде реставрация, но нет, как бы не так, профанация!

Поскольку всем смыслам свойственно расширяться до безобразия (культура длится, табу и условности отпадают), то и остановка общества – странная какая-то, маскарадная, игровая. Православие, советизм, либерализм. Триколор для шизофреника, и каждый вправе усматривать свой цвет в позиции наших властителей: белый – благородный, седой, монархический; красный – сталинско-кумачовый; голубой – либерально-весенний…

Здесь вам и сусальное золото святой Руси, и окладистые бороды духовенства, и Владимир Красное Солнышко нации, и расслабленная рыночная реальность, представленная профурсетками и икающими парубками, перебравшими баночных коктейлей. Всего понемножку – спасительный девиз Масленицы.

Постмодернистский бред продолжается в Кремле, где, строго следуя православным канонам, на обед всю неделю будут подавать только рыбное в сопровождении блинов, что символично. «Блин» – то слово, которое тайно знаменует последние годы и вот-вот сорвется с уст важного чиновника, пополнив прочие гангстерские перлы.

Также отдельные высокопоставленные деятели, возможно, резонно предложили отменить народные гуляния и скакания по случаю Масленицы, дабы страна не забывала о недавних трагедиях. Сложно возражать логике траура. Однако кроется предположение, что вся проблема в венчающем торжества сжигании чучела зимы. По информации компетентных структур, это шоу может быть использовано подрывными силами как манифестация отречения от Фальшивого Порядка, Шутовского Пугала, Красного Солнышка, которое светит, но не греет, и прочая…

* * *

В общем, властители «мудро» рассчитали: пусть шизофренический, но порядок надо поддерживать и тянуть время, пока хаос не начнет сам собой твердеть и структуризироваться, в конце-то концов, заработают заводы, а в идеологии один из цветов триколора подавит остальные.

Но само ничего не осмыслится. Так и будет тянуться жевательной резинкой розовая власть (коммуноцарская) и журчать голубая растленная несамостоятельная экономика. Скверну, скуку, порочную стабилизацию и слабосочное «авось» в свое время разрубил Петр Великий, которого заботило не угождение подсознанию и иллюзиям подданных, а ощутимые, волево направленные свершения.

Единственное, что белеет, будто снег, – русская литература. Всегда бела она с чистого листа. И писать всегда можно про многое: и про родные гульбища, и про обильные пиршества (см. парижские полуголодные смакования Ивана Шмелева!). Особенно интересно отдаваться писательству во дни скуки и внешней бессмыслицы. Нет никаких забот суетного света. Даже Масленицу толком не празднуют, ибо повод выпить и погоготать есть всегда, а чего празднуем – расплывчато до невнятицы. В меню – ни рыба ни мясо, за окном – ни мороз ни оттепель.

Зато для литературы – мороз и солнце, и требует поэта к священной жертве Аполлон, равнодушный к князьям земным с их потугами и опасками.